Кавабата Ясунари. Стон горы

   – А что сейчас делает Аихара?
   – Тайно торгует наркотиками, в общем, что-то вроде этого. Темная личность. Сначала пьянствовал беспробудно, а теперь еще и сам в наркомана превратился.
   Ясуко испуганно посмотрела на Синго.
   Ей стало страшно не столько за Аихара, сколько за мужа, который до сегодняшнего дня тщательно все это скрывал.
   Синго продолжал:
   – Однако и его мать, хоть и еле волочит ноги, тоже, кажется, не живет дома. Там какие-то посторонние люди. В общем, Фусако, у тебя больше нет дома.
   – Где же в таком случае все ее вещи?
   – Мама, и шкаф, и бельевая корзина пустые, – сказала Фусако.
   – Да? Ты ведь приехала с одним-единственным фуросики. Неужели все пошло прахом? Невероятно… – вздохнула Ясуко.
   Синго подумал, что Фусако знает, где сейчас Аихара, и все еще надеется вернуться к нему.
   Как же это случилось, что никто не мог удержать Аихара от падения – ни Фусако, ни Синго, ни сам Аихара? Синго посмотрел на темнеющий сад.

2

   В десять часов, когда Синго приехал в фирму, его ждала записка от Хидэко Танидзаки:
   «Заходила, чтобы встретиться с Вами и поговорить о молодой хозяйке. Зайду попозже».
   Хидэко написала «молодая хозяйка», имея в виду, конечно, Кикуко.
   Синго спросил у Нацуко Ивамура, секретарши, сменившей Хидэко:
   – В котором часу приходила Танидзаки?
   – Да-а я уже была здесь и как раз вытирала ваш стол – около восьми, наверно.
   – Ждала?
   – Да-а недолго.
   Синго была неприятна привычка Нацуко без конца повторять свое тупое, тяжелое «да-а». Видимо, у нее в деревне так говорят.
   – С Сюити она встречалась?
   – Нет, думаю, ушла, не встретившись.
   – Значит, так. Около восьми… – подумал вслух Синго.
   Хидэко забежала к нему, наверно, перед работой и снова сможет зайти только в обеденный перерыв.
   Еще раз посмотрев на мелкие иероглифы, которыми Хидэко исписала краешек большого листа бумаги, Синго выглянул в окно.
   Даже для мая небо было слишком уж ясным.
   Такое же небо Синго видел из электрички по дороге в Токио. Все пассажиры, смотревшие на небо, открыли окна.
   Птицы над рекой Рокуногава сверкали серебром, на лету почти касаясь искрящейся воды. Не случайным казался и красный автобус – он ехал по мосту на север.
   – Небесный тайфун. Небесный тайфун… – Синго задумчиво повторял эту строку из Рёкана, глядя на лес над озером.
   – Ой! – Синго прильнул к окну.
   Та сосна растет, видимо, не в лесу Икэгами. Гораздо ближе.
   Двустволая сосна, господствовавшая над лесом Икэгами, сегодня утром казалась ближе самого леса.
   Точно определить расстояние до леса не удавалось, возможно, из-за того, что стояли пасмурные весенние дни.
   Синго не отходил от окна, пытаясь сделать это сейчас.
   Он ежедневно смотрел на сосну из окна вагона, и однажды ему даже захотелось подойти к ней и установить наконец, где же она растет на самом деле.
   «Ежедневно смотрел», но ведь двустволую сосну он увидел-то совсем недавно. В течение многих лет он проезжал мимо, рассеянно скользя взглядом по лесу Икэгами, в котором стоит храм Хоммондзи, и не видел ничего, кроме сплошного леса.
   И вот только сегодня Синго обнаружил, что сосна растет совсем не в этом лесу. Обнаружил благодаря тому, что утренний воздух в мае удивительно прозрачен.
   Так он сделал новое открытие относительно двустволой сосны со склоненными друг к другу вершинами и обнявшимися ветвями.
   Вчера, когда после ужина Синго рассказал, как он посылал человека к Аихара и пытался хоть немного помочь его старухе матери, Фусако вдруг вскочила на ноги и застыла, притихшая и покорная.
