Левия
И после смерти отца Яон продолжал без всякой определенной цели скитаться по Индии. Иногда он чувствовал себя таким серым, тусклым, или вообще дерьмом, — просто так, без всякой причины. Очень много раз чувствовал себя счастливым, и тоже без какой либо серьезной аргументации. В одном маленьком городишке, недалеко от Оранджабада, он встретил девочку-индианку, которая выглядела в точности как Левия, дочь его соседей. Она играла в классы с другой девочкой, немного старшей, и также как Левия Роман, индийская Левия тоже была серьезной в течение всей игры, и даже когда выиграла, ее глаза оставались печальны. После игры он шел за ней следом до самого дома. Ему хотелось, чтобы и индийская Левия жила на первом этаже, партер, с левой стороны. Так Яон следовал за ней на большом расстоянии, он не смог увидеть, кто открыл ей дверь, когда она позвонила. Открывший что-то сказал по-индийски, но голос его удивительным образом был похож на голос Нисима Романа, и это говорило о том, что в квартире напротив, жил, наверное, Яон-индус. И Яону страшно захотелось постучать в его дверь, но он не отважился.
Он сидел на ступеньках и пытался представить себе, какую жизнь проживает за этой дверью индийский Яон. И в какой степени он действительно похож на него. Разведен ли он, жив ли его отец, есть ли у его отца рассказы об ушедшем Оранджабаде, и есть ли у подруги его жены аромат доступности. Через три часа открылась дверь, и из нее вышел печальный индийский юноша с громадными усами. Он смотрел на Яона, а Яон — на него, не отводя глаз. Через несколько секунд смущенный Яон встал и ушел. Глубоко в душе он надеялся, что этот печальный индус ни капельки не похож на него.
И никакой привязанности
Все это время, пока Яон скитался без всякой цели, он ни разу не позвонил своей матери в Израиль, и поэтому чувствовал себя виноватым злодеем. Он не звонил и своей бывшей жене, вообще никому. В Индии он тоже не слишком-то общался с людьми, и большую часть времени проводил в одиночестве. До тех пор, покуда не попал в некий приют в Пуне, и там компания из трех израильских санъяси, без всякого на то его желания, пустилась разглагольствовать с ним об экзистенции. Самого болтливого из них звали Баширом. Другие санъяси иногда называли его Цури, но он их поправлял. Башир сказал Яону, что одного взгляда достаточного, чтобы увидеть, что он удалился от Центра, и что ему очень жаль Яона, ибо он тоже когда-то был очень далек от своего Центра и учился в административном колледже, и только сейчас, постфактум, на половину просветлев, он понимает, как ужасно тогда страдал. Яон попытался прикинуться чуркой, и на ломаном английском известил, что не понимает, о чем это говорит Башир, и вообще, он — турист из Италии. Но его выдал акцент.
— Человече, — Башир положил руку ему на плечо, — ты обязан больше верить, заниматься деланием, до тебя что, не доходит, что с тобой? Ты во флипе.
И Яон, который, действительно, плохо понимал, что с ним происходит, и что такое флип, еще больше удалился от своего Центра и попытался влупить Баширу кулаком. Кулак проскочил мимо. Яон поскользнулся и стукнулся головой о край стола в то самую минуту, когда санъясная троица узрела двух туристок из Германии и ринулась к ним навстречу, чтобы предложить тантрические отношения без привязанности, что поможет им соединиться с самими собой.
Флип
Дело в том, что Цури, то бишь Башир, или как бы там его ни звали, был совершенно прав и Яон действительно был во флипе, и сознание его встало на дыбы. Он ненавидел, он скучал, он тосковал, и все по такой полной программе, что его просто могло разорвать. Он чувствовал себя жертвой, чувствовал себя виноватым, чувствовал правым, чувствовал бог знает кем, но что бы он там не переживал, думал он при этом еще больше. Типичная мысль, к примеру, была такой: ночью, когда мы говорим, что собираемся спать, ложимся в постель и закрываем глаза, — мы не по-настоящему спим. Мы только «как будто» спим, понарошку. Закрываем глаза, ровно дышим, притворяемся, до тех пор, пока этот обман потихоньку не становится реальностью. Быть может, и со смертью точно также. Ведь отец Яона тоже не сразу умер. И все то время, покуда он лежал с закрытыми глазами и не двигался, еще можно было нащупать у него пульс. Может быть, отец Яона точно так же собирался умереть, как кто-то собирается спать — он просто притворялся до тех пор, пока это не стало правдой. И если это так, то очень может быть, что если бы Яон помешал ему, как ребенок залез бы к нему в постель, открывал бы ему глаза, чтобы проверить, кричал бы: «Папочка!» и щекотал — все это притворство не удалось бы.
