Горбясь и прихрамывая, профессор вышел на крыльцо. Яростный ветер рванул полу его пальто. Действительность, страшная сверхъестественная действительность налетела на него, растрепала его бороду, заставила зажмурить глаза.
По ветру неслись какие-то бумажки. На противоположной стороне улицы оборвалась вывеска: "Детская консультация". Какие-то люди старались укрепить ее. Ветер мешал их работе.
Прохожие пробирались вдоль стен, используя каждое прикрытие. Через улицу были протянуты канаты. Переходя мостовую, люди держались за них. По знаку светофора канаты опускались, и через них переезжали машины.
Окружающая обстановка вернула профессора Кленова к действительности, в которую он с трудом заставлял себя верить. Когда он разговаривал с людьми, бывал в своей комнате, обедал, спал, ему не хотелось верить в грядущую гибель человечества. Как ученый, он боролся с катастрофой, отдавая этому делу все силы, но в глубине души не мог допустить, что на Земле прекратится жизнь.
Книга Шерца взволновала его.
- М-да!.. Однако это так. Исчезнет кислород... Правда, не вся атмосфера, как в книге доктора Шерца, но все равно жизнь на Земле прекратится... Профессор поежился.
Шофер оглянулся, думая, что Кленов обращается к нему. Профессор замолчал, сердито уткнувшись в воротник. Он думал о "Пепле грядущего"...
"Разве может прекратиться жизнь на Земле? Не этого ли боялся всю жизнь профессор Вонельк? Может ли людской разум уничтожить сам себя? Главное, чего не знал и не понимал профессор Вонельк и что уяснил его старый преемник, - это то, что в мире действует не только злая воля ничтожной части людей, но и коллективный разум человечества. М-да!.. Мировая катастрофа, якобы угрожавшая и существованию цивилизации и самой жизни на Земле, годами висела над людьми. Ядерная война, неизбежные якобы взрывы атомных и водородных бомб, губительная смертоносная радиация рассеянного после взрыва в атмосфере изотопа кобальта все это должно было окончательно убить в людях веру в будущее. И многие люди действительно теряли голову, как готов был ее потерять в свое время профессор Вонельк. Но лучшая часть человечества, о которой он забывал, которую не брал в расчет, - эта часть человечества поняла, что мировая катастрофа, если она грянет, может привести лишь к гибели строя, ее породившего, а не всех живущих на Земле. Коллективный разум людей, объединенных борьбой за будущее, помешал разразиться атомной катастрофе. Но разразилась другая, также вызванная стремлением капитализма к войне и истреблению, также грозящая теперь существованию жизни на Земле. Против такой угрозы в закономерном противодействии снова восстал коллективный разум лучшей части человечества. Угроза миру должна быть предотвращена... А если она будет предотвращена, уцелеет ли на Земле то старое, что породило угрозу всему живому, что готовило миру гибель? Простит ли простой человек Земли этому старому его великие преступления?
Однако ничто не приходит само собой. Чтобы усмирить пробужденную стихию, надобно напряжение всех людских сил, как на пожаре".
- М-да! Пожар заливают водой... Ураганный туман доктора Шерца! - сказал вслух Кленов. - Любопытная мысль, но она нуждается в проверке.
Шофер снова недоуменно оглянулся.
Глава III
ЗАГАДОЧНАЯ ВОЛНА
В последние месяцы жизни Земли эфир неистовствовал. Радио убеждало, пугало, веселило, рекламировало. Правительства успокаивали, церковь подготовляла несчастных к переходу в лучший мир, отвлекала от каких-либо эксцессов; капитал уговаривал рабочих продолжать работу. На волнах эфира мчались неистовые проповеди, лихорадочные джазы и нудные лекции.
Но все-таки это была жизнь! Через эфир чувствовался мир - многоликий, многоголосый, кричащий на всю Вселенную, что он еще жив.
Вот почему старый моряк дядя Эд установил на своем боте радио. Носясь вместе с четырьмя такими же, как он сам, старыми морскими волками по волнам, сквозь вой и свист ветра он хотел слышать жизнь, хотел знать, что в вечном океане тонет еще не последний человек.
Бот несся без цели, без направления, только ради того, чтобы плыть, таково было желание старых моряков. Им невмоготу стало на суше, где надо было бессмысленно ждать смерти, не видя ее приближения, не имея возможности бороться с ней. Нет, лучше волны! Дядя Эд с товарищами искал бури, чтобы встретить смерть лицом к лицу, а не ждать ее месяцами.
И, распустив белый парус, бот плыл со своей странной седой командой, в буре, в шторме находя покой...
Ходить по палубе было трудно даже старым морским волкам. Приходилось цепляться за борта. Но не от качки, конечно! Просто по непонятной причине у всех кружилась голова, а в ушах стоял давящий, нестерпимый звон, заглушавший даже неумолчный вой ветра. Он вползал в голову, сверлил мозг, отдавался в затылке одуряющей болью. Напрасно дядя Эд старался заглушить его, тер руками уши, подходил к старому медному колоколу и звонил тревожно, громко и долго... Шум, растущий, злобный, разрывающий череп, заглушал собой все.
Одно лишь средство против нестерпимого шума нашел дядя Эд. Надев наушники, он бесцельно метался по эфиру, как бот его метался по океану.
Кто-нибудь из стариков, заглянув в каюту, спрашивал:
- Хэлло, старина! Живут ли еще на суше?
Дядя Эд умудрялся настраиваться сразу на несколько станций, чтобы в уши ему на разных языках кричал весь мир. Слушая все сразу, дядя Эд весело кричал:
- Гей, старина! Придется нам еще поплавать! Пусть не найдется мне на дне океана местечка, если мир еще не живет!
Но особенное удовольствие доставляло дяде Эду находить одну странную станцию. Волна ее действовала на него успокаивающе. Поймав ее, он созывал всех своих стариков и, не снимая наушников, под мерный, назойливый звук неизвестной передачи начинал рассказывать свои приключения.
Однотонные, мерно следующие друг за другом звуки на короткое время вытесняли собой шум из головы. Забывалось проклятое разрежение воздуха.
Но если волна терялась, дядя Эд обрывал свой рассказ. Тогда невыносимый шум с удвоенной силой врывался к нему в уши. Старик судорожно вертел ручки приемника, но волна не возвращалась.
- Лево руля! - кричал взбешенный шкипер.
Он уже знал, что волна не исчезла бесследно: ее можно найти, стоит лишь порыскать по океану.
