Казанцев Кирилл. Легальная дурь

   С Чиндяйкиным они встретились вечером на автобусной остановке возле театра оперетты. Рядом светилось веселыми огнями кафе «Мелодия». Чиндяйкин, круглолицый, веселый, с легкой синевой на выбритых щеках, сердечно обнялся с Веденеевым и подмигнул в сторону кафе.
   – По рюмочке, а? За встречу?
   – Разговор серьезный, Вадька! – строго предупредил Веденеев. – Может, обойдемся?
   – Тем более не обойдемся! – засмеялся Чиндяйкин. – Ты не понимаешь специфики нашей работы… Пойдем, я угощаю!
   В кафе Вадьку знали и, несмотря на наплыв посетителей, быстро подыскали отдельный столик, принесли графинчик, какую-то закуску и оставили в покое. Приятели выпили по рюмке. Алексей сделал это скрепя сердце и сразу принялся рассказывать. Чиндяйкин не ожидал такого напора и заметно поскучнел. Но терпеливо выслушал Веденеева и в ответ заметил:
   – Ну ты меня озадачил! Честно говоря, не ожидал. Прямо тебе скажу, Леша, ситуация не очень понятная. С одной стороны, абсурд, конечно. Ты людям добро делаешь, а тебя по рукам… С другой стороны, кому-то твое добро поперек горла. На это даже прозрачный намек сделан. И вот это меня немножко смущает. Тут можно запросто шею сломать, если неправильно действовать. Но я тебя понял. Мы старые друзья, и вообще… Я за справедливость. Можно сказать, что справедливость – это мой хлеб. Будем бороться. Но ты каких-то телодвижений пока не делай. Я попробую выяснить, кому твоя работа могла помешать, а потом с тобой свяжусь, и мы выработаем дальнейший план действий. Договорились? Ну и отлично! Давай за это!
   Он торопливо наполнил рюмки. Водка не лезла Веденееву в горло, но за такое он не мог не выпить. Однако после этого решительно распрощался, сославшись на семейные дела. Чиндяйкин немного огорчился, но отговаривать друга не стал.
   Никаких семейных дел у Алексея не предвиделось. Он просто был слегка разочарован. Ему мыслилось, что журналист должен обеими руками ухватиться за предложенный ему материал и немедленно сварганить из него сенсацию, которая прогремит на весь город. Осторожная позиция приятеля поколебала эти надежды. Раздумывая над этой неопределенностью, Веденеев и ворочался всю ночь на раскладушке, ощущая себя одиноким и покинутым. Никогда раньше с ним такого не случалось. Всегда кто-то был рядом, кто мог поддержать и словом, и делом, жена, товарищи, даже тот же Старосельцев! В какой миг все переменилось? Веденеев чувствовал, что в его жизнь вмешалась какая-то грозная безжалостная сила, но что это за сила, он не представлял и от этого бросался попеременно в две крайности – то уговаривал себя, что шарахается от собственной тени, то обмирал от надвигающейся на него всеобъемлющей беды, от которой не было спасения. И особенно неприятным было то, что не с кем было посоветоваться, поговорить по душам. Его подмывало помириться с женой, но он никак не мог простить Елене ее полного равнодушия к делу его жизни. Оказалось, что ей милее не его талант, а должность, которую ему преподнесли в утешение, и крошечная прибавка в зарплате. Ну, пусть и не такая уж крошечная, но что она значила по сравнению с его формулой!
   Дело шло к рассвету, и Веденеев смирился с тем, что этой ночью ему не суждено заснуть. Да и встать ему лучше было пораньше, чтобы не делить ванную и кухню с женой, которая скоро будет собираться на работу. Трудно делить помещение с человеком, с которым даже словом не перемолвишься. Алексею казалось, что Елена эту двусмысленную ситуацию воспринимает легче, чем он. Для него нынешняя жизнь стала настоящим мучением. Он исхудал, стал дерганым. Если так пойдет дальше, он действительно начнет пугаться собственной тени. А ведь его, в сущности, никто еще и не пугал. Старосельцев паникер по сути, и его предупреждения не в счет. Эта простая мысль словно обожгла Веденеева. Он чуть не слетел с раскладушки. Так бывает после бессонной ночи – вдруг осенит какая-то великолепная идея, вспыхнет в усталом мозгу, захватит воображение, и все вокруг покажется необыкновенно простым и ясным. Правда, в большинстве случаев потом эта идея оказывается ошибочной.
