Он дождался момента, когда одна из лун скрылась за облаком, и полез через ограду. Лег на нее животом, чтобы не слишком выделяться, и перевалился на другую сторону.
   Упал мягко, в пряно пахнущую траву, произведя шума не больше чем скакнувший с куста на куст кузнечик.
   – Мне показалось или забор покачнулся? – сказал часовой. Судя по голосу, дом товарища Кади в этот раз охраняла другая смена.
   – Показалось, – кивнул его напарник.
   Держась в тени периметра, Виктор продвинулся вперед, за дом. Комплекс сбора данных выделялся на стене как гриб-паразит. Зеленский снял его и сунул в карман.
   Развернулся, сделал пару шагов – и у угла дома налетел на часового.
   Зачем тот пошел к периметру, оставалось непонятным, – может быть, захотел отлить или услышал подозрительный шум и решил проверить, в чем там дело. У Виктора не осталось времени на такие раздумья, он действовал быстро и инстинктивно.
   Так, как учили.
   Ударил два раза – и наземь упало уже мертвое тело. Виктор подхватил его и выдернул из руки оружие.
   На счастье Зеленского, охрана товарища Кади оказалась вооружена парализаторами, куда менее мощными, чем любой излучатель, зато стреляющими без шума.
   Второй часовой успел только повернуть голову, когда его накрыло импульсом. Тяжелое тело рухнуло наземь. Через мгновение Виктор оказался рядом, одним движением свернул лежащему человеку шею.
   Вернулся к первому трупу и вложил ему в руку парализатор, предварительно вытерев с рукоятки собственные отпечатки пальцев. Несколько минут прислушивался, а потом одним движением перемахнул через забор.
   Случившееся только что двойное убийство грозило поставить всю операцию на грань провала. Виктор нарушил первейшую заповедь СЭС – оставаться невидимым, словно призрак.
   У двери барака Зеленский в очередной раз застыл, затаился, став тенью среди теней. Дневальный внутри, судя по звукам, не спал. Он бурчал что-то себе под нос, потом принялся напевать.
   Виктор терпеливо ждал, прижавшись к стене.
   Когда пение внутри смолкло и раздались приближающиеся шаги, он перестал даже дышать. Дверь барака распахнулась, дневальный вышел наружу и сделал несколько шагов в сторону. Послышался шелест расстегиваемой «молнии», затем журчание.
   Виктор прошел в открытую дверь и миновал предбанник еще до того, как дневальный закончил свои дела.
 
   – Подъем, товарищи! – В это утро вопль дневального показался особенно пронзительным.
   Камаль с трудом разлепил глаза и оторвал голову от подушки.
   – И чего он так разорался? – недовольно проворчал Тарик с соседней койки. – Будто его режут...
   Причина выяснилась довольно быстро. После завтрака бойцов Армии Освобождения вместо политзанятий развели по баракам.
   – Всем сидеть на местах, товарищи, и без приказа не выходить! – сказал Махмуд Адди, мрачный, как грозовая туча.
   – А что случилось, товарищ командир? – не утерпел Тарик.
   – Ночью убили одного из часовых, – ответил Махмуд Адди.
   Через час бойцов начали по одному вызывать на допрос. Камаль Ахмед оказался одним из первых в списке.
   – Ваше имя, товарищ? – спросил у него плосколицый офицер с пронзительным взглядом.
   Камаль Ахмед назвался.
   – Что делал ночью? – Офицер взял листок писчего пластика из стопки и принялся что-то писать.
   Камаль Ахмед честно ответил, что спал. Следующие вопросы оказались столь же просты, как и ответы на них: нет, из барака не выходил; ничего не слышал; чем занимался дневальный, не могу знать.
   – Можете идти, товарищ, – скучным голосом сказал офицер, откладывая исписанный листок в сторону.
   Камаль Ахмед вернулся в барак. В джунгли в этот день их отправили только после обеда, в самый дождь.
 
53-й день 136 года летоисчисления колонии Селлах, база Армии Освобождения
   В бараке было пусто, как в голове дебила. Камаль лежал на койке и вслушивался в тишину, стараясь не особенно лязгать зубами. Тело терзали наваливающиеся с завидной регулярностью приступы лихорадки.
   Болезнь одолела два дня назад, дав о себе знать ознобом, слабостью и поносом. Лазарета на территории базы не имелось, поэтому больного оставили в бараке. Явился врач, высокий и тощий, как мачта, приложил к руке Камаля портативный сканер.