Старики охотно подчинялись дяде Эду. Не все ли равно, куда плыть, что искать! Лишь бы плавать...
Дядя Эд знал, что волна найдется, снова зазвучат спокойные "ти-ти... ти-ти... " Надо только найти прямую геометрическую линию, проходящую через океан.
Бот вертелся и рыскал по волнам. Дядя Эд крутил ручку. Так же внезапно, как терялась, волна находилась. Снова слышались мерные, однообразные, успокаивающие "ти-ти-ти... ".
И дядя Эд снова принимался за прерванный рассказ.
Эту волну слышал не один только дядя Эд. Вот уже сколько дней, как она привлекала своей бессмысленностью и непонятностью одного англичанина.
Собственно, какое дело англичанину до этой волны? Но старый агент "Интеллидженс сервис", больше полувека числившийся под № 642, был хорошо вытренирован. Он считал, что все непонятное другим должно быть разгадано именно им. И он позволил, себе не согласиться с мнением своего начальника, который отказался этим заниматься, сославшись на скорый конец мира.
Старый сыщик и сам чувствовал приближение всеобщего конца, но он, не раз видевший смерть очень близко, не боялся конца жизни. Лишь конец интриг, петель и паутин международных ситуаций искренне его огорчал. С этим невозможно было примириться.
Он не был привязан к жизни и не цеплялся за акции спасения. Но перед тем как уйти из жизни, агент № 642 решил совершить что-нибудь величественное, открыть какую-нибудь необыкновенную тайну. Ему не нужна была слава, он привык оставаться в тени. Такова его профессия
И вот, наткнувшись на таинственную волну с ее непонятными "ти-ти-ти", сыщик решил для собственного удовольствия установить цель и источник этой передачи. Он деятельно принялся за разрешение задачи. Надо было сделать засечки, и он отправился в Шотландию, чтобы поймать волну и там.
В своей старинной машине "роллс-ройс" сыщик ехал через Лондон. Привычно прищуренным глазом оглядывал он пустынные улицы Лондона. Уже давно правительство распустило парламент, объявило себя чрезвычайным, запретило демонстрации, отменило свободу слова, конфисковало газеты. Словом, стало вести себя так, как, по мнению агента № 642, давно было пора.
Стачки не разрешались, страшными мерами каралось прекращение работы, палочными средствами правительство пыталось поддержать расползающуюся жизнь доброй старой Англии.
"Образцовая жизнь до конца!" - таков был лозунг чрезвычайного правительства Англии, и он проводился любой ценой.
К удивлению своему, в Шотландии сыщик не услышал таинственной передачи. В то же время включенный в телефон его квартиры приемник продолжал передавать все те же "ти-ти-ти". Агент прекрасно слышал эти звуки, вызвав свою квартиру по телефону из Шотландии.
"Значит, волна направленная", - решил сыщик.
Но кто и для какой цели мог посылать эту бессмысленную волну?
Сыщик умел сосредоточивать все свои мысли, все внимание на одном предмете. Его занимала только волна. Он совсем не думал о том, что дышать становится труднее, что пульс у него поднялся до ста пяти, что голова кружится и словно распухла в висках.
Все это ощущали миллиарды люден. Ничтожная доля их ждала избавления в подземных городах и мысленно торопила срок окончания их постройки, срок начала новой жизни, а остальные... Остальные смотрели вперед кто с ужасом, кто тупо, кто с сарказмом, кто с надеждой...
...Беспомощный, скованный цепью, сидел в глубоком затхлом подземелье Дмитрий Матросов. Тяжелые думы терзали его.
Он не мог простить себе прыжка из окна. То, что карманный аппарат сломался при падении, лишило его силы, надежды... Он, обладатель запасов радия-дельта, закопанных сейчас в углу тюрьмы, обладатель средств спасения миллиардов человеческих жизней, сидит здесь, не имея возможности дать о себе знать!..
Второй провал в его жизни!.. Слишком он был самонадеян, верил в свою удачу. Достаточно вспомнить остров Аренида. Как нелепо вел он разговоры с Бернштейном, как мало понимал он этого гениального и гениально заблуждавшегося человека! Нужно было угадать, что он не от мира сего, что он, мечтающий о благе всех людей мира, может прийти к мысли о необходимости спасти их хотя бы ценой собственной жизни! Нельзя было отпускать Бернштейна на остров вдвоем с Гансом. Кто знает, что наговорил маленькому ученому тупой толстяк!.. Что сказал бы дядя Коля!..
А теперь этот "визит" к Вельту, разыгрывание перед ним вернувшегося верного помощника, взывание к совести негодяя, никогда ею не обладавшего, Матросов убеждал Сергеева, что очень хорошо знает Вельта и его слабые места, что сумеет найти с ним общий язык. И "миссия частного лица" пошла прахом!..
Но самым страшным было сознание собственного бессилия. Обладать запасами радия-дельта и не дать об этом знать..
Эта мысль и овладела Дмитрием, овладела настолько, что вытеснила все его терзания. Матросов был человеком действия и, вспомнив все, чему его учили в американской разведшколе, а также все напутствия Кленова, наметил для себя невероятный, казалось бы, неосуществимый план. Но, раз взявшись за него, он уже не переставал трудиться.
Дышагь в подземелье было тяжело. Воздух сюда не проникал, он только уходил. И утечка его с каждым часом становилась все ощутимее.
Но Дмитрий, проклиная себя, неустанно трудился. Упрямо, в полной темноте, только на ощупь продолжал он начатую работу.
Иногда мысли его отвлекались соседями по тюрьме. Два человеческих скелета, один из них женский... Какая драма произошла здесь? Какова была эта женщина, кости которой здесь лежат?.. Вероятно, она была красива. Может быть, походила на Марину или на Иоланду...
И Дмитрий рассмеялся. От смеха стало труднее дышать, закололо в боку. Какое ему дело до этих человеческих костей! Сейчас для него в них существует только одно свойство - не проводить электричество, больше ничего! И нужно работать, работать... "Эх, Маринка! Милая Маринка! Ты-то считала меня непогрешимым..."
Зачем могли понадобиться Матросову изоляционные свойства человеческих костей? Какую затеял он работу?
В одной из комнат замка сидел Вельт.
