Страница:
Kate Wilhelm The Funeral
Kate Wilhelm 1979
First published in Again, Dangerous Visions, edited by Harlan Ellison
2002, Гужов Е., перевод.
Eugen_Guzhov@yahoo.com
Из задуманного составителем-переводчиком сборника НФ-рассказов
под общим заглавием "Рождение партизанки".
-------------------------------------------------------------------------
Никто не мог в точности сказать, как стара была мадам Вестфол, когда
она, наконец, умерла. По меньшей мере сто двадцать. По самой меньшей мере.
Ибо уже лет двадцать мадам Вестфол была раковиной, содержащей самые
последние продукты прогресса, достигнутого в геронтологии, а теперь она
умерла. То, что лежало на возвышении, было всего лишь раскрашенной, одетой
для похорон оболочкой.
"Она не настоящая", говорила себе Карла. "Это кукла или что-то вроде.
Это не реальная мадам Вестфол." Она держала голову опущенной и не шевелила
губами, однако повторяла эти слова снова и снова. Она боялась взглянуть на
мертвеца. Во второй раз они истребили всех, кто мог носить оружие, ныне
неприкаянных и беспамятных, но смертельно опасных со своими тайниками
оружия, которое они применяли весьма неразборчиво.
Карла почувствовала, как мурашки прошли по ее рукам и ногам. Она
подумала, слышал ли кто-нибудь еще слова старой Учительницы?
Очередь продвигалась медленно, все девушки с опущенными головами в
длинных серых юбках, со сложенными впереди ладонями. Во всем коридоре
слышались лишь звуки шаркающих по пластиковому полу тапочек да изредка шорох
юбки.
В Смотровом зале был зеленый пластиковый пол, морозно-зеленый
пластиковые стены, и окна от пола до потолка, которые сейчас превратились в
щели ярчайшего света от склоняющегося к закату солнца. Всю мебель и все
украшения из зала убрали. Никаких цветов, только возвышение и похожий на
постель ящик, покрытый прозрачным колпаком. И Учителя. Двое у возвышения,
другие между полосами света у дверей. Их белые руки сложены на фоне черных
одежд, головы опущены, волосы гладко зачесаны, прямые проборы подчеркивают
двустороннюю симметрию. Когда девушки шествовали мимо, Учителя не шевелились
и не смотрели на возвышение.
Карла держала голову склоненной, почти спрятав подбородок в ямке
ключицы. Извилистая очередь двигалась мерным, очень медленным шагом. "Она не
реальна", в отчаянье сказала себе Карла.
Она шагнула за линию на полу, которая была знаком поднять голову.
Голова казалась слишком тяжелой, шею словно парализовало. Сделав движение,
она услышала, как хрустнули позвонки, и хотя челюсть внезапно заныла, Карла
никак не могла расслабиться.
Вторая зеленая линия. Она обратила взгляд направо и посмотрела на
невероятно иссохшую, почти нечеловеческого вида мумию. Она ощутила, как
крутит желудок, и на мгновение показалось, что ее сейчас вырвет. "Она не
реальна. Это только кукла. Она не реальна!" Третья линия. Она снова
наклонила голову, сильно, до боли, вжав подбородок в ключицу. Сейчас она не
могла даже проглотить комок в горле, даже дышала с трудом. Очередь двигалась
к Южной двери, а через нее в коридор.
Она тоже свернула налево к Южной двери и с опущенными глазами зашагала
обратно в свой класс генетики. Она не смотрела ни вправо. ни влево, только
слышала, как остальные с шорохом юбок бредут в том же направлении, шаркая
тапочками по пластику, а когда подошла к двери, то услышала смех каких-то
Леди, пришедших посмотреть зрелище. Она чуть замедлила ход.
Она почувствовала, как закатное солнце горячит кожу, и искоса, не
поворачивая головы быстро взглянула в ослепительно сияющую оранжерею, но не
увидела их. Смех звучал музыкой, когда она проходила в дверь.
"Ты, с голубыми глазами и соломенными волосами. Встань, девочка."
Карла не отреагировала, не поняв, что обращаются к ней, пока Учитель не
подняла ее со стула.
"Не делайте ей больно! Повернись, девочка. Подними свои юбки, выше.
Посмотри на меня, дитя. Подними глаза, дай мне увидеть твое лицо..."
"Она слишком молода для выборки", сказала Учитель, посмотрев на браслет
Карлы. "Еще год, Леди."
"Жалко. За год она загрубеет. Сейчас пушок у нее такой мягкий, плоть
такая нежная. Ну, хорошо..." Она двинулась прочь, мелькнув красной юбкой,
натянутой на бедрах, сверкая серебряными башмачками с каблучками, похожими
на льдинки. От нее так хорошо пахло... Карла не знала никаких слов, чтобы
описать, как хорошо от нее пахло. Она жадно упивалась ароматом.
"Посмотри на меня, дитя. Подними глаза, дай мне увидеть твое лицо..."
Слова эти крутились в ее голове снова и снова. По ночам, засыпая, она думала
об этом лице, пытаясь удержать его в фокусе: белая кожа, розовые округлые
щеки, серебряные веки, черные ресницы, длиннее, чем, как она понимала, могут
быть любые настоящие ресницы, жемчужно-розовые губы, три серебряные мушки -
одна на уголке левого глаза, другая в уголке рта, третья - словно ямочка на
сатиновой щеке. Серебряные волосы распущены волнами вокруг лица, когда она
движется, по ним пробегает дрожь их собственной внутренней жизни. Если б ей
позволили только дотронуться до этих волос, провести пальцами по щеке... Но
сон, что начинался музыкой смеха Леди, заканчивался кошмаром других ее слов:
"За год она загрубеет..."
После этого случая Карла стала наблюдать за изменениями на своем теле и
внутри него, и она поняла, что Леди имела в виду. На когда-то гладкой коже
ног начали расти волоски, они выросли подмышками и, самое постыдное, они
отросли темным грубым кустарником в низу живота. Она плакала. Она пробовала
выдернуть эти волоски, но было очень больно, кожа болела и распухала. Потом
она начала кровоточить, она легла и ожидала смерти, и была бы счастлива,
если б умерла. Вместо этого ей приказали идти в лазарет и вынудили посетить
лекции по женской гигиене. Она с каменным лицом молча следила, как Доктор
добавляла новую информацию в ее браслет. Лицо Доктора было гладким и розовым
с бледными бровями, ресницы ее такие бесцветные и короткие, что их почти не
было видно. На подбородке коричневая родинка и два длинных волоска. Она была
в прямом синевато-сером платье, ниспадавшем с плеч до пола. Тусклые волосы
плотно зачесаны назад и завязаны в жесткий узел на затылке. Карла ненавидела
ее. Она ненавидела Учителей. Но больше всего она ненавидела себя. Она
тосковала по зрелости.