   Через пару минут тот пикнул, и лицо врача, глядящего на крошечный экран, где появился диагноз, выразило облегчение.
   – Ничего серьезного, друг мой, – сказал он. – Неделя – и все пройдет...
   Камаль смог лишь судорожно кивнуть. Врач оставил на тумбочке набор лекарств, листок с расписанием их приема и ушел.
   Отряд отправился в джунгли за «чертовыми сапогами», а Камаль остался один. Глотал чудовищно горькие пилюли, обливался потом и несколько раз в день бегал в туалет.
   Лекарства делали свое дело, болезнь отступала, но очень медленно.
   В очередной раз поднявшись с кровати, он оперся на нее, как показалось бы стороннему наблюдателю, случайно. Свободная рука скользнула под сетку, туда, где висел комплекс сбора данных. Камаль вытащил его, сунул в карман и заковылял в сторону туалета.
   На вид комплекс напоминал увеличенный раз в пять спичечный коробок. Цвета он был черного, а выступы на одной из сторон походили на крошечные чешуйки. Камаль нажал тот из них, который располагался в центре.
   Внутри комплекса что-то щелкнуло, в одном из боков раскрылась щель, откуда выдвинулся крошечный пульт. Манипулируя сенсорами, Камаль высветил виртуальный экран – виртэк и углубился в просмотр. Он очень хотел знать, что происходит внутри стен особняка товарища Кади.
   Большей частью камеры мобильных блоков фиксировали всякую ерунду – трапезы, разговоры ходящих туда-сюда людей, сидящего за столом и работающего хозяина дома.
   Но в одном месте Камаль остановил ускоренное воспроизведение. Несколько минут смотрел на то, что показывал виртэк, а потом лицо его пересекла торжествующая усмешка.
   Запись, которую он держал в руках, могла стать оружием, способным если не уничтожить Армию Освобождения, то разбить монолит ее единства, привести к конфликтам и беспорядку.
   И тем самым непременно ослабить.
   – Эй, товарищ Камаль, ты где? – В барак, похоже, заглянул врач.
   – Тут я, сейчас иду, – ответил Камаль, поспешно нажимая сенсоры и пряча комплекс в карман.

Глава 2
РАБОТА ПРИЗРАКА

68-й день 136 года летоисчисления колонии Селлах, поселок Сатри
   Поселок выглядел настолько чистым, что на первый взгляд казался игрушечным. Белели одинаковые дома, виднелись ровные дорожки между ними, блестели витрины магазинов.
   Портила картину только серая глыба блокпоста у въезда и тянущийся вокруг селения забор из колючей проволоки.
   – Не боятся, гады, – сказал Махмуд Адди, отнимая от глаз бинокль. – И зря!
   – Надеются быстро вызвать помощь, – кивнул сидящий рядом с командиром Усама Ибн-Идриси. – И зря!
   Пункт дальней связи располагался в самом центре поселка, в здании администрации. В случае нападения предполагалось, что информация тут же уйдет на расположенную восточнее военную базу и через пятнадцать минут в небе покажутся десантные вертолеты.
   Жители знали об этом и не беспокоились. Знай они еще о том, что вчера ночью несколько обитающих в поселке членов гражданского крыла Армии Освобождения заминировали пункт связи, то от спокойствия не осталось бы и следа.
   Бойцы отряда Махмуда Адди наблюдали за поселком с одного из окружающих его холмов. Они пришли сюда еще вечером после пятидневного марша через джунгли и теперь ждали сигнала.
   Взрыв прогремел ровно в поддень. На месте высокого здания в самом центре поселка вспухло и поднялось белое облако, через мгновение донесся грохот разрыва. Видно было, как летят в стороны куски арматуры и бетона, как рванулась вверх пыль.
   – Вперед, товарищи! – скомандовал Махмуд Адди. – Правда с нами!
   План нападения был разработан до мелочей. Не успел отзвучать боевой клич, как по блокпосту одновременно ударили полтора десятка ракет. Несколько из них несли боеголовки со слезоточивым газом.
   Загрохотали новые взрывы, здание блокпоста окуталось дымом.
   – Правда с нами! – закричал Камаль Ахмед вместе с остальными и побежал вниз по склону.
   На ходу бойцы Армии Освобождения надевали противогазы.
   Из серо-желтого облака, накрывшего блокпост, один за другим вываливались кашляющие, задыхающиеся солдаты. Выстрелы излучателей пробивали защитного цвета форму, отшвыривали тела.