Появившаяся за последние дни одышка очень раздражала и мучила его. Сообщения, которые он получил о задуманном социалистическими странами плане уничтожения воздушного пожара, выводили его из равновесия. Он вовсе не собирался отказаться от мысли о создании нового мира. И если большевики сооружают какие-то фантастические орудия для расстрела острова Аренида, то у него, Вельта, владельца мировых военных вооружений, найдется средство стереть с лица земли эти самые сооружения. Опять проклятый Кленов путает его планы! Нет, господа, Вельт не позволит природе идти вспять! Он предпримет глубокий рейд своих машин к сердцу Каракумов, куда коммунисты запрятали свои сооружения.
Вельт направился к радиопередатчику, чтобы переговорить с генералом Копфом - комендантом Вельттауна.
Какая гнусность! Кто постоянно мешает в эфире? Откуда эти непрекращающиеся возмутительные звуки "ти-ти-ти"? Вельт был вне себя от ярости. Он не мог отстраниться от них, словно кто-то нарочно посылал это надоедливое тиканье на его замок.
Ти-ти-ти...
Над разгадкой этих звуков продолжал ломать голову старый сыщик. Сейчас он бродил близ доков. Сырой, пронизывающий ветер не давал туману опуститься на Темзу. Где-то вдали сквозь мутную пелену проступали башни Тауэра. Зажигались редкие огни. В доках смутно темнели силуэты кораблей, которым некуда и незачем было больше плыть.
Сыщик пришел осмотреть нанятую им яхту. Завтра он пересечет на ней море, придерживаясь направления загадочной радиоволны.
"Как быстро теперь устаешь! - подумал сыщик. - Голова кружится, в ушах звон. Сказывается разрежение".
У одного из пустых строений сыщик заметил одинокую фигуру. Ему послышалось тихое: "Сэр..."
Агент подошел к дощатой стене... Он пристально вглядывался. Кажется, это ребенок. Без карманного фонаря плохо видно. Может быть, следует достать фонарь. Но слабость и апатия сковали тело сыщика.
- Сэр, у меня умер мой маленький братик... Его не хотели пустить туда, хотя у меня и был для него билет...
- Какой билет? - устало спросил агент.
Девочка тяжело дышала.
- Такой... золотой, с черными разводами...
Агент непонимающе пожал плечами и наклонился. Рука коснулась чего-то теплого.
- Он умер, а я пришла сюда, в доки. Дядя здесь работал сторожем... Ведь братика надо похоронить...
- Да, - неопределенно согласился сыщик.
- Я не могу дойти домой, и у меня нет денег... - Девочка заплакала и задышала еще чаще. - Право, сэр, мне так трудно дышать...
Что-то шевельнулось в сердце сыщика.
- Я отвезу вас домой, - устало выговорил он.
Девочка перестала плакать.
- Пойдемте, - протянул руку сыщик.
Но девочка не поднималась.
Сыщик не мог больше ждать. Недовольный, он наклонился и одним движением поднял удивительно легкое тельце. Однако нести его было необыкновенно тяжело. Дул сшибающий с ног ветер. Рука, тоненькая и слабая, беспомощно болталась в воздухе.
Сыщик не заметил, как слабеющие пальцы ребенка выпустили какую-то бумажку. Ветер тотчас подхватил ее и унес. Сыщик положил девочку на колени, и автомобиль двинулся.
Девочка порывисто дышала, иногда слабо вздрагивала.
Когда автомобиль проезжал по улице Стрэнд, мимо здания городского суда, девочка перестала дышать.
В судорожно сжатом кулачке ее старый сыщик нащупал какой-то мягкий, видимо фланелевый, мешочек.
Он был пуст...
Глава IV
СТРАНА ВПОТЬМАХ
Василий Климентьевич Сергеев принял от Молнии строительство батареи сверхдальнего боя в Каракумах, оставил на монтаже орудий только самых нужных специалистов, всех остальных людей он отослал.
Пришлось уехать и Наде.
В Москве она снова встретилась с Ксенией. Здесь, в большом городе, на людях, мрачное, упадочное состояние, заставившее Ксению бежать из пустыни, прошло. Она обрадовалась подруге, бросилась ей на шею и долго плакала. Ксения рассказала, что о Дмитрии нет никаких вестей. Надя, в свою очередь, поведала все о Молнии. Ксения готова была ополчиться против полковника, но тут выяснилось, что Надя больше всего удручена несчастьем и одиночеством Молнии, который все равно очень хороший...
Ксения поняла, что ей лучше всего не вмешиваться.
Подруги решили, что они должны чем-то активно помогать стране в эти тяжелые дни.
Вечерний, залитый огнями город походил на опрокинутое ночное небо, где звезда самой последней величины горела как первостепенная.
Ксения и Надя спешили. Идти было трудно. Ветер нестерпимо давящим грузом упирался в грудь, бил в лицо сплошным, фантастически растянутым, непрекращающимся ударом. Он захлестывал легкие разреженным воздухом, но кислорода все равно не хватало. Говорить из-за ветра не удавалось. Девушки старались соблюдать все инструкции: дышать размеренно, считать до трех на вдох, до трех на выдох...
Люди пробирались вдоль освещенных прожекторами стен, держась за натянутые канаты, как на океанских кораблях во время шторма. На улицах было пусто и неприятно тихо.
Вдруг завыли сирены. Звук их, низкий и глубокий, выползал, казалось, из-под земли. Злобно подхваченный, заверченный ветром, он с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. Наконец, перейдя в истерический визг, он достиг самой высокой ноты.
По коже подирало, звук сверлил уши, давил мозг, сжимал сердце...
Надя обернулась к подруге и прошептала:
- Началось...
Ксения не слышала слов, но поняла и согласно кивнула.
Вой постепенно спадал, глухо пропадая вдали.
Девушки остановились. Они смотрели друг на друга неподвижными расширенными зрачками.
Где-то вдалеке завыли новые сирены.
- Сюда! - сказала Надя, и они повернули в подъезд.
Вестибюль был ярко освещен. На вешалках висело много пальто. Девушки торопливо разделись и мельком взглянули на себя в зеркало.
- Этот несносный ветер делает нас всех похожими на косматых ведьм! сказала Надя, поправляя волосы.
По коридору шли молча. Дверь аудитории оказалась приоткрытой.
- Нет, доктор еще не пришел, - сказала Ксения.
Подруги едва успели войти в аудиторию и сесть около окна, как следом за ними вошел и доктор Шварцман. Осунувшийся, он был непривычно серьезен.
Взойдя на кафедру, он оперся о нее рукой и оглядел своих слушателей.
