Страница:
Ливви перевернулась на живот и замахала в воздухе ногами. Она всегда думала в этой позе, а сейчас ей требовалось обдумать очень многое. Что же такое придумать? Придумать что-нибудь даже труднее, чем научиться писать свое имя. Но ведь есть что-то, что можно сделать. Несомненно, должно быть…
Сидя за письменным столом в небольшом кабинетике, Джулия ругала себя за то, что предложила Крису привести в порядок его бухгалтерские дела.
В тот момент это казалось ей вполне естественным: у нее будет чем занять себя на то время, пока дети будут веселиться в доме. А кроме того, таким образом она хоть как-то отблагодарит Криса за все, что он для нее сделал.
Но сейчас, когда она глядела на несусветные горы бумаг, полностью закрывавшие столешницу, ей казалось, что только в момент помрачения рассудка она могла взвалить на свои плечи столь непосильную ношу.
– Ничего, ничего, прежде всего надо навести порядок, – уговаривала она себя, раскладывая квитанции, счета и прочие бумаги по отдельным стопкам.
Поглощенная работой, она едва слышала раскаты смеха, доносившиеся из зала, и шум, производимый детьми, за час до того приехавшими на автобусе. Но заразительный громкий хохот Криса заставил ее улыбнуться и прислушаться к возбужденной болтовне детей.
Вернувшись к счетам, она укоризненно покачала головой, выяснив, что большинство из них просрочено. Причем безо всякой причины – судя по главной бухгалтерской книге, в средствах недостатка не было.
Более того, сопоставив ряд цифр, Джулия пришла к выводу, что во многих слоях общества Крис считался бы состоятельным человеком.
Но время текло, Джулия продолжала изучать счета, и постепенно перед ней вырисовался деловой портрет Криса Крингла. Она и раньше была того мнения, что, если хочешь хорошо узнать человека, следует прежде всего познакомиться с его чековой книжкой. Расходы владельца как нельзя лучше высвечивают его личность.
Итак, судя по записям, Крис вкладывал деньги во многие предприятия самого различного рода.
Помимо «Северного полюса», ему принадлежал питомник леса в Денвере и процветающий магазин кустарных изделий, через который он, по всей видимости, сбывал сделанные им деревянные макеты городов. Он был совладельцем аналогичного магазина в Сентрал-Сити, крупном центре туризма, и там же – одним из партнеров в цветочном магазине. Приходо-расходные книги свидетельствовали о том, что он вполне преуспевающий предприниматель и мог бы стать богачом, если бы не одно обстоятельство: заработав один доллар, он его немедленно отдавал. Он регулярно посылал чеки на крупные суммы многочисленным благотворительным заведениям, в том числе школе слепых в Денвере, известному институту по изучению детских заболеваний и какому-то учебному заведению под названием «Школа для детей».
Ознакомившись с этой стороной жизни Криса, Джулия не была удивлена. Его доброта и широкая натура отражались в его синих глазах, в мягкой улыбке. Он был хороший человек, находивший радость в том, чтобы одаривать других.
Ах, как легко подпасть под обаяние Криса! – со вздохом подумала Джулия. Он предложил ей тепло, чтобы согреть скованную льдом душу, в окружающий ее мрак внес яркий свет. Его горячие поцелуи сулили то желание, которое вырвет ее из той капсулы, в которой она замкнулась от окружающей жизни. Но она к этому не готова и вряд ли когда будет готова.
Усилием воли Джулия заставила себя вернуться к разложенным перед ней бумагам.
Немного погодя раздался тихий стук в дверь, и вслед за ним в нее просунулась голова Криса.
– Вы тут уже несколько часов, – сообщил он. – Как насчет гоголя-моголя? – и он протянул ей кружку с густым ароматным напитком.
– Выглядит замечательно. – Джулия, улыбаясь, поднялась со своего места.
– Идите сюда и передохните. Дети несколько минут назад уехали, пока что здесь тихо.
Джулия вышла из кабинета в зал, где они уселись на диван. Она отхлебнула из своей кружки и снова улыбнулась Крису, который оставался в костюме Санта-Клауса, с белоснежными усами и бородой.
– Что случилось? – поинтересовался он, также улыбаясь в ответ. – Что вас рассмешило?
– Никогда прежде мне не доводилось пить гоголь-моголь в обществе Санта-Клауса.
Крис улыбнулся еще шире.
– Даже Санта-Клаус вправе иногда доставлять себе удовольствие.
– Да, гоголь-моголь, бесспорно, принадлежит к числу самых изысканных удовольствий, – ответила Джулия, сделав еще один глоток. – Я отложила вам на подпись целую пачку чеков. – Она с любопытством взглянула на Криса. – А что такое «Школа для детей»? Я не могла не заметить, что она пользуется вашей особой благосклонностью.
– Так оно и есть, – кивнул Крис. – Эта школа, находящаяся в пяти милях отсюда, представляет собой интернат для детей с трудной судьбой, испытывающих особые проблемы. Именно они играют в рождественском спектакле.
– Проблемы? Какого же рода? – спросила Джулия, вспоминая маленького мальчика, так дружелюбно и открыто беседовавшего с ней.
– Да самые разные. Проблемы адаптации, отсутствие способностей к учебе… Большинству из них нужно всего лишь особое внимание и особая любовь. Учителя и воспитатели делают в школе все, что могут, но подобные заведения всегда испытывают острую нужду в деньгах.
– А дети играют в вашей жизни важную роль?
– Дети – наше будущее.
Джулия ощутила в сердце укол острой боли. Да, всякий раз, глядя в глаза Ливви, она видела в них надежду на будущее, на продолжение своей жизни, своего рода… А главное – любви.
– Джулия?! – Голос Криса вернул Джулию к действительности, заставил ее отступить от края пропасти отчаяния, в которую она готова была вот-вот броситься. Она благодарно улыбнулась ему и допила гоголь-моголь.
– А что с Бенджамином? Почему он в этой школе?
Улыбка Криса красноречивее всяких слов сказала о том, как он любит этого ребенка.
– У Бенджамина мать-одиночка, страдающая алкоголизмом. Год назад она легла в больницу в надежде излечиться от своего недуга, а Бенджамина отдала в «Школу для детей». С тех пор она то снова ложится, то выписывается, но толку мало, взять его домой она все равно не может.
– Как печально, – отметила Джулия.
– С Бенджамином все будет в порядке. Он врожденный оптимист и в конце концов выплывет. Крис улыбнулся еще шире. – Вы произвели на него очень сильное впечатление.
– Я? – удивилась Джулия.