   То же самое случилось и этим утром. За окнами еще царила ночная темнота, но в домах то тут, то там начинали вспыхивать разрозненные желтые огни – зевая и продирая заспанные глаза, люди начинали собираться на работу. Веденеев понял, что больше не может лежать на проклятой раскладушке. Он встал, умылся, наскоро побрился и поставил на плиту чайник. Сквозь унылое гудение газового пламени Веденеев слышал, как в комнате шлепает босыми ногами по полу проснувшаяся жена. Вот-вот она должна была войти в кухню. От напряжения у него даже свело спину. «Как странно, что самые близкие люди в одну минуту могут сделаться совсем чужими, – подумалось ему. – А может быть, они и не были никогда близки, может быть, это всего лишь иллюзия?» Веденеев снял с огня недокипевший чайник, налил себе стакан чаю, намазал маслом кусок хлеба. Он торопился, чувствуя себя так, будто берет чужое.
   Но приступить к чаепитию ему так и не удалось – зазвонил телефон. Высветившийся номер оказался незнаком Веденееву – было ясно только, что звонили с какого-то стационарного телефона. Он нажал кнопку соединения, поднес трубку к уху.
   – Слушаю, Веденеев!
   – Ага, Веденеев! – Голос тоже был незнакомый, но вполне дружелюбный, простецкий такой голос. – Ты мне и нужен!
   – Кто говорит? – поинтересовался Алексей.
   – Это неважно. А важно сейчас вот что – сгоняй-ка ты, Веденеев, во вторую городскую больницу, в травматологическое отделение, навести дружка своего, пообщайся, выводы сделай…
   – Стоп! Не понял! – повысил голос Алексей. – Что за чушь вы несете? С какой стати мне идти в больницу? Вы что-то путаете, любезный. Может, вам какой другой Веденеев нужен, а у меня никто из друзей в травме не лежит…
   – Теперь лежит, – хмыкнули в трубке. – А до встречи с тобой, представь, был жив-здоров… Чиндяйкин фамилия тебе знакома?
   У Веденеева похолодело внутри.
   – Что?! Вадим?! Что с ним случилось?!
   – Это он сам тебе расскажет, – голос в трубке потерял дружелюбные интонации. Теперь он звучал повелительно.
   – Постойте! – воскликнул Веденеев, но в трубке уже пульсировали гудки отбоя.
   Алексей торопливо набрал номер, с которого звонили, но тот не отвечал. Веденеев заметался по кухне. Мысли путались в голове. В конце концов он заставил себя рассуждать логично. Вряд ли он стал жертвой розыгрыша. Для розыгрыша чересчур рановато. С Чиндяйкиным что-то действительно случилось. Но как это связано с ним? Неужели их вчерашний разговор стал кому-то известен? Что произошло? Что делать? Ни на один из этих вопросов не было ответа. Оставался один вариант – ехать, как и было предложено, в больницу.
   Веденеев появился в стационаре за полчаса до пересменки. К его удивлению, дежурный врач не стал препятствовать его желанию навестить Чиндяйкина.
   – Ну что ж, состояние у него стабильное, – с добродушной усталостью в голосе сказал он. – В принципе, можете зайти. Только недолго, лады? Чтобы до новой смены успеть. И халатик накиньте…
   Веденеев накинул узкий замусоленный халат для посетителей и прошел в указанную палату. Чиндяйкин не спал. Он лежал на спине, на железной кровати, весь в бинтах, левая рука и левая нога на растяжках, и с лихорадочным блеском в глазах пялился в потолок. Увидев Веденеева, он дернулся так, что едва не опрокинул набок свое металлическое ложе.
   – Ты… ты… ты… – горячечно забормотал он, протестующе вытянув здоровую руку. – Не подходи ко мне, гад! Забудь сюда дорогу! Сестра! Сестра!
   Алексей понимал, что с приятелем случилось что-то неладное, и случившееся скорее всего было связано с его собственными, Веденеева, делами, но такой бурной реакции он не ожидал. Растерянно оглянувшись на дверь, он замер, соображая, как бы ему успокоить Чиндяйкина раньше, чем персонал выкинет его на улицу.
