Страница:
Ки Шенг Ю
Точки управления болью: 20 методик для жизни без страданий
Боль на страже здоровья
Человеческое тело способно испытывать массу разнообразных ощущений, как простых, так и сложных. Простыми обычно считаются те, что имеют чисто физическое происхождение. Например, тепло и холод, голод и насыщение, шум и тишина – и т. д. и т. п. А сложные составляют результат осмысления нашим мозгом целого набора физических впечатлений от окружающего мира – удовольствие или страдание, любовь, страх, стресс, безмятежность…
Сложность их в том, что они обычно не связаны с какой-то конкретной ситуацией – ни со здравием, ни с болезнью. Тем не менее процесс чувствования, как и процесс обработки чувств корой головного мозга, начинается с момента рождения и заканчивается только со смертью. В течение всей жизни человека простые сигналы извне порождают сложные, идущие изнутри нашего естества, и так – до бесконечности.
Однако по сложности или, вернее, по «конкретности» все разнообразие человеческих чувств делят ученые – физиологи, психологи, анестезиологи. А наша собственная голова распределяет их куда проще – по, так сказать, «приятности». Наш мыслительный центр, именуемый корой больших полушарий, стремится всегда и в любой ситуации найти наилучшее решение. То бишь такое, которое привело бы к идеальному результату с наименьшими потерями и при минимальных усилиях.
Какое счастье, что уж кто-кто, а наш собственный мозг печется исключительно об интересах вверенного ему организма, не правда ли? Приятные ощущения или впечатления – правильная тактика! Осталось недовольство процессом или результатом – расчет не оправдался!
Сегодня нам непременно нужно одновременно и безоговорочно согласиться с этим порядком вещей прежде, чем начинать разговор о таком малоприятном предмете, как боль. В противном случае она так и останется для нас темой отталкивающей, вызывающей желание проскочить ее как можно быстрее.
Скольким из нас приходилось хотя бы раз в жизни весьма искренне и горько сожалеть о способности нашего тела испытывать боль и неспособности современных медицинских препаратов унять ее полностью? Уверен, люди, которые понятия не имеют, о чем я говорю, – это скорее исключение, чем правило. Что ж, увы и ах, но человеческие тела, как и все предметы окружающего их мира, не вечны. Они, подобно любым сложным конструкциям, ломаются и изнашиваются. Иногда их удается «починить» полностью, иногда – лишь частично восстановить работоспособность. А иногда «починка» невозможна вовсе. И тогда человек умирает.
Факт тот, что в нормальном состоянии у нас ничего болеть не должно. Отсутствие болевых ощущений свидетельствует о том, что мы здоровы. И наоборот, их наличие недвусмысленно и определенно указывает на болезнь. Болеть «просто так» наши ткани не могут. Вообще. А это значит, что воспринимать боль только как нечто неприятное, нежелательное, недопустимое неправильно. Неправильно не в том смысле, что ее следует любить и обожать, а в том, что ее всего-навсего следует принимать за то, чем она есть. Механизм болевого восприятия создан природой вовсе не для добавления нового пункта в список наших жизненных проблем. И уж тем паче не для того, чтобы отравлять наше существование и доводить до исступления. Нам так только кажется. Когда же мы принимаем как данность утверждение, что боль нельзя ни терпеть, ни глушить анестезирующими лекарствами, все сразу становится на свои места.
Боль – это ощущение крайне полезное. Люди, неспособные испытывать боль, существуют. Их заболевание называется анальгезией, и чаще всего оно – врожденное. А жизнь их очень мало напоминает райские кущи. Детство больных анальгезией детей становится для родителей сущим кошмаром, поскольку они и только они могут предотвратить гибель младенца по болезни, от которой он не заплачет, в отличие от любого нормального малыша. Только взрослые могут отучить больного анальгезией несмышленыша от привычки буквально грызть губки и пальчики после прорезывания зубов. Ребенок, не способный чувствовать боль, может из любопытства выпить средство для мытья посуды и покалечить сам себя, даже этого не заметив.
