– Фамилия у вас какая-то зловещая, – заметил Желтухин.
   – Не выбирал, – пожал плечами Вышинский. – И к карательным органам, в отличие от вас, отношения не имею. Хотя всемерно с ними сотрудничаю. Попробуй только с вами не посотрудничать… – добавил он неприязненно, понизив голос.
   – Мне кажется, что все собрались, – медленно произнесла Евгения Дмитриевна. – Других не будет. Этот человек прав – в толпе как-то спокойнее…
   – Где капитан? – взревел полковник.
   – Думаю, появится, – предположил Желтухин и принялся исподлобья обозревать всех собравшихся. Люди ежились от дурной энергии, исходящей от его колючих глаз, чувствовали себя неловко, нервничали – даже те, кто лез из кожи, чтобы сохранить независимый вид. Разволновался толстяк Аркадьев под прицельным взглядом, заблестела от жирного пота плешивая голова.
   – Теперь мы знаем, с кем нам посчастливилось оказаться на одном борту, – сказал Желтухин недобрым голосом. – И только с вами, Зиновий Филиппович, полная неясность. Сообщите, пожалуйста, аудитории, где вы работаете.
   – Но вы же сказали, что вам плевать, где я работаю! – возмущенно выкрикнул толстяк.
   – Мне – возможно, но вот другим…
   – Господи, да какая теперь разница, – отмахнулся Аркадьев, и плечи его обмякли. – Не такая уж у меня и заоблачная должность. Я работаю начальником управления муниципального земельного контроля сочинской городской администрации…
   – Не столь заоблачная должность, сколько хлебная, – отозвался полковник Костровой.
   – На что вы намекаете? – взвизгнул Аркадьев, становясь пунцовым.
   – Да помилуйте, – фыркнул полковник. – Мне ли намекать? Я вас впервые вижу. И еще бы лет триста не видел.
   Настала тишина. Люди уныло разглядывали друг дружку.
   – И вот их стало десять? – вдруг как-то надрывно констатировала блондинка Статская.
   Она уже не казалась такой взвинченной и испуганной, как полчаса назад. А по поводу отсутствия ума и умения делать выводы сомнения возникали и раньше – не могут пустоголовой особе доверить серьезную должность в серьезном ведомстве. Не все так просто, как кажется. Присутствующие опомнились и со страхом уставились на блондинку – что она несет? Пусть не всем, но изрядной доле собравшихся пришла в голову одна и та же мысль…
   Капитан и его помощник долго запрягали, но быстро ехали. Они уже спешили к гостям – и волновались так же, как и те. Помощник скатился с капитанского мостика, капитан примчался откуда-то с нижней палубы – и так уж вышло, что подошли они к растерянным пассажирам почти одновременно. Оба были в форме – сиреневые рубахи со знаками отличия, отутюженные брюки. Капитану было далеко за тридцать – хотя, возможно, его немного старили приглаженные усы. Помощник был моложе, он сутулился, смотрел настороженно.
   – Все в порядке, господа, не надо нервничать, – объявил капитан неровным баритоном, покосившись на полковника с ножом, готовящегося к прыжку. – И не надо, умоляем, на нас бросаться, мы ни в чем не виноваты, просто выполняем свою работу. Я капитан, моя фамилия Руденко, зовут Петр Ильич. Я уже двенадцать лет в гражданском флоте и прекрасно разбираюсь в своем деле. Это мой помощник – Андрей Шварц. Господа, давайте спокойно во всем разберемся.
   Но этими словами капитан никого не успокоил, поднялся галдеж. Люди закричали, перебивая друг друга, выплескивая все, что накипело. «Вы понимаете, что совершили уголовное преступление?» – вопрошал, махая кулаками, Глуховец. «Сколько вам заплатили?» – надрывался пухлый Аркадьев. «Вы соображаете, на кого руку подняли?» «Да я к вам лично с налоговой проверкой завтра приду, и вы у меня попляшете!» – грозно обещала Статская. Зуев, имеющий отношение к Министерству обороны, грозился прийти уже сегодня со столичным спецназом, которому долететь из Белокаменной – пара секунд. Даже прокурор Прохоренко в общем запале что-то выкрикнула, а невозмутимый Вышинский ее поддержал. Толпа окружила офицеров гражданского флота, сжимая вокруг них кольцо. Но с кулаками никто не бросался, каждый держал дистанцию, надеясь, что начнут другие. А потом наступила тишина, люди выдохлись.