   Но на крик пациента никто не явился, а у Вадьки, видимо, кончились силы. Он бессильно зажал в кулаке угол казенного одеяла и со страхом смотрел на приближающегося Веденеева. Из глаза у него выкатилась слеза.
   – Прошу тебя, уйди! – прошептал он. – Не хочу тебя видеть! И забудь, что мы были знакомы. Все!
   – Послушай, ну хоть скажи мне, что случилось! – взмолился Алексей. – Мы с тобой вчера расстались по-человечески, а сегодня…
   – Ты не человек! – злобно прошипел Чиндяйкин. – Ты подонок! Так меня подставить, сволочь! Меня могли убить, ты понял? Да на хрен мне нужны твои проблемы?
   – Но вчера ты был готов помогать, – пробормотал Веденеев, опускаясь на край неудобной кровати.
   Чиндяйкин с неожиданной силой сгреб его одной рукой за грудки и притянул к себе так, что изо рта его на лицо Веденеева полетели брызги слюны.
   – Никто тебе помогать не будет! И я тебя больше не знаю, заруби это на своем тупом носу! Забудь мое имя, придурок! Сам выбирайся из дерьма, в которое залез! Пошел вон!
   Пальцы его так же неожиданно разжались, он обмяк и упал обратно на подушки.
   – Вот, значит, как, – угрюмо произнес Веденеев, вставая. – Ладно, считай, что я тебя уже забыл. Крепко тебя припугнули. Я все понимаю. Понять бы еще, кто это был конкретно. Тебе хотя бы намекнули?
   – Мне намекнули, что тебя ждет то же самое, – с ненавистью сказал Чиндяйкин. – С удовольствием бы посмотрел, как тебе ломают руки-ноги. Может, тогда бы ты понял, что такое настоящие проблемы. Формулу у него отняли! Береги здоровье, Веденеев! Здоровье! И свое, и мое, кстати.
   – Ну, ты-то для меня теперь чужой человек, – хмуро сообщил Алексей. – Сам просил. А вот о своем придется подумать.
   Он повернулся и быстро вышел из палаты. Чиндяйкин с ненавистью смотрел ему вслед.

5

   Елена Веденеева никак не могла решить один очень непростой для себя вопрос – любит ли она своего мужа или уже нет. Елена считала себя сильной женщиной, но в последнее время на нее столько всего свалилось, что она сама понимала – силы на исходе. Они с мужем никогда не жили в достатке, постоянно чего-то не хватало, они не могли позволить себе ничего лишнего, а так иногда хотелось! И главное, у них не было детей, и это было особенно обидно, потому что Елена очень хотела их иметь. Алексей к этому факту относился более спокойно, он был с головой погружен в свою работу. Он все откладывал на потом. Это «потом» уходило все дальше за горизонт, и Елена невольно начинала винить мужа во всех бедах и невзгодах. Работа работой, но человек прежде всего должен заботиться о семье. Для Алексея семья означала всего-навсего стойбище, где можно подзаправиться пищей и выспаться. Он жил в другом месте, в своей дурацкой лаборатории, в кругу своих химикатов и формул, и ему было этого достаточно. Елена свыклась с подобным положением вещей, но неожиданно муж выкинул такое, что даже она, привыкшая ко всему, взбунтовалась. Его наконец-то назначили на более высокую должность, дали более высокий оклад, впереди появились перспективы – а он заартачился.
   Да, Елена знала, что за повышение с него потребовали прекратить работу над новым препаратом, но не видела в этом ничего трагического. В такое сумасшедшее время нужно выживать любым способом, считала она. И вполне можно поступиться кое-чем. Еще неизвестно, что с этим лекарством получится, а должность и деньги – вот они. Если родится долгожданный ребенок, все это будет как нельзя кстати. Но муж словно с цепи сорвался. В должности зама начальника лаборатории он пробыл от силы неделю. И все это время талдычил о том, что будет бороться. Он не желал слушать никаких доводов. Они разругались и перестали разговаривать. Внешне Елена сохраняла самообладание, но на самом деле была уже на пределе – достаточно малейшей искры, чтобы у нее случился нервный срыв. А драгоценный муженек вел себя все безумнее. С ней он не разговаривал, зато на работе устроил страшный скандал, разругался в пух и прах со Старосельцевым, отказался выполнять обязанности заместителя, и его уволили. Назначили замом другого человека, а его уволили. Совсем. Елена узнала об этом от одного из коллег мужа, с которым случайно встретилась на улице.
   После этого она попыталась все-таки поговорить с Алексеем, чтобы понять, что он намерен делать дальше. Ничем хорошим разговор не кончился. Муж назвал ее предательницей и заявил, что не отступит. Все было ужасно, но от нервного срыва Елену уберегла, как ни странно, жалость. Муж казался таким изголодавшимся и одичавшим, что ничего, кроме жалости, вызвать в ней не смог.
   Но жалость жалостью, а осталась ли в ней к нему хоть капля любви, и не пора ли им пойти дальше разными путями? Об этом размышляла Елена, шагая по раскисшему льду. Не слишком хитроумные коммунальщики посыпали тротуары то ли солью, то ли каким-то еще более ядовитым составом, и от этого сапоги буквально горели. Еще один довод в пользу должности заместителя начальника. Но поезд ушел, теперь нужно было самой заботиться о себе. Елена все больше склонялась к мысли, что любовь прошла, и им с Алексеем следует расстаться. Она решила вечером поговорить с мужем и обсудить условия развода. Она еще не слишком стара и сумеет устроить свою личную жизнь. А он пусть занимается тем, что ему дорого. Если формулы способны заменить ему живых людей и живые чувства, то флаг ему в руки. Невозможно жить в разных комнатах и молчать, молчать, молчать. От таких отношений любой с ума сойдет.
   От горечи всех этих мыслей на глаза Елены навернулись слезы. На какой-то момент она даже забыла, куда направляется, но быстро заставила себя собраться и постаралась выбросить из головы все, что не имело отношения к работе. Ведь ее рабочий день еще не был окончен. Нужно сходить еще на один вызов, который ей дали в регистратуре. Адрес следовало искать на самом краю участка – улица Черкасская, дом 116. Прежде туда вызовов не было. Дом частный, построен и заселен недавно. Елена еще не успела познакомиться с обитателями этого дома, но, судя по всему, знакомство обещало быть долгим. Проживала по этому адресу пожилая женщина, страдающая гипертонией, а поскольку такая болезнь требует постоянного наблюдения, Елене предстояло не раз входить в контакт с этим человеком.
   Улица Черкасская действительно располагалась на отшибе, но дома там стояли новые, добротные, выстроенные на немалые деньги. Чувствовалось, что хозяева намеревались как следует обживать это место. Обычно на участках таких домов имелись злые собаки, но именно в 116-м доме собаки не оказалось. Елена вытерла остатки слез, сделала деловое лицо и нажала на кнопку звонка, укрепленную у калитки. Подождав с минуту, она обнаружила, что на звонок никто не откликается, а калитка не заперта. Без колебаний Елена вошла во двор. Возможно, хозяйка была настолько плоха, что не могла встать. Спасибо, хотя бы оставила открытой калитку. Такие случаи бывали в практике Елены нередко, но не всегда удавалось так быстро попасть в дом. И совсем удачно получилось в отношении собаки. Треть участка, который обслуживала Елена, составлял так называемый частный сектор, и жители этого сектора держали для охраны собак, иногда даже не одну.
   Проходя по двору, Елена машинально отметила, что участок просторный, но пустой – ни деревьев, ни садовых кустарников, ни других огородных прибамбасов, что, в общем, естественно для нового жилища. Зато имелся большой гараж, стоявший отдельно. Дорожки во дворе покрыты ровным асфальтом. Все сделано добротно, солидно, с расчетом на удобство проживания. Здесь не обошлось без придирчивого мужского глаза, и Елена предположила, что у ее будущей пациентки должен быть муж, какой-нибудь средней руки начальник, еще не вышедший на пенсию. Вот только сейчас его, скорее всего, нет дома. Как специалиста Елену всегда раздражало, насколько мало заботятся друг о друге в современных семьях. Вот что это такое – оставить больную жену одну дома, беспомощную, напуганную, страдающую? Некому даже стакан воды подать, а врачу полотенце, или что там еще потребуется? «Ладно, – подумала она. – Размечталась! Своя-то семья далеко от этого ушла? А? То-то и оно!»
   Она поднялась на крыльцо. На звонок в дверь опять никто не отреагировал. Это Елене уже совсем не понравилось. Отчего-то у нее вдруг сделалось тревожно на душе. Она огляделась. Вокруг было серо, уныло и пусто. «А у хозяйки вдруг инсульт? – кольнула мысль. – Или еще чего похуже? Тогда эта история надолго. А так не хочется! Не дай бог!»
   Она решительно надавила на ручку двери. Здесь тоже не заперто. Елена прошла через длинную прихожую с довольно высоким потолком, не раздеваясь, проследовала в комнату. И тут ее встретили.
   Навстречу ей каким-то странным кособоким шагом вывернулся молодой человек, одетый вроде бы прилично, но как-то серо и мято. У него и лицо было серое, измученное и исхудавшее, как у больного. На этом лице резко выделялись горящие черные глаза. Взгляд их обжигал, словно электрический разряд, и от него, казалось, зашевелились волосы на висках. Елене стало неуютно, но, сделав озабоченное выражение лица, она деловито спросила:
   – Где больная? Вы ее родственник?
   – Получается, так, – криво усмехнулся серолицый, с явным интересом рассматривая Елену с головы до ног. – А ты типа доктор?
   – Да, я доктор, – сухо сказала Елена. – И мне не нравится, как мы с вами разговариваем. Я сюда не на тусовку пришла. Я лечу больных. Так что будьте добры…
   – Да добрый я! Я тут самый добрый! – опять усмехнулся парень. – Остальные-то все злые, как псы. Разорвать могут, я тебе говорю! Но если ты их полечишь, все будет о’кэй!
   Елена быстро огляделась. В комнате чисто, стоит хорошая мебель, нет никаких следов, указывающих на неблагополучную семью, и эта обстановка в представлении Елены никак не вязалась с личностью серолицего парня, которому больше подошла бы полутемная конура с липкими заплеванными полами, с непромытыми окнами, с пустыми бутылками на столе и грязными шприцами на подоконнике. А между тем вел он себя вполне по-хозяйски. Елене стало не по себе, но она не подала виду. По работе ей довольно часто приходилось сталкиваться с неприятными, а то и просто опасными людьми, это своего рода профессиональный риск, и Елена научилась справляться с обстоятельствами. На крайний случай она носила в сумочке газовый баллончик – вот только пользоваться им ей на практике еще не приходилось, и Елена не была уверена, что сделает все, как надо. Впрочем, пока прямой угрозы не было, и доктор решила, что силы воли ей хватит, чтобы взять контроль над ситуацией в свои руки.
   – Ну вот что! – решительно заявила она, глядя прямо в глаза парню. – Вы немедленно должны проводить меня к больной, а свои дурацкие шуточки оставьте для своих подружек. Я привыкла иметь дело с такими шутниками и, поверьте, могу устроить вам большие неприятности!
   Парень смотрел на нее с откровенной насмешкой, и Елене вдруг стало по-настоящему страшно. Как-то в одно мгновение она поняла, что этот серый человек не имеет никакого отношения ни к ее работе, ни к этому красивому дому, ни к чему здесь не имеет отношения – он чужой, но при этом чувствует себя полнейшим хозяином. И еще она поняла, что он здесь не один. Это предположение подтвердилось в ту же минуту – из соседней комнаты внезапно появился еще один молодой человек, довольно симпатичный внешне, но тоже с неприятным сальным взглядом. Он ощупал этим взглядом Елену и дурашливым голосом воскликнул:
   – Ого! Это наша цыпа пришла? А чо – она мне ндравится, Тюха!
   – Она тут всем нравится, Цыган, не одному тебе, – отозвался серолицый. – Королева бала! Зови Кащея, праздновать будем! Где он там?
   – Мы там с хозяйкой разбирались, – пояснил красавчик Цыган. – Пока пасть заткнули, пока связали, пока в чуланчик определили… На все время нужно… Сейчас он идет.
   – Слышь, Цыган, вы там по комодам не шарились? – предостерегающе сказал серолицый Тюха. – Забыл, что ли, не велели тут ничего трогать? Ты не ищи на свою задницу приключений!
   – Да ничего я тут не трогал! – досадливо поморщился Цыган. – Ты достал уже! Вот оно мне надо! Да если бы и прихватили чего, ничего страшного. Дом богатый, от них не убудет.
   – Закрой пасть! – зло сказал Тюха. – Конкретно было сказано – никакой самодеятельности. На тебя мне, допустим, плевать, но я не хочу, чтобы из-за тебя меня подрезали, понял?
   – Я сказал! – повысил голос Цыган. – Тебе что, на крови клясться надо?
   Они с отвращением посмотрели друг на друга.
   Информация, в одну минуту обрушившаяся на Елену, ошеломила ее. Она примерно поняла, что происходит, узнала клички пробравшихся в чужой дом преступников, узнала о плачевной судьбе хозяйки, но это знание не принесло ей никакой радости. Нужно было скорее выбираться из западни и звать на помощь. Елена медленно попятилась к двери. До порога оставался один шаг, но в этот момент в комнату вошел третий бандит.
   Он не зря носил прозвище Кощей – высок, чрезвычайно худ, имел длинные руки с корявыми широченными кистями, а серостью лица вполне мог поспорить с Тюхой. У него был взгляд настоящего душегуба, и Елена с ужасом убедилась в этом сразу же, как только этот взгляд оказался устремлен на нее.
   – Баба у вас когти рвать собралась! – мрачно заявил он, быстро шагая в сторону Елены. – А вы тут базар устроили! Забыли, зачем собрались?
   От одного вида этого типа у Елены онемели ноги, но тем не менее она вскрикнула и попыталась выскочить за дверь. Кощей тут же догнал ее и своей длинной лапой сильно ударил в лицо. Удар был такой силы, что Елена отлетела на метр, врезавшись головой в косяк двери. На секунду свет померк в ее глазах, и она упала у порога.
   Трое бандитов были уже рядом. Кощей и Тюха грубо схватили ее за руки и потащили куда-то в соседнюю комнату. Цыган схватил выпавшую сумку и с энтузиазмом принялся потрошить ее. Содержимое сумочки постепенно перекочевало в его карманы – деньги, телефон, пластиковая карточка, золотая сережка, которую Елена все собиралась отнести в починку, и пресловутый газовый баллончик. Обогатившись таким образом, Цыган разыскал в глубине дома приятелей и присоединился к ним.
   – Ну чего? Кто первый будет? Или спички станем тянуть?
   Кощей сумрачно посмотрел на него.
   – Чего ты, Цыган, всегда довольный такой? – спросил он. – Прям сияешь весь, как блин на Пасху. Тебя в детстве головой не ударяли?
   – Да он бабла сейчас по легкой срубил, – объяснил Тюха. – Он же сумочку докторшину обшмонал, пока мы с тобой тут корячились. Цыган своего не упустит!
   – Да какое там бабло! – обиженно сказал Цыган и, уводя разговор в сторону, присел рядом с Еленой, которая лежала на полу и была уже связана по рукам. – И вообще, зачем нам бабло. Когда мы по совсем другому делу… Телочку вот оприходовать хотим… – он грязной пятерней попытался ласково погладить Елену по лицу.
   Она в омерзении отшатнулась, насколько позволяла скованная лежачая поза, и выкрикнула:
   – Убери руки, подонок!
   – Ни хрена себе, я – подонок! – опять обиделся Цыган. – Кощей вон тебе глаз подбил, а я с лаской… Какой же я подонок? И вообще, ты давай, цыпа, на любовь настраивайся, а не ругайся! Мы сейчас тебя втроем драть будем…
   Елену охватил смертельный ужас. У нее раскалывалась после удара голова, ее угнетала беспомощность, в которой она находилась, но слова Цыгана просто убили ее. Эти трое собирались надругаться над ней! К такому повороту дела она вообще не была готова. На какое-то мгновение Елена перестала понимать, где она находится. Ей казалось, что она сходит с ума. Она будто переместилась в иное пространство, в фильм ужасов, где нет надежды на спасение. И надо же было такому случиться именно теперь, когда ей и без того плохо, когда в жизни и так все ужасно. Нет, правду говорят, беда не приходит одна.
   – Прошу вас, – пробормотала она. – Не надо. Отпустите меня! Пожалуйста!