Страница:
Да и сейчас был в принципе согласен: всякий, кто понял, как и почему пала Империя, может стать королем и оставаться им до смерти. Тот, кто станет королем, обретет и королевство: создать новое или вдохнуть жизнь в старое, невелика разница, и труд тоже невелик для истинного короля. Но кто такой истинный король?.. Топором уже можно было бриться, но Вортигерн не оставлял любимого занятия. Ему всегда легче думалось, когда руки занимало знакомое и полезное дело. А он чувствовал, что думать сейчас важнее, чем когда-либо, потому что он ухватил кончик нужной мысли... Люди верят, что королю благоволят небеса. Но что заставляет их так думать? Свершившееся на их глазах чудо (либо то, что они таковым считают). Знамение, благоприятное для короля. Вортигерн усмехнулся, быстрым взмахом топора рассек изношенную броню, висевшую на стене землянки. Тройной слой вареной кожи расступился перед острой сталью, словно ткань пышных имперских одеяний; будь в броне человек, перед Вортигерном лежал бы труп. Итак, нужно чудо. Явное, неоспоримое, какое не будет принято за чародейские фокусы - в отличие от большинства народов, гэлов этим не удивишь, тут в лесу на каждом шагу друида можно найти, который луну с неба снимет, дохнет, хорошенько протрет рукавом, а потом обратно повесит. Не-ет, Ллогрис нужен король, а не рикс - и значит, нужно чудо, а не пара магических штучек. Будет им чудо. Вортигерн даже замурлыкал от пришедшей в голову идеи. И впрямь восхитительный план! Кто поумней, смекнет, что никакое это не чудо, но столь умному человеку уж наверное достанет ума, чтобы промолчать и не возражать, когда все вокруг вопят о воле небес. А уж вопить будут... Западный край Ллогрис - полуостров Арморика, как его звали имперские картографы (Вортигерн проникся до странности нежным чувством к следам державы, которую сам помогал разрушить). Крайняя к западу точка Арморики - мыс Брайст, на котором, как гласят легенды ллогров, некогда высилась грозная башня Владыки. Было это, еще когда сиреневые дворцы Атлантиды высились над морскими волнами... потом цитадель рухнула и, естественно, на тех утесах так никто и не поселился с тех пор; кому оно надо - возводить замок в проклятом месте, где, может, и легко обороняться от врага, но положительно невозможно жить! Вортигерн, впрочем, знал, что камень - материал не такой уж и безжизненный, города Империи в зелени просто утопали, даром что там плетеных и деревянных построек днем с огнем не сыскать, сплошь обожженная глина да известняк. Все зависит от того, как возвести... В том походе Вортигерн не только воинскую славу и золото добыл. Славу найти везде можно, а золото расходится быстро и без толку, разве что время приятно проведешь. Зато нужного человека встретить, да чтобы он готов был за тобой (или за тебя) в огонь и воду идти - это непросто. Повезло, конечно, что Тремониус именно ему попался, но коль уж попался - Вортигерн весьма дорожил "приобретением". Он оставил италийцу и его семье жизнь, сохранил свободу, помог уберечь от "варваров" кой-какое добро - и приобрел если не друга, то по крайней мере верного слугу. В свою очередь, Тремониус помог ему на границах Арденн, когда Вортигерн сопровождал на север добычу Ульфгара, младшего брата Орма, короля саксов; обоз двигался медленно, ибо шли по образцу имперских легионов, еженощно сооружая укрепленные лагеря, зато и любители поживиться за чужой счет, бравые разбойнички из Лудуна, Морвана, Лангра, Аргона и Арденн, убирались несолоно хлебавши. В Арденнском лесу Тремониусу повезло углядеть засаду и упредить Вортигерна, так что можно сказать, насчет жизней они давно были квиты. Мастерство италийца заключалось, впрочем, не в зорких глазах, хотя видел он неплохо. Он был человеком ученым и превосходил значительную часть ученых имперцев тем, что высокие премудрости его имели вполне практическое применение. Бывало, на Тремониуса нападала блажь и он объяснял тайны своей премудрости, употребляя при этом немалое количество ругательных словечек вроде "aedificatio", "fortalicium" и "architectura", но Вортигерну достаточно было одного: италиец понимал, как правильно строить дома... и не только дома. Если кто и способен возвести цитадель на месте той легендарной башни Владыки Брайста, так это Тремониус. Ну а как только в народе пойдет слух, что башня восстановлена и там поселился Вортигерн - люди сами назовут его королем. Тут уже и венец рикса ни к чему, седовласые жрецы Киана сами добудут из храмовой сокровищницы разомкнутую диадему из хрусталя и белого золота и возложат на голову - кому? Вот именно. Вдосталь насладившись своим хитроумием и дальновидением, Вортигерн позвал Тремониуса и объяснил, чего от него ждет... Сбережения, что у Вортигерна остались, истаяли быстро. Пришлось вести дружину в поход, образно говоря, за добычей; от разбойничьего налета поход отличался разве только тем, что организован был четко и ненужной жестокости избегали, все же Вортигерн десять лет сражался в настоящих войсках и почти четыре года сам отрядами командовал. Да и фианна не из новичков была, слова поперек командиру не сказали, когда до дела дошло. Одного похода оказалось мало, пришлось пойти во