Мадам Вестфол писала: "Зрелость приносит грацию, красоту, мудрость,
счастье. Незрелость означает безобразие, недоделанное бытие, находящееся
лишь в потенции, всецело зависимое и раболепное к взрослым гражданам."
На главном экране перед классом высвечивались головоломки типа да-нет.
Карла живо заняла свое место и набрала свой номер на небольшом экране своей
машины.
Она просмотрела вопросы и увидела, что все они простые декларативные
истинные утверждения. Ее стилус пробежал на экране по колонке Да в окне
ответов и дело было сделано. Она удивлялась, зачем все так тянут время, чего
они дожидаются. Кончина мадам Вестфол всех выбила из колеи.
Похожая на бумагу коричневая кожа, сморщенная и жесткая, где морщина на
морщине, вертикальные, горизонтальные, диагональные, оставили маленькие
островки плоти, едва достаточные, чтобы покрыть кости. Дребезжащий,
малопонятный голос: они забрали музыку из воздуха... голоса с неба... стерли
картины, что двигались... ящики, что пели и плакали... Безумная речь. И
дальше: лишь один остался, кто знал. Лишь один...
Мадам Трюдо вошла в класс, и Карла поняла, почему класс все это время
занимался индивидуальными заданиями. Учитель ждала появления мадам Трюдо.
Девочки торопливо встали. Мадам Трюдо жестом приказала садиться.
"За последние пять лет за мадам Вестфол ухаживали следующие девочки."
Она зачитала список. Имя Карлы в него входило. Закончив, она спросила: "Есть
здесь кто-нибудь, кто ухаживал за мадам Вестфол и чье имя я не прочитала?"
Позади Карлы раздался шелест. Она не отводила взгляда от мадам Трюдо.
"Имя?", спросила Учитель.
"Луэлья, мадам."
"Ты ухаживала за мадам Вестфол? Когда?"
"Два года назад, мадам. Я заменила Соню, которая внезапно заболела."
"Очень хорошо." Мадам Трюдо добавила имя Луэльи в список. "Вы все
явитесь в мой кабинет завтра утром в восемь часов. На это время вы
освобождаетесь от занятий и обязанностей. Свободны." Она поклонилась
классному Учителю и покинула комнату.
Ноги Карлы дрожали и ныли. Ее занятия по плаванью проходили каждое утро
в восемь часов и она их пропустила, почти два часа просидев на прямом стуле,
когда наконец ей сказали пройти в кабинет мадам Трюдо. Никто из других
ожидающих девочек не поднял глаз, когда она встала и последовала за
прислужницей из приемной. Мадам Трюдо восседала за громадным столом, который
был совершенно пуст, сверкая зеркальной отделкой. Карла стояла перед ним,
опустив глаза, и видела лицо мадам Трюдо отражающимся в поверхности стола.
Мадам Трюдо смотрела в точку поверх головы Карлы, не замечая, что девочка
изучает ее черты лица.
"Ты ухаживала за мадам Вестфол за последние четыре года всего семь раз,
это верно?"
"Думаю, да, мадам."
"Ты не уверена?"
"Я... я не помню, мадам."
"Понимаю. Ты запомнила бы, если б мадам Вестфол хоть раз говорила бы с
тобой за это время?"
"Да, мадам."
"Карла, ты дрожишь. Ты боишься?"
"Нет, мадам."
"Посмотри на меня, Карла."
Карла сжимала кулаки и чувствовала, как ногти впиваются в кожу. Она
переключилась на боль и перестала дрожать. У мадам Трюдо была бледная, как
тесто, кожа, остроконечные черные брови, острые черные глаза, черные волосы.
Рот широкий и полный, нос длинный и узкий. Пока она изучала девушку,
стоявшую перед ней, Карле показалось, что в ее выражении что-то изменилось,
однако она не смогла бы сказать, что именно, и чем выражение отличается от
того, что было мгновением раньше. Новым напряжением, наверное, новым
интересом.
"Карла, я просмотрела твои записи. Сейчас тебе четырнадцать и время
решить твое будущее. По завершении твоих текущих курсов я предложу твое имя
в Учительскую академию. Как моя протеже ты покинешь ныне занимаемое место и
станешь ухаживать за мной в моих палатах..." Она сощурилась: "Что с тобою,
девочка? Ты больна?"
"Нет, мадам. Я... я надеялась... я хочу сказать, что еще в прошлом
месяце определилась со своим выбором. Я думала..."
Мадам Трюдо взглянула в ту сторону стола, где светился экран с
записями. Она просмотрела отчет и ее губы насмешливо скривились. "Леди! Ты
хочешь стать Леди!" Карла почувствовала, как краска стыда пожаром охватила
лицо и как ее ладони вдруг стали влажными. Мадам Трюдо засмеялась резкими
лающими звуками. Она сказала: "Девочки, которые ухаживали за мадам Вестфол
при жизни, будут ухаживать за ней и после ее смерти. Ты будешь исполнять
обязанности в Смотровом зале два часа ежедневно, а когда начнется похоронная
процессия и службы в Скрентоне, ты станешь частью антуража. Кроме того,
каждый день добавочные два часа сразу после твоей службы в Смотровом зале ты
будешь медицировать над словами мудрости, что ты слышала от мадам Вестфол, и
ты запишешь каждое слово, которое она хоть раз произносила в твоем
присутствии. Для этой цели в твоей келье положат записную книжку и карандаш,
которыми ты не станешь пользоваться ни для каких других целей. Ты не станешь
говорить об этом ни с кем, кроме меня. Ты, Карла, приготовишься переехать в
мою квартиру немедленно, где тебя будет ожидать келья послушницы. Свободна."
Пока она говорила, ее голос становился все резче, пока под конец слова
превратились в отрывистые команды. Карла поклонилась и повернулась уходить.
"Карла, ты обнаружишь, что есть заметные выгоды быть выбранной в
Учители."
Карла не знала, должна ли она повернуться и поклониться снова, или же
стоять там, где остановилась, или просто идти дальше. Пока она раздумывала,
тот же голос раздался снова, но еще резче, раздраженнее: "Иди. Возвращайся в
свою келью."
Сначала они убивали только зачинщиков, лидеров... этого оказалось
достаточно, чтобы разрядить бомбу, оставив остальных молчащими, бессильными,
податливыми.
Карла смотрела на пол перед собой, пытаясь совладать с дрожью в ногах.
Мадам Вестфол больше не шевелится, не говорит. Она ушла, умерла.
Единственным звуком был шорох и шорох тапочек. От блеска зеленого
пластикового пола резало глаза. Воздух стоял тяжелый, пахло смертью. Но от
Леди, страстно желающей притронуться к ней, доносился чудный аромат.
Бледная, жемчужно-розовые губы, мягкие, сияющие, с двумя выступающими
родинками на верхней. Леди погладила ее лицо мягкими, прохладными и нежными
пальцами.