   – Спасибо, – кивнул капитан Руденко, опасливо отодвигаясь от кухонного ножа, зависшего над ним, как дамоклов меч. – Теперь давайте по порядку, уважаемые граждане. Мы понятия не имеем, кто вы такие и где работаете. Не знаем, кто доставил вас на судно. Меня и господина Шварца наняло на яхту неустановленное лицо через посредника. Было заявлено, что обеспеченный, немного эксцентричный предприниматель хочет собрать своих старых друзей, отдыхающих в данный момент в Сочи. Богач сорит деньгами и любит розыгрыши. Так что членам команды ничему не следует удивляться, проявлять любопытство, все со временем разрешится, и гости будут рады. Мне выдали документы на судно, признаться, я без понятия, кому оно принадлежит, а также заверения, что по этим бумагам я имею полное право им управлять, контролировать ситуацию на борту и руководить экипажем. Это туристический тур – покрутиться по морю – максимум два-три дня. Иначе говоря, нам заплатили, чтобы мы немного покатали «хороших людей». Собирался ли к вам присоединиться человек, оплативший заказ, я не знаю…
   – Вы врете, как Гидрометцентр, Петр Ильич, или как вас там, – пронзительно глядя ему в глаза, изрек Желтухин.
   – Мужик, ты чего нам лапшу вешаешь? – прошипела Есаулова. У дамы лопалось терпение, и способности к рефлексии и аутотренингу уже не спасали.
   – Вы как реклама, капитан, – поддакнул Вышинский. – Ни одному вашему слову не верю.
   – А если надавить на сонную артерию?.. – задумался Костровой.
   Шварц вздрогнул, неприязненно уставился на полковника полиции.
   – Это бред! – заныл Аркадьев. – Лично у меня нет таких безответственных друзей.
   – Да у вас, по ходу, никаких друзей нет, – покосился на него Зуев.
   – Воля ваша, господа, верить или нет, – у капитана напряглась кожа на скулах, дрогнул желвак. – Но я говорю вам чистую правду. В сделанном мне предложении не было ничего криминального. Сумма оплаты показалась несколько завышенной, но это ведь не повод бежать сломя голову в органы? Я должен был следовать инструкциям: принять навязанную мне команду, дождаться загрузки на борт всех клиентов в количестве десяти человек и привести судно в заранее обозначенные координаты. Дополнительные инструкции – по рации. Судно оборудовано всем необходимым для комфортного плавания. В холодильниках и барах – большой запас еды и напитков.
   – Минуточку, – нахмурился полковник, решивший вспомнить о своих профессиональных обязанностях. – Что означают ваши слова «принять навязанную команду»? Разве вы не сами набираете людей, с которыми ходите в плавание?
   – Это было одно из условий, – недовольно поморщился капитан. – Принять работников со стороны, которых мне рекомендуют. Я получил уверения, что они хорошие специалисты, и нареканий на их работу пока действительно не было. С моим помощником, – он кивнул на насупленного Шварца, – мы водим шапочное знакомство, он порядочный парень и толковый специалист. Остальные друг друга не знают… за исключением официантки Алисы Кулагиной и стюарда Малышкина, у которых… гм, отношения. Собираются в обозримом будущем обвенчаться, если… – капитан усмехнулся, обнаружив, что люди недоуменно переглядываются, – не рассорятся окончательно. На судне, кроме них, механик Панов и кок Абрамцева Виолетта Игоревна. Первый хорошо разбирается в судоходстве и устройстве корабля, вторая вкусно готовит. Прошу поверить, господа, я не вру. Уверен, все закончится благополучно, и вы еще будете смеяться над своими опасениями. Если это розыгрыш или чья-то неудачная шутка за большие деньги, то мне очень жаль. На вашем месте не стоит так остро реагировать – я не вижу никакой опасности…
   – Допустим, – прорычал полковник. – Что такое «заранее обозначенные координаты»?
   – Это примерно то место, где мы сейчас находимся… – капитан сглотнул, ему становилось все труднее играть на публику. – Примерно двести морских миль к юго-западу от Сочи. Мы находимся в стороне от основных судоходных путей… Не знаю, почему нам поставили такое условие. Я могу озвучить координаты, если хотите, но станет вам легче от этих цифр? Вероятность встречи с другим судном в данном районе, мягко говоря, небольшая. Нет, рано или поздно мы, конечно, кого-нибудь встретим…
   – Капитан, почему мы стоим? – нервно поинтересовалась блондинка.