второй - на южные рубежи Лохланна, - а потом в третий, в Иль и Гитин. Полной добычи хватило, чтобы заплатить работникам Тремониуса и закончить цитадель. Как раз в канун Имболка, праздника отступающей зимы. Хорошее предзнаменование, усмехнулся в усы Вортигерн; сам он в эти фокусы не очень верил, несторианин Тремониус - тем более, но считать оба умели, причем не только на пальцах. Однако же цитадель, если это именно военная крепость, твердыня, оплот правителя, а не охотничья времянка, хлев, амбар или водяная мельница, - цитадель останется всего лишь грудой кое-как сложенных камней, покуда ей не будет дано имя. А обряд наречения имени требовал жертвы. Тремониус предлагал обычную в его краях церемонию с медом, свежим хлебом, вином и свечами, но Вортигерн отказался. Крепость будет военной крепостью, только если в жертву принесен сильный воин. Лучше, конечно, добровольная жертва, однако сумасшедших-фанатиков, что пошли бы на такое ради него, Вортигерн не знал. И раз уж не нашлось жертвы добровольной, для насильственной жертвы лучше всего подойдет враг. Или сын врага. Кто-кто, а враг у Вортигерна имелся. Родовой враг, потомок рода О'Кинн, с которым род Вортигерна - О'Глойв - имел давнюю кровную вражду, и лет двадцать как эта вражда переросла в настоящую грызню. Когда Вортигерн возвратился из имперского похода, род О'Глойв лежал в братской могиле, а последний из рода О'Кинн, Горлис, сидел на троне Лохланна... Фианна была готова, план Вортигерн составил давно (жена пособила, старшая дочь короля Орма в таких делах достаточно понимала). Разведчики заранее подались в Озерный край и вызнали, где и когда будет проезжать Игрен с малышом, Медвежонком-Артосом: одно дело Горлиса с опытной дружиной атаковать, и совсем другое - жену рикса с обычной охраной, какая сгодится против зверей или случайных разбойников, но не против обученных бойцов. Да и с годовалым дитем-пленником возни меньше, чем с его венценосным папашей... - Семерых потеряли, Вортигерн, - доложил Освик, начальник посланного за ребенком отряда. - Горлис с женой Бритаэля послал, на всякий случай... Дерется, гад, как дьявол. С тремя стрелами в боку, разбитыми ребрами и раскроенной мордой, а все-таки ушел. - Кто погиб? Освик назвал. - Ребенок? - А с ним-то чего? В мешок сунули и притащили. - С остальными? - Солдат порезали, с Игрен и слуг просто поснимали украшения и оставили в ближайшем болоте. Выживут - пускай, нет - значит, так суждено. Рожи наши все в масках были, тела своих погибших мы забрали, следы замели. Скоро не вызнают. - Хорошо. Добыча ваша, а ребенка передайте Могану. - Ты хочешь его видеть? - На что он мне сдался? Я верю, что ты не обманул и это Горлисово отродье, а большего от щенка мне не надо. ...Утро Имболка выдалось хмурым. На церемонии наречения имени новой цитадели присутствовали немногие: старший жрец Киана, Моган с помощниками, пара бродячих друидов, которым всегда больше всех надо, Вортигерн с несколькими фиеннами Освика, женой Ровин и сыном Вортимером, заранее скривившийся от "языческих ритуалов" Тремониус, а также несколько вождей малых кланов Ллогрис. Ну а что до народа - народ потом прибудет посмотреть, когда заявится мститель-Горлис и обломает себе о цитадель и клыки, и меч, и все остальное. Вот тогда-то Вортигерна и назовут королем, и венцом одарят. А прежде - чего волноваться? - Ты готов, жрец? - сухо спросил Вортигерн старика-Могана. - Терпение. Жди первых лучей солнца. - Ладно, подожду, - не стал спорить будущий король. - Но сам ты - готов? - Мне готовиться не нужно. Сам готовься, это ведь ты должен будешь назвать имена врага и жертвы... не сейчас! Жди сигнала. Вортигерн пожал плечами и отступил на шаг. Прислужники жреца все подготовили еще вечером, да и приготовлений-то было - пустяк. Поставить алтарь, где будет лежать жертва, подставить чашу, куда соберется жертвенная кровь, положить мягкую кисточку из куньего хвоста, которой будет начертано имя, вычистить и отполировать золотой нож-серп, чье назначение сомнений не оставляло... Ну еще жертву-ребенка привести и Могану накидку ритуальную подать, когда время придет. Вот это они как раз сейчас и делали. Артос, едва научившийся ходить, не кричал и не плакал. Малыш не мог не чувствовать, что ничего хорошего его тут не ждет, и все же переставлял ноги самостоятельно. А когда его на алтарь положили и начали привязывать, скривился и пустил в жрецов меткую струю. Губы Вортигерна тронула ухмылка: храбрый враг, бьет как умеет. В тучах на востоке возник разрыв. - Давай! - выдохнул Моган. - Враг мой - Горлис Лохланнский, сын его - Артос... Жрец неслышным шепотом завершил ритуальную фразу и занес блеснувший в солнечных лучах кривой нож. Клинок опустился... и отскочил от груди ребенка. Артос засмеялся: сверкающая игрушка ему понравилась. Лицо Могана посерело, жрец судорожно закашлялся и осел наземь. Кашель становился все сильнее, затем что-то лопнуло в груди жреца, и он повалился мешком тряпья, который тут же окрасился темной кровью. Один из друидов в два счета возник рядом с алтарем, миновав остолбеневших служителей и отшатнувшихся фиеннов. Пристально взглянул на ребенка, на котором и царапины не было, притронулся