   Камаль тоже стрелял на ходу, хотя не видел, чтобы в кого-то попал. Сердце его рвалось из груди, переполненное восторгом и боевым азартом. Хотелось верить, что вот так же легко они изгонят оккупантов со всего Селлаха.
   Ответная стрельба началась, когда бойцы Армии Освобождения почти достигли блокпоста. Кто-то внутри успел надеть противогаз. Ожил установленный на крыше импульсный пулемет.
   Камаль упал, увидел, как кому-то из бойцов импульсом оторвало руку. Брызнула кровь, а жуткий вопль боли был слышен даже сквозь противогаз. Восторг и азарт тут же исчезли, сменившись страхом.
   Камаль выстрелил, затем еще раз, целясь в продолжающий работать пулемет. Кто-то из бойцов, он не видел, кто именно, подскочил к самой стене блокпоста и швырнул наверх гранату.
   Грохнул взрыв, полетели в стороны обломки. Пулемет замолк.
   – Вперед, товарищи! – рявкнул Махмуд Адди. – Правда с нами!
   – Правда с нами! – ответный крик, вырвавшийся сразу из полусотни глоток, прозвучал грозно и величественно.
   Сняв противогазы, бойцы отряда ринулись в поселок. Полученные перед боем приказы звучали четко – захватывать все имеющее ценность для Армии Освобождения, остальное уничтожать, по возможности щадить уроженцев Селлаха.
   Камаль с удовольствием выстрелил в стоящую у обочины машину, посмотрел, как она взорвалась. Из бокового переулка выскочил человек в полицейской форме, вскинул руку с пистолетом.
   Нажать курок он не успел, со здоровенной дырой в груди свалившись на асфальт.
   – Отлично, товарищ! – крикнул сзади Махмуд Адди. – Так держать!
   Еще несколько полицейских показались на перекрестке впереди, но тут же бросились бежать.
   – Они боятся нас, боятся! – прошипел Тарик и ринулся за убегающими. Туда же рванула большая часть бойцов Армии Освобождения. Слышалось гудение излучателей, звон бьющихся стекол и испуганные крики разбегающихся жителей поселка.
   Оглядевшись, Виктор убедился, что за ним никто не следит, и свернул в ведущий на север переулок. План поселка (как и многих других) он в свое время выучил наизусть и теперь ориентировался тут не хуже аборигенов.
   Те, кто посылал его на задание, прекрасно знали, что шансов связаться со своими у агента будет немного. Самые реальные появятся во время нападения Армии Освобождения на одно из селений.
   Аналитики СЭС выбрали почти два десятка поселков, более всего подходящих для нападения, и в каждом Служба пристроила кого-то из агентов местной сети поддержки.
   На тот случай, если рядом окажется Виктор.
   Он пересек круглую площадь, в центре которой шелестел листвой небольшой сквер, миновал длинное, без окон здание – склад – и вышел к узкому тупичку, образованному пятью жилыми домами.
   Тут было тихо, жители попрятались, опасаясь нападения.
   В нужный дом Виктор проник, вышибив дверь. Не исключалось, что за ним наблюдают, так что роль явившегося из джунглей убийцы предстояло играть до конца.
   Ворвался в комнату с излучателем наперевес и наткнулся на спокойный, холодный взгляд человека с парализатором в руке.
   – Какая приятная встреча, – сказал Виктор. – Нет ли у тебя пары килограмм золота?
   – Только платина, – ответил человек с парализатором, опуская оружие. – Чего принес?
   – Вот. – Виктор извлек из кармана комплекс сбора данных. – Он набит информацией о товарище Кади. Самое интересное расположено на первом кристалле, начиная с тринадцатой ячейки. Через две недели трансляторы и спутники должны быть готовы для передачи. Я подам сигнал.
   – Хорошо, – сказал хозяин дома, забирая прибор. – Передам слово в слово!
   – А теперь, – Виктор поднял излучатель, – я немного тут постреляю. Надо поддерживать игру, знаешь ли...
   – Конечно, развлекайся. – Хозяин дома повел рукой. – Только подожди, пока я спрячусь в кладовке!
   Камаль несколько раз выстрелил в стены, разнес на куски вычислительный центр. Потом выскочил из дома и побежал туда, где его товарищи, судя по звукам, с кем-то сражались.
   По дороге пристрелил бросившуюся на чужака злобную псину. Покачал головой, думая о глупости ее хозяев. С первых лет колонизации было известно, что собаки на Селлахе не живут больше года. Но новые эмигранты упорно везли с собой четвероногих любимцев.