   Синго стало жаль Фусако, и он подумал, что кое-что он все же узнал в ее доме, но то, что он узнал, было так же неясно, как неясно, где растет двустволая сосна.
   Сосна в Икэгами, – несколько дней назад, глядя на нее из окна вагона, Синго заставил Сюити признаться в том, что Кикуко сделала аборт.
   Сосна перестала быть просто сосной, она стала связана с абортом Кикуко. И теперь всякий раз, когда он, отправляясь на работу и возвращаясь домой, будет смотреть на эту сосну, она будет напоминать ему о Кикуко.
   Так было и сегодня.
   В то утро, когда Сюити сделал ему свое признание, двустволая сосна была еле различима в потоках дождя и казалась слитой с лесом Икэгами. Но сегодня сосна отделилась от леса и, ассоциируясь с абортом, приобрела, казалось, какой-то грязноватый оттенок. Может быть, оттого, что погода была слишком уж хорошая.
   – Даже в погожий день человеку может быть плохо, – мрачно пробормотал Синго и, отведя взгляд от неба, видневшегося в окне его кабинета, принялся за работу.
   Днем позвонила Хидэко. Сегодня она очень занята, – срочно шьет летний костюм, – и поэтому не может прийти.
   – Значит, ты уже завалена работой?
   – Да.
   Хидэко немного помолчала.
   – Ты звонишь из салона?
   – Да. Кинуко-сан здесь нет, – прямо сказала она, назвав имя любовницы Сюити. – Я ждала, когда она уйдет.
   – Хм.
   – Алло. Я приду к вам завтра утром.
   – Утром? Опять в восемь?
   – Нет. Завтра я вас обязательно дождусь.
   – Такое срочное дело?
   – Да. Срочное дело, которое на первый взгляд может показаться и не таким уж срочным. Но, по-моему, очень срочное. Хочу поскорее все рассказать вам. Я ужасно волнуюсь.
   – Ты очень волнуешься? Это связано с Сюити?
   – Расскажу при встрече.
   Доверять особенно «волнению» Хидэко нельзя, но Синго обеспокоила ее готовность второй раз прийти к нему, чтобы о чем-то рассказать.
   Беспокойство Синго все росло, и в три часа он позвонил Кикуко.
   Пока прислуга звала ее, в трубке слышалась приятная музыка.
   С тех пор как Кикуко уехала к родителям, он не заговаривал о ней с Сюити. Избегал этого и Сюити.
   Навестить Кикуко в доме ее родителей Синго тоже не решался.
   У Кикуко совсем не такой характер, чтобы рассказывать родным о Кинуко или об аборте, думал Синго. Но кто знает.
   Сквозь приятную музыку в трубке послышался радостный возглас Кикуко:
   – …Отец! Отец, простите, что заставила вас ждать.
   – Ничего. – Синго сразу успокоился. – Как ты себя чувствуешь?
   – Сейчас уже хорошо. Простите, что я так поступила.
   – Ничего.
   Синго не знал, что бы еще сказать.
   – Отец! – снова радостно воскликнула Кикуко. – Я хочу видеть вас. Можно, я приду к вам прямо сейчас?
   – Прямо сейчас? А ты можешь?
   – Могу. Я хочу поскорее с вами встретиться, тогда и домой мне будет не так стыдно вернуться. Ладно?
   – Хорошо. Буду ждать тебя в фирме. Музыка продолжалась.
   – Алло. – Синго не хотелось класть трубку. – Какая хорошая музыка.
   – Ой, забыла выключить… Это– танец сильфид, Шопена. Когда буду возвращаться домой, возьму й собой эту пластинку.
   – Так ты скоро приедешь?
   – Скоро. Но встречаться с вами в фирме мне бы не очень хотелось. Я все думаю, где бы нам лучше увидеться.
   Наконец Кикуко назначила ему свидание в городском парке Синдзюку.
   Синго сначала поморщился, но потом рассмеялся. Видимо, Кикуко решила, что ей пришла в голову блестящая мысль.