...когда их глаза становятся мягкими от невысказанных желаний, а тела
покажут признаки женственности, тогда пусть выберут обязанности, наложенные
на них: некоторым - рожать молодых для общества, некоторым - стать
Учителями, кому Сестрами, Врачами, некоторым - быть Любовницами граждан,
некоторым - ...
Карла не смогла совладать с судорожным движением, повернувшим ее голову
к мумии. Казалось, зал взволновался, потом снова успокоился. Дрожь в ногах
стала сильнее, ее труднее остановить. Она сильно, до боли, сжала колени
вместе, кости просто впились в плоть и кожу. Пальцы, дергающие за покрывало.
Дергающие кости, коричневые кости с роговыми ногтями.
Воды. Девочка, дай мне воды. Милая. Хорошенькая. Ты тоже была бы убита,
ты тоже. Милая. В последний раз они не оставили никого старше десяти. Совсем
никого. От десяти до двадцати пяти.
Милая. Карла произнесла это слово про себя. Милая. Бойся сияющих, милых
лиц. Молодых и милых.
Дрожь охватила всю Карлу. Два часа неподвижности. Вечность. Она
навсегда останется стоять здесь, она умрет здесь, не шевелясь, дрожа,
страдая. Чей-то вздох и звук тела, мягко валящегося на пол. Мягкое тело так
легко падает. Карла не поворачивает голову. Должно быть, это Луэлья. Так
напугалась мумии. С тех пор, как умерла мадам Вестфол, у нее кошмары каждую
ночь. Что же заставляет тело держаться так прямо, когда оно так легко
падает? Вытащить ее, ту штуку, что держит все вместе, и вниз, вниз. Просто
отпустить, знать, что надо вытащить, и позволить телу упасть и погрузиться в
сон. В ее полке зрения проплыли двое Учителей в своих черных платьях. И
снова проплыли с Луэльей или еще с кем-то меж ними. Никаких звуков. Только
шорох.
Новая келья послушницы была точной копией старой. Жесткая койка,
обучающая машина, стул, разделенный на ящики комод и умывальная раковина. И
кое-что новое - записная книжка и карандаш. У Карлы прежде никогда не было
записной книжки и карандаша. Был только стилус, прикрепленный к обучающей
машине, да подсвеченный прямоугольник, на котором пишешь, а потом все
исчезает в машине. Она перелистала пустые страницы книжки, пропустила бумагу
между пальцами, на одной из последних страничек оторвала крошечный уголок,
тщательно рассмотрела его: зазубренный край, текстуру обрывка, она даже
попробовала его на вкус. Так же пристально она изучила карандаш: у него был
остренький гладкий кончик, и он писал черным цветом. Она провела линию,
приостановилась повосхищаться ею, потом пересекла ее другой линией. Она
очень медленно написала: "Карла", начла было записывать свой номер, тот, что
на браслете, потом остановилась в смущении. Она никогда не задумывалась над
этим раньше, однако у нее, оказывается, нет фамилии, такой, чтобы она ее
знала. И тогда по двум цифрам, что она успела записать, она провела три
жирные черты.
Под конец двух часов медитации, она много раз записала свое имя,
заполнив им три страницы, и написала одну из фраз, которую смогла вспомнить,
услышанную из серых губ мадам Вестфол: "Неграждане являются собственностью
государства."
На следующий день граждане начали дефилировать мимо возвышения. Карла
глубоко дышала, пытаясь унюхать ароматы проходящих Леди, но они шли слишком
далеко от нее. Они смотрела на их ноги, обутые в туфли радужных цветов:
острые носы, каблучки-стилеты; закругленные носы, резные каблучки; сатиновые
тапочки, расшитые блестками... И как раз перед тем, как в этот день
закончиться ее вахте, в зал начали входить Мужчины.
Она услышала вздох, опять Луэльи. На этот раз она не упала в обморок,
только задохнулась от изумления. Карла в этот момент тоже увидела ступни и
ноги и подняла глаза, чтобы посмотреть на гражданина-мужчину. Он был очень
высокий и плотный и был одет в бело-голубое одеяние Законника. Он вышел на
солнечный свет и засверкало золото на его запястьях и шее, блеснула гладкая
лысая голова. Он отвернулся от возвышения и его глаза встретились с глазами
Карлы. Она ощутила себя ужасно пустотелой, торопливо опустила голову и
стиснула кулаки. Ей казалось, что он все еще стоит неподвижно и смотрит на
нее, и она чувствовала, как сильно стучит ее сердце. Появилась ее смена и
Карла пересекла зал так быстро, как только смогла, чтобы только не казаться
неприличной.
Карла писала: "Почему он так сильно испугал меня? Почему я никогда не
видела Мужчину прежде? Почему все остальные ходят в цветной одежде, а
девочки и Учителя носят только серое и черное?"
Дрожащей линией она вывела фигуру человека и уставилась на нее, потом
зачеркнула крестом. Она с тревогой посмотрела на записную книжку. Теперь у
нее четыре испорченных листа.
Рассердила ли она его взглядом? Карла нервно постукивала по бумаге и
пыталась вспомнить, на что было похоже его лицо. Хмурился ли он? Она не
могла припомнить. Почему она не может ничего вспомнить, чтобы записать для
мадам Трюдо? Она прикусила кончик карандаша, а потом написала медленно и
очень тщательно: Общество может избавиться от своей собственности по своему
выбору, вслед за обсуждением по крайней мере с тремя гражданами, и вслед за
разрешением, которое не может быть произвольно отклонено.
Разве мадам Вестфол когда-нибудь говорила такое? Она не помнила, но ей
же надо что-то записать, а такого сорта фразы мадам Вестфол произносила
помногу. Карла бросилась на постель и уставилась в потолок. В течении трех
дней она все продолжала слышать голос умершей мадам, а сейчас, когда ей
просто необходимо еще раз его услышать - ничего.
Сидя на прямом стуле, следя за любым изменением древней позы,
настороженная, боясь старого Учителя. Судорожная, усталая и сонная.
Полуприслушиваясь к непрестанному бормотанию на вдохе и выдохе, когда слова,
казалось, не имеют никакого смысла... Мама сказала спрячь ребенка прячься не
шевелись а Стив хотел бритву на день рождения а мама сказала ты слишком
молод тебе только девять а он сказал нет мама мне тринадцать разве ты не
помнишь а мама сказала спрячь ребенка спрячь не шевелись совсем и она
заявились ненавистные милые лица...
Карла села и снова взяла карандаш, потом остановилась. Когда она
вспомнила эти слова, они были такими четкими в памяти, но как только она
взялась их записывать, все испарилось. Она записала: "ненавистные милые
лица... спрячь ребенка... только девять". Она пристально посмотрела на слов
и зачеркнула их жирной чертой.
Милые лица. Мадам Вестфол называла ее милая, милая.