Обыкновенная квартира или дом для него являются настоящим лабиринтом Минотавра, где за каждым поворотом таится смертельная угроза.
Взрослая жизнь больных анальгезией проходит ничуть не лучше. Даже если они отлично усвоили и регулярно применяют навыки компенсации своего недостатка. И даже если родителям удалось-таки сформировать у своих отпрысков полноценно работающий инстинкт самосохранения.
В сумме же получается, что больной анальгезией – это и правда больной, а не самый здоровый из всех индивид. Прямое тому доказательство – частота, с которой он посещает различных специалистов. Если такому пациенту приходится обращаться в больницу вдвое чаще любого другого человека, это значит, что он еще весьма внимателен к своему здоровью и не забывает ни об одной из мер предосторожности за ворохом навалившихся дел! Тот же, кто забывает, рискует оказаться на больничной койке единожды, зато не в общей палате, а сразу в отделении интенсивной терапии.
Ну, как – осталась хоть малая толика зависти к больным анальгезией? Я думаю, нет. И скажу прямо – правильно, что не осталась. Боль была, есть и будет таким же полноправным способом взаимодействия человека с окружающим миром, как слух, зрение или речь.
В этой работе я намерен рассказать о нескольких вещах. Прежде всего, о том, что такое боль, за счет чего она возникает и каким образом передается из места возникновения в мозг. Во-вторых, о том, почему у нас довольно часто болит не там, где должно, а в полностью здоровых тканях. То есть откуда берется этот пугающий и удивительный эффект иррадиации болей. И конечно же, о такой древней методике устранения болевых ощущений, как туйна – традиционная китайская система массажа. Почему именно о нем? Нет, не потому, что национальные методики мне ближе европейских. Но потому, что у туйна есть по сравнению с европейским массажем целый ряд преимуществ! Каких?
Я назову только три, зато основных. Уверен, их будет вполне достаточно, чтобы определиться с предпочтениями. Итак, для занятий туйна не понадобится ни отменная физическая подготовка, ни доскональные знания анатомии. Далее, именно поэтому туйна можно заниматься и самостоятельно. Ограничение здесь будет лишь одно – серединная часть спины, до коей мы наверняка не сможем дотянуться. И наконец, последнее соображение: в отличие от основанного на медицинских представлениях массажа, туйна учитывает и решает далеко не только проблемы местных болей. Он помогает и разорвать порочный круг боли, и приостановить стремительное старение как костей, так и суставов, и полностью снять даже симптомы многих заболеваний, не связанных с опорно-двигательным аппаратом напрямую! Интересно ли нам что-либо из перечисленного выше? Уверен, интересно абсолютно все! В таком случае начнем!
Сложность их в том, что они обычно не связаны с какой-то конкретной ситуацией – ни со здравием, ни с болезнью. Тем не менее процесс чувствования, как и процесс обработки чувств корой головного мозга, начинается с момента рождения и заканчивается только со смертью. В течение всей жизни человека простые сигналы извне порождают сложные, идущие изнутри нашего естества, и так – до бесконечности.
Однако по сложности или, вернее, по «конкретности» все разнообразие человеческих чувств делят ученые – физиологи, психологи, анестезиологи. А наша собственная голова распределяет их куда проще – по, так сказать, «приятности». Наш мыслительный центр, именуемый корой больших полушарий, стремится всегда и в любой ситуации найти наилучшее решение. То бишь такое, которое привело бы к идеальному результату с наименьшими потерями и при минимальных усилиях.
Какое счастье, что уж кто-кто, а наш собственный мозг печется исключительно об интересах вверенного ему организма, не правда ли? Приятные ощущения или впечатления – правильная тактика! Осталось недовольство процессом или результатом – расчет не оправдался!
Сегодня нам непременно нужно одновременно и безоговорочно согласиться с этим порядком вещей прежде, чем начинать разговор о таком малоприятном предмете, как боль. В противном случае она так и останется для нас темой отталкивающей, вызывающей желание проскочить ее как можно быстрее.