кончиками пальцев к темноволосой головке - и презрительно повернулся к умирающему. - Болван! Заранее проверил бы, чье это отродье - и сам остался бы жив, и дела бы не испаскудил. - Он что... не сын Игрен и Горлиса? - Голос Вортигерна дрожал от гнева, который неминуемо обернулся бы через несколько минут на Освика. И заслуженно обрушился бы. - Сын, - ответил друид. - Игрен - сын. Но не Горлиса. Вортигерн с силой вдвинул в ножны полуобнаженный тесак. Выместить на ком-то свою ярость придется, но Освик тут и впрямь ни при чем. Кто ж думал, что Игрен-риксенн родила бастарда! - А ты не хочешь узнать, ЧЕЙ он сын? - с неприкрытой насмешкой осведомился друид. - Какая разница... - бросил Вортигерн. Все рассчитал, а такого не предвидел. Словно сама судьба против него... даже венец рикса теперь на его голове не удержится. Верная и опытная дружина, умная и коварная жена-ведьма, готовый посодействовать тесть-король - проклятье, все без толку! - Мне - никакой, - согласился незнакомый друид, - Могану - тоже теперь неважно. А вот тебе не мешало бы узнать, что Артос - ... Снова сделав два чрезвычайно быстрых шага, друид оказался возле самого уха Вортигерна и прошептал одно только слово. Пендрагон. Вортигерн еще успел взглянуть на восток, где из расступившихся облаков падал крылатый ящер с кроваво-красной чешуей. Падал дракон прямо на него, и в зубастой пасти клокотало пламя. Pen-dragon, красный дракон... Вортигерн почувствовал лишь палящий жар, разлившийся по телу за миг до смерти... Разумеется, из всех стоявших у порога безымянной цитадели лишь двое разглядели дракона, Вортигерн и Артос. Один из младших жрецов, друиды и Ровин успели ощутить всплеск силы. Прочие же увидели только, что Вортигерн, могучий воин в самом расцвете сил, внезапно исчез без следа. Впрочем, нет, один след остался: на стене цитадели отпечатался черно-красный силуэт высокого, крепко сложенного человека в зубчатом венце.
КРЕПОСТЬ ДРАКОНА (строки, не начертанные над гробницей Вортигерна)
Камни и пепел,
пламя и пыль.
Время видений,
небыль и быль.
Ветер и солнце,
боль и рассвет
если ошибся,
выхода нет.
Слава и сила,
власть и позор...
Каждого встретит
свой приговор.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
или как меч нашел Артоса
Меч был прекрасен. Совершенен. Бесподобен. Только в эпоху героев такие клинки попадали в руки смертных, только в эпоху героев у своенравного Ильмаринена появлялась фантазия вынести одно из своих изделий наружу из полого холма. Только в эпоху героев рука Артоса могла бы коснуться золоченого эфеса, не опасаясь, что это окажется призрак меча, а не настоящее оружие. Да он и сейчас не очень верил, что меч настоящий. Наверняка какой-то из магов поразвлекся. Они, конечно, во всеуслышанье объявят, что никто из них тут ни при чем, что золото и холодное железо - это совсем не то, с чем они имеют дело... да кто ж поверит, будто чародеи чего-то не сделали, потому что такого в принципе нельзя сделать! Тринадцатилетний Артос не проходил пока воинского посвящения и считался мальчишкой, а мальчишке тянуть руки к боевому оружию небезопасно, сие чревато оборванными ушами, намыленной шеей и расписанной розгами задницей - в лучшем случае. Но, как всякий тринадцатилетний, Артос этими опасностями пренебрегал. Они - где-то там, в будущем, и то ли случатся, то ли нет, а меч - вот он, торчит из скалы, что сама собою плывет по Майену, слегка покачиваясь на волнах. Он бы хоть сейчас рванул к плавучей скале и попробовал вытащить меч (ну хотя бы потрогать!), но мешали два обстоятельства. Primo, как говорил наставник Амброзиус, ему тут приказано дозор нести и высматривать врага, что затаился за Майеном и в любую минуту может бросить на Галаву целую армию. И secundo, повторяя уже помянутого Амброзиуса, у Артоса не было под рукой лодки, а плавать он не умел. Странно для сына рикса Лохланна, края, что не за красивые глаза назван Озерным. Ну хорошо, последние шесть лет Артос воспитывался у Экторикса, старого вождя из Галавы, что недалеко от рубежей Иля - но раньше?.. Однако, плавать Артосу так и не удалось научиться. Воды он не боялся, просто... ноги-руки как-то не желали двигаться так, чтобы поддерживать тело, а не ко дну его тащить. Вот тонуть Артос выучился замечательно годам к двум, а то и раньше, но это умение не из тех, которыми стоит хвастаться. Впрочем, "сын рикса Лохланна" к Артосу не совсем относилось. Об этом нечасто говорилось вслух, однако многие в Руане знали, что Горлис - не отец сыну Игрен. Как такое случилось - никто не понимал, начиная с самой Игрен: нельзя сказать, чтобы она никогда не изменяла мужу, но это происходило совсем не в то время, когда был зачат Артос. Печальная история Вортигерна обрела широкую известность, многие сперва подумали, будто фиенны Вортигерна подсунули своему предводителю другого ребенка - но ведь Артос действительно был сыном Игрен, чтобы мать да дите свое с кем-то спутала! Детей же у супруги Горлиса, никто этого лучше ее не знал, родилось всего двое - сам Артос и Элейн, тремя годами младше. Большого скандала этот... случай не наделал, лохланнский престол все равно наследовали сыновья Горлиса от первой жены, и бастард там