всем остальным.- Нет! Дело не в этом! (Вздох, пауза.) Мне так жаль, что
Марселина вместе с вами не сможет увидеть меня на сцене.
Объявили первый номер программы: это была карамба в исполнении двух
премиленьких негров с Мартиники.
XV
Марселина уснула в кресле. Но что-то заставило ее проснуться. С трудом
открыв глаза, она посмотрела на часы и, не узрев ничего особенного, наконец
сообразила, что кто-то тихонько стучится в дверь.
Она быстро потушила свет и затаилась. Это не мог быть Габриель: когда
он вернется со своей компанией, тут конечно же будет такой гвалт, что вся
округа проснется. Это не могла быть и полиция, поскольку солнце еще не
взошло. Что до предположения, что это домушник, который покушается на
Габриелевы бабки, то оно могло вызвать только улыбку.
Все затихло. Потом кто-то принялся поворачивать дверную ручку.
Поскольку это ни к чему не привело, этот кто-то принялся ковыряться в замке.
Ковырялся он довольно долго. "Ну, сапожник",- подумала Марселина. Наконец
дверь открылась.
Он вошел не сразу. Марселина дышала так тихо и так осторожно, что
вошедший вряд ли даже мог расслышать ее дыхание.
Наконец он сделал шаг вперед. На ощупь начал искать выключатель. Нашел.
И в передней зажегся свет.
Марселина сразу же узнала его по силуэту: это был человек, называвший
себя Педро-Излишком. Но когда он зажег свет в комнате, она подумала, что
ошиблась, ибо на нем не было ни усов, ни темных очков.
Он держал в руках ботинки и улыбался.
- Что, перетрухали? - спросил он галантно.
- Не-а,- тихо ответила Марселина. Пока хмырь сидел и молча надевал
ботинки, она убедилась, что ее первое предположение не было ошибочным. Это
был тот самый хмырь, которого Габриель спустил с лестницы.
Обувшись, он снова с улыбкой посмотрел на Марселину.
- На сей раз,- сказал он,- я бы с удовольствием выпил стаканчик
гранатового сиропа.
- Почему "на сей раз"? - спросила Марселина, загоняя последние слова в
кавычки.
- Вы меня не узнаете?
Марселина помолчала, потом кивнула (жест).
- Вам, наверное, интересно знать, зачем я пришел сюда в столь поздний
час?
- Вы тонкий психолог, мсье Педро.
- Мсье Педро? Откуда взялся этот "мсье Педро?" - спросил сильно
заинтригованный хмырь, присовокупив с обеих сторон к мсье Педро по нескольку
кавычек.
- Сегодня утром вы сами так представились,- тихо ответила Марселина.
- Ах, да! - непринужденно сказал хмырь.- Я совсем забыл. (Пауза.)
- Так что? Вам не интересно знать, зачем я сюда пришел в столь поздний
час?
- Нет, не интересно.
- А жаль, потому что я бы вам ответил, что пришел, чтобы выпить с вами
по стаканчику гранатового сиропа.
Марселина молча обратилась к себе, чтобы поделиться следующими
соображениями: "Он хочет, чтобы я сказал ему, что он выбрал дурацкий
предлог, но я не доставлю ему такого удовольствия! Нет уж, не доставлю".
Хмырь осмотрелся.
- Это что там внутри? - спросил он, указывая на отвратительного вида
буфет.
Поскольку Марселина так и не ответила ему, он пожал плечами, встал,
открыл буфет, вынул бутылку и два стаканчика.
- Выпьете немного? - предложил он.
- Я после этого не усну,- тихо ответила Марселина.
Хмырь не стал настаивать. Выпил один.
-- Жуткая гадость,- заметил он вскользь. Марселина от комментариев
воздержалась.
-- Они еще не вернулись? - спросил хмырь, просто чтобы что-нибудь
сказать.
- Вы же сами видите. А то бы вы уже давно были внизу.
- Габриэлла,- сказал хмырь мечтательно. (Пауза.) - Забавно (Пауза.)
Определенно забавно. Он допил стакан.
- Бр-бр-бр, какая гадость! - пробормотал он. И в комнате вновь
воцарилось молчание. Наконец хмырь решился.
- Ну вот...- сказал он.- Я должен задать вам ряд вопросов.
- Задавайте,- тихо ответила Марселина,- но я не стану на них отвечать.
- Придется,- ответил хмырь.- Я инспектор полиции Бертен Пуарэ.