- Атмосфера стала разреженной, - начал он. - Людьми овладела горная болезнь... То, что было прежде участью немногих, что прежде интересовало только академических ученых, стало делом всех. Вы, может быть, думаете, что медицина здесь бессильна? Ничего подобного! Для этого и организован новый институт. Он призван сейчас помочь слабым в течение значительного промежутка времени бороться с последствиями перехода в новые условия. Но без вас, товарищи, мы ничего не сможем сделать. Инициатива молодежи, ваша инициатива, товарищи комсомольцы, решает здесь все.
Доктор перешел к непосредственному инструктажу о помощи больным, слабым, задыхающимся. Он разложил на столе маски, приборы.
- Вы можете видеть... - начал он, указывая на них рукой.
В этот момент погас свет. Шварцман замолчал. Молчала и погруженная во тьму аудитория. Ксения быстро отдернула портьеру и взглянула в окно.
За окном, где минуту назад виднелось опрокинутое вниз звездное небо городских огней, было тоже темно.
Сзади слышался шепот:
- Если бы ты знала, Ксения, как я волнуюсь! Так волновались, наверно, только перед Октябрьской революцией.
- А по-моему, тогда совсем даже не волновались! - сказала громко Ксения. Голос ее прозвучал как удар в тишине.
Невидимая толпа зашуршала. Доктор откашлялся и продолжал:
- Вы могли бы увидеть здесь те несложные приборы, которыми следует научить пользоваться наиболее слабую часть населения...
Ксения глядела в окно.
На стекле отразился слабый отблеск света. Это внесли свечи. Гигантские вытянутые тени прыгали по стенам и потолку. Плохо освещенные лица соседей казались серыми. Только в глазах мелькали колеблющиеся огоньки свечей.
При первом звуке сирен инженер прокатного цеха магнитогорского комбината прекратил подачу слитков в печь. Неторопливо отдавая приказания и прислушиваясь к исступленному вою сирен, он наблюдал, как на рольгангах появился последний слиток.
Обдав инженера жаром, слиток пробежал около самых его ног и скрылся между вращающимися валками... Несколько раз он с прищелкиванием выскакивал обратно, чтобы снова пропасть в очередном ручье.
Минуту спустя дисковая пила, разбрасывая ослепительный веер звезд, разрезала последний слиток на несколько частей.
Скоро остановились, казалось, никогда не прекращавшие своего вращения валки. В цехе постепенно стали выключать свет. Рабочие расходились. Инженер подошел к телевизорной будке, где так недавно он разговаривал с министром; мгновение постоял в раздумье и пошел проверять машины.
Старичок мастер краматорского завода, едва услышал вой сирен, страшно заторопился Он даже рассыпал табак, пытаясь дрожащими пальцами свернуть самокрутку.
Сокрушенно взглянув на рассыпанные крошки, он махнул рукой, сдвинул со лба на нос очки и взял со стола чертежи. Недовольно покачивая головой, он говорил:
- Эх, не успел, не успел, а ведь хотел кончить! Еще только два прохода осталось!
Мимо него медленно, с несокрушимой силой волоча толстую сталь стружки, двигался гигантский стол его любимого строгального станка, того самого, на котором можно обработать двухэтажный дом.
Старик нажал кнопку, и станок остановился.
По железной лестнице мастер полез наверх счищать стружки. По мере того как останавливались в цехе машины, доносящийся снаружи вой сирен становился слышнее.
Электрический поезд, который вез уголь для Союзной межрайонной электрической станции, остановился всего лишь в нескольких километрах от цели. Выключили ток
Машинист посмотрел на часы.
- Не так уж плохо: прошли на пять километров больше, чем рассчитывали. Будем ждать паровой тяги. Совсем как в былые времена.
Машинист соскочил в темноту. Сильный ветер доносил издалека гнетущий вой сирен. Придерживая рукой фуражку, машинист стал прогуливаться вдоль поезда.
Из тьмы выступали груженные углем платформы. Угольная пыль кружилась в черном воздухе. Ветер шуршал рассыпанным на междупутье балластом.
- Да, топлива для этакого дела много понадобится!
Послышался протяжный свисток. Прищуря от несносного ветра глаза, машинист увидел надвигающиеся огни паровоза.
- Ну, вот и помощь подоспела!
Бывший чемпион комплексного бега Зыбко, работающий после окончания строительства Аренидстроя дежурным в центральной диспетчерской Куйбышевской энергосистемы, нажал кнопку автомата. Строго по расписанию выключал промышленные районы. Достаточно было одного ничтожного движения, чтобы остановить тысячи машин, погрузить во тьму десятки городов.
Зыбко следил за секундной стрелкой и нажимал кнопки. Из репродуктора послышался голос:
- Алло! Товарищ дежурный! Можете включить все резервные агрегаты. Работать на пределе... Ничего в запасе!
- Есть на пределе! Есть все резервные агрегаты! - крикнул Зыбко.
Защелкали автоматы. Это включались все резервные машины. Загорались сигнальные лампочки, выскакивали цифры нагрузки, дрожали стрелки приборов, сигнализирующие о работе находящихся за сотни километров отсюда машин.
Зыбко радостно смотрел перед собой. Еще никогда за все время существования Куйбышевской системы не работали станции с такой нагрузкой!
- Алло! Товарищ уполномоченный правительства, говорит главный энергодиспетчер восточных станций. Докладываю: станции работают с предельной нагрузкой.
- Есть, - ответил Василий Климентьевич и включил другой номер.
- Алло! Товарищ уполномоченный правительства! Докладывает главный энергодиспетчер центра. Все станции включили резервные агрегаты. Перебоев нет. Все в порядке.
- Есть, - сказал министр.
- Алло! Сообщает главный энергодиспетчер южных районов Нагрузка максимальная, потребление повышается. Промышленность выключена полностью. Все в порядке.
Министр поднялся.
- Все в порядке! - сказал он, обращаясь к профессору Кленову. - Пойдемте, Иван Алексеевич.
Накинув на себя плащи с капюшонами и закрыв глаза очками, Сергеев и профессор Кленов вышли из телевизорной будки.
Сразу же их запорошило песком. Их ждал закрытый автомобиль на воздушной подушке. Говорить стало возможно только после того, как захлопнулась дверца.
- Так. Ну, теперь я выслушаю вас. Спасибо, профессор, что прилетели, не побоялись урагана. Итак, будете сами руководить установкой аккумуляторов. С покрытием аккумуляторов защитным слоем вы справились хорошо. Объявляю вам благодарность от правительства. Плоды вашей работы налицо. Зарядка аккумуляторов начата по всей стране, только на это и расходуем сейчас энергию. Всех на свечки да на керосин перевели, заводы остановили...
