Казанцев Александр Петрович. Полярная мечта (Мол 'Северный', часть 2)

Казанцев Александр
Полярная мечта (Мол 'Северный', часть 2)

   Александр Петрович КАЗАНЦЕВ
   Полярная мечта (Мол "Северный")
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ЗАВТРА
   Твори, выдумывай, пробуй! Вл. Маяковский "Хорошо"
   Глава первая
   ВСТРЕЧИ
   Никогда так не светит солнце, как после дождя! Капли искрами играют в листве лип, отражаются в витринах магазинов. Распахнется окно - и зайчики промчатся по другой стороне улицы. Мокрая мостовая синего асфальта словно река, в которую смотрится небо, кайма зеленых тротуаров - ее берега с веселыми зеркальцами луж, а парапеты, защищающие прохожих, похожи на гранитную стену маленькой набережной. Федя, старый наш знакомый, ныне капитан дальнего плавания Федор Иванович Терехов, невысокий, коренастый, с обветренным спокойным лицом, с преждевременными для его лет морщинами и чем-то милой ямкой на подбородке, переходил по ажурному подвесному мостику через перекресток. Синяя лучевая магистраль превращалась в широкий цепной мост, переброшенный через красную магистраль Садового кольца. Поток машин не останавливался на перекрестке, не застревал перед светофором, вся лавина мчащихся под ногами Федора машин взлетала на выгнутую спину моста, под которым неслись машины по Садовому кольцу. Федор приехал в Москву перед началом арктической навигации, чтобы посмотреть завод-автомат, оборудование которого он должен был доставить в Арктику. Там и предстоит работать заводу почти без присмотра, изготовлять из местного сырья запасные части для автомашин, которых теперь в Арктике, пожалуй, не меньше, чем в столице. Федор неплохо знал Москву и скоро добрался до нужного места. Завод-автомат показывала ему молодая наладчица. Высокая, стройная, с красивым холодным лицом, она сразу заинтересовала моряка признанием, что ей жаль расстаться с родными ей теперь станками. - Поехали бы в Арктику, - предложил Федор, раскуривая трубку. Девушка решительно отказалась. Она собиралась налаживать здесь многие заводы-автоматы, которым работать потом в разных уголках страны. - У нас непрерывное литье, - объясняла она. - Пока одна электрическая печь загружается, другая плавит, третья уже выпускает металл. Федору бы смотреть, как льется металл в передвигающиеся кокили, как раскрываются потом эти металлические формы и из них вываливаются на конвейер отливки, но... - не будем судить его! - наш моряк смотрел больше на свою спутницу, в голосе которой слышались ему страстность, горячность, увлечение. В соседнем цехе пахло маслом и разогретой эмульсией. Через проем в стене вползали алюминиевые отливки, попадая в смыкающиеся челюсти станков. В тело заготовки вонзались вращающиеся зубья сверл и фрез. Потом челюсти размыкались и полуобработанная деталь последовательно передвигалась от одной пары челюстей с резцами к другой, пока не выходила в конце цеха из последней машины готовая, обвернутая бумагой. - Все эти станки, - сказала девушка, - как музыканты симфонического оркестра. Каждый с точностью до долей секунды вступает в строй, исполняет свою "партию" по нотам. - Дирижер, помните партитуру наизусть, - подсказал моряк. - Знаете, какой станок когда вступит?.. - С закрытыми глазами, - девушка зажмурилась, прислушалась, потом чуть пошевелила кистью правой руки. Пальцы левой в это время виртуозным пассажем пробежали по столу - и сдвинулись каленые лапы автомата, острые стальные когти коснулись детали. Что-то щелкало, звякало, жужжало, пело. Девушка открыла глаза и смело встретилась взглядом с гостем. - А вы только и знали, что "взводень до