Марселина рассмеялась.
- Вот мое удостоверение,- сказал хмырь обиженно.
И он показал его издалека Марселине.
- Оно поддельное,- сказала Марселина.- Это сразу видно. А потом, если
бы вы были настоящим полицейским, вы бы знали, что следствие таким образом
не ведется. Вы даже не дали себе труда прочесть какой-нибудь полицейский
роман, французский, разумеется, из которого вы могли бы почерпнуть
соответствующую информацию. Вы можете лишиться своего звания: взлом замка,
нарушение неприкосновенности жилища...
- И может быть, не только жилища.
- Что вы сказали? - тихо спросила Марселина.
- Так вот,- сказал хмырь.- Я жутко в вас втюрился. Как только я вас
увидел, я подумал: "Жить не смогу на этом свете, если в конце концов ее не
трахну", и еще: "Надо сделать это как можно быстрее". Я не могу ждать. Я
страшно нетерпелив. У меня характер такой. И тогда я подумал: "Сегодня
вечером я исполню задуманное, поскольку она, моя божественная возлюбленная,-
вы то есть - будете одна-одинешенька в своем гнездышке, так как все
остальные обитатели этого дома, включая идиота Турандота, пойдут в "Старый
ломбард" любоваться прыжками Габриэллы. Габриэллы (пауза). Забавно (пауза).
Определенно забавно.
- Откуда вы все это знаете?
- Я ведь инспектор Бертен Пуарэ.
- Идите врать! - сказала Марселина, внезапно меняя стилистический
регистр.- Признайтесь, никакой вы не фараон.
- Вы думаете, что фараон, как вы выразились, не может быть влюблен?
- Тогда вы просто дурак.
- Но и полицейские иногда умом не блещут.
- Нет, вы просто махровый дурак.
- Так вот какое впечатление на вас произвело мое признание? Признание в
любви?
- Неужели ж вы думаете, что я лягу в постель только потому, что меня об
этом кто-то попросит?
- Я искренне надеюсь, что мое обаяние не оставит вас в конце концов
равнодушной.
- Господи, чего только не приходится выслушивать.
- Вот увидите. Поговорим пяток минут, и мое обаяние на вас подействует.
- А если не подействует?
- Тогда я просто сразу же наброшусь на вас.
- Что ж, давайте. Попробуйте.
- О, у меня еще есть время. Я в последнюю очередь прибегну к способу,
который, надо сказать, столь противен моему естеству.
- Вам надо бы поспешить. Скоро вернется Габриель.
- Как бы не так. Сегодня он раньше шести не вернется.
- Бедная Зази,- спокойно сказала Марселина,- она очень утомится, а ведь
у нее поезд в шесть шестьдесят.
- Плевать нам на Зази. Ненавижу девчонок! Такие тщедушные! Брр! И вот
такая импозантная женщина, как вы... Черт побери!
- Да, но тем не менее вы за ней все утро бегали. Бедная девочка!
- Я бы не сказал. Потом ведь это я ее к вам привел. Мой рабочий день
только начинался. Но когда я увидел вас...
Ночной гость посмотрел на Марселину с выражением глубокой печали на
лице, потом энергично схватил бутылку с сиропом, наполнил этим пойлом свой
стакан, содержимое которого разом проглотил, возвратив на стол несъедобную
его часть, как это принято делать с косточкой от отбивной или хребтом
камбалы.
- Фу, какая гадость,- сказал он, заглатывая напиток, который сам
выбирал и который экспрессом отправил в желудок - способ потребления,
пригодный скорее для водки.
Он вытер липкие губы обратной стороной ладони левой руки, а затем
перешел к объявленному ранее сеансу соблазнения.
- Лично я,- сказал он так, между прочим,- очень ветреный мужчина. Эта
деревенская девчонка ни капли не заинтересовала меня, несмотря на свои
страшные истории. Я сейчас говорю о своих утренних занятиях. Но днем я
сразил бабу из высшего света, на первый взгляд во всяком случае. Баронессу
Авот'ю. С ее стороны - роковая страсть. За пять минут жизнь ее
перевернулась. Нужно сказать, что тогда я был одет в прекрасные одежды
регулировщика. Я это обожаю. Как я развлекаюсь в этой форме, вы даже
представить себе не можете. Больше всего я люблю останавливать такси и
садиться в них. Эти болваны за рулем обычно прийти в себя не могут. Я
приказываю отвезти меня домой. Болван в отпаде. (Пауза.) Вам может
показаться, что я сноб, не так ли?