– Да-да, вы. Он сказал, что волосы у вас как у ангела, а пахнете вы цветком. Сдается мне, что бедняга влюбился.
– Он очень милый, – сказала Джулия, поднимаясь с дивана. – Я, пожалуй, пойду, приведу себя в порядок перед ужином. Спасибо за гоголь-моголь.
Не забудьте о чеках – они ждут на письменном столе вашей подписи.
Крис тоже поднялся, взял из рук Джулии кружку и поставил вместе со своей на стол.
– Я подумал, что есть еще одна вещь, которую вам никогда не доводилось делать в обществе Санта-Клауса, – сказал Крис и, прежде чем она могла догадаться о его намерениях, притянул Джулию к себе и приблизил свои губы к ее.
Поцелуй длился всего какой-нибудь миг, но Джулия успела почувствовать сладкий вкус гоголь-моголя на щетине его щекочущих усов.
Когда он выпустил ее, Джулия отступила на шаг назад. Он походил на Санта-Клауса из витрины магазина, но целовался как Крис. Это было чуть смешно, но в то же время так приятно!
– Я запрещаю вам это делать, – заявила Джулия, понимая, что ее голосу недостает необходимой для таких слов твердости.
Он улыбнулся похотливой улыбкой, которая никак не вязалась с одеянием Санта-Клауса.
– Я же вам сказал: Санта-Клаус вправе иногда доставлять себе удовольствие. А целовать вас, Джулия, – это, безусловно, очень большое удовольствие.
– По-моему, от жизни в этой глуши с вашими оленями вы немного одичали, – парировала Джулия как можно более легкомысленно, стараясь поддержать шутливый тон, хотя губы ее еще дрожали от поцелуя.
– Нет, мне просто нравится целовать вас, – мягко ответил он и осторожно коснулся рукой ее щеки.
Джулия вся напряглась, но он вдруг отпустил руку и рассмеялся. – Не заставите же вы меня прибегать к маневру с веточкой омелы, который так неудачно попытался применить Док?
Джулия покачала головой и улыбнулась.
– Просто как-то странно целоваться с Санта-Клаусом, к которому я с детства привыкла обращаться с просьбой принести мне на Рождество куклу-младенца в пеленках и с соской во рту.
Крис опять рассмеялся и посмотрел на нее долгим добрым взглядом.
– А что бы вы желали получить в этом году от Санта-Клауса? – спросил он.
Ливви! Слово чуть не сорвалось с ее губ, желание видеть рядом свою дочурку вспыхнуло в ней с новой силой. Ей так хотелось сказать: «Верните мне моего ребенка!»
Джулия грустно взглянула на Криса. Он, такой добрый, безусловно, от всего сердца хочет исполнить ее рождественское пожелание. Но даже Санта-Клаус с его волшебным красным мешком не в силах сотворить чудо.
– Подарить мне то, что я хочу, вы не сможете…
Не сможет никто. – На сей раз она сама протянула руку и погладила его по теплой щеке. – Но благодарю вас за заботу, – еле слышно пробормотала она и стала подниматься по лестнице. Дойдя до середины, она повернулась и посмотрела на Криса.
Издалека он был вылитый Санта-Клаус, в роли которого выступал. В красном с меховой опушкой костюме и блестящих черных сапогах, он выглядел так, как если бы только что сошел с поздравительной рождественской открытки.
Как Санта-Клаус, он может предложить ей леденцы и гоголь-моголь, увеселения и подмигивающие елочные игрушки. А как Крис – опьяняющие поцелуи и умопомрачительные ласки. Он может принести ей минуты облегчения от снедающей ее внутренней боли, но это будут только короткие минуты, после которых горе неизбежно с новой силой овладеет ею.
Джулия повернулась и продолжила свой путь по лестнице, думая о мужчине в костюме Санта-Клауса. Она была уверена, что он хороший человек и заслуживает того, чтобы рядом с ним была женщина, которая отвечала бы на его чувство равновеликим. Она такой женщиной и не хочет, и не может быть – Джулия это знала точно. Ее любовь и ее жизнь похоронены вместе с Ливви. Джулия внутри мертва, и со временем Крис неизбежно поймет это.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сидя за письменным столом в небольшом кабинетике, Джулия ругала себя за то, что предложила Крису привести в порядок его бухгалтерские дела.
В тот момент это казалось ей вполне естественным: у нее будет чем занять себя на то время, пока дети будут веселиться в доме. А кроме того, таким образом она хоть как-то отблагодарит Криса за все, что он для нее сделал.
Но сейчас, когда она глядела на несусветные горы бумаг, полностью закрывавшие столешницу, ей казалось, что только в момент помрачения рассудка она могла взвалить на свои плечи столь непосильную ношу.
– Ничего, ничего, прежде всего надо навести порядок, – уговаривала она себя, раскладывая квитанции, счета и прочие бумаги по отдельным стопкам.
Поглощенная работой, она едва слышала раскаты смеха, доносившиеся из зала, и шум, производимый детьми, за час до того приехавшими на автобусе. Но заразительный громкий хохот Криса заставил ее улыбнуться и прислушаться к возбужденной болтовне детей.
Вернувшись к счетам, она укоризненно покачала головой, выяснив, что большинство из них просрочено. Причем безо всякой причины – судя по главной бухгалтерской книге, в средствах недостатка не было.
Более того, сопоставив ряд цифр, Джулия пришла к выводу, что во многих слоях общества Крис считался бы состоятельным человеком.
Но время текло, Джулия продолжала изучать счета, и постепенно перед ней вырисовался деловой портрет Криса Крингла. Она и раньше была того мнения, что, если хочешь хорошо узнать человека, следует прежде всего познакомиться с его чековой книжкой. Расходы владельца как нельзя лучше высвечивают его личность.
Итак, судя по записям, Крис вкладывал деньги во многие предприятия самого различного рода.
Помимо «Северного полюса», ему принадлежал питомник леса в Денвере и процветающий магазин кустарных изделий, через который он, по всей видимости, сбывал сделанные им деревянные макеты городов. Он был совладельцем аналогичного магазина в Сентрал-Сити, крупном центре туризма, и там же – одним из партнеров в цветочном магазине. Приходо-расходные книги свидетельствовали о том, что он вполне преуспевающий предприниматель и мог бы стать богачом, если бы не одно обстоятельство: заработав один доллар, он его немедленно отдавал. Он регулярно посылал чеки на крупные суммы многочисленным благотворительным заведениям, в том числе школе слепых в Денвере, известному институту по изучению детских заболеваний и какому-то учебному заведению под названием «Школа для детей».