Скольким из нас приходилось хотя бы раз в жизни весьма искренне и горько сожалеть о способности нашего тела испытывать боль и неспособности современных медицинских препаратов унять ее полностью? Уверен, люди, которые понятия не имеют, о чем я говорю, – это скорее исключение, чем правило. Что ж, увы и ах, но человеческие тела, как и все предметы окружающего их мира, не вечны. Они, подобно любым сложным конструкциям, ломаются и изнашиваются. Иногда их удается «починить» полностью, иногда – лишь частично восстановить работоспособность. А иногда «починка» невозможна вовсе. И тогда человек умирает.
Факт тот, что в нормальном состоянии у нас ничего болеть не должно. Отсутствие болевых ощущений свидетельствует о том, что мы здоровы. И наоборот, их наличие недвусмысленно и определенно указывает на болезнь. Болеть «просто так» наши ткани не могут. Вообще. А это значит, что воспринимать боль только как нечто неприятное, нежелательное, недопустимое неправильно. Неправильно не в том смысле, что ее следует любить и обожать, а в том, что ее всего-навсего следует принимать за то, чем она есть. Механизм болевого восприятия создан природой вовсе не для добавления нового пункта в список наших жизненных проблем. И уж тем паче не для того, чтобы отравлять наше существование и доводить до исступления. Нам так только кажется. Когда же мы принимаем как данность утверждение, что боль нельзя ни терпеть, ни глушить анестезирующими лекарствами, все сразу становится на свои места.
Боль – это ощущение крайне полезное. Люди, неспособные испытывать боль, существуют. Их заболевание называется анальгезией, и чаще всего оно – врожденное. А жизнь их очень мало напоминает райские кущи. Детство больных анальгезией детей становится для родителей сущим кошмаром, поскольку они и только они могут предотвратить гибель младенца по болезни, от которой он не заплачет, в отличие от любого нормального малыша. Только взрослые могут отучить больного анальгезией несмышленыша от привычки буквально грызть губки и пальчики после прорезывания зубов. Ребенок, не способный чувствовать боль, может из любопытства выпить средство для мытья посуды и покалечить сам себя, даже этого не заметив.
Обыкновенная квартира или дом для него являются настоящим лабиринтом Минотавра, где за каждым поворотом таится смертельная угроза.
Взрослая жизнь больных анальгезией проходит ничуть не лучше. Даже если они отлично усвоили и регулярно применяют навыки компенсации своего недостатка. И даже если родителям удалось-таки сформировать у своих отпрысков полноценно работающий инстинкт самосохранения.
В сумме же получается, что больной анальгезией – это и правда больной, а не самый здоровый из всех индивид. Прямое тому доказательство – частота, с которой он посещает различных специалистов. Если такому пациенту приходится обращаться в больницу вдвое чаще любого другого человека, это значит, что он еще весьма внимателен к своему здоровью и не забывает ни об одной из мер предосторожности за ворохом навалившихся дел! Тот же, кто забывает, рискует оказаться на больничной койке единожды, зато не в общей палате, а сразу в отделении интенсивной терапии.
Ну, как – осталась хоть малая толика зависти к больным анальгезией? Я думаю, нет. И скажу прямо – правильно, что не осталась. Боль была, есть и будет таким же полноправным способом взаимодействия человека с окружающим миром, как слух, зрение или речь.
В этой работе я намерен рассказать о нескольких вещах. Прежде всего, о том, что такое боль, за счет чего она возникает и каким образом передается из места возникновения в мозг. Во-вторых, о том, почему у нас довольно часто болит не там, где должно, а в полностью здоровых тканях. То есть откуда берется этот пугающий и удивительный эффект иррадиации болей. И конечно же, о такой древней методике устранения болевых ощущений, как туйна – традиционная китайская система массажа. Почему именно о нем? Нет, не потому, что национальные методики мне ближе европейских. Но потому, что у туйна есть по сравнению с европейским массажем целый ряд преимуществ! Каких?
