– Только смотри, чтобы те колдыри за нами не увязались, – предупредил Пашка, имея в виду своих собратьев по разуму, ошивавшихся перед гастрономом. – Валет, когда выпьет, совсем дурной становится, драться лезет.
   – Жди здесь. Я и закусить чего-нибудь возьму, – пообещал Доктор, он знал, что теперь Пашка от него никуда не денется, дождется, хоть через два часа возвращайся.
   Он вернулся из магазина с пакетом, в котором призывно позванивало.
   – Два пузыря взял? – Глаза Пашки просветлели, он готов был молиться на нового «старого» знакомого. – Я тут рядом живу. Но ко мне лучше не идти. Эти нас засекли, – вновь показал он на колдырей перед магазином. – Припрутся. Открыть-то им не откроем, но стучаться начнут, соседей на ноги поднимут, а те, гады, на меня и так уже заяву в опорняк накатали. Участковый приходил, предупреждал.
   – Лучше на воздухе сядем, – предложил Доктор.
   Расположились в зеленых насаждениях под линией ЛЭП. Не то одичавший парк, не то слегка окультуренные заросли. Пили «по-богатому», из пластиковых стаканчиков. Закуска лежала на газетке. В сгустившихся сумерках двое мужчин с улицы не просматривались, зато они легко бы заметили приближение милиции.
   Тосты и разговор Доктор строил правильно, дозированно вкручивая в них свое несуществующее прошлое и придуманное давнее знакомство с Пашкой. Мозги у забулдона были пропиты основательно, многого из своей жизни он уже и не помнил, во всяком случае, некоторые эпизоды в воспоминаниях сливались вместе со сценами, виденными им в фильмах, с рассказами знакомых. Так что «сказки» Доктора ложились на благодатную почву. Да и почему бы собутыльнику не поверить, ведь тогда с какого бодуна тот так расщедрился, если они никогда до этого не были знакомы?
   К концу сеанса «спиртотерапии» Пашка уже и сам свято верил в то, что влил ему в уши Михаил Войнич. Он уже не сомневался в том, что подружились они на строительной шабашке во время возведения коровника в деревне Малиновка, также поверил, что по ее окончании несколько дней гостил у Войнича в Грозном, даже адрес «вспомнил».
   Еще неделя таких сеансов, проведенная ушлым Доктором, закрепила «знания» в пропитых мозгах окончательно. Теперь и без подсказки Пашка сам «вспоминал» прошлое, добавляя к нему душещипательные подробности типа того, как они подрались из-за того, что бегали в деревню со стройки к одной и той же доярке.
   Убедившись, что схема работает, Доктор сам пришел в милицию и написал заявление на восстановление документов. В нем он изложил обстоятельства, по которым те были безвозвратно утеряны. Мол, он, Михаил Иванович Войнич, от рождения проживал в городе Грозном по следующему адресу… Во время проведения федеральными войсками контртеррористической операции его дом был разрушен и сгорел вместе со всеми документами. А ему, как русскому по национальности, пришлось покинуть город из-за всяких там воинствующих ваххабитов.
   К заявлению Доктора отнеслись с сочувствием. Тем более он указал человека в Ростове, который мог уверенно подтвердить его личность. Ну а то, что Пашка был конченым забулдоном, не лишало его дееспособности, главное, что тот являлся обладателем российского паспорта с регистрацией. Насчет проверки по ментовским каналам новоиспеченный Войнич не переживал. До этого работал он аккуратно, исключительно в перчатках, нигде следы своих «пальчиков» для картотеки МВД не оставил. Мент, с которым они с Хрущем столкнулись в пентхаусе Бирюкова, видел его лишь мельком, в темноте, а потому, по запарке, наверняка толком и не запомнил. А отыскать какие-нибудь документы в сгоревшем и разбомбленном Грозном было невозможно «по определению».