Профессор, который полчаса назад прибыл На Аренидстрой, сказал, заметно волнуясь:
По ветру неслись какие-то бумажки. На противоположной стороне улицы оборвалась вывеска: "Детская консультация". Какие-то люди старались укрепить ее. Ветер мешал их работе.
Прохожие пробирались вдоль стен, используя каждое прикрытие. Через улицу были протянуты канаты. Переходя мостовую, люди держались за них. По знаку светофора канаты опускались, и через них переезжали машины.
Окружающая обстановка вернула профессора Кленова к действительности, в которую он с трудом заставлял себя верить. Когда он разговаривал с людьми, бывал в своей комнате, обедал, спал, ему не хотелось верить в грядущую гибель человечества. Как ученый, он боролся с катастрофой, отдавая этому делу все силы, но в глубине души не мог допустить, что на Земле прекратится жизнь.
Книга Шерца взволновала его.
- М-да!.. Однако это так. Исчезнет кислород... Правда, не вся атмосфера, как в книге доктора Шерца, но все равно жизнь на Земле прекратится... Профессор поежился.
Шофер оглянулся, думая, что Кленов обращается к нему. Профессор замолчал, сердито уткнувшись в воротник. Он думал о "Пепле грядущего"...
"Разве может прекратиться жизнь на Земле? Не этого ли боялся всю жизнь профессор Вонельк? Может ли людской разум уничтожить сам себя? Главное, чего не знал и не понимал профессор Вонельк и что уяснил его старый преемник, - это то, что в мире действует не только злая воля ничтожной части людей, но и коллективный разум человечества. М-да!.. Мировая катастрофа, якобы угрожавшая и существованию цивилизации и самой жизни на Земле, годами висела над людьми. Ядерная война, неизбежные якобы взрывы атомных и водородных бомб, губительная смертоносная радиация рассеянного после взрыва в атмосфере изотопа кобальта все это должно было окончательно убить в людях веру в будущее. И многие люди действительно теряли голову, как готов был ее потерять в свое время профессор Вонельк. Но лучшая часть человечества, о которой он забывал, которую не брал в расчет, - эта часть человечества поняла, что мировая катастрофа, если она грянет, может привести лишь к гибели строя, ее породившего, а не всех живущих на Земле. Коллективный разум людей, объединенных борьбой за будущее, помешал разразиться атомной катастрофе. Но разразилась другая, также вызванная стремлением капитализма к войне и истреблению, также грозящая теперь существованию жизни на Земле. Против такой угрозы в закономерном противодействии снова восстал коллективный разум лучшей части человечества. Угроза миру должна быть предотвращена... А если она будет предотвращена, уцелеет ли на Земле то старое, что породило угрозу всему живому, что готовило миру гибель? Простит ли простой человек Земли этому старому его великие преступления?
Однако ничто не приходит само собой. Чтобы усмирить пробужденную стихию, надобно напряжение всех людских сил, как на пожаре".
- М-да! Пожар заливают водой... Ураганный туман доктора Шерца! - сказал вслух Кленов. - Любопытная мысль, но она нуждается в проверке.
Шофер снова недоуменно оглянулся.
Глава III
ЗАГАДОЧНАЯ ВОЛНА
В последние месяцы жизни Земли эфир неистовствовал. Радио убеждало, пугало, веселило, рекламировало. Правительства успокаивали, церковь подготовляла несчастных к переходу в лучший мир, отвлекала от каких-либо эксцессов; капитал уговаривал рабочих продолжать работу. На волнах эфира мчались неистовые проповеди, лихорадочные джазы и нудные лекции.
Но все-таки это была жизнь! Через эфир чувствовался мир - многоликий, многоголосый, кричащий на всю Вселенную, что он еще жив.
Вот почему старый моряк дядя Эд установил на своем боте радио. Носясь вместе с четырьмя такими же, как он сам, старыми морскими волками по волнам, сквозь вой и свист ветра он хотел слышать жизнь, хотел знать, что в вечном океане тонет еще не последний человек.
Бот несся без цели, без направления, только ради того, чтобы плыть, таково было желание старых моряков. Им невмоготу стало на суше, где надо было бессмысленно ждать смерти, не видя ее приближения, не имея возможности бороться с ней. Нет, лучше волны! Дядя Эд с товарищами искал бури, чтобы встретить смерть лицом к лицу, а не ждать ее месяцами.
И, распустив белый парус, бот плыл со своей странной седой командой, в буре, в шторме находя покой...
Ходить по палубе было трудно даже старым морским волкам. Приходилось цепляться за борта. Но не от качки, конечно! Просто по непонятной причине у всех кружилась голова, а в ушах стоял давящий, нестерпимый звон, заглушавший даже неумолчный вой ветра. Он вползал в голову, сверлил мозг, отдавался в затылке одуряющей болью. Напрасно дядя Эд старался заглушить его, тер руками уши, подходил к старому медному колоколу и звонил тревожно, громко и долго... Шум, растущий, злобный, разрывающий череп, заглушал собой все.
Одно лишь средство против нестерпимого шума нашел дядя Эд. Надев наушники, он бесцельно метался по эфиру, как бот его метался по океану.
Кто-нибудь из стариков, заглянув в каюту, спрашивал:
- Хэлло, старина! Живут ли еще на суше?
Дядя Эд умудрялся настраиваться сразу на несколько станций, чтобы в уши ему на разных языках кричал весь мир. Слушая все сразу, дядя Эд весело кричал:
- Гей, старина! Придется нам еще поплавать! Пусть не найдется мне на дне океана местечка, если мир еще не живет!
Но особенное удовольствие доставляло дяде Эду находить одну странную станцию. Волна ее действовала на него успокаивающе. Поймав ее, он созывал всех своих стариков и, не снимая наушников, под мерный, назойливый звук неизвестной передачи начинал рассказывать свои приключения.
Однотонные, мерно следующие друг за другом звуки на короткое время вытесняли собой шум из головы. Забывалось проклятое разрежение воздуха.
Но если волна терялась, дядя Эд обрывал свой рассказ. Тогда невыносимый шум с удвоенной силой врывался к нему в уши. Старик судорожно вертел ручки приемника, но волна не возвращалась.
- Лево руля! - кричал взбешенный шкипер.
Он уже знал, что волна не исчезла бесследно: ее можно найти, стоит лишь порыскать по океану.
Старики охотно подчинялись дяде Эду. Не все ли равно, куда плыть, что искать! Лишь бы плавать...