Артос или законный сын, ничего не меняло. Однако, когда рикс переступил пятидесятилетний рубеж (что еще не старость, но уже не молодость), Артоса отослали подальше от Руана, на границу. (Оная граница проходила по прежней Ллогрис, чьи земли Кольбейн Гитинский, Камлах Ильский и Горлис Лохланнский разделили примерно поровну, чтобы никому обидно не было. После смерти Утера Пендрагона наследников престола не осталось, а что касается пришедших со стороны - силуэт Вортигерна, выжженный на стене цитадели Брайста, был свеж и весьма нагляден. Поэтому Ллогрис как государство перестала существовать. Остатки ллогров, все еще живущие в Арморике, вряд ли обратили внимание на это.) Артос с сожалением проводил взглядом плавучую скалу, вновь посмотрел на дальний берег Майена - и беззвучно выругался. От берега отчаливал грубый, явно самодельный плот, а на плоту устроился с длинным шестом рыжий паренек одних с Артосом лет. Это был Кау сын Коэля Регедского, последний приходился Экториксу троюродным племянником; Кау с Артосом довольно часто встречались и неплохо знали друг друга - и друг друга терпеть ненавидели. Зачем Кау полез в реку, было очевидно... - Ну нет! - прошипел Артос. Пусть бы лучше волшебный меч утонул, но не достался этому рыжему нахалу! И тут мальчишку осенило. Настоящего, боевого оружия Артосу носить не разрешалось, но охотничий лук у него был. Тяжелый и мощный, говорят, такие делали пикты далеко на юге. Боевых бронебойных стрел у Артоса не нашлось, зато было несколько стрел с зазубренными наконечниками - для охоты на крупную птицу. Он быстро приладил бечевку и, не особо таясь, выпустил стрелу в плавучую скалу. Для выстрела на сотню локтей мишень была нетрудной, стрела вонзилась в пористый камень и застряла. Артос потянул за бечеву - осторожно, как если бы подсекал тяжелую рыбину. Плавучая скала дрогнула и приблизилась к берегу - к берегу Галавы, а не Регеда! Кау что-то завопил, однако Артос с яростным возбуждением выбирал бечеву. В этой битве победит он! Плохо связанный плот ткнулся в берег почти одновременно с плавучим камнем, но плюхнувшийся в реку Кау, конечно, оказался у добычи на несколько секунд позже Артоса. Тот, правда, еще не вынул меч из каменных ножен, но руку уже держал на эфесе. - Он настоящий... - прошептал паренек. - Слепой увидит, что настоящий! - выкрикнул Кау. - Это я первым заметил его! - А я вытащил, - отрезал Артос. - И из камня достану. - А вот и не достанешь! - Смотри! - Артос рванул рукоять, но меч сидел в скале, словно был в нее вплавлен. - Теперь моя очередь! - завопил Кау, в прыжке отпихивая Артоса. Он был чуть поменьше ростом, но крепче, так что ему удалось завладеть золоченой рукоятью и рвануть меч из камня. Рвануть - удалось, но не достать. Ребята посмотрели друг на друга со смесью растерянности, обиды и удовлетворения. "Ну и что делать будем?" - молча спрашивали они и молча же отвечали - "А фомор его знает". - Спрячем, - наконец сказал Кау. Идея была неплоха. Немного поспорив, сошлись на крошечном озере между Регедом и Галавой, куда оба часто бегали промышлять уток и диких гусей. Скалу обвязали веревками, пыхтя, дотащили до озера и замаскировали мхом и ветками, а след замели, как на охоте. Откуда бы меч ни плыл, вряд ли кто станет искать в лиге от Майена: скала, может, и плавает, но уж точно по земле не ходит. - Никому ни слова, - молвил Артос. - Ни слова, - этом отозвался Кау, - кровью, огнем и железом! Добыв кремень и огниво, Артос запалил костерок; мальчики оцарапали ножами запястья и прижгли ранки. - Если у меня когда-нибудь получится достать меч из камня, первым узнаешь ты, - пообещал Кау. - Если получится у меня, я дам тебе подержать, - ответил Артос. Затем они разошлись, и впервые за все время знакомства не пятились задом, чтобы не получить камень в спину. Сон Артосу этой ночью приснился неразборчивый, но занятный. Был там белый олень, летящий в ночи сквозь лес, был король с пробитым бедром, сидящий на троне из сломанных пик, были призрачно-белый и огненно-красный драконы, сплетающиеся то ли в любовном объятии, то ли в смертельной схватке, были черный ворон и пестрый кречет, уютно примостившиеся на перекладине Т-образного креста, с которого свисал скелет... и все это складывалось в цельную, единственно правильную картину, но какую - Артос забыл еще до того, как проснуться. Зато утром явилась иная картина, причем живая. Настолько живая, что сны Артосу стали неинтересны, да и о спрятанном мече он временно забыл. Пришлось забыть. Потому как на рассвете из Руана прискакал гонец с боевой стрелой: Горлис собирал войско. Собирали, конечно, не всех способных держать оружие, в истории Галлии полное ополчение созывали всего раза два или три, однако же нынешняя армия было куда больше, чем всегдашние триста дружинников плюс пятьсот молодых добровольцев и сто ветеранов. Артос, разумеется, попросился с Экториксом, и отказа не получил. С кем и чего ради началась война - его в тот момент не интересовало. Потом оказалось, что Ровин, вдова Вортигерна, вновь вышла замуж - за Камлаха Ильского. Бывшая Вортигернова дружина саксов подчинилась ей, не как вдове прежнего предводителя, но как дочери саксонского