Страница:
именно в моменты ужаса, тяжелой утраты или физических страданий, когда разум
человека временно парализован, ты можешь поймать его в ловушку. Но даже
тогда, если человек воззовет о помощи к Врагу, он почти всегда, как я
обнаружил, оказывается под защитой.
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Приятно узнать, что возраст и профессия твоего подшефного не мешают
призвать его на военную службу. Желательно, чтобы он находился в полнейшей
неуверенности и воображение его кишело противоречивыми картинами будущего,
рождающими то страх, то надежду. Ничто нс защищает человеческую душу от
Врага лучше, чем тревога и неизвестность. Враг хочет, чтобы люди
сосредоточились на своем деле; наша задача -- поддерживать их мысли о том,
что может с ними случиться.
Твой подопечный, конечно, знает, что он должен послушно следовать
Вражьей воле. Конечно, Враг имеет в виду, что человек должен терпеливо
принимать те горести, которые выпадают ему сейчас, тревогу и неизвестность
настоящего. Как раз в ответ на эти горести он должен сказать: "Да будет воля
Твоя", и за то, что он ежедневно несет именно этот крест, и получит он хлеб
насущный. Твоя задача в том, чтобы подопечный никогда не думал о своем
теперешнем страхе как о возложенном на него кресте, а думал о предметах
своего страха. Заставь его воспринимать их как кресты. Заставь его забыть о
несовместимости пугающих его опасностей, о том, что все разом они не могут
на него свалиться. Заставь его настроиться на то, что в будущем он вынесет
их стойко и терпеливо. На самом деле почти невозможно проявить истинное
смирение перед лицом судьбы, у которой дюжина гипотетических обличий. Тому,
кто пытается это сделать, Враг не оказывает значительной помощи. Смирение же
перед теперешним, подлинным страданием, даже если страдание толь
ко в страхе, не остается обычно без помощи свыше.
Здесь действует важный духовный закон. Я уже объяснял тебе, что ты
можешь ослабить молитвы подопечного, переключив его внимание с Врага на
собственные представления о Нем. И страхом легче управлять, если мысли
человека переключены с предмета страха на сам страх (причем страх этот
воспринимается как нынешнее и нежелательное состояние). Если же он сочтет
страх возложенным на него крестом, он неизбежно сочтет его и душеполезным.
Таким образом, можно сформулировать общее правило: если разум подопечного
работает на нас -- отвлеки его от самосознания; если же разум работает на
Врага, сосредоточь его на себе. Пусть обида или женское тело так увлекут
его, что ему и в голову не придет подумать: "Я разозлился" или "Я поддаюсь
похоти". И напротив, пусть мысль: "Я становлюсь набожней" или "...всех
милосердней" так поглотит его, что он не оторвет свой взгляд от себя, не
обратит его к Врагу и ближним.
Что касается его общего отношения к войне, ты не должен слишком
полагаться на ту ненависть, которую люди так любят обсуждать в христианской
и антихристианской печати. Когда подопечному очень плохо, конечно, стоит
разогревать его злобные чувства к немецким лидерам: это хорошо. Но обычно
это всего
лишь мелодраматическая или мифическая ненависть, направленная против
каких-то воображаемых козлов отпущения. Он никогда в жизни не встречал этих
людей -- это все образы, скроенные из газетных сведений. Результаты такой
выдуманной ненависти часто для нас огорчительны, а из всех людей англичане в
этом
отношении самые прискорбные тряпки. Они как раз из тех ничтожеств,
которые вопят, что всех пыток мира мало для их врагов, а потом отдают чай и
сигареты первому же раненому немецкому пилоту, оказавшемуся у их кухонной
двери.
Как бы ты ни действовал, в душе твоего пациента всегда есть и доброе, и
злое. Главное направлять его злобу на непосредственных ближних, которых он
видит ежедневно, а доброту переместить на периферию так, чтобы он думал, что
испытывает ее к тем, кого вообще не знает. Тогда злоба станет вполне
реальной, а доброта мнимой. Нет смысла разжигать в нем ненависть к немцам,
если в то же время в нем растет пагубная доброта к матери, к начальнику на
работе и к соседям по трамваю. Представь себе пациента в виде
концентрических кругов, из которых центральный -- его воля, следующий --
разум, а затем -- фантазия. Вряд
ли можно из всех кругов выхолостить все, несущее печать Врага, но ты
должен подталкивать все добродетели от центра к краю, пока они не обоснуются
в круге фантазии, а все желательные нам качества -- в круге воли. Только
дойдя до воли и став привычками, добродетели действительно опасны для нас.
Я, разумеется, имею в виду не то, что подопечный считает своей волей, когда
он рвет, мечет и обретает решимость, стиснув зубы, а подлинный центр его--
то, что Враг называет сердцем. Никакие добродетели, окрашенные фантазией,
одобренные разумом, даже пылко любимые, не уберегут человека от отца нашего:
он только окажется еще смешнее, когда попадет к нему.
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Меня удивляет твой вопрос. Ты интересуешься, важно ли, чтобы подопечный
знал (или не знал) о твоем существовании. Что до настоящей фазы борьбы, на
этот счет была инструкция низшего командования. Наша политика и состоит в
том, чтобы скрываться. Разумеется, так было далеко не всегда. Перед нами
мучительная дилемма. Когда люди не верят в нас, нам не получить тех отрадных
результатов, которые дает прямой террор, и к тому же мы лишены радостей
магии. С другой стороны, когда они в нас верят, мы не можем делать из них
материалистов и скептиков. Во всяком случае, пока еще не можем. Надеюсь, в
свое время мы научимся так разбавлять науку эмоциями и мифами, что вера в
нас (под измененным названием) проберется и обоснуется в них, тогда как душа
человека останется закрытой для веры во Врага. Вера в "жизненную силу",
культ секса и психоанализ могут оказаться здесь весьма полезными. Если нам
когда-либо удастся создать изделие высшего качества -- мага-материалиста, не
только использующего, но и почитающего то, что он туманно
и расплывчато именует "силами", отрицая при этом невидимый мир, мы
будем близки к победному концу. Не думаю, что тебе очень уж трудно
обманывать пациента. "Черти" - комические персонажи
для современных людей, и это поможет тебе. Если какое-то смутное
подозрение забрезжит в голове подшефного, покажи ему изображение существа в
красном трико, убеди его, что, поскольку в такое существо он верить не
может, он не может верить и в тебя. Это старый метод, он есть во всех
учебниках.
Я не забыл своего обещания и обдумал, сделать ли подшефного крайним
патриотом или крайним пацифистом. Все крайности, кроме крайней преданности
Врагу, следует поощрять. Не всегда, разумеется, но в настоящее время --
безусловно. Бывают времена прохладные и самодовольные, тогда мы помогаем
людям еще крепче уснуть. В другие времена, готовые вспыхнуть раздорами, наша
задача-- подливать масла в огонь. Каждая маленькая группа людей, связанная
общим интересом, который другие отвергают или игнорируют, постепенно
вскармливает тепличное благодушие, конечно -- друг к другу. По отношению же
ко всем прочим развивается гордость и даже ненависть, проявляемые без
всякого стыда, ибо они санкционированы "делом" и освобождают от личной
ответственности. То же самое происходит и в маленьких группах, первоначально
возникающих во имя служения Врагу. Мы хотим, чтобы церковь была маленькой
для того, чтобы принадлежащие к ней приобрели замкнутость, скованную
напряженность, самодовольную непогрешимость, свойственные тайным обществам и
кл
икам, а не только для того, чтобы меньше людей знало Врага. Сама
Церковь, конечно, надежно защищена, и нам еще никогда не удавалось придать
ей характерные черты фракции. Но некоторые группировки, входящие в нее.
часто радовали нас превосходными результатами, от партий Павла и Аполлоса в
Коринфе до двух англиканских церквей в Англии.
Если твоего подопечного удастся сделать совестливым пацифистом, он
автоматически окажется членом маленького, громогласного, сплоченного и
непопулярного общества, что почти наверняка хорошо повлияет на
новообращенного христианина. Но только "почти"! Сомневался ли он до войны в
том, оправдано ли
участие даже в справедливой войне? Достаточно ли он мужествен, чтобы не
поддаться полубессознательному самообману, скрывающему истинные мотивы
собственного пацифизма? Убежден ли он в минуты наибольшей честности (никто
из людей никогда не бывал совершенно честен), что он хочет только следовать
воле Врага? Если он именно таков, его пацифизм, увы, сыграет на руку не нам,
а Враг, вероятно, защитит его от обычных последствий принадлежности к секте.
В таком случае посоветую тебе вызвать и нем внезапный и запутанный
эмоциональный кризис, из которого он мог бы выйти неуверенным и шатким
патриотом. Но если я его верно себе представляю, лучше попробовать пацифизм.
На что бы он ни решился, твоя задача неизменна. Пусть он сочтет
патриотизм или пацифизм частью своей религии, а под влиянием партийного духа
пусть отнесется к нему как к самой важной ее части. Потом спокойно и
постепенно подведи его к той стадии, когда религия просто станет частью
"дела", а христианство он будет ценить главным образом за те блестящие
доводы, которые можно надергать из его словаря, чтобы оправдать английские
военные действия или же пацифизм. Не допускай одного, чтобы пациент
рассматривал жизненные дела как материал для послушания Врагу. Если ты
сделал мир целью, а веру --
средством, человек уже почти в твоих руках и тут совершенно
безразлично, какую цель он преследует. Если только митинги, брошюры,
политические кампании, движения и дела значат для него больше, чем молитва,
таинство и милосердие,-- он наш. И чем больше он "религиозен" (в этом
смысле), тем крепче мы его держим. Я мог бы показать тебе целую клетку таких
у нас, внизу. Потешный уголок!
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Итак, ты "полон надежд на то, что религиозная фаза твоего подопечного
близится к концу"! Я всегда подозревал, что институт Искусителей сильно
испортился с тех пор, как его возглавил старик Гад. Теперь я окончательно в
этом убедился. Неужели тебе никто не говорил о законе волнообразного
чередования?
Как и земноводные, люди двойственны -- они полудухи, полуживотные.
Решение Врага создать столь возмутительный гибрид было одной из причин,
побудивших отца нашего отступиться от Него. Как духи, они принадлежат
вечности; как животные, существуют во времени. Это означает, что дух их
может быть устремлен к вечности, а тела, страсти и воображение постоянно
изменяются, ибо существовать во времени и означает "изменяться". К
постоянству они ближе всего при волнообразном чередовании, Это значит, что
они возвращаются от спада к высшему уровню, которого они не сумели
выдержать, и снова идут к спаду; такая цепь подъемов и спусков. Если бы ты
тщательно наблюдал за своим подопечным, ты увидел бы эти чередования повсюду
в его жизни. Его интерес к работе, привязанность к друзьям, даже аппетит то
активизируются, то притупляются. Пока он живет на свете, периоды
эмоциональной и физической интенсивности и живости сменяются периодами
усталости и апатии. Сухость и скука, переживаемые в настоящее время твоим
пациентом, не являются,
как ты полагаешь в своей наивной радости, делом твоих рук. Они --
вполне естественны, и нам не будет никакого прока, если ты не сумеешь их
правильно использовать.
Чтобы решить, как их лучше обработать в нашу пользу, надо спросить
себя, какую цель здесь преследует Враг, и действовать прямо противоположно.
Вероятно, ты с удивлением узнаешь, что Он больше полагается на периоды
спада, нежели на периоды подъема. Некоторым из особенно Им чтимых пришлось
пройти через очень продолжительные периоды спада. Причина этого -- в
следующем. Для нас человек преимущественно пища, наша цель -- поработить его
волю, нам надо увеличить площадь нашего эгоизма за его счет. Враг же требует
от него совершенно иного. Нужно твердо усвоить, что все разговоры о Его
любви к людям и о том, что служение Ему -- подлинная свобода, не просто
пропаганда (как нам хотелось бы думать), а ужасающая правда. Он
действительно вздумал наполнить Вселенную множеством Своих отвратительных
маленьких подобий. Ему нравится, чтобы она кишела существами, чья жизнь в
миниатюре подобна Его собственной не потому, что Он подчинил их, а потому,
что их воля свободно сопрягается с Его волей. Нам нужно стадо, которое
станет нам п
ищей. Он хочет служителей, которые станут Ему сыновьями. Мы хотим
проглотить. Он-- отдавать. Мы пусты и хотим насытиться. Он -- полнота,
неистощимый источник. Цель наша -- мир, состоящий из людей, захваченных
отцом преисподней: Враг жаждет, чтобы все люди соединились с Ним и при этом
каждый остался неповторимой частицей.
А теперь -- о периодах спада. Ты, вероятно, часто удивлялся, почему
Враг не пользуется Своей властью и не дает ощутить Свое присутствие, когда
Ему угодно. И Всемогущество и Неоспоримость запрещены Ему самой сутью Его
деятельности. Просто поглотить волю человека (как поглощает ее ощущение Его
присутствия) для Него бесполезно. Он не может захватывать. Он может только
призывать. Его мерзкая идея в том и состоит, чтобы и капитал приобрести, и
невинность соблюсти. Люди должны быть едины с Ним, не утратив своей
личности. Ни пренебрежение людьми, ни порабощение их Его не устраивает. Он
готов чуть-чуть подстегнуть новообращенных. Он иногда приободрит их, давая
ощутить Свое присутствие, пусть слабо и тускло, но с них и того хватает. Он
оживляет их благодатной радостью и легкой победой над искушением. Но никогда
Он не даст этому долго длиться. Рано или поздно Он отведет их от Своей
поддержки и Своего наставничества, если и не в действительности, то в их
представлении. Он вынуждает Свои создания встать на собственные но
ги и с помощью одной лишь воли исполнять обязанности, потерявшие всю
свою привлекательность. Именно в периоды спада, а не в периоды подъема
человек ближе всего к тому, кем Враг назначил ему быть. Поэтому молитвы,
обращенные к Нему в "духовную засуху", Он и ценит больше всего.
Мы же должны тянуть к себе наших пациентов за веревку искушений -- они
предназначены нами только на заклание, и чем больше это одобрит их воля, тем
лучше. Он не может вовлекать в добродетель, как мы вовлекаем в грех. Он учит
их ходить и должен убрать Свою руку. И если они действительно хотят ходить,
Он радуется даже тогда, когда они споткнутся. Не обманывайся, Гнусик.
Наше дело в особенно большой опасности, когда человек оказывается во
Вселенной, из которой, казалось бы, исчез всякий след Врага, и спрашивает,
почему он покинут, и продолжает повиноваться Ему без особого желания, но с
твердым намерением следовать воле Вражьей.
Конечно, периоды спада и нам предоставляют некоторые возможности. На
следующей неделе я дам тебе несколько советов, как ими воспользоваться.
Твой любящий дядя Баламут.
Дорогой Гнусик!
Надеюсь, мое последнее письмо убедило тебя в том, что период пустоты
или "засухи", переживаемый сейчас твоим подопечным, не принесет тебе его
душу готовенькой, здесь надо тщательно поработать. Какие формы примет твоя
работа, я сейчас поясню.
Прежде всего, периоды спада в цепи духовных чередований дают прекрасные
возможности для чувственных соблазнов, особенно искушений пола. Это тебя
удивит, ибо физическая энергия и, следовательно, похоть интенсивнее в
периоды духовного оживления. Но помни, что силы внутреннего сопротивления
тоже крепче именно в эти периоды. Здоровье и бодрое состояние, которые ты
хочешь сделать побудителями похоти, увы, можно использовать для работы, игр,
размышлений или невинного веселья. У нашей атаки много больше шансов на
успех, если внутренний мир человека скучен, холоден и пуст. Замечу еще, что
чувственность во время спада имеет тонкое качественное отличие от
чувственности в период оживления. Гораздо менее вероятно, что она повлечет
за собой то кисейное состояние, которое люди называют "влюбленностью".
Чувственность во время спада можно легко направить в русло извращений, она
менее заражена порывами великодушия, фантазии и даже духовности, которые
часто приводят нас к разочарованию в человеческой, похоти. Так же обстоит д
ело и с другими ощущениями человека. Весьма вероятно, что тебе удастся
сделать из твоего подопечного крепкого пьяницу. При этом лучше ему выпить
рюмочку в минуту скуки и усталости, чтобы забыться и успокоиться, чем в
компании с друзьями, ради общительности и веселья. Всегда помни, что
удовольствие, испытываемое в здравой, нормальной и плодотворной форме, лежит
в зоне действия Врага. Я знаю, что с помощью удовольствий мы завладели
многими душами. Тем не менее удовольствие -- Его изобретение, а не наше. Он
сотворил все радости и развлечения, а наши научные поиски до сих пор не дали
результатов. Мы можем только побуждать людей к наслаждению тогда, когда это
запрещено Им. Поэтому мы всегда стараемся отвести человека от естественных
удовольствий к менее естественным, утратившим связь со своим Творцом и
приносящим меньше радости. На этом пути формула человеческого падения
такова: все больше жажда, все меньше удовлетворение. Это надежный путь,
вполне в духе современной нравственной моды. Завладеть душой человека и н
е дать ему взамен ничего -- истинная радость для отца нашего. А периоды
спада -- лучшее время для начала такого процесса.
Но можно и еще лучше использовать эти периоды: воспользуйся мыслями
пациента о своем спаде. Как всегда, основное здесь -- держать его волю
подальше от разума. Не давай ему даже заподозрить о законе волнообразного
чередования. Держи его в убеждении, что первый пыл не должен прекращаться,
что его надо постоянно поддерживать, а нынешняя сухость -- состояние
неизменное. Как только ты укрепишь в нем эту ложную концепцию, ты сможешь
действовать разными способами. Все зависит от того, принадлежит ли твой
пациент к типу людей, легко падающих духом, которых можно искушениями
довести до отчаяния, или к типу людей, охотно цепляющихся за фальшивые
надежды, которых можно уверить, что все хорошо. Первый тип теперь
встречается редко. Если окажется, что твой подопечный принадлежит к нему,
все очень просто. Тебе только следует держать его подальше от христиан (что
нетрудно в наше время), указывать ему подходящие места в Писании, и пусть он
трудится над безнадежной задачей -- пытается воссоздать свои старые чувства
собственной в
олей. Тогда победа за нами. Если же он из людей, довольствующихся
надеждами,-- заставим его смириться с низкой температурой собственного духа
и постепенно удовольствоваться ею, уверив себя, что в конце концов она не
такая уж и низкая. Недели через две ему неплохо задуматься, не были ли его
чувства
в первые дни обращения несколько преувеличенными. Поговори с ним о том,
что "во всем надо знать меру". Если тебе удастся, подведи его к мысли:
"Верить хорошо, но зачем же крайности!" Религия "в меру" для нас так же
хороша, как полное неверие, и куда смешнее.
Другая возможность -- прямая атака на веру. Когда, твоими трудами, он
примет свой духовный спад за прочное состояние, не мог бы ты убедить его в
том, что "религиозный период" близится к концу, как и все предыдущие
периоды? Разумеется, нет никакой логической связи между утверждением "я
теряю к этому интерес" и выводом "значит, это ложно". Но, как я уже говорил
тебе, ты должен полагаться на самоуверенную тарабарщину, а не на разум. От
простого слова "период", по всей вероятности, сработает весь трюк. Полагаю,
что твой подопечный прошел несколько периодов (все через них проходили) и
чувствует себя опытней и выше прежних не потому, что относится к ним
критически, а просто потому, что они уже позади. Надеюсь, ты хорошо его
подкармливаешь туманными идеями о Прогрессе, Развитии и Исторической Точке
Зрения, даешь ему достаточно современных биографий? Люди в них всегда
проходят через разные периоды.
Ясна тебе суть? Держи его разум подальше от простой разницы между
"хорошо" и "плохо". Очень милы и туманные выражения: "Был у меня такой
период...", "Я прошел через это..." И не забудь трезвого: "Я взрослый
человек".
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Мне было приятно узнать от Пройдохи, что у твоего подопечного появилось
несколько очень полезных для нас знакомых, а тебе удалось воспользоваться
этим многообещающим средством. Полагаю, что средних лет супруги, с которыми
он познакомился, именно такие люди, с которыми и следует знаться: богатые,
элегантные, поверхностно интеллектуальные и блистательно-скептические ко
всему на свете. По-видимому, они балуются расплывчатым пацифизмом не по
моральным причинам, а потому, что привыкли относиться свысока ко всему, что
волнует общую массу их соотечественников, и еще из-за легкого налета чисто
позерской, литературной симпатии к коммунизму. Это все превосходно. Кажется,
ты хорошо воспользовался его социальным, а также сексуальным и
интеллектуальным тщеславием. Расскажи мне об этом подробнее. Достаточно ли
он в это вжился? Судить надо, конечно, не по словам. Есть тонкая игра
взглядов, интонаций, улыбок, с помощью которой человек может показать
собеседнику. что они люди одного круга. Измену такого рода ты особенно долж
ен поощрять, так как сам человек полностью не осознает ее, а к тому
времени, когда он осознает, ему будет крайне трудно вернуться на старые
позиции.
Без сомнения, он очень скоро поймет, что его собственная вера прямо
противоположна той самонадеянности, на которой основаны все разговоры его
новых друзей. Но не думаю, что это будет для него важно, если ты сможешь его
убедить, чтобы он отложил всякие открытые объяснения, а это легко сделать,
играя на его застенчивости, гордости, сдержанности и тщеславии. Пока он
откладывает - он в ложном положении. Он будет молчать, когда ему следует
говорить, и смеяться, когда ему следует молчать. Он поддержит (сначала
молча, а затем и на словах) циничные и скептические мнения, которых он в
действительности не разделяет. Но если обращаться с ним умело, то они в
конце концов могут стать и его собственными. Все смертные склонны
становиться теми, кого они из себя строят. Это элементарно. Серьезный же
вопрос -- как подготовиться к контратаке Врага.
Первое: оттягивай как можно дольше тот момент, когда он осознает, что
его новое удовольствие -- искушение. Поскольку слуги Врага вот уже две
тысячи лет проповедуют, что мирская суета -- одно из сильнейших и простейших
искушений, казалось бы, нам трудно на этом сыграть. Но, к счастью, они
совсем мало говорили об этом в последние десятилетия. В современной
христианской литературе хоть и много можно найти о "маммоне" (и даже больше,
чем мне хотелось бы), но очень мало предостережений о суете, выборе друзей и
ценности времени. Все это твой подшефный, вероятно, назвал бы
"пуританством". (Позволю себе заметить, кстати, что та окраска, которую мы
придаем этому термину, принадлежит к числу наших самых весомых и ценных
побед за последнее столетие. С ее помощью мы ежегодно спасаем тысячи людей
от сдержанности, целомудрия и трезвенности.)
Однако рано или поздно истинная сущность его новых друзей станет ему
ясна, и тогда твоя новая тактика должна исходить из того, насколько он
разумен. Если он достаточно глуп, позволь ему осознавать истинный характер
его друзей только в их отсутствие. Если это удастся, ты побудишь его жить
(как, я знаю, живут многие люди) двумя параллельными жизнями. Он не только
будет казаться, но действительно станет разным человеком в разных кругах.
Если уж и это не удастся, есть еще более тонкий и интересный способ. Он
может, с твоей помощью, прямо-таки получать удовольствие, думая о том, что у
его жизни -- две независимые стороны. Этого можно добиться, играя на его
тщеславии. Он будет наслаждаться по воскресеньям, стоя на коленях с
лавочником
и не забывая, что лавочник вряд ли поймет тот изысканный и насмешливый
мир, где ему так легко в субботние вечера. С другой стороны, он будет
наслаждаться непристойностями и богохульством за чашкой кофе у своих
восхитительных знакомых еще больше, так как знает о своем "глубоком" и
"духовном" мире, которого им не понять. Ясна тебе суть? Мирские друзья
затрагивают одну сторону его жизни, лавочник -- другую, а он -- совершенный,
гармоничный, сложный человек с более широким кругозором, чем все они. Так,
изменяя, по крайней мере, двум группам людей, он ощутит вместо стыда
подсознательное самодовольство. Если же все твои усилия окажутся тщетными,
сделай так, чтобы он шел против совести и продолжал приятельские отношения,
полагая, что каким-то необъяснимым образом "исправляет" этих людей, когда он
просто пьет их коктейли и смеется их шуткам, а разрыв с его стороны означал
бы "педантизм", "нетерпимость" и (разумеется!) "пуританство".
Попутно тебе необходимо побеспокоиться о том, чтобы из-за нового
увлечения он тратил больше, чем может себе позволить, и меньше внимания
человека временно парализован, ты можешь поймать его в ловушку. Но даже
тогда, если человек воззовет о помощи к Врагу, он почти всегда, как я
обнаружил, оказывается под защитой.
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Приятно узнать, что возраст и профессия твоего подшефного не мешают
призвать его на военную службу. Желательно, чтобы он находился в полнейшей
неуверенности и воображение его кишело противоречивыми картинами будущего,
рождающими то страх, то надежду. Ничто нс защищает человеческую душу от
Врага лучше, чем тревога и неизвестность. Враг хочет, чтобы люди
сосредоточились на своем деле; наша задача -- поддерживать их мысли о том,
что может с ними случиться.
Твой подопечный, конечно, знает, что он должен послушно следовать
Вражьей воле. Конечно, Враг имеет в виду, что человек должен терпеливо
принимать те горести, которые выпадают ему сейчас, тревогу и неизвестность
настоящего. Как раз в ответ на эти горести он должен сказать: "Да будет воля
Твоя", и за то, что он ежедневно несет именно этот крест, и получит он хлеб
насущный. Твоя задача в том, чтобы подопечный никогда не думал о своем
теперешнем страхе как о возложенном на него кресте, а думал о предметах
своего страха. Заставь его воспринимать их как кресты. Заставь его забыть о
несовместимости пугающих его опасностей, о том, что все разом они не могут
на него свалиться. Заставь его настроиться на то, что в будущем он вынесет
их стойко и терпеливо. На самом деле почти невозможно проявить истинное
смирение перед лицом судьбы, у которой дюжина гипотетических обличий. Тому,
кто пытается это сделать, Враг не оказывает значительной помощи. Смирение же
перед теперешним, подлинным страданием, даже если страдание толь
ко в страхе, не остается обычно без помощи свыше.
Здесь действует важный духовный закон. Я уже объяснял тебе, что ты
можешь ослабить молитвы подопечного, переключив его внимание с Врага на
собственные представления о Нем. И страхом легче управлять, если мысли
человека переключены с предмета страха на сам страх (причем страх этот
воспринимается как нынешнее и нежелательное состояние). Если же он сочтет
страх возложенным на него крестом, он неизбежно сочтет его и душеполезным.
Таким образом, можно сформулировать общее правило: если разум подопечного
работает на нас -- отвлеки его от самосознания; если же разум работает на
Врага, сосредоточь его на себе. Пусть обида или женское тело так увлекут
его, что ему и в голову не придет подумать: "Я разозлился" или "Я поддаюсь
похоти". И напротив, пусть мысль: "Я становлюсь набожней" или "...всех
милосердней" так поглотит его, что он не оторвет свой взгляд от себя, не
обратит его к Врагу и ближним.
Что касается его общего отношения к войне, ты не должен слишком
полагаться на ту ненависть, которую люди так любят обсуждать в христианской
и антихристианской печати. Когда подопечному очень плохо, конечно, стоит
разогревать его злобные чувства к немецким лидерам: это хорошо. Но обычно
это всего
лишь мелодраматическая или мифическая ненависть, направленная против
каких-то воображаемых козлов отпущения. Он никогда в жизни не встречал этих
людей -- это все образы, скроенные из газетных сведений. Результаты такой
выдуманной ненависти часто для нас огорчительны, а из всех людей англичане в
этом
отношении самые прискорбные тряпки. Они как раз из тех ничтожеств,
которые вопят, что всех пыток мира мало для их врагов, а потом отдают чай и
сигареты первому же раненому немецкому пилоту, оказавшемуся у их кухонной
двери.
Как бы ты ни действовал, в душе твоего пациента всегда есть и доброе, и
злое. Главное направлять его злобу на непосредственных ближних, которых он
видит ежедневно, а доброту переместить на периферию так, чтобы он думал, что
испытывает ее к тем, кого вообще не знает. Тогда злоба станет вполне
реальной, а доброта мнимой. Нет смысла разжигать в нем ненависть к немцам,
если в то же время в нем растет пагубная доброта к матери, к начальнику на
работе и к соседям по трамваю. Представь себе пациента в виде
концентрических кругов, из которых центральный -- его воля, следующий --
разум, а затем -- фантазия. Вряд
ли можно из всех кругов выхолостить все, несущее печать Врага, но ты
должен подталкивать все добродетели от центра к краю, пока они не обоснуются
в круге фантазии, а все желательные нам качества -- в круге воли. Только
дойдя до воли и став привычками, добродетели действительно опасны для нас.
Я, разумеется, имею в виду не то, что подопечный считает своей волей, когда
он рвет, мечет и обретает решимость, стиснув зубы, а подлинный центр его--
то, что Враг называет сердцем. Никакие добродетели, окрашенные фантазией,
одобренные разумом, даже пылко любимые, не уберегут человека от отца нашего:
он только окажется еще смешнее, когда попадет к нему.
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Меня удивляет твой вопрос. Ты интересуешься, важно ли, чтобы подопечный
знал (или не знал) о твоем существовании. Что до настоящей фазы борьбы, на
этот счет была инструкция низшего командования. Наша политика и состоит в
том, чтобы скрываться. Разумеется, так было далеко не всегда. Перед нами
мучительная дилемма. Когда люди не верят в нас, нам не получить тех отрадных
результатов, которые дает прямой террор, и к тому же мы лишены радостей
магии. С другой стороны, когда они в нас верят, мы не можем делать из них
материалистов и скептиков. Во всяком случае, пока еще не можем. Надеюсь, в
свое время мы научимся так разбавлять науку эмоциями и мифами, что вера в
нас (под измененным названием) проберется и обоснуется в них, тогда как душа
человека останется закрытой для веры во Врага. Вера в "жизненную силу",
культ секса и психоанализ могут оказаться здесь весьма полезными. Если нам
когда-либо удастся создать изделие высшего качества -- мага-материалиста, не
только использующего, но и почитающего то, что он туманно
и расплывчато именует "силами", отрицая при этом невидимый мир, мы
будем близки к победному концу. Не думаю, что тебе очень уж трудно
обманывать пациента. "Черти" - комические персонажи
для современных людей, и это поможет тебе. Если какое-то смутное
подозрение забрезжит в голове подшефного, покажи ему изображение существа в
красном трико, убеди его, что, поскольку в такое существо он верить не
может, он не может верить и в тебя. Это старый метод, он есть во всех
учебниках.
Я не забыл своего обещания и обдумал, сделать ли подшефного крайним
патриотом или крайним пацифистом. Все крайности, кроме крайней преданности
Врагу, следует поощрять. Не всегда, разумеется, но в настоящее время --
безусловно. Бывают времена прохладные и самодовольные, тогда мы помогаем
людям еще крепче уснуть. В другие времена, готовые вспыхнуть раздорами, наша
задача-- подливать масла в огонь. Каждая маленькая группа людей, связанная
общим интересом, который другие отвергают или игнорируют, постепенно
вскармливает тепличное благодушие, конечно -- друг к другу. По отношению же
ко всем прочим развивается гордость и даже ненависть, проявляемые без
всякого стыда, ибо они санкционированы "делом" и освобождают от личной
ответственности. То же самое происходит и в маленьких группах, первоначально
возникающих во имя служения Врагу. Мы хотим, чтобы церковь была маленькой
для того, чтобы принадлежащие к ней приобрели замкнутость, скованную
напряженность, самодовольную непогрешимость, свойственные тайным обществам и
кл
икам, а не только для того, чтобы меньше людей знало Врага. Сама
Церковь, конечно, надежно защищена, и нам еще никогда не удавалось придать
ей характерные черты фракции. Но некоторые группировки, входящие в нее.
часто радовали нас превосходными результатами, от партий Павла и Аполлоса в
Коринфе до двух англиканских церквей в Англии.
Если твоего подопечного удастся сделать совестливым пацифистом, он
автоматически окажется членом маленького, громогласного, сплоченного и
непопулярного общества, что почти наверняка хорошо повлияет на
новообращенного христианина. Но только "почти"! Сомневался ли он до войны в
том, оправдано ли
участие даже в справедливой войне? Достаточно ли он мужествен, чтобы не
поддаться полубессознательному самообману, скрывающему истинные мотивы
собственного пацифизма? Убежден ли он в минуты наибольшей честности (никто
из людей никогда не бывал совершенно честен), что он хочет только следовать
воле Врага? Если он именно таков, его пацифизм, увы, сыграет на руку не нам,
а Враг, вероятно, защитит его от обычных последствий принадлежности к секте.
В таком случае посоветую тебе вызвать и нем внезапный и запутанный
эмоциональный кризис, из которого он мог бы выйти неуверенным и шатким
патриотом. Но если я его верно себе представляю, лучше попробовать пацифизм.
На что бы он ни решился, твоя задача неизменна. Пусть он сочтет
патриотизм или пацифизм частью своей религии, а под влиянием партийного духа
пусть отнесется к нему как к самой важной ее части. Потом спокойно и
постепенно подведи его к той стадии, когда религия просто станет частью
"дела", а христианство он будет ценить главным образом за те блестящие
доводы, которые можно надергать из его словаря, чтобы оправдать английские
военные действия или же пацифизм. Не допускай одного, чтобы пациент
рассматривал жизненные дела как материал для послушания Врагу. Если ты
сделал мир целью, а веру --
средством, человек уже почти в твоих руках и тут совершенно
безразлично, какую цель он преследует. Если только митинги, брошюры,
политические кампании, движения и дела значат для него больше, чем молитва,
таинство и милосердие,-- он наш. И чем больше он "религиозен" (в этом
смысле), тем крепче мы его держим. Я мог бы показать тебе целую клетку таких
у нас, внизу. Потешный уголок!
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Итак, ты "полон надежд на то, что религиозная фаза твоего подопечного
близится к концу"! Я всегда подозревал, что институт Искусителей сильно
испортился с тех пор, как его возглавил старик Гад. Теперь я окончательно в
этом убедился. Неужели тебе никто не говорил о законе волнообразного
чередования?
Как и земноводные, люди двойственны -- они полудухи, полуживотные.
Решение Врага создать столь возмутительный гибрид было одной из причин,
побудивших отца нашего отступиться от Него. Как духи, они принадлежат
вечности; как животные, существуют во времени. Это означает, что дух их
может быть устремлен к вечности, а тела, страсти и воображение постоянно
изменяются, ибо существовать во времени и означает "изменяться". К
постоянству они ближе всего при волнообразном чередовании, Это значит, что
они возвращаются от спада к высшему уровню, которого они не сумели
выдержать, и снова идут к спаду; такая цепь подъемов и спусков. Если бы ты
тщательно наблюдал за своим подопечным, ты увидел бы эти чередования повсюду
в его жизни. Его интерес к работе, привязанность к друзьям, даже аппетит то
активизируются, то притупляются. Пока он живет на свете, периоды
эмоциональной и физической интенсивности и живости сменяются периодами
усталости и апатии. Сухость и скука, переживаемые в настоящее время твоим
пациентом, не являются,
как ты полагаешь в своей наивной радости, делом твоих рук. Они --
вполне естественны, и нам не будет никакого прока, если ты не сумеешь их
правильно использовать.
Чтобы решить, как их лучше обработать в нашу пользу, надо спросить
себя, какую цель здесь преследует Враг, и действовать прямо противоположно.
Вероятно, ты с удивлением узнаешь, что Он больше полагается на периоды
спада, нежели на периоды подъема. Некоторым из особенно Им чтимых пришлось
пройти через очень продолжительные периоды спада. Причина этого -- в
следующем. Для нас человек преимущественно пища, наша цель -- поработить его
волю, нам надо увеличить площадь нашего эгоизма за его счет. Враг же требует
от него совершенно иного. Нужно твердо усвоить, что все разговоры о Его
любви к людям и о том, что служение Ему -- подлинная свобода, не просто
пропаганда (как нам хотелось бы думать), а ужасающая правда. Он
действительно вздумал наполнить Вселенную множеством Своих отвратительных
маленьких подобий. Ему нравится, чтобы она кишела существами, чья жизнь в
миниатюре подобна Его собственной не потому, что Он подчинил их, а потому,
что их воля свободно сопрягается с Его волей. Нам нужно стадо, которое
станет нам п
ищей. Он хочет служителей, которые станут Ему сыновьями. Мы хотим
проглотить. Он-- отдавать. Мы пусты и хотим насытиться. Он -- полнота,
неистощимый источник. Цель наша -- мир, состоящий из людей, захваченных
отцом преисподней: Враг жаждет, чтобы все люди соединились с Ним и при этом
каждый остался неповторимой частицей.
А теперь -- о периодах спада. Ты, вероятно, часто удивлялся, почему
Враг не пользуется Своей властью и не дает ощутить Свое присутствие, когда
Ему угодно. И Всемогущество и Неоспоримость запрещены Ему самой сутью Его
деятельности. Просто поглотить волю человека (как поглощает ее ощущение Его
присутствия) для Него бесполезно. Он не может захватывать. Он может только
призывать. Его мерзкая идея в том и состоит, чтобы и капитал приобрести, и
невинность соблюсти. Люди должны быть едины с Ним, не утратив своей
личности. Ни пренебрежение людьми, ни порабощение их Его не устраивает. Он
готов чуть-чуть подстегнуть новообращенных. Он иногда приободрит их, давая
ощутить Свое присутствие, пусть слабо и тускло, но с них и того хватает. Он
оживляет их благодатной радостью и легкой победой над искушением. Но никогда
Он не даст этому долго длиться. Рано или поздно Он отведет их от Своей
поддержки и Своего наставничества, если и не в действительности, то в их
представлении. Он вынуждает Свои создания встать на собственные но
ги и с помощью одной лишь воли исполнять обязанности, потерявшие всю
свою привлекательность. Именно в периоды спада, а не в периоды подъема
человек ближе всего к тому, кем Враг назначил ему быть. Поэтому молитвы,
обращенные к Нему в "духовную засуху", Он и ценит больше всего.
Мы же должны тянуть к себе наших пациентов за веревку искушений -- они
предназначены нами только на заклание, и чем больше это одобрит их воля, тем
лучше. Он не может вовлекать в добродетель, как мы вовлекаем в грех. Он учит
их ходить и должен убрать Свою руку. И если они действительно хотят ходить,
Он радуется даже тогда, когда они споткнутся. Не обманывайся, Гнусик.
Наше дело в особенно большой опасности, когда человек оказывается во
Вселенной, из которой, казалось бы, исчез всякий след Врага, и спрашивает,
почему он покинут, и продолжает повиноваться Ему без особого желания, но с
твердым намерением следовать воле Вражьей.
Конечно, периоды спада и нам предоставляют некоторые возможности. На
следующей неделе я дам тебе несколько советов, как ими воспользоваться.
Твой любящий дядя Баламут.
Дорогой Гнусик!
Надеюсь, мое последнее письмо убедило тебя в том, что период пустоты
или "засухи", переживаемый сейчас твоим подопечным, не принесет тебе его
душу готовенькой, здесь надо тщательно поработать. Какие формы примет твоя
работа, я сейчас поясню.
Прежде всего, периоды спада в цепи духовных чередований дают прекрасные
возможности для чувственных соблазнов, особенно искушений пола. Это тебя
удивит, ибо физическая энергия и, следовательно, похоть интенсивнее в
периоды духовного оживления. Но помни, что силы внутреннего сопротивления
тоже крепче именно в эти периоды. Здоровье и бодрое состояние, которые ты
хочешь сделать побудителями похоти, увы, можно использовать для работы, игр,
размышлений или невинного веселья. У нашей атаки много больше шансов на
успех, если внутренний мир человека скучен, холоден и пуст. Замечу еще, что
чувственность во время спада имеет тонкое качественное отличие от
чувственности в период оживления. Гораздо менее вероятно, что она повлечет
за собой то кисейное состояние, которое люди называют "влюбленностью".
Чувственность во время спада можно легко направить в русло извращений, она
менее заражена порывами великодушия, фантазии и даже духовности, которые
часто приводят нас к разочарованию в человеческой, похоти. Так же обстоит д
ело и с другими ощущениями человека. Весьма вероятно, что тебе удастся
сделать из твоего подопечного крепкого пьяницу. При этом лучше ему выпить
рюмочку в минуту скуки и усталости, чтобы забыться и успокоиться, чем в
компании с друзьями, ради общительности и веселья. Всегда помни, что
удовольствие, испытываемое в здравой, нормальной и плодотворной форме, лежит
в зоне действия Врага. Я знаю, что с помощью удовольствий мы завладели
многими душами. Тем не менее удовольствие -- Его изобретение, а не наше. Он
сотворил все радости и развлечения, а наши научные поиски до сих пор не дали
результатов. Мы можем только побуждать людей к наслаждению тогда, когда это
запрещено Им. Поэтому мы всегда стараемся отвести человека от естественных
удовольствий к менее естественным, утратившим связь со своим Творцом и
приносящим меньше радости. На этом пути формула человеческого падения
такова: все больше жажда, все меньше удовлетворение. Это надежный путь,
вполне в духе современной нравственной моды. Завладеть душой человека и н
е дать ему взамен ничего -- истинная радость для отца нашего. А периоды
спада -- лучшее время для начала такого процесса.
Но можно и еще лучше использовать эти периоды: воспользуйся мыслями
пациента о своем спаде. Как всегда, основное здесь -- держать его волю
подальше от разума. Не давай ему даже заподозрить о законе волнообразного
чередования. Держи его в убеждении, что первый пыл не должен прекращаться,
что его надо постоянно поддерживать, а нынешняя сухость -- состояние
неизменное. Как только ты укрепишь в нем эту ложную концепцию, ты сможешь
действовать разными способами. Все зависит от того, принадлежит ли твой
пациент к типу людей, легко падающих духом, которых можно искушениями
довести до отчаяния, или к типу людей, охотно цепляющихся за фальшивые
надежды, которых можно уверить, что все хорошо. Первый тип теперь
встречается редко. Если окажется, что твой подопечный принадлежит к нему,
все очень просто. Тебе только следует держать его подальше от христиан (что
нетрудно в наше время), указывать ему подходящие места в Писании, и пусть он
трудится над безнадежной задачей -- пытается воссоздать свои старые чувства
собственной в
олей. Тогда победа за нами. Если же он из людей, довольствующихся
надеждами,-- заставим его смириться с низкой температурой собственного духа
и постепенно удовольствоваться ею, уверив себя, что в конце концов она не
такая уж и низкая. Недели через две ему неплохо задуматься, не были ли его
чувства
в первые дни обращения несколько преувеличенными. Поговори с ним о том,
что "во всем надо знать меру". Если тебе удастся, подведи его к мысли:
"Верить хорошо, но зачем же крайности!" Религия "в меру" для нас так же
хороша, как полное неверие, и куда смешнее.
Другая возможность -- прямая атака на веру. Когда, твоими трудами, он
примет свой духовный спад за прочное состояние, не мог бы ты убедить его в
том, что "религиозный период" близится к концу, как и все предыдущие
периоды? Разумеется, нет никакой логической связи между утверждением "я
теряю к этому интерес" и выводом "значит, это ложно". Но, как я уже говорил
тебе, ты должен полагаться на самоуверенную тарабарщину, а не на разум. От
простого слова "период", по всей вероятности, сработает весь трюк. Полагаю,
что твой подопечный прошел несколько периодов (все через них проходили) и
чувствует себя опытней и выше прежних не потому, что относится к ним
критически, а просто потому, что они уже позади. Надеюсь, ты хорошо его
подкармливаешь туманными идеями о Прогрессе, Развитии и Исторической Точке
Зрения, даешь ему достаточно современных биографий? Люди в них всегда
проходят через разные периоды.
Ясна тебе суть? Держи его разум подальше от простой разницы между
"хорошо" и "плохо". Очень милы и туманные выражения: "Был у меня такой
период...", "Я прошел через это..." И не забудь трезвого: "Я взрослый
человек".
Твой любящий дядя Баламут.
Мой дорогой Гнусик!
Мне было приятно узнать от Пройдохи, что у твоего подопечного появилось
несколько очень полезных для нас знакомых, а тебе удалось воспользоваться
этим многообещающим средством. Полагаю, что средних лет супруги, с которыми
он познакомился, именно такие люди, с которыми и следует знаться: богатые,
элегантные, поверхностно интеллектуальные и блистательно-скептические ко
всему на свете. По-видимому, они балуются расплывчатым пацифизмом не по
моральным причинам, а потому, что привыкли относиться свысока ко всему, что
волнует общую массу их соотечественников, и еще из-за легкого налета чисто
позерской, литературной симпатии к коммунизму. Это все превосходно. Кажется,
ты хорошо воспользовался его социальным, а также сексуальным и
интеллектуальным тщеславием. Расскажи мне об этом подробнее. Достаточно ли
он в это вжился? Судить надо, конечно, не по словам. Есть тонкая игра
взглядов, интонаций, улыбок, с помощью которой человек может показать
собеседнику. что они люди одного круга. Измену такого рода ты особенно долж
ен поощрять, так как сам человек полностью не осознает ее, а к тому
времени, когда он осознает, ему будет крайне трудно вернуться на старые
позиции.
Без сомнения, он очень скоро поймет, что его собственная вера прямо
противоположна той самонадеянности, на которой основаны все разговоры его
новых друзей. Но не думаю, что это будет для него важно, если ты сможешь его
убедить, чтобы он отложил всякие открытые объяснения, а это легко сделать,
играя на его застенчивости, гордости, сдержанности и тщеславии. Пока он
откладывает - он в ложном положении. Он будет молчать, когда ему следует
говорить, и смеяться, когда ему следует молчать. Он поддержит (сначала
молча, а затем и на словах) циничные и скептические мнения, которых он в
действительности не разделяет. Но если обращаться с ним умело, то они в
конце концов могут стать и его собственными. Все смертные склонны
становиться теми, кого они из себя строят. Это элементарно. Серьезный же
вопрос -- как подготовиться к контратаке Врага.
Первое: оттягивай как можно дольше тот момент, когда он осознает, что
его новое удовольствие -- искушение. Поскольку слуги Врага вот уже две
тысячи лет проповедуют, что мирская суета -- одно из сильнейших и простейших
искушений, казалось бы, нам трудно на этом сыграть. Но, к счастью, они
совсем мало говорили об этом в последние десятилетия. В современной
христианской литературе хоть и много можно найти о "маммоне" (и даже больше,
чем мне хотелось бы), но очень мало предостережений о суете, выборе друзей и
ценности времени. Все это твой подшефный, вероятно, назвал бы
"пуританством". (Позволю себе заметить, кстати, что та окраска, которую мы
придаем этому термину, принадлежит к числу наших самых весомых и ценных
побед за последнее столетие. С ее помощью мы ежегодно спасаем тысячи людей
от сдержанности, целомудрия и трезвенности.)
Однако рано или поздно истинная сущность его новых друзей станет ему
ясна, и тогда твоя новая тактика должна исходить из того, насколько он
разумен. Если он достаточно глуп, позволь ему осознавать истинный характер
его друзей только в их отсутствие. Если это удастся, ты побудишь его жить
(как, я знаю, живут многие люди) двумя параллельными жизнями. Он не только
будет казаться, но действительно станет разным человеком в разных кругах.
Если уж и это не удастся, есть еще более тонкий и интересный способ. Он
может, с твоей помощью, прямо-таки получать удовольствие, думая о том, что у
его жизни -- две независимые стороны. Этого можно добиться, играя на его
тщеславии. Он будет наслаждаться по воскресеньям, стоя на коленях с
лавочником
и не забывая, что лавочник вряд ли поймет тот изысканный и насмешливый
мир, где ему так легко в субботние вечера. С другой стороны, он будет
наслаждаться непристойностями и богохульством за чашкой кофе у своих
восхитительных знакомых еще больше, так как знает о своем "глубоком" и
"духовном" мире, которого им не понять. Ясна тебе суть? Мирские друзья
затрагивают одну сторону его жизни, лавочник -- другую, а он -- совершенный,
гармоничный, сложный человек с более широким кругозором, чем все они. Так,
изменяя, по крайней мере, двум группам людей, он ощутит вместо стыда
подсознательное самодовольство. Если же все твои усилия окажутся тщетными,
сделай так, чтобы он шел против совести и продолжал приятельские отношения,
полагая, что каким-то необъяснимым образом "исправляет" этих людей, когда он
просто пьет их коктейли и смеется их шуткам, а разрыв с его стороны означал
бы "педантизм", "нетерпимость" и (разумеется!) "пуританство".
Попутно тебе необходимо побеспокоиться о том, чтобы из-за нового
увлечения он тратил больше, чем может себе позволить, и меньше внимания