Страница:
— Нет, никаких.
— Но должно же было что-то натолкнуть вас на эту мысль.
— Я же сказал — ничего. Тот, что провернул все это дело, действовал очень умно. Ни одной зацепки. И все равно это убийство.
— Вы подозреваете кого-то конкретно?
— Тот, кто выгадывает, автоматически попадает под подозрение.
— Вы имеете в виду жену?
— Да, я имею в виду жену.
— Но ведь ее даже не было в поезде.
— Тогда был кто-то другой.
— И вы догадываетесь кто?
— Понятия не имею.
— И это все?
— Я же сказал, ни одной конкретной зацепки. Ничего, кроме этих таблиц и моего предчувствия, называйте его чутьем, шестым чувством, опытом, как угодно. Ловкая работа, чистая. Но никак не несчастный случай и не самоубийство.
— Тогда что же нам делать?
— Не знаю. Дайте подумать минуту.
Он думал полчаса. Мы с Нортоном сидели тут же и курили. Немного погодя Кейес забарабанил ладонью по столу. Было ясно — он что-то придумал.
— Мистер Нортон~
— Да, Кейес?
— Вам остается одно. Это против правил, и в любом другом случае я бы возражал, но только не сейчас. Тут есть пара моментов, которые подсказывают мне, что человек, провернувший это дело, рассчитывал именно на существующую для таких случаев практику. А что обычно происходит в подобных ситуациях? Обычно мы ждем, пока клиент придет к нам сам и предъявит свои претензии первым. Так вот, я советую поступить иначе. Я советую немедленно, если возможно, прямо сегодня, а если не сегодня, то в день слушания дела подать на жену Недлингера жалобу. И заявить, что она подозревается в убийстве. Нанести ей удар, внезапный и сокрушительный. Я советую потребовать немедленного ее ареста и содержания под стражей на все сорок восемь часов, допускаемые в таких случаях по закону. Я советую припереть ее к стенке, давить и жать на нее, припугнуть с помощью тех деталей, которые раскопала полиция. Самое главное — изолировать ее от сообщника или сообщницы, кто бы он или она ни были. Надо воспользоваться их замешательством, помешать им обсуждать дальнейшие шаги. Сделайте так и попомните мои слова — вы обнаружите поразительные вещи!
— Но на каком основании?
— Да ни на каком.
— Но, Кейес, это невозможно. Допустим, мы так ничего и не узнаем. Будем на нее давить и все равно ничего не получим. Допустим, это все же несчастный случай. Тогда в какое положение мы попадем? Господи Боже мой, да она возбудит против нас гражданское дело, и судья присудит ей все до последнего никеля. И я далеко не уверен, что дело кончится гражданским иском. Может потянуть и на уголовный. И что тогда? Наш среднегодовой бюджет составляет порядка ста тысяч долларов. Мы объявляем себя поборниками интересов вдов и сирот. Людьми, действующими с самыми добрыми намерениями. И что же? Получится, мы готовы обвинить невинную женщину в убийстве только ради того, чтобы не платить ей законно причитающихся денег?
— Это незаконные деньги.
— Законные, пока мы не докажем обратного.
— Хорошо. Ваши рассуждения, конечно, верны~ Я же говорю, это против правил. Но позвольте мне также заметить, мистер Нортон, и заявить со всей ответственностью: тот, кто все придумал и провернул, — далеко не дурак. Он или она, а может, сразу двое или трое, не знаю, сколько их там, прекрасно понимали, что делают. И их не вывести на чистую воду, если сидеть вот так, сложа руки, и ждать подсказок. Они позаботились о том, чтобы подсказок не было~ Их не будет. Единственный способ припереть их к стенке — самим сделать первый шаг. И пусть будет драчка, скандал, что угодно, но взять их врасплох — единственная возможность чего-то добиться. Не гарантирую, что сработает. Но может сработать, уверен.
— Но, Кейес, мы не можем себе этого позволить.
— Почему нет?
— Кейес, мы уже проходили этот урок миллион раз, каждая страховая компания проходила. У нас выработалась определенная практика. Против нее идти нельзя. Это дело полиции. Мы можем, конечно, пойти навстречу полиции, помочь ей, если найдем чем. Если вдруг нападем на какую-то интересную информацию, то передадим полиции. Если возникнут какие-то подозрения, можем поделиться с ней. Мы имеем право предпринять любой разрешенный законом шаг, все, что угодно, но не это~
Он замолчал. Кейес подождал немного, но продолжения так и не дождался.
— А что здесь противозаконного, мистер Нортон?
— Ничего. Это вполне законно, но неправильно. Мы сразу попадем под обстрел. Мы останемся безоружными, беззащитными, если ошибемся. В жизни ничего подобного не слышал! Это тактически неверно, я имею в виду.
— Зато стратегически верно.
— У нас своя стратегия. Стратегия древняя, выработанная десятилетиями, и против нее не попрешь. А если действительно самоубийство? Тогда в удобный для нас момент мы получаем подтверждение нашим подозрениям и таким образом себя обезопасим. И дело миссис Недлингер доказывать, что это не так. Вот что я хочу подчеркнуть. И поверьте мне, сидя на бочке с динамитом, я вовсе не хочу попадать в положение, когда нам придется взять всю тяжесть доказательств на себя.
— Так значит, вы не собираетесь предпринимать против нее никаких действий?
— Пока нет, Кейес, пока нет. Может, чуть позже. Не знаю. Но пока есть возможность придерживаться нашей обычной политики, я не собираюсь вести себя иначе.
— Но ваш отец~
— Он поступил бы точно так же. Я как раз о нем подумал.
— Нет, он поступил бы иначе. Старина Нортон использовал бы этот шанс.
— Но, в конце концов, я же — не он.
— Дело ваше~
На слушание в суд я не пошел. Нортон и Кейес не пошли тоже. Ни одна страховая компания не захочет дать знать суду, что покойный был застрахован. Но мы послали туда двух следователей, вернее, соглядатаев, которые внешне ничем не отличались от остальной публики и сидели вместе с газетчиками. От них мы и узнали, что произошло. Свидетели, все до единого, выступили со своими показаниями и идентифицировали тело: Филлис, оба кондуктора, носильщик, проводник, два пассажира, полиция и этот тип по фамилии Джексон, который все твердил, что я пытался избавиться от него. Суд вынес следующее заключение: «~вышеупомянутый Герберт С. Недлингер погиб в результате перелома шейных позвонков вследствие падения с поезда около десяти часов вечера третьего июня, причем падение произошло при неизвестных суду обстоятельствах». Нортона это удивило. Он ожидал, что вердиктом будет самоубийство. Меня же — нисколько. Самый главный свидетель не проронил на суде ни слова: я еще задолго до всей этой истории крепко-накрепко вбил в голову Филлис, что он должен там присутствовать, поскольку ожидал, что всплывет вопрос о самоубийстве. Этим главным свидетелем был священник, которого она попросила сопровождать ее, чтобы заодно обсудить все детали по организации похорон. А когда суд видит, что на повестке дня похороны в освященной могиле, то вне зависимости от того, глотнул ли покойник яду, перерезал себе глотку или сиганул с пирса, наверняка будет вынесено заключение: «~при неизвестных суду обстоятельствах».
