Страница:
Он сделал вид, что приподнимает воображаемую шляпу.
– В любой момент к вашим услугам, мадам!
– Чего-то я, видно, не понимаю, – заметила Мейбл, с любопытством поглядывая на них обоих.
– Ничего такого, что подлежит обсуждению, смеясь, откликнулся Крис.
Мейбл подозрительно взглянула сначала на покрасневшую до корней волос Джулию, затем – на Криса и, понимающе хмыкнув, повернулась снова к плите.
Едва они закончили завтракать, как к воротам подкатил первый автобус и до кухни донеслись, несмотря на отдаленность, звонкие голоса детей.
– О господи, я так и знала, что завтракать сегодня надо было пораньше! – воскликнула Мейбл, недовольно косясь на горы грязной посуды.
– Идите встречать детей, а я тут уберусь, – решительно сказала Джулия, не слушая протестов Мейбл.
Когда все ушли, она до отказа забила посудомоечную машину, вытерла со стола и, убедившись, что в кухне ни пятнышка, ни соринки, уже собралась уходить, но задержалась у окна, залюбовавшись Крисом, который стоял посередине двора в окружении детей;
Даже тулуп Санта-Клауса на толстом слое ватина, отороченный пышным мехом, не мог испортить стройную фигуру Криса. Джулия не сомневалась, что если откроет окно, то услышит его смех. Самый сексуальный Санта-Клаус из всех виденных мною, мелькнуло у Джулии в голове, и по спине у нее пробежала дрожь, приятная дрожь сексуального вожделения.
Недовольная направлением своих мыслей, Джулия укоризненно покачала головой, отошла от окна и направилась в кабинет – поработать. При особом усердии она могла сегодня окончательно привести в порядок бухгалтерские книги Криса, так как это было единственное, чем она была в состоянии его отблагодарить.
Крис снял телефонную трубку и устало рухнул на стул у кухонного стола.
– Привет, Чарли, – поздоровался он с механиком, одновременно помахав рукой входившей в кухню Мейбл. – Хорошо, я ей передам. – Слушая сообщение механика, Крис на глазах у Мейбл мрачнел. – Завтра, с утра?.. И в самом деле очень быстро. – Он покосился в сторону Мейбл, которая, отвернувшись от него, разгружала посудомоечную машину. – Ммм… Послушай, Чарли, а не можешь ли ты подержать машину еще пару дней, ну, по крайней мере до Рождества?.. Ага. Очень хорошо.
Благодарю. Значит, увидимся. – Он медленно положил трубку на место, избегая смотреть на Мейбл, которая прекратила возиться с тарелками и пристально глядела на него. – Ну и денек! – произнес Крис, вставая и смотря на нее чистым, невинным взором. – Поднимусь, пожалуй, к себе и переоденусь. Я буквально с ног валюсь от усталости.
– Гм… Хитрости, они всегда очень утомляют, заметила Мейбл.
– Да, я схитрил, но ведь самую малость, – ответил Крис с выражением провинившегося ребенка. Чарли уже привел в порядок машину Джулии, но мне кажется, что ей лучше переждать Рождество у нас. Ведь накануне Рождества погибла ее дочурка, напомнил он Мейбл о том, о чем рассказал еще утром. – Покинув нас, она окажется одна в пустом доме. Да, я схитрил, но разве вы не понимаете, что эта хитрость во благо?
– О, понимаю, понимаю, и даже очень хорошо понимаю, – ответила Мейбл, окидывая его оценивающим взглядом. – Понимаю, что ты влюбился в эту женщину.
Крис удивленно уставился на Мейбл.
– В жизни не слыхал ничего смешнее, – произнес он наконец. – Я просто хочу помочь ей пережить тяжелое для нее время, вот и все. Я… я хочу помочь ей оправиться от постигшего ее горя, мне кажется, что если она сумеет перенести здесь первую годовщину смерти дочери, то дальше все пойдет на лад.
– И что же будет, когда все пойдет на лад? – поинтересовалась Мейбл.
– Тогда она уедет отсюда и заживет полнокровной, счастливой жизнью, – ответил Крис.
Но как только эти слова сошли с его уст, его сердце по непонятной ему самому причине сжалось от тоски.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– В любой момент к вашим услугам, мадам!
– Чего-то я, видно, не понимаю, – заметила Мейбл, с любопытством поглядывая на них обоих.
– Ничего такого, что подлежит обсуждению, смеясь, откликнулся Крис.
Мейбл подозрительно взглянула сначала на покрасневшую до корней волос Джулию, затем – на Криса и, понимающе хмыкнув, повернулась снова к плите.
Едва они закончили завтракать, как к воротам подкатил первый автобус и до кухни донеслись, несмотря на отдаленность, звонкие голоса детей.
– О господи, я так и знала, что завтракать сегодня надо было пораньше! – воскликнула Мейбл, недовольно косясь на горы грязной посуды.
– Идите встречать детей, а я тут уберусь, – решительно сказала Джулия, не слушая протестов Мейбл.
Когда все ушли, она до отказа забила посудомоечную машину, вытерла со стола и, убедившись, что в кухне ни пятнышка, ни соринки, уже собралась уходить, но задержалась у окна, залюбовавшись Крисом, который стоял посередине двора в окружении детей;
Даже тулуп Санта-Клауса на толстом слое ватина, отороченный пышным мехом, не мог испортить стройную фигуру Криса. Джулия не сомневалась, что если откроет окно, то услышит его смех. Самый сексуальный Санта-Клаус из всех виденных мною, мелькнуло у Джулии в голове, и по спине у нее пробежала дрожь, приятная дрожь сексуального вожделения.
Недовольная направлением своих мыслей, Джулия укоризненно покачала головой, отошла от окна и направилась в кабинет – поработать. При особом усердии она могла сегодня окончательно привести в порядок бухгалтерские книги Криса, так как это было единственное, чем она была в состоянии его отблагодарить.
Крис снял телефонную трубку и устало рухнул на стул у кухонного стола.
– Привет, Чарли, – поздоровался он с механиком, одновременно помахав рукой входившей в кухню Мейбл. – Хорошо, я ей передам. – Слушая сообщение механика, Крис на глазах у Мейбл мрачнел. – Завтра, с утра?.. И в самом деле очень быстро. – Он покосился в сторону Мейбл, которая, отвернувшись от него, разгружала посудомоечную машину. – Ммм… Послушай, Чарли, а не можешь ли ты подержать машину еще пару дней, ну, по крайней мере до Рождества?.. Ага. Очень хорошо.
Благодарю. Значит, увидимся. – Он медленно положил трубку на место, избегая смотреть на Мейбл, которая прекратила возиться с тарелками и пристально глядела на него. – Ну и денек! – произнес Крис, вставая и смотря на нее чистым, невинным взором. – Поднимусь, пожалуй, к себе и переоденусь. Я буквально с ног валюсь от усталости.