Дядя Эд знал, что волна найдется, снова зазвучат спокойные "ти-ти... ти-ти... " Надо только найти прямую геометрическую линию, проходящую через океан.
Бот вертелся и рыскал по волнам. Дядя Эд крутил ручку. Так же внезапно, как терялась, волна находилась. Снова слышались мерные, однообразные, успокаивающие "ти-ти-ти... ".
И дядя Эд снова принимался за прерванный рассказ.
Эту волну слышал не один только дядя Эд. Вот уже сколько дней, как она привлекала своей бессмысленностью и непонятностью одного англичанина.
Собственно, какое дело англичанину до этой волны? Но старый агент "Интеллидженс сервис", больше полувека числившийся под № 642, был хорошо вытренирован. Он считал, что все непонятное другим должно быть разгадано именно им. И он позволил, себе не согласиться с мнением своего начальника, который отказался этим заниматься, сославшись на скорый конец мира.
Старый сыщик и сам чувствовал приближение всеобщего конца, но он, не раз видевший смерть очень близко, не боялся конца жизни. Лишь конец интриг, петель и паутин международных ситуаций искренне его огорчал. С этим невозможно было примириться.
Он не был привязан к жизни и не цеплялся за акции спасения. Но перед тем как уйти из жизни, агент № 642 решил совершить что-нибудь величественное, открыть какую-нибудь необыкновенную тайну. Ему не нужна была слава, он привык оставаться в тени. Такова его профессия
И вот, наткнувшись на таинственную волну с ее непонятными "ти-ти-ти", сыщик решил для собственного удовольствия установить цель и источник этой передачи. Он деятельно принялся за разрешение задачи. Надо было сделать засечки, и он отправился в Шотландию, чтобы поймать волну и там.
В своей старинной машине "роллс-ройс" сыщик ехал через Лондон. Привычно прищуренным глазом оглядывал он пустынные улицы Лондона. Уже давно правительство распустило парламент, объявило себя чрезвычайным, запретило демонстрации, отменило свободу слова, конфисковало газеты. Словом, стало вести себя так, как, по мнению агента № 642, давно было пора.
Стачки не разрешались, страшными мерами каралось прекращение работы, палочными средствами правительство пыталось поддержать расползающуюся жизнь доброй старой Англии.
"Образцовая жизнь до конца!" - таков был лозунг чрезвычайного правительства Англии, и он проводился любой ценой.
К удивлению своему, в Шотландии сыщик не услышал таинственной передачи. В то же время включенный в телефон его квартиры приемник продолжал передавать все те же "ти-ти-ти". Агент прекрасно слышал эти звуки, вызвав свою квартиру по телефону из Шотландии.
"Значит, волна направленная", - решил сыщик.
Но кто и для какой цели мог посылать эту бессмысленную волну?
Сыщик умел сосредоточивать все свои мысли, все внимание на одном предмете. Его занимала только волна. Он совсем не думал о том, что дышать становится труднее, что пульс у него поднялся до ста пяти, что голова кружится и словно распухла в висках.
Все это ощущали миллиарды люден. Ничтожная доля их ждала избавления в подземных городах и мысленно торопила срок окончания их постройки, срок начала новой жизни, а остальные... Остальные смотрели вперед кто с ужасом, кто тупо, кто с сарказмом, кто с надеждой...
...Беспомощный, скованный цепью, сидел в глубоком затхлом подземелье Дмитрий Матросов. Тяжелые думы терзали его.
Он не мог простить себе прыжка из окна. То, что карманный аппарат сломался при падении, лишило его силы, надежды... Он, обладатель запасов радия-дельта, закопанных сейчас в углу тюрьмы, обладатель средств спасения миллиардов человеческих жизней, сидит здесь, не имея возможности дать о себе знать!..
Второй провал в его жизни!.. Слишком он был самонадеян, верил в свою удачу. Достаточно вспомнить остров Аренида. Как нелепо вел он разговоры с Бернштейном, как мало понимал он этого гениального и гениально заблуждавшегося человека! Нужно было угадать, что он не от мира сего, что он, мечтающий о благе всех людей мира, может прийти к мысли о необходимости спасти их хотя бы ценой собственной жизни! Нельзя было отпускать Бернштейна на остров вдвоем с Гансом. Кто знает, что наговорил маленькому ученому тупой толстяк!.. Что сказал бы дядя Коля!..
А теперь этот "визит" к Вельту, разыгрывание перед ним вернувшегося верного помощника, взывание к совести негодяя, никогда ею не обладавшего, Матросов убеждал Сергеева, что очень хорошо знает Вельта и его слабые места, что сумеет найти с ним общий язык. И "миссия частного лица" пошла прахом!..
Но самым страшным было сознание собственного бессилия. Обладать запасами радия-дельта и не дать об этом знать..
Эта мысль и овладела Дмитрием, овладела настолько, что вытеснила все его терзания. Матросов был человеком действия и, вспомнив все, чему его учили в американской разведшколе, а также все напутствия Кленова, наметил для себя невероятный, казалось бы, неосуществимый план. Но, раз взявшись за него, он уже не переставал трудиться.
Дышагь в подземелье было тяжело. Воздух сюда не проникал, он только уходил. И утечка его с каждым часом становилась все ощутимее.
Но Дмитрий, проклиная себя, неустанно трудился. Упрямо, в полной темноте, только на ощупь продолжал он начатую работу.
Иногда мысли его отвлекались соседями по тюрьме. Два человеческих скелета, один из них женский... Какая драма произошла здесь? Какова была эта женщина, кости которой здесь лежат?.. Вероятно, она была красива. Может быть, походила на Марину или на Иоланду...
И Дмитрий рассмеялся. От смеха стало труднее дышать, закололо в боку. Какое ему дело до этих человеческих костей! Сейчас для него в них существует только одно свойство - не проводить электричество, больше ничего! И нужно работать, работать... "Эх, Маринка! Милая Маринка! Ты-то считала меня непогрешимым..."
Зачем могли понадобиться Матросову изоляционные свойства человеческих костей? Какую затеял он работу?
В одной из комнат замка сидел Вельт.
Появившаяся за последние дни одышка очень раздражала и мучила его. Сообщения, которые он получил о задуманном социалистическими странами плане уничтожения воздушного пожара, выводили его из равновесия. Он вовсе не собирался отказаться от мысли о создании нового мира. И если большевики сооружают какие-то фантастические орудия для расстрела острова Аренида, то у него, Вельта, владельца мировых военных вооружений, найдется средство стереть с лица земли эти самые сооружения. Опять проклятый Кленов путает его планы! Нет, господа, Вельт не позволит природе идти вспять! Он предпримет глубокий рейд своих машин к сердцу Каракумов, куда коммунисты запрятали свои сооружения.