   – Вы там будто заново родитесь, отец, – в парке такая чудесная зелень.
   – Как-то раз я побывал в этом парке – ходил на выставку собак.
   – Я бы тоже с радостью пошла с вами посмотреть на собак, – засмеялась Кикуко. В трубке все еще звучал танец сильфид.

3

   Как Синго и договорился с Кикуко, он вошел в городской парк через ворота Окидомон. Около входа висело объявление: плата за прокат детской коляски – тридцать иен в час; плата за прокат циновки – двадцать иен в день.
   По дорожке шли американцы, муж с женой, он нес девочку, она вела на поводке немецкого пойнтера.
   В парке были и другие посетители, но, кроме этой молодой американской пары, не было никого, кто бы так спокойно прогуливался по дорожке.
   Синго пошел вслед за ними.
   Слева от дорожки – густые заросли гималайского кедра, похожего на лиственницу. Когда Синго был однажды в этом парке на благотворительном приеме, устроенном обществом любителей животных, он уже видел мощные гималайские кедры, но сейчас он никак не мог припомнить, в каком месте они росли.
   У деревьев справа от дорожки висела табличка: не то «туя», не то «декоративная сосна» – иероглифы были какие-то смазанные».
   Синго решил, что он пришел первым, и медленно направился по дорожке, упиравшейся в пруд. На скамейке у самого берега спиной к дереву гинго сидела Кикуко.
   Она обернулась и, встав, поклонилась ему.
   – Ты пришла раньше, чем мы договорились. До половины пятого еще целых пятнадцать минут, – посмотрел на часы Синго.
   – Когда вы мне позвонили, я так обрадовалась, что сразу же выбежала из дому. Я просто передать не могу, как обрадовалась, – быстро заговорила Кикуко.
   – Вот видишь, тебе пришлось ждать. Ты не слишком легко одета?
   – Пожалуй. Этот свитер – он сохранился еще е тех пор, как я была студенткой, – смутилась Кикуко. – Дома у родителей совсем ничего не осталось из моей одежды. Если бы сестра не одолжила свое кимоно, то я, наверно, и прийти бы не смогла, сегодня прохладно.
   Кикуко – самая младшая из восьми сестер и братьев, все сестры вышли замуж и живут отдельно, – значит, говоря о сестре, она, наверно, имела в виду жену брата.
   Темно-зеленый свитер был с короткими рукавами, и Синго впервые в этом году увидел обнаженные руки Кикуко.
   Оттого, что Кикуко убежала к родителям, она держалась несколько скованно, и Синго стало жаль ее.
   Не зная, как начать разговор, Синго сказал приветливо:
   – Ты вернешься к нам в Камакура?
   – Да. – Кикуко кивнула. – Я бы хотела вернуться.
   Она повела плечами и посмотрела на Синго. Синго не заметил, как она повела плечами, его поразил аромат, исходивший от Кикуко.
   – Сюити навещал тебя?
   – Да. Но если бы вы мне не позвонили…
   То ей трудно было бы вернуться, – наверно, это она имеет в виду?
   Кикуко запнулась и нырнула в заросли гинго.
   До грузности сочная зелень, казалось, обрушивается на ее тонкую шею.
   На маленьком островке посреди пруда – это был чисто японский пейзаж – забавлялся с проституткой американский солдат. На скамейке у пруда сидела молодая парочка.
   Следуя за Кикуко, Синго вышел к лужайке, справа от пруда.
   – Какая большая, – удивился он.
   – Вы здесь будто заново родитесь, отец. – Кикуко видимо, гордилась, что привела сюда Синго.
   Но Синго, остановившись у мушмулы, которая росла у самой тропинки, не решался ступить на сочную траву лужайки.
   – Какая прекрасная мушмула. Ее никто не тревожит, и она свободно раскинула даже нижние свои ветки.
   Синго был восхищен тем, как свободно и естественно росло дерево.