   Доктора, как беженца из «горячей точки», даже освободили от уплаты госпошлины за получение нового паспорта. К тому же он не претендовал на получение компенсации за разрушенный дом. Через пару дней с новеньким паспортом Михаил Войнич, набравшись наглости, посетил и областную Госавтоинспекцию, попросил восстановить удостоверение на право водить автомашину. И тут история про беженца сработала. Михаилу довелось всего-то проехать с инспектором пару кварталов по городу. Сомнений в том, что он и раньше водил машину, ни у кого не возникло. Права были оперативно получены.
* * *
   С новыми документами можно было начинать и новую жизнь. С прошлой, преступной, Войнич решил завязать. Он знал, что фарт не бывает вечным, и Хрущ являлся тому примером. Доктор распрощался с алканом Пашкой, оставив ему на память подержанный скутер. Вскоре он уже ехал в поезде, идущем в Сочи. Впервые за последнее время Михаил не опасался встречи с милицией – чистые документы, да и внешность он слегка изменил, отпустив аккуратную бородку, из-за которой сразу же стал смотреться лет на пять старше.
   Большой город, особенно курортный, где обретается публика со всей страны, – не лучшее место для того, кто скрывается. Поэтому Михаил и выбрал себе населенный пункт поменьше – расположенный в тридцати километрах от Сочи курортный городок с невыразительным названием Черноморск. Место тихое, уютное. Население тысяч пятьдесят, а в сезон, вместе с отдыхающими, – под сотню.
   Чтобы не привлекать лишнего внимания как нигде не работающий, но располагающий средствами человек, Михаил купил старый, еще советский, ржавый павильон-стекляшку – бывшую пивную «Ясень», стал неспешно его ремонтировать, обшивать сайдингом, с перспективой открыть там шиномонтаж и магазинчик автозапчастей. Благо стоял павильон на довольно оживленной, хоть и узкой трассе, давно ставшей городской улицей.
   Друзей Михаил не заводил, не был еще уверен в том, что сумеет задержаться на новом месте надолго. Ведь всякое могло случиться.
   Все важное в жизни человека обычно происходит случайно или же от случайности зависит. В это Михаил верил. Ведь случайностью было и то, что ему, а не Хрущу удалось уйти от ментов – просто побежали в разные стороны. Случайностью являлся и встреченный у магазина забулдон Пашка. Михаил Войнич, старавшийся позабыть о своем уголовном погоняле Доктор, знал, что изменить его притормозившую жизнь сможет тоже случайность, а потому и не делал «резких движений», не торопил события. Понимал, в свое время произойдет то, что должно произойти.
   Днем ему еще находилась работа, было чем занять мысли, а вот вечерами одиночество проявлялось во всей своей красе. Хоть иди в ресторан и напейся. Поэтому почти каждый вечер Михаил шел к морю. Маршрут не менял, выходил в уединенную бухточку, отгороженную скалами. Люди тут появлялись редко, тропинка шла поверху. Он сидел, курил и смотрел на то, как солнце заходит в море. Зрелище завораживало. Возможно, именно ради него Доктор подсознательно и приехал жить в эти края. Глядя на великолепие природы, быстро понимаешь суетность ежедневных забот. Солнце точно так же всходило и садилось еще до того, как на Земле появились люди, будет так же всходить и садиться, когда человечество исчезнет. Ничего не изменится в отблесках багровых лучей на пенных соленых волнах.
   Если мужчина одинок и настроен на лирический лад, то войти в его сердце проще простого. Теплым сентябрьским вечером Михаил, как обычно, сидел на берегу под нависающей над галькой скалой. Невысокие волны набегали на берег, шуршали, откатываясь назад в море. Солнце уже зашло, сгущались сумерки. Разогретый за день пляж отдавал свое тепло. Доктор вытащил из пачки сигарету и хотел уже прикурить, как услышал приближающееся похрустывание камешков.