   – Это не совсем так, – капитан Руденко смутился еще больше. Его смущение выглядело не наигранным – либо он был хорошим актером, либо действительно переживал из-за случившегося. – Фактически мы дрейфуем по одному из местных течений. Нас сносит на юго-запад со скоростью примерно полтора узла…
   И снова что-то неприятное забиралось в души людей. Нарастала нервозность. Пассажиры украдкой косились по сторонам. Со всех сторон, куда ни глянь, простиралось бесконечное море. На западе оно было больше бирюзовым, насыщенным глубокими оттенками, на востоке – лазоревое, плавно переходящее в небо. Ни островка, ни завалящего суденышка.
   – Капитан, что за хрень вы тут городите? – понизил голос чуть ни до хрипа Желтухин. – Заводите свою шарманку, разворачивайте яхту и берите курс на Сочи. Что тут непонятного? Нам плевать на ваши инструкции и на вашего таинственного заказчика.
   – Я не могу, – ответил капитан и окончательно побледнел. – Приборы и электрооборудование вышли из строя, связь отсутствует. И самое невероятное, что в баках кончился бензин, – нам горючего едва хватило, чтобы прийти в означенные координаты… Это какая-то нелепая ситуация. На яхте не было неисправностей, ее проверили перед плаванием. Словно кто-то намеренно вывел из строя оборудование и повредил радиоточку… – капитан покосился на помощника, и тот возмущенно запыхтел. – Я далек от мысли кого-то обвинять, но баки перед рейсом были полными – во всяком случае, так показывали приборы, такое ощущение, что топливо кто-то слил. В данный момент мы пытаемся починить оборудование и хотя бы наладить электропитание от запасного аккумулятора… Виолетта Игоревна готовит обед на обычной угольной печке. Но не думаю, что мы сможем тронуться с места без горючего…
   Люди потрясенно молчали, оценивая масштаб бедствия.
   – То есть нареканий на работу команды с вашей стороны не было? – насмешливо напомнил Вышинский. Капитан не ответил, только пожал плечами.
   – А нас это каким образом касается? – взвился Аркадьев. – Что за чушь вы несете? Капитан, вы уволены! Вы больше и дня не проработаете на флоте!
   – Заткнитесь! – вдруг рявкнул Бобрович, и сочинский чиновник поперхнулся, начал тихо икать. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, капитан, – нахмурившись, сказал Бобрович. – Перед рейсом баки с горючим вы не проверили – удовлетворились показаниями приборов, которые кто-то подкорректировал. Вы выполнили инструкции – привели яхту в заданный квадрат. Вернее, почти в заданный. И именно здесь вы, к великому удовольствию, обнаружили, что кончилось горючее, замерли приборы и отключилась связь.
   – Можете сами убедиться, если не верите, – проворчал капитан. – Горючее на нуле, аккумуляторные батареи полностью разряжены. Мы не можем даже отстучать в эфир позывные «SOS», поскольку примитивное оборудование давно вытеснили современные средства навигации и связи, питающиеся от центрального генератора. Могу лишь предположить, что мы попали в какую-то аномальную зону. Господа, я не собираюсь снимать с себя ответственность за случившееся…
   – Вот именно, вы уволены! – взвизгнул Аркадьев в паузе между икотой.
   – Да заткнитесь вы, неугомонный, – оборвал чиновника Вышинский, прочищая ухо. – Или говорите приятным баритоном, чтобы не травмировать окружающих.
   – Ставьте парус, – подала гениальную идею градоначальница Есаулова.
   Руденко не успел отреагировать, как злобно рассмеялся Зуев Павел Гаврилович, проговорив:
   – Ваши познания в мореходстве поражают, мадам. Вы где-то видите мачту? Это моторная яхта, к вашему сведению.
   – Боже, да сделайте хоть что-нибудь! – взвыл региональный министр Глуховец. – Я не могу здесь находиться, у меня семья в Сочи, жена волнуется, у меня дела, в конце концов! Сливайте спиртное в бензобаки! – обуяла его не менее гениальная идея. – На этой яхте ведь есть спиртное, признайтесь? Да его тут море разливанное!