   К месту схватки Камаль прибыл в момент, когда мощная бронированная дверь здания администрации разлетелась на куски после точного попадания из ракетомета и внутрь ринулись воющие от радости бойцы Армии Освобождения.
   Отлучки одного из членов отряда никто не заметил.
 
82-й день 136 года летоисчисления колонии Селлах, база Армии Освобождения
 
   – Товарищи! – Голос взобравшегося на трибуну товарища Кади звучал глуховато. – Нашей базе выпала величайшая честь! Она стала местом сбора лучших командиров Армии Освобождения Селлаха! Завтра они начнут прибывать, и мы, хозяева, не должны ударить в грязь лицом...
   Камаль слушал, стоя в окружении бойцов своего отряда. Четыре дня назад они вернулись на базу после успешно проведенного рейда. Большая часть поселка обратилась в руины, а явившиеся с опозданием военные не нашли ничего, даже следов.
   В честь такого успеха подчиненным Махмуда Адди дали день на отдых, но уже на следующий загрузили работой. Базу приводили в порядок, усиливали систему дозоров и постов вокруг нее.
   Вчера падающим от усталости бойцам выдали новенькую маскировочную форму без знаков различия, явно украденную с какого-то военного склада. Всех заставили побриться и вымыть обувь.
   Лидер Армии Освобождения не хотел ударить в грязь лицом перед товарищами. И сегодня едва держащихся от усталости на ногах людей собрали, чтобы в последний раз настроить нужным образом.
   –...Должны показать пример истинной стойкости и готовности сражаться до самого конца! – продолжал вещать товарищ Кади. – Продемонстрировать качества истинного борца за свободу – выдержанность, готовность к лишениям и честность!
   – Я сейчас свалюсь, – пробормотал стоящий рядом с Камалем Тарик Шани.
   Камаль только вздохнул. Он и сам устал не меньше приятеля, но хорошо понимал, что, пока товарищу Кади не надоест говорить, никого с площади не отпустят.
   К счастью, лидер Армии Освобождения в этот вечер был не в ударе.
   – Правда с нами! – крикнул он, выбрасывая вверх сжатый кулак. – Смерть оккупантам!
   – Смерть! – усталым рокотом отозвалась толпа.
   – Все свободны, – проговорил Махмуд Адди, когда товарищ Кади спустился с трибуны. – Завтра подъем на час раньше. Будем готовиться к встрече гостей!
   Камаль вновь вздохнул. В этот момент ему меньше всего хотелось думать о завтрашнем дне.
 
84-й день 136 года летоисчисления колонии Селлах, база Армии Освобождения
 
   Площадь была забита до отказа. Камаль никогда не видел тут столько людей. В центре, перед самой трибуной, сидели на почетных местах гости съезда – немолодые, покрытые шрамами мужчины. Многие из них сражались за свободу родной планеты четверть века, все прославились подвигами на поле боя.
   Вокруг них толпилась свита – охранники и помощники. Для бойцов, обитающих на базе, нашлось место только на краях площади, между стволами зонтичных деревьев.
   Виктор стоял за одним из них и сердце его билось чуть чаще, чем обычно. Засунутая в карман рука сжимала небольшое устройство, размерами и формой напоминающее обыкновенную пуговицу.
   Его задача – послать мощный сигнал, который даст знать, каковы координаты точки, куда необходимо произвести выстрел. Не ракетами или снарядами, а пучком информации.
   Обычно агенты СЭС, «призраки», как их называют, достигают цели с помощью лжи. Сегодня Виктор собирался воспользоваться правдой. Цель от этого не менялась. Как обычно, она состояла в разрушении опасной для Федерации социальной структуры, в данном случае Армии Освобождения Селлаха.
   Первым на трибуну взобрался, как и ожидалось, товарищ Кади.
   – Здравствуйте, товарищи! – сказал он, широко и искренне улыбаясь. – Я рад приветствовать наших гостей, заслуженных командиров, городских подпольщиков, сочувствующих нам посланцев космоса!
   Последовал кивок в сторону сидящих группой необычно бледных людей с цепкими взглядами. За «посланцев космоса» их могли принять только наивные обитатели Селлаха, не видевшие ничего, кроме собственной планеты. На самом деле это были обыкновенные контрабандисты, торгующие на Земле арагвой, а обратно везущие оружие.