   Из-за скалы вышла молодая женщина в легком, развевающемся на ветру шелковом платье, в руке у нее была пляжная сумка. Она откинула со лба прядь и вытащила заколку. Уложенные до этого кольцом вокруг головы волосы рассыпались, упали на плечи, спину. Незнакомка не видела Михаила. Тень под скалой сгустилась, спрятала его.
   Молодая женщина несколько раз порывисто вздохнула, а затем сбросила с себя легкое платье. Она стояла обнаженная, облитая неверным светом молодой луны, словно впитывала в себя ее таинственное сияние. На загорелом теле беззащитно светились две тонкие белые полоски, оставленные купальником. Незнакомка грациозно и неторопливо вошла в воду, поплыла. Вокруг нее, плывущей, вспыхивали и гасли радужными блестками морские светлячки. Нимфа взобралась на камень, почти не возвышающийся над водой, казалось, что она сидит просто на поверхности – невесомая и бестелесная. Посидела так в задумчивой позе, а затем вновь соскользнула в воду.
   Волшебное зрелище заставило Михаила положить рядом с собой незажженную сигарету. Щелкнешь зажигалкой, и колдовство исчезнет. Морская нимфа в одно мгновение превратится в смущенную гражданку, которая потребует не подсматривать за ней, покинуть бухту, а то еще и крик поднимет, что ее преследует маньяк.
   Обнаженная женщина вышла из воды, перебросила за спину мокрые после купания волосы, тряхнула головой. Затем всмотрелась в темноту, словно бы пыталась рассмотреть прятавшегося в ней Михаила.
   Доктор теперь разглядел ее получше. Назвать незнакомку грациозной в полном смысле было нельзя. Но тем не менее она была привлекательной. Широковатые, сильные плечи, крепко сбитые бедра и ноги, высокий бюст. В ней чувствовались жизненная сила и независимость.
   Она села на гальку лицом к морю. Осторожно мокрыми пальцами вытащила из пачки сигарету. Несколько раз подряд щелкнула зажигалкой, выбросив в ночь лишь вспышки искорок, огонек так и не появился.
   – Вот же черт, – негромко произнесла незнакомка. – Газ кончился. Не с моим счастьем, все один к одному. – Она встряхивала и вновь безуспешно пыталась добыть огонь.
   Михаил почувствовал, что настало его время. Он вышел из-под скалы. Ночная купальщица даже не услышала его приближения. Спохватилась, когда Доктор уже стоял у нее за спиной, обернулась, вздрогнула, но все же не вскрикнула.
   – Разрешите предложить? – Михаил щелкнул зажигалкой, поднес ее поближе.
   Огонек осветил лицо, плечи, грудь молодой женщины. Придал цвет коже, глазам, соскам. Длилось это всего какую-то секунду. Незнакомка дунула на предложенный ей огонек, погасила его. Все вокруг вновь стало черно-белым, как на старой потемневшей фотографии. Она вытащила из сумки полотенце, закуталась в него и только после этого сжала фильтр длинной сигареты губами. Прикурила сама, взяв зажигалку из руки Доктора.
   – Вы меня напугали до смерти. Ну что за дурацкие слова: «разрешите предложить?», а я в это время в чем мать родила, как последняя дура, сижу, – сказала она, выпуская тонкую струйку дыма. – Разве это то, что вы хотели сказать?
   – Не знаю. Честно говоря, растерялся. Можно, и я закурю?
   – Курите, – пожала под накинутым полотенцем плечами нимфа.
   Михаил закурил и присел рядом на гальку, тут же почувствовал хранимое ею тепло. Ветер подхватывал дым от двух сигарет, смешивал его, нес над водой. Доктор, обычно решительный, не знал, что и сказать. Если бы речь шла просто о разовом знакомстве – посидели, позабавились пикантной ситуацией, возможно, развлеклись бы к обоюдному удовольствию и разбежались, слова бы для этого нашлись. Их Михаил знал в избытке. Но он чувствовал, что хочет другого, и боялся разрушить хрупкое колдовство, все еще висевшее в воздухе миражом. Развлечься можно было с голой гражданкой, а рядом с ним сидела обнаженная нимфа.