– Гм… Хитрости, они всегда очень утомляют, заметила Мейбл.
– Да, я схитрил, но ведь самую малость, – ответил Крис с выражением провинившегося ребенка. Чарли уже привел в порядок машину Джулии, но мне кажется, что ей лучше переждать Рождество у нас. Ведь накануне Рождества погибла ее дочурка, напомнил он Мейбл о том, о чем рассказал еще утром. – Покинув нас, она окажется одна в пустом доме. Да, я схитрил, но разве вы не понимаете, что эта хитрость во благо?
– О, понимаю, понимаю, и даже очень хорошо понимаю, – ответила Мейбл, окидывая его оценивающим взглядом. – Понимаю, что ты влюбился в эту женщину.
Крис удивленно уставился на Мейбл.
– В жизни не слыхал ничего смешнее, – произнес он наконец. – Я просто хочу помочь ей пережить тяжелое для нее время, вот и все. Я… я хочу помочь ей оправиться от постигшего ее горя, мне кажется, что если она сумеет перенести здесь первую годовщину смерти дочери, то дальше все пойдет на лад.
– И что же будет, когда все пойдет на лад? – поинтересовалась Мейбл.
– Тогда она уедет отсюда и заживет полнокровной, счастливой жизнью, – ответил Крис.
Но как только эти слова сошли с его уст, его сердце по непонятной ему самому причине сжалось от тоски.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Джулия, красную мне, пожалуйста! – крикнул Крис с верха стремянки.
Джулия порылась в коробке и из груды разноцветных лампочек извлекла красную. Склонив голову набок, она наблюдала, как Крис выворачивал из гирлянды над входной дверью дома перегоревшую лампочку и вставлял новую.
– Теперь, думаю, все в порядке, – с этими словами Крис спустился со стремянки и встал рядом с Джулией. Включив гирлянду, он с улыбкой удовлетворения смотрел на каждую загоравшуюся лампочку. – В венке, что висит на торце дома, также есть несколько перегоревших, – сказал потом Крис, подхватил стремянку и понес ее за угол.
Джулия последовала за ним с коробкой новых лампочек в руках, наслаждаясь теплыми лучами солнца, сквозь пальто гревшими ее спину. Последние, два дня стояла изумительная погода, и Крис почти все свободное время проводил на улице, охорашивая дом перед приездом гостей на Рождество.
Программа вечера обещала быть интересной.
А Джулия тем временем приводила в порядок отчетность Криса и помогала Мейбл печь специальные пирожные для раздачи после окончания концерта. Оба дня были до предела заполнены кипучей деятельностью, но это не мешало обитателям дома от души смеяться.
Единственное, что вызывало у Джулии замешательство, – это те минуты, когда она оставалась с Крисом наедине. Ей нравилось его общество, нравились его способность легко смеяться и привычка в задумчивости поглаживать бороду большим и указательным пальцами. Но когда они оказывались с глазу на глаз, между ними пробегала искра, которая вызывала у нее ощущение неловкости.
А сейчас, глядя на Криса снизу вверх, Джулия любовалась игрой солнечных лучей в его черных волосах и могучей спиной, обрисовывавшейся под плотной фланелевой рубашкой всякий раз, как он протягивал руку к гирлянде из лампочек. От разгоравшегося в ней желания Джулия стыдливо отводила глаза.
Кого она пытается обмануть? Она отлично знает, что за искра пробегает между ними, когда они остаются вдвоем. Это – чувственное желание в своем самом чистом и откровенном проявлении.
Ибо истина заключается в том, что какая-то часть существа Джулии желает заниматься с Санта-Клаусом весьма греховными делами.
Джулия немедленно отогнала от себя эти мысли. Да как она смеет даже думать о таком?! Как смеет хоть на миг возжелать любить мужчину, найти забвение в его объятиях, почувствовать себя счастливой?!
Год назад ее счастье было навсегда похищено у нее. Сегодня исполняется ровно год. Джулию охватила дрожь, ей показалось, что солнце над головой померкло.
– Мне нужны две синие и одна красная! – крикнул сверху Крис, выведя ее из задумчивости.
Джулия кивнула, довольная тем, что отвлекается от тяжких воспоминаний. Крис вмиг заменил перегоревшие лампочки и спустился вниз.
– Порядок, – заметил он. – Теперь, мне кажется, все готово к завтрашнему вечеру.
– А дети? Они знают свои роли? – спросила Джулия, следуя за Крисом в сарай, куда он занес стремянку.
– Это выяснится на генеральной репетиции.
– Вы ожидаете, что на праздник съедется много народу?
– Этого никогда нельзя знать заранее, – пожав плечами, ответил он и поставил стремянку на место. – Родители участников спектакля обычно не балуют нас своим присутствием, а вот учителя из «Школы для детей» приезжают, и даже целыми семьями. Приезжают и соседи, выражая таким образом поддержку нашему делу. – Крис жестом руки пропустил Джулию впереди себя. – Как правило, при хорошей погоде у нас собирается человек двадцать, а то и тридцать.
Пока они пересекали двор по тающему снегу, он несколько раз будто бы невзначай клал руку на плечо Джулии. Это просто дружеский жест, уговаривала она себя. И тем не менее, ощущая ее тяжесть на своем плече и исходившую от него мужественную силу, Джулия невольно вспоминала о давно забытом – о том, какую радость приносит чудо взаимной любви, как хорошо делиться своими надеждами и мечтами с любимым человеком, какое счастье полностью ему отдаться.
Но эти наслаждения не просто забыты ею, а намеренно вычеркнуты из ее жизни навсегда, мелькнуло у Джулии в голове, и выражение ее лица сразу посуровело. Ливви больше никогда не будет нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, стоя на снегу. И никогда не засмеется. Она пребывает в холодном и темном узилище. А что, если ей там страшно? Или холодно? Эти мысли раз и навсегда отсекли от Джулии возможность снова стать счастливой.
Она повернула голову к Крису. Но вот почему он не связал свою жизнь с любимой женщиной, а целиком и полностью посвятил себя этому месту и окрестной детворе? – вдруг удивилась она.
– Вы не женаты? – спросила напрямик Джулия.
Крис, пожав плечами, взял Джулию под локоть, помогая перейти через обледеневший, скользкий участок.
– Много лет назад я чуть было не женился. К счастью, еще не успев связать себя брачными узами, мы оба поняли, что по-разному смотрим на жизнь и ждем от нее разного. Когда я рассказал своей избраннице о моих планах относительно «Северного полюса», она сочла меня безумцем.
– Ну а сейчас?