самого окаёма разыгрался порато"... - неожиданно сказала она. - Порато? - удивился моряк. Подшутить над помором хотела или что-то сказать на редко кому понятном языке? А девушка как ни в чем не бывало говорила о том, каких рабочих требует завод-автомат. - С инженерным образованием, - уверяла она. - Надо ведь не только знать станки, которые сами проверяют себя, сами контролируют изделия, просвечивают их рентгеновскими лучами, но порой и своими руками исправлять повреждения. "Значит, инженер, - думал моряк, - и наверняка играет на рояле. Неужели?.." А наладчица "с музыкальным инженерным образованием" говорила, что при коммунизме не будет людей узкой специальности, каждого будут интересовать все стороны работы, все стороны жизни. - Ведь жизнь тогда и полна, когда интересуешься всем, - закончила она, пристально посмотрев на моряка. Завод был осмотрен, но моряк задержался в просторном вестибюле с мраморными колоннами. - Стиль Москвы, - сказал он о новых зданиях и станциях метро. - Жаль, что вы уже знаете Москву, - сказала девушка, прощаясь. - Если б вы показали ее... - нерешительно начал моряк. - Неужели вы в Москве впервые? Боясь, что новая знакомая откажется быть его спутницей, Федор согрешил против правды, кивнул головой. И молодая москвичка согласилась показать полярному капитану так хорошо известную ему Москву. Смена кончалась. Федору надо было подождать в заводском скверике. Моряк сидел на скамейке и думал. Он не мог ошибиться! Он узнал юную туристку, которая составляла когда-то из поморских слов тайный язык и играла в шторм Рахманинова. Но как она переменилась! Из тихони с белыми косичками превратилась в такую красавицу, умную, строгую. И не подступись!.. "Избалована, - убеждал он сам себя. - Любимая дочь академика... Воображает, конечно... Может, и не придет совсем..." Но девушка пришла. В сером костюме и строгой английской блузке, она показалась Федору еще более надменной, чем в цехе. К тому же в туфлях на высоких каблуках она была выше Федора. Протянув руку, словно они только встретились, она сказала: - Итак, я буду звать вас капитаном, а вы меня Леной. Как ни владел своим лицом наш моряк, но все же вскинул брови. Потом опустил голову и усмехнулся. - Достаньте трубку. Она мне нравится, - сказала девушка, прекрасно все заметившая. Федор с удовольствием раскурил трубку. Сначала они ехали в турбобиле, который девушка взяла в первом попавшемся гараже по абонементу. Управляя машиной, она объяснила, что в газовой турбине сгорает не бензин, а сжатый водород. Получающиеся при этом пары воды не загрязняют воздух. Потом они, сдав машину в гараж под мостом, бродили по улицам. Федор сказал, что высотные здания поднимаются над городом, как башни Кремля. Девушка назвала их "дворцами высоты". Федор признался, что Москва каждый раз кажется ему и неожиданно новой и по-старому древней, давно знакомой. Девушка поймала его на этом. Значит, он не впервые в Москве! - И все же я покажу вам то, чего вы не видели, - пообещала она, совсем не рассердившись. - А вы расскажете... о себе. И Федору пришлось говорить... И о том, как пришлось ему однажды в тяжелом рейсе заменить умершего старика капитана, и о том, как трепало шлюпку после кораблекрушения в Охотском море, и о сжатии льдов, и о чужих городах, шумных портах, знойных странах. Словом, девушка с чисто женским искусством выведала все о нем, ничего не рассказав о себе. - И вам хочется узнать, какая я? - лукаво спросила она. - Давно-давно я читала фантастический рассказ. Люди далекого будущего собираются в Хрустальном дворце, сильные мужчины и красивые женщины. Стена тает в воздухе, и зал