Я назову только три, зато основных. Уверен, их будет вполне достаточно, чтобы определиться с предпочтениями. Итак, для занятий туйна не понадобится ни отменная физическая подготовка, ни доскональные знания анатомии. Далее, именно поэтому туйна можно заниматься и самостоятельно. Ограничение здесь будет лишь одно – серединная часть спины, до коей мы наверняка не сможем дотянуться. И наконец, последнее соображение: в отличие от основанного на медицинских представлениях массажа, туйна учитывает и решает далеко не только проблемы местных болей. Он помогает и разорвать порочный круг боли, и приостановить стремительное старение как костей, так и суставов, и полностью снять даже симптомы многих заболеваний, не связанных с опорно-двигательным аппаратом напрямую! Интересно ли нам что-либо из перечисленного выше? Уверен, интересно абсолютно все! В таком случае начнем!
Глава I
ОТКУДА БОЛЬ БЕРЕТСЯ И ПОЧЕМУ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ
Как я только что сказал, у слова «боль» и у слова «болезнь» корень общий – причем не только в большинстве языков мира. Язык здесь просто следует жизненным реалиям нашего тела. Случаи, когда болевые ощущения налицо, а заболевание отсутствует, редки настолько же, насколько и анальгезия. Когда в действительности такое возможно? Например, когда нарушена работа коры головного мозга.
Головной мозг – то есть само его вещество – болеть не может. Всегда, когда у нас болит голова, это связано с нервными окончаниями окружающих мозг оболочек, но никак не с нейронами коры или белого вещества. У мозга как ткани болевых рецепторов нет. В то же время именно в кору «стекаются» сигналы от болевых рецепторов из различных участков тела. И расположены такие «пункты приема» местами, а не по всей поверхности коры. Предположим, что человек заболевает чем-то, что поражает ткани его головного мозга. На подобное может «решиться» целый ряд инфекций, включая даже застарелый сифилис. Если инфекция или злокачественные ткани затрагивают какой-либо из болевых центров коры, человек вполне может начать испытывать внешне ничем не мотивированные боли по всему телу, хотя в лечении будет нуждаться один мозг. Вернее, конечно, не всегда только он. Однако обнаружить взаимосвязь между протекающей годами в скрытой форме инфекцией и необходимостью колоть сильнейшие опиаты бывает довольно тяжело.
Еще один случай такого же рода – это один из редчайших видов проявления эпилепсии. Эпилепсия представляет собой результат ненормально высокой активности коры головного мозга. Обычно эта активность зарождается в каком-то определенном ее участке, а после – лавинообразно распространяется на все клетки коры. У человека случается припадок. Но сценарий таков далеко не всегда. Сомнамбулизм, лунатизм, некоторые виды ступора и расстройств сна тоже имеют эпилептическую природу. Точно так же иногда бывает, что единственным симптомом эпилепсии годами остаются непостоянные, мигрирующие сильные боли по всему телу.
Ну вот, пожалуй, и все. К этому списку можно добавить разве что еще врожденное искаженное восприятие нервными окончаниями тела сигналов извне. Тогда они как будто причиняют боль, хотя на самом деле болевыми не являются. А кроме этих случаев необоснованных болей в природе не существует. Да и явления, что я перечислил, редки настолько, что большинство врачей сталкивается с чем-то подобным, от силы, один-два раза за всю свою практику.
Когда боль зарождается не в нервных окончаниях мозговой оболочки или тканей (то есть не служит результатом заболевания самих нервов), следует начинать искать ее причину в прочих органах тела. Классификаций болевых ощущений на свете существует много, но мы воспользуемся только одной, самой важной для нас – на основе того, можем ли мы избавиться от болей сами или нет. То есть фактически по степени тяжести заболевания.