короля Орма; и хотя насчет войны вздорного Камлаха поддержали только вожди севера и востока Иля - опираясь на усиленную дружину, он послал вызов Горлису. Интересовали Камлаха не столько земли Лохланна, сколько древняя территория Ллогрис: он желал заполучить ее полностью, не довольствуясь тем куском, что был выделен ему двенадцать лет назад. Камлаха Горлис не особенно боялся, беспокоили его рубежи Гитина: старый лис Кольбейн, поймав удобный случай, также мог оттяпать кусок-другой земли, после чего Лохланну пришлось бы драться на два фронта... Разумеется, тринадцатилетний Артос в высокой политике разбирался примерно как поросенок в гобеленах, с него довольно было одного: он идет на войну, снаряженный как подобает - в куртке вареной кожи, с копьем и луком! Кстати, на ту же самую войну пошел и Кау, причем на стороне Горлиса, хотя Регед был давней ильской территорией. Дело в том, что Коэль Регедский и раньше-то был с Камлахом не в лучших отношениях, а после женитьбы рикса на "саксонской ведьме" рассорился с ним; и настолько рассорился, что многие кланы западного Морвана, на словах соблюдая нейтралитет, послали к Горлису небольшие отряды, причем выбрали не худших людей. Гэлы воюют постоянно. Трех месяцев не проходит, чтобы один клан не повздорил с двумя соседскими, после каждой стычки многим приходится зализывать раны, а некоторым - ложиться на погребальный костер. А уж внутри кланов споры каждую неделю вспыхивают, и при буйном норове гэлов, что у других народов стал притчей во языцех, подобные споры редко обходятся без драки. Но при всем при этом гэльские княжества по-настоящему воюют куда реже, чем королевства альмов или павшая, но не до конца еще позабытая Средиземноморская Империя, и междоусобица у гэлов длится недолго. Ну разве что речь идет о кровной вражде между двумя родами, но тогда, если кровники берутся за оружие, все завершается жестокой и быстрой резней, без претензий на законность и державные интересы... Нынешний же раздор Камлаха с Горлисом на самом деле был не войной Иля и Лохланна, а скорее попыткой саксов чужими руками загрести толику ллогрского жара. Высокая политика; это знал Горлис, это понимали соседи-риксы и многие из вождей, вероятно, Камлаху это тоже было известно. Но - согласно той же высокой политике, из того, что война двоих выгодна третьему, совершенно не следует, что двое, понимая это, не начнут драку... Однако все это Артос узнал гораздо позднее. Пока что он просто воевал, то есть размахивал копьем и пускал стрелы, порой успешно. Во всяком случае, в главной и единственной битве, достойной называться так, он уцелел и даже сразил одного из саксонских военачальников - а чего еще желать молодому воину?.. В битве Камлах погиб, с его смертью война прекратилась. Горлис мог с облегчением вздохнуть, что и сделал: если саксонская ведьма Ровин и захочет еще одной драки, поддержать ее некому. Без рикса и кланов все ее саксонские вояки - просто шайка головорезов; тот, кто станет следующим риксом Иля, их сам к ногтю возьмет ради собственной безопасности. В качестве "возмещения военных расходов" Горлис отобрал в свою пользу (точнее, в пользу Озерного края) тот кусок Ллогрис, который ранее отошел Морвану, а также пограничные земли вдоль Майена, Регед и Стратон. Однако уже через несколько месяцев рикс Лохланна без всякого удовольствия обнаружил, что держава его стала чересчур велика и оттого может разрушиться, треснув изнутри, как слишком туго набитая сума. Горлису было уже под шестьдесят, для рикса это срок, когда хочешь не хочешь, а власть пора передавать в руки наследника. Но перед тем, как сделать это, он решил все-таки навести порядок. Заодно и ссоры между старшими сыновьями, Кадором и Лотом, можно избежать - власть оба готовы принять хоть завтра, и вряд ли один из них добровольно уступит другому. Последнее, что нужно уходящему риксу, это грызня между его наследниками. Так что Горлис разделил государство надвое и сложил с себя звание рикса, передав исконную территорию Лохланна Кадору, а Лота сделав правителем Ллогрис... Вернувшись с войны, Артос и Кау, не сговариваясь, пришли к тайнику. Меч по-прежнему был там, и по-прежнему отказывался вылезать из каменных ножен. Зубило скалу не брало, лишь высекая издевательские искры. Тайные составы друидов, что на краткое время обращали песок и камни в жидкую грязь, оказались бесполезны; наговоры и заклятья, по слухам, разбивающие стены вражеских крепостей, на скалу особого впечатления тоже не произвели (впрочем, весьма вероятно, что ребят подвела память - поди-ка запомни слова, что ты слышал только однажды, а уж о рецепте друидского варева нечего и говорить). - Нет, без толку, эта штука явно заколдована, - отступил Кау. - Хорошо, пускай заколдована, но зачем-то она ведь нужна! - заявил Артос. После этих слов скала дрогнула. Не треснула, нет, но задрожала и как бы сбросила тонкий верхний слой. Появилась надпись - остроугольными огамическими письменами, священным языком жрецов. Таких знаков мальчики разобрать не могли, хотя Амброзиус, старый писец и филид-законник, немного учил Артоса грамоте. - А ты перепиши их, - посоветовал Кау, - покажешь наставнику и пусть переведет.