Ознакомившись с этой стороной жизни Криса, Джулия не была удивлена. Его доброта и широкая натура отражались в его синих глазах, в мягкой улыбке. Он был хороший человек, находивший радость в том, чтобы одаривать других.
Ах, как легко подпасть под обаяние Криса! – со вздохом подумала Джулия. Он предложил ей тепло, чтобы согреть скованную льдом душу, в окружающий ее мрак внес яркий свет. Его горячие поцелуи сулили то желание, которое вырвет ее из той капсулы, в которой она замкнулась от окружающей жизни. Но она к этому не готова и вряд ли когда будет готова.
Усилием воли Джулия заставила себя вернуться к разложенным перед ней бумагам.
Немного погодя раздался тихий стук в дверь, и вслед за ним в нее просунулась голова Криса.
– Вы тут уже несколько часов, – сообщил он. – Как насчет гоголя-моголя? – и он протянул ей кружку с густым ароматным напитком.
– Выглядит замечательно. – Джулия, улыбаясь, поднялась со своего места.
– Идите сюда и передохните. Дети несколько минут назад уехали, пока что здесь тихо.
Джулия вышла из кабинета в зал, где они уселись на диван. Она отхлебнула из своей кружки и снова улыбнулась Крису, который оставался в костюме Санта-Клауса, с белоснежными усами и бородой.
– Что случилось? – поинтересовался он, также улыбаясь в ответ. – Что вас рассмешило?
– Никогда прежде мне не доводилось пить гоголь-моголь в обществе Санта-Клауса.
Крис улыбнулся еще шире.
– Даже Санта-Клаус вправе иногда доставлять себе удовольствие.
– Да, гоголь-моголь, бесспорно, принадлежит к числу самых изысканных удовольствий, – ответила Джулия, сделав еще один глоток. – Я отложила вам на подпись целую пачку чеков. – Она с любопытством взглянула на Криса. – А что такое «Школа для детей»? Я не могла не заметить, что она пользуется вашей особой благосклонностью.
– Так оно и есть, – кивнул Крис. – Эта школа, находящаяся в пяти милях отсюда, представляет собой интернат для детей с трудной судьбой, испытывающих особые проблемы. Именно они играют в рождественском спектакле.
– Проблемы? Какого же рода? – спросила Джулия, вспоминая маленького мальчика, так дружелюбно и открыто беседовавшего с ней.
– Да самые разные. Проблемы адаптации, отсутствие способностей к учебе… Большинству из них нужно всего лишь особое внимание и особая любовь. Учителя и воспитатели делают в школе все, что могут, но подобные заведения всегда испытывают острую нужду в деньгах.
– А дети играют в вашей жизни важную роль?
– Дети – наше будущее.
Джулия ощутила в сердце укол острой боли. Да, всякий раз, глядя в глаза Ливви, она видела в них надежду на будущее, на продолжение своей жизни, своего рода… А главное – любви.
– Джулия?! – Голос Криса вернул Джулию к действительности, заставил ее отступить от края пропасти отчаяния, в которую она готова была вот-вот броситься. Она благодарно улыбнулась ему и допила гоголь-моголь.
– А что с Бенджамином? Почему он в этой школе?
Улыбка Криса красноречивее всяких слов сказала о том, как он любит этого ребенка.
– У Бенджамина мать-одиночка, страдающая алкоголизмом. Год назад она легла в больницу в надежде излечиться от своего недуга, а Бенджамина отдала в «Школу для детей». С тех пор она то снова ложится, то выписывается, но толку мало, взять его домой она все равно не может.
– Как печально, – отметила Джулия.
– С Бенджамином все будет в порядке. Он врожденный оптимист и в конце концов выплывет. Крис улыбнулся еще шире. – Вы произвели на него очень сильное впечатление.
– Я? – удивилась Джулия.
– Да-да, вы. Он сказал, что волосы у вас как у ангела, а пахнете вы цветком. Сдается мне, что бедняга влюбился.
– Он очень милый, – сказала Джулия, поднимаясь с дивана. – Я, пожалуй, пойду, приведу себя в порядок перед ужином. Спасибо за гоголь-моголь.
Не забудьте о чеках – они ждут на письменном столе вашей подписи.
Крис тоже поднялся, взял из рук Джулии кружку и поставил вместе со своей на стол.
– Я подумал, что есть еще одна вещь, которую вам никогда не доводилось делать в обществе Санта-Клауса, – сказал Крис и, прежде чем она могла догадаться о его намерениях, притянул Джулию к себе и приблизил свои губы к ее.
Поцелуй длился всего какой-нибудь миг, но Джулия успела почувствовать сладкий вкус гоголь-моголя на щетине его щекочущих усов.
Когда он выпустил ее, Джулия отступила на шаг назад. Он походил на Санта-Клауса из витрины магазина, но целовался как Крис. Это было чуть смешно, но в то же время так приятно!
– Я запрещаю вам это делать, – заявила Джулия, понимая, что ее голосу недостает необходимой для таких слов твердости.
Он улыбнулся похотливой улыбкой, которая никак не вязалась с одеянием Санта-Клауса.
– Я же вам сказал: Санта-Клаус вправе иногда доставлять себе удовольствие. А целовать вас, Джулия, – это, безусловно, очень большое удовольствие.
– По-моему, от жизни в этой глуши с вашими оленями вы немного одичали, – парировала Джулия как можно более легкомысленно, стараясь поддержать шутливый тон, хотя губы ее еще дрожали от поцелуя.
– Нет, мне просто нравится целовать вас, – мягко ответил он и осторожно коснулся рукой ее щеки.
Джулия вся напряглась, но он вдруг отпустил руку и рассмеялся. – Не заставите же вы меня прибегать к маневру с веточкой омелы, который так неудачно попытался применить Док?
Джулия покачала головой и улыбнулась.
– Просто как-то странно целоваться с Санта-Клаусом, к которому я с детства привыкла обращаться с просьбой принести мне на Рождество куклу-младенца в пеленках и с соской во рту.
Крис опять рассмеялся и посмотрел на нее долгим добрым взглядом.
– А что бы вы желали получить в этом году от Санта-Клауса? – спросил он.
Ливви! Слово чуть не сорвалось с ее губ, желание видеть рядом свою дочурку вспыхнуло в ней с новой силой. Ей так хотелось сказать: «Верните мне моего ребенка!»
Джулия грустно взглянула на Криса. Он, такой добрый, безусловно, от всего сердца хочет исполнить ее рождественское пожелание. Но даже Санта-Клаус с его волшебным красным мешком не в силах сотворить чудо.