Я имею в виду то, что многие виды болей без помощи медикаментов, специальных терапевтических процедур и даже операции снять невозможно. В лучшем случае получится облегчить свое состояние до такой степени, чтобы ухитриться добраться до ближайшей больницы самостоятельно. И то ненадолго. Поэтому причину болей необходимо выяснять всегда до того, как приниматься за их устранение.
С другой стороны, абсолютное большинство болей с помощью средств альтернативной медицины удается ослабить примерно в полтора-два раза, сроком до шести часов. Просто следует помнить, что такого рода терапию чаще всего приходится применять параллельно лечению основного недуга, а не вместо него. Однако в иных ситуациях даже такой результат ценится на вес золота. Допустим, при наличии неизлечимых и мучительных заболеваний.
Так как же возникает боль? Обычно – как результат раздражения болевого рецептора. Что такое болевой рецептор? Это понятие относится к европейской медицине и обозначает отросток нервной ткани, который от самой поверхности кожи ведет через все тело к головному мозгу. Разница между болевыми и любыми другими рецепторами состоит в том, к какой области мозга подводит другой конец рецептора. То есть нервы-то везде одинаковы, как и сигналы, которые по ним проходят. Но идут они различными путями и обрабатываются разными участками коры.
Да, в этот момент будет логично подумать, что раз все так просто, то, стало быть, с помощью скальпеля теоретически вполне реально сделать, скажем, зрение слухом. Так, на грани эксперимента! Отвечу, что это действительно вполне реально. «Попутать» сигналы может и мозг. Под воздействием некоторых наркотических веществ, скажем. Или когда кора головного мозга при рождении сформировалась с дефектом. Это называется синестезией – способностью воспринимать звук через цвет, цвет через вкус – и т. д. В норме такая способность отчасти доступна любому из нас. Только называется она сравнением или воображением.
Допустим, кому из нас ощущение холода может представиться зеленым или оранжевым? Никому. Только синим или бирюзовым. А острое, приготовленное по-восточному блюдо может быть окрашено для нашего воображения в цвете морской волны? Нет, в цвете морской волны мы еще способны увидеть суши – блюдо традиционной японской кухни, в коем используется минимум специй и только самые толерантные к собственному вкусу ингредиентов соусы. Арабская же, азербайджанская, турецкая кухня, которую отличают сильно пахнущие пряности, обилие жира и манера хорошо прожаривать мясо, бывает исключительно красная или бордовая!
Убедились? Конечно, то, что мы смогли себе тут условно нафантазировать, не идет ни в какое сравнение с настоящими ощущениями при синестезии. Она похожа на волшебство – именно оттого так и притягательны для многих людей наркотики. В наркомании чисто химическая привычка составляет лишь половину дела. А вторая половина образуется из неспособности зависимого отказаться от яркости и необычности восприятия мира, которое даруют ему наркотики.
Так что изменить до неузнаваемости работу нервных окончаний в тканях тела и коры головного мозга достаточно несложно. И доступно такое явление только благодаря сходству нервных отростков, в обычном состоянии передающих разные по смыслу сигналы. Что такое сигнал? Слабый электрический импульс. Где электрический разряд обретает смысл? В мозгу. Как мозг отличает боль от прикосновения, зрение от слуха? Для этого в его коре существуют центры, призванные обрабатывать сигналы от тех или иных нервных «проводков». Благодаря подобному распределению по зонам он еще и точно знает, откуда поступил в него тот или иной сигнал. Последнее свойство позволяет нам быстро отдернуть от горячего именно ту руку, которой мы прикоснулись к раскаленному предмету. А вовсе не ногу, да еще и с противоположной стороны…
Когда какие-то из участков коры повреждены, центры, отвечающие за обработку отдельных сигналов, мигрируют – перемещаются в смежные, не задетые области. Причем, делают они это достаточно свободно. То есть нервные клетки коры ведь тоже все одинаковые. А потому функции отмерших клеток соседние живые перенимают без труда. Но как же происходит, что в обычном состоянии сигналы никогда, даже случайно, не путаются между собой? Более того, каким образом у мозга получается не только воспринять и обработать правильно один какой-то сигнал, но и выдать «в ответ» на него целый набор четко скоординированных действий?