   Товарищ Кади говорил искренне и открыто, много жестикулировал, и содержание его речи Виктор мог легко предсказать заранее – борьба за свободу тяжела, только сплотив ряды и отказавшись от мирских радостей, можно надеяться на победу...
   Люди слушали затаив дыхание, словно перед ними был сам Моисей, только что вернувшийся с горы Синай.
   – Правда с нами! – Завершение речи тоже оказалось традиционным. Почти ритуальный возглас и такой же жест, пронесенный бунтовщиками всех мастей сквозь столетия – вскинутая рука со сжатым кулаком.
   – А теперь слово предоставляется товарищу Хабейби! – сказал товарищ Кади, когда ответные возгласы стихли. – Он сообщит о том, как идут дела в западных провинциях.
   Рашид Хабейби, самый известный из командиров освободительных отрядов, оказался высок и смугл. Оратором он не был, его речь потонула в бесконечных «как бы», «так вот» и «затем». Но приветствовали его почти так же тепло, как и лидера Армии Освобождения.
   – Теперь слово предоставляется товарищу Рахмонову, – сообщил товарищ Кади. – Он расскажет, как сражаются с оккупантами наши братья в столице планеты! Покажет сделанные смелыми людьми записи, запечатлевшие зверства полиции. Мы планируем передать их независимым средствам массовой информации за пределами Селлаха, чтобы люди доброй воли по всей федерации знали, что тут творится...
   Крошечный, узкоглазый Рахмонов говорил так тихо, что даже вмонтированная в трибуну аудиосистема не помогала.
   – А теперь видеоматериалы! – объявил товарищ Кади, когда неразборчивое бормотание обитателя столицы замолкло.
   Виктор сдавил пальцами лежащую в кармане «пуговицу». Та чуть заметно хрустнула.
   Размещенный на трибуне проектор выплюнул вверх дрожащую пленку виртэка, достаточно большого, чтобы изображение можно было рассмотреть с полусотни метров.
   – Так, вот мы видим разгон мирной демонстрации, – сказал товарищ Кади.
   На экране полицейские в шлемах и бронекостюмах молотили дубинками людей с плакатами, на которых красовались лозунги: «Правда с нами!», «Оккупанты – вон с Селлаха!», «Свободу!»
   – Сила применяется против невооруженных людей, ничем не угрожавших общественному порядку, – продолжал комментировать товарищ Кади. – Так, а это что?
   По экрану побежали полосы ряби, изображение на мгновение пропало, а потом возникло, но уже другое. Мощный транслятор, размещенный на спутнике, получив координаты, бил потоком информации в ту точку, где находился Виктор, легко заглушая автохтонный сигнал.
   Глазам собравшихся на площади людей предстала небольшая комната. Кроме столика и широкой кровати, в ней ничего не было. Съемка велась откуда-то из-под потолка.
   На столе дымился кусок бурого вещества, в котором любой обитатель Селлаха легко узнал бы арагву. Рядом с ним стояли несколько пустых бутылок из-под шампанского. На кровати расположился голый товарищ Кади в компании двух не обремененных одеждой, грудастых девиц.
   – Кто-нибудь, выключите это! – визгливо рявкнул побледневший лидер Армии Освобождения.
   – Нет уж, мы посмотрим! – неожиданно обрел голос товарищ Рахмонов.
   И товарищ Кади не посмел ему возразить.
   Сотни людей, собравшихся, чтобы укрепить свой дух и утвердиться в высоких идеалах борьбы за свободу, смотрели, как их лидер вдыхает наркотический дым, пьет шампанское прямо из горлышка, с дурашливым хохотом поливает им женщин, после чего облизывает их блестящие тела.
   На площади установилась такая тишина, что Виктор слышал, как орудует древоточец в стволе. Краем глаза видел растерянные лица товарищей по отряду, замечал их боль и недоумение.
   Человек, которому они верили, которого считали воплощением добродетелей истинного борца за свободу, оказался подвержен порочным слабостям. Он каждый день говорил о необходимости целомудрия и воздержания, а сам пил, нюхал арагву, развлекался с девушками...
   Вознесенный на невероятную высоту авторитет рухнул и разбился, а осколки его ранили сердца.
   – Это подделка! Вы что, верите ей? – жалобно прокричал товарищ Кади, когда запись кончилась.
   – Ноги моей здесь больше не будет! – прорычал Рашид Хабейби, поднявшись с места, и его мощный голос легко перекрыл начавшийся гам. – Все эти годы ты учил нас – и, как оказалось, лгал. И я не знаю, что сказать своим людям по возвращении. Может быть, мне вообще не стоит возвращаться, а пойти в ближайший полицейский участок и сдаться?