Колокольчик общественного часа прозвонил и Карла открыла дверь и
шагнула в переднюю, где уже собрались другие протеже. Их было пятеро. Карла
никого из них не знала, но время от времени видела всех в школе. Мадам Трюдо
сидела на стуле с высокой спинкой с черной обивкой. Она так сливалась с ним,
что только ее руки и лицо казались отделенными от стула, мертвенно-белые
руки и лицо. Карла поклонилась ей и неуверенно встала у своей двери.
"Входи, Карла. Это общественный час. Расслабься. Это Ванда, Луиза,
Стефани, Мэри, Дороти." Каждая девушка, когда произносили ее имя, слегка
наклоняла голову. Потом Карла не могла сказать, какое имя у какой девушки.
Двое из них носили юбки в черную полоску, что означало, что они учатся в
академии Учителей. Трое других все еще были в серых с черной каймой платьях
младшей школы, как и Карла.
"Карла не хочет быть Учителем", сухо сказала мадам Трюдо. "Она
предпочитает коробочку с красками Леди". И мадам улыбнулась только ртом.
Одна из академических девочек засмеялась. Мадам продолжила: "Карла, ты не
первая, кто завидует косметичке и ярким цветам Леди. Мне надо тебе что-то
показать. Ванда, фильм."
Девушка, которая засмеялась, тронула кнопку на маленьком столике и на
стене нарисовалась картинка. У Карлы перехватило дыхание. Это была Леди, вся
золотая и белая, золотые волосы, золотые веки, блестящее белое платье,
которое заканчивалось выше колен. Она повернулась и улыбнулась, вытянув обе
руки, пальцы с длинными, заостренными на концах ногтями усыпаны сверкающими
драгоценностями. Потом она подняла руку и сняла свои золотые волосы.
Карла почувствовала, что сейчас потеряет сознание, когда золотые волосы
выпали из рук Леди, оставив короткую, прямую, невзрачную прическу. Леди
повесила золотые волосы на шар, а потом один за другим сняла длинные
блестящие ногти, оставив свои ладони просто ладонями, костистыми и
безобразными. Потом леди сняла свои ресницы и брови, потом нашлепала на лицо
что-то вязкое и коричневое, а когда сняла, открыла бледную кожу с морщинами
вокруг глаз, с жесткими, глубокими линиями от носа до рта, который тоже
изменился, став маленьким и захудалым. Карле хотелось закрыть глаза,
отвернуться и броситься в свою келью, но она не осмеливалась даже
шевельнуться. Она чувствовала на себе пристальный взгляд мадам Трюдо, и этот
взгляд, казалось, прожигал насквозь.
Леди сняла свое кружащееся платье, и под ним оказалась одежда, которую
Карла никогда не видела прежде и которая покрывала ее от груди до бедер.
Коренастые пальца заработали над крючками, в конце концов одежда спала и на
виду оказался ее живот, большой, выпирающий, с жестокими красными рубцами
там, где одежда врезалась и сдавливала ее. Груди свесились чуть ли не до
пояса. Карла не могла закрыть глаза, не могла заставить себя не видеть, не
могла заставить себя не смотреть на оставшееся отталкивающее тело.
Мадам Трюдо встала и направилась к своей двери. "Покажите Карле
остальные два фильма." Потом она взглянула на Карлу и сказала: "Я приказываю
тебе смотреть. Потом я спрошу тебя о содержании." И она покинула комнату.
Другие два фильма показывали ту же самую Леди за работой. Вначале с
какой-то протеже, потом с мужчиной-гражданином. Когда просмотр закончился,
Карла, спотыкаясь, вернулась в свою келью и ее стало рвать до полного
изнеможения. В ту ночь ей снились кошмары.
Сколько же дней, думала она, я уже здесь? Она больше не дрожала, но
почти сразу отключала сознание, как только занимала свое место меж двух
высоких окон. Больше она не пыталась перехватить дуновение ароматов Леди,
или взглянуть на Мужчин. Она выбрала одну точку на полу и на ней
сосредотачивалась, не отрывая взгляда.
Они стары и полны ненависти, они сказали - давайте переделаем их по
нашему образцу, и переделали...
Мадам Трюдо ненавидит и презирает. Стары и полны ненависти...
"Почему ты не выбрала стать Женщиной, рождающей молодых?"
"Я не гожусь, мадам. Я слабая и робкая."
"Взгляни на свои бедра, узкие, словно бедра мужчин. И свои груди,
маленькие и жесткие." Мадам Трюдо с отвращением отвернулась. "Почему ты не
выбрала стать Профессионалом, Доктором или Техником?"
"Я недостаточно умна, мадам. Мне требуется много часов изучения, чтобы
понять математику."
"Итак: ты слабая, хрупкая, не слишком умная. Почему ты плачешь?"
"Я не знаю, мадам. Извините."
"Возвращайся в келью. Ты мне отвратительна."
Уставившись на изъян в полу, место, где выемка чуть искажала свет,
создавая очень маленькую овальную тень, желая знать, когда же кончится
мучение, удивляясь, почему она не может заполнить записную книжку многими
фразами, что говорила мадам Вестфол, фразами, которые она вспоминает здесь,
и которые не может вспомнить, когда сидит в своей келье с карандашом,
занесенным над записной книжкой.
Иногда Карла забывала, где находится, обнаруживая себя в палате мадам
Вестфол и следя, как древняя старуха в одиночестве борется за жизнь,
вынуждая себя вдыхать и выдыхать, отказываясь признать смерть. Следя за
непостижимыми циферблатами, трубками, бутылочками жидкостей с понижающимися
уровнями, наблюдая, как иглы вонзаются в плоть, как трубки исчезают под
простынями и кажется, что они снова и снова корчатся какой-то тайной жизнью,
прислушиваясь к невнятно бормочущему голосу, к стонам и вздохам, к
бессмысленным фразам.
Трижды они поднимались против детей и трижды истребляли их, пока не
осталось совсем никого, потому что зараза распространилась, и все, кому за
десять, были заражены и переносили радио...
Радио? Болезнь? Зараженные радио, распространяя среди молодых?
И мама сказала спрячь ребенка спрячь и не шевелись и это тоже положи в
пещеру и не притрагивайся.
Пришла смена и Карла на немых ногах зашагала из Смотрового зала. Она
следила за колыханием черной каймы своей юбки, пока шла, и казалось, что эта
чернота ползет вверх по ногам, завивается у пояса, взбирается по груди, пока
не доберется до шеи, а потом душит ее. Они сильно стиснула зубы и продолжала
идти размеренным шагом.
Девочки, ухаживавшие за мадам Вестфол при жизни, остались на службе и
во время школьных церемоний после окончания допуска в зал. Требовалось
стоять цепочкой позади возвышения. Восхваления терпению и твердости первого
Учителя. Восхваления ее мудрости при установлении правил школы. Карла
Kate Wilhelm 1979
First published in Again, Dangerous Visions, edited by Harlan Ellison
2002, Гужов Е., перевод.