   – Чудесная форма. Когда я однажды, – давно это было, – пришел сюда посмотреть на собак, меня просто потрясли огромные гималайские кедры с широко раскинутыми ветвями. Интересно, в какой части сада это было.
   – Ближе к Синдзюку.
   – Совершенно верно, я, кажется, действительно входил со стороны Синдзюку.
   – Вы мне уже говорили по телефону, что ходили сюда смотреть на собак, да?
   – Да. Собак было не так уж много, это был благотворительный прием в парке, устроенный обществом охраны животных. Японцев пришло мало, зато иностранцев – очень много. Служащие оккупационных войск, дипломаты – целыми семьями. Было лето. Индийские девушки в красных и светло-голубых шелках были удивительно красивы. На каждом шагу киоски с американскими и индийскими товарами. В то время такая редкость.
   Это было всего несколько лет назад, но Синго не мог вспомнить точно, в каком году.
   Разговаривая, Синго внимательно осматривал мушмулу.
   – Надо будет выкорчевать аралию, которая глушит нашу вишню. Когда вернешься домой, непременно напомни мне, ладно?
   – Непременно.
   – Я люблю нашу вишню за то, что у нее не подрезаны ветки.
   – Конечно, чем больше веток, тем больше цветов… Помните, в прошлом месяце, как раз когда зацвела вишня, мы с вами слушали храмовые колокола – было семисотлетие буддийской столицы.
   – Неужели ты помнишь?
   – Я никогда, никогда в жизни этого не забуду. И еще мы слушали крик коршуна.
   Кикуко вплотную подошла к Синго, и, пригнувшись под ветвями могучей дзелквы, они вышли на огромный газон.
   У Синго забилось сердце, когда он увидел бескрайний, уходивший вдаль зеленый ковер.
   – Какое раздолье. Даже представить себе невозможно, что мы в Японии, да еще в самом центре Токио. – Синго смотрел на огромный зеленый газон, расстилавшийся в сторону Синдзюку.
   – Видимо, позаботились о висте, она необычайно глубока.
   – А что такое виста?
   – Это перспектива. Посмотрите, какими мягкими изгибами уходит вдаль зелень и петляющая среди нее дорожка.
   Кикуко рассказала, что однажды после уроков они пришли сюда всем классом, и учитель им все объяснил. Он сказал, что этот огромный газон, на котором беспорядочно росли вековые деревья, распланирован на английский манер.
   На газоне видны были сплошь молодые парочки. Одни лежали, другие сидели, некоторые прогуливались. Кое-где виднелись группы студенток по пять-шесть человек и дети. Рай для влюбленных, подумал пораженный Синго и почувствовал, что ему делать здесь нечего.
   Может быть, молодежь ведет себя так свободно потому, что находится в свободном парке, который уже не принадлежит императорскому дому.
   Хотя Синго и вышел на газон вместе с Кикуко и теперь они проходили мимо парочек, назначивших здесь свидание, никто не обратил на них ни малейшего внимания. Синго старательно обходил их.
   Интересно, о чем думает сейчас Кикуко. Старый свекор пришел с невесткой в парк, – казалось бы, ничего особенного, но для Синго это было непривычно.
   Когда Кикуко по телефону договаривалась с ним о встрече в парке Синдзюку, Синго не придал этому никакого значения, но сейчас предложение.Кикуко казалось ему странным.
   На газоне несколько Огромных деревьев возвышалось над всеми остальными, и Синго, привлеченный их мощью, направился к одному из них.
   Приближаясь к могучему дереву и неотрывно глядя на него, Синго почувствовал, как оно вливает в него сочность и мощь своей зелени, как природа смывает уныние с него и с Кикуко. «Вы там будто заново родитесь, отец», – как она права, подумал Синго.
   Это было тюльпанное дерево. Подойдя ближе, Синго увидел, что перед ним целых три дерева, хотя издали они казались одним. Цветы их похожи на лилии. Похожи они и на тюльпаны, отчего дерево и называют тюльпанным, – так было написано на табличке. Родина – Северная Америка, растет быстро, возраст – около пятидесяти лет.