   Рахмонов плюнул под ноги товарищу Кади и спустился с трибуны. Лидер Армии Освобождения побледнел почти до прозрачности.
   – Не может быть, – прошептал Тарик Шани, из глаз которого катились слезы. – А я так ему верил... Так верил...
   – И я, – согласился Камаль. – Это ужасно. Может, это и в самом деле подделка? Откуда на базе женщины?
   – У него в особняке они есть, – буркнул Махмуд Адди. – Я видел как-то раз, но внимания не обратил...
   Когда Камаль посмотрел на трибуну, то товарища Кади там не было. Он исчез с ловкостью змеи, атаковавшей жертву. Только стукнула калитка в окружающем особняк заборе.
   Часть толпы бесновалась и орала, другие сидели на земле, обхватив голову руками. Гости растерянно топтались на месте, не зная, что предпринять. Многие пробирались к бараку, где их разместили.
   Его двери распахнулись, выпуская мрачного Рашида Хабейби в окружении телохранителей. Когда стало ясно, что прославленный командир направляется к одному из выходов с базы, Виктор понял, что его дело сделано. Можно было утереть со лба честный трудовой пот.
 
85-й день 136 года летоисчисления колонии Селлах, база Армии Освобождения
 
   В это утро никто не надрывался, поднимая бойцов отряда Махмуда Адди, поскольку вчера никто не озаботился назначением новых дневальных. Камаль по привычке сам проснулся в нужное время и понял, что в бараке почти никто не спит.
   Под его сводами царило мрачное, подавленное молчание.
   Вчера большая часть гостей разъехалась, а те, кто остался, намеревались отбыть сегодня с утра. Обитателям базы деваться было некуда, они в унынии и растерянности разбрелись по баракам.
   Наступило утро, но никто из старших офицеров не появился. Похоже было, что ни один из них просто не знал, что предпринять.
   – Что, так и будем валяться? – подал голос Усама Ибн-Идриси, один из старейших бойцов отряда.
   – А чего делать? – уныло спросил кто-то. – На завтрак-то не зовут...
   – Как ты можешь думать о еде? – вскипел Усама. – Мы должны действовать, а не валяться как свиньи!
   – Как можно действовать, если потеряна вера? – спросил Камаль.
   – Надо ее вернуть! – Усама оставался непреклонен. – Почему товарищ Кади ничего не сказал по поводу того, что мы видели вчера? Надо пойти к нему и добиться правды! Вдруг это поклеп, возведенный врагами свободы?
   – Ты предлагаешь пойти к товарищу Кади и потребовать объяснений? – переспросил Тарик потрясенно.
   – А что? Разве он не один из бойцов Армии Освобождения? Разве он не наш товарищ?
   – Хорошая идея! Надо пойти и спросить! – сказал Камаль.
   – Да, пойдем! Пойдем! – зазвучали по всему бараку возбужденные голоса.
   Камаль вскочил с кровати и принялся одеваться. Через пять минут он вместе с толпой возбужденно гомонящих товарищей вывалился из барака. Во главе с решительно сопящим Усамой они зашагали к торчащему из-за ограды особняку товарища Кади.
   На шум выглядывали бойцы из других бараков, а узнав, в чем дело, вливались в толпу. Откуда-то сбоку появился Махмуд Адди. Лицо у него было опухшее, будто командир всю ночь пьянствовал.
   – Вы куда, товарищи? – строго поинтересовался он.
   – Туда! – зло ответил Усама. – К нему! Пусть объяснится!
   Камаль впервые увидел, как Махмуд Адди растерялся. Командир вместе с остальными безоговорочно верил в товарища Кади, и увиденное вчера стало для него неменьшим шоком. И сейчас старший боец отряда не ощущал привычной уверенности, и даже голос его звучал не так жестко, как обычно:
   – Товарищи, не надо... Я вам запрещаю!
   – А что мы такого делаем? – выкрикнул Камаль. – У любого бойца Армии Освобождения, уличенного в проступке, товарищи имеют право требовать объяснений! А он чем лучше?
   – Ничем! – заорали из толпы. Командира просто оттеснили в сторону и двинулись дальше, остановившись лишь у самого забора, за которым виднелись охранники с парализаторами.
   Оружие было направлено на толпу.
   – И что, будете стрелять? В своих? – спросил Усама.