Eugen_Guzhov@yahoo.com
Из задуманного составителем-переводчиком сборника НФ-рассказов
под общим заглавием "Рождение партизанки".
-------------------------------------------------------------------------
Никто не мог в точности сказать, как стара была мадам Вестфол, когда
она, наконец, умерла. По меньшей мере сто двадцать. По самой меньшей мере.
Ибо уже лет двадцать мадам Вестфол была раковиной, содержащей самые
последние продукты прогресса, достигнутого в геронтологии, а теперь она
умерла. То, что лежало на возвышении, было всего лишь раскрашенной, одетой
для похорон оболочкой.
"Она не настоящая", говорила себе Карла. "Это кукла или что-то вроде.
Это не реальная мадам Вестфол." Она держала голову опущенной и не шевелила
губами, однако повторяла эти слова снова и снова. Она боялась взглянуть на
мертвеца. Во второй раз они истребили всех, кто мог носить оружие, ныне
неприкаянных и беспамятных, но смертельно опасных со своими тайниками
оружия, которое они применяли весьма неразборчиво.
Карла почувствовала, как мурашки прошли по ее рукам и ногам. Она
подумала, слышал ли кто-нибудь еще слова старой Учительницы?
Очередь продвигалась медленно, все девушки с опущенными головами в
длинных серых юбках, со сложенными впереди ладонями. Во всем коридоре
слышались лишь звуки шаркающих по пластиковому полу тапочек да изредка шорох
юбки.
В Смотровом зале был зеленый пластиковый пол, морозно-зеленый
пластиковые стены, и окна от пола до потолка, которые сейчас превратились в
щели ярчайшего света от склоняющегося к закату солнца. Всю мебель и все
украшения из зала убрали. Никаких цветов, только возвышение и похожий на
постель ящик, покрытый прозрачным колпаком. И Учителя. Двое у возвышения,
другие между полосами света у дверей. Их белые руки сложены на фоне черных
одежд, головы опущены, волосы гладко зачесаны, прямые проборы подчеркивают
двустороннюю симметрию. Когда девушки шествовали мимо, Учителя не шевелились
и не смотрели на возвышение.
Карла держала голову склоненной, почти спрятав подбородок в ямке
ключицы. Извилистая очередь двигалась мерным, очень медленным шагом. "Она не
реальна", в отчаянье сказала себе Карла.
Она шагнула за линию на полу, которая была знаком поднять голову.
Голова казалась слишком тяжелой, шею словно парализовало. Сделав движение,
она услышала, как хрустнули позвонки, и хотя челюсть внезапно заныла, Карла
никак не могла расслабиться.
Вторая зеленая линия. Она обратила взгляд направо и посмотрела на
невероятно иссохшую, почти нечеловеческого вида мумию. Она ощутила, как
крутит желудок, и на мгновение показалось, что ее сейчас вырвет. "Она не
реальна. Это только кукла. Она не реальна!" Третья линия. Она снова
наклонила голову, сильно, до боли, вжав подбородок в ключицу. Сейчас она не
могла даже проглотить комок в горле, даже дышала с трудом. Очередь двигалась
к Южной двери, а через нее в коридор.
Она тоже свернула налево к Южной двери и с опущенными глазами зашагала
обратно в свой класс генетики. Она не смотрела ни вправо. ни влево, только
слышала, как остальные с шорохом юбок бредут в том же направлении, шаркая
тапочками по пластику, а когда подошла к двери, то услышала смех каких-то
Леди, пришедших посмотреть зрелище. Она чуть замедлила ход.
Она почувствовала, как закатное солнце горячит кожу, и искоса, не
поворачивая головы быстро взглянула в ослепительно сияющую оранжерею, но не
увидела их. Смех звучал музыкой, когда она проходила в дверь.
"Ты, с голубыми глазами и соломенными волосами. Встань, девочка."
Карла не отреагировала, не поняв, что обращаются к ней, пока Учитель не
подняла ее со стула.
"Не делайте ей больно! Повернись, девочка. Подними свои юбки, выше.
Посмотри на меня, дитя. Подними глаза, дай мне увидеть твое лицо..."
"Она слишком молода для выборки", сказала Учитель, посмотрев на браслет
Карлы. "Еще год, Леди."
"Жалко. За год она загрубеет. Сейчас пушок у нее такой мягкий, плоть
такая нежная. Ну, хорошо..." Она двинулась прочь, мелькнув красной юбкой,
натянутой на бедрах, сверкая серебряными башмачками с каблучками, похожими
на льдинки. От нее так хорошо пахло... Карла не знала никаких слов, чтобы
описать, как хорошо от нее пахло. Она жадно упивалась ароматом.
"Посмотри на меня, дитя. Подними глаза, дай мне увидеть твое лицо..."
Слова эти крутились в ее голове снова и снова. По ночам, засыпая, она думала
об этом лице, пытаясь удержать его в фокусе: белая кожа, розовые округлые
щеки, серебряные веки, черные ресницы, длиннее, чем, как она понимала, могут
быть любые настоящие ресницы, жемчужно-розовые губы, три серебряные мушки -
одна на уголке левого глаза, другая в уголке рта, третья - словно ямочка на
сатиновой щеке. Серебряные волосы распущены волнами вокруг лица, когда она
движется, по ним пробегает дрожь их собственной внутренней жизни. Если б ей
позволили только дотронуться до этих волос, провести пальцами по щеке... Но
сон, что начинался музыкой смеха Леди, заканчивался кошмаром других ее слов:
"За год она загрубеет..."
После этого случая Карла стала наблюдать за изменениями на своем теле и
внутри него, и она поняла, что Леди имела в виду. На когда-то гладкой коже
ног начали расти волоски, они выросли подмышками и, самое постыдное, они
отросли темным грубым кустарником в низу живота. Она плакала. Она пробовала
выдернуть эти волоски, но было очень больно, кожа болела и распухала. Потом
она начала кровоточить, она легла и ожидала смерти, и была бы счастлива,
если б умерла. Вместо этого ей приказали идти в лазарет и вынудили посетить
лекции по женской гигиене. Она с каменным лицом молча следила, как Доктор
добавляла новую информацию в ее браслет. Лицо Доктора было гладким и розовым
с бледными бровями, ресницы ее такие бесцветные и короткие, что их почти не
было видно. На подбородке коричневая родинка и два длинных волоска. Она была
в прямом синевато-сером платье, ниспадавшем с плеч до пола. Тусклые волосы
плотно зачесаны назад и завязаны в жесткий узел на затылке. Карла ненавидела
ее. Она ненавидела Учителей. Но больше всего она ненавидела себя. Она
тосковала по зрелости.