   – Неужели только пятьдесят? Значит, моложе меня, – удивленно смотрел на дерево Синго.
   Покрытые большими листьями ветви раскинулись так широко, что свободно могли укрыть двух человек.
   Синго опустился на скамейку, но ему не сиделось. Кикуко даже удивилась, что Синго так быстро встал.
   – Пойдем к тем цветам, – сказал Синго. Вдалеке, на другой стороне газона, ярким пятном выделялись белые цветы, – возможно, это была клумба, – достигавшие высоты склоненных веток тюльпанного дерева. Когда они пересекли газон, Синго сказал:
   – В этом парке устраивали торжественную встречу генералам – героям русско-японской войны. Мне тогда не было и двадцати. И я еще жил в деревне.
   По обеим сторонам клумбы в ряд стояли деревья, Синго сел на скамейку между ними. Кикуко осталась стоять.
   – Я вернусь завтра утром. Попросите маму, чтобы не ругала меня… – С этими словами Кикуко села рядом с Синго.
   – Если хочешь мне что-нибудь сказать до того, как вернешься домой…
   – Вам, отец? Мне о многом хотелось бы поговорить с вами.

4

   На следующее утро Синго проснулся в хорошем настроении, но ему пришлось уйти из дому до того, как вернулась Кикуко.
   – Она просила, чтобы ты не ругала ее, – сказал он Ясуко.
   – Не ругала? Да я сама должна перед ней извиниться. – У Ясуко просветлело лицо.
   Синго сказал лишь, что разговаривал с Кикуко по телефону.
   – Кикуко всегда прислушивается к твоему мнению.
   Ясуко вышла в переднюю проводить Синго.
   – Ну ладно. Всего хорошего.
   Не успел Синго приехать в фирму, как пришла Хидэко.
   – О-о, да ты похорошела. И даже цветы принесла? – приветливо встретил ее Синго.
   – В салон я все равно уже опоздала, и у меня было много времени, поэтому я шла по улице не спеша. А цветочница показалась мне такой симпатичной.
   Хидэко с серьезным лицом подошла к Синго и написала пальцем на столе: «Без свидетелей».
   – Что?
   Синго даже растерялся.
   – Выйди, пожалуйста, ненадолго, – сказал он Нацуко.
   Пока Нацуко выходила из комнаты, Хидэко нашла цветочную вазу и поставила в нее три розы. Платье, видимо, форменное для девушек из салона, немного полнило Хидэко.
   – Простите, что вчера не дождалась вас. – Губы у Хидэко были странно напряжены. – Два дня подряд вас беспокою, и…
   – Ну что ты. Садись.
   – Благодарю. – Хидэко села и потупилась.
   – Сегодня ты из-за меня опоздаешь?
   – Да. Ничего не поделаешь.
   Хидэко подняла голову и посмотрела на Синго – она прерывисто дышала, вот-вот расплачется.
   – Можно рассказывать? Я ужасно возмущена и поэтому, наверно, так волнуюсь.
   – Ну?
   – Это касается молодой хозяйки. – Хидэко запнулась. – Она, видимо, прервала беременность.
   Синго промолчал.
   Откуда это известно Хидэко? Сюити вряд ли разболтал. Но ведь любовница Сюити работает в одном салоне с Хидэко. Синго забеспокоился.
   – То, что она прервала беременность, это еще полбеды… – Хидэко снова запнулась.
   – Кто тебе об этом сказал?
   – Деньги на врача Сюити-сан взял у Кинуко-сан. У Синго сжалось сердце.
   – Мне это показалось кощунством. Такой поступок очень оскорбителен для женщины. Сюити-сан совсем бесчувственный. И мне стало так жалко молодую хозяйку, так жалко. Сюити-сан, наверно, дает деньги Кинуко-сан и поэтому считает их как бы своими, но все равно это очень непорядочно. Сюити-сан просто ни с кем не считается. Ведь такие деньги он мог бы достать где угодно. Разве это хорошо – ни с кем не считаться?
   Хидэко с трудом сдерживала дрожь.