Грация
Яон с окровавленным лбом вернулся в свою комнату. Аптечки у него не было, но и искать сейчас хозяина приюта, и просить у него аптечку не было ни малейшего желания. У входа в свою комнату он наткнулся на туристку, которая показалась ему несколько знакомой. Она сказала на ломаном английском, что она француженка и будет рада одолжить ему бинт. Яон ответил, что он итальянец, и даже в конце добавил «грация». Но им обоим было абсолютно ясно, что оба они — израильтяне, которым надоело встречать своих сограждан на востоке. И так, по-английски, она помогла ему забинтовать голову, и он ей улыбался, и пытался вспомнить, откуда он ее знает. В конце концов, совершенно неожиданно для самих себя, они оказались в постели. И уже потом, когда они сказали друг другу свои настоящие имена, Яон вспомнил.
— Сиван Атлас? — криво улыбнулся он. — По-моему, я когда-то был знаком с твоей покойной сестрой, но только одну минуту.
Ночью Сиван плакала, и, по крайней мере, со стороны ее плач казался освобождающим. И Яон тоже. Он отделялся от слез как воздушный шар, который расстается с еще одним мешком песка, особенно тяжелым, и когда они лежали обнявшись, можно было вообразить, что как только он перестанет держаться за нее, он тотчас вознесется к потолку. Наутро Сиван, следуя своему плану, отправилась дальше, в Дарамсалу, а Яон, у которого никакого плана не было, остался.
Сплошное компостирование мозгов
Яон закурил сигарету. До недавнего времени он пытался бросить курить, но сейчас ему уже было вполне ясно, что это ничего не меняет.
— Может у тебя есть еще одна, для меня? — спросил Яонов гуру, который был жутким скрягой, к тому же еще и приставучим.
— Нет, — соврал Яон. — Это — последняя.
Рядом с ними остановилась весьма красивая туристочка из Голландии и спросила, где общежитие. И гуру несколько туманно ответил ей, что весь мир, в сущности, общежитие, и как бы между прочим, стрельнул у нее сигарету Лаки-Страйк, без фильтра, и пачку жвачки, без сахара. Он попытался также поболтать с ней, но когда увидел, что она не слишком горит желанием, снова отступил к духовности.
— Красотка, а? — улыбнулся ему гуру.
— Спрашиваешь! — согласился Яон. — Но что из этого, гурейший, я же ведь вообще не существую.
— Ты б вставил ей, а? — ухмыльнулся гуру и затянулся Лаки-Страйком.
— Как я могу вставлять, если я не взаправдашний, — отбрил Яон гуру, — да и она тоже понарошку?! Поверь мне, все это существование — сплошное компостирование мозгов, и притом не слабое. И именно ты, будучи нашим гуру, должен с этим согласиться.
— Я бы ее хорошенько отделал, — заверил наш гуру, ничего не слыша.
Странно, такое множество гурейших послал Шива в мир, и среди них всех ему понадобилось выбрать именно этого, который в придачу был еще и таксистом. Неисчисленны пути, ведущие к просветлению! Будда, например, пришел к нирване через отчаяние, Джуан-Цзы — через бездействие. Интересно, каков был путь его гуру? Яон начал погружаться в состояние бездумия, и действительность вокруг него обострилась, ионизируясь от всяческой грязи и затуманивания.
— Мне нужно немного денег, купить дал, [9]- гуру стал деликатно трясти его, добиваясь ответа. А потом вернулся и принялся есть рядом с ним, стараясь при этом не запачкаться.
— Как ты думаешь, куда пошла эта голландочка? — спросил он с набитым ртом.
— Она не по-настоящему существует, — продолжал стоять на своем Яон. — Она просто представление.
А гуру, которому теперь приспичило пить, стрельнул у него на колу.
— Однажды, — сказал он, — было у меня кое-что с одной туристкой. Так, ничего особенного, немного толстовата. Но все время смеялась. Я это люблю, когда девочки смеются.
Яон почувствовал, что все вокруг него стало таять и улетучиваться, как старая мысль, как почти забытое воспоминание.
— Через минуту я вернусь, — сказал гуру. — Я только хочу кое-что проверить.
И Яон согласно кивнул головой, хотя знал, что время — всего лишь иллюзия.
— Если ты дашь мне немного денег, я куплю нам сигарет, — сказал гуру и занялся подошвой своего ботинка. — Посмотри на мои ботинки, они совсем порвались. Так что ты говоришь про голландочку, тебе не кажется, что она в курсе дела?
Пока гуру гонял за сигаретами, навестить Яона явился Будда, как всегда улыбчивый и толстый, со знакомым шрамом, выглядывающим из-под брюха. И Будда даже принес ему подарок — плетеную корзинку, полную одуванчиков.
Он подул на одуванчик и весь мир исчез.
Альтернативный путь
И после смерти отца Яон продолжал без всякой определенной цели скитаться по Индии. Иногда он чувствовал себя таким серым, тусклым, или вообще дерьмом, — просто так, без всякой причины. Очень много раз чувствовал себя счастливым, и тоже без какой либо серьезной аргументации. В одном маленьком городишке, недалеко от Оранджабада, он встретил девочку-индианку, которая выглядела в точности как Левия, дочь его соседей. Она играла в классы с другой девочкой, немного старшей, и также как Левия Роман, индийская Левия тоже была серьезной в течение всей игры, и даже когда выиграла, ее глаза оставались печальны. После игры он шел за ней следом до самого дома. Ему хотелось, чтобы и индийская Левия жила на первом этаже, партер, с левой стороны. Так Яон следовал за ней на большом расстоянии, он не смог увидеть, кто открыл ей дверь, когда она позвонила. Открывший что-то сказал по-индийски, но голос его удивительным образом был похож на голос Нисима Романа, и это говорило о том, что в квартире напротив, жил, наверное, Яон-индус. И Яону страшно захотелось постучать в его дверь, но он не отважился.
Он сидел на ступеньках и пытался представить себе, какую жизнь проживает за этой дверью индийский Яон. И в какой степени он действительно похож на него. Разведен ли он, жив ли его отец, есть ли у его отца рассказы об ушедшем Оранджабаде, и есть ли у подруги его жены аромат доступности. Через три часа открылась дверь, и из нее вышел печальный индийский юноша с громадными усами. Он смотрел на Яона, а Яон — на него, не отводя глаз. Через несколько секунд смущенный Яон встал и ушел. Глубоко в душе он надеялся, что этот печальный индус ни капельки не похож на него.
И никакой привязанности
Все это время, пока Яон скитался без всякой цели, он ни разу не позвонил своей матери в Израиль, и поэтому чувствовал себя виноватым злодеем. Он не звонил и своей бывшей жене, вообще никому. В Индии он тоже не слишком-то общался с людьми, и большую часть времени проводил в одиночестве. До тех пор, покуда не попал в некий приют в Пуне, и там компания из трех израильских санъяси, без всякого на то его желания, пустилась разглагольствовать с ним об экзистенции. Самого болтливого из них звали Баширом. Другие санъяси иногда называли его Цури, но он их поправлял. Башир сказал Яону, что одного взгляда достаточного, чтобы увидеть, что он удалился от Центра, и что ему очень жаль Яона, ибо он тоже когда-то был очень далек от своего Центра и учился в административном колледже, и только сейчас, постфактум, на половину просветлев, он понимает, как ужасно тогда страдал. Яон попытался прикинуться чуркой, и на ломаном английском известил, что не понимает, о чем это говорит Башир, и вообще, он — турист из Италии. Но его выдал акцент.
— Человече, — Башир положил руку ему на плечо, — ты обязан больше верить, заниматься деланием, до тебя что, не доходит, что с тобой? Ты во флипе.
И Яон, который, действительно, плохо понимал, что с ним происходит, и что такое флип, еще больше удалился от своего Центра и попытался влупить Баширу кулаком. Кулак проскочил мимо. Яон поскользнулся и стукнулся головой о край стола в то самую минуту, когда санъясная троица узрела двух туристок из Германии и ринулась к ним навстречу, чтобы предложить тантрические отношения без привязанности, что поможет им соединиться с самими собой.
Флип
Дело в том, что Цури, то бишь Башир, или как бы там его ни звали, был совершенно прав и Яон действительно был во флипе, и сознание его встало на дыбы. Он ненавидел, он скучал, он тосковал, и все по такой полной программе, что его просто могло разорвать. Он чувствовал себя жертвой, чувствовал себя виноватым, чувствовал правым, чувствовал бог знает кем, но что бы он там не переживал, думал он при этом еще больше. Типичная мысль, к примеру, была такой: ночью, когда мы говорим, что собираемся спать, ложимся в постель и закрываем глаза, — мы не по-настоящему спим. Мы только «как будто» спим, понарошку. Закрываем глаза, ровно дышим, притворяемся, до тех пор, пока этот обман потихоньку не становится реальностью. Быть может, и со смертью точно также. Ведь отец Яона тоже не сразу умер. И все то время, покуда он лежал с закрытыми глазами и не двигался, еще можно было нащупать у него пульс. Может быть, отец Яона точно так же собирался умереть, как кто-то собирается спать — он просто притворялся до тех пор, пока это не стало правдой. И если это так, то очень может быть, что если бы Яон помешал ему, как ребенок залез бы к нему в постель, открывал бы ему глаза, чтобы проверить, кричал бы: «Папочка!» и щекотал — все это притворство не удалось бы.
Грация
Яон с окровавленным лбом вернулся в свою комнату. Аптечки у него не было, но и искать сейчас хозяина приюта, и просить у него аптечку не было ни малейшего желания. У входа в свою комнату он наткнулся на туристку, которая показалась ему несколько знакомой. Она сказала на ломаном английском, что она француженка и будет рада одолжить ему бинт. Яон ответил, что он итальянец, и даже в конце добавил «грация». Но им обоим было абсолютно ясно, что оба они — израильтяне, которым надоело встречать своих сограждан на востоке. И так, по-английски, она помогла ему забинтовать голову, и он ей улыбался, и пытался вспомнить, откуда он ее знает. В конце концов, совершенно неожиданно для самих себя, они оказались в постели. И уже потом, когда они сказали друг другу свои настоящие имена, Яон вспомнил.
— Сиван Атлас? — криво улыбнулся он. — По-моему, я когда-то был знаком с твоей покойной сестрой, но только одну минуту.
Ночью Сиван плакала, и, по крайней мере, со стороны ее плач казался освобождающим. И Яон тоже. Он отделялся от слез как воздушный шар, который расстается с еще одним мешком песка, особенно тяжелым, и когда они лежали обнявшись, можно было вообразить, что как только он перестанет держаться за нее, он тотчас вознесется к потолку. Наутро Сиван, следуя своему плану, отправилась дальше, в Дарамсалу, а Яон, у которого никакого плана не было, остался.
Сплошное компостирование мозгов
Яон закурил сигарету. До недавнего времени он пытался бросить курить, но сейчас ему уже было вполне ясно, что это ничего не меняет.
— Может у тебя есть еще одна, для меня? — спросил Яонов гуру, который был жутким скрягой, к тому же еще и приставучим.
— Нет, — соврал Яон. — Это — последняя.
Рядом с ними остановилась весьма красивая туристочка из Голландии и спросила, где общежитие. И гуру несколько туманно ответил ей, что весь мир, в сущности, общежитие, и как бы между прочим, стрельнул у нее сигарету Лаки-Страйк, без фильтра, и пачку жвачки, без сахара. Он попытался также поболтать с ней, но когда увидел, что она не слишком горит желанием, снова отступил к духовности.
— Красотка, а? — улыбнулся ему гуру.
— Спрашиваешь! — согласился Яон. — Но что из этого, гурейший, я же ведь вообще не существую.
— Ты б вставил ей, а? — ухмыльнулся гуру и затянулся Лаки-Страйком.
— Как я могу вставлять, если я не взаправдашний, — отбрил Яон гуру, — да и она тоже понарошку?! Поверь мне, все это существование — сплошное компостирование мозгов, и притом не слабое. И именно ты, будучи нашим гуру, должен с этим согласиться.
— Я бы ее хорошенько отделал, — заверил наш гуру, ничего не слыша.
Странно, такое множество гурейших послал Шива в мир, и среди них всех ему понадобилось выбрать именно этого, который в придачу был еще и таксистом. Неисчисленны пути, ведущие к просветлению! Будда, например, пришел к нирване через отчаяние, Джуан-Цзы — через бездействие. Интересно, каков был путь его гуру? Яон начал погружаться в состояние бездумия, и действительность вокруг него обострилась, ионизируясь от всяческой грязи и затуманивания.
— Мне нужно немного денег, купить дал, [9]- гуру стал деликатно трясти его, добиваясь ответа. А потом вернулся и принялся есть рядом с ним, стараясь при этом не запачкаться.
— Как ты думаешь, куда пошла эта голландочка? — спросил он с набитым ртом.
— Она не по-настоящему существует, — продолжал стоять на своем Яон. — Она просто представление.
А гуру, которому теперь приспичило пить, стрельнул у него на колу.
— Однажды, — сказал он, — было у меня кое-что с одной туристкой. Так, ничего особенного, немного толстовата. Но все время смеялась. Я это люблю, когда девочки смеются.
Яон почувствовал, что все вокруг него стало таять и улетучиваться, как старая мысль, как почти забытое воспоминание.
— Через минуту я вернусь, — сказал гуру. — Я только хочу кое-что проверить.
И Яон согласно кивнул головой, хотя знал, что время — всего лишь иллюзия.
— Если ты дашь мне немного денег, я куплю нам сигарет, — сказал гуру и занялся подошвой своего ботинка. — Посмотри на мои ботинки, они совсем порвались. Так что ты говоришь про голландочку, тебе не кажется, что она в курсе дела?
Пока гуру гонял за сигаретами, навестить Яона явился Будда, как всегда улыбчивый и толстый, со знакомым шрамом, выглядывающим из-под брюха. И Будда даже принес ему подарок — плетеную корзинку, полную одуванчиков.
Он подул на одуванчик и весь мир исчез.
Альтернативный путь
О нем говорили просто как о некоем сервисе: новаторском, революционном, чудовищном — как бы вы это не называли, однако фактически «Альтернативный путь» был большим экономическим успехом, самым значительным из тех, что знал двадцать первый век. В противоположность большинству великих идей, на поверку всегда оказывавшихся тривиальными, проект, именуемый «Альтернативным путем», был все-таки несколько сложнее: Альтернативный путь предоставлял каждому, кто его приобретал, возможность, достигнув некоторого жизненного перепутья, не выбирать лишь один из возможных путей, а продолжать двигаться дальше по обоим. Вы, например, сомневаетесь, сделать ли аборт и бросить своего бой-френда, или, напротив, выйти за него замуж и создать семью? Вы не уверены, стоит ли переезжать за границу, или остаться здесь, при отцовском бизнесе? Теперь возможно осуществить одновременно и то, и другое. Как это работает? А вот как: Вы прибываете на судьбоносную для Вас развилку и не в состоянии принять решение? Отлично! Вы заходите в ближайший к своему месту жительства филиал «Альтернативного пути» и сообщаете им всю информацию о наличествующей дилемме, а потом, на свое усмотрение, выбираете один из путей, и продолжаете себе жить-поживать дальше. Не волнуйтесь, альтернативный путь, тот самый, от которого Вы отказались, не исчезает. Он инициируется на одном из компьютеров фирмы «Если бы да кабы» (зарегистрированный торговый знак), где точнейшим образом обрабатываются все данные. После того, как Вы целиком и полностью прожили свою жизнь, ваш труп доставляется в один из залов «Отклоненного пути» (торговый знак также зарегистрирован). Там вся упомянутая информация в реальном времени передается в Ваш мозг, жизнедеятельность которого поддерживается по эксклюзивной биоэлектронной методике, разработанной специально для этой цели. Таким образом, у Вас, в сущности, появляется возможность шаг за шагом переживать ту иную Вашу жизнь, которой вы могли бы жить.