– А сейчас уже все вокруг уверены, что я безумец. – Он отпустил ее локоть, улыбнулся и устремил на нее задумчивый взгляд. – Но я не теряю надежды встретить женщину себе под стать. Только совершенно особенная женщина может быть миссис Крис Крингл.
Он распахнул перед Джулией дверь, и они вошли в кухню, где застали необычную суматоху.
Док, взгромоздившись на стул, старался вантузом прочистить засорившуюся раковину.
Стоявшая рядом Мейбл, в волнении теребя край передника, озабоченно взглянула на Криса и Джулию.
– Вода не проходит, – пояснила она. – Ни тебе обед приготовить, ни посуду помыть.
– Я сказал, что прочищу, – и прочищу! – воскликнул Док и сделал паузу, чтобы обтереть пот со лба.
– Может, все же вызвать водопроводчика? – предложила Мейбл, по-прежнему теребя передник.
– Зачем? Сказал же – я починю, – возразил Док и с новой силой принялся за работу.
– Может, я помогу? – спросил Крис.
– Ни в коем случае, – ответил побагровевший и задыхающийся от усилий Док. – Я, конечно, не первой молодости, но проклятой раковине не одолеть меня. – В этот самый миг проклятая раковина заурчала, давая знать, что засор не устоял перед героизмом Дока, и тот торжествующе улыбнулся.
– Наклонитесь, – потребовала Мейбл, глядя в упор на красного как рак, тяжело дышащего старика.
Обтирая лоб тыльной стороной ладони, он взглянул на нее нетерпеливо.
– Зачем?
– Я прошу вас наклониться, – повторила Мейбл, лукаво улыбаясь. – Мне хочется вас поцеловать.
– Сейчас? Когда я весь в поту?
– Ну, если, конечно, вы не желаете, то навязываться я не стану! – выпалила Мейбл с обиженным выражением лица.
Док незамедлительно наклонился, Мейбл обхватила его лицо руками и, хихикнув по-девчачьи, влепила ему в щеку смачный поцелуй. Отступив затем назад, она с удовлетворением взглянула на Криса и Джулию.
– Я же сказала вам, что поцелую его, когда этого захочется мне, и ни минутой раньше, – сообщила она.
Док выпрямился и поднял глаза к небу.
– О, милостивый Боже, сжалься, сжалься надо мной и дай мне постигнуть еще при жизни, как устроен разум женщины! – взмолился он.
– Ах, Док, боюсь, что это одна из последних неразгаданных тайн жизни, – рассмеялся Крис. Он тронул Джулию за плечо и, поманив за собой, вышел из кухни.
– Они очень подходят друг другу, – с легкой улыбкой сказала Джулия.
– Наблюдать за развитием их романа весьма интересно. – Крис сел на диван в зале. – У них много общего. Каждому нужен кто-то, кого можно ругать, изводить и… любить.
Джулия рассмеялась, кончиком пальца коснувшись одной из игрушек на елке.
– Эта пара совсем по-особому понимает правила ухаживания.
Крис поднялся с дивана и приблизился к ней, его теплое дыхание обдало ее щеку.
– Каждому нужно иметь в жизни нечто особое, принадлежащее лишь ему одному.
– Или воспоминание об особом, что ему некогда принадлежало, – возразила Джулия.
– Разве одного воспоминания достаточно? – мягко спросил Крис, глядя на Джулию так внимательно, словно старался проникнуть взглядом в глубь ее, в самые тайники ее сердца.
Джулия помедлила с ответом.
– Должно быть, достаточно, – вымолвила она наконец. Качнув пальцем елочную игрушку и испытывая обычную при общении с Крисом неловкость от передающегося ей от него заряда неуемной энергии, Джулия отодвинулась подальше и торопливо произнесла:
– Извините меня, я поднимусь к себе наверх. Мне надо кое-что сделать до ужина.
Несколько секунд спустя она уже шагала в одиночестве в своей комнате, не переставая думать: сначала о Доке с Мейбл, затем о Ливви и наконец о Крисе. Как-то так вышло, что все смешалось у нее в голове, прежней ясности как не бывало. Казалось, что даже ее скорбь стала иной.
– Нет, – не столько сказала, сколько тяжко выдохнула она под конец своих раздумий, – нет, ничто не изменилось. – Ливви как не было в живых, так и сейчас нет, а она, Джулия, оберегает свою скорбь как дань любви к своему ребенку.
Непонятное томление продолжало мучить Джулию весь остаток дня. Ужинала она без особого аппетита, не участвуя в общем разговоре.
Позднее вечером она стояла у окна своей комнаты, уставившись в окружающую темноту. Год назад оборвалась и ее жизнь. На нее нахлынули воспоминания – и трагические, и счастливые. Она снова преисполнилась своим горем. Черное отчаяние вновь вцепилось в нее своими клещами.
Ну и хорошо. Так проще и яснее. К чему эти эмоции, которые обуревают ее в последние дни?..
Она вздохнула, обхватила себя руками и продолжала всматриваться в непроницаемую ночную тьму. Вот в таком мраке обречена навеки пребывать Ливви. Никогда ей больше не почувствовать на своем лице солнечного тепла, не услышать пения птиц на деревьях…
Джулия прижалась лбом к оконному стеклу, и его студеная поверхность подействовала на нее отрезвляюще: нет, она уже не в состоянии упиваться своим горем, как прежде; ей, пожалуй, больше по душе та равнодушная отрешенность, с которой она уехала из Денвера.
Впервые за все время после смерти Ливви ей не хотелось предаваться скорби – напротив, она угнетала ее. Джулии захотелось отвлечься от своих печальных дум и ощущений. Ее непреодолимо потянуло туда, где кипит жизнь и звучит смех.
Не оставляя себе времени на размышления, Джулия сбежала по лестнице к задней двери, нацепила на себя пальто, влезла в ботинки и вышла наружу. Подтаявший днем снег схватила ледяная корка, которая весело потрескивала под ее ногами.
Она решительно направилась к сараю, уверенная, что там полно народу и царит суета, которая не даст ей погрузиться в свои мысли и копаться в ужасном прошлом.
– Этого я не надену… Ведь это платье! – услышала Джулия голос Бенджамина, входя в дверь.
Она незаметно проскользнула мимо, отыскала себе укромное местечко, села и стала наблюдать за Крисом, который уговаривал огорченного мальчугана.
– Но так были одеты мудрецы, – убеждал Крис, указывая на двух других мальчиков в аналогичных костюмах. – Видишь, и они нарядились так же.
Бенджамин скрестил руки на груди и упрямо покачал головой.
– Мальчики не носят платьев! – решительно заявил он.
Крис явно был в отчаянии, и, повинуясь внезапному порыву, Джулия встала и подошла к сцене.