   – Кинуко-сан тоже хороша – безропотно отдала ему деньги. Я ее совсем не понимаю. Я злюсь на нее, все это мне ужасно противно, я даже хочу уйти из салона, чтобы не видеть ее. Вот почему я и пришла поговорить с вами. Я понимаю, что не должна была надоедать вам своими пустыми разговорами, но…
   – Наоборот, я благодарен тебе.
   – Вы ко мне так хорошо относились, когда я у вас работала, и молодая хозяйка, хоть я ее видела мельком, очень понравилась мне, вот я и решила все рассказать вам.
   Глаза Хидэко, полные слез, блестели.
   – Сделайте так, чтобы они расстались.
   – Хм.
   Она имела в виду, разумеется, Кинуко, но Синго в ее словах слышалось другое: сделайте так, чтобы Сюити и Кикуко расстались.
   Так он был потрясен и растерян.
   Синго поразило бездушие, нравственное падение Сюити, ему казалось, что и он, Синго, погружается в су же трясину. Его охватил страх.
   Хидэко сказала все, что хотела, и собралась уходить.
   – Подожди, – стал вяло удерживать ее Синго.
   – Я к вам еще забегу. А сегодня лучше уйду, мне так стыдно, так хочется плакать.
   Синго почувствовал, какая Хидэко добрая и чистая девушка.
   Раньше он возмущался черствостью Хидэко, поступившей по рекомендации Кинуко в салон, где та работала, но насколько Сюити, да и он сам, черствее Хидэко.
   Синго растерянно смотрел на пунцовые розы, оставленные Хидэко.
   Кикуко слишком целомудренна, чтобы родить ребенка от Сюити, у которого есть женщина, но не оказалось ли целомудрие Кикуко растоптанным?
   Синго невольно закрыл глаза, представив себе, что сейчас, в эту самую минуту, Кикуко, ничего не подозревая, возвращается в их камакурский дом.

След от раны

1

   В воскресенье утром Синго стал спиливать аралию, разросшуюся у ствола вишни.
   Если не подкопать корни, аралию все равно не выкорчевать, думал Синго и бормотал про себя:
   – Ничего, как только появятся новые побеги, сразу же срежу.
   Он уже не раз спиливал аралию, а она разрасталась все гуще. Но Синго никогда не любил корчевания. Да и сил на это у него уже не хватало.
   Спиливать побеги аралии не составляло никакого труда, но их было так много, что Синго даже вспотел.
   – Давай я тебе помогу, – подошел к нему Сюити.
   – Не надо, – сухо сказал Синго. Сюити продолжал стоять.
   – Меня послала Кикуко. Отец, сказала она, спиливает аралию, пойди помоги ему.
   – Вот как. Ничего, мне осталось немного…
   Синго сел на кучу спиленных веток и посмотрел в сторону дома – на веранде, прильнув к стеклянной двери, стояла Кикуко. На ней было яркое оби.
   Сюити взял с колен отца пилу.
   – Срезать все подряд?
   – Да.
   Синго смотрел, как ловко работает Сюити. На землю легли последние побеги аралии. – Эти тоже спиливать? – обернулся Сюити.
   – Нет, нет. Подожди. – Синго поднялся. Рядом росло несколько молодых вишенок. Видимо, они идут от корня главного ствола, – значит, это просто ветки, а не самостоятельные деревца, подумал он.
   У подножия толстого ствола тоже росли короткие ветки, покрытые листьями. Синго отошел на несколько шагов.
   – Пожалуй, вот эти ветки, которые не от ствола, а из земли растут, лучше бы срезать, – сказал он.
   – Ты думаешь?
   Сюити все не решался спилить деревца вишни. Мнение Синго не казалось ему разумным. В сад вышла Кикуко. Сюити показал пилой на молодые деревца вишни.
   – Отец никак не решит, что с ними делать – спиливать или нет, – засмеялся он.
   – По-моему, лучше спилить, – не задумываясь, ответила Кикуко.
   Синго обернулся к Кикуко.
   – Никак не могу разобрать – ветки это или нет.