удваивается. Видны люди, собравшиеся на другом конце земного шара. Все смеются, все счастливы. Один из них поднимает тост... - За людей минувшего, - подсказал Федор. - Которые в грохоте бурь боролись и строили будущее. - Все встали, а одна девушка заплакала... - Ей было жаль, что она не жила в то время когда приходилось сражаться, жертвовать собой... свершать великое. - К счастью, вы родились раньше. - Да! И хочу многого! Моряк покосился на спутницу и запыхтел трубкой. - А вот и наш почти Хрустальный дворец, - смеясь, сказала девушка. - Здесь мы встретим человека, который действительно хочет свершить великое. Молодые люди стояли перед грандиозным крытым стадионом, построенным на берегу Москвы-реки. Девушка повела моряка на трибуны. Через все поле к низкому солнцу, светившему через стеклянный свод, тянулась золотая дорожка. Она шла по зеркальной поверхности льда. Намеренно не замечая изумления Федора, девушка сказала: - Говорят, что светлая дорожка ведет к счастью. А ведь каждому кажется, что дорожка идет от него. - У тех, кто рядом, дорожка общая... - сказал Федор. Девушка пристально посмотрела на него. - Летом здесь каток, - сказала она, - а зимой - футбольное поле. И самое любопытное, что летом замораживают лед, а зимой нагревают помещение одни и те же... холодильные машины. Вы никогда не слышали об "отоплении холодом"? - Слышал, - сказал моряк и добавил: - Лена. Девушка загадочно улыбнулась. - Сейчас я вам покажу человека, который построил эти машины. И она потащила его к раздевалке спортсменов. Федор теперь шел за ней неохотно. Конькобежцы один за другим выходили из раздевалки на лед. Одеты они были не в теплое, а в легчайшее трико, лишь внешне напоминавшее их зимнее одеяние. - А вот и он! - воскликнула девушка. К ним катился статный, худощавый молодой человек одних лет с Федором. Он посмотрел на моряка и равнодушно отвел глаза, потом неожиданно резко затормозил около спутницы Федора, обнял ее за плечо рукой, притянул к себе и поцеловал в висок. - Спасибо, Жень, что пришла, - сказал он и легко покатился по льду. Федор спокойно раскуривал трубку, и лишь огонек спички предательски дрожал. Громкий голос объявил по радио: - В первой паре бегут: Карел Лоума (Чехословакия) и Алексей Карцев (Москва). Моряк усмехнулся и пошел за своей спутницей на трибуну. Конькобежцы уже стояли на старте. Оба согнулись в поясе, отставив ногу назад. Выстрел. Федор так ничего и не сказал девушке, которая назвала себя Леной. Она же, сидя на месте, словно забыла о его существовании, подалась вперед, напряженная, взволнованная. Вначале ближе к бровке был Алексей Карцев. Потому он и вышел вперед. Федору удалось раскурить трубку. Сердце у него колотилось. Неужели он так переживает соревнование... или еще какая причина? - Он догоняет его, догоняет! - схватила Федора за руку девушка. Чех на прямой обошел Карцева и повел бег. Федор перестал курить, не спуская глаз с отставшего бегуна. Наконец он посмотрел на свою соседку и сказал: - Лена! Она не отозвалась. Тогда он уверенно сказал: - Женя! Она закивала головой и опять вцепилась в руку Федора. У нее были тонкие и холодные пальцы. Там внизу, на льду, кто-то шел впереди, кто-то догонял. Стадион то замолкал, то гудел. Федор старался не дышать. Тонкие пальцы согрелись от его руки. Стадион ахнул. Женя обернулась к Федору, раскрасневшаяся, чуть смущенная. - Он все-таки проиграл... Но все равно молодец! Ведь, конструируя машины для стадиона, он дал слово состязаться здесь на летнем льду, а добиться этого не так легко. Пойдемте, теперь я вас познакомлю. - Вновь? - спросил Федор. Девушка рассмеялась, - Со