   – Почему люди боятся сказать то, что думают на самом деле? – спросила женщина. – Вас, кстати, как зовут?
   – Михаил.
   – Ольга, – она высунула правую руку из-под полотенца.
   Доктор взял ее еще влажную ладонь и задержал в руке, а потом попытался поцеловать в губы.
   – Какой ты быстрый. – Ольга уклонилась от поцелуя. – Я казацких кровей – казачка. Могу и резкой быть, если что не по мне. И вообще, какого черта я сижу в этом дурацком полотенце? Я что, должна своего красивого тела стесняться? Да перед кем? – Она положила тлеющую сигарету на камни, поднялась, сбросила полотенце с плеч и пошла к воде.
   Михаил больше не сомневался, он быстро разделся и поплыл следом за Ольгой. Понял, слов от него не ждут, он все должен сказать движениями, взглядами.
   К камню, лишь слегка покрытому водой, они подплыли с разных сторон. Ольга еще немного поиграла с ним, ныряя, отплывая, а затем дала «поймать» себя. Больше она не сопротивлялась поцелуям. Потом Михаилу казалось, что нет под ними камня с гладкой, зализанной прибоем площадкой, а это волны несут, качают его с Ольгой на своих пенистых гребнях…
   – Черт знает что, – отдышавшись, наконец произнесла женщина. – Не думала, что я на такое способна. Видела бы меня моя мама. Кажется, я тебя люблю, – все это прозвучало абсолютно искренне и непосредственно, хотя и несколько сумбурно.
   – В любом случае я буду помнить сегодняшнее всю жизнь, – сказал Михаил, медленно ведя ладонью по шелковистому от морской воды телу женщины. – Ты хочешь стать моей женой?
   – Я подумаю над твоим предложением. – Разгоряченная любовью женщина загадочно улыбнулась, соскользнула в воду, вновь превратившись в морскую нимфу.
   Потом они встречались каждый день в течение месяца, а затем и поженились. С Ольгой не было скучно, она была женщиной, способной ежедневно удивлять, а таких мужчины любят долго и искренне. Их каждый раз приходится завоевывать заново. Ее капризы всегда казались Михаилу милыми, хотя исполнить их все же было трудно.
   Вот только, несмотря на любовь, Михаил так и не признался жене в своем прошлом. Зачем ее волновать? Ведь выходила она замуж не за виртуозного взломщика сейфов – Доктора, а за начинающего коммерсанта Михаила Войнича.
   Однако, если у тебя есть талант, его в землю не зароешь, пальцем не раздавишь. Если бог дал тебе умение открыть замок любой сложности, значит, в этом твое жизненное призвание. Доктор чувствовал и разумом, и каждой клеточкой своего тела, что не протянет долго без любимого дела. Оттягивал этот момент, как мог. Случалось, полночи просиживал на кухне, разбирая и собирая старые замки. Но это было то же самое, что искушенному математику решать примеры по арифметике из программы начальной школы. Делать он это мог даже с закрытыми глазами. Руки чесались заняться сложной работой, достойной его таланта. И однажды Михаил решился-таки взяться за старое. Правда, как всякий виртуоз, он не любил повторения пройденного, зашел к решению проблемы совсем с другой стороны. До выхода на волю Хруща оставалось еще пять лет…

Глава 3

   Да, странно устроена человеческая психика, особенно психика уголовника. Хрущ ненавидел своего бывшего напарника Доктора, несмотря на то что тот незримо помогал ему все годы отсидки. Не уничтожил эту ненависть даже выход на волю после восьми лет, «двушку» срока Хрущу абсолютно справедливо набросили за злостное неподчинение требованиям администрации. Но лишние годы за колючкой того стоили. Упрямый и несгибаемый Хрущ выбился в уголовные авторитеты.