Думаю, наличие у каждого нерва множества ответвлений ни для кого секретом не является. Равно как и то, что все нервы, пронизывающие ткани туловища, ведут в головной мозг не напрямую, а через мозг спинной, расположенный внутри позвоночного столба. Так, через всю, допустим, руку от плеча до середины ладони проходит один крупный, центральный нерв. От него в каждую мышцу ответвляются отростки поменьше. И эти вторичные отростки, в свою очередь, обильно ветвятся, чтобы охватить каждое волокно отдельных мышц. Эта структура повторяет структуру ветвей дерева – один в один. А значит, нам будет несложно представить ее себе наглядно.
Теперь предположим, что мы прищемили палец. В подушечках пальцев у нас очень много нервных окончаний – если назову цифру в несколько сотен, наверняка ошибусь в меньшую сторону. Природой положено, чтобы наши подушечки были самой чувствительной частью кисти. Но все мелкие веточки сходятся к единому, центральному именно для пальца нервному стволу. Ближе всего к поверхности расположено его окончание, а место это находится у основания ногтя – там, где у всех людей виднеется такое белое полукружье на ногтевой пластине. Убедиться в правоте моих слов проще некуда – достаточно сильно надавить на ногтевую лунку другим пальцем. Ощущение непередаваемое, верно? Такое может сообщить лишь нервная ткань.
Итак, то, что почувствовали все одновременно нервные окончания наших подушечек, когда познакомились с дверным полотном гораздо ближе желаемого, они передали в один общий для них ствол. Тот, в свою очередь, отправил данный импульс дальше и выше – через всю кисть и запястье. И так – пока он не дойдет до центрального нервного ствола конечности, ведущего прямо в спинной мозг. В случае с рукой – в точку, расположенную на уровне седьмого позвонка.
Как видим, в случае с нервными окончаниями тканей множество сигналов как бы поэтапно вливаются во все более крупные и универсальные стволы нервов. Будто система уже не веток, но скорее проводов – линия электропередач от отдельной квартиры до самой электростанции!
На самом деле, внутри крупного нервного ствола сигналы от мелких волокон не становятся одним общим. Они так и передаются – в одном направлении, но каждый по отдельности. Нервная ткань, как и любая другая, образована мириадами клеток. И все эти клетки способны проводить импульс по цепочке, от начальной к конечной. Подобно волокнам кабеля. Так что крупные нервные стволы вполне могут себе позволить какую угодно, говоря технически, пропускную способность. Превысить ее достаточно сложно: человек умирает от болевого шока гораздо раньше…
Эти волокна или, если угодно, цепочки передачи сигнала называются синапсами. Синапс – это, стало быть, канал связи одной нервной клетки с другой. Они могут и меняться: синапсы непостоянны потому, что один и тот же нервный ствол проводит как ощущение шероховатости дверного косяка при прикосновении к нему, так и боль от удара им же по пальцу. Синапс образуется для каждого конкретного случая отдельно и затухает со временем. А в следующий раз та же самая клетка, приняв сигнал, может передать его «товарке», находящейся не справа, а, положим, слева от нее.
Таким образом, каждый мелкий сигнальчик от наименьшего нерва подушечки прищемленного пальца проходит весь путь аж до коры головного мозга совершенно неизмененным. Не секрет, что большинство ощущений мы начинаем воспринимать как боль только от определенной их интенсивности, верно? Смотрим мы на огонек свечи – и можем смотреть, в сущности, практически бесконечно, пока не надоест. А попробуем мы посмотреть прямо на солнце – и глаза тотчас же заболят, начнется резь и потекут слезы. В чем разница? Верно, в степени яркости света. Точно так же и со слухом, и с осязанием. Мозг, воспринимая сигналы от органов чувств, делает выводы еще и на основе их количества, прошедшего по одному и тому же синапсу.