   – О чем вы говорите? – не выдержал помалкивавший до этой минуты помощник Шварц. – Уважаемый, здесь не снимают «Особенности национальной рыбалки», мы не сможем это сделать чисто технически, не говоря уж о том, что запасов спиртного не хватит даже на разогрев двигателя.
   – Шлюпка! – прозрела блондинка Статская. – Здесь должна быть шлюпка!
   – Вы нас уже покидаете, сударыня? – изумился полковник и покрутил пальцем у виска. – Считаете, что одной в открытом море вам будет комфортнее, чем в нашем приятном обществе – в окружении еды и благородных напитков?
   – Да что вы несете? – начала выходить из себя Маргарита Юрьевна. – По мне так лучше одной, в открытом море, чем с вами! – Впрочем, яростный порыв иссяк, она представила перспективы «одиночного плавания», и чем-то они ее не устроили. Женщина погрузилась в нервозную задумчивость. Потом подняла голову, пробормотала: – Капитан, надеюсь, мы еще в России?
   – Уже скучаете по родине, Маргарита Юрьевна? – ехидно среагировал Желтухин, и их злобные взгляды пересеклись.
   – Мы находимся в нейтральных водах, – хмуро поведал капитан Руденко. – Боюсь, господа, что в данную минуту мы не можем ничего предпринять, нам остается только ждать, пока нас не возьмет на буксир проплывающее мимо судно. Еще раз хочу напомнить, мы не стоим на месте, мы медленно дрейфуем…
   – Замечательно, – восхитился Вышинский. – Скоро столкнемся с айсбергом и высадимся на нем.
   – Ну, хватит, – бросил полковник Костровой и вытянул руку. – Давайте свой мобильник, капитан. Сколько можно нам уже голову морочить?
   – Телефонов нет, – подал голос помощник Шварц, на всякий случай отодвигаясь подальше. И капитан согласно кивнул, подтверждая его слова. – Это было одним из условий, выдвинутых заказчиком. Причем довольно строгим условием.
   – Его нарушение грозило разрывом контракта и невыплатой причитающегося вознаграждения, – неохотно просветил Руденко. – Телефонов здесь нет, господа. А также компьютеров с выходом в Интернет. Я лично проверил багаж у членов команды, перед тем как «Ковчег» вышел в рейс.
   – Бесподобно… – прошептала Есаулова, недоверчиво качая головой. – Это полный абсурд, мне кажется, я сплю…
   – На судне есть кто-нибудь еще, кроме нас и шести членов экипажа? – спросил Желтухин.
   – Никого, – дружно замотали головами капитан и помощник. – Это совершенно точно, в этом несложно убедиться.
   – Убедимся, – пообещал Желтухин и принял напряженную позу. – А теперь внимание, капитан. Если вы сейчас заявите, что у вас, вашего помощника и прочих членов команды отсутствуют при себе личные документы, поскольку это тоже было условием контракта, я с удовольствием дам вам по морде.
   – Не дадите, – капитан сам с трудом сдерживался, чтобы не взорваться. – Что за бред вы несете, уважаемый? Разумеется, у членов команды есть с собой документы. Как мы можем выходить в рейс без докуме…
   – Тогда живо! – опередил Желтухина разъяренный полковник. – Мы не намерены больше ждать, капитан! Ксивы на бочку! И ваши тоже! И чтобы через три минуты все эти долбанные бездельники и лоботрясы, числящиеся под вашим началом, стояли тут по стойке смирно! И не прекословить, капитан, у вас нет никаких прав! Перед вами полковник и майор российской полиции!!!
   Абсурдность ситуации просто не вмещалась ни в какие рамки. Пассажиры изнывали от головной боли и неопределенности. Бразды правления забирал полковник Костровой. Желтухин активно ассистировал, с усмешкой поглядывая на коллегу и не помышляя о перевороте. На палубу выбрались все члены команды, сбились в кучку. Костровой тасовал, будто карточную колоду, стопку паспортов, вглядывался в их лица с откровенной нелюбовью. Стюард Малышкин был тише воды ниже травы, косился по сторонам, испытывая незатейливое желание провалиться сквозь палубу. Мялся механик Панов, убрав испачканные руки за спину, исподлобья глядел на полицейских, как партизан на фашистов, односложно отвечал: не знаю, не привлекался, пытаюсь отремонтировать… Заразительно зевала и кокетливо вертелась сексапильная официантка Алиса. Потом ей это надоело, она нашла среди блуждающих по палубе лиц самое привлекательное с ее точки зрения (им оказался элегантный Вышинский) и принялась энергично строить ему глазки. Переминалась с ноги на ногу миловидная повариха Виолетта Игоревна – нетерпеливо притоптывала, а потом уверила собравшихся, что если ее немедленно не отпустят, то на обед (да, собственно, и на ужин) она подаст дорогим гостям горелые корки!