   Светило яркое солнце. Хрущ недоверчиво щурился на него, понимая, что ничего хорошего в ближайшие дни его не ждет. Денег нет, жилья – тоже. Никто его не встречал. Засунув руки в пустые карманы тех самых штанов, в которых его взял капитан Портнов, он направился к автобусной остановке. Вывешенное на столбе расписание движения не радовало. Автобус ушел минут десять тому назад, а следующий намечался только через три часа.
   – И тут менты намутили. Не могли чуть раньше выпустить, – вздохнул Хрущ, выбивая из пачки последнюю сигарету.
   Он развалился на лавочке, приготовившись ждать долго, задымил, вновь задумался о ближайшем будущем. Можно было, конечно, сразу же обратиться к уже освободившимся корешам. Адреса имелись. Приютили бы, обогрели по полной программе. Но даже если ты в авторитете, то долго зря чужой хлеб есть тебе не положено, западло. Имелось на примете у Хруща одно выгодное и рискованное дело, обещавшее быстрый подъем, но он не спешил им с кем-нибудь поделиться. Информацию получил случайно. Закатил на зону один странный старик-антиквар. Чем-то он Хрущу понравился, взял его под свою опеку. Тот болтливый был и рассказал ему одну историю, из которой ушлый Хрущ сразу сделал соответствующие выводы. Понял, чем стоит заняться, выйдя на волю. Вот только под дело следовало надежных людей собрать, умелых, чтобы не загреметь. Старик-то антиквар долго на зоновской баланде не протянул, копыта откинул и никому, кроме Хруща, душу свою открыть не успел.
   К остановке подрулили старые «Жигули». Видавший виды бомбила высунул голову из машины:
   – До города подбросить?
   – Бабок нет на такси разъезжать, – неприязненно ответил Хрущ.
   – А тебя, случаем, не Станиславом зовут? – поинтересовался бомбила. – Фамилия твоя как?
   – Станислав я, Хрущев, – не слишком приветливо отозвался Хрущ, привыкший за годы отсидки, что по имени-фамилии его называли только сотрудники администрации, для всех остальных сидельцев он был Хрущем.
   – Тогда бабки и не понадобятся, – чему-то обрадовался бомбила. – Садись, так довезу.
   Привыкший осторожничать, бывший зэк не любил сюрпризов, знал, что за кажущееся халявным приобретение можно потом дорого поплатиться.
   – С чего это ты такой щедрый? Съел что-то не то? – спросил он, но все же поднялся со скамейки.
   – Сигарету можешь не гасить, я и сам курю. – Бомбила распахнул дверцу.
   До города ехали молча. Хруща напрягало, что водитель даже не спрашивает, куда именно надо завезти пассажира. Свернули во двор на окраине, остановились у крыльца подъезда панельной пятиэтажки.
   – Приехали, – произнес бомбила.
   – А куда? – поинтересовался заинтригованный Хрущ.
   – Ты сам знать должен. Меня попросили тебя подобрать, сюда привезти и вот это отдать. – Бомбила положил на приборную панель запечатанный конверт плотной бумаги.
   Хрущ вскрыл его, на ладонь выскользнули два соединенных простеньким колечком ключа. Один – от обычного цилиндрического дверного замка, второй – «таблетка» от подъезда. К колечку прикреплен брелок, в прорезь которого была вставлена бумажка с напечатанным на принтере адресом. Хрущ посмотрел на дом, номер совпадал, указанная на брелоке квартира располагалась в подъезде, у которого стояла машина.
   – Кто попросил? – задал вопрос Хрущ.
   Бомбила пожал плечами:
   – Тип какой-то странный. Откуда я знаю, кто он? Выходи, мужик, мне работать еще надо.
   – Мужики на «промке» ишачат или за плугом ходят, – машинально ответил Хрущ, выбираясь из машины.