– Подарить мне то, что я хочу, вы не сможете…
Не сможет никто. – На сей раз она сама протянула руку и погладила его по теплой щеке. – Но благодарю вас за заботу, – еле слышно пробормотала она и стала подниматься по лестнице. Дойдя до середины, она повернулась и посмотрела на Криса.
Издалека он был вылитый Санта-Клаус, в роли которого выступал. В красном с меховой опушкой костюме и блестящих черных сапогах, он выглядел так, как если бы только что сошел с поздравительной рождественской открытки.
Как Санта-Клаус, он может предложить ей леденцы и гоголь-моголь, увеселения и подмигивающие елочные игрушки. А как Крис – опьяняющие поцелуи и умопомрачительные ласки. Он может принести ей минуты облегчения от снедающей ее внутренней боли, но это будут только короткие минуты, после которых горе неизбежно с новой силой овладеет ею.
Джулия повернулась и продолжила свой путь по лестнице, думая о мужчине в костюме Санта-Клауса. Она была уверена, что он хороший человек и заслуживает того, чтобы рядом с ним была женщина, которая отвечала бы на его чувство равновеликим. Она такой женщиной и не хочет, и не может быть – Джулия это знала точно. Ее любовь и ее жизнь похоронены вместе с Ливви. Джулия внутри мертва, и со временем Крис неизбежно поймет это.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Джулия видит Ливии, стоящую в группе ее соучеников на противоположной стороне улицы.
Белый мех дочкиной шубки сливается со снежным сугробом, покрывшим школьный двор.
При виде мамы Ливви возбужденно машет ей ручкой, Джулия отвечает ей улыбкой. На ангельском личике девочки написано волнение. Ливви нетерпеливо переминается с ноги на ногу, и Джулия прекрасно знает почему: девочке не терпится перебежать через улицу и отправиться за последними рождественскими подарками, но для этого приставленная к школе полицейская должна подать своим жезлом знак, что переход разрешен.
Всю неделю в доме только и было разговоров что о том, как они сегодня пойдут по магазинам, затем поедят в их любимой пиццерии и обратятся к Санта-Клаусу с самой последней просьбой: чтобы он принес Ливви на Рождество щенка. При мысли о том, что в первый день праздника рано утром к порогу двери ее квартиры положат щенка коккер-спаниеля, улыбка тронула губы Джулии. Ливви будет вне себя от радости. Она уже давно просит завести собачку, но Джулия только сейчас решила сделать ей этот подарок.
Вздохнув в свою очередь нетерпеливо, Джулия поплотнее запахнула пальто, сожалея, что забыла дома перчатки. Хмурое небо предвещало новый снегопад, да и метеорологи предсказали, что до Рождества выпадет еще на два дюйма снега. Джулия снова повернулась в сторону детей.
И вдруг до сознания Джулии дошло, что она видит сон. Она поняла это потому, что, когда регулировщица вышла на середину перекрестка и подняла свою ярко-красную палку, все вокруг пришло в движение, но очень замедленное.
Джулия с неколебимой уверенностью знала, что произойдет затем. Она снова и снова видела эту сцену в своих снах, весь ужас случившегося, заново терзая ее, повторялся несчетное количество раз.
– Нет!.. – Джулия старалась проснуться, хорошо себе представляя, как будут развиваться события и чем они окончатся. Она боялась, что сойдет с ума, если опять станет свидетельницей того, что произошло. – Нет!
Но все шло как по писаному. Регулировщица подняла руку, подавая детям сигнал, что они могут начать переходить улицу, и тут Джулия, вместо того чтобы пробудиться, попыталась изменить свою судьбу. «Ливви, не ходи! Стой, детка, на месте! Не переходи через улицу!» – закричала она.
Но они существовали как бы в разных временных измерениях – Джулия жила в настоящем, а Ливви была лишь призраком из прошлого и никак не могла услышать отчаянных призывов матери.
Она еще раз весело махнула ей ручкой и выбежала на проезжую часть.
Автомобиль появился неожиданно, словно с неба свалился. Он мчался с бешеной скоростью. Водитель, по-видимому, лишь в самую последнюю секунду заметил регулировщицу. Чтобы не наехать на нее, резко взял в сторону и подбил маленькую девочку в белой меховой шубке, которая, будто посланный детской рукой пушистый снежок, легко взлетела в воздух.
Воцарилась мертвая, неземная тишина. Ребенок, распростертый на обочине тротуара, не издавал ни звука. Автомобиль будто бы растворился в воздухе.
Вдруг Джулия услышала крик. Даже не крик, а вой, который, подобно завываниям ветра, становился то тише, то громче, но не прекращался ни на секунду. И тут Джулия поняла, что крик срывается с ее уст. Он не прекратился и тогда, когда она приблизилась к бездыханному телу Ливви…
– Джулия! Джулия!
Джулия попыталась оторвать от себя удерживающие ее руки, ведь ей надо как можно скорее добежать до своей девочки и каким-то чудодейственным образом вдохнуть снова жизнь в ее маленькое тельце.
– Проснитесь, Джулия! Вас мучает кошмар!
Джулия старалась понять смысл этих слов, но они упорно не желали укладываться в ее сознание.
Наконец она с трудом раскрыла глаза и встретилась с темно-синими глазами Криса.
– Крис? – Джулия коснулась рукой его лица, желая окончательно понять, где она и что с ней происходит, но тут ее снова охватил ужас только что пережитого во сне. Она всхлипнула, слезы затуманили ей глаза, лицо Криса отступило за пелену слез.
– Шшш, все в порядке. – Он поднял ее на руки и, прижав к своей обнаженной груди, такой сильной и теплой, нежно, словно отец, успокаивающий раскричавшееся со сна дитя, начал ее баюкать, не переставая бормотать слова утешения и гладить по голове.
Через несколько минут слезы на глазах Джулии высохли, но в душе ее осталась привычная черная пустота, грозившая поглотить ее целиком.
Вдруг она осознала, что прижимается к обнаженной груди Криса, а на ней самой – лишь ночная рубашка из легкого шелка, едва прикрывающая наготу, и она рванулась от него в сторону.
Крис выпустил ее, но продолжал сидеть на краю кровати.
– Вас мучил какой-то кошмар, – произнес он.
– Хуже, чем кошмар: воспоминание. – Джулия вздрогнула. Сколько же еще раз мне придется переживать этот страшный миг, разрушивший всю мою жизнь? – подумала она.
– Воспоминание о чем? Расскажите мне. – Глаза Криса были полны сочувствия.