— Ну, Кейес, хуже не бывает?
— И быть не может.
— Что теперь?
— Теперь? Идем проторенной дорожкой — устроим ей засаду. Я откажу ей в выплате по иску на том основании, что несчастный случай не доказан, и заставлю ее подать на нас в суд. А там посмотрим.
— Ничего у вас не выйдет. Дело швах.
— Знаю, что швах. Но поступлю именно так.
— А почему именно теперь?
— Я еще раз переговорил с полицией. Сказал, что мы подозреваем убийство. Они тоже сначала подозревали, но затем передумали. Обмозговали все хорошенько и решили, что нет. У них, Кейес, тоже есть справочники и таблицы. Они знают, как совершаются убийства. Какими способами. И сроду не слыхали, чтобы кто-то убил или пытался убить человека, выбросив его из хвостового вагона медленно идущего поезда. Словом, точь-в-точь повторили ваши слова. Как может убийца быть уверен, что сброшенный человек погибнет? А вдруг не погибнет, а только ушибется, что тогда? Нет, они твердо уверены в несчастном случае. Странный, дурацкий, но все же случай, и не более того.
— А они допросили всех, кто был в поезде? Не нашелся ли там хоть один человек, знакомый с женой Недлингера? Господи, мистер Нортон, только не говорите мне, что они не проверили и этот вариант. В поезде должен был быть кто-то. Это я вам точно говорю.
— Они пошли еще дальше. Они допросили проводника открытой платформы. Его место на узкой скамейке в тамбуре, прямо у двери. И он абсолютно уверен — никого, кроме Недлингера, там не было. Потому что, если бы кто-то проходил, ему бы пришлось посторониться. Он помнит, как вышел Джексон минут через десять после того, как тронулся поезд. Он помнит, как мимо него проходил инвалид на костылях. Он помнит, как Джексон вернулся с портфелем и как он вернулся второй раз. Джексон не сразу сообщил об исчезновении пассажира. Он решил, что Недлингер пошел в туалет или куда-нибудь еще, и только около полуночи, уже собираясь лечь спать, он сказал об этом проводнику, так как у него остался портфель, в котором, как он думал, находится билет Недлингера. Минут через пять в Санта-Барбаре проводник получил телеграмму от начальника парковых путей в Лос-Анджелесе и уже только тогда конфисковал багаж Недлингера и начал записывать имена свидетелей. Там никого не было. Бедолага свалился с платформы, вот и все. Мы проиграли. Это несчастный случай.
— Если несчастный случай, почему тогда вы отказываетесь ей платить?
— Погодите минутку. Я рассказал, что думаю. И что думает полиция. Но есть целый ряд деталей, говорящих в пользу самоубийства.
— Ни одной.
— Достаточно, Кейес. Достаточно для того, чтобы направить дело в суд, и пусть решают. Возможно, я ошибаюсь. Полиция тоже может ошибаться. И до начала слушания дела нам надо собрать как можно больше фактов. Вот такой у меня план. Пусть суд решает, и, если решит, я уплачу ей с радостью. Но так просто дарить эти денежки я не собираюсь.
— Все, конечно, правильно, если подозревать самоубийство.
— Там видно будет. Посмотрим.
— Что ж, посмотрим.
— Он посмотрит!~ Я вел слишком много дел, Хафф. И вот когда провернешь их миллион, то чувствуешь, сам не можешь объяснить почему, но чувствуешь~ Это убийство~ Ну допросили они проводника, ладно. Никто из вагона не выходил. А может, кто-то заскочил туда снаружи, как знать? Откуда они могут знать?
Он замолк, взглянул на меня и начал рычать и чертыхаться, как полоумный.
— Я же говорил вам! Я же говорил, надо было сразу припереть ее к стенке! Арестовать, не дожидаясь этого идиотского слушания! Я же говорил!~
— У тебя есть версия? — Сердце мое бешено билось.
— Не было его в поезде! Сроду не было! — Он орал и бил кулаком по столу. — Он не садился в этот треклятый поезд! Кто-то взял его костыли и сел вместо него. И конечно, этому выродку надо было избавиться от Джексона! Ведь его не должны были видеть живым, после того как проехали место, где подложили тело. А теперь против нас эти идиотские опознания, данные под присягой~
— Эти~ что? — Я понимал, что он имеет в виду. Я рассчитывал на опознание с самого начала и именно поэтому принял все меры, чтобы никто из присутствующих в поезде не мог меня как следует разглядеть. Я все рассчитал — костыли, повязка на ноге, очки, сигара плюс немного воображения.
— Да все эти свидетели на слушании дела. Скажи, ну разве могли они разглядеть толком того человека? Сколько они его видели? Всего несколько секунд, в темноте, три-четыре дня назад. И вот инспектор поднимает над покойным простыню, вдова говорит: «Да, это он». И конечно же, все они твердят вслед за ней, как попугаи: «Он, он~» А мы-то идиоты!~ Если бы Нортон как следует поприжал ее, опознание и все прочее можно было опротестовать! Полиция не дремала бы, и мы могли найти выход. Но теперь!~ И он еще собирается направить дело в суд и оспорить иск! Попробуй теперь оспорить опознание. Это невозможно. Да любой законник распнет свидетелей на кресте, если они вдруг изменят свои показания. Вот к чему приводят консерватизм и косность, все это осторожничание! А еще ссылается на своего папашу~ Помяни мое слово, Хафф, да Старина Нортон уже давно бы выбил из этой бабы признание. Он отдал бы ее под суд, и этой стерве уже светило бы пожизненное в Фолсоме. А мы? В каком положении оказались мы? Дело решенное, мы его проиграли~ Мы его проиграли~ И вот что еще я тебе скажу, Хафф. Тип, провернувший такое дельце, на этом не остановится. Он разорит нашу компанию, помяни мое слово. Следующего удара мы просто не переживем. Господи ты Боже мой! Потерять пятьдесят кусков, и все из-за тупости, полного и абсолютного идиотизма!