   Полиция входила в раж. Полковник затребовал у капитана ключи от всех помещений, получил обе связки – одну от кают, другую от подсобок и технических закутков.
   – Вторых экземпляров нет, – предупредил капитан.
   – Почему-то я не верю! – оскалился Желтухин.
   – Точно нет, – пришел на выручку капитану помощник Шварц. – А если есть, то нам об этом ничего не известно. Пора бы усвоить, господа полицейские, что мы сами на этом корыте – на птичьих правах.
   Полиция обшаривала яхту сверху донизу, методично двигаясь от трюма к верхним палубам. Все остальные, боясь оставаться в одиночестве, гуськом ходили за ними, давали ценные указания и активно путались под ногами. Аркадьев чуть не потерялся в машинном отделении, сунувшись не в ту дверь, а потом провалился в румпельный отсек. Блондинка Статская грозилась, что ноги ее не будет в этом царстве хаоса, мазута и непонятных агрегатов, но лезла в каждое отверстие. Из безмолвного машинного отделения вереница людей, вооруженных фонарями, перебралась в трюм, забитый пустой тарой без опознавательных знаков. Зуев порвал трико, дылда Глуховец испуганно шептал, что его огрели канделябром по голове и, кажется, держат за горло. Вышинский, нервно посмеиваясь, опустил кронштейн на вертикальной штанге погрузочного устройства, избавив Глуховца от терзающих его демонов. Полина Викторовна Есаулова в дальнем углу сделала страшную находку, возвестив о ней жалобным кудахтаньем. Бобрович бросился спасать даму, подцепил стальным прутом высушенную (и, естественно, дохлую) крысу. Внимательно рассмотрел, отшвырнул подальше и нескладно пошутил, что если трюм большой холодильник, то крыса – мышь, которая в нем повесилась. Евгения Дмитриевна Прохоренко задумалась вслух: «С глубоким маразмом, господа присутствующие! Вы уже на «ты», не пора ли понизить уровень энтропии?» – и первой стала пробираться к выходу.
   Закутков на нижней палубе хватало. Лестница из кормовых отсеков трюма поднималась на вторую палубу, где находился коридор, гостевые каюты, а за изгибом (уже в носовой части) – помещения для членов экипажа, в том числе капитанское жилище. К коридору примыкали три прохода на улицу – один на корме, другой – во фронтальной части надстройки, в двух шагах от камбуза, третий – между ними. На задней лестнице между палубами взвинченный Зуев докопался до электрического щита, встроенного в стену. Он пытался его открыть, но металлические створки не поддавались. Зуев нервничал, тужился, обливался потом.
   – Качались в шахматной секции? – съехидничал Желтухин, отпихивая его плечом и проворачивая рукоятку, не заметить которую было довольно странно. Из щитка вывалился ворох проводов. Потайное помещение не просматривалось.
   – Чего хотели-то? – покосился Желтухин на пристыженного Зуева.
   – Не ваше дело! – рявкнул тот и полез по лестнице, оттолкнув Глуховца. Кают в салоне бизнес-класса насчитали ровно дюжину. Именно в этих помещениях, со вкусом отделанных, обставленных, но не убранных, очнулись пассажиры пару часов назад. Большинство помещений были открыты, но люди оробели, предпочитали раньше полиции туда не соваться. Костровой и Желтухин входили первыми, сканировали обстановку, распахивали дверцы шкафов, выискивали потайные уголки. Похоже, кроме упомянутых лиц, на яхте действительно никого не было.
   – Господи, господа… – ахнул, возникая из примыкающего отростка, стюард Малышкин. – Да разве так можно, господа? Все разбросали, натоптали. Я же неделю после вас буду порядок наводить.
   – А ну-ка, иди сюда, умник, – зловеще поманил его пальцем Костровой.