– Привет, – произнесла она, улыбаясь Бенджамину.
– Привет, – ответил Крис с усталой улыбкой.
– Что здесь происходит? – спросила Джулия.
– Да вот, – вздохнул Крис, – Бенджамин не хочет надевать свой костюм, говорит, что мальчики платьев не носят. И мудрецы тоже.
– Он совершенно прав, – согласилась Джулия, заставив Криса раздраженно поморщиться. – Мудрецы платьев не носят, они носят тогу. – Она взяла костюм из рук Криса и подняла вверх. – А это тога, и очень красивая.
Бенджамин опустил руки и с сомнением взглянул на Джулию.
– Тога?
Джулия кивнула, помогла Бенджамину натянуть костюм на его выпуклый животик и, сделав шаг назад, окинула мальчика критическим взором.
– Замечательно. Теперь у тебя красивый и достойный, а главное, очень мудрый вид.
Бенджамин расправил плечи, улыбка заиграла на его губах.
– Хорошо, я буду выступать в тоге.
– Прекрасно. Теперь продолжим репетицию, сказал Крис, сверкнув в сторону Джулии благодарной улыбкой.
Репетиция возобновилась, Джулия уселась на свое место, не сводя глаз со сцены, где дети произносили слова своих ролей и пели песни. Она смежила веки, и ей представилось, что на сцене стоит одетая в костюм Ливви с сияющими глазами и поет с таким усердием, что ее голосок перекрывает все остальные. Видение становилось все отчетливее, а звуки репетиции как бы отдалялись от Джулии.
– Вы спите? – вдруг раздалось рядом с ней.
Джулия вздрогнула от неожиданности, но тут же узнала голос Бенджамина и источаемый им запах детства. Неохотно открыв глаза, она увидела, что Бенджамин усаживается на соседний стул.
– Нет, не сплю, – мягко ответила Джулия, поняв, что Крис объявил перерыв. Вокруг него столпились дети, которым он раздавал печенье и лимонад.
– Хотите лимонаду? – спросил Бенджамин. – А то я схожу и принесу.
Джулия покачала головой, желая одного: возвратиться в мир ее видений, насладиться воспоминаниями.
– Почему бы тебе не побегать в перерыве с Друзьями? – спросила она дружелюбно.
– Мне не хочется, – смущенно ответил, он. – Мне больше нравится сидеть здесь, с вами. – Он начал в обычном своем ритме болтать ногами, затем с любопытством взглянул на Джулию. – А у вас есть муж?
– Нет, я в разводе.
– И моя мама тоже. А дети у вас есть?
Сердце Джулии сжалось.
– Да, у меня… у меня маленькая девочка.
– А где же она? – улыбнулся до ушей Бенджамин.
– Она… она умерла в прошлом году. Ее сбила машина.
– Значит, она на небе.
– Наверное. – Руки Джулии конвульсивно вцепились в ткань пальто. Ей хотелось, чтобы Бенджамин ушел, чтобы этот разговор немедленно прекратился. – Мне кажется, тебе лучше возвратиться на сцену. Ведь репетиция вот-вот начнется.
– Если ваша маленькая девочка на небе, то почему у вас такой грустный вид? – продолжал Бенджамин как ни в чем не бывало. – На небе повсюду красиво и никто никогда не болеет. – Он задумчиво воззрился на Джулию. – Если я попаду на небо раньше мамы, я бы не хотел, чтобы она печалилась. Небо…
– Бенджамин, иди на сцену! – уже потребовала Джулия, из-за объявшей ее душевной боли не замечая, каким тоном она говорит.
– Ничего, ничего, я могу еще побыть здесь, – заупрямился Бенджамин. – А как звали вашу девочку?
Не выдержав этой пытки, Джулия, вся дрожа, вскочила.
– Я не желаю больше об этом разговаривать! воскликнула она, смутно сознавая, что говорит сердито, но не в силах изменить свой голос. Ее страдание затмило все вокруг. Она хотела одного прекратить разговор и уйти от мальчика с ясными глазами и запахом детства. – Иди к детям, Бенджамин.
– Но я только…
– Убирайся отсюда! – крикнула она в полный голос, но тут же внутренне сжалась, заметив, что на глазах ребенка блеснули слезы, а нижняя губка у него предательски задрожала. Она было хотела извиниться перед Бенджамином, но рядом вмиг вырос Крис. Он схватил ее за локоть и решительно отвел в конец сарая. Когда они оказались вне поля зрения детей, Крис резко повернул Джулию к себе и взглянул на нее, но вместо обычной теплоты от него веяло арктическим холодом…
– Вы отдаете себе отчет в ваших поступках? спросил он свистящим шепотом.
– Я…
– Как вы смеете являться сюда и вымещать свое несчастье на Бенджамине? Что дает вам право кричать на маленького мальчика и доводить его до слез? – Крис говорил с сердитым выражением лица, чуть ли не до боли сжимая локоть Джулии. Ливви была бы возмущена вашим поведением.
Настал черед Джулии выйти из себя, она с силой рванула руку, высвобождая ее.
– У вас хватает смелости полагать, что вы все знаете о моей дочке, даже о том, что бы она подумала и сказала! – воскликнула она запальчиво, хотя сердце ее при этом разрывалось на части. – Вы не вправе говорить о ней. Да и потом, во всем виноваты вы, и никто иной. Вам следовало отвезти меня в мотель… предоставить самой себе… а главное – оставить меня умирать в машине. – Последние слова она, охваченная отчаянием, произнесла уже шепотом.
Гнев на лице Криса сменился разочарованием и огорчением.
– Джулия, Ливви ушла из жизни. Нам не всегда известно, почему это происходит, но мы обязаны продолжать жить. Раз она на небе, значит, так надо.
А вам пора с этим примириться. Вы рассказывали мне, как Ливви любила жизнь, как обожала смеяться. Ей бы наверняка хотелось, чтобы вы продолжали жить.
– Но я не знаю, как. – Не желая больше ничего слышать, Джулия отдалась своей скорби, подобно черной шали отделившей ее от остального мира, и выскочила из сарая.
Долго бежала она, словно спасаясь от боли, терзавшей ее, как хищный зверь когтями.
Холодный ночной воздух обжигал ее легкие, но она продолжала бежать, пока, обессилев, не упала на снежный сугроб.
Стояла мертвая тишина, в которой громко раздавались ее сдавленные рыдания и всхлипывания.
О, Ливви, милая Ливви! Ее сердце сжималось от желания прижать дочурку к себе, ощутить аромат ее тонких волос. Так не должно быть. Дети не должны умирать раньше своих родителей!..
Джулия перевернулась на спину и вгляделась в миллионы звезд над головой. Которая из них Ливви? Когда Джулия была маленькой, ее мама говорила, что звезды – мигающие глаза ангелов.