Джулия покачала головой: ей не хотелось делиться своим горем с человеком, который ее ребенка в глаза не видел. Она уже познала на собственном опыте, как окружающие реагируют на постигшее ее несчастье. После того как оно произошло, она первое время испытывала необоримую потребность говорить о Ливви с кем угодно, лишь бы ее слушали. Ей это было необходимо как воздух, но собеседников ставило в затруднительное положение. Не сосредоточивайся на этом, советовали ей друзья, стараясь не замечать ее страданий. Постарайся отвлечься, говорили они и тактично меняли тему разговора.
И Джулия быстро научилась скрывать свое горе, лелеять воспоминания о Ливви в своем сердце и горевать о ней в одиночестве.
– Прошу вас, Джулия, откройтесь мне. Я должен все знать. Чтобы понять. – Он поднял ее руку и, уподобясь гадалке, провел пальцем по линиям ладони, словно пытаясь разгадать ее прошлое и провидеть будущее. – Прошу вас, Джулия, помогите мне понять вас. – Его голос дрожал от волнения, и Джулия поняла, что не сможет ему отказать. Он сама доброта! И как-то совсем незаметно стал ей близким человеком.
Она со вздохом поднялась с постели, надела халат, чтобы не замерзнуть, – рассказывать она могла, лишь шагая по комнате. А Крис продолжал сидеть на постели, выжидательно глядя на нее.
– Мне приснился тот страшный день, когда погибла моя дочь. – Не дав ему вымолвить ни единого слова соболезнования, она продолжила бесстрастным, даже сухим тоном:
– Ее сбил легковой автомобиль, когда она после занятий переходила улицу.
Водитель был пьян, – пояснила она, – ехал с развеселого банкета в обществе сослуживцев, где упился ромовым пуншем.
– Что с ним сталось?
– Не имею представления, – пожала плечами Джулия. – Первые два месяца после несчастья я жила как в тумане. – Она подошла к окну и всмотрелась в расстилавшийся за ним мрак – вот такой же не покидал и ее сердце. – Оливия была вся моя жизнь. Мой супруг сбежал от меня на четвертом месяце моей беременности, так что с самого начала мы с девочкой жили только вдвоем.
До этого момента Джулии удавалось держать себя в руках, но тут ее чувства вырвались из-под жесткого контроля, и она больше не могла бороться с подступавшими рыданиями. Повернувшись лицом к Крису, она вытянула вперед руки, отяжелевшие от пустоты.
– Я просыпаюсь ночью от желания держать ее на руках. Я никак не научусь жить без нее, – прошептала Джулия.
Крис поднялся с кровати и подошел к Джулии, но не коснулся ее: он понимал, что она сейчас в стране воспоминаний и мешать ей нельзя.
– Расскажите мне о ней, Джулия, – попросил он. Вы рассказали мне, как она умерла. А я хочу услышать, как она жила. – Она внимательно посмотрела на него, не в силах унять дрожь в губах. Он осторожно подвел ее к кровати, и они оба уселись на ее край. – Так расскажите же мне о вашей Ливви, ласково попросил он.
И Джулия начала.
Она рассказала, как Оливия родилась, как врач положил ребенка ей на руки и она прижала его к себе, ощущая сладкий запах детского тельца и гладя головку, покрытую легким пухом. В тот миг Джулия поверила, что на свете бывают чудеса.
– Она никогда не ходила спокойно, если только можно было бежать, и не говорила, если можно было петь. Она обеими руками обнимала жизнь и выжимала из нее все ей доступное.
Рассказы сплошным потоком лились из Джулии. Едва закончив один сюжет, связанный с Ливви, она немедленно приступала к следующему, создавая перед глазами Криса живой портрет удивительной маленькой девочки, которая всем окружающим приносила радость.
По мере того как она говорила, ее напряжение спадало, карие глаза смягчались, улыбка становилась удивительно привлекательной. Крису хотелось облегчить ее скорбь, взвалить часть этого тяжкого бремени на себя или вовсе освободить от него Джулию, но он понимал, что это невозможно. Ливви навсегда останется частью Джулии.
Теперь поведение Джулии стало ему понятным: вот откуда ее стремление к одиночеству, внезапные приступы душевной боли. Как найти способ помочь ей жить с этой трагедией потери единственного ребенка?
А Джулия унеслась всеми своими мыслями в прошлое, когда Ливви еще была с ней. Крис обнял ее за плечи, она прижалась к нему, и так, сидя бок о бок на кровати, она до поздней ночи продолжала говорить, а он – только слушать.
Но вот она замолчала… Молчание длилось минуту, другую, затягивалось все больше, и тогда Крис понял, что Джулия заснула. Он еще крепче сжал ее в объятиях, впитывая в себя ее тонкий запах, довольный тем, что во сне черты ее лица расслабились и стали спокойнее. Он был уверен, что больше Джулию не посетят кошмары, во всяком случае в эту ночь.
Поделившись с ним своими переживаниями, она облегчила душу, и поселившаяся там как будто навеки скорбь уступила место светлым воспоминаниям.
Он нехотя положил ее на кровать и заботливо укутал одеялами. Джулия не шелохнулась. Она спала крепким, здоровым сном, и дыхание еле вздымало ее грудь.
Крис протянул руку и осторожным движением отбросил с лица Джулии золотистую прядь волос.
Если бы вот так же устранить все страдания, омрачавшие до сих пор ее жизнь! Для матери нет горя больше, чем смерть ребенка, и мысль о том, какие муки пришлось вынести Джулии, заставляла сердце Криса сжиматься от жалости.
Но ведь будет еще большей трагедией, если Джулия отвернется от жизни, очерствеет душой и закроет свое сердце для любви.
Крис должен убедить Джулию, что она обязана жить полнокровной жизнью, хотя только чудо может заставить ее поверить, что она имеет право быть счастливой. Ливви навсегда останется в ее памяти, но мысли о маленькой девочке не должны мешать будущему Джулии.
Да, должно произойти чудо, но Криса это не смущало. В конце концов, Санта-Клаус что ни день творит чудеса.
Он нагнулся, нежно поцеловал Джулию в висок и ушел в свою комнату.
Джулия проснулась с миром в душе. Это удивило ее в тот самый миг, когда она открыла глаза, ведь она так привыкла пробуждаться с мрачным предчувствием проживания еще одного дня одиночества.
Стоя под душем, Джулия перебирала подробности полуночного разговора с Крисом. О, как это было прекрасно – поделиться с ним воспоминаниями о Ливви, вместо того чтобы в ужасе пытаться прогнать их от себя! Как приятно было возвратиться в прошлое и радоваться своему ребенку, рассказывая о нем другому человеку!..