Наш Орен проживает свою жизнь, прямую как линейка, быструю как снаряд, без аномалий, без трудностей, по крайней мере, так это было до настоящего времени. Отец Орена — это уже совершенно иное дело. Отец Орена не только взял альтернативный путь, он еще и беспрестанно вещает о нем направо и налево: «Если бы не этот мерзкий «Альтернативный путь», я бы никогда в жизни не женился на твоей противной мамочке», — говорил он Орену, по крайней мере, раз в день. «Клянусь тебе, иногда мне хочется пустить себе пулю в лоб только для того, чтобы попасть, наконец, в этот «Отклоненный путь». Пуля в лоб, кстати, уж точно выбор плоховатый. «Альтернативный путь» не несет никакой ответственности за качество своих услуг в случае существенного повреждения тканей мозга. Орен знал, что отец на самом деле вовсе не собирался этого делать, и надеялся, что мама тоже это понимает. Но все равно поведение отца ужасно ее доставало. «Если бы он вместо этого взял альтернативный путь по поводу моего рождения», — пытался Орен утешить мать, — «он бы занудствовал точно так же: «Я бы пустил себе пулю в лоб только для того, чтобы прожить свою жизнь еще раз, без этого эгоистичного ребенка, который, если я завтра умру, не удосужится даже прочитать по мне кадиш». Ты знаешь отца, к тебе это не имеет ни малейшего отношения».
Дело в том, что в связи с беременностью Ореном его мама действительно взяла альтернативный путь, но она была достаточно осмотрительной, чтобы никогда ему об этом не рассказывать. В случае с мамой отклоненный путь вел ее к скорому разводу, удачному бизнесу и счастливому второму замужеству. Ничего страшного, и эту жизнь ей удастся прожить!
Орен всегда любил больших, смуглых женщин, с увесистой грудью и полными губами, а Мика, которая была, кстати, весьма красивой, выглядела ровно наоборот: худая, плоская как доска, с губами толщиной в кредитную карточку. Но любовь, как говорится, слепа, и Орен влюбился. Перед свадьбой альтернативного пути они брать не стали, и даже перед рождением близнецов от него отказались. Орен принципиально возражал против этого, он говорил, что человек должен нести ответственность за свои решения. А Мика, та давно уже промотала свой путь с прежним приятелем, когда в реале отклонила его предложение руки и сердца. Мысль о том, что после смерти, она выйдет замуж за другого, довольно таки удручала Орена, однако прибавляла ему амбиций. И желание чувствовать, что именно он — ее правильный выбор, заставляла его пребывать еще лучшим мужем.
Прошли годы и как-то на песах, через шесть месяцев после того, как Мика завершила свой первый путь и оставила Орена в одиночестве, внуки спросили его, каким был его альтернативный путь, и он ответил, что никакого такого пути не было. Дети ему не поверили. «Дедуля врет!» — кричали они. — «Дедуле стыдно!». Потом они выкрали афикоман, а он сделал вид будто не находит его, и открыли дверь для Ильи пророка, отказавшегося войти. В те годы люди почти перестали пользоваться услугами «Альтернативного пути» и перешли на «Третьего — дано» (зарегистрированный торговый знак), который предоставляет Вам еще и третий путь, и обольщает отправиться по нему без всякой дополнительной платы.