Мадам Вестфол писала: "Зрелость приносит грацию, красоту, мудрость,
счастье. Незрелость означает безобразие, недоделанное бытие, находящееся
лишь в потенции, всецело зависимое и раболепное к взрослым гражданам."
На главном экране перед классом высвечивались головоломки типа да-нет.
Карла живо заняла свое место и набрала свой номер на небольшом экране своей
машины.
Она просмотрела вопросы и увидела, что все они простые декларативные
истинные утверждения. Ее стилус пробежал на экране по колонке Да в окне
ответов и дело было сделано. Она удивлялась, зачем все так тянут время, чего
они дожидаются. Кончина мадам Вестфол всех выбила из колеи.
Похожая на бумагу коричневая кожа, сморщенная и жесткая, где морщина на
морщине, вертикальные, горизонтальные, диагональные, оставили маленькие
островки плоти, едва достаточные, чтобы покрыть кости. Дребезжащий,
малопонятный голос: они забрали музыку из воздуха... голоса с неба... стерли
картины, что двигались... ящики, что пели и плакали... Безумная речь. И
дальше: лишь один остался, кто знал. Лишь один...
Мадам Трюдо вошла в класс, и Карла поняла, почему класс все это время
занимался индивидуальными заданиями. Учитель ждала появления мадам Трюдо.
Девочки торопливо встали. Мадам Трюдо жестом приказала садиться.
"За последние пять лет за мадам Вестфол ухаживали следующие девочки."
Она зачитала список. Имя Карлы в него входило. Закончив, она спросила: "Есть
здесь кто-нибудь, кто ухаживал за мадам Вестфол и чье имя я не прочитала?"
Позади Карлы раздался шелест. Она не отводила взгляда от мадам Трюдо.
"Имя?", спросила Учитель.
"Луэлья, мадам."
"Ты ухаживала за мадам Вестфол? Когда?"
"Два года назад, мадам. Я заменила Соню, которая внезапно заболела."
"Очень хорошо." Мадам Трюдо добавила имя Луэльи в список. "Вы все
явитесь в мой кабинет завтра утром в восемь часов. На это время вы
освобождаетесь от занятий и обязанностей. Свободны." Она поклонилась
классному Учителю и покинула комнату.
Ноги Карлы дрожали и ныли. Ее занятия по плаванью проходили каждое утро
в восемь часов и она их пропустила, почти два часа просидев на прямом стуле,
когда наконец ей сказали пройти в кабинет мадам Трюдо. Никто из других
ожидающих девочек не поднял глаз, когда она встала и последовала за
прислужницей из приемной. Мадам Трюдо восседала за громадным столом, который
был совершенно пуст, сверкая зеркальной отделкой. Карла стояла перед ним,
опустив глаза, и видела лицо мадам Трюдо отражающимся в поверхности стола.
Мадам Трюдо смотрела в точку поверх головы Карлы, не замечая, что девочка
изучает ее черты лица.
"Ты ухаживала за мадам Вестфол за последние четыре года всего семь раз,
это верно?"
"Думаю, да, мадам."
"Ты не уверена?"
"Я... я не помню, мадам."
"Понимаю. Ты запомнила бы, если б мадам Вестфол хоть раз говорила бы с
тобой за это время?"
"Да, мадам."
"Карла, ты дрожишь. Ты боишься?"
"Нет, мадам."
"Посмотри на меня, Карла."
Карла сжимала кулаки и чувствовала, как ногти впиваются в кожу. Она
переключилась на боль и перестала дрожать. У мадам Трюдо была бледная, как
тесто, кожа, остроконечные черные брови, острые черные глаза, черные волосы.
Рот широкий и полный, нос длинный и узкий. Пока она изучала девушку,
стоявшую перед ней, Карле показалось, что в ее выражении что-то изменилось,
однако она не смогла бы сказать, что именно, и чем выражение отличается от
того, что было мгновением раньше. Новым напряжением, наверное, новым
интересом.
"Карла, я просмотрела твои записи. Сейчас тебе четырнадцать и время
решить твое будущее. По завершении твоих текущих курсов я предложу твое имя
в Учительскую академию. Как моя протеже ты покинешь ныне занимаемое место и
станешь ухаживать за мной в моих палатах..." Она сощурилась: "Что с тобою,
девочка? Ты больна?"
"Нет, мадам. Я... я надеялась... я хочу сказать, что еще в прошлом
месяце определилась со своим выбором. Я думала..."
Мадам Трюдо взглянула в ту сторону стола, где светился экран с
записями. Она просмотрела отчет и ее губы насмешливо скривились. "Леди! Ты
хочешь стать Леди!" Карла почувствовала, как краска стыда пожаром охватила
лицо и как ее ладони вдруг стали влажными. Мадам Трюдо засмеялась резкими
лающими звуками. Она сказала: "Девочки, которые ухаживали за мадам Вестфол
при жизни, будут ухаживать за ней и после ее смерти. Ты будешь исполнять
обязанности в Смотровом зале два часа ежедневно, а когда начнется похоронная
процессия и службы в Скрентоне, ты станешь частью антуража. Кроме того,
каждый день добавочные два часа сразу после твоей службы в Смотровом зале ты
будешь медицировать над словами мудрости, что ты слышала от мадам Вестфол, и
ты запишешь каждое слово, которое она хоть раз произносила в твоем
присутствии. Для этой цели в твоей келье положат записную книжку и карандаш,
которыми ты не станешь пользоваться ни для каких других целей. Ты не станешь
говорить об этом ни с кем, кроме меня. Ты, Карла, приготовишься переехать в
мою квартиру немедленно, где тебя будет ожидать келья послушницы. Свободна."
Пока она говорила, ее голос становился все резче, пока под конец слова
превратились в отрывистые команды. Карла поклонилась и повернулась уходить.
"Карла, ты обнаружишь, что есть заметные выгоды быть выбранной в
Учители."
Карла не знала, должна ли она повернуться и поклониться снова, или же
стоять там, где остановилась, или просто идти дальше. Пока она раздумывала,
тот же голос раздался снова, но еще резче, раздраженнее: "Иди. Возвращайся в
свою келью."
Сначала они убивали только зачинщиков, лидеров... этого оказалось
достаточно, чтобы разрядить бомбу, оставив остальных молчащими, бессильными,
податливыми.
Карла смотрела на пол перед собой, пытаясь совладать с дрожью в ногах.
Мадам Вестфол больше не шевелится, не говорит. Она ушла, умерла.
Единственным звуком был шорох и шорох тапочек. От блеска зеленого
пластикового пола резало глаза. Воздух стоял тяжелый, пахло смертью. Но от
Леди, страстно желающей притронуться к ней, доносился чудный аромат.
Бледная, жемчужно-розовые губы, мягкие, сияющие, с двумя выступающими
родинками на верхней. Леди погладила ее лицо мягкими, прохладными и нежными
пальцами.