В итоге мы видим, что кора головного мозга при получении каждого конкретного импульса «знает» о нем сразу очень многое. В зависимости от полушария, в который поступил сигнал, она может судить, в какой половине туловища наметилась проблема. Место входа синапса в спинной мозг позволяет ей определить с ходу, о каком органе или конечности идет речь. Наконец, частота, количество и сила поступающих импульсов сообщают полную картину о степени серьезности повреждения. Что же до точности ее реакции на событие, то здесь вообще никакой проблемы нет: цепочка, по которой пришел импульс – вопрос, еще не распалась к моменту «отправки» ответной команды из коры. Этот ответ просто придет тем же путем, да и все!
Почему я столь подробно останавливаюсь на механизме передачи болевых (впрочем, и других тоже) сигналов из органов в головной мозг? Думаю, моя цель очевидна: у болевых ощущений существуют свои странности. И эти странности сами по себе способны иногда усугублять наши страдания. Почему от боли зачастую можно отвлечься каким-либо интересным занятием? Как так выходит, что наркотические вещества в большинстве способны уменьшать боль? Каким образом получается, что боль от поврежденного участка нередко распространяется на соседние, здоровые ткани?..
Ответы на первые два вопроса у нас уже есть. Отвлекаясь, мы заставляем наш мозг переключить свою активность на другую деятельность – то есть, выражаясь научно, создаем в коре новый, более сильный очаг возбуждения. А наш мозг, работающий подобно компьютеру, не может в равной степени активно работать сразу над всеми поставленными перед ним задачами. Он бросает доступные ресурсы на рассмотрение заданного ему интересного вопроса. А в том его участке, что отвечает за обработку болевых сигналов, за счет этого наступает некоторое затишье. Сигналы медленнее принимаются и обрабатываются. Возникает впечатление, будто боль утихла.
Что до наркотических и анальгезирующих веществ, то их действие не всегда одинаково. Наркотические вещества обычно повышают болевой порог – снижают чувствительность коры головного мозга к поступающим импульсам. Болеутоляющие же средства нарушают образование синапсов между клетками нервного ствола. В результате добрая половина сигналов попросту перестает доходить до мозга. А стало быть, мы перестаем воспринимать боль.
А вот третий вопрос пока остается открытым. Мы уже понимаем, что хоть веточек у нерва и много, но растут-то они все из общего ствола. А значит, теоретически вполне возможно, что соседние отростки иногда оказываются частично вовлеченными в процесс. На практике же одно другое не объясняет. Если бы все было так, ни о какой четкой, слаженной передаче нервных импульсов и речи бы быть не могло!
Частично эффект иррадиации сигнала в соседние, не задетые травмой напрямую отростки, существует. Здесь дает о себе знать особенность работы коры. Нервные клетки бывают нескольких типов, и далеко не все их загадки еще раскрыты наукой под названием медицина. Дело в том, что у каждой нервной клетки есть отростки – те самые, которыми она соединяется с клетками по соседству и по которым передаются импульсы. Причем отросток, способный передавать сигнал от этой клетки к соседней, бывает лишь один. Он называется аксоном и имеет белый цвет из-за того, что его покрывает оболочка особого белка – миелина. Аксон – это самый быстрый канал передачи сигнала. И все благодаря миелину!
А вот отростков, принимающих сигналы от прочих клеток, у нейронов обычно довольно много. Эти отростки не имеют оболочки и проводят сигналы значительно медленнее. Зато ветвятся они очень активно, потому и зовутся дендритами. Иначе говоря, каждая клетка нервной ткани может принять одновременно много сигналов с разных, что называется, сторон. А отправить – только один. Когда мы видим белую нервную ткань, мы делаем вывод, что клетки, из коих она состоит, связаны небольшим количеством дендритов. Когда же она серая, наверняка при взгляде под микроскопом от ветвистых дендритов у нас зарябит в глазах.