Джулия крепко закрыла глаза, пытаясь преградить путь слезам, которые ледяными потоками струились по ее щекам. Нет, дети не должны умирать раньше своих родителей. Это противоестественно.
Помимо воли Джулии вспомнилась ее мать. Она скончалась три года назад после продолжительной болезни.
Джулия хорошо помнит специфический запах дезинфекции, стоявший в палате, тихое ритмичное позвякивание аппарата искусственного сердца, подключенного к матери, ее затрудненное дыхание.
– Джулия! – еле слышно позвала мама. Одной рукой она погладила щеку дочери, второй взяла ее за руку.
– Я здесь, – ответила Джулия.
Мать с любящей улыбкой посмотрела на дочь и вытерла слезы с ее лица.
– Не плачь по мне, доченька. – (Джулия, не в силах выговорить ни слова, лишь крепче сжала руку матери.) – И не волнуйся за меня, – продолжала мать. – Мне будет хорошо, пока я буду знать, что ты счастлива.
Сейчас в голове Джулии без конца крутились слова Криса. Может, он прав? И Ливви в самом деле испытывает потребность, чтобы она, Джулия, была счастлива?
Джулия не сомневалась в том, что Ливви на небе, что ее поддерживают любящие руки. Точно так же она была совершенно уверена в том, что когда-нибудь снова обнимет свою Ливви. Но до этого Джулии надо научиться продолжать жить без девочки.
Она села и вытерла слезы с холодных щек. Крис прав. Ливви любила жизнь, а более всего она любила Рождество. Поворачиваясь спиной к тому, что Ливви так любила, не обижает ли она свою дочурку?
Не переставая напряженно рассуждать сама с собой, Джулия медленно поднялась на ноги и снова обратила свой взор к звездному небу. На темном небосклоне ярко сверкали миллионы звезд. Джулия знала, что некоторые из них давно сгорели, только оставшийся от них свет еще напоминает об их былом существовании. Так же и с Ливви, подумала Джулия. Жизнь от нее отошла, а память о сиянии, которое она отражала, сохранится надолго.
Да, Ливви хотела бы, чтобы ее мамочка любила, смеялась, преисполнилась рождественским настроением. Если она, Джулия, допустит, чтобы ее скорбь ослабела, это не будет означать, что ослабеет ее любовь к Ливви. Она обязана жить ради Ливии, видеть сияние солнца, которое та никогда не увидит, в память о Ливви наслаждаться жизнью.
Джулия с чувством острого стыда вспомнила, как плакал обиженный ею Бенджамин. Крис прав:
Ливви была бы возмущена эгоистичным поведением Джулии.
Ей необходимо извиниться перед маленьким мальчиком. Да и перед Крисом тоже.
С такими мыслями Джулия вернулась к сараю, без колебаний раскрыла дверь и вошла внутрь.
Дети репетировали сцену появления Иисуса на свет. Младенец – кукла соответствующего вида лежал в картонной коробке. Марию изображала девчушка с торчащими в стороны рыжими косичками и крошками печенья на лице. Иосиф с простодушной наивностью своего возраста чесал под мышкой. Козел все норовил сжевать посох пастуха, а с головы ангела то и дело спадал нимб из алюминиевой фольги.
И среди этого невероятного хаоса возвышалась фигура Криса. Он отгонял козла от палки, заменявшей пастушеский посох, поправлял нимб на голове ангела, находил доброе слово для всех детей вместе и для каждого ребенка в отдельности – одним словом, был воистину душой этого многопланового действа.
Но вот все участники спектакля дружно запели гимн «Тихая ночь», и по щекам Джулии снова потекли слезы. Но совсем иные, чем прежде. Когда детские голоса заполнили сарай, а слова гимна дошли до слуха Джулии, она поняла, что на этот раз она плачет слезами очищения и исцеления.
Дети во второй раз затянули гимн, и Джулия незаметно для себя начала им подпевать – не столько губами, сколько всем своим сердцем, – чувствуя, как ее медленно охватывает состояние примирения с окружающим миром.
Ливви, прислушиваясь к голосу матери, обхватила себя руками. Доносившиеся звуки словно окутывали ее теплым мягким покрывалом.
Джулия порылась в коробке и из груды разноцветных лампочек извлекла красную. Склонив голову набок, она наблюдала, как Крис выворачивал из гирлянды над входной дверью дома перегоревшую лампочку и вставлял новую.
– Теперь, думаю, все в порядке, – с этими словами Крис спустился со стремянки и встал рядом с Джулией. Включив гирлянду, он с улыбкой удовлетворения смотрел на каждую загоравшуюся лампочку. – В венке, что висит на торце дома, также есть несколько перегоревших, – сказал потом Крис, подхватил стремянку и понес ее за угол.
Джулия последовала за ним с коробкой новых лампочек в руках, наслаждаясь теплыми лучами солнца, сквозь пальто гревшими ее спину. Последние, два дня стояла изумительная погода, и Крис почти все свободное время проводил на улице, охорашивая дом перед приездом гостей на Рождество.
Программа вечера обещала быть интересной.
А Джулия тем временем приводила в порядок отчетность Криса и помогала Мейбл печь специальные пирожные для раздачи после окончания концерта. Оба дня были до предела заполнены кипучей деятельностью, но это не мешало обитателям дома от души смеяться.
Единственное, что вызывало у Джулии замешательство, – это те минуты, когда она оставалась с Крисом наедине. Ей нравилось его общество, нравились его способность легко смеяться и привычка в задумчивости поглаживать бороду большим и указательным пальцами. Но когда они оказывались с глазу на глаз, между ними пробегала искра, которая вызывала у нее ощущение неловкости.
А сейчас, глядя на Криса снизу вверх, Джулия любовалась игрой солнечных лучей в его черных волосах и могучей спиной, обрисовывавшейся под плотной фланелевой рубашкой всякий раз, как он протягивал руку к гирлянде из лампочек. От разгоравшегося в ней желания Джулия стыдливо отводила глаза.
Кого она пытается обмануть? Она отлично знает, что за искра пробегает между ними, когда они остаются вдвоем. Это – чувственное желание в своем самом чистом и откровенном проявлении.
Ибо истина заключается в том, что какая-то часть существа Джулии желает заниматься с Санта-Клаусом весьма греховными делами.
Джулия немедленно отогнала от себя эти мысли. Да как она смеет даже думать о таком?! Как смеет хоть на миг возжелать любить мужчину, найти забвение в его объятиях, почувствовать себя счастливой?!
Год назад ее счастье было навсегда похищено у нее. Сегодня исполняется ровно год. Джулию охватила дрожь, ей показалось, что солнце над головой померкло.
– Мне нужны две синие и одна красная! – крикнул сверху Крис, выведя ее из задумчивости.