- У всех свои причуды.
- Я по-прежнему не произвел на вас впечатления?
- Нет.
Бертен Пуарэ кашлянул два-три раза, потом продолжил так:
- Сейчас я вам расскажу, как я встретился с вдовой.
- Какого черта? - тихо сказала Марселина.
- Как бы то ни было, я запихнул ее в "Старый ломбард". Что до меня, то
меня совершенно не трогают сценические подвиги Габриэллы, меня волнуете
только вы!
- Послушайте, Педро-Излишек, вам не стыдно?
- Стыдно... стыдно... легко сказать. Можно ли быть деликатным, когда
сплетничаешь? (Пауза.) А потом, не называйте меня Педро-Излишек. Это меня
раздражает. Я взял это прозвище с потолка, придумал специально для Габриэллы
(Габриэллы!), но я не привык, чтоб меня так называли. У меня есть другие
имена, которые меня гораздо больше устраивают.
- Бертен Пуарэ, например?
- Например. Или другое, которым я пользуюсь, когда облачаюсь в
полицейскую форму. Он вдруг занервничал.
- Облачаюсь,- повторил он с горечью.- Можно так сказать - облачаться?
Ублажаться - да, обла-жаться - тоже, но - облачаться? Что вы об этом
думаете, красавица?
- Ублажайтесь в другом месте.
- Это не входит в мои намерения. Итак, когда я облачаюсь...
- Наряжаетесь.
- Да нет же! Совсем нет! Это совсем не маскарад. Кто вам сказал, что я
на самом деле не полицейский?
Марселина пожала плечами.
- Ладно, облачайтесь на здоровье.
- Облочайтесь, моя красавица! Нужно говорить:
"облочайтесь"!
Марселина расхохоталась.
- Облочайтесь! Да вы же в этом ничего не понимаете. Говорят:
облачайтесь.
- Не может быть.
Вид у него был обиженный.
- Посмотрите в словаре.
- В словаре? Но у меня нет с собой словаря. И дома тоже нет. Напрасно
вы думаете, что у меня хватает времени на книги. Я ведь так занят.
- У нас тут есть словарь (жест).
- Черт подери! - он был ошеломлен.- Вдобавок вы еще и интеллектуалка.
Но он при этом не сдвинулся с места.
- Вы хотите, чтобы я сама за ним сходила?
- Нет уж, я сам пойду, ублажусь, точнее облажаюсь.
Неуверенным шагом он направился к полке, снял словарь, стараясь не
упустить Марселину из вида. Потом он вернулся с книгой и принялся ее
штудировать, с головой погрузившись в работу.
- Посмотрим-ка... Оберкампфф, Оберо, король Эльфов, Оберт... здесь
этого нет...
- Нужно посмотреть перед розовыми страничками.
- А что на розовых страничках? Готов поспорить, что пошлятина
какая-нибудь, я не ошибся, это по-латыни: "Фер'гисс майн нихьт ', веритас
одиум понит, виктис хонос 2..." (' Не забывай меня (нем.).
2 Истина рождает ненависть, побежденным - честь (лат.).) Здесь
тоже нету.
- Я же вам сказала: перед розовыми страницами!
- Черт! Это же ужасно трудно. А, вот, наконец-то. Слова, которые все
знают: "обладиться", "облаживать", "облатка", "облаточный", а, вот! Нашел.
Начинается в самом верху страницы. "Облачаться". Да еще с ударением на
ударном слоге. Да: "облачаться". "Я облачаюсь", вы видите, я правильно
говорил. "Ты облачаешься, он облачается, мы облачаемся, вы облачаетесь", а
вы правы, вы облачаетесь... забавно, определенно забавно. Надо же! А
разоблачаться? Посмотрим, разоблачаться! Ну-ка! "Разобидеть"...
"разобидеться"... А, вот! "Разоблачаться" - возвр. глаг., спрягается, как
"облачаться". Таким образом говорят:
разоблачайтесь! Вот именно,- взревел он внезапно,- разоблачайтесь,
красавица! И по-быстрому! Догола, догола!
Глаза его налились кровью. Тем более что Марселина совершенно бесследно
и не менее внезапно исчезла.
Держась одной рукой за выступы стены - в другой у нее был чемодан,- она
без всякого труда спускалась вниз. Теперь ей надо было сделать лишь
небольшой прыжок в три с лишним метра, и вот она уже на тротуаре.
Марселина свернула за угол и исчезла.


    XVI


Хватьзазад снова облачился в форму легавмена. На маленькой площади,
неподалеку от "Старого ломбарда", он меланхолически ждал закрытия этого
заведения. Он задумчиво (казалось) смотрел на группу бродяг, уснувших на
решетке вентиляционного люка метро. Они наслаждались средиземноморским
теплом, исходившим из этого отверстия, которое, несмотря на забастовку,
продолжало его источать. Несколько мгновений он думал о зыбкости
человеческого бытия, тщетности усилий как грызунов, так и человекообразных,
после чего принялся завидовать - секунды две-три, не больше, ведь во всем
надо знать меру - судьбе этих обездоленных, пусть обездоленных, но не
отягощенных грузом социальных обязанностей и светских условностей.
Хватьзазад вздохнул.
На его воздыхания эхом отозвался еще более надрывный всхлип, что вконец
смутило Хватьзазадовы мечтания. "Шоэто, шоэто, шоэто",- подумали
Хватьзазадовы мечтания, облачаясь, в свою очередь, в легавменские доспехи и,
тщательно прочесав зорким глазом окружавшую его темноту, обнаружили источник
означенного звука в лице некоей развалившейся на скамейке личности.
Хватьзазад приблизился к ней со всеми обычными мерами предосторожности. Что
до бродяг, то они продолжали спать, чувствуя, что рядом ходят такие же, как
они.
Личность делала вид, что дремлет. Хватьзазаду от этого легче не стало,
но тем не менее он обратился к ней в следующих выражениях:
- Что вы здесь делаете? В столь поздний час?
- А вам-то что? - отозвался этот некто по имени X.
Хватьзазад, кстати говоря, задался тем же вопросом, когда формулировал
свои собственные. Да, действительно, ему-то что до этого? Все дело было в
его профессии, его внешнем обличье, но, с тех пор как он потерял Марселину,
ему все чаще и чаще хотелось размягчить коросту своих поступков в сперме
неудовлетворенных желаний. Борясь со своим пагубным влечением, он продолжал
беседу.
- Как это что? - сказал он.- Это касается меня непосредственно.
- В таком случае,- сказала личность,- это. совсем другое дело.
- Значит, вы позволите мне вновь сформулировать поставленного мною
ранее здесь при вас вопроса?
- Вопрос, а не вопроса,- сказала тень.
- Вопроса,- сказал Хватьзазад.
- Вопрос, без "а".
- Вопрос,- наконец согласился Хватьзазад.- Ах, эта грамматика! Я в ней
не силен. Это меня и подкосило. Ладно, не будем об этом. Ну так?
- Ну так что?
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Я ведь забыл, что за вопрос. Уш сколько времени прошло.
- Значит, мне повторить?
- Неплохо бы.
- Как это утомительно.
Хватьзазад воздержался от очередного вздоха, боясь реакции своего
собеседника.
- Давайте,- сказал тот дружественно.- Сделайте небольшое усилие.
Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:
- Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального
страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за
квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество
проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель
рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки
чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда
скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с
машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и
тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.
- Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?
- Да.
- Я его водитель.
- А!
- Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?
Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.
- Позвольте? - спросил он.
- Пожалуйста, пожалуйста.
- Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).
- И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный
прокол,- добавил Хватьзазад.
- Неприятности?
- Не то слово. Облом. (Молчание.)
Хватьзазад добавил:
- Из-за женщин. (Молчание.) Хватьзазад продолжал:
-...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом,
надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...
(Молчание.)
- Конечно,- сказал Федор Баланович. Какой-то комар влетел в световой
конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки
кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное
тельце медленно опустилось на желтый асфальт.
- Давайте, начинайте,- сказал Федор Баланович.- А то рассказывать буду
я.
- Нет, нет,- сказал Хватьзазад.- Поговорим еще немного обо мне.
Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес
следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже
некоторого благородства. Вот что он сказал:
- Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем
говорить и о полученном мною воспитании - его у меня попросту нет, об
образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак,
я подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду.
Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.
Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.
- Давайте, продолжайте,- сказал Федор Баланович,- а то я начну.
- Действительно, все не то и все не так,- сказал Хватьзазад.- И все это
из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.
- Встреченной.
- Встреченного.
- Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем
увязалась?
- О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался.
Она отпустила меня на все четыре стороны - и какие это были стороны! - она
даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного -
увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.
- Это уж точно,- сказал Федор Баланович.- Ничто не может сравниться с
номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь
этого города.
- Везет же вам,- рассеянно сказал Хватьзазад.
- Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут
уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь,
с артистами так часто бывает. Придумают что-нибудь, а потом повторяются до
бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый - в своей
области.
- Все, но не я,- с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад.- Я все
время разное придумываю.
- Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя
еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь
стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих
результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас
жалкий.
- Даже в форме?
- Форма тут ни при чем. Опечаленный Хватьзазад замолчал.
- Эй, так к чему же вы все это? - спросил Федор Баланович.
- И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.
- А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу,
поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями
Гибралтара. Таков уж их маршрут.
- Везет же им,- рассеянно прошептал Хватьзазад.
Федор Баланович пожал плечами, не удостоив эту реплику комментария.
В эту минуту послышались выкрики и стенанья:
"Старый ломбард" закрывался.
- Лучше поздно, чем никогда,- сказал Федор Баланович.
Он встал и пошел к автобусу. Ушел просто так, ни здрасьте вам, ни до
свидания.
Хватьзазад тоже встал. Постоял в нерешительности. Бродяги спали. Комар
сдох.
Федор Баланович несколько раз посигналил, чтобы собрать свою паству.
Агнцы с восторгом обменивались впечатлениями о приятном прекрасном вечере, и
теперь, стараясь друг друга переговорить, передавали друг другу свои
закодированные на родном наречии восторги. Состоялось взаимное прощание.
Женская половина толпилась вокруг Габриеля и пыталась поцеловать его,
мужская не решалась.
- А потише нельзя! - сказал адмирал. Туристы медленно заходили в
автобус. Федор Баланович зевнул.
В клетке, висящей на руке Турандота, спал Зеленуда. Зази отчаянно
боролась с собой: нет, примеру Зеленуды она не последует. Шарль пошел за
своей развалюхой.
- Ну что, мошенник,- воскликнула вдова, увидев Хватьзазада,- хорошо ли
вы провели время?
- Не слишком, не слишком,- сказал Хватьзазад.
- А мы тут так повеселились! Мсье Габриель такой смешной, такой
смешной!
- Благодарю вас,- сказал Габриель.- Но не забудьте, вы видели и
настоящее искусство. Не только, чтобы поржать, но и искусство тоже.
- Куда-то он пропал со своей колымагой,- сказал Турандот.
- А пташечке тоже понравилось? - спросил адмирал, разглядывая птицу,
спрятавшую голову под крыло.
- Теперь ему будет что вспомнить,- сказал Турандот.
Последние туристы заняли свои места. Мы будем вам писать (жесты).
- Хо! Хо! - кричал Габриель.- Адиос амигос ', ваше здоровье! До
следующего раза.( До свидания, друзья (исп.).)
И автобус уехал, унося вдаль довольных иностранцев. В тот же день рано
утром они уедут любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.
Такси Шарля подъезжало к тротуару.
- Всем места не хватит,- заметила Зази.
- Неважно! - сказал Габриель.- Мы сейчас пойдем лопать луковый суп.
- Спасибо, но я поеду домой,- сказал Шарль. Как отрезал.
- Ну что, Мадо, поехали?
Мадлен села рядом со своим будущим супругом.
- До свидания,- прокричала она всей компании, высунувшись из окна.- И
спасибо за прекрасный... Спасибо за чуд...
Остальное расслышать было невозможно. Такси было уже слишком далеко.
- В Америке их бы в такой ситуации обсыпали рисом,- сказал Габриель.
- Это ты по старым фильмам судишь,- сказала Зази.- Теперь в кино
женятся реже, чем раньше. И вообще я больше люблю, когда всех под конец
убивают.
- А мне больше нравится, когда рис бросают,- сказала вдова Авот'я.
- А вас не спрашивают,- сказала Зази.
- Мадемуазель,- сказал Хватьзазад.- Вам бы следовало быть повежливее с
теми, кто старше вас.
- До чего же он хорош, когда встает на мою защиту,- сказала вдова
Авот'я.
- Пошли,- сказал Габриель.- Я отведу вас в кафе "У никтолопов". Там
меня особенно хорошо знают. Вдова Авот'я и Хватьзазад влились в общий поток.