Одевшись, Джулия подошла к зеркалу и с удовольствием отметила, что побледневший синяк уже можно было почти скрыть с помощью косметики. К тому времени, как она возвратится в Денвер и пойдет на работу, он наверняка исчезнет окончательно.
Мысль о том, как ей придется объяснять Кейт, почему она так и не добралась до ее хижины, вызвала у Джулии улыбку. Поверит ли Кейт, что она, Джулия, все это время провела с Крисом Кринглом? Скорее всего, нет. Она и сама не вполне в этом уверена.
Но тут Джулия подумала, что день ее отъезда неотвратимо приближается, и улыбка сползла с ее лица. Странно, как она привязалась к этому месту!
После сегодняшней ночи у нее больше нет душевных тайн от Криса. Отныне ему известно, что ей пришлось вынести, и он разделил с ней ее горе. Но что важнее всего – он заставил ее рассказать о Ливви решительно все: о каждом ее слове и поступке…
К своему великому удивлению, Джулия поняла, что ей будет трудно распрощаться с этими людьми, которые были так добры к ней и заняли свое место в ее сердце.
Она отвернулась от зеркала и сошла по лестнице в кухню, где уже хлопотала Мейбл, наряженная в ожидании гостей в свой самый парадный костюм длинную красную юбку, белую блузку и зеленый передник.
– Доброе утро! – весело поздоровалась Джулия. Что, автобусы прибывают сегодня с раннего утра?
– Я их жду с минуты на минуту, – ответила Мейбл. – Теперь до самого Рождества никакого роздыха не будет. Последние два дня перед праздником всегда самые суматошные.
– Чем я могу быть полезна? – спросила Джулия.
– Может, заварите свежего кофе? – благодарно улыбнулась Мейбл. – Док кормит животных, вот-вот появится, а он любитель свежего кофе.
Джулия занялась кофеваркой.
– День обещает быть великолепным, – сказала она, заметив, как первые лучи утреннего солнца блеснули на снежных сугробах.
– Метеорологи обещают температуру около сорока пяти градусов [4], – Мейбл сокрушенно покачала головой, – а значит, на моих полах будут сплошные лужи и грязь.
– Хотите я помогу вам с уборкой, – предложила Джулия.
– Благослови вас Господь, милочка, но мытье полов для меня дело привычное. Мне просто нравится поворчать.
– Самое правдивое признание, какое мне доводилось от вас слышать! – В кухню вошел Док. Тем не менее я считаю вас самой замечательной женщиной из всех, кого я встречал.
– Вот болтун-то, не зря говорят, язык без костей, отпарировала Мейбл, заливаясь краской.
Джулия с удовольствием наблюдала за этим обменом любезностями, который, как она теперь поняла, был своеобразной формой флирта между стариной Роджерсом и Мейбл.
– Что вы желаете на завтрак? – спросила Мейбл.
– Тарелку оладий и горячий долгий поцелуй, ответил Док, садясь на стул и кивая в знак приветствия Джулии, которая, наполнив кофеварку водой, ждала, пока закипит вода.
– Сиропа к оладьям хотите? – поинтересовалась Мейбл.
– Нет, не хочу.
– Значит, получите одни оладьи.
– Вы, должно быть, рассудили правильно, ворчливо ответил Док, но тут же улыбнулся Джулии. – Она, Джулия, жестокая женщина. Мне кажется, Мейбл получает удовольствие от того, что разбивает мое сердце.
– Я бы с большим удовольствием разбила не ваше сердце, а голову! – воскликнула Мейбл, насмешив Дока и Джулию.
– Ах, как приятно с утра пораньше услышать такие слова! – произнес Крис, появляясь на пороге кухни. На нем уже был костюм Санта-Клауса. Как вы спали? – обратился он к Джулии, тепло посмотрев на нее.
– Я и не помню, когда спала так хорошо, – улыбнулась она в ответ. После ночного разговора она чувствовала к нему особое расположение. – И все благодаря вам, – добавила она мягко.
Белый мех дочкиной шубки сливается со снежным сугробом, покрывшим школьный двор.
При виде мамы Ливви возбужденно машет ей ручкой, Джулия отвечает ей улыбкой. На ангельском личике девочки написано волнение. Ливви нетерпеливо переминается с ноги на ногу, и Джулия прекрасно знает почему: девочке не терпится перебежать через улицу и отправиться за последними рождественскими подарками, но для этого приставленная к школе полицейская должна подать своим жезлом знак, что переход разрешен.
Всю неделю в доме только и было разговоров что о том, как они сегодня пойдут по магазинам, затем поедят в их любимой пиццерии и обратятся к Санта-Клаусу с самой последней просьбой: чтобы он принес Ливви на Рождество щенка. При мысли о том, что в первый день праздника рано утром к порогу двери ее квартиры положат щенка коккер-спаниеля, улыбка тронула губы Джулии. Ливви будет вне себя от радости. Она уже давно просит завести собачку, но Джулия только сейчас решила сделать ей этот подарок.
Вздохнув в свою очередь нетерпеливо, Джулия поплотнее запахнула пальто, сожалея, что забыла дома перчатки. Хмурое небо предвещало новый снегопад, да и метеорологи предсказали, что до Рождества выпадет еще на два дюйма снега. Джулия снова повернулась в сторону детей.
И вдруг до сознания Джулии дошло, что она видит сон. Она поняла это потому, что, когда регулировщица вышла на середину перекрестка и подняла свою ярко-красную палку, все вокруг пришло в движение, но очень замедленное.
Джулия с неколебимой уверенностью знала, что произойдет затем. Она снова и снова видела эту сцену в своих снах, весь ужас случившегося, заново терзая ее, повторялся несчетное количество раз.
– Нет!.. – Джулия старалась проснуться, хорошо себе представляя, как будут развиваться события и чем они окончатся. Она боялась, что сойдет с ума, если опять станет свидетельницей того, что произошло. – Нет!
Но все шло как по писаному. Регулировщица подняла руку, подавая детям сигнал, что они могут начать переходить улицу, и тут Джулия, вместо того чтобы пробудиться, попыталась изменить свою судьбу. «Ливви, не ходи! Стой, детка, на месте! Не переходи через улицу!» – закричала она.
Но они существовали как бы в разных временных измерениях – Джулия жила в настоящем, а Ливви была лишь призраком из прошлого и никак не могла услышать отчаянных призывов матери.
Она еще раз весело махнула ей ручкой и выбежала на проезжую часть.