мной же вы знакомились вновь? - С Леной? - Надо знать, что девушки любят называть себя чужими именами... Наблюдаешь, как из прикрытия, - и она снова рассмеялась. Пробирались между скамьями, задевая за колени сидящих. Наконец спустились на ледяную дорожку, на которой недавно встретили Алексея. Теперь Алексеи вышел из раздевалки переодетый. На нем был сшитый с некоторым шиком, - видно, он любил хорошо одеваться, - светлый костюм спортивного покроя, воротник рубашки с изящной небрежностью расстегнут. Движения его порывисты, словно он с трудом сдерживал рвущуюся изнутри энергию. Направляясь к Жене, он заглянул в лицо Федора. - Не может быть! - воскликнул он. - Неужели Федя? Капитан! - Полярный! - с гордостью добавила Женя. - Какое совпадение! - обрадовался Алексей и, занятый, очевидно, только своими мыслями, без всяких расспросов заговорил: - Впрочем, так и должно быть! Тебе Женя ничего не говорила? - О тебе - ничего. О себе - мало. - Ты обязательно должен быть завтра в Институте холода на защите моей диссертации. Кандидатом буду. Холодильное дело! До чего же хорошо, что ты нашелся! Да где же вы встретились? Женя шутливо пересказала Алексею свою встречу с Федором, их прогулку по Москве, а Федор смотрел на оживленное лицо своего товарища детства и не мог побороть в себе чувства, похожего на зависть, а быть может, и на ревность к этому красивому, удачливому, счастливому человеку. - Прошу прощения, Алеша, - хмуро сказал он. - Мало понимаю в науке, в искусственном холоде. - Федор не хотел идти. "Лучше всего завтра же уехать из Москвы", - подумал он. - И не смей отказываться, - замахал на него руками Алексей. - Это имеет к тебе непосредственное отношение. Ничего, что я сегодня оскандалился, отстал. Завтра, надеюсь, так не будет. Пойми, для тебя, для твоих кораблей работаю. Федор взглянул на Женю. Она, видимо любовалась Алексеем. - Круглый год должны плавать в Арктике корабли, - увлеченно продолжал Алексей, обнимая Федора за плечи. - И представь, помогут холодильные машины... которые этот каток заморозили, а зимой отепляют стадион. - Женя говорила, - отозвался Федор. - Эх, Федя! Где же еще строить города, шахты, рудники, заводы, даже металлургические заводы, как не в Арктике! Только из-за отсутствия транспорта и не строили! А мы с тобой дадим этот транспорт, самый дешевый, морской! Как преобразится побережье полярных морей! Ты только представь, медведище белый! - И Алексей стал трясти Федора. Федор был оглушен, сбит с толку этой бурей движения, страстного голоса, дерзких мыслей. - Как можно сделать? - только и успел спросить он. - Не скажу, а то не придешь. Хочу, чтоб ты разыгрался порато! - и он рассмеялся. - Федя! - сказала Женя. - Я тоже прошу. Федор вынул трубку изо рта, чтобы объяснить: он не может, он не придет. Женя поняла это раньше, чем он успел произнести первое слово. И она сказала тихо и непонятно для Алеши: - И Лена тоже просит. Федор растерянно промолчал. - Решено, - заявил Алексей. - Ты останешься сейчас с нами до конца соревнований. Потом пойдем отпразднуем встречу. Но Федор наотрез отказался. Он вспомнил о куче поручений, и все их давно уже надо было выполнить. Он заторопился. Женя смотрела на него с упреком, но не уговаривала. Адрес Института холода все же записал. Выйдя со стадиона, он оглянулся. Гигантское здание с прозрачным сводом. "Хрустальный дворец! - с горечью подумал он. - Люди, готовые свершать великое! Отопить холодом всю Арктику, как крытый стадион? Должно быть, слишком он, Федор, крепко стоит ногами на земле, чтобы понять такое!.." Федор был недоволен собою. Как нелепо омрачился светлый день!..