- Видал? - обратилась Зази к Габриелю.- Тетка с лягавым за нами идут.
- Не можем же мы им запретить,- сказал Габриель.- Куда хотят, туда и
идут.
- Может, ты их припугнешь? А то я их видеть больше не могу.
- К людям надо относиться с большим пониманием, надо быть человечнее.
- Полицейские тоже люди,- сказала вдова Авот'я, которая все прекрасно
слышала.
- Платить буду я,- робко сказал Хватьзазад.
- И речи быть не может,- сказал Габриель.- Сегодня угощаю я.
- Ну я только за выпивку заплачу,- сказал Хватьзазад умоляющим
голосом.- За мюскаде, например. Это мне вполне по карману.
- Не сори приданым,- сказал Габриель.- Я - это другое дело.
- И вообще ты нас ничем угостить не можешь,- сказал Турандот.- Ты
забываешь о том, что ты полицейский. У меня ведь тоже кафе и я никогда не
стал бы обслуживать полицейского, который бы привел ко мне целую компанию
выпивох.
- Все-таки вы олухи,- сказал Подшаффэ.- Неужели вы его не узнаете? Это
же растлитель малолеток, который приходил к нам утром.
Габриель нагнулся к Хватьзазаду, чтобы получше его рассмотреть. Все,
включая весьма удивленную и в то же время уязвленную Зази, ждали результатов
осмотра. Кто-кто, а Хватьзазад так же, как, впрочем, и все остальные,
осторожно помалкивал.
- А что ты сделал со своими усами? - спросил у него Габриель спокойным,
но в то же время угрожающим тоном.
- Только вы, пожалуйста, его не обижайте,- сказала вдова Авот'я.
Габриель схватил Хватьзазада за грудки и приподнял его, чтобы при свете
уличного фонаря получить дополнительную информацию.
- Да,- сказал он.- Где усы?
- Я их оставил дома,- сказал Хватьзазад.
- И к тому же ты, выходит, действительно полицейский?
- Нет, нет,- воскликнул Хватьзазад.- Это я так, переоделся просто,
смеху ради... Чтоб развлечься... чтоб вас развлечь... Это как ваша пачка...
В целом одно и то же...
- Вот ты за то же и огребешь,- вдохновенно сказал Подшаффэ.
- Может быть, вы все-таки не будете его обижать,- сказала вдова Авот'я.
- Он должен нам все объяснить,- сказал Турандот, справившись с
охватившим его беспокойством.
- Болтай, болтай,- слабым голосом пробормотал Зеленуда и снова
погрузился в сон.
Зази молчала. Подавленная происходящим, измученная недосыпом, она
тщетно пыталась выработать в себе такое отношение к событиям, которое, с
одной стороны, соответствовало бы ситуации, а с другой - ничем не унижало ее
собственного достоинства.
Поднимая Хватьзазада все выше и выше по фонарному столбу, Габриель
снова молча посмотрел на него и потом осторожно поставил на ноги. Он
обратился к нему со следующими словами:
- И что ты за нами все ходишь и ходишь?
- Он не за вами,- сказала вдова Авот'я,- он за мной.
- Вот именно,- сказал Хватьзазад.- Может, это чувство вам я
незнакомо... Но когда влюбишься в цыпочку...
- На что это ты (ах, какой он душка) намекаешь (он назвал меня
цыпочкой),- синхронно произнесли Габриель и (вдова Авот'я), первый в
бешенстве (вторая с чувством).
- Идиотка,- продолжал Габриель, обращаясь к даме,- он вам еще не все
рассказал о своих занятиях.
- Я просто не успел,- сказал Хватьзазад.
- Это подлый насильник малолеток,- сказал Габриель.- Сегодня утром он
преследовал малышку до самого дома. Мерзавец.
- И ты это сделал? - спросила потрясенная вдова Авот'я.
- Я еще не был знаком с вами,- сказал Хватьзазад.
- А! Признался! - заорала вдова.
- Он признался! - заорали Турандот и Подшаффэ.
- А! Ты признался! - громко сказал Габриель.
- Простите! - кричал Хватьзазад.- Извините!
- Мерзавец! - орала вдова Авот'я. Это криковоплеизвержение привело к
тому, что из тьмы возникли двое на велосипедах.
- Нарушение тишины в ночное время,- заорали хором оба навелосипеда,-