КРЕПОСТЬ ДРАКОНА (строки, не начертанные над гробницей Вортигерна)
Камни и пепел,
пламя и пыль.
Время видений,
небыль и быль.
Ветер и солнце,
боль и рассвет
если ошибся,
выхода нет.
Слава и сила,
власть и позор...
Каждого встретит
свой приговор.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
или как меч нашел Артоса
Меч был прекрасен. Совершенен. Бесподобен. Только в эпоху героев такие клинки попадали в руки смертных, только в эпоху героев у своенравного Ильмаринена появлялась фантазия вынести одно из своих изделий наружу из полого холма. Только в эпоху героев рука Артоса могла бы коснуться золоченого эфеса, не опасаясь, что это окажется призрак меча, а не настоящее оружие. Да он и сейчас не очень верил, что меч настоящий. Наверняка какой-то из магов поразвлекся. Они, конечно, во всеуслышанье объявят, что никто из них тут ни при чем, что золото и холодное железо - это совсем не то, с чем они имеют дело... да кто ж поверит, будто чародеи чего-то не сделали, потому что такого в принципе нельзя сделать! Тринадцатилетний Артос не проходил пока воинского посвящения и считался мальчишкой, а мальчишке тянуть руки к боевому оружию небезопасно, сие чревато оборванными ушами, намыленной шеей и расписанной розгами задницей - в лучшем случае. Но, как всякий тринадцатилетний, Артос этими опасностями пренебрегал. Они - где-то там, в будущем, и то ли случатся, то ли нет, а меч - вот он, торчит из скалы, что сама собою плывет по Майену, слегка покачиваясь на волнах. Он бы хоть сейчас рванул к плавучей скале и попробовал вытащить меч (ну хотя бы потрогать!), но мешали два обстоятельства. Primo, как говорил наставник Амброзиус, ему тут приказано дозор нести и высматривать врага, что затаился за Майеном и в любую минуту может бросить на Галаву целую армию. И secundo, повторяя уже помянутого Амброзиуса, у Артоса не было под рукой лодки, а плавать он не умел. Странно для сына рикса Лохланна, края, что не за красивые глаза назван Озерным. Ну хорошо, последние шесть лет Артос воспитывался у Экторикса, старого вождя из Галавы, что недалеко от рубежей Иля - но раньше?.. Однако, плавать Артосу так и не удалось научиться. Воды он не боялся, просто... ноги-руки как-то не желали двигаться так, чтобы поддерживать тело, а не ко дну его тащить. Вот тонуть Артос выучился замечательно годам к двум, а то и раньше, но это умение не из тех, которыми стоит хвастаться. Впрочем, "сын рикса Лохланна" к Артосу не совсем относилось. Об этом нечасто говорилось вслух, однако многие в Руане знали, что Горлис - не отец сыну Игрен. Как такое случилось - никто не понимал, начиная с самой Игрен: нельзя сказать, чтобы она никогда не изменяла мужу, но это происходило совсем не в то время, когда был зачат Артос. Печальная история Вортигерна обрела широкую известность, многие сперва подумали, будто фиенны Вортигерна подсунули своему предводителю другого ребенка - но ведь Артос действительно был сыном Игрен, чтобы мать да дите свое с кем-то спутала! Детей же у супруги Горлиса, никто этого лучше ее не знал, родилось всего двое - сам Артос и Элейн, тремя годами младше. Большого скандала этот... случай не наделал, лохланнский престол все равно наследовали сыновья Горлиса от первой жены, и бастард там Артос или законный сын, ничего не меняло. Однако, когда рикс переступил пятидесятилетний рубеж (что еще не старость, но уже не молодость), Артоса отослали подальше от Руана, на границу. (Оная граница проходила по прежней Ллогрис, чьи земли Кольбейн Гитинский, Камлах Ильский и Горлис Лохланнский разделили примерно поровну, чтобы никому обидно не было. После смерти Утера Пендрагона наследников престола не осталось, а что касается пришедших со стороны - силуэт Вортигерна, выжженный на стене цитадели Брайста, был свеж и весьма нагляден. Поэтому Ллогрис как государство перестала существовать. Остатки ллогров, все еще живущие в Арморике, вряд ли обратили внимание на это.) Артос с сожалением проводил взглядом плавучую скалу, вновь посмотрел на дальний берег Майена - и беззвучно выругался. От берега отчаливал грубый, явно самодельный плот, а на плоту устроился с длинным шестом рыжий паренек одних с Артосом лет. Это был Кау сын Коэля Регедского, последний приходился Экториксу троюродным племянником; Кау с Артосом довольно часто встречались и неплохо знали друг друга - и друг друга терпеть ненавидели. Зачем Кау полез в реку, было очевидно... - Ну нет! - прошипел Артос. Пусть бы лучше волшебный меч утонул, но не достался этому рыжему нахалу! И тут мальчишку