Так вот, нервы, проходящие через ткани, обычно белые. В этих клетках преобладают высокоскоростные, с односторонней проводимостью аксоны. А кора головного мозга – серая из-за обилия дендритов. И потому у мозга существует собственный механизм торможения деятельности этих клеток. Тормозить их работу необходимо потому, что за счет тесноты связей между своими клетками кора имеет свойство реагировать на некоторые события всплесками лавинообразной активности. Вернее, имела бы, не будь этого торможения. Те, у кого оно срабатывает неправильно или не всегда, называются эпилептиками. А те, у кого торможение преобладает над активностью, – это шизофреники. Потому шизофрению и определяют еще как состояние хронического самогипноза.
Итак, распространение болевых ощущений от задетых патологией отростков к здоровым (полное или частичное) невозможно. А вот кора головного мозга нередко воспринимает «соседние» сигналы точно так же, как и прямые, – как боль. Она просто так работает, ничего не поделаешь. Остается только пить валерьянку – вероятнее всего, от «примкнувших» к основным болей она избавит.
В то же время эффект распространения боли от разрушенного зуба по всей челюсти – явление очень частое. Вот тройничный нерв, проходящий через обе наши челюсти, здесь составляет обидное исключение из правила. Никакой мозг в том не повинен – сигналы от воспаленной пульпы (отросток тройничного) действительно частенько иррадируют в смежные с ним участки нерва. Не правда ли, крайне неуместное свойство?
Но существует и другой сценарий. Обычно не травматической природы – то есть когда заболевание тканей носит приобретенный и хронический характер. Например, когда речь идет о патологиях скелета, ведущих к нарушениям работы мышц. Предположим, если наметились очаги воспаления, боль возникнет. Скорее рано, чем поздно. Это неизбежно потому, что воспаление вызовет отек тканей, а тот уж – ущемление нервов, в них проходящих. Затем воспалятся и сами нервы.
В таких случаях болевые ощущения провоцируют спазм – резкое дополнительное сокращение мышц. Спазм затрагивает области куда более обширные, чем изначальная проблема. А поскольку при спазме сжатие происходит гораздо более сильное, чем при нормальной работе волокон, мы получаем еще несколько вторично ущемленных нервов вдобавок к тем, что запустили этот процесс. И такая привычная, естественная, понятная с рождения способность человека двигаться быстро превращается в источник невыразимых страданий. Насколько быстро? В зависимости от сути проблемы, места ее сосредоточения и типа тканей жизнь может превратиться в кошмар уже за пять-шесть часов.
Головной мозг – то есть само его вещество – болеть не может. Всегда, когда у нас болит голова, это связано с нервными окончаниями окружающих мозг оболочек, но никак не с нейронами коры или белого вещества. У мозга как ткани болевых рецепторов нет. В то же время именно в кору «стекаются» сигналы от болевых рецепторов из различных участков тела. И расположены такие «пункты приема» местами, а не по всей поверхности коры. Предположим, что человек заболевает чем-то, что поражает ткани его головного мозга. На подобное может «решиться» целый ряд инфекций, включая даже застарелый сифилис. Если инфекция или злокачественные ткани затрагивают какой-либо из болевых центров коры, человек вполне может начать испытывать внешне ничем не мотивированные боли по всему телу, хотя в лечении будет нуждаться один мозг. Вернее, конечно, не всегда только он. Однако обнаружить взаимосвязь между протекающей годами в скрытой форме инфекцией и необходимостью колоть сильнейшие опиаты бывает довольно тяжело.
Еще один случай такого же рода – это один из редчайших видов проявления эпилепсии. Эпилепсия представляет собой результат ненормально высокой активности коры головного мозга. Обычно эта активность зарождается в каком-то определенном ее участке, а после – лавинообразно распространяется на все клетки коры. У человека случается припадок. Но сценарий таков далеко не всегда. Сомнамбулизм, лунатизм, некоторые виды ступора и расстройств сна тоже имеют эпилептическую природу. Точно так же иногда бывает, что единственным симптомом эпилепсии годами остаются непостоянные, мигрирующие сильные боