— Я был уже готов сверлить дыру сквозь беднягу Дебара, когда вас всех, наконец, нашел, — смеялся он, — да как увидел, какой геройский поступок он совершил, бросился к нему и стал его обнимать. Джо рассказывал мне, что в ту ночь, когда нас посетил Фиц-Юз и когда Иоанна приняла это за сон, их лагерь был близехонько от нашего. Он нечаянно наткнулся на нас и уже готовился перерезать обоих нас сонными по одному, когда вдруг стала кричать Иоанна. Он издали увидел наш огонь и подъехал, чтобы посмотреть, кто мы такие.
За дверью послышался негромкий голос. Это была Мари. Как только Иоанна вышла к ней, в глазах старого Дональда вспыхнул опять тот же огонек. Он выждал, когда она скрылась совсем, огляделся, склонился над Альдосом и зашептал:
— Джонни, у меня был бы прелюбопытный разговор с Ранном — или как его там? — с Фиц-Юзом, когда он умирал. Он был еще жив, когда я подошел к нему. Но он все-таки знал, что должен был умереть, и был хладнокровен и улыбался до самого конца. Меня же так и распирало от желания задать ему один вопрос. Мне нужно было узнать от него: почему могила оказалась пустой? Но в это самое время он подозвал к себе Иоанну и, конечно, я не мог отказать ему в его последнем желании, пошел за ней и привел. Он стал рассказывать ей о чем-то, да так и скончался. Так я и не успел спросить его, Джонни, перед смертью о могиле!
Глубокое разочарование слышалось в его последней фразе, и голос звучал почти патетически.
— Такая была интересная. могила, — продолжал он, — и вдруг… Одежда была в ней сложена так церемонно, изящно…
Альдос положил ему на руку свою.
— Ведь это так просто, — сказал он, и ему вдруг захотелось посмеяться над выражением разочарования, которое отражалось на лице Мак-Дональда. — Неужели для вас это не ясно? Разве он мог ожидать, чтобы кто-нибудь заглянул к нему в могилу? Он запрятал в нее все свои костюмы, часы и кольцо просто, чтобы отделаться от них. По ним можно было бы установить его личность. Ну, как вы об этом думаете, Дональд.
Снова вошла Иоанна. Она положила холодную руку Альдосу на лоб и кивнула Мак-Дональду.
— Ну, вот… — ласково сказала она. — Опять горячая голова! Вот что значит много разговаривать! Ложись и спи! Пожелайте ему спокойной ночи, Дональд.
Дональд послушался ее, как маленький мальчик, и вышел из избушки. Иоанна поправила подушки и уложила на них голову Джона.
— Я все равно не засну, Иоанна! — протестовал он.
— Я буду сидеть около тебя и гладить тебя по лбу и волосам, — ласково ответила она.
— И будешь разговаривать со мной?
— Нет, уж этого не будет! Послушай, Джон…
— Что, дорогая?
— Если ты пообещаешь мне, что будешь совсем, совсем спокоен и что не будешь требовать от меня, чтобы я с тобой разговаривала…
— Ну?
— То я сделаю тебе подушку из моих волос.
— Идет! — проговорил он. — Я буду спокоен!
Она распустила волосы и склонилась над ним так, что они покрыли всю его подушку. Со вздохом удовлетворения он зарыл лицо в богатых, пышных волосах. Нежно, как тот легкий ветерок, когда он качался в темноте по волнам, его рука ласкала ее. Он закрыл глаза, стал впивать в себя опьяняющее благоухание ее волос и затем заснул.
Целые часы просидела около него Иоанна, лишенная возможности заснуть, и радовалась.
Когда Альдос проснулся, то в избушке было сумеречно. Иоанны не было. Несколько минут он пролежал, повернувшись лицом к окну. Он чувствовал, что проспал очень долго, что занимался уже день, и потихоньку стал подниматься. Страшная боль во всем теле прошла; он был еще слаб, но уже не беспомощен. Он сдвинулся осторожно на край скамьи и посидел на ней некоторое время, проверяя себя, сможет ли он встать Оставшись довольным достигнутыми результатами, поднялся на ноги. Одежда его была развешена по стене, и он сам, без посторонней помощи, оделся, открыл дверь и вышел на воздух. Было еще очень раннее утро. Он шел нетвердой походкой. Мак-Дональд уже встал. Рядом с избушкой оказалась палатка Иоанны. Мужчины поздоровались друг с другом и потихоньку заговорили, но Иоанна услышала их и почти тотчас же выскочила с распущенными волосами и бросилась Альдосу на грудь.