Вельт направился к радиопередатчику, чтобы переговорить с генералом Копфом - комендантом Вельттауна.
Какая гнусность! Кто постоянно мешает в эфире? Откуда эти непрекращающиеся возмутительные звуки "ти-ти-ти"? Вельт был вне себя от ярости. Он не мог отстраниться от них, словно кто-то нарочно посылал это надоедливое тиканье на его замок.
Ти-ти-ти...
Над разгадкой этих звуков продолжал ломать голову старый сыщик. Сейчас он бродил близ доков. Сырой, пронизывающий ветер не давал туману опуститься на Темзу. Где-то вдали сквозь мутную пелену проступали башни Тауэра. Зажигались редкие огни. В доках смутно темнели силуэты кораблей, которым некуда и незачем было больше плыть.
Сыщик пришел осмотреть нанятую им яхту. Завтра он пересечет на ней море, придерживаясь направления загадочной радиоволны.
"Как быстро теперь устаешь! - подумал сыщик. - Голова кружится, в ушах звон. Сказывается разрежение".
У одного из пустых строений сыщик заметил одинокую фигуру. Ему послышалось тихое: "Сэр..."
Агент подошел к дощатой стене... Он пристально вглядывался. Кажется, это ребенок. Без карманного фонаря плохо видно. Может быть, следует достать фонарь. Но слабость и апатия сковали тело сыщика.
- Сэр, у меня умер мой маленький братик... Его не хотели пустить туда, хотя у меня и был для него билет...
- Какой билет? - устало спросил агент.
Девочка тяжело дышала.
- Такой... золотой, с черными разводами...
Агент непонимающе пожал плечами и наклонился. Рука коснулась чего-то теплого.
- Он умер, а я пришла сюда, в доки. Дядя здесь работал сторожем... Ведь братика надо похоронить...
- Да, - неопределенно согласился сыщик.
- Я не могу дойти домой, и у меня нет денег... - Девочка заплакала и задышала еще чаще. - Право, сэр, мне так трудно дышать...
Что-то шевельнулось в сердце сыщика.
- Я отвезу вас домой, - устало выговорил он.
Девочка перестала плакать.
- Пойдемте, - протянул руку сыщик.
Но девочка не поднималась.
Сыщик не мог больше ждать. Недовольный, он наклонился и одним движением поднял удивительно легкое тельце. Однако нести его было необыкновенно тяжело. Дул сшибающий с ног ветер. Рука, тоненькая и слабая, беспомощно болталась в воздухе.
Сыщик не заметил, как слабеющие пальцы ребенка выпустили какую-то бумажку. Ветер тотчас подхватил ее и унес. Сыщик положил девочку на колени, и автомобиль двинулся.
Девочка порывисто дышала, иногда слабо вздрагивала.
Когда автомобиль проезжал по улице Стрэнд, мимо здания городского суда, девочка перестала дышать.
В судорожно сжатом кулачке ее старый сыщик нащупал какой-то мягкий, видимо фланелевый, мешочек.
Он был пуст...
Глава IV
СТРАНА ВПОТЬМАХ
Василий Климентьевич Сергеев принял от Молнии строительство батареи сверхдальнего боя в Каракумах, оставил на монтаже орудий только самых нужных специалистов, всех остальных людей он отослал.
Пришлось уехать и Наде.
В Москве она снова встретилась с Ксенией. Здесь, в большом городе, на людях, мрачное, упадочное состояние, заставившее Ксению бежать из пустыни, прошло. Она обрадовалась подруге, бросилась ей на шею и долго плакала. Ксения рассказала, что о Дмитрии нет никаких вестей. Надя, в свою очередь, поведала все о Молнии. Ксения готова была ополчиться против полковника, но тут выяснилось, что Надя больше всего удручена несчастьем и одиночеством Молнии, который все равно очень хороший...
Ксения поняла, что ей лучше всего не вмешиваться.
Подруги решили, что они должны чем-то активно помогать стране в эти тяжелые дни.
Вечерний, залитый огнями город походил на опрокинутое ночное небо, где звезда самой последней величины горела как первостепенная.
Ксения и Надя спешили. Идти было трудно. Ветер нестерпимо давящим грузом упирался в грудь, бил в лицо сплошным, фантастически растянутым, непрекращающимся ударом. Он захлестывал легкие разреженным воздухом, но кислорода все равно не хватало. Говорить из-за ветра не удавалось. Девушки старались соблюдать все инструкции: дышать размеренно, считать до трех на вдох, до трех на выдох...
Люди пробирались вдоль освещенных прожекторами стен, держась за натянутые канаты, как на океанских кораблях во время шторма. На улицах было пусто и неприятно тихо.
Вдруг завыли сирены. Звук их, низкий и глубокий, выползал, казалось, из-под земли. Злобно подхваченный, заверченный ветром, он с каждой секундой становился все выше и пронзительнее. Наконец, перейдя в истерический визг, он достиг самой высокой ноты.
По коже подирало, звук сверлил уши, давил мозг, сжимал сердце...
Надя обернулась к подруге и прошептала:
- Началось...
Ксения не слышала слов, но поняла и согласно кивнула.
Вой постепенно спадал, глухо пропадая вдали.
Девушки остановились. Они смотрели друг на друга неподвижными расширенными зрачками.
Где-то вдалеке завыли новые сирены.
- Сюда! - сказала Надя, и они повернули в подъезд.
Вестибюль был ярко освещен. На вешалках висело много пальто. Девушки торопливо разделись и мельком взглянули на себя в зеркало.
- Этот несносный ветер делает нас всех похожими на косматых ведьм! сказала Надя, поправляя волосы.
По коридору шли молча. Дверь аудитории оказалась приоткрытой.
- Нет, доктор еще не пришел, - сказала Ксения.
Подруги едва успели войти в аудиторию и сесть около окна, как следом за ними вошел и доктор Шварцман. Осунувшийся, он был непривычно серьезен.
Взойдя на кафедру, он оперся о нее рукой и оглядел своих слушателей.
- Атмосфера стала разреженной, - начал он. - Людьми овладела горная болезнь... То, что было прежде участью немногих, что прежде интересовало только академических ученых, стало делом всех. Вы, может быть, думаете, что медицина здесь бессильна? Ничего подобного! Для этого и организован новый институт. Он призван сейчас помочь слабым в течение значительного промежутка времени бороться с последствиями перехода в новые условия. Но без вас, товарищи, мы ничего не сможем сделать. Инициатива молодежи, ваша инициатива, товарищи комсомольцы, решает здесь все.