   Глава вторая
   МЕЧТЫ
   После веселой грозы, обновившей природу, ночью вдруг зарядил скучный мелкий дождь. Утро выдалось хмурое, небо затянуло тучами. Капитанская фуражка Федора намокла. Институт холода, оказалось, очень трудно найти. Моряк окончательно запутался в переулках со старыми, неприглядными в дождь домами, да и не только в переулках. Да, запутался!.. Никогда бы он не поверил, что станет ворочаться ночью с боку на бок, размышляя: может ли человек что-либо чувствовать вопреки собственной воле и рассудку? Особенно досадно ему было, что он нисколько не лучше тех молодых людей, которые сотни лет назад, заподозрив горькую правду, сжимали кулаки, скрежетали зубами или ходили взад и вперед по тесным каморкам. Федор шел по мокрому тротуару и злился на себя. Виновница же его неурядиц, промочив ноги, нетерпеливо ходила по переулку, чтобы встретить гостя-моряка. Увидев девушку, капитан не поверил глазам. Она была, как и вчера, в сером костюме и с непокрытой головой. Дождь словно не существовал для нее, не смел намочить ее одежду... и, конечно, в следующее мгновение Федор заметил прозрачный плащ, которым она прикрылась, как огромным колоколом. - Ой, какой мокрый! - девушка протянула Федору руку. Пожимая ее пальцы, Федор вспомнил стадион. - Мы опоздали, - сказала Женя и, не выпуская руки Федора, потащила его к подъезду института. Защита уже началась. Идя на цыпочках, Женя ввела моряка в зал научных конференций. Федору бросились в глаза два ряда слабо светящихся и потому кажущихся хрустальными колонн. Он невольно оглянулся на свою провожатую. Сосредоточенная, с гордо поднятой головой, она смотрела на возвышение, где, отделенные белой мраморной балюстрадой, за длинным столом сидели члены ученого совета, профессора и академики. Указывая на председателя, широкоплечего гиганта с седой львиной гривой, прикрытой черной академической шапочкой, Женя шепнула: - Мой отец. Пройдя вдоль мраморной балюстрады, соединяющей колонны, молодые люди сели в один из последних рядов. Кожаное кресло показалось Федору удивительно покойным. Еще в дверях зала, огромных, двустворчатых, Федор прислушался к тому, что говорил Алексей, стоя на кафедре перед географической картой и чертежами: - В Арктике и поныне еще действует старая поговорка: "Каждый завезенный в Арктику гвоздь становится серебряным". Дорого еще стоит перевоз! Трудно еще плавать в полярных морях. Дорог ледокольный флот, который борется со льдами. Дорога сеть полярных станций, да и обслуживают они сравнительно небольшое число судов, плавающих лишь короткие два-три месяца арктической навигации. Завтра нашу страну уже не могут устроить современные условия плавания в полярных морях. Завтра мы уже не можем подчиняться капризам льдов и ветров Арктики. Современная наука и техника позволяют нам изменить условия плавания кораблей в ледовитых морях. Этому и посвящена диссертация. Федор оглядывал зал. В нем сидели по преимуществу молодые люди, многие в очках, лысеющие. Вероятно, все это были научные сотрудники институтов, которые завтра сами будут защищать свои диссертации с мудреными названиями, всегда вызывавшими у Федора смешанное чувство почтения и недоумения. Они казались ему заумными и далекими от жизни. "Об одном обобщении меры и категории", "Некоторые задачи равновесия пластин и стержней за пределами упругости", "Короткопериодические возмущения электромагнитного поля Земли", "О второй конечной разности и второй обобщенной производной", "Методика правописания непроверяемых безударных гласных в непроизводных основах"... Столь же непонятно и внушительно было и название диссертации А. С. Карцева, выступающего с ней, как говорилось в газетном объявлении, на соискание ученой степени кандидата технических наук: "О возможном изменении характера обледенения полярных морей в условиях применения холодильной техники". "Рычаг, - думал Федор. - Повернуть мир! Уничтожить холод. Чем? Атомной энергией? Реально ли? Растают льды - поднимется уровень морей. Все столицы Европы, кроме Москвы, расположенной на возвышенности, окажутся под водой... Не создашь искусственный Гольфстрим". - Гольфстрим, - произнес с кафедры Алексей Карцев. Федор невольно улыбнулся совпадению. - Одна ветвь этого могучего теплого течения идет к островам Шпицбергена, и климат там куда более мягкий, чем в любом другом месте Арктики. Другая ветвь делает петлю в Баренцевом море, отдавая ему свое тепло, препятствуя там появлению льдов, и это полярное море не покрывается льдом круглый год. Если бы условия, подобные существующим в Баренцевом море, были бы на всем побережье Сибири, будущая промышленность этого края получила бы самый дешевый в мире транспорт - морской. Через весь Азиатский континент проходит Великая сибирская железнодорожная магистраль. Новая морская магистраль по пропускной способности равна будет ста параллельным железнодорожным путям. "Сто железнодорожных путей? - прикидывал в уме Федор. - Это даже трудно представить! Чуть ли не вся железнодорожная сеть страны, протянутая в одну сторону". - Третья ветвь Гольфстрима, - продолжал Алексей, - стремится пройти вдоль сибирских берегов в пролив Карские ворота, отделяющий материк от Новой Земли. Сколько раз проходил Федор через Карские ворота! Он мог бы быть там лоцманом. Даже в штиль, когда нет ветра и волнения на море, там, в проливе, над поверхностью воды всегда вздымаются огромные, вращающиеся, похожие на конусы волны. Полярный капитан прекрасно знал, что водовороты эти вызваны борьбой двух встречных течений. Об этих течениях и заговорил Алексей. - В Карских воротах Гольфстрим встречается с другим могучим, но холодным течением, идущим из-под полюса вдоль восточных берегов Новой Земли. "Холодное течение задумал подогреть. Холодильными машинами?" - терялся в догадках Федор. - Холодное течение преграждает Гольфстриму путь, нейтрализует, побеждает его. Тепло из далекого Караибского моря не проходит в Карское море, и это море покрывается льдом на большую часть года. Нечего и говорить о других полярных морях, о море Лаптевых, о Восточно-Сибирском, Чукотском. Туда совсем не попадают теплые воды. Великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лена, Хатанга, Колыма - приносят слишком мало тепла, да и оно не остается у берегов, где должны были бы плавать корабли, а вместе с пресной водой уходит далеко на север, в высокие широты. Федор морщил лоб, силился и не мог понять, куда клонит Алексей. - Один из моих слушателей, полярный капитан, - соседи Федора невольно обернулись к нему, - мог бы подтвердить, что в сибирских ледовитых морях, в сотнях километров от берегов, можно часто встретить стоящие на мели айсберги или большие льдины - стамухи. - Помните медведя на айсберге? - шепнула Женя. Федор кивнул головой. - Глубина сибирских полярных морей в ста километрах от берегов не превосходит двадцати-тридцати метров, редко глубже. Это меньше высоты многих домов. Вот если бы можно было воспользоваться мелководьем сибирских полярных морей и соорудить там искусственную преграду, стену, плотину, мол, который в ста километрах от берегов протянулся бы от Новой Земли к Северной, от Северной Земли к Новосибирским островам и дальше к острову Врангеля. Эта морская стена отгородила бы прибрежную часть морей от Ледовитого океана, от его холодных течений и дрейфующих ледяных полей. Холодные воды и льды, задержанные преградой, не попадали бы в отгороженную часть морей, питаемую лишь струями теплой ветви Гольфстрима, великих сибирских рек и теплого течения, идущего через Берингов пролив. "Реки и то замерзают", - подумал Федор. - Ясно, что температурный режим в отгороженной части морей будет подобен тому, который существует в Баренцевом море. Моря вдоль всего сибирского побережья не станут замерзать зимой, судоходство там будет круглогодичным! "Значит, не отопление Арктики, а мол в четыре тысячи километров, прикидывал в уме Федор. - Не лучше! Километровый мол в морском порту и то целое событие!" Положительно Алексей читал мысли Федора: - Конечно, если бы мы решили построить наш мол из камня, песка и цемента, из чего сооружают мол в портах, нам бы пришлось возить материал к месту стройки не меньше чем столетие. Смех шорохом прокатился по аудитории. Федор тоже улыбнулся. Профессора, члены ученого совета стали перешептываться. - Конечно, каменный мол был бы неосуществимой, оторванной от действительности мечтой. Для нас же, техников, приемлема лишь та мечта, которая служит первым этапом проектирования. Запроектировать подобный мол, каким бы ни казался он грандиозным, м о ж н о! Надо сделать его из подручного материала, который ничего не стоит, имеется там в изобилии. Холодильщики уже понимают меня. Сделать мол из морской воды! Женя торжествующе посмотрела на Федора, тот недоверчиво покачал головой. - Представьте себе, - продолжал увлекшийся оратор, - что все мы находимся не в этом зале, а... на дне Карского моря! Опять по рядам пробежал смех, сразу встряхнувший, ободривший аудиторию. Федор же нахмурился. - И над нами не потолок, а поверхность воды. Сверху нам спустят трубы. Целый частокол труб. Их можно будет соединить попарно дугообразными патрубками, зарытыми в морское дно. Вдоль противоположной стены будет спущен второй частокол таких же труб. Оба частокола для лучшей теплопроводности нужно будет соединить металлическими сетями. По трубам сверху пропустить искусственно охлажденный, крепко соленый раствор, хорошо известный в холодильном деле, не замерзающий даже при пятнадцати градусах мороза. Этот раствор будет циркулировать по трубам, отнимая тепло у воды, заключенной между трубчатыми стенами. В конце концов вода замерзнет, превратится в ледяной монолит. Со дна моря к его поверхности поднимется ледяная стена. Намораживая слой за слоем, мы поднимем ее над уровнем моря и сделаем ее такой ширины, какой пожелаем, на какую расставим наши трубчатые стены. Ей не будут страшны ни напоры льдов, ни течения. Мы сделаем мол такой длины, на каком протяжении будем спускать под воду трубы. На все четыре тысячи километров. И вполне реально соорудить мол от Новой Земли к Северной, к Новосибирским островам, к острову Врангеля, к Берингову проливу! Вполне реально построить ледяной мол, который перегородит все полярные моря! "Мол изо льда... где я его видел? Где? - мучительно силился вспомнить Федор. - Айсберг в бухте Рубиновой! Его забуксировали на мель. Набило льдин. Затор напоминал мол. Вот откуда идея. Случайная мысль комсомольцев бухты Рубиновой выросла, стала грандиозной". - Наш айсберг, - коротко сказал Федор, с присущей ему лаконичностью выразив в этих словах все, что он в этот момент думал. - Наш, наш мол... - все поняла Женя. - Но теперь длиной с подземного обхвата! Алексей продолжал: - Ледяной мол не только обеспечит круглогодичною навигацию. Он отодвинет кромку льдов на сто километров к северу, и это сейчас же повлияет на климат побережья. Начнет оттаивать слой вечной мерзлоты. Продвинется на Север растительность, разовьется заполярное сельское хозяйство, все побережье покроется городами, заводами, шахтами, рудниками, крупными портами и подъездными путями к ним. Холодильная техника может послужить делу преобразования Арктики, эта техника способна воздвигнуть гигантское сооружение, выдвинуть грандиозный план работ, которые в конечном счете обогатят нашу страну и соединят морским путем два океана! Стало заметно светлее. Солнце все-таки пробилось сквозь тучи и ворвалось в зал через огромные сводчатые окна. Солнечные лучи коснулись светящихся колонн и как бы позолотили их. Слушатели оживленно переговаривались, аплодируя диссертанту. Седой председатель, академик Омулев, нажимал кнопку - над столом ученого совета зажигались строгие надписи: "Внимание!", "Тишина!", но лицо у старого ученого было совсем не строгим, он с улыбкой поглядывал на взволнованного диссертанта, который ожидал водворения тишины. Женя, счастливая, продолжая хлопать в ладоши, победно смотрела на Федора.