Так начался первый из тех удивительных дней, которые прожили Иоанна, Джон Альдос и Мак-Дональд в маленькой Золотой Долинке под голубым небом и под ласковым солнцем, Это были странные и прекрасные дни, полные душевного мира и безграничного счастья. На другой день Иоанна и Мари съездили в пещеру поклониться могилке Джен и, когда возвращались обратно, сошли с лошадей и всю дорогу шли, взявшись за руки. Когда они дошли, наконец, до того места, где Дебар, Альдос и Мак-Дональд производили исследования черного песка по ручью и поражались богатствам содержания в нем золота, — в глазах у Мари светился какой-то особый свет, а лицо Иоанны сияло. Альдосу показалось, что Мари как-то сразу похорошела. Весь этот вечер Иоанна весело смеялась, была счастлива и много кое о чем рассказала на ухо Альдосу, тогда как Дебар и Мари еще долго гуляли при свете звезд и, наконец, вернулись к себе, счастливые, как дети, взявшись за руки. Перед тем, как всем разойтись спать, Мари что-то шепнула Иоанне, а немного спустя Иоанна перешепнула это на ухо Альдосу.
— Им хочется знать, — сказала она, — будем ли мы с тобой венчаться по церковному обряду, тогда и они присоединились бы к нам. Это, конечно, в том случае, — добавила она со счастливым смехом, — если я тебе еще не надоела, и ты еще не собираешься со мной разводиться. Что мне им ответить?
Его ответ удовлетворил ее. Когда она передала Мари часть разговора с мужем, то та тоже осталась довольна и передала ее слова Джо.
Третий и последний день был самый красивый из всех. Рана, нанесенная Джо ножом, не была особенно мучительной. Он страдал больше от удара по голове. Но и он, и Альдос находились в таком состоянии, что, могли уже путешествовать, и было решено отправиться домой на четвертое утро. В манерах и поступках Мак-Дональда было что-то неестественное и напряженное. Он стал скуп на слова, как-то странно стал поводить плечами, и, в конце-концов, когда остался с Альдосом наедине, почти с рыданиями в голосе сказал:
— Джонни, Джонни!.. О, если бы только здесь вовсе не было золота!..
Он перевел свои глаза на горы, и Альдос схватил обеими руками его громадную мозолистую руку.
— Продолжайте, Мак… — ласково заговорил он. — Я уже догадываюсь, что вы хотели этим сказать.
Мак-Дональд все еще смотрел на горы.
— Теперь, когда узнают об этом все, то сюда нахлынет целая орда. А вы знаете, Джонни, что это значит. Сюда привалит много народа. Быть может, это будет для вас непонятным, — но ведь здесь избушка и могилка моей Джен. Мне кажется, что вся эта местность посвящена именно ей…
Голос его дрогнул, и, когда Альдос еще крепче сжал ему руку, он засмеялся.
— Этого не будет, Мак, — сказал ему Альдос. — Эти самые избушки и это золото простояли здесь сорок лет, и никто о них не знал, Дональд, Никто не узнает о них и впредь, пока будут жить на свете Джо Дебар, Джон Альдос и сам Мак-Дональд, потому что они не расскажут об этом никому. Эта долина, — не наша. Она принадлежит вашей Джен и вам!
Подошли Иоанна, заинтересовавшаяся разговором. Тогда Дональд поведал им, что было у него на уме, и что он старался от них скрыть. Ведь он нашел здесь свой дом и вовсе не собирался покидать его опять. Он останется здесь со своей Джен, отправится за ней в пещеру, перенесет ее оттуда и похоронит около избушки. Он указал им на местечко, почти сплошь покрытое горными астрами и дикими гиацинтами, на котором она так любила сидеть у реки и смотреть, как он добывал золото. И они каждый год могут приезжать к нему и заниматься разработкой, да, и он будет припасать для них золотой песок, — так что он все равно достанется им весь. А с него самого будет довольно и того, что он будет сыт и что при нем будет неразлучно находиться его Джен и эта долинка. Когда он все это говорил, Иоанна отвернулась в сторону и по щекам у нее потекли слезы, а к горлу Джона подкатил комок, и он тоже отвернулся от Мак-Дональда.
Утром, на четвертый день, они выступили, наконец, в поход на юг, остановились на последнем повороте, отделявшем маленькую долинку от большой, и обернулись назад. Дональд Мак-Дональд стоял около своей избушки один и на прощанье махал им рукой.
За дверью послышался негромкий голос. Это была Мари. Как только Иоанна вышла к ней, в глазах старого Дональда вспыхнул опять тот же огонек. Он выждал, когда она скрылась совсем, огляделся, склонился над Альдосом и зашептал:
— Джонни, у меня был бы прелюбопытный разговор с Ранном — или как его там? — с Фиц-Юзом, когда он умирал. Он был еще жив, когда я подошел к нему. Но он все-таки знал, что должен был умереть, и был хладнокровен и улыбался до самого конца. Меня же так и распирало от желания задать ему один вопрос. Мне нужно было узнать от него: почему могила оказалась пустой? Но в это самое время он подозвал к себе Иоанну и, конечно, я не мог отказать ему в его последнем желании, пошел за ней и привел. Он стал рассказывать ей о чем-то, да так и скончался. Так я и не успел спросить его, Джонни, перед смертью о могиле!
Глубокое разочарование слышалось в его последней фразе, и голос звучал почти патетически.
— Такая была интересная. могила, — продолжал он, — и вдруг… Одежда была в ней сложена так церемонно, изящно…
Альдос положил ему на руку свою.
— Ведь это так просто, — сказал он, и ему вдруг захотелось посмеяться над выражением разочарования, которое отражалось на лице Мак-Дональда. — Неужели для вас это не ясно? Разве он мог ожидать, чтобы кто-нибудь заглянул к нему в могилу? Он запрятал в нее все свои костюмы, часы и кольцо просто, чтобы отделаться от них. По ним можно было бы установить его личность. Ну, как вы об этом думаете, Дональд.
Снова вошла Иоанна. Она положила холодную руку Альдосу на лоб и кивнула Мак-Дональду.
— Ну, вот… — ласково сказала она. — Опять горячая голова! Вот что значит много разговаривать! Ложись и спи! Пожелайте ему спокойной ночи, Дональд.
Дональд послушался ее, как маленький мальчик, и вышел из избушки. Иоанна поправила подушки и уложила на них голову Джона.
— Я все равно не засну, Иоанна! — протестовал он.
— Я буду сидеть около тебя и гладить тебя по лбу и волосам, — ласково ответила она.
— И будешь разговаривать со мной?
— Нет, уж этого не будет! Послушай, Джон…
— Что, дорогая?
— Если ты пообещаешь мне, что будешь совсем, совсем спокоен и что не будешь требовать от меня, чтобы я с тобой разговаривала…
— Ну?
— То я сделаю тебе подушку из моих волос.
— Идет! — проговорил он. — Я буду спокоен!
Она распустила волосы и склонилась над ним так, что они покрыли всю его подушку. Со вздохом удовлетворения он зарыл лицо в богатых, пышных волосах. Нежно, как тот легкий ветерок, когда он качался в темноте по волнам, его рука ласкала ее. Он закрыл глаза, стал впивать в себя опьяняющее благоухание ее волос и затем заснул.
Целые часы просидела около него Иоанна, лишенная возможности заснуть, и радовалась.
Когда Альдос проснулся, то в избушке было сумеречно. Иоанны не было. Несколько минут он пролежал, повернувшись лицом к окну. Он чувствовал, что проспал очень долго, что занимался уже день, и потихоньку стал подниматься. Страшная боль во всем теле прошла; он был еще слаб, но уже не беспомощен. Он сдвинулся осторожно на край скамьи и посидел на ней некоторое время, проверяя себя, сможет ли он встать Оставшись довольным достигнутыми результатами, поднялся на ноги. Одежда его была развешена по стене, и он сам, без посторонней помощи, оделся, открыл дверь и вышел на воздух. Было еще очень раннее утро. Он шел нетвердой походкой. Мак-Дональд уже встал. Рядом с избушкой оказалась палатка Иоанны. Мужчины поздоровались друг с другом и потихоньку заговорили, но Иоанна услышала их и почти тотчас же выскочила с распущенными волосами и бросилась Альдосу на грудь.
Так начался первый из тех удивительных дней, которые прожили Иоанна, Джон Альдос и Мак-Дональд в маленькой Золотой Долинке под голубым небом и под ласковым солнцем, Это были странные и прекрасные дни, полные душевного мира и безграничного счастья. На другой день Иоанна и Мари съездили в пещеру поклониться могилке Джен и, когда возвращались обратно, сошли с лошадей и всю дорогу шли, взявшись за руки. Когда они дошли, наконец, до того места, где Дебар, Альдос и Мак-Дональд производили исследования черного песка по ручью и поражались богатствам содержания в нем золота, — в глазах у Мари светился какой-то особый свет, а лицо Иоанны сияло. Альдосу показалось, что Мари как-то сразу похорошела. Весь этот вечер Иоанна весело смеялась, была счастлива и много кое о чем рассказала на ухо Альдосу, тогда как Дебар и Мари еще долго гуляли при свете звезд и, наконец, вернулись к себе, счастливые, как дети, взявшись за руки. Перед тем, как всем разойтись спать, Мари что-то шепнула Иоанне, а немного спустя Иоанна перешепнула это на ухо Альдосу.
— Им хочется знать, — сказала она, — будем ли мы с тобой венчаться по церковному обряду, тогда и они присоединились бы к нам. Это, конечно, в том случае, — добавила она со счастливым смехом, — если я тебе еще не надоела, и ты еще не собираешься со мной разводиться. Что мне им ответить?
Его ответ удовлетворил ее. Когда она передала Мари часть разговора с мужем, то та тоже осталась довольна и передала ее слова Джо.
Третий и последний день был самый красивый из всех. Рана, нанесенная Джо ножом, не была особенно мучительной. Он страдал больше от удара по голове. Но и он, и Альдос находились в таком состоянии, что, могли уже путешествовать, и было решено отправиться домой на четвертое утро. В манерах и поступках Мак-Дональда было что-то неестественное и напряженное. Он стал скуп на слова, как-то странно стал поводить плечами, и, в конце-концов, когда остался с Альдосом наедине, почти с рыданиями в голосе сказал:
— Джонни, Джонни!.. О, если бы только здесь вовсе не было золота!..
Он перевел свои глаза на горы, и Альдос схватил обеими руками его громадную мозолистую руку.
— Продолжайте, Мак… — ласково заговорил он. — Я уже догадываюсь, что вы хотели этим сказать.
Мак-Дональд все еще смотрел на горы.
— Теперь, когда узнают об этом все, то сюда нахлынет целая орда. А вы знаете, Джонни, что это значит. Сюда привалит много народа. Быть может, это будет для вас непонятным, — но ведь здесь избушка и могилка моей Джен. Мне кажется, что вся эта местность посвящена именно ей…
Голос его дрогнул, и, когда Альдос еще крепче сжал ему руку, он засмеялся.
— Этого не будет, Мак, — сказал ему Альдос. — Эти самые избушки и это золото простояли здесь сорок лет, и никто о них не знал, Дональд, Никто не узнает о них и впредь, пока будут жить на свете Джо Дебар, Джон Альдос и сам Мак-Дональд, потому что они не расскажут об этом никому. Эта долина, — не наша. Она принадлежит вашей Джен и вам!
Подошли Иоанна, заинтересовавшаяся разговором. Тогда Дональд поведал им, что было у него на уме, и что он старался от них скрыть. Ведь он нашел здесь свой дом и вовсе не собирался покидать его опять. Он останется здесь со своей Джен, отправится за ней в пещеру, перенесет ее оттуда и похоронит около избушки. Он указал им на местечко, почти сплошь покрытое горными астрами и дикими гиацинтами, на котором она так любила сидеть у реки и смотреть, как он добывал золото. И они каждый год могут приезжать к нему и заниматься разработкой, да, и он будет припасать для них золотой песок, — так что он все равно достанется им весь. А с него самого будет довольно и того, что он будет сыт и что при нем будет неразлучно находиться его Джен и эта долинка. Когда он все это говорил, Иоанна отвернулась в сторону и по щекам у нее потекли слезы, а к горлу Джона подкатил комок, и он тоже отвернулся от Мак-Дональда.
Утром, на четвертый день, они выступили, наконец, в поход на юг, остановились на последнем повороте, отделявшем маленькую долинку от большой, и обернулись назад. Дональд Мак-Дональд стоял около своей избушки один и на прощанье махал им рукой.