   – Такого не бывает, чтобы ветки росли из земли.
   – Как же называются ветки, которые идут от корня? – засмеялся Синго.
   Синго начал молча спиливать молодые вишенки.
   – А вот ветки на вишне, я думаю, нужно оставить, пусть растут свободно и привольно. Аралию я срезал именно потому, что она мешала им, – сказал Синго. – Да, нужно оставить небольшие ветки у подножия ствола.
   Кикуко посмотрела на Синго.
   – На этих нежных веточках, похожих на палочки для еды или на зубочистки, цвели такие прелестные цветы.
   – Просто не верится. Неужели даже цветы на них были? Я и не заметил.
   – Были. На каждой веточке по два-три цветка и даже на совсем крохотных, с зубочистку, – по цветку.
   – Интересно.
   – Веточки, конечно, вырастут, но пока эти нежные веточки станут такими же мощными, как нижние ветви на той мушмуле в парке Синдзюку, я стану старухой.
   – Ну что-ты. Вишня растет быстро, – сказал Синго и посмотрел в глаза Кикуко.
   Синго не рассказал ни жене, ни Сюити, что ходил с Кикуко в парк Синдзюку.
   Неужели Кикуко, не успев вернуться домой, сразу же разоткровенничалась с мужем? Нет, она не разоткровенничалась, а скорее всего, не придавая этому никакого значения, просто рассказала ему обо всем.
   Сюити, видимо, трудно было произнести: «Значит, вы с Кикуко встречались в парке Синдзюку», – и, наверно, сказать об этом первым должен был Синго. Но оба промолчали. Что-то мешало обоим. Может быть, то, что Сюити, зная обо всем от Кикуко, сделал вид, что ему ничего не известно.
   Во всяком случае, Кикуко не подавала знака, чтобы он молчал.
   Синго смотрел на крохотные ветки на стволе вишни. Он рисовал в своем воображении, как эти слабенькие, непонятно откуда появившиеся, едва наметившиеся молодые побеги раскинутся мощно и широко – не хуже, чем нижние ветви деревьев в парке Синдзюку. Это, конечно, изумительное зрелище, когда дерево привольно, чуть ли не до земли, раскидывает ветви, обильно усыпанные цветами, но на вишне таких веток он не видел ни разу в жизни. Он не припоминает даже, чтобы он видел когда-нибудь огромные вишневые деревья, на стволе которых ветви растут от самой земли.
   – Куда отнести спиленные ветки? – спросил Сюита.
   – Сложи где-нибудь в дальнем углу.
   Сюити сгреб их в охапку и понес – за ним, подобрав несколько веток, пошла Кикуко.
   – Не надо, Кикуко… Тебе нельзя, – заботливо сказал Сюити.
   Кикуко кивнула и, положив обратно ветки аралии, осталась на месте.
   Синго вошел в дом.
   – Зачем Кикуко пошла в сад, что она там делает? – Ясуко, чинившая старую сетку от москитов, чтобы укрывать ею младшую девочку во время дневного сна, сняла очки. – В воскресенье они оба в саду – такого еще не бывало. С тех пор как Кикуко вернулась, они, по-моему, в хороших отношениях. Удивительно.
   – Все-таки Кикуко невеселая, – пробормотал Синго.
   – Нет, нельзя сказать, что она все время грустит, – сказала Ясуко решительно. – Кикуко ведь очень улыбчива, у нее уже давно не было таких веселых глаз. Когда я вижу улыбающееся лицо Кикуко, теперь, правда, похудевшее, я…
   – Хм.
   – Может, и Сюити станет теперь возвращаться домой пораньше и по воскресеньям не будет никуда уходить; как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
   Синго сидел молча.
   В комнату вошли Сюити и Кикуко.
   – Отец, Сатоко сорвала молодые побеги вишни, которые ты так оберегал. – С этими словами Сюити протянул Синго крохотные веточки. – Я думал, Сатоко интересно и она тоже ломает аралию, а она, оказывается, срывала побеги вишни.
   – Вот так-то. Ветки, сорванные ребенком, – сказал Синго.