Автомобиль появился неожиданно, словно с неба свалился. Он мчался с бешеной скоростью. Водитель, по-видимому, лишь в самую последнюю секунду заметил регулировщицу. Чтобы не наехать на нее, резко взял в сторону и подбил маленькую девочку в белой меховой шубке, которая, будто посланный детской рукой пушистый снежок, легко взлетела в воздух.
Воцарилась мертвая, неземная тишина. Ребенок, распростертый на обочине тротуара, не издавал ни звука. Автомобиль будто бы растворился в воздухе.
Вдруг Джулия услышала крик. Даже не крик, а вой, который, подобно завываниям ветра, становился то тише, то громче, но не прекращался ни на секунду. И тут Джулия поняла, что крик срывается с ее уст. Он не прекратился и тогда, когда она приблизилась к бездыханному телу Ливви…
– Джулия! Джулия!
Джулия попыталась оторвать от себя удерживающие ее руки, ведь ей надо как можно скорее добежать до своей девочки и каким-то чудодейственным образом вдохнуть снова жизнь в ее маленькое тельце.
– Проснитесь, Джулия! Вас мучает кошмар!
Джулия старалась понять смысл этих слов, но они упорно не желали укладываться в ее сознание.
Наконец она с трудом раскрыла глаза и встретилась с темно-синими глазами Криса.
– Крис? – Джулия коснулась рукой его лица, желая окончательно понять, где она и что с ней происходит, но тут ее снова охватил ужас только что пережитого во сне. Она всхлипнула, слезы затуманили ей глаза, лицо Криса отступило за пелену слез.
– Шшш, все в порядке. – Он поднял ее на руки и, прижав к своей обнаженной груди, такой сильной и теплой, нежно, словно отец, успокаивающий раскричавшееся со сна дитя, начал ее баюкать, не переставая бормотать слова утешения и гладить по голове.
Через несколько минут слезы на глазах Джулии высохли, но в душе ее осталась привычная черная пустота, грозившая поглотить ее целиком.
Вдруг она осознала, что прижимается к обнаженной груди Криса, а на ней самой – лишь ночная рубашка из легкого шелка, едва прикрывающая наготу, и она рванулась от него в сторону.
Крис выпустил ее, но продолжал сидеть на краю кровати.
– Вас мучил какой-то кошмар, – произнес он.
– Хуже, чем кошмар: воспоминание. – Джулия вздрогнула. Сколько же еще раз мне придется переживать этот страшный миг, разрушивший всю мою жизнь? – подумала она.
– Воспоминание о чем? Расскажите мне. – Глаза Криса были полны сочувствия.
Джулия покачала головой: ей не хотелось делиться своим горем с человеком, который ее ребенка в глаза не видел. Она уже познала на собственном опыте, как окружающие реагируют на постигшее ее несчастье. После того как оно произошло, она первое время испытывала необоримую потребность говорить о Ливви с кем угодно, лишь бы ее слушали. Ей это было необходимо как воздух, но собеседников ставило в затруднительное положение. Не сосредоточивайся на этом, советовали ей друзья, стараясь не замечать ее страданий. Постарайся отвлечься, говорили они и тактично меняли тему разговора.
И Джулия быстро научилась скрывать свое горе, лелеять воспоминания о Ливви в своем сердце и горевать о ней в одиночестве.
– Прошу вас, Джулия, откройтесь мне. Я должен все знать. Чтобы понять. – Он поднял ее руку и, уподобясь гадалке, провел пальцем по линиям ладони, словно пытаясь разгадать ее прошлое и провидеть будущее. – Прошу вас, Джулия, помогите мне понять вас. – Его голос дрожал от волнения, и Джулия поняла, что не сможет ему отказать. Он сама доброта! И как-то совсем незаметно стал ей близким человеком.
Она со вздохом поднялась с постели, надела халат, чтобы не замерзнуть, – рассказывать она могла, лишь шагая по комнате. А Крис продолжал сидеть на постели, выжидательно глядя на нее.
– Мне приснился тот страшный день, когда погибла моя дочь. – Не дав ему вымолвить ни единого слова соболезнования, она продолжила бесстрастным, даже сухим тоном:
– Ее сбил легковой автомобиль, когда она после занятий переходила улицу.
Водитель был пьян, – пояснила она, – ехал с развеселого банкета в обществе сослуживцев, где упился ромовым пуншем.
– Что с ним сталось?
– Не имею представления, – пожала плечами Джулия. – Первые два месяца после несчастья я жила как в тумане. – Она подошла к окну и всмотрелась в расстилавшийся за ним мрак – вот такой же не покидал и ее сердце. – Оливия была вся моя жизнь. Мой супруг сбежал от меня на четвертом месяце моей беременности, так что с самого начала мы с девочкой жили только вдвоем.
До этого момента Джулии удавалось держать себя в руках, но тут ее чувства вырвались из-под жесткого контроля, и она больше не могла бороться с подступавшими рыданиями. Повернувшись лицом к Крису, она вытянула вперед руки, отяжелевшие от пустоты.
– Я просыпаюсь ночью от желания держать ее на руках. Я никак не научусь жить без нее, – прошептала Джулия.
Крис поднялся с кровати и подошел к Джулии, но не коснулся ее: он понимал, что она сейчас в стране воспоминаний и мешать ей нельзя.
– Расскажите мне о ней, Джулия, – попросил он. Вы рассказали мне, как она умерла. А я хочу услышать, как она жила. – Она внимательно посмотрела на него, не в силах унять дрожь в губах. Он осторожно подвел ее к кровати, и они оба уселись на ее край. – Так расскажите же мне о вашей Ливви, ласково попросил он.
И Джулия начала.
Она рассказала, как Оливия родилась, как врач положил ребенка ей на руки и она прижала его к себе, ощущая сладкий запах детского тельца и гладя головку, покрытую легким пухом. В тот миг Джулия поверила, что на свете бывают чудеса.
– Она никогда не ходила спокойно, если только можно было бежать, и не говорила, если можно было петь. Она обеими руками обнимала жизнь и выжимала из нее все ей доступное.
Рассказы сплошным потоком лились из Джулии. Едва закончив один сюжет, связанный с Ливви, она немедленно приступала к следующему, создавая перед глазами Криса живой портрет удивительной маленькой девочки, которая всем окружающим приносила радость.
По мере того как она говорила, ее напряжение спадало, карие глаза смягчались, улыбка становилась удивительно привлекательной. Крису хотелось облегчить ее скорбь, взвалить часть этого тяжкого бремени на себя или вовсе освободить от него Джулию, но он понимал, что это невозможно. Ливви навсегда останется частью Джулии.
Теперь поведение Джулии стало ему понятным: вот откуда ее стремление к одиночеству, внезапные приступы душевной боли. Как найти способ помочь ей жить с этой трагедией потери единственного ребенка?
А Джулия унеслась всеми своими мыслями в прошлое, когда Ливви еще была с ней. Крис обнял ее за плечи, она прижалась к нему, и так, сидя бок о бок на кровати, она до поздней ночи продолжала говорить, а он – только слушать.
Но вот она замолчала… Молчание длилось минуту, другую, затягивалось все больше, и тогда Крис понял, что Джулия заснула. Он еще крепче сжал ее в объятиях, впитывая в себя ее тонкий запах, довольный тем, что во сне черты ее лица расслабились и стали спокойнее. Он был уверен, что больше Джулию не посетят кошмары, во всяком случае в эту ночь.
Поделившись с ним своими переживаниями, она облегчила душу, и поселившаяся там как будто навеки скорбь уступила место светлым воспоминаниям.
Он нехотя положил ее на кровать и заботливо укутал одеялами. Джулия не шелохнулась. Она спала крепким, здоровым сном, и дыхание еле вздымало ее грудь.
Крис протянул руку и осторожным движением отбросил с лица Джулии золотистую прядь волос.
Если бы вот так же устранить все страдания, омрачавшие до сих пор ее жизнь! Для матери нет горя больше, чем смерть ребенка, и мысль о том, какие муки пришлось вынести Джулии, заставляла сердце Криса сжиматься от жалости.
Но ведь будет еще большей трагедией, если Джулия отвернется от жизни, очерствеет душой и закроет свое сердце для любви.
Крис должен убедить Джулию, что она обязана жить полнокровной жизнью, хотя только чудо может заставить ее поверить, что она имеет право быть счастливой. Ливви навсегда останется в ее памяти, но мысли о маленькой девочке не должны мешать будущему Джулии.
Да, должно произойти чудо, но Криса это не смущало. В конце концов, Санта-Клаус что ни день творит чудеса.
Он нагнулся, нежно поцеловал Джулию в висок и ушел в свою комнату.
Джулия проснулась с миром в душе. Это удивило ее в тот самый миг, когда она открыла глаза, ведь она так привыкла пробуждаться с мрачным предчувствием проживания еще одного дня одиночества.
Стоя под душем, Джулия перебирала подробности полуночного разговора с Крисом. О, как это было прекрасно – поделиться с ним воспоминаниями о Ливви, вместо того чтобы в ужасе пытаться прогнать их от себя! Как приятно было возвратиться в прошлое и радоваться своему ребенку, рассказывая о нем другому человеку!..
Одевшись, Джулия подошла к зеркалу и с удовольствием отметила, что побледневший синяк уже можно было почти скрыть с помощью косметики. К тому времени, как она возвратится в Денвер и пойдет на работу, он наверняка исчезнет окончательно.
Мысль о том, как ей придется объяснять Кейт, почему она так и не добралась до ее хижины, вызвала у Джулии улыбку. Поверит ли Кейт, что она, Джулия, все это время провела с Крисом Кринглом? Скорее всего, нет. Она и сама не вполне в этом уверена.
Но тут Джулия подумала, что день ее отъезда неотвратимо приближается, и улыбка сползла с ее лица. Странно, как она привязалась к этому месту!
После сегодняшней ночи у нее больше нет душевных тайн от Криса. Отныне ему известно, что ей пришлось вынести, и он разделил с ней ее горе. Но что важнее всего – он заставил ее рассказать о Ливви решительно все: о каждом ее слове и поступке…
К своему великому удивлению, Джулия поняла, что ей будет трудно распрощаться с этими людьми, которые были так добры к ней и заняли свое место в ее сердце.
Она отвернулась от зеркала и сошла по лестнице в кухню, где уже хлопотала Мейбл, наряженная в ожидании гостей в свой самый парадный костюм длинную красную юбку, белую блузку и зеленый передник.
– Доброе утро! – весело поздоровалась Джулия. Что, автобусы прибывают сегодня с раннего утра?
– Я их жду с минуты на минуту, – ответила Мейбл. – Теперь до самого Рождества никакого роздыха не будет. Последние два дня перед праздником всегда самые суматошные.
– Чем я могу быть полезна? – спросила Джулия.
– Может, заварите свежего кофе? – благодарно улыбнулась Мейбл. – Док кормит животных, вот-вот появится, а он любитель свежего кофе.
Джулия занялась кофеваркой.
– День обещает быть великолепным, – сказала она, заметив, как первые лучи утреннего солнца блеснули на снежных сугробах.
– Метеорологи обещают температуру около сорока пяти градусов [4], – Мейбл сокрушенно покачала головой, – а значит, на моих полах будут сплошные лужи и грязь.
– Хотите я помогу вам с уборкой, – предложила Джулия.
– Благослови вас Господь, милочка, но мытье полов для меня дело привычное. Мне просто нравится поворчать.
– Самое правдивое признание, какое мне доводилось от вас слышать! – В кухню вошел Док. Тем не менее я считаю вас самой замечательной женщиной из всех, кого я встречал.
– Вот болтун-то, не зря говорят, язык без костей, отпарировала Мейбл, заливаясь краской.
Джулия с удовольствием наблюдала за этим обменом любезностями, который, как она теперь поняла, был своеобразной формой флирта между стариной Роджерсом и Мейбл.
– Что вы желаете на завтрак? – спросила Мейбл.
– Тарелку оладий и горячий долгий поцелуй, ответил Док, садясь на стул и кивая в знак приветствия Джулии, которая, наполнив кофеварку водой, ждала, пока закипит вода.
– Сиропа к оладьям хотите? – поинтересовалась Мейбл.
– Нет, не хочу.
– Значит, получите одни оладьи.
– Вы, должно быть, рассудили правильно, ворчливо ответил Док, но тут же улыбнулся Джулии. – Она, Джулия, жестокая женщина. Мне кажется, Мейбл получает удовольствие от того, что разбивает мое сердце.
– Я бы с большим удовольствием разбила не ваше сердце, а голову! – воскликнула Мейбл, насмешив Дока и Джулию.
– Ах, как приятно с утра пораньше услышать такие слова! – произнес Крис, появляясь на пороге кухни. На нем уже был костюм Санта-Клауса. Как вы спали? – обратился он к Джулии, тепло посмотрев на нее.
– Я и не помню, когда спала так хорошо, – улыбнулась она в ответ. После ночного разговора она чувствовала к нему особое расположение. – И все благодаря вам, – добавила она мягко.