...когда их глаза становятся мягкими от невысказанных желаний, а тела
покажут признаки женственности, тогда пусть выберут обязанности, наложенные
на них: некоторым - рожать молодых для общества, некоторым - стать
Учителями, кому Сестрами, Врачами, некоторым - быть Любовницами граждан,
некоторым - ...
Карла не смогла совладать с судорожным движением, повернувшим ее голову
к мумии. Казалось, зал взволновался, потом снова успокоился. Дрожь в ногах
стала сильнее, ее труднее остановить. Она сильно, до боли, сжала колени
вместе, кости просто впились в плоть и кожу. Пальцы, дергающие за покрывало.
Дергающие кости, коричневые кости с роговыми ногтями.
Воды. Девочка, дай мне воды. Милая. Хорошенькая. Ты тоже была бы убита,
ты тоже. Милая. В последний раз они не оставили никого старше десяти. Совсем
никого. От десяти до двадцати пяти.
Милая. Карла произнесла это слово про себя. Милая. Бойся сияющих, милых
лиц. Молодых и милых.
Дрожь охватила всю Карлу. Два часа неподвижности. Вечность. Она
навсегда останется стоять здесь, она умрет здесь, не шевелясь, дрожа,
страдая. Чей-то вздох и звук тела, мягко валящегося на пол. Мягкое тело так
легко падает. Карла не поворачивает голову. Должно быть, это Луэлья. Так
напугалась мумии. С тех пор, как умерла мадам Вестфол, у нее кошмары каждую
ночь. Что же заставляет тело держаться так прямо, когда оно так легко
падает? Вытащить ее, ту штуку, что держит все вместе, и вниз, вниз. Просто
отпустить, знать, что надо вытащить, и позволить телу упасть и погрузиться в
сон. В ее полке зрения проплыли двое Учителей в своих черных платьях. И
снова проплыли с Луэльей или еще с кем-то меж ними. Никаких звуков. Только
шорох.
Новая келья послушницы была точной копией старой. Жесткая койка,
обучающая машина, стул, разделенный на ящики комод и умывальная раковина. И
кое-что новое - записная книжка и карандаш. У Карлы прежде никогда не было
записной книжки и карандаша. Был только стилус, прикрепленный к обучающей
машине, да подсвеченный прямоугольник, на котором пишешь, а потом все
исчезает в машине. Она перелистала пустые страницы книжки, пропустила бумагу
между пальцами, на одной из последних страничек оторвала крошечный уголок,
тщательно рассмотрела его: зазубренный край, текстуру обрывка, она даже
попробовала его на вкус. Так же пристально она изучила карандаш: у него был
остренький гладкий кончик, и он писал черным цветом. Она провела линию,
приостановилась повосхищаться ею, потом пересекла ее другой линией. Она
очень медленно написала: "Карла", начла было записывать свой номер, тот, что
на браслете, потом остановилась в смущении. Она никогда не задумывалась над
этим раньше, однако у нее, оказывается, нет фамилии, такой, чтобы она ее
знала. И тогда по двум цифрам, что она успела записать, она провела три
жирные черты.
Под конец двух часов медитации, она много раз записала свое имя,
заполнив им три страницы, и написала одну из фраз, которую смогла вспомнить,
услышанную из серых губ мадам Вестфол: "Неграждане являются собственностью
государства."
На следующий день граждане начали дефилировать мимо возвышения. Карла
глубоко дышала, пытаясь унюхать ароматы проходящих Леди, но они шли слишком
далеко от нее. Они смотрела на их ноги, обутые в туфли радужных цветов:
острые носы, каблучки-стилеты; закругленные носы, резные каблучки; сатиновые
тапочки, расшитые блестками... И как раз перед тем, как в этот день
закончиться ее вахте, в зал начали входить Мужчины.
Она услышала вздох, опять Луэльи. На этот раз она не упала в обморок,
только задохнулась от изумления. Карла в этот момент тоже увидела ступни и
ноги и подняла глаза, чтобы посмотреть на гражданина-мужчину. Он был очень
высокий и плотный и был одет в бело-голубое одеяние Законника. Он вышел на
солнечный свет и засверкало золото на его запястьях и шее, блеснула гладкая
лысая голова. Он отвернулся от возвышения и его глаза встретились с глазами
Карлы. Она ощутила себя ужасно пустотелой, торопливо опустила голову и
стиснула кулаки. Ей казалось, что он все еще стоит неподвижно и смотрит на
нее, и она чувствовала, как сильно стучит ее сердце. Появилась ее смена и
Карла пересекла зал так быстро, как только смогла, чтобы только не казаться
неприличной.
Карла писала: "Почему он так сильно испугал меня? Почему я никогда не
видела Мужчину прежде? Почему все остальные ходят в цветной одежде, а
девочки и Учителя носят только серое и черное?"
Дрожащей линией она вывела фигуру человека и уставилась на нее, потом
зачеркнула крестом. Она с тревогой посмотрела на записную книжку. Теперь у
нее четыре испорченных листа.
Рассердила ли она его взглядом? Карла нервно постукивала по бумаге и
пыталась вспомнить, на что было похоже его лицо. Хмурился ли он? Она не
могла припомнить. Почему она не может ничего вспомнить, чтобы записать для
мадам Трюдо? Она прикусила кончик карандаша, а потом написала медленно и
очень тщательно: Общество может избавиться от своей собственности по своему
выбору, вслед за обсуждением по крайней мере с тремя гражданами, и вслед за
разрешением, которое не может быть произвольно отклонено.
Разве мадам Вестфол когда-нибудь говорила такое? Она не помнила, но ей
же надо что-то записать, а такого сорта фразы мадам Вестфол произносила
помногу. Карла бросилась на постель и уставилась в потолок. В течении трех
дней она все продолжала слышать голос умершей мадам, а сейчас, когда ей
просто необходимо еще раз его услышать - ничего.
Сидя на прямом стуле, следя за любым изменением древней позы,
настороженная, боясь старого Учителя. Судорожная, усталая и сонная.
Полуприслушиваясь к непрестанному бормотанию на вдохе и выдохе, когда слова,
казалось, не имеют никакого смысла... Мама сказала спрячь ребенка прячься не
шевелись а Стив хотел бритву на день рождения а мама сказала ты слишком
молод тебе только девять а он сказал нет мама мне тринадцать разве ты не
помнишь а мама сказала спрячь ребенка спрячь не шевелись совсем и она
заявились ненавистные милые лица...
Карла села и снова взяла карандаш, потом остановилась. Когда она
вспомнила эти слова, они были такими четкими в памяти, но как только она
взялась их записывать, все испарилось. Она записала: "ненавистные милые
лица... спрячь ребенка... только девять". Она пристально посмотрела на слов
и зачеркнула их жирной чертой.
Милые лица. Мадам Вестфол называла ее милая, милая.