Доктор перешел к непосредственному инструктажу о помощи больным, слабым, задыхающимся. Он разложил на столе маски, приборы.
- Вы можете видеть... - начал он, указывая на них рукой.
В этот момент погас свет. Шварцман замолчал. Молчала и погруженная во тьму аудитория. Ксения быстро отдернула портьеру и взглянула в окно.
За окном, где минуту назад виднелось опрокинутое вниз звездное небо городских огней, было тоже темно.
Сзади слышался шепот:
- Если бы ты знала, Ксения, как я волнуюсь! Так волновались, наверно, только перед Октябрьской революцией.
- А по-моему, тогда совсем даже не волновались! - сказала громко Ксения. Голос ее прозвучал как удар в тишине.
Невидимая толпа зашуршала. Доктор откашлялся и продолжал:
- Вы могли бы увидеть здесь те несложные приборы, которыми следует научить пользоваться наиболее слабую часть населения...
Ксения глядела в окно.
На стекле отразился слабый отблеск света. Это внесли свечи. Гигантские вытянутые тени прыгали по стенам и потолку. Плохо освещенные лица соседей казались серыми. Только в глазах мелькали колеблющиеся огоньки свечей.
При первом звуке сирен инженер прокатного цеха магнитогорского комбината прекратил подачу слитков в печь. Неторопливо отдавая приказания и прислушиваясь к исступленному вою сирен, он наблюдал, как на рольгангах появился последний слиток.
Обдав инженера жаром, слиток пробежал около самых его ног и скрылся между вращающимися валками... Несколько раз он с прищелкиванием выскакивал обратно, чтобы снова пропасть в очередном ручье.
Минуту спустя дисковая пила, разбрасывая ослепительный веер звезд, разрезала последний слиток на несколько частей.
Скоро остановились, казалось, никогда не прекращавшие своего вращения валки. В цехе постепенно стали выключать свет. Рабочие расходились. Инженер подошел к телевизорной будке, где так недавно он разговаривал с министром; мгновение постоял в раздумье и пошел проверять машины.
Старичок мастер краматорского завода, едва услышал вой сирен, страшно заторопился Он даже рассыпал табак, пытаясь дрожащими пальцами свернуть самокрутку.
Сокрушенно взглянув на рассыпанные крошки, он махнул рукой, сдвинул со лба на нос очки и взял со стола чертежи. Недовольно покачивая головой, он говорил:
- Эх, не успел, не успел, а ведь хотел кончить! Еще только два прохода осталось!
Мимо него медленно, с несокрушимой силой волоча толстую сталь стружки, двигался гигантский стол его любимого строгального станка, того самого, на котором можно обработать двухэтажный дом.
Старик нажал кнопку, и станок остановился.
По железной лестнице мастер полез наверх счищать стружки. По мере того как останавливались в цехе машины, доносящийся снаружи вой сирен становился слышнее.
Электрический поезд, который вез уголь для Союзной межрайонной электрической станции, остановился всего лишь в нескольких километрах от цели. Выключили ток
Машинист посмотрел на часы.
- Не так уж плохо: прошли на пять километров больше, чем рассчитывали. Будем ждать паровой тяги. Совсем как в былые времена.
Машинист соскочил в темноту. Сильный ветер доносил издалека гнетущий вой сирен. Придерживая рукой фуражку, машинист стал прогуливаться вдоль поезда.
Из тьмы выступали груженные углем платформы. Угольная пыль кружилась в черном воздухе. Ветер шуршал рассыпанным на междупутье балластом.
- Да, топлива для этакого дела много понадобится!
Послышался протяжный свисток. Прищуря от несносного ветра глаза, машинист увидел надвигающиеся огни паровоза.
- Ну, вот и помощь подоспела!
Бывший чемпион комплексного бега Зыбко, работающий после окончания строительства Аренидстроя дежурным в центральной диспетчерской Куйбышевской энергосистемы, нажал кнопку автомата. Строго по расписанию выключал промышленные районы. Достаточно было одного ничтожного движения, чтобы остановить тысячи машин, погрузить во тьму десятки городов.
Зыбко следил за секундной стрелкой и нажимал кнопки. Из репродуктора послышался голос:
- Алло! Товарищ дежурный! Можете включить все резервные агрегаты. Работать на пределе... Ничего в запасе!
- Есть на пределе! Есть все резервные агрегаты! - крикнул Зыбко.
Защелкали автоматы. Это включались все резервные машины. Загорались сигнальные лампочки, выскакивали цифры нагрузки, дрожали стрелки приборов, сигнализирующие о работе находящихся за сотни километров отсюда машин.
Зыбко радостно смотрел перед собой. Еще никогда за все время существования Куйбышевской системы не работали станции с такой нагрузкой!
- Алло! Товарищ уполномоченный правительства, говорит главный энергодиспетчер восточных станций. Докладываю: станции работают с предельной нагрузкой.
- Есть, - ответил Василий Климентьевич и включил другой номер.
- Алло! Товарищ уполномоченный правительства! Докладывает главный энергодиспетчер центра. Все станции включили резервные агрегаты. Перебоев нет. Все в порядке.
- Есть, - сказал министр.
- Алло! Сообщает главный энергодиспетчер южных районов Нагрузка максимальная, потребление повышается. Промышленность выключена полностью. Все в порядке.
Министр поднялся.
- Все в порядке! - сказал он, обращаясь к профессору Кленову. - Пойдемте, Иван Алексеевич.
Накинув на себя плащи с капюшонами и закрыв глаза очками, Сергеев и профессор Кленов вышли из телевизорной будки.
Сразу же их запорошило песком. Их ждал закрытый автомобиль на воздушной подушке. Говорить стало возможно только после того, как захлопнулась дверца.
- Так. Ну, теперь я выслушаю вас. Спасибо, профессор, что прилетели, не побоялись урагана. Итак, будете сами руководить установкой аккумуляторов. С покрытием аккумуляторов защитным слоем вы справились хорошо. Объявляю вам благодарность от правительства. Плоды вашей работы налицо. Зарядка аккумуляторов начата по всей стране, только на это и расходуем сейчас энергию. Всех на свечки да на керосин перевели, заводы остановили...
Профессор, который полчаса назад прибыл На Аренидстрой, сказал, заметно волнуясь: