-- Слишком тихо говорят,- тихо сказала Марселина, прижавшись ухом к
двери комнаты.- Не могу разобрать.
Но Марселина-то эта по-тихому подвирала, ибо отлично слышала, как хмырь
говорил следующее: "Значит, мать доверила вам ребенка, потому что вы
педик?", а Габриель отвечал: "Я же вам сказал, я не педик. Ну хорошо, ну
выхожу я в женском костюме на сцену ночного кабаре для гомиков, ну и что?
Это еще ни о чем не говорит. Делаю я это только для того, чтобы народ
повеселить. Понимаете, я такой высокий - они просто лопаются со смеха. Но
лично я не из них и могу это доказать: я женат".
Зази, захлебываясь от восхищения, смотрела на себя в зеркало. Ничего не
скажешь, джынзы ей действительно шли. Она провела рукой по своим маленьким,
безукоризненно обтянутым, как и требовалось, ягодицам и, глубоко
удовлетворенная, глубоко вздохнула.
- Ты что, и вправду ничего не слышишь? - спросила Зази. -- Совсем
ничегошеньки?
-- Нет,- спокойно ответила Марселина, по-прежнему привирая, поскольку
хмырь говорил: "Это ничего не значит. Во всяком случае, вы не станете
отрицать, что мать доверила вам ребенка только потому, что видела в вас
скорее тетушку, чем дядюшку?" Габриелю пришлось согласиться с этим.
"Атчасти, да",- сказал он.
-- Ну как я тебе? - спросила Зази.- Здорово. правда?!
Марселина, перестав подслушивать, посмотрела на нее.
- Да, девочки действительно теперь так одеваются,- спокойно сказала
она.
- Тебе не нравица?
- Ну, нравица. Но скажи, ты уверена, что этот человек не рассердится на
тебя за сверток?
- Я ш тебе говорю, джынзы - мои. Могу представить себе, как у него рожа
вытянется, когда он меня увидит.
- А ты что, собираешься выйти, не дождавшись его ухода?
- А то?! Не здесь же мне торчать?!
Зази направилась прямо к двери, которая, как магнит, притягивала ее
ухо. Она услышала, как хмырь сказал: "Черт, куда я сверток задевал?!"
- Слушай, тетка Марселина, - возмутилась Зази.- Ты что, издеваешься или
вправду туга на ухо? Отсюда все прекрасно слышно!
- Ну и что же там слышно?
Решив пока особо не вдаваться в вопрос о возможной глухоте своей
тетушки, Зази снова прижала ухо к двери. А хмырь тем временем говорил вот
что: "Надо бы проверить, не сперла ли у меня сверток ваша девчонка".-
"Может, у вас его вообще с собой не было?" - намекнул Габриель. "Был,-
ответил хмырь.- И если девчонка у меня его сперла, я тут такое устрою!.."
- Во, разорался,- сказала Зази.
- Что, не уходит? - тихо спросила Марселина.
- Нет,- ответила Зази.- Теперь он по твоему поводу из дядюшки начал
кровь пить.
- На худой конец, его могла спереть и ваша супружница. Ей небось тоже
охота иметь джынзы, супружнице вашей.
- Уж точно, нет,- ответил Габриель.
- А вы-то откуда знаете? - возразил хмырь.- Может быть, ей тоже
захотелось, глядя на ужимки мужа-гормосессуалиста?
- А гормосессуалист - это кто? - спросила Зази.
- Это мужчина, который носит джынзы,- спокойно сказала Марселина.
- Иди врать,- отозвалась Зази.
- Хорошо бы Габриель его выставил! - тихо сказала Марселина.
- Да, это было бы здорово,- ответила Зази. И потом недоверчиво
спросила:
- А ему не слабо?
- Посмотрим.
- Постой-ка, я войду первой. Она открыла дверь и четко и громко
произнесла следующие слова:
- Ну, дядя Габриель, как тебе мои новые джынзы?
- Ну-ка быстренько, снимай! - испуганно воскликнул Габриель.- И
немедленно верни их этому господину.
- Иди ты в задницу,- провозгласила Зази.- С какой стати?! Они - мои.
- У меня нет в этом полной уверенности,- смущенно ответил Габриель.
- Вот именно,- сказал хмырь.- Снимай, и по-быстрому.
- Слушай! Выстави ты его отсюда, и все! - сказана Зази Габриелю.
- Ну и шуточки же у тебя! - возмутился Габриель.- Сначала говоришь, что
это легавый, а потом требуешь, чтобы я дал ему под зад коленом.
- Да, он - полицейский, ну и что из этого? - сказала Зази с
риторическим запалом.- Он прежде всего мерзавец, который хотел меня
соблазнить, и, будь он хоть трижды полицейским, мы подадим на него в суд, а
судьи, я-то их знаю, обожают маленьких девочек и поэтому приговорят этого
мерзкого полицейского к смерти, и его гильотинируют, а я потом найду его
отрубленную голову в корзине с отрубями, и харкну ему в рожу, вот так-то!
При упоминании этих жестокостей Габриель задрожал всем телом. Он
повернулся к хмырю: "Слышите? Вы все взвесили? Эти девчонки - просто жуть
какая-то".
- Дядя Габриель,- закричала Зази.- Я тебе чем хочешь поклянусь, что это
мои джынзы! Ты должен за меня вступиться, дядя Габриель! Ты должен меня
защитить. Что скажет маямама, если она узнает, что ты позволил меня
оскорбить этой жадобе, этому жмоту и, быть может, даже политическому
банкроту...
"Черт,- добавила она внутренним голосом,- а я ведь сейчас так же
хороша, как Мишель Морган в "Даме с камелиями". Глубоко тронутый ее
патетической тирадой, Габриель описал свое затруднительное положение в
следующих сдержанных выражениях, произнесенных мэдза воче ' и даже, можно
сказать, почти ин петто 2:
' Вполголоса {ит.). 2 Про себя (ит.).
- Глупо было бы поцапаться с легавым, послать его, к примеру, себе в
задницу! Хмырь мерзко захихикал.
- Какой вы все-таки испорченный человек,- сказал Габриель, краснея.
- Вы не понимаете, чем вы рискуете, произнес хмырь с чертовски
мефистофельским видом.- Сводничество, обкрадывание клиентов,
гормосессуализм, эонизм, фаллическое гипостояние все это потянет лет на
десять каторжных работ.
Он повернулся к Марселине:
- Ну а мадам? Хотелось бы узнать что-нибудь и о вас.
- Что именно? - спокойно спросила Марселина.
- Говорить можно только в присутствии адвоката,- вмешалась Зази.-
Дядюшка меня не послушал, видишь, как он теперь влип?!
- Заткнись,- сказал хмырь Зази.
- Так вот,- обратился он к Марселине.- Не могла бы мадам сообщить мне,
чем именно она занимается?
- Домашним хозяйством,- с яростью ответил Габриель.
-- И к чему ж это сводится? - иронически поинтересовался хмырь.
Габриель повернулся к Зази и подмигнул ей, чтобы та была готова
насладиться тем, что за этим последует.
- В чем же это заключается? - переспросил Габриель, прибегая к
анафоре.- В частности, в том, что она выносит помойное ведро.
Габриель схватил хмыря за воротник, выволок его на лестничную клетку и
столкнул вниз, в ниженаходящееся помещение.
Послышался приглушенный удар.
За хмырем последовала и его шляпа. Шума от нее было меньше, несмотря на
то, что это был котелок.
- Чудно! - с энтузиазмом воскликнула Зази, в то время как внизу хмырь
собирал себя по частям, водружая на прежнее место усы и темные очки.
- Что будете пить? - спросил Турандот.
- Что-нибудь для поднятия духа,- находчиво ответил хмырь.
- Но таких напитков много.
- Мне все равно что.
Он ушел и сел в глубине зала.
- Чего же мне ему налить? - промямлил Турандот.- Стаканчик
ферне-бранка?
- Это в рот взять невозможно,- вмешался Шарль.
- Ты, наверно, никогда и не пробовал. Не такая уж это и гадость, а
потом для желудка очень полезно. Ты бы сделал хоть глоточек!
- Ладно, плесни на донышко,- примирительно согласился Шарль. Турандот
налил ему щедрой рукой.
Шарль смочил губы, причмокнул пару раз, втянул в себя немного, еще раз
втянул, вдумчиво, шевеля губами, распробовал как следует. Сделал глоток,
потом еще.
- Ну? - спросил Турандот.
- Не дурно.
- Еще немного?
Турандот снова наполнил его стакан и поставил бутылку на полку. Изрядно
пошуровав там, он обнаружил еще кое-что:
- А! Здесь есть кой-чего и покрепче. Настоящая царская водка.
- Монархии нынче вышли из моды. Мы живем в эпоху демократии. От такого
экскурса во всемирную историю все покатились со смеху.
- Я вижу, вы здесь не скучаете,- прокричал Габриель, влетая в бистро на
всех парах.- Не то что я. Ну и история! Налей-ка мне гранатового сиропа, да
покрепче, не бухай много воды. Мне нужно поддержать свои силы. Если бы вы
знали, что со мной сейчас было.
- Потом расскажешь,- сказал Турандот, озираясь.
- Привет тебе! - сказал Габриель Шарлю.- Пообедаешь с нами?
- Так мы же уже договорились.
- Я тебе просто напоминаю.
- Да мне не надо напоминать! Я не забыл.
- Тогда, считай, что я просто подтвердил приглашение.
- А чего его подтверждать, раз мы уже договорились.
- Значит, ты просто обедаешь с нами, и все,- заключил Габриель, который
хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Болтай, болтай, вот все, на что ты годен,- произнес Зеленуда.
- Пей же наконец! - сказал Турандот Габриелю. Габриель последовал его
совету. Вздохнул.
- Ну и история! Вы видели, как Зази вернулась в сопровождении какого-то
хмыря?
- Мда,- сдержанно продадакали Турандот и Мадо Ножка-Крошка.
- Я пришел позже,- сказал Шарль.
- А как он выходил, вы тоже видели?
- Знаешь,- сказал Турандот.- Я не успел его как следует рассмотреть,
поэтому вряд ли смог бы его узнать, но не он ли сидит за твоей спиной в
глубине зала?
Габриель оглянулся. Хмырь действительно сидел там на стуле, терпеливо
ожидая поднимающего дух напитка.
- Боже! - сказал Турандот.- Простите меня, я о вас совсем забыл.
- Пустяки,- вежливо вымолвил хмырь.
- Как бы вы отнеслись к ферне-бранка?
- С удовольствием последовал бы вашему совету.
В этот момент позеленевший Габриель вяло сполз на пол.
- Итак, два ферне-бранка,- сказал Шарль, подхватывая на лету своего
друга.
- Два ферне-бранка, два,- машинально повторил
Турандот.
Из-за этих событий он совсем разнервничался. Руки его дрожали, и ему
никак не удавалось наполнить стаканы. Вокруг них то здесь, то там
образовывались коричневые лужицы, которые при помощи своих псевдоножек
разбегались в разные стороны и пачкали уже не цинковую, а деревянную (со
времен оккупации) стойку.
"Давайте лучше я",- сказала Мадо Ножка-Крошка, вырывая из рук
взволнованного хозяина бутылку.
Турандот вытер пот со лба. Хмырь мирно высосал наконец-то поданный ему
тонизирующий напиток. Зажав Габриелю нос, Шарль залил ему в рот немного
гранатового сиропа. Несколько капель вытекло из уголков рта. Габриель
встряхнулся.
- Ах ты недоносок! - с нежностью сказал ему Шарль.
- Слабак,- сказал взбодрившийся хмырь.
- Не нужно так говорить,- вмешался Турандот.- Во время войны он
доказал, на что способен.
- А что он такого сделал? - небрежно поинтересовался хмырь.
- Он был на принудительных работах в Германии,- ответил владелец
кабачка, разливая по кругу новые порции ферне.
- А...- сказал хмырь безразлично.
- Мошт, вы уже забыли,- сказал Турандот.- Все-таки до чего быстро люди
забывают! Принудительные работы. В Германии. Что, не помните?
- Это еще не значит, что он - герой,- ответил хмырь.
- А бомбежки? - ответил Турандот.- Вы забыли про бомбежки?
- Ну и что же делал ваш герой во время бомбежек? Хватал снаряды голыми
руками, чтобы они не взрывались?
- Плоско шутите,- сказал уже начавший нервничать Шарль.
- Не ссорьтесь,- прошептал Габриель, восстанавливая контакт с
окружающей действительностью.
Походкой, слишком нетвердой для того, чтобы называться уверенной,
Габриель подошел к столику, за которым сидел хмырь, и грохнулся на стул. Он
извлек из кармана небольшую сиреневую простынку и вытер ею лицо, наполняя
бистро ароматом лунной амбры и серебристого мускуса.
- Фу,- фукнул хмырь.- Ну и запашок у вашего постельного белья.
- Неужели вы опять будете ко мне цепляться? -страдальчески произнес
Габриель.- Это духи от Кристиана Фиора.
- Да ты просто не понимаешь, с кем имеешь дело. Некоторые дикари вовсе
не выносят изысков.
- И это изыск? - произнес хмырь.- Вы изыскали наши изыски на
говноочистительной изыскарне, вот что.
- Вы угадали,- радостно произнес Габриель.- Говорят, что в духи самых
лучших марок добавляют для запаха немного этой субстанции.
- И в одеколоны тоже? - с робостью спросил! Турандот, приближаясь к
этому столь изысканному обществу.
- Какой же ты осел! - сказал Шарль.- Ты что, не видишь, что Габриель
как какую глупость услышит, тут же повторяет, даже не удосужившись понять, о
чем идет речь.
- Действительно, чтобы повторить, нужно как минимум услышать,-
парировал Габриель.- А что, тебе когда-нибудь удавалось щегольнуть глупостью
собственного изобретения?
- Ну это уже чересчур,- сказал хмырь.
- Что чересчур? - спросил Шарль. Хмырь не дрогнул.
- Вы что, никогда глупостей не говорили? спросил он ехидно.
- Он их приберегает лично для себя,- сказал Шарль двум другим
участникам беседы.- Больно важный! Типичный выпендряла.
- Что-то я совсем запутался,- вмешался Турандот.
- А О чем мы говорили? - спросил Габриель.
- Я тебе сказал, что ты не в состоянии сам придумать все изрыгаемые
тобою глупости,- ответил Шарль.
- А что я такого изрог?
- Уже не помню. Ты их сотнями изрыгаешь!
- В таком случае тебе должно быть совсем не трудно назвать мне хотя бы
одну.
- Предоставляю вас вашей дискуссии,- произнес Турандот, окончательно
потерявший нить рассуждения.- Мне нужно обслуживать клиентов. Народ валит.
Полуденные обедатели стремительно прибывали, некоторые со своими
обедами в солдатских котелках. То и дело раздавался голос Зеленуды с его
вечным "Болтай, болтай, вот все, на что ты годен".
- Так вот,- задумчиво произнес Габриель,- о чем, бишь, мы там говорили?
- Ни-а-чем,- ответил хмырь.- Ни-а-чем. Габриель с отвращением посмотрел
на него.
- Тогда,- ответил Габриель,- не понимаю, какого хрена мне здесь надо?!
- Ты пришел за мной,- сказал Шарль.- Что, забыл? Мы идем к тебе
обедать, а потом я повезу малышку на Эйфелеву башню.
- Ладно, пошли.
Габриель поднялся и в сопровождении Шарля удалился, не попрощавшись с
хмырем. Хмырь подозвал (жест) Мадо Ножку-Крошку.
-- Раз уж я все равно здесь оказался, можно и пообедать,- сказал он.
На лестнице Габриель остановился. Он хотел посоветоваться с Шарлем.
- Тебе не кажется, что я обошелся с ним недостаточно учтиво? Может,
стоило и его пригласить на обед?

    VII


Обычно Подшаффэ обедал прямо у себя в мастерской. чтобы не упустить
клиента, если таковой объявится. Было известно, однако, что в это время дня
такого не случалось никогда. Таким образом, обед в мастерской таил в себе
двойное преимущество: во-первых, клиент отсутствовал, а во-вторых, благодаря
во-первых, Подшаффе мог спокойно заморить червячка. Последний, как правило,
безропотно отдавал концы от горячей порции рубленого мяса с картофельным
пюре которую приносила Мадо Ножка-Крошка около часу дня, сразу после схлыва
нахлыва посетителей.
- А я думал, сегодня будет требуха,- сказал Подшаффэ, наклоняясь за
спрятанной в углу бутылкой красного вина.
Мадо Ножка-Крошка только пожала плечами:
-- Требуха? Размечтался!
Подшаффэ и сам это прекрасно знал.
- Ну, что там хмырь?
- Доедает. Молчит пока.
- Вопросов не задает?
- Нет.
- А Турандот с ним не разговаривал?
- Нет, робеет.
- Какой-то он нелюбопытный.
- Да любопытный, любопытный! Только не решается.
- Мда.
Подшаффэ приступил к уничтожению своего месива, температура которого
тем временем понизилась до разумных пределов.
- Что-нибудь еще принести? - спросила Мадо Ножка-Крошка.- Сыр бри?
Камамбер?
- А бри - хороший?
- Не так чтобы очень.
- Тогда этого - того.
Мадо Ножка-Крошка уже направилась было к вы ходу, когда Подшаффе
спросил:
- А что он ел?
- То же, что и вы. Нуфточнасти.
И Мадо молниеносно преодолела десять метров, отделявшие мастерскую от
"Погребка". Более обстоятельно она ответит потом. Подшаффэ счел поступившую
информацию в высшей степени недостаточной. Но создавалось впечатление, что
до возвращения Мадо пищи для размышления ему тем не менее хватило.
Официантка протянула ему тарелку с тоскливым кусочком сыра.
- Ну что? - спросил Подшаффэ.- Что хмырь?
- Кофе допивает.
- Чего говорит?
- Молчит по-прежнему.
- Хорошо поел? Как у него с аппетитом?
- Нормально. Глотает не жуя.
- А с чего он начал? С большой сардины или салата из помидор?
- Я же вам сказала, фточнасти, как вы, нуфточности. Нисчего ни начал.
- А пил что?
- Красное.
- Маленький стакан или большой?
- Большой. Все выпил.
-- Мда,- сказал Подшаффэ с явным интересом. Перед тем как приступить к
сыру, он ловким сосательным движением не спеша извлек пук говяжьих волокон,
застрявших у него в нескольких местах между зубами.
-- Ну а в туалет? - спросил он еще.- Он в туалет ходил?
-- Нет.
-- Даже не писал?
-- Нет.
-- И руки не мыл?
-- Нет.
-- А выражение лица какое?
-- Никакого.
Подшаффэ принялся за объемистый бутерброд с сыром, которые был
приготовлен им с чрезвычайной тщательностью. Он отодвинул корочку камамбера
к дальнему краю ломтя, оставляя, таким образом, лучшее на потом.
Мадо Ножка-Крошка рассеянно наблюдала за ним. Она почему-то уже никуда
не спешила, хотя ее рабочее время еще не истекло. В "Погребке" наверняка
сидели клиенты и требовали счет. Одним из них мог быть и хмырь. Она
прислонилась к будочке и, пользуясь тем, что рот у Подшаффэ был набит и он
тем самым был лишен дара речи, перешла к обсуждению своих личных проблем.
- Человек он серьезный,- сказала она.- Со специальностью. И
специальность хорошая - таксист, правда ведь?
...(Жест.)
- Не слишком стар. И не слишком молод. Здоровье в порядке. Крепкий
парень. И денежки наверняка водятся. Одно плохо - романтик он.
- Этушточно,- едва успел вымолвить Подшаффэ между двумя заглатываниями
пищи.
- Но как он все-таки меня бесит! Копается в этих брачных объявлениях,
упивается письмами читательниц в каких-то дурацких женских журналах. Я ему
говорю: "Ниужелишвы думаете, ниужелишвы думаете, что откопаете там птичку
вашей мечты?" Если бы птичка действительно была так хороша, ее б без всяких
объявлений откопали, правда ведь?
...(Жест.)
Подшаффэ проглотил последний кусок. Покончив с бутербродом, он не спеша
выпил стаканчик вина, после чего поставил бутылку на место.
- Ну а Шарль? - спросил он.- Что он на это говорит?
- Только отмахивается. "А тебя-то, птичка моя, что, часто откапывали?"
Шутит в общем. (Вздыхает.) Не хочет меня понять.
- Ты бы ему честно во всем призналась.
- Я уже думала об этом, но как-то все не складывается. Вот, например,
встречаемся мы с ним иногда на лестнице. Перепихнемся по-быстрому, прямо
там, "на ступеньках замка, на ступеньках замка", знаете, как в песне поется?
Только в эти минуты я не могу с ним серьезно разговаривать, я о другом думаю
(пауза), не о том, чтоб с ним серьезно поговорить (пауза). Надо бы мне
пригласить его как-нибудь на ужин. Как вы думаете, он пойдет?
- Во всяком случае, с его стороны было бы нехорошо тебе отказывать.
- Тото и оното, что Шарль не всегда себя хорошо ведет по отношению ко
мне.
Подшаффэ жестом выразил свое несогласие. Тут на пороге "Погребка" с
криком "Мадо!" появился Турандот.
"Сейчас, минутку!" - крикнула она в ответ, вложив в свои слова энергию,
обеспечивающую им нужное ускорение и интенсивность звуковых колебаний при
прохождении через воздушную массу.
- Интересно все-таки,- добавила она уже тише, обращаясь к Подшаффэ,- на
что он в конечном счете рассчитывает, чем эта девица из газеты может быть
лучше меня? Что у нее, жопа из чистого золота или еще чего?
Турандот издал очередной клич, не позволив ей тем самым сформулировать
следующую гипотезу. Она унесла посуду, оставив Подшаффэ наедине с башмаками
и улицей. Но он не сразу принялся за работу. Медленно скрутив одну из своих
пяти ежедневных сигарет, он спокойно начал курить. Глядя на него, можно было
почти с полной уверенностью сказать: создается впечатление, что он как будто
о чем-то думает. Когда сигарета была почти докурена, он загасил окурок и
аккуратно засунул его в коробочку из-под мятных таблеток - эта привычка
сохранилась у него еще со времен оккупации. Потом он услышал вопрос:
"Не найдется ли у вас случайно шнурка для ботинок, а то мой только что
порвался?" Подшаффэ поднял глаза - чтоб ему провалиться на этом месте! - но
это и в самом деле был хмырь, который продолжил так:
- Нет ничего отвратительней разорванного шнурка, не правда ли?
- Не знаю,- ответил Подшаффэ.
- Мне желтые нужны, ну, если хотите, коричневые. Но не черные.
- Сейчас посмотрю, что у меня вообще есть,- сказал Подшаффэ.- Я не
уверен, что тут у меня найдутся все нужные вам цвета.
Однако он не сдвинулся с места и продолжал разглядывать своего
собеседника. Последний же делал вид, что ничего не замечает.
- Я же у вас не требую шнурков всех цветов радуги?
- Каких, каких?
- Всех цветов радуги.
- Именно радужных у меня как раз в данный момент и нету. Как, впрочем,
и других цветов.
- А вот там, в той коробке, у вас случайно не шнурки?
Подшаффэпрашшиппел:
- Послушайте, мне не нравится, когда у меня тут все вынюхивают.
- Но вы же не откажете в шнурке человеку, которому он действительно
нужен! Это все равно, что отказать голодающему в корке хлеба!
- Хватит. Не пытайтесь меня разжалобить.
- А пару ботинок? Вы и ботинки мне продадите?
- Ну знаете ли! - воскликнул Подшаффэ.-- Вы - нахал!
- Почему это?
- У меня ремонт обуви, а не обувной магазин. "Не сутор ультра крепидам"
', как говорили древние. Вы случайно по-латыни не понимаете? Ускве нон
асцендам анк'ио сон питторе адиос амигос аминь 2. Вот так-то.
Хотя вы не можете этого оценить, вы ведь не священник, а легавый.
- Откуда вы взяли, скажите на милость?
- Легавый или извращенец. Хмырь спокойно пожал плечами:
- Оскорбления! Вот награда за то, что я привел домой заблудившегося
ребенка! Сплошные оскорбления,- сказал он неуверенно, без малейшей горечи в
голосе. И добавил, тяжело вздохнув:- А родственнички-то одни чего стоят.
Подшаффэ оторвал задницу от стула и спросил угрожающе:
- Чем вам родственники-то не угодили? Что вам не нравится?
- Да так, ничего. (Улыбнулся.)
- Нет уж, скажите. Скажите! Чего уж там.
- Дядюшка-то голубой.
- Не правда! - заорал Подшаффэ.- Не правда! Я запрещаю вам так
говорить!
- Вы ничего не можете мне запретить, дорогой мой. Вы мне не указ.
- Габриель,- сказал Подшаффэ напыщенно.- Габриель честный гражданин,
порядочный, всеми уважаемый человек. Его, кстати говоря, все здесь любят.
- Соблазнительница он.
- Надоели вы мне, только и знаете, что всех осуждать. Повторяю,
Габриель не голубой, неужели не ясно?
- А вы докажите,- парировал хмырь.
- Нет ничего проще,- ответил Подшаффэ.- Он женат.
' Пусть сапожник судит не выше сапога (лат.). 2 До тех пор,
пока не достигну (лот.), и я также художник (ит.), до свидания, друзья
(исп.).
- Это ничего не значит. Вот Генрих Третий, например, тоже был женат.
- На ком же это? (Улыбнулся.)
- На Луизе де Водемон. Подшаффэ испустил смешок.
- Если бы эта тетка и вправду была королевой Франции, это было бы давно
известно.
- Это и так известно.
- Наверное, это по ящику передавали (гримаса). Вы что, верите всему,
что они говорят?
- Не только по ящику. Это и во всех книгах есть!
- Даже в телефонном справочнике? Хмырь в замешательстве стушевался.
- Вот видите,- добродушно сказал Подшаффэ. И продолжил в крылатых
выражениях:
- Уж вы мне поверьте, не надо судить о людях слишком поспешно. Ну
хорошо, ну выступает Габриель в баре для педиков в костюме испанской дамы.
Ну и что? Что из этого? Да, кстати, дайте сюда башмак - я вдену шнурок.
Хмырь снял ботинок и до тех пор, пока операция по замене не была
закончена, стоял на одной ноге.
- Все это говорит лишь о том,- продолжал Подшаффэ,- что дуракам это
нравится. Когда здоровый парень выходит в костюме тореадора, все улыбаются,
но когда здоровый мужик выходит в костюме испанской дамы, тут уж народ со
стульев от хохота падает. Кстати, это еще не все. Он там исполняет танец
умирающего лебедя, как в Гранд Опера. В пачке. Тут уж зрители вообще за
животики хватаются. Вы будете утверждать, что это лишь проявление всеобщего
идиотизма. Согласен, но ведь такая работа не хуже любой другой, в конце
концов. Что, я не прав?
- Ну и работенка,- сказал хмырь.
- "Ну и работенка",- передразнил его Подшаффэ.- А что, у вас, что ли,
лучше?
Хмырь не ответил. (Оба помолчали.)
- Готово,- сказал Подшаффэ.- Вот вам башмак с новыми шнурками.
- Сколько я вам должен?
- Ничего не должны,- сказал Подшаффэ.- И добавил: - А все-таки вы так .
мне ничего и не сказали.
- Это несправедливо, ведь я сам к вам пришел.
- Да, но когда вам задают вопросы, вы н не отвечаете.
- Какие, например?
- Вы любите шпинат?
- Если с гренками - то ничего, но так очень - нельзя сказать.
Подшаффэ на минуту призадумался, но затем выпустил вполголоса целую
очередь чертвозьмиев.
- Что с вами? - спросил хмырь.
- Дорого бы я дал, чтоб узнать, зачем вы сюда пожаловали.
- Отвел заблудившуюся девочку домой к родственникам.
- В конце концов вы заставите меня в это поверить.
- И я дорого за это заплатил.
- Мг! Не так уж и дорого,- сказал Подшаффз.
- Дело здесь совсем не в короле испанского танца и не в принцессе синих
джынзов. (Помолчали.) Все гораздо хуже.
Хмырь наконец надел башмак.
- Все гораздо хуже,- повторил он.
- Что "все"? - испуганно спросил Подшаффэ.
- Я отвел ребенка домой, а сам - потерялся.
- А! Ну это - пустяки,- с облегчением сказал Подшаффэ.- Повернете
сейчас налево и чуть-чуть пройдете прямо, до метро. Это совсем несложно, вот
увидите!
- Дело не в этом. Я себя, себя потерял.
- Не понимаю,- опять забеспокоился Подшаффэ.
- Спросите меня о чем-нибудь, спросите! Вы сразу поймете.
- Но вы ведь на вопросы не отвечаете.
- Какая несправедливость! Можно подумать, что я про шпинат не сказал.
Подшаффэ почесал затылок.