осенило. Настоящего, боевого оружия Артосу носить не разрешалось, но охотничий лук у него был. Тяжелый и мощный, говорят, такие делали пикты далеко на юге. Боевых бронебойных стрел у Артоса не нашлось, зато было несколько стрел с зазубренными наконечниками - для охоты на крупную птицу. Он быстро приладил бечевку и, не особо таясь, выпустил стрелу в плавучую скалу. Для выстрела на сотню локтей мишень была нетрудной, стрела вонзилась в пористый камень и застряла. Артос потянул за бечеву - осторожно, как если бы подсекал тяжелую рыбину. Плавучая скала дрогнула и приблизилась к берегу - к берегу Галавы, а не Регеда! Кау что-то завопил, однако Артос с яростным возбуждением выбирал бечеву. В этой битве победит он! Плохо связанный плот ткнулся в берег почти одновременно с плавучим камнем, но плюхнувшийся в реку Кау, конечно, оказался у добычи на несколько секунд позже Артоса. Тот, правда, еще не вынул меч из каменных ножен, но руку уже держал на эфесе. - Он настоящий... - прошептал паренек. - Слепой увидит, что настоящий! - выкрикнул Кау. - Это я первым заметил его! - А я вытащил, - отрезал Артос. - И из камня достану. - А вот и не достанешь! - Смотри! - Артос рванул рукоять, но меч сидел в скале, словно был в нее вплавлен. - Теперь моя очередь! - завопил Кау, в прыжке отпихивая Артоса. Он был чуть поменьше ростом, но крепче, так что ему удалось завладеть золоченой рукоятью и рвануть меч из камня. Рвануть - удалось, но не достать. Ребята посмотрели друг на друга со смесью растерянности, обиды и удовлетворения. "Ну и что делать будем?" - молча спрашивали они и молча же отвечали - "А фомор его знает". - Спрячем, - наконец сказал Кау. Идея была неплоха. Немного поспорив, сошлись на крошечном озере между Регедом и Галавой, куда оба часто бегали промышлять уток и диких гусей. Скалу обвязали веревками, пыхтя, дотащили до озера и замаскировали мхом и ветками, а след замели, как на охоте. Откуда бы меч ни плыл, вряд ли кто станет искать в лиге от Майена: скала, может, и плавает, но уж точно по земле не ходит. - Никому ни слова, - молвил Артос. - Ни слова, - этом отозвался Кау, - кровью, огнем и железом! Добыв кремень и огниво, Артос запалил костерок; мальчики оцарапали ножами запястья и прижгли ранки. - Если у меня когда-нибудь получится достать меч из камня, первым узнаешь ты, - пообещал Кау. - Если получится у меня, я дам тебе подержать, - ответил Артос. Затем они разошлись, и впервые за все время знакомства не пятились задом, чтобы не получить камень в спину. Сон Артосу этой ночью приснился неразборчивый, но занятный. Был там белый олень, летящий в ночи сквозь лес, был король с пробитым бедром, сидящий на троне из сломанных пик, были призрачно-белый и огненно-красный драконы, сплетающиеся то ли в любовном объятии, то ли в смертельной схватке, были черный ворон и пестрый кречет, уютно примостившиеся на перекладине Т-образного креста, с которого свисал скелет... и все это складывалось в цельную, единственно правильную картину, но какую - Артос забыл еще до того, как проснуться. Зато утром явилась иная картина, причем живая. Настолько живая, что сны Артосу стали неинтересны, да и о спрятанном мече он временно забыл. Пришлось забыть. Потому как на рассвете из Руана прискакал гонец с боевой стрелой: Горлис собирал войско. Собирали, конечно, не всех способных держать оружие, в истории Галлии полное ополчение созывали всего раза два или три, однако же нынешняя армия было куда больше, чем всегдашние триста дружинников плюс пятьсот молодых добровольцев и сто ветеранов. Артос, разумеется, попросился с Экториксом, и отказа не получил. С кем и чего ради началась война - его в тот момент не интересовало. Потом оказалось, что Ровин, вдова Вортигерна, вновь вышла замуж - за Камлаха Ильского. Бывшая Вортигернова дружина саксов подчинилась ей, не как вдове прежнего предводителя, но как дочери саксонского короля Орма; и хотя насчет войны вздорного Камлаха поддержали только вожди севера и востока Иля - опираясь на усиленную дружину, он послал вызов Горлису. Интересовали Камлаха не столько земли Лохланна, сколько древняя территория Ллогрис: он желал заполучить ее полностью, не довольствуясь тем куском, что был выделен ему двенадцать лет назад. Камлаха Горлис не особенно боялся, беспокоили его рубежи Гитина: старый лис Кольбейн, поймав удобный случай, также мог оттяпать кусок-другой земли, после чего Лохланну пришлось бы драться на два фронта... Разумеется, тринадцатилетний Артос в высокой политике разбирался примерно как поросенок