   Стюард поменялся в лице, проклял свою дерзость и испарился. Наведение беспорядка продолжалось. С особой тщательностью пассажиры вытаптывали каюты членов команды, расшвыривали вещи, переставляли мебель. На Желтухина что-то нашло. Злость, кипящая в организме, выплеснулась наружу – он распахивал шкафчики, выдергивал ящики из тумбочек, расшвыривал по полу их содержимое. Остальные помалкивали – физиономия майора наглядно свидетельствовала, что критику в данный момент он не приемлет и может физически уничтожить критикующего. У каюты капитана пришлось повозиться. Ключ, выполненный в форме винта, свободно прокручивался, и дверь не реагировала.
   – Значит, не резьба, – ухмыльнулся Желтухин, отстраняя пыхтящего полковника. Он пяткой ударил по двери, и та распахнулась, расставшись с замком!
   – Молодец, Желтухин, – иронично похвалила Евгения Дмитриевна. – Вы прямо гуру своего дела.
   – Я тоже об этом подумал, – встрепенулся Вышинский и тихо добавил, чтобы не услышал майор: – Сколько эту полицию ни реформируй, а все равно получается милиция…
   Пассажиры с упорством вьючных животных наживали себе врагов среди членов команды. В каюте капитана полицейские тоже не церемонились. Ничего не нашли, но получили моральное удовольствие.
   – Замечательно, – манерно похлопала в ладоши Евгения Дмитриевна, предпочитающая не покидать коридор. – И куда теперь, господа пассажиры-испытатели?
   Из среднего прохода, перед выходом на правый борт, имелся отворот на лестницу – здесь таился второй проход в кают-компанию – для тех, кто не желает выходить на улицу. Забавно было наблюдать, как пассажиры один за другим пропадают в чреве лестничного пролета, а последние усердно отталкивают друг дружку, чтобы не остаться в хвосте. Избежать коллапса не удалось. Неуклюжий Аркадьев сорвался со ступени, а схватившая его за шиворот работница прокуратуры пошутила, что российские чиновники научились обходить любые законы, кроме законов подлости. Металлические ступени оборвались на следующем уровне, образовался короткий коридор, затем еще одна лестница, очевидно, на капитанский мостик. Переходы на «Ковчеге» вились лабиринтами, из каждого более-менее общественного помещения имелись как минимум два выхода. От коридора кают-компанию отделяла глухая шторка. Полицейские, выступающие в авангарде, слышали, как в модно обставленной кают-компании переругиваются стюард и официантка.
   – Ты такая мямля, Шурик, – громко выговаривала Алиса Малышкину. – И за что я тебя люблю, спрашивается? Тебя навозят, а ты даже не утрешься! Чего ты пресмыкаешься перед этой публикой? Ходишь весь такой покорный, забитый, с дурацкой улыбочкой, мол, чего изволите, уже бегу, спотыкаюсь и падаю… Тьфу, нашел перед кем унижаться! С достоинством надо ходить, Шурик, с достоинством! Всем видом давая понять, что ты человек, себя уважающий!
   – Это как же? – ворчал ее любимый, гремя посудой.
   – Как, как… Медленно и печально, блин!
   – На себя бы лучше посмотрела, Алиска! – разозлился Малышкин. – Красуешься тут перед ними без одежды, задницей вертишь, сиськами трясешь – на хрена ты это делаешь, скажи? Думаешь, мне приятно смотреть, как ты изображаешь тут какую-то беспутницу? Да у них уже слюна с губ сочится! Смотри, довертишься!
   – Это я-то без одежды?! – взбеленилась официантка. – Да я одета так, что ничего не видно, дорогой! Что бы ты смыслил в женской одежде! А если кто ко мне полезет, знаешь, как я ему врежу? Стоп, радость моя, – опомнилась девушка. – Ты кого тут беспутницей назвал, скотина неблагодарная?!
   В споре уже рождалась истина, когда полицейские отогнули шторку и полковник первым ворвался в кают-компанию. Малышкин возился у застекленного бара, протирая запылившиеся от долгого неупотребления бутылки. Он отпрыгнул в страхе, словно занимался чем-то противозаконным. Пошатнулся поднос на ладошке у оторопевшей Алисы – она расставляла на столы граненые бокалы и пузатые фужеры. Кинулась его ловить под мелодичный перезвон стекла – и что отрадно, поймала. Подпрыгнула юбочка, мелькнули трусики с изображением дразнящего высунутого языка.
   – Как серпом, блин… – сказала девушка, потом опомнилась, прикрыла рот свободной ладошкой. – Ой… Мужчины, вы такие внезапные. А если бы я уронила к чертовой матери весь этот хрусталь?