   По глазам бомбилы он уже понял, тот и в самом деле ничего не знает. Просивший постарался, чтобы и он, Хрущ, до поры до времени не догадывался, в чем дело. «Таблетка» прикоснулась к гнезду, электронный замок в железной двери коротко пискнул. Станислав шагнул в подъезд. Место обычное, в меру грязное. Он поднялся на третий этаж. Дверь квартиры с указанным на брелоке номером оказалась перед ним.
   Хрущ сомневался, что делать дальше. Уж очень странно все произошло. Он даже подумал о ментовской подставе. Откроешь дверь ключом, налетят, как петухи. И потом в правдивый рассказ о бомбиле с его конвертом никто не поверит, даже самый честный мент. Ведь налицо будет незаконное проникновение в чужое жилище с целью ограбления. Учитывая прежнюю судимость, новый срок обеспечен.
   Но для ментовской подставы все было как-то излишне сложно, не их стиль. В конце концов, при необходимости никто не мешал им задержать Хруща на зоне – впаять ему еще один срок за злостное неподчинение требованиям администрации.
   Ключ, зажатый в пальцах, словно бы сам по себе потянулся к замку. Станислав осадил себя, осмотрелся. В дверях у соседей глазков и камер не наблюдалось, значит, и свидетелей быть не могло. Хорошо смазанный замок мягко открылся. Хрущ, натянув рукав «водолазки» на пальцы, повернул ручку и вошел в полутемную квартиру-«полуторку», тут же закрыв за собой дверь. Старался ни к чему не прикасаться, заглянул в комнаты, на кухню – никого.
   Обычная квартира. Мебель старая, хоть и не «убитая». Открыл холодильник, тот под завязку оказался забит продуктами и бухлом. При этом сразу бросалось в глаза, что среди упаковок нет ни одной начатой. Все было закуплено, поставлено, и больше к холодильнику не прикасались.
   – Черт знает что такое. – Хрущ хоть и хотел прямо сейчас свинтить с бутылки пробку да глотнуть холодной водки, но сдержался, чувствовал, разгадка где-то близко. Поймешь, в чем дело, тогда можно и выпить со спокойной душой или рвать отсюда когти к чертовой матери так, чтобы подметки отрывались.
   После набитого холодильника версия о ментовской подставе отпала сама собой. Хрущ, уже не опасаясь, отдернул шторы в большой комнате. На журнальном столике, на виду, так, чтобы на него сразу обратили внимание, лежал договор на аренду этой самой квартиры. Получалось, что неизвестный доброжелатель Хруща проплатил ее на три месяца вперед. И тут Станислав догадался заглянуть под столик. На полу стоял докторский пластиковый чемоданчик с надписью «Скорая помощь». Сколько раз Хрущу являлся этот чемоданчик в тревожных зоновских снах, он явственно видел в нем тугие пачки долларов, «рыжье», камешки… И каждый раз утром это все исчезало, чтобы внезапно вернуться в невольных грезах через два-три дня. Вернуться и опять растаять с рассветом.
   Подрагивающими руками Хрущев поставил чемоданчик на столик, открыть сразу не решился, хотя и чувствовал, что тот не пустой. Но обманчивые сны приучили его к мысли, что сокровище навсегда ушло от него и способно лишь дразнить. Собравшись с духом, Хрущ отбросил защелки и поднял крышку. Он готовил себя к тому, что внутри могут оказаться даже морская галька или высохший речной ил. Тем приятнее было разочароваться в таких предположениях.
   Чемоданчик оказался наполовину наполнен или наполовину опустошен. Это смотря с какой стороны посмотреть. Доктор вернул не принадлежащую ему часть награбленного с присущей ему скрупулезностью и педантизмом. Он не просто вернул половину денег, ведь Хрущ не знал точно, сколько им удалось взять тем вечером из дома Бирюкова. Пачки денег были поделены пополам, то же самое касалось и прозрачных цилиндров с камешками. Станислав даже пересчитал одну из пачек ради интереса.