Джулия кивнула, довольная тем, что отвлекается от тяжких воспоминаний. Крис вмиг заменил перегоревшие лампочки и спустился вниз.
– Порядок, – заметил он. – Теперь, мне кажется, все готово к завтрашнему вечеру.
– А дети? Они знают свои роли? – спросила Джулия, следуя за Крисом в сарай, куда он занес стремянку.
– Это выяснится на генеральной репетиции.
– Вы ожидаете, что на праздник съедется много народу?
– Этого никогда нельзя знать заранее, – пожав плечами, ответил он и поставил стремянку на место. – Родители участников спектакля обычно не балуют нас своим присутствием, а вот учителя из «Школы для детей» приезжают, и даже целыми семьями. Приезжают и соседи, выражая таким образом поддержку нашему делу. – Крис жестом руки пропустил Джулию впереди себя. – Как правило, при хорошей погоде у нас собирается человек двадцать, а то и тридцать.
Пока они пересекали двор по тающему снегу, он несколько раз будто бы невзначай клал руку на плечо Джулии. Это просто дружеский жест, уговаривала она себя. И тем не менее, ощущая ее тяжесть на своем плече и исходившую от него мужественную силу, Джулия невольно вспоминала о давно забытом – о том, какую радость приносит чудо взаимной любви, как хорошо делиться своими надеждами и мечтами с любимым человеком, какое счастье полностью ему отдаться.
Но эти наслаждения не просто забыты ею, а намеренно вычеркнуты из ее жизни навсегда, мелькнуло у Джулии в голове, и выражение ее лица сразу посуровело. Ливви больше никогда не будет нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, стоя на снегу. И никогда не засмеется. Она пребывает в холодном и темном узилище. А что, если ей там страшно? Или холодно? Эти мысли раз и навсегда отсекли от Джулии возможность снова стать счастливой.
Она повернула голову к Крису. Но вот почему он не связал свою жизнь с любимой женщиной, а целиком и полностью посвятил себя этому месту и окрестной детворе? – вдруг удивилась она.
– Вы не женаты? – спросила напрямик Джулия.
Крис, пожав плечами, взял Джулию под локоть, помогая перейти через обледеневший, скользкий участок.
– Много лет назад я чуть было не женился. К счастью, еще не успев связать себя брачными узами, мы оба поняли, что по-разному смотрим на жизнь и ждем от нее разного. Когда я рассказал своей избраннице о моих планах относительно «Северного полюса», она сочла меня безумцем.
– Ну а сейчас?
– А сейчас уже все вокруг уверены, что я безумец. – Он отпустил ее локоть, улыбнулся и устремил на нее задумчивый взгляд. – Но я не теряю надежды встретить женщину себе под стать. Только совершенно особенная женщина может быть миссис Крис Крингл.
Он распахнул перед Джулией дверь, и они вошли в кухню, где застали необычную суматоху.
Док, взгромоздившись на стул, старался вантузом прочистить засорившуюся раковину.
Стоявшая рядом Мейбл, в волнении теребя край передника, озабоченно взглянула на Криса и Джулию.
– Вода не проходит, – пояснила она. – Ни тебе обед приготовить, ни посуду помыть.
– Я сказал, что прочищу, – и прочищу! – воскликнул Док и сделал паузу, чтобы обтереть пот со лба.
– Может, все же вызвать водопроводчика? – предложила Мейбл, по-прежнему теребя передник.
– Зачем? Сказал же – я починю, – возразил Док и с новой силой принялся за работу.
– Может, я помогу? – спросил Крис.
– Ни в коем случае, – ответил побагровевший и задыхающийся от усилий Док. – Я, конечно, не первой молодости, но проклятой раковине не одолеть меня. – В этот самый миг проклятая раковина заурчала, давая знать, что засор не устоял перед героизмом Дока, и тот торжествующе улыбнулся.
– Наклонитесь, – потребовала Мейбл, глядя в упор на красного как рак, тяжело дышащего старика.
Обтирая лоб тыльной стороной ладони, он взглянул на нее нетерпеливо.
– Зачем?
– Я прошу вас наклониться, – повторила Мейбл, лукаво улыбаясь. – Мне хочется вас поцеловать.
– Сейчас? Когда я весь в поту?
– Ну, если, конечно, вы не желаете, то навязываться я не стану! – выпалила Мейбл с обиженным выражением лица.
Док незамедлительно наклонился, Мейбл обхватила его лицо руками и, хихикнув по-девчачьи, влепила ему в щеку смачный поцелуй. Отступив затем назад, она с удовлетворением взглянула на Криса и Джулию.
– Я же сказала вам, что поцелую его, когда этого захочется мне, и ни минутой раньше, – сообщила она.
Док выпрямился и поднял глаза к небу.
– О, милостивый Боже, сжалься, сжалься надо мной и дай мне постигнуть еще при жизни, как устроен разум женщины! – взмолился он.
– Ах, Док, боюсь, что это одна из последних неразгаданных тайн жизни, – рассмеялся Крис. Он тронул Джулию за плечо и, поманив за собой, вышел из кухни.
– Они очень подходят друг другу, – с легкой улыбкой сказала Джулия.
– Наблюдать за развитием их романа весьма интересно. – Крис сел на диван в зале. – У них много общего. Каждому нужен кто-то, кого можно ругать, изводить и… любить.
Джулия рассмеялась, кончиком пальца коснувшись одной из игрушек на елке.
– Эта пара совсем по-особому понимает правила ухаживания.
Крис поднялся с дивана и приблизился к ней, его теплое дыхание обдало ее щеку.
– Каждому нужно иметь в жизни нечто особое, принадлежащее лишь ему одному.
– Или воспоминание об особом, что ему некогда принадлежало, – возразила Джулия.
– Разве одного воспоминания достаточно? – мягко спросил Крис, глядя на Джулию так внимательно, словно старался проникнуть взглядом в глубь ее, в самые тайники ее сердца.
Джулия помедлила с ответом.
– Должно быть, достаточно, – вымолвила она наконец. Качнув пальцем елочную игрушку и испытывая обычную при общении с Крисом неловкость от передающегося ей от него заряда неуемной энергии, Джулия отодвинулась подальше и торопливо произнесла:
– Извините меня, я поднимусь к себе наверх. Мне надо кое-что сделать до ужина.
Несколько секунд спустя она уже шагала в одиночестве в своей комнате, не переставая думать: сначала о Доке с Мейбл, затем о Ливви и наконец о Крисе. Как-то так вышло, что все смешалось у нее в голове, прежней ясности как не бывало. Казалось, что даже ее скорбь стала иной.