в гобеленах, с него довольно было одного: он идет на войну, снаряженный как подобает - в куртке вареной кожи, с копьем и луком! Кстати, на ту же самую войну пошел и Кау, причем на стороне Горлиса, хотя Регед был давней ильской территорией. Дело в том, что Коэль Регедский и раньше-то был с Камлахом не в лучших отношениях, а после женитьбы рикса на "саксонской ведьме" рассорился с ним; и настолько рассорился, что многие кланы западного Морвана, на словах соблюдая нейтралитет, послали к Горлису небольшие отряды, причем выбрали не худших людей. Гэлы воюют постоянно. Трех месяцев не проходит, чтобы один клан не повздорил с двумя соседскими, после каждой стычки многим приходится зализывать раны, а некоторым - ложиться на погребальный костер. А уж внутри кланов споры каждую неделю вспыхивают, и при буйном норове гэлов, что у других народов стал притчей во языцех, подобные споры редко обходятся без драки. Но при всем при этом гэльские княжества по-настоящему воюют куда реже, чем королевства альмов или павшая, но не до конца еще позабытая Средиземноморская Империя, и междоусобица у гэлов длится недолго. Ну разве что речь идет о кровной вражде между двумя родами, но тогда, если кровники берутся за оружие, все завершается жестокой и быстрой резней, без претензий на законность и державные интересы... Нынешний же раздор Камлаха с Горлисом на самом деле был не войной Иля и Лохланна, а скорее попыткой саксов чужими руками загрести толику ллогрского жара. Высокая политика; это знал Горлис, это понимали соседи-риксы и многие из вождей, вероятно, Камлаху это тоже было известно. Но - согласно той же высокой политике, из того, что война двоих выгодна третьему, совершенно не следует, что двое, понимая это, не начнут драку... Однако все это Артос узнал гораздо позднее. Пока что он просто воевал, то есть размахивал копьем и пускал стрелы, порой успешно. Во всяком случае, в главной и единственной битве, достойной называться так, он уцелел и даже сразил одного из саксонских военачальников - а чего еще желать молодому воину?.. В битве Камлах погиб, с его смертью война прекратилась. Горлис мог с облегчением вздохнуть, что и сделал: если саксонская ведьма Ровин и захочет еще одной драки, поддержать ее некому. Без рикса и кланов все ее саксонские вояки - просто шайка головорезов; тот, кто станет следующим риксом Иля, их сам к ногтю возьмет ради собственной безопасности. В качестве "возмещения военных расходов" Горлис отобрал в свою пользу (точнее, в пользу Озерного края) тот кусок Ллогрис, который ранее отошел Морвану, а также пограничные земли вдоль Майена, Регед и Стратон. Однако уже через несколько месяцев рикс Лохланна без всякого удовольствия обнаружил, что держава его стала чересчур велика и оттого может разрушиться, треснув изнутри, как слишком туго набитая сума. Горлису было уже под шестьдесят, для рикса это срок, когда хочешь не хочешь, а власть пора передавать в руки наследника. Но перед тем, как сделать это, он решил все-таки навести порядок. Заодно и ссоры между старшими сыновьями, Кадором и Лотом, можно избежать - власть оба готовы принять хоть завтра, и вряд ли один из них добровольно уступит другому. Последнее, что нужно уходящему риксу, это грызня между его наследниками. Так что Горлис разделил государство надвое и сложил с себя звание рикса, передав исконную территорию Лохланна Кадору, а Лота сделав правителем Ллогрис... Вернувшись с войны, Артос и Кау, не сговариваясь, пришли к тайнику. Меч по-прежнему был там, и по-прежнему отказывался вылезать из каменных ножен. Зубило скалу не брало, лишь высекая издевательские искры. Тайные составы друидов, что на краткое время обращали песок и камни в жидкую грязь, оказались бесполезны; наговоры и заклятья, по слухам, разбивающие стены вражеских крепостей, на скалу особого впечатления тоже не произвели (впрочем, весьма вероятно, что ребят подвела память - поди-ка запомни слова, что ты слышал только однажды, а уж о рецепте друидского варева нечего и говорить). - Нет, без толку, эта штука явно заколдована, - отступил Кау. - Хорошо, пускай заколдована, но зачем-то она ведь нужна! - заявил Артос. После этих слов скала дрогнула. Не треснула, нет, но задрожала и как бы сбросила тонкий верхний слой. Появилась надпись - остроугольными огамическими письменами, священным языком жрецов. Таких знаков мальчики разобрать не могли, хотя Амброзиус, старый писец и филид-законник, немного учил Артоса грамоте. - А ты перепиши их, - посоветовал Кау, - покажешь наставнику и пусть переведет.