   – Ровно пятьдесят «хрустов», – задумчиво проговорил он. – Ровно пятьдесят… Только Доктор такое учудить мог.
   Хрущ поднялся, прошел на кухню, вернулся с бутылкой запотевшей холодной водки и стаканом, налил немного, на самое дно. Спешить уже никуда не стоило.
   – Твое здоровье, – обратился он к невидимому Доктору, сделал вид, будто чокается с ним, и выпил.
   Радость от чудесного возвращения доли понемногу улетучивалась. Она уступала место смертельной обиде. Если бы Доктор хотел вновь увидеть друга, то нашел бы способ лично встретиться с ним, поблагодарить или хотя бы посочувствовать за срок, который Хрущу пришлось мотать за двоих. А так он просто подбросил долю Хруща, не оставив ни записки, ни дав намек, где его можно при надобности отыскать.
   – Э, нет, – проговорил в пространство Хрущ. – Просто так ты от меня не откупишься. Восемь лет – это восемь лет, а не клык моржовый. Такой срок деньгами не измерить. Менты тебя не нашли, потому что ты им на хрен не был нужен. Утоп ты для них, и концы в воду, так удобнее. А я-то, в отличие от них, знаю, что ты живее всех живых.
   Хрущев плеснул еще водки и подмигнул невидимому собеседнику:
   – Свидимся еще. Обязательно свидимся. Должок за тобой все равно имеется. А возвращать долги – дело святое.
* * *
   Даже для Центральной России быть начальником ГУВД в небольшом городе – это круто. Всегда найдется чем поживиться. Тут тебе и рынок, и местные предприниматели, и торговцы наркотиками, и проститутки. А уж если ты занимаешь такую же должность в курортном городе на берегу Черного моря, где прокручиваются деньги отдыхающих, то становишься небожителем. Конечно, лишь в глазах других ментов – должностью пониже и званием пожиже. Им-то кажется, что начальник все под себя гребет, а на самом деле по большому счету он лишь передаточное звено финансовых потоков на высшие этажи ментовской иерархии. На каждого полкана свой генерал отыщется. Себе остается только то, что к рукам прилипнет. А ко всему остальному еще и службу нести надо, будь она проклята – подчиненные идиоты, а население несознательное – научилось свои права качать, да еще одни других этому по Интернету учат.
   Начальник ГУВД города Черноморска – подполковник Илья Ефремович Крюков – обиженным себя не считал, ведь на обиженных воду возят. Конечно, звание должности не соответствовало. С двумя большими звездами на погонах можно было бы занять и кресло заместителя начальника краевого УВД. Вот только желающих на такую прибыльную должность много, не протолкнешься.
   Подполковник Крюков продолжал верить в свою счастливую звезду. Годы относительно молодые – за «сороковник» только перевалило, здоровье и рвение в наличии. Вот лишь со связями слабовато. Но сегодняшний день обещал принести изменения и в этом плане. Нежданно-негаданно Крюкову напомнил о себе один очень важный человек, с которым они и виделись-то всего один раз. Случай свел на свадьбе. Подполковник был крестным отцом невесты, а жена столичного бизнесмена Андрея Бирюкова – двоюродной сестрой жениха. Вся остальная публика оказалась никчемной – учителя, инженеры да молодежь – офисный планктон. Вот и держались Бирюков с Крюковым на свадьбе вместе, выпили немало, о жизни поговорили, визитками обменялись. Мол, будете в наших краях, заходите. Сам-то Крюков место себе знал, не стал потом беспокоить видного человека. Ведь Андрей Павлович – фигура значительная, он и крупным чиновником федерального уровня успел побывать, и развернулся после этого круто. Целая сеть гипермаркетов по всей стране ему принадлежала. Каждый день ее рекламу на центральных каналах показывали.