Красота! В самом деле, без грана цинизма, красивейшая красота! В мире так мало изобретений, которые бы в полной мере удовлетворяли нуждам человеческим. Девяносто девять процентов из них просто безобразная комбинация агрессивного маркетинга и скудной потребительской диспозиции. «Альтернативный путь», без всякого сомнения, занимает этот один, существенный и полезный процент. Какое отношение, однако, все это имеет к Орену?
Мири иль Шири? Хири иль Бири?
Честная старость иль харакири?
Дитя или пес? Воспитать иль родить?
Свалить на Майями иль в дело вложить?
Ликбезы по жизни иль докторат?
Вам по «Пути» — всем, всем подряд,
Волков здесь накормят, овец сохранят,
Немыслимым счастьем Вас одарят.
Наш Орен проживает свою жизнь, прямую как линейка, быструю как снаряд, без аномалий, без трудностей, по крайней мере, так это было до настоящего времени. Отец Орена — это уже совершенно иное дело. Отец Орена не только взял альтернативный путь, он еще и беспрестанно вещает о нем направо и налево: «Если бы не этот мерзкий «Альтернативный путь», я бы никогда в жизни не женился на твоей противной мамочке», — говорил он Орену, по крайней мере, раз в день. «Клянусь тебе, иногда мне хочется пустить себе пулю в лоб только для того, чтобы попасть, наконец, в этот «Отклоненный путь». Пуля в лоб, кстати, уж точно выбор плоховатый. «Альтернативный путь» не несет никакой ответственности за качество своих услуг в случае существенного повреждения тканей мозга. Орен знал, что отец на самом деле вовсе не собирался этого делать, и надеялся, что мама тоже это понимает. Но все равно поведение отца ужасно ее доставало. «Если бы он вместо этого взял альтернативный путь по поводу моего рождения», — пытался Орен утешить мать, — «он бы занудствовал точно так же: «Я бы пустил себе пулю в лоб только для того, чтобы прожить свою жизнь еще раз, без этого эгоистичного ребенка, который, если я завтра умру, не удосужится даже прочитать по мне кадиш». Ты знаешь отца, к тебе это не имеет ни малейшего отношения».
Дело в том, что в связи с беременностью Ореном его мама действительно взяла альтернативный путь, но она была достаточно осмотрительной, чтобы никогда ему об этом не рассказывать. В случае с мамой отклоненный путь вел ее к скорому разводу, удачному бизнесу и счастливому второму замужеству. Ничего страшного, и эту жизнь ей удастся прожить!
Орен всегда любил больших, смуглых женщин, с увесистой грудью и полными губами, а Мика, которая была, кстати, весьма красивой, выглядела ровно наоборот: худая, плоская как доска, с губами толщиной в кредитную карточку. Но любовь, как говорится, слепа, и Орен влюбился. Перед свадьбой альтернативного пути они брать не стали, и даже перед рождением близнецов от него отказались. Орен принципиально возражал против этого, он говорил, что человек должен нести ответственность за свои решения. А Мика, та давно уже промотала свой путь с прежним приятелем, когда в реале отклонила его предложение руки и сердца. Мысль о том, что после смерти, она выйдет замуж за другого, довольно таки удручала Орена, однако прибавляла ему амбиций. И желание чувствовать, что именно он — ее правильный выбор, заставляла его пребывать еще лучшим мужем.
Прошли годы и как-то на песах, через шесть месяцев после того, как Мика завершила свой первый путь и оставила Орена в одиночестве, внуки спросили его, каким был его альтернативный путь, и он ответил, что никакого такого пути не было. Дети ему не поверили. «Дедуля врет!» — кричали они. — «Дедуле стыдно!». Потом они выкрали афикоман, а он сделал вид будто не находит его, и открыли дверь для Ильи пророка, отказавшегося войти. В те годы люди почти перестали пользоваться услугами «Альтернативного пути» и перешли на «Третьего — дано» (зарегистрированный торговый знак), который предоставляет Вам еще и третий путь, и обольщает отправиться по нему без всякой дополнительной платы.
Ибо лучше три птицы в руке,
Чем на дереве — две.
Прямо сегодня в «Третьего — дано»,
А мир весь — разом! — на дно.