В глазах у меня зарябило. Он завел свою шарманку снова, высказав на этот раз предположение, как и каким именно образом убрали Недлингера. Он сказал, что убийцу, кем бы он там ни был, наверняка ждала машина в Бербанке и что он соскочил с поезда именно там. Что она уже ждала его, и они отправились в двух разных машинах, в одной из которых находился труп, к определенному месту, где уложили труп на рельсы. По его расчетам, ей вполне хватало времени добраться до Бербанка, а затем вернуться домой и даже еще успеть купить по дороге мороженое. В аптеке она появилась в десять двадцать. Он даже это проверил. Он ошибался только в одном — в способе, но вообще настолько был близок к истине в своих рассуждениях, что губы у меня онемели, и я долго не мог выговорить ни слова. Так крепко я сжимал их, чтоб не вскрикнуть~
— Ясно, Кейес. Ну и что же вы собираетесь предпринять?
— Так~ Нортон собирается выманить ее из норки, дать ей возможность предъявить иск. Это меня устраивает. Он хочет покопаться в прошлом покойного, узнать, что привело его к самоубийству. Это меня тоже устраивает. Я же собираюсь вплотную заняться вдовой. Следить за каждым ее шагом, каждым движением. Я хочу знать про нее как можно больше. Рано или поздно, Хафф, этот парень объявится. Они должны встретиться. И как только я узнаю, кто он, держись!~ А она пусть себе подает в суд. И как только предстанет перед ним в качестве свидетеля, будь уверен, Хафф, я заставлю Нортона скушать все это до крошки. И он ответит за каждое свое слово, и полиция тоже. О нет, я так просто не сдамся!
Филлис позвонила на следующий день. Вечером, вскоре после обеда, как только ушел филиппинец. Какую-то долю секунды я даже не решался снять трубку, хотя понимал, что надо.
— Уолтер?
— Да. Ты где? Дома?
— В аптеке.
— Ага, уже лучше. Какие новости?
— Лола ведет себя так странно, я даже не хочу звонить из дому. Приехала сюда, на бульвар.
— А что с Лолой?
— Истерика, наверное. Нервный срыв. Смерть отца сильно на нее подействовала.
— Может, дело не только в этом?
— Да нет, не думаю.
— Ладно. Давай выкладывай все, и побыстрей. Что происходит?
— Много чего. Я боялась звонить. Не могла выбраться из дому до похорон и~
— Похороны были сегодня?
— Да. После слушания дела.
— Что еще?
— Завтра должны вскрывать сейф мужа. В присутствии адвоката. Говорят, так положено. На случай, если возникнут споры о наследстве.
— Все правильно. Полис там?
— Да. Положила неделю назад.
— Что ж, пока все идет по плану. Где это будет, в конторе твоего адвоката?
— Да.
— Тогда отправляйся туда. Там будет еще налоговый инспектор. Ему положено присутствовать. Они найдут полис, и ты передашь его адвокату. Попроси предъявить от твоего имени иск. Это самое главное, остальное потом.
— Предъявить иск?
— Да. Погоди минутку, Филлис. Тут есть одна деталь, но только не говори адвокату, во всяком случае пока. Они не собираются платить~
— Что?!
— Не собираются платить.
— Но ведь они должны!
— Они считают, совершено самоубийство. Ждут, что ты подашь в суд. И пока суд не вынесет решение, не заплатят. Только ты сейчас ничего не говори адвокату, он сам потом узнает. Пусть подает в суд, а ты ему не перечь. Придется немного ему заплатить, зато это наш единственный шанс. И еще одно, Филлис~
— Да?
— Мы не можем больше встречаться.
— Но я хочу тебя видеть!
— Мы не должны встречаться. Они считают, что это самоубийство, но все равно будут настороже. И если засекут, что мы встречаемся, докопаются до истины. Так быстро, и опомниться не успеешь! Станут ходить за тобой по пятам, следить и вынюхивать, поэтому не только видеться, но и звонить мне не надо, только в самом пожарном случае. Да и то не из дому, а из аптеки. Причем не из одной и той же все время. Поняла?
— Господи! Да ты, похоже, напуган до смерти!
— Напуган. И даже очень. Им известно больше, чем ты думаешь.
— Значит, мы действительно в опасном положении?
— Надеюсь, что нет. Но надо соблюдать крайнюю осторожность~
— Тогда, может, мне не подавать в суд?
— Наоборот, ты должна подать. Иначе нам крышка.
— О-о~ Да~ Хорошо. Понимаю.
— Подавай. Но смотри, будешь говорить с адвокатом, взвешивай каждое слово. Не ляпни лишнего.
— Хорошо~ Ты меня не разлюбил?
— Конечно, нет. Ты же знаешь.
— Ты обо мне думаешь? Все время?
— Все время.
— Ну а еще какие новости?
— Вроде бы никаких. У тебя все?
— Да, думаю, да.
— Тогда давай прощаться. А то вдруг еще кто-нибудь ко мне зайдет.
— Ты так говоришь, словно хочешь от меня отделаться.
— Нет, просто здравый смысл.
— Ну ладно. Сколько это еще продлится?
— Не знаю. Возможно, долго.
— Умираю, до чего хочу видеть тебя!
— Я тоже. Но мы должны быть осторожны.
— Что ж, тогда пока?
— Пока.
Я повесил трубку. Люблю я ее, как же, как кролик любит змею. Этой ночью я сделал то, чего еще никогда в жизни не делал. Я молился.
Глава 9
— Но должно же было что-то натолкнуть вас на эту мысль.
— Я же сказал — ничего. Тот, что провернул все это дело, действовал очень умно. Ни одной зацепки. И все равно это убийство.
— Вы подозреваете кого-то конкретно?
— Тот, кто выгадывает, автоматически попадает под подозрение.
— Вы имеете в виду жену?
— Да, я имею в виду жену.
— Но ведь ее даже не было в поезде.
— Тогда был кто-то другой.
— И вы догадываетесь кто?
— Понятия не имею.
— И это все?
— Я же сказал, ни одной конкретной зацепки. Ничего, кроме этих таблиц и моего предчувствия, называйте его чутьем, шестым чувством, опытом, как угодно. Ловкая работа, чистая. Но никак не несчастный случай и не самоубийство.
— Тогда что же нам делать?
— Не знаю. Дайте подумать минуту.
Он думал полчаса. Мы с Нортоном сидели тут же и курили. Немного погодя Кейес забарабанил ладонью по столу. Было ясно — он что-то придумал.
— Мистер Нортон~
— Да, Кейес?
— Вам остается одно. Это против правил, и в любом другом случае я бы возражал, но только не сейчас. Тут есть пара моментов, которые подсказывают мне, что человек, провернувший это дело, рассчитывал именно на существующую для таких случаев практику. А что обычно происходит в подобных ситуациях? Обычно мы ждем, пока клиент придет к нам сам и предъявит свои претензии первым. Так вот, я советую поступить иначе. Я советую немедленно, если возможно, прямо сегодня, а если не сегодня, то в день слушания дела подать на жену Недлингера жалобу. И заявить, что она подозревается в убийстве. Нанести ей удар, внезапный и сокрушительный. Я советую потребовать немедленного ее ареста и содержания под стражей на все сорок восемь часов, допускаемые в таких случаях по закону. Я советую припереть ее к стенке, давить и жать на нее, припугнуть с помощью тех деталей, которые раскопала полиция. Самое главное — изолировать ее от сообщника или сообщницы, кто бы он или она ни были. Надо воспользоваться их замешательством, помешать им обсуждать дальнейшие шаги. Сделайте так и попомните мои слова — вы обнаружите поразительные вещи!
— Но на каком основании?
— Да ни на каком.
— Но, Кейес, это невозможно. Допустим, мы так ничего и не узнаем. Будем на нее давить и все равно ничего не получим. Допустим, это все же несчастный случай. Тогда в какое положение мы попадем? Господи Боже мой, да она возбудит против нас гражданское дело, и судья присудит ей все до последнего никеля. И я далеко не уверен, что дело кончится гражданским иском. Может потянуть и на уголовный. И что тогда? Наш среднегодовой бюджет составляет порядка ста тысяч долларов. Мы объявляем себя поборниками интересов вдов и сирот. Людьми, действующими с самыми добрыми намерениями. И что же? Получится, мы готовы обвинить невинную женщину в убийстве только ради того, чтобы не платить ей законно причитающихся денег?
— Это незаконные деньги.
— Законные, пока мы не докажем обратного.
— Хорошо. Ваши рассуждения, конечно, верны~ Я же говорю, это против правил. Но позвольте мне также заметить, мистер Нортон, и заявить со всей ответственностью: тот, кто все придумал и провернул, — далеко не дурак. Он или она, а может, сразу двое или трое, не знаю, сколько их там, прекрасно понимали, что делают. И их не вывести на чистую воду, если сидеть вот так, сложа руки, и ждать подсказок. Они позаботились о том, чтобы подсказок не было~ Их не будет. Единственный способ припереть их к стенке — самим сделать первый шаг. И пусть будет драчка, скандал, что угодно, но взять их врасплох — единственная возможность чего-то добиться. Не гарантирую, что сработает. Но может сработать, уверен.
— Но, Кейес, мы не можем себе этого позволить.
— Почему нет?
— Кейес, мы уже проходили этот урок миллион раз, каждая страховая компания проходила. У нас выработалась определенная практика. Против нее идти нельзя. Это дело полиции. Мы можем, конечно, пойти навстречу полиции, помочь ей, если найдем чем. Если вдруг нападем на какую-то интересную информацию, то передадим полиции. Если возникнут какие-то подозрения, можем поделиться с ней. Мы имеем право предпринять любой разрешенный законом шаг, все, что угодно, но не это~
Он замолчал. Кейес подождал немного, но продолжения так и не дождался.
— А что здесь противозаконного, мистер Нортон?
— Ничего. Это вполне законно, но неправильно. Мы сразу попадем под обстрел. Мы останемся безоружными, беззащитными, если ошибемся. В жизни ничего подобного не слышал! Это тактически неверно, я имею в виду.
— Зато стратегически верно.
— У нас своя стратегия. Стратегия древняя, выработанная десятилетиями, и против нее не попрешь. А если действительно самоубийство? Тогда в удобный для нас момент мы получаем подтверждение нашим подозрениям и таким образом себя обезопасим. И дело миссис Недлингер доказывать, что это не так. Вот что я хочу подчеркнуть. И поверьте мне, сидя на бочке с динамитом, я вовсе не хочу попадать в положение, когда нам придется взять всю тяжесть доказательств на себя.
— Так значит, вы не собираетесь предпринимать против нее никаких действий?
— Пока нет, Кейес, пока нет. Может, чуть позже. Не знаю. Но пока есть возможность придерживаться нашей обычной политики, я не собираюсь вести себя иначе.
— Но ваш отец~
— Он поступил бы точно так же. Я как раз о нем подумал.
— Нет, он поступил бы иначе. Старина Нортон использовал бы этот шанс.
— Но, в конце концов, я же — не он.
— Дело ваше~
На слушание в суд я не пошел. Нортон и Кейес не пошли тоже. Ни одна страховая компания не захочет дать знать суду, что покойный был застрахован. Но мы послали туда двух следователей, вернее, соглядатаев, которые внешне ничем не отличались от остальной публики и сидели вместе с газетчиками. От них мы и узнали, что произошло. Свидетели, все до единого, выступили со своими показаниями и идентифицировали тело: Филлис, оба кондуктора, носильщик, проводник, два пассажира, полиция и этот тип по фамилии Джексон, который все твердил, что я пытался избавиться от него. Суд вынес следующее заключение: «~вышеупомянутый Герберт С. Недлингер погиб в результате перелома шейных позвонков вследствие падения с поезда около десяти часов вечера третьего июня, причем падение произошло при неизвестных суду обстоятельствах». Нортона это удивило. Он ожидал, что вердиктом будет самоубийство. Меня же — нисколько. Самый главный свидетель не проронил на суде ни слова: я еще задолго до всей этой истории крепко-накрепко вбил в голову Филлис, что он должен там присутствовать, поскольку ожидал, что всплывет вопрос о самоубийстве. Этим главным свидетелем был священник, которого она попросила сопровождать ее, чтобы заодно обсудить все детали по организации похорон. А когда суд видит, что на повестке дня похороны в освященной могиле, то вне зависимости от того, глотнул ли покойник яду, перерезал себе глотку или сиганул с пирса, наверняка будет вынесено заключение: «~при неизвестных суду обстоятельствах».
* * *
Выслушав соглядатаев, Нортон, Кейес и я снова удалились на совещание, на этот раз — в кабинет Нортона. Было около шести. Кейес пребывал в самом кислом расположении духа. Нортон же, разумеется, был огорчен, однако пытался сделать вид, что поступил он тем не менее правильно.— Ну, Кейес, хуже не бывает?
— И быть не может.
— Что теперь?
— Теперь? Идем проторенной дорожкой — устроим ей засаду. Я откажу ей в выплате по иску на том основании, что несчастный случай не доказан, и заставлю ее подать на нас в суд. А там посмотрим.
— Ничего у вас не выйдет. Дело швах.
— Знаю, что швах. Но поступлю именно так.
— А почему именно теперь?
— Я еще раз переговорил с полицией. Сказал, что мы подозреваем убийство. Они тоже сначала подозревали, но затем передумали. Обмозговали все хорошенько и решили, что нет. У них, Кейес, тоже есть справочники и таблицы. Они знают, как совершаются убийства. Какими способами. И сроду не слыхали, чтобы кто-то убил или пытался убить человека, выбросив его из хвостового вагона медленно идущего поезда. Словом, точь-в-точь повторили ваши слова. Как может убийца быть уверен, что сброшенный человек погибнет? А вдруг не погибнет, а только ушибется, что тогда? Нет, они твердо уверены в несчастном случае. Странный, дурацкий, но все же случай, и не более того.
— А они допросили всех, кто был в поезде? Не нашелся ли там хоть один человек, знакомый с женой Недлингера? Господи, мистер Нортон, только не говорите мне, что они не проверили и этот вариант. В поезде должен был быть кто-то. Это я вам точно говорю.
— Они пошли еще дальше. Они допросили проводника открытой платформы. Его место на узкой скамейке в тамбуре, прямо у двери. И он абсолютно уверен — никого, кроме Недлингера, там не было. Потому что, если бы кто-то проходил, ему бы пришлось посторониться. Он помнит, как вышел Джексон минут через десять после того, как тронулся поезд. Он помнит, как мимо него проходил инвалид на костылях. Он помнит, как Джексон вернулся с портфелем и как он вернулся второй раз. Джексон не сразу сообщил об исчезновении пассажира. Он решил, что Недлингер пошел в туалет или куда-нибудь еще, и только около полуночи, уже собираясь лечь спать, он сказал об этом проводнику, так как у него остался портфель, в котором, как он думал, находится билет Недлингера. Минут через пять в Санта-Барбаре проводник получил телеграмму от начальника парковых путей в Лос-Анджелесе и уже только тогда конфисковал багаж Недлингера и начал записывать имена свидетелей. Там никого не было. Бедолага свалился с платформы, вот и все. Мы проиграли. Это несчастный случай.
— Если несчастный случай, почему тогда вы отказываетесь ей платить?
— Погодите минутку. Я рассказал, что думаю. И что думает полиция. Но есть целый ряд деталей, говорящих в пользу самоубийства.
— Ни одной.
— Достаточно, Кейес. Достаточно для того, чтобы направить дело в суд, и пусть решают. Возможно, я ошибаюсь. Полиция тоже может ошибаться. И до начала слушания дела нам надо собрать как можно больше фактов. Вот такой у меня план. Пусть суд решает, и, если решит, я уплачу ей с радостью. Но так просто дарить эти денежки я не собираюсь.
— Все, конечно, правильно, если подозревать самоубийство.
— Там видно будет. Посмотрим.
— Что ж, посмотрим.
* * *
Я последовал за Кейесом в его кабинет. Он включил свет.— Он посмотрит!~ Я вел слишком много дел, Хафф. И вот когда провернешь их миллион, то чувствуешь, сам не можешь объяснить почему, но чувствуешь~ Это убийство~ Ну допросили они проводника, ладно. Никто из вагона не выходил. А может, кто-то заскочил туда снаружи, как знать? Откуда они могут знать?
Он замолк, взглянул на меня и начал рычать и чертыхаться, как полоумный.
— Я же говорил вам! Я же говорил, надо было сразу припереть ее к стенке! Арестовать, не дожидаясь этого идиотского слушания! Я же говорил!~
— У тебя есть версия? — Сердце мое бешено билось.
— Не было его в поезде! Сроду не было! — Он орал и бил кулаком по столу. — Он не садился в этот треклятый поезд! Кто-то взял его костыли и сел вместо него. И конечно, этому выродку надо было избавиться от Джексона! Ведь его не должны были видеть живым, после того как проехали место, где подложили тело. А теперь против нас эти идиотские опознания, данные под присягой~
— Эти~ что? — Я понимал, что он имеет в виду. Я рассчитывал на опознание с самого начала и именно поэтому принял все меры, чтобы никто из присутствующих в поезде не мог меня как следует разглядеть. Я все рассчитал — костыли, повязка на ноге, очки, сигара плюс немного воображения.
— Да все эти свидетели на слушании дела. Скажи, ну разве могли они разглядеть толком того человека? Сколько они его видели? Всего несколько секунд, в темноте, три-четыре дня назад. И вот инспектор поднимает над покойным простыню, вдова говорит: «Да, это он». И конечно же, все они твердят вслед за ней, как попугаи: «Он, он~» А мы-то идиоты!~ Если бы Нортон как следует поприжал ее, опознание и все прочее можно было опротестовать! Полиция не дремала бы, и мы могли найти выход. Но теперь!~ И он еще собирается направить дело в суд и оспорить иск! Попробуй теперь оспорить опознание. Это невозможно. Да любой законник распнет свидетелей на кресте, если они вдруг изменят свои показания. Вот к чему приводят консерватизм и косность, все это осторожничание! А еще ссылается на своего папашу~ Помяни мое слово, Хафф, да Старина Нортон уже давно бы выбил из этой бабы признание. Он отдал бы ее под суд, и этой стерве уже светило бы пожизненное в Фолсоме. А мы? В каком положении оказались мы? Дело решенное, мы его проиграли~ Мы его проиграли~ И вот что еще я тебе скажу, Хафф. Тип, провернувший такое дельце, на этом не остановится. Он разорит нашу компанию, помяни мое слово. Следующего удара мы просто не переживем. Господи ты Боже мой! Потерять пятьдесят кусков, и все из-за тупости, полного и абсолютного идиотизма!
В глазах у меня зарябило. Он завел свою шарманку снова, высказав на этот раз предположение, как и каким именно образом убрали Недлингера. Он сказал, что убийцу, кем бы он там ни был, наверняка ждала машина в Бербанке и что он соскочил с поезда именно там. Что она уже ждала его, и они отправились в двух разных машинах, в одной из которых находился труп, к определенному месту, где уложили труп на рельсы. По его расчетам, ей вполне хватало времени добраться до Бербанка, а затем вернуться домой и даже еще успеть купить по дороге мороженое. В аптеке она появилась в десять двадцать. Он даже это проверил. Он ошибался только в одном — в способе, но вообще настолько был близок к истине в своих рассуждениях, что губы у меня онемели, и я долго не мог выговорить ни слова. Так крепко я сжимал их, чтоб не вскрикнуть~
— Ясно, Кейес. Ну и что же вы собираетесь предпринять?
— Так~ Нортон собирается выманить ее из норки, дать ей возможность предъявить иск. Это меня устраивает. Он хочет покопаться в прошлом покойного, узнать, что привело его к самоубийству. Это меня тоже устраивает. Я же собираюсь вплотную заняться вдовой. Следить за каждым ее шагом, каждым движением. Я хочу знать про нее как можно больше. Рано или поздно, Хафф, этот парень объявится. Они должны встретиться. И как только я узнаю, кто он, держись!~ А она пусть себе подает в суд. И как только предстанет перед ним в качестве свидетеля, будь уверен, Хафф, я заставлю Нортона скушать все это до крошки. И он ответит за каждое свое слово, и полиция тоже. О нет, я так просто не сдамся!
* * *
Он держал меня на крючке, я понимал это. Стоит Филлис сорваться во время свидетельских показаний, потерять голову, и все может окончиться бог знает чем. А если она не подаст в суд, выйдет еще хуже. Ее отказ от денег будет выглядеть сверхподозрительно. Даже полиция насторожится. Я боялся звонить ей, ведь ее телефон наверняка прослушивается. В ту ночь я занимался тем же, что и предшествующие две, — пытался напиться. Я осушил целую кварту коньяка но без должного эффекта. Ноги стали ватными, в ушах звенело, а глаза по-прежнему сверлили тьму, и мысль работала непрестанно в поисках выхода. Что делать?~ Я не знал. Я не мог спать, не мог есть. Я даже не мог напиться.Филлис позвонила на следующий день. Вечером, вскоре после обеда, как только ушел филиппинец. Какую-то долю секунды я даже не решался снять трубку, хотя понимал, что надо.
— Уолтер?
— Да. Ты где? Дома?
— В аптеке.
— Ага, уже лучше. Какие новости?
— Лола ведет себя так странно, я даже не хочу звонить из дому. Приехала сюда, на бульвар.
— А что с Лолой?
— Истерика, наверное. Нервный срыв. Смерть отца сильно на нее подействовала.
— Может, дело не только в этом?
— Да нет, не думаю.
— Ладно. Давай выкладывай все, и побыстрей. Что происходит?
— Много чего. Я боялась звонить. Не могла выбраться из дому до похорон и~
— Похороны были сегодня?
— Да. После слушания дела.
— Что еще?
— Завтра должны вскрывать сейф мужа. В присутствии адвоката. Говорят, так положено. На случай, если возникнут споры о наследстве.
— Все правильно. Полис там?
— Да. Положила неделю назад.
— Что ж, пока все идет по плану. Где это будет, в конторе твоего адвоката?
— Да.
— Тогда отправляйся туда. Там будет еще налоговый инспектор. Ему положено присутствовать. Они найдут полис, и ты передашь его адвокату. Попроси предъявить от твоего имени иск. Это самое главное, остальное потом.
— Предъявить иск?
— Да. Погоди минутку, Филлис. Тут есть одна деталь, но только не говори адвокату, во всяком случае пока. Они не собираются платить~
— Что?!
— Не собираются платить.
— Но ведь они должны!
— Они считают, совершено самоубийство. Ждут, что ты подашь в суд. И пока суд не вынесет решение, не заплатят. Только ты сейчас ничего не говори адвокату, он сам потом узнает. Пусть подает в суд, а ты ему не перечь. Придется немного ему заплатить, зато это наш единственный шанс. И еще одно, Филлис~
— Да?
— Мы не можем больше встречаться.
— Но я хочу тебя видеть!
— Мы не должны встречаться. Они считают, что это самоубийство, но все равно будут настороже. И если засекут, что мы встречаемся, докопаются до истины. Так быстро, и опомниться не успеешь! Станут ходить за тобой по пятам, следить и вынюхивать, поэтому не только видеться, но и звонить мне не надо, только в самом пожарном случае. Да и то не из дому, а из аптеки. Причем не из одной и той же все время. Поняла?
— Господи! Да ты, похоже, напуган до смерти!
— Напуган. И даже очень. Им известно больше, чем ты думаешь.
— Значит, мы действительно в опасном положении?
— Надеюсь, что нет. Но надо соблюдать крайнюю осторожность~
— Тогда, может, мне не подавать в суд?
— Наоборот, ты должна подать. Иначе нам крышка.
— О-о~ Да~ Хорошо. Понимаю.
— Подавай. Но смотри, будешь говорить с адвокатом, взвешивай каждое слово. Не ляпни лишнего.
— Хорошо~ Ты меня не разлюбил?
— Конечно, нет. Ты же знаешь.
— Ты обо мне думаешь? Все время?
— Все время.
— Ну а еще какие новости?
— Вроде бы никаких. У тебя все?
— Да, думаю, да.
— Тогда давай прощаться. А то вдруг еще кто-нибудь ко мне зайдет.
— Ты так говоришь, словно хочешь от меня отделаться.
— Нет, просто здравый смысл.
— Ну ладно. Сколько это еще продлится?
— Не знаю. Возможно, долго.
— Умираю, до чего хочу видеть тебя!
— Я тоже. Но мы должны быть осторожны.
— Что ж, тогда пока?
— Пока.
Я повесил трубку. Люблю я ее, как же, как кролик любит змею. Этой ночью я сделал то, чего еще никогда в жизни не делал. Я молился.
Глава 9
Примерно через неделю после этого Нетти влетела ко мне в кабинет и быстро захлопнула за собой дверь.
— Там опять мисс Недлингер. Хочет вас видеть, мистер Хафф.
— Задержи ее на минутку. Мне надо сделать звонок.
Она вышла. Я позвонил. По какому-то совершенно необязательному делу. Просто нужно было время, чтобы взять себя в руки. Я позвонил домой и спросил филиппинца, не звонил ли мне кто. Он сказал, что нет. Тогда я попросил Нетти впустить Лолу.
Да, она сильно изменилась с того последнего раза, что я ее видел. Тогда она была ребенком. Сейчас передо мной стояла женщина. Возможно, так казалось из-за черного платья, но и по лицу было видно, что пережила она немало. Я чувствовал себя последним подлецом, но тем не менее пожал ей руку, усадил, спросил, как поживает миссис Недлингер. Она сказала, что хорошо, невзирая на все печальные обстоятельства. А я сказал, что это просто ужасно и что я был просто потрясен, узнав обо всем.
— А как мистер Сачетти?
— Давайте не будем говорить о мистере Сачетти.
— Мне казалось, вы друзья.
— Я не хочу говорить о нем.
— Простите~
Она встала, подошла к окну, снова села.
— Мистер Хафф, вы когда-то оказали мне одну услугу. И мне показалось, вы хорошо ко мне относитесь.
— Так оно и есть.
— И с тех пор я считаю вас своим другом. Поэтому и пришла~ Я хочу поговорить с вами~ как с другом.
— Конечно, конечно. Я рад.
— Но только как с другом, мистер Хафф. А не с агентом, занятым страховым бизнесом. И разговор должен быть строго конфиденциальным. Только между нами, мистер Хафф. Договорились?
— Конечно.
— Ох, совсем забыла, я же могу называть вас Уолтер~
— А я вас — Лола~
— Странно, но мне почему-то так легко с вами~
— Валяйте, выкладывайте, что случилось.
— Это об отце.
— Слушаю.
— Вернее, о его смерти. Я чувствую — здесь что-то не так. Что-то за этим кроется.
— Не вполне понимаю вас, Лола. Что кроется?
— Я и сама не понимаю что. Просто чувствую~
— Вы были в суде?
— Да.
— Там один или два человека, а потом еще несколько говорили с нами и высказали предположение, что ваш отец~ возможно, покончил с собой. Вы это имеете в виду?
— Нет, Уолтер, не это.
— Тогда что же?
— Не знаю. Не могу заставить себя сказать. Слишком страшно. Но эти мысли~ они приходят мне в голову не в первый раз. Я измучилась от подозрений, от того, что мне кажется, за этим стоит нечто большее~ чем думают все.
— Я вас не понимаю~
— Моя мать~ Когда она умерла~ С ней было то же самое~
Я ждал. Она судорожно сглотнула, помолчала. Мне показалось, она вообще раздумала говорить, но потом вдруг решилась и продолжила:
— Уолтер, у моей мамы были больные легкие. Специально для нее купили маленький коттедж в Лейк Арроухеде. И вот однажды в середине зимы мама поехала туда со своей близкой подругой на уик-энд. Как раз в разгар спортивного зимнего сезона, когда там полно людей, и вдруг она прислала отцу телеграмму, что хочет задержаться на всю неделю вместе с той женщиной. Ну, он ничего такого не подумал, послал ей телеграфом немного денег и написал — пусть живет там сколько хочет, если это полезно для здоровья. В среду на той же неделе мама заболела воспалением легких. В пятницу ей стало совсем плохо. Ее подруга пешком прошла по заваленному снегом лесу двенадцать миль, чтобы вызвать врача, — наш домик находился далеко от гостиниц и мотелей, на другой стороне озера, его надо обходить. Она пришла в гостиницу в таком состоянии, что ее пришлось положить в больницу. Врач тут же отправился к маме, но когда пришел, увидел, что она умирает. Она прожила каких-то полчаса~
— Так~
— И знаете, кто была ее лучшая подруга?
Я знал. Я сразу это понял, и по спине у меня побежали мурашки.
— Нет.
— Филлис~
— Ну и?~
— Скажите, что могли делать две женщины в заброшенном домике в такой холод, в самый разгар зимы? Почему они не остановились в гостинице, как остальные приезжие? Почему моя мама не позвонила, а прислала телеграмму?
— Вы хотите сказать, не она ее посылала?
— Не знаю, я ничего не знаю. Только уж очень странно все выглядит. Зачем понадобилось Филлис проделывать такой длинный путь? Неужели она не могла зайти куда-нибудь и позвонить? Почему она не взяла лыжи и не попробовала пересечь озеро напрямик, ведь это заняло бы полчаса? Она прекрасно бегает на лыжах. Зачем понадобилось идти три часа пешком? Почему она не торопилась привести врача?
— Погодите минутку, Лола. Что ваша мать сказала врачу, когда он~
— Ничего. Она была в горячке, без сознания. И потом, через пять минут врач начал давать ей кислород и~
— Так, погодите, Лола. Как бы там ни было, врач есть врач, и если у нее действительно было воспаление легких~
— Да, конечно, врач есть врач, но вы не знаете Филлис. А я вам могу кое-что рассказать. Во-первых, она медсестра. Считалась одной из лучших медсестер Лос-Анджелеса. Именно так она познакомилась с мамой, когда маме стало совсем плохо и ее поместили в больницу. Она медсестра и специализировалась как раз на легочных заболеваниях. Ей не хуже, чем любому врачу, известно, когда наступает кризис, все по минутам. И еще она знала, как вызвать воспаление легких.
— Что вы хотите сказать?
— Думаете, Филлис не могла выставить мою мать на всю ночь на холод и продержать там, пока она не замерзнет до смерти? Вы думаете, Филлис на это не способна? Вы думаете, она и вправду такая вот милая, нежная, добрая овечка, какой кажется? Отец тоже так думал~ Он считал, как это мужественно и благородно с ее стороны проделать весь долгий путь, чтобы спасти жизнь подруги~ Года не прошло, и он на ней женился. Но я думаю иначе. Потому, что~ знаю ее. Я начала подозревать ее сразу же~ как только услыхала о смерти мамы. И теперь тоже~
— Ну и что, вы считаете, я должен делать?
— Пока ничего. Просто выслушать меня.
— Но все, что вы говорите~ Эти обвинения, причем нешуточные~ Вы намекаете на возможность~ Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?
— Да, именно это я и хочу сказать. Именно это.
— Но, насколько мне известно, ее не было с вашим отцом, когда случилось несчастье.
— Ее и с мамой не было тогда. И все равно — ее рук дело.
— Мне надо хорошенько подумать. Дайте мне время.
— Конечно.
— Вы сегодня немного взволнованны~
— Я еще не все вам сказала.
— Что же еще?
— Не могу. Не в силах~ говорить об этом. Не хочется верить, что такое возможно. Ладно~ Не обращайте внимания. Простите меня, Уолтер, что ворвалась к вам со своими разговорами. Но я так несчастна~
— Кому-нибудь, кроме меня, вы говорили?
— Нет, никому.
— Не сейчас, а тогда о вашей матери?
— Нет, никому. Ни слова.
— Я бы на вашем месте тоже не сказал. Особенно~ мачехе.
— Там опять мисс Недлингер. Хочет вас видеть, мистер Хафф.
— Задержи ее на минутку. Мне надо сделать звонок.
Она вышла. Я позвонил. По какому-то совершенно необязательному делу. Просто нужно было время, чтобы взять себя в руки. Я позвонил домой и спросил филиппинца, не звонил ли мне кто. Он сказал, что нет. Тогда я попросил Нетти впустить Лолу.
Да, она сильно изменилась с того последнего раза, что я ее видел. Тогда она была ребенком. Сейчас передо мной стояла женщина. Возможно, так казалось из-за черного платья, но и по лицу было видно, что пережила она немало. Я чувствовал себя последним подлецом, но тем не менее пожал ей руку, усадил, спросил, как поживает миссис Недлингер. Она сказала, что хорошо, невзирая на все печальные обстоятельства. А я сказал, что это просто ужасно и что я был просто потрясен, узнав обо всем.
— А как мистер Сачетти?
— Давайте не будем говорить о мистере Сачетти.
— Мне казалось, вы друзья.
— Я не хочу говорить о нем.
— Простите~
Она встала, подошла к окну, снова села.
— Мистер Хафф, вы когда-то оказали мне одну услугу. И мне показалось, вы хорошо ко мне относитесь.
— Так оно и есть.
— И с тех пор я считаю вас своим другом. Поэтому и пришла~ Я хочу поговорить с вами~ как с другом.
— Конечно, конечно. Я рад.
— Но только как с другом, мистер Хафф. А не с агентом, занятым страховым бизнесом. И разговор должен быть строго конфиденциальным. Только между нами, мистер Хафф. Договорились?
— Конечно.
— Ох, совсем забыла, я же могу называть вас Уолтер~
— А я вас — Лола~
— Странно, но мне почему-то так легко с вами~
— Валяйте, выкладывайте, что случилось.
— Это об отце.
— Слушаю.
— Вернее, о его смерти. Я чувствую — здесь что-то не так. Что-то за этим кроется.
— Не вполне понимаю вас, Лола. Что кроется?
— Я и сама не понимаю что. Просто чувствую~
— Вы были в суде?
— Да.
— Там один или два человека, а потом еще несколько говорили с нами и высказали предположение, что ваш отец~ возможно, покончил с собой. Вы это имеете в виду?
— Нет, Уолтер, не это.
— Тогда что же?
— Не знаю. Не могу заставить себя сказать. Слишком страшно. Но эти мысли~ они приходят мне в голову не в первый раз. Я измучилась от подозрений, от того, что мне кажется, за этим стоит нечто большее~ чем думают все.
— Я вас не понимаю~
— Моя мать~ Когда она умерла~ С ней было то же самое~
Я ждал. Она судорожно сглотнула, помолчала. Мне показалось, она вообще раздумала говорить, но потом вдруг решилась и продолжила:
— Уолтер, у моей мамы были больные легкие. Специально для нее купили маленький коттедж в Лейк Арроухеде. И вот однажды в середине зимы мама поехала туда со своей близкой подругой на уик-энд. Как раз в разгар спортивного зимнего сезона, когда там полно людей, и вдруг она прислала отцу телеграмму, что хочет задержаться на всю неделю вместе с той женщиной. Ну, он ничего такого не подумал, послал ей телеграфом немного денег и написал — пусть живет там сколько хочет, если это полезно для здоровья. В среду на той же неделе мама заболела воспалением легких. В пятницу ей стало совсем плохо. Ее подруга пешком прошла по заваленному снегом лесу двенадцать миль, чтобы вызвать врача, — наш домик находился далеко от гостиниц и мотелей, на другой стороне озера, его надо обходить. Она пришла в гостиницу в таком состоянии, что ее пришлось положить в больницу. Врач тут же отправился к маме, но когда пришел, увидел, что она умирает. Она прожила каких-то полчаса~
— Так~
— И знаете, кто была ее лучшая подруга?
Я знал. Я сразу это понял, и по спине у меня побежали мурашки.
— Нет.
— Филлис~
— Ну и?~
— Скажите, что могли делать две женщины в заброшенном домике в такой холод, в самый разгар зимы? Почему они не остановились в гостинице, как остальные приезжие? Почему моя мама не позвонила, а прислала телеграмму?
— Вы хотите сказать, не она ее посылала?
— Не знаю, я ничего не знаю. Только уж очень странно все выглядит. Зачем понадобилось Филлис проделывать такой длинный путь? Неужели она не могла зайти куда-нибудь и позвонить? Почему она не взяла лыжи и не попробовала пересечь озеро напрямик, ведь это заняло бы полчаса? Она прекрасно бегает на лыжах. Зачем понадобилось идти три часа пешком? Почему она не торопилась привести врача?
— Погодите минутку, Лола. Что ваша мать сказала врачу, когда он~
— Ничего. Она была в горячке, без сознания. И потом, через пять минут врач начал давать ей кислород и~
— Так, погодите, Лола. Как бы там ни было, врач есть врач, и если у нее действительно было воспаление легких~
— Да, конечно, врач есть врач, но вы не знаете Филлис. А я вам могу кое-что рассказать. Во-первых, она медсестра. Считалась одной из лучших медсестер Лос-Анджелеса. Именно так она познакомилась с мамой, когда маме стало совсем плохо и ее поместили в больницу. Она медсестра и специализировалась как раз на легочных заболеваниях. Ей не хуже, чем любому врачу, известно, когда наступает кризис, все по минутам. И еще она знала, как вызвать воспаление легких.
— Что вы хотите сказать?
— Думаете, Филлис не могла выставить мою мать на всю ночь на холод и продержать там, пока она не замерзнет до смерти? Вы думаете, Филлис на это не способна? Вы думаете, она и вправду такая вот милая, нежная, добрая овечка, какой кажется? Отец тоже так думал~ Он считал, как это мужественно и благородно с ее стороны проделать весь долгий путь, чтобы спасти жизнь подруги~ Года не прошло, и он на ней женился. Но я думаю иначе. Потому, что~ знаю ее. Я начала подозревать ее сразу же~ как только услыхала о смерти мамы. И теперь тоже~
— Ну и что, вы считаете, я должен делать?
— Пока ничего. Просто выслушать меня.
— Но все, что вы говорите~ Эти обвинения, причем нешуточные~ Вы намекаете на возможность~ Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?
— Да, именно это я и хочу сказать. Именно это.
— Но, насколько мне известно, ее не было с вашим отцом, когда случилось несчастье.
— Ее и с мамой не было тогда. И все равно — ее рук дело.
— Мне надо хорошенько подумать. Дайте мне время.
— Конечно.
— Вы сегодня немного взволнованны~
— Я еще не все вам сказала.
— Что же еще?
— Не могу. Не в силах~ говорить об этом. Не хочется верить, что такое возможно. Ладно~ Не обращайте внимания. Простите меня, Уолтер, что ворвалась к вам со своими разговорами. Но я так несчастна~
— Кому-нибудь, кроме меня, вы говорили?
— Нет, никому.
— Не сейчас, а тогда о вашей матери?
— Нет, никому. Ни слова.
— Я бы на вашем месте тоже не сказал. Особенно~ мачехе.