Колокольчик общественного часа прозвонил и Карла открыла дверь и
шагнула в переднюю, где уже собрались другие протеже. Их было пятеро. Карла
никого из них не знала, но время от времени видела всех в школе. Мадам Трюдо
сидела на стуле с высокой спинкой с черной обивкой. Она так сливалась с ним,
что только ее руки и лицо казались отделенными от стула, мертвенно-белые
руки и лицо. Карла поклонилась ей и неуверенно встала у своей двери.
"Входи, Карла. Это общественный час. Расслабься. Это Ванда, Луиза,
Стефани, Мэри, Дороти." Каждая девушка, когда произносили ее имя, слегка
наклоняла голову. Потом Карла не могла сказать, какое имя у какой девушки.
Двое из них носили юбки в черную полоску, что означало, что они учатся в
академии Учителей. Трое других все еще были в серых с черной каймой платьях
младшей школы, как и Карла.
"Карла не хочет быть Учителем", сухо сказала мадам Трюдо. "Она
предпочитает коробочку с красками Леди". И мадам улыбнулась только ртом.
Одна из академических девочек засмеялась. Мадам продолжила: "Карла, ты не
первая, кто завидует косметичке и ярким цветам Леди. Мне надо тебе что-то
показать. Ванда, фильм."
Девушка, которая засмеялась, тронула кнопку на маленьком столике и на
стене нарисовалась картинка. У Карлы перехватило дыхание. Это была Леди, вся
золотая и белая, золотые волосы, золотые веки, блестящее белое платье,
которое заканчивалось выше колен. Она повернулась и улыбнулась, вытянув обе
руки, пальцы с длинными, заостренными на концах ногтями усыпаны сверкающими
драгоценностями. Потом она подняла руку и сняла свои золотые волосы.
Карла почувствовала, что сейчас потеряет сознание, когда золотые волосы
выпали из рук Леди, оставив короткую, прямую, невзрачную прическу. Леди
повесила золотые волосы на шар, а потом один за другим сняла длинные
блестящие ногти, оставив свои ладони просто ладонями, костистыми и
безобразными. Потом леди сняла свои ресницы и брови, потом нашлепала на лицо
что-то вязкое и коричневое, а когда сняла, открыла бледную кожу с морщинами
вокруг глаз, с жесткими, глубокими линиями от носа до рта, который тоже
изменился, став маленьким и захудалым. Карле хотелось закрыть глаза,
отвернуться и броситься в свою келью, но она не осмеливалась даже
шевельнуться. Она чувствовала на себе пристальный взгляд мадам Трюдо, и этот
взгляд, казалось, прожигал насквозь.
Леди сняла свое кружащееся платье, и под ним оказалась одежда, которую
Карла никогда не видела прежде и которая покрывала ее от груди до бедер.
Коренастые пальца заработали над крючками, в конце концов одежда спала и на
виду оказался ее живот, большой, выпирающий, с жестокими красными рубцами
там, где одежда врезалась и сдавливала ее. Груди свесились чуть ли не до
пояса. Карла не могла закрыть глаза, не могла заставить себя не видеть, не
могла заставить себя не смотреть на оставшееся отталкивающее тело.
Мадам Трюдо встала и направилась к своей двери. "Покажите Карле
остальные два фильма." Потом она взглянула на Карлу и сказала: "Я приказываю
тебе смотреть. Потом я спрошу тебя о содержании." И она покинула комнату.
Другие два фильма показывали ту же самую Леди за работой. Вначале с
какой-то протеже, потом с мужчиной-гражданином. Когда просмотр закончился,
Карла, спотыкаясь, вернулась в свою келью и ее стало рвать до полного
изнеможения. В ту ночь ей снились кошмары.
Сколько же дней, думала она, я уже здесь? Она больше не дрожала, но
почти сразу отключала сознание, как только занимала свое место меж двух
высоких окон. Больше она не пыталась перехватить дуновение ароматов Леди,
или взглянуть на Мужчин. Она выбрала одну точку на полу и на ней
сосредотачивалась, не отрывая взгляда.
Они стары и полны ненависти, они сказали - давайте переделаем их по
нашему образцу, и переделали...
Мадам Трюдо ненавидит и презирает. Стары и полны ненависти...
"Почему ты не выбрала стать Женщиной, рождающей молодых?"
"Я не гожусь, мадам. Я слабая и робкая."
"Взгляни на свои бедра, узкие, словно бедра мужчин. И свои груди,
маленькие и жесткие." Мадам Трюдо с отвращением отвернулась. "Почему ты не
выбрала стать Профессионалом, Доктором или Техником?"
"Я недостаточно умна, мадам. Мне требуется много часов изучения, чтобы
понять математику."
"Итак: ты слабая, хрупкая, не слишком умная. Почему ты плачешь?"
"Я не знаю, мадам. Извините."
"Возвращайся в келью. Ты мне отвратительна."
Уставившись на изъян в полу, место, где выемка чуть искажала свет,
создавая очень маленькую овальную тень, желая знать, когда же кончится
мучение, удивляясь, почему она не может заполнить записную книжку многими
фразами, что говорила мадам Вестфол, фразами, которые она вспоминает здесь,
и которые не может вспомнить, когда сидит в своей келье с карандашом,
занесенным над записной книжкой.
Иногда Карла забывала, где находится, обнаруживая себя в палате мадам
Вестфол и следя, как древняя старуха в одиночестве борется за жизнь,
вынуждая себя вдыхать и выдыхать, отказываясь признать смерть. Следя за
непостижимыми циферблатами, трубками, бутылочками жидкостей с понижающимися
уровнями, наблюдая, как иглы вонзаются в плоть, как трубки исчезают под
простынями и кажется, что они снова и снова корчатся какой-то тайной жизнью,
прислушиваясь к невнятно бормочущему голосу, к стонам и вздохам, к
бессмысленным фразам.
Трижды они поднимались против детей и трижды истребляли их, пока не
осталось совсем никого, потому что зараза распространилась, и все, кому за
десять, были заражены и переносили радио...
Радио? Болезнь? Зараженные радио, распространяя среди молодых?
И мама сказала спрячь ребенка спрячь и не шевелись и это тоже положи в
пещеру и не притрагивайся.
Пришла смена и Карла на немых ногах зашагала из Смотрового зала. Она
следила за колыханием черной каймы своей юбки, пока шла, и казалось, что эта
чернота ползет вверх по ногам, завивается у пояса, взбирается по груди, пока
не доберется до шеи, а потом душит ее. Они сильно стиснула зубы и продолжала
идти размеренным шагом.
Девочки, ухаживавшие за мадам Вестфол при жизни, остались на службе и
во время школьных церемоний после окончания допуска в зал. Требовалось
стоять цепочкой позади возвышения. Восхваления терпению и твердости первого
Учителя. Восхваления ее мудрости при установлении правил школы. Карла