– Нет, – не столько сказала, сколько тяжко выдохнула она под конец своих раздумий, – нет, ничто не изменилось. – Ливви как не было в живых, так и сейчас нет, а она, Джулия, оберегает свою скорбь как дань любви к своему ребенку.
Непонятное томление продолжало мучить Джулию весь остаток дня. Ужинала она без особого аппетита, не участвуя в общем разговоре.
Позднее вечером она стояла у окна своей комнаты, уставившись в окружающую темноту. Год назад оборвалась и ее жизнь. На нее нахлынули воспоминания – и трагические, и счастливые. Она снова преисполнилась своим горем. Черное отчаяние вновь вцепилось в нее своими клещами.
Ну и хорошо. Так проще и яснее. К чему эти эмоции, которые обуревают ее в последние дни?..
Она вздохнула, обхватила себя руками и продолжала всматриваться в непроницаемую ночную тьму. Вот в таком мраке обречена навеки пребывать Ливви. Никогда ей больше не почувствовать на своем лице солнечного тепла, не услышать пения птиц на деревьях…
Джулия прижалась лбом к оконному стеклу, и его студеная поверхность подействовала на нее отрезвляюще: нет, она уже не в состоянии упиваться своим горем, как прежде; ей, пожалуй, больше по душе та равнодушная отрешенность, с которой она уехала из Денвера.
Впервые за все время после смерти Ливви ей не хотелось предаваться скорби – напротив, она угнетала ее. Джулии захотелось отвлечься от своих печальных дум и ощущений. Ее непреодолимо потянуло туда, где кипит жизнь и звучит смех.
Не оставляя себе времени на размышления, Джулия сбежала по лестнице к задней двери, нацепила на себя пальто, влезла в ботинки и вышла наружу. Подтаявший днем снег схватила ледяная корка, которая весело потрескивала под ее ногами.
Она решительно направилась к сараю, уверенная, что там полно народу и царит суета, которая не даст ей погрузиться в свои мысли и копаться в ужасном прошлом.
– Этого я не надену… Ведь это платье! – услышала Джулия голос Бенджамина, входя в дверь.
Она незаметно проскользнула мимо, отыскала себе укромное местечко, села и стала наблюдать за Крисом, который уговаривал огорченного мальчугана.
– Но так были одеты мудрецы, – убеждал Крис, указывая на двух других мальчиков в аналогичных костюмах. – Видишь, и они нарядились так же.
Бенджамин скрестил руки на груди и упрямо покачал головой.
– Мальчики не носят платьев! – решительно заявил он.
Крис явно был в отчаянии, и, повинуясь внезапному порыву, Джулия встала и подошла к сцене.
– Привет, – произнесла она, улыбаясь Бенджамину.
– Привет, – ответил Крис с усталой улыбкой.
– Что здесь происходит? – спросила Джулия.
– Да вот, – вздохнул Крис, – Бенджамин не хочет надевать свой костюм, говорит, что мальчики платьев не носят. И мудрецы тоже.
– Он совершенно прав, – согласилась Джулия, заставив Криса раздраженно поморщиться. – Мудрецы платьев не носят, они носят тогу. – Она взяла костюм из рук Криса и подняла вверх. – А это тога, и очень красивая.
Бенджамин опустил руки и с сомнением взглянул на Джулию.
– Тога?
Джулия кивнула, помогла Бенджамину натянуть костюм на его выпуклый животик и, сделав шаг назад, окинула мальчика критическим взором.
– Замечательно. Теперь у тебя красивый и достойный, а главное, очень мудрый вид.
Бенджамин расправил плечи, улыбка заиграла на его губах.
– Хорошо, я буду выступать в тоге.
– Прекрасно. Теперь продолжим репетицию, сказал Крис, сверкнув в сторону Джулии благодарной улыбкой.
Репетиция возобновилась, Джулия уселась на свое место, не сводя глаз со сцены, где дети произносили слова своих ролей и пели песни. Она смежила веки, и ей представилось, что на сцене стоит одетая в костюм Ливви с сияющими глазами и поет с таким усердием, что ее голосок перекрывает все остальные. Видение становилось все отчетливее, а звуки репетиции как бы отдалялись от Джулии.
– Вы спите? – вдруг раздалось рядом с ней.
Джулия вздрогнула от неожиданности, но тут же узнала голос Бенджамина и источаемый им запах детства. Неохотно открыв глаза, она увидела, что Бенджамин усаживается на соседний стул.
– Нет, не сплю, – мягко ответила Джулия, поняв, что Крис объявил перерыв. Вокруг него столпились дети, которым он раздавал печенье и лимонад.
– Хотите лимонаду? – спросил Бенджамин. – А то я схожу и принесу.
Джулия покачала головой, желая одного: возвратиться в мир ее видений, насладиться воспоминаниями.
– Почему бы тебе не побегать в перерыве с Друзьями? – спросила она дружелюбно.
– Мне не хочется, – смущенно ответил, он. – Мне больше нравится сидеть здесь, с вами. – Он начал в обычном своем ритме болтать ногами, затем с любопытством взглянул на Джулию. – А у вас есть муж?
– Нет, я в разводе.
– И моя мама тоже. А дети у вас есть?
Сердце Джулии сжалось.
– Да, у меня… у меня маленькая девочка.
– А где же она? – улыбнулся до ушей Бенджамин.
– Она… она умерла в прошлом году. Ее сбила машина.
– Значит, она на небе.
– Наверное. – Руки Джулии конвульсивно вцепились в ткань пальто. Ей хотелось, чтобы Бенджамин ушел, чтобы этот разговор немедленно прекратился. – Мне кажется, тебе лучше возвратиться на сцену. Ведь репетиция вот-вот начнется.
– Если ваша маленькая девочка на небе, то почему у вас такой грустный вид? – продолжал Бенджамин как ни в чем не бывало. – На небе повсюду красиво и никто никогда не болеет. – Он задумчиво воззрился на Джулию. – Если я попаду на небо раньше мамы, я бы не хотел, чтобы она печалилась. Небо…
– Бенджамин, иди на сцену! – уже потребовала Джулия, из-за объявшей ее душевной боли не замечая, каким тоном она говорит.
– Ничего, ничего, я могу еще побыть здесь, – заупрямился Бенджамин. – А как звали вашу девочку?
Не выдержав этой пытки, Джулия, вся дрожа, вскочила.
– Я не желаю больше об этом разговаривать! воскликнула она, смутно сознавая, что говорит сердито, но не в силах изменить свой голос. Ее страдание затмило все вокруг. Она хотела одного прекратить разговор и уйти от мальчика с ясными глазами и запахом детства. – Иди к детям, Бенджамин.
– Но я только…
– Убирайся отсюда! – крикнула она в полный голос, но тут же внутренне сжалась, заметив, что на глазах ребенка блеснули слезы, а нижняя губка у него предательски задрожала. Она было хотела извиниться перед Бенджамином, но рядом вмиг вырос Крис. Он схватил ее за локоть и решительно отвел в конец сарая. Когда они оказались вне поля зрения детей, Крис резко повернул Джулию к себе и взглянул на нее, но вместо обычной теплоты от него веяло арктическим холодом…
– Вы отдаете себе отчет в ваших поступках? спросил он свистящим шепотом.
– Я…
– Как вы смеете являться сюда и вымещать свое несчастье на Бенджамине? Что дает вам право кричать на маленького мальчика и доводить его до слез? – Крис говорил с сердитым выражением лица, чуть ли не до боли сжимая локоть Джулии. Ливви была бы возмущена вашим поведением.
Настал черед Джулии выйти из себя, она с силой рванула руку, высвобождая ее.
– У вас хватает смелости полагать, что вы все знаете о моей дочке, даже о том, что бы она подумала и сказала! – воскликнула она запальчиво, хотя сердце ее при этом разрывалось на части. – Вы не вправе говорить о ней. Да и потом, во всем виноваты вы, и никто иной. Вам следовало отвезти меня в мотель… предоставить самой себе… а главное – оставить меня умирать в машине. – Последние слова она, охваченная отчаянием, произнесла уже шепотом.
Гнев на лице Криса сменился разочарованием и огорчением.
– Джулия, Ливви ушла из жизни. Нам не всегда известно, почему это происходит, но мы обязаны продолжать жить. Раз она на небе, значит, так надо.
А вам пора с этим примириться. Вы рассказывали мне, как Ливви любила жизнь, как обожала смеяться. Ей бы наверняка хотелось, чтобы вы продолжали жить.
– Но я не знаю, как. – Не желая больше ничего слышать, Джулия отдалась своей скорби, подобно черной шали отделившей ее от остального мира, и выскочила из сарая.
Долго бежала она, словно спасаясь от боли, терзавшей ее, как хищный зверь когтями.
Холодный ночной воздух обжигал ее легкие, но она продолжала бежать, пока, обессилев, не упала на снежный сугроб.
Стояла мертвая тишина, в которой громко раздавались ее сдавленные рыдания и всхлипывания.
О, Ливви, милая Ливви! Ее сердце сжималось от желания прижать дочурку к себе, ощутить аромат ее тонких волос. Так не должно быть. Дети не должны умирать раньше своих родителей!..
Джулия перевернулась на спину и вгляделась в миллионы звезд над головой. Которая из них Ливви? Когда Джулия была маленькой, ее мама говорила, что звезды – мигающие глаза ангелов.
Джулия крепко закрыла глаза, пытаясь преградить путь слезам, которые ледяными потоками струились по ее щекам. Нет, дети не должны умирать раньше своих родителей. Это противоестественно.
Помимо воли Джулии вспомнилась ее мать. Она скончалась три года назад после продолжительной болезни.
Джулия хорошо помнит специфический запах дезинфекции, стоявший в палате, тихое ритмичное позвякивание аппарата искусственного сердца, подключенного к матери, ее затрудненное дыхание.
– Джулия! – еле слышно позвала мама. Одной рукой она погладила щеку дочери, второй взяла ее за руку.
– Я здесь, – ответила Джулия.
Мать с любящей улыбкой посмотрела на дочь и вытерла слезы с ее лица.
– Не плачь по мне, доченька. – (Джулия, не в силах выговорить ни слова, лишь крепче сжала руку матери.) – И не волнуйся за меня, – продолжала мать. – Мне будет хорошо, пока я буду знать, что ты счастлива.
Сейчас в голове Джулии без конца крутились слова Криса. Может, он прав? И Ливви в самом деле испытывает потребность, чтобы она, Джулия, была счастлива?
Джулия не сомневалась в том, что Ливви на небе, что ее поддерживают любящие руки. Точно так же она была совершенно уверена в том, что когда-нибудь снова обнимет свою Ливви. Но до этого Джулии надо научиться продолжать жить без девочки.
Она села и вытерла слезы с холодных щек. Крис прав. Ливви любила жизнь, а более всего она любила Рождество. Поворачиваясь спиной к тому, что Ливви так любила, не обижает ли она свою дочурку?
Не переставая напряженно рассуждать сама с собой, Джулия медленно поднялась на ноги и снова обратила свой взор к звездному небу. На темном небосклоне ярко сверкали миллионы звезд. Джулия знала, что некоторые из них давно сгорели, только оставшийся от них свет еще напоминает об их былом существовании. Так же и с Ливви, подумала Джулия. Жизнь от нее отошла, а память о сиянии, которое она отражала, сохранится надолго.
Да, Ливви хотела бы, чтобы ее мамочка любила, смеялась, преисполнилась рождественским настроением. Если она, Джулия, допустит, чтобы ее скорбь ослабела, это не будет означать, что ослабеет ее любовь к Ливви. Она обязана жить ради Ливии, видеть сияние солнца, которое та никогда не увидит, в память о Ливви наслаждаться жизнью.
Джулия с чувством острого стыда вспомнила, как плакал обиженный ею Бенджамин. Крис прав:
Ливви была бы возмущена эгоистичным поведением Джулии.
Ей необходимо извиниться перед маленьким мальчиком. Да и перед Крисом тоже.
С такими мыслями Джулия вернулась к сараю, без колебаний раскрыла дверь и вошла внутрь.
Дети репетировали сцену появления Иисуса на свет. Младенец – кукла соответствующего вида лежал в картонной коробке. Марию изображала девчушка с торчащими в стороны рыжими косичками и крошками печенья на лице. Иосиф с простодушной наивностью своего возраста чесал под мышкой. Козел все норовил сжевать посох пастуха, а с головы ангела то и дело спадал нимб из алюминиевой фольги.
И среди этого невероятного хаоса возвышалась фигура Криса. Он отгонял козла от палки, заменявшей пастушеский посох, поправлял нимб на голове ангела, находил доброе слово для всех детей вместе и для каждого ребенка в отдельности – одним словом, был воистину душой этого многопланового действа.
Но вот все участники спектакля дружно запели гимн «Тихая ночь», и по щекам Джулии снова потекли слезы. Но совсем иные, чем прежде. Когда детские голоса заполнили сарай, а слова гимна дошли до слуха Джулии, она поняла, что на этот раз она плачет слезами очищения и исцеления.
Дети во второй раз затянули гимн, и Джулия незаметно для себя начала им подпевать – не столько губами, сколько всем своим сердцем, – чувствуя, как ее медленно охватывает состояние примирения с окружающим миром.
Ливви, прислушиваясь к голосу матери, обхватила себя руками. Доносившиеся звуки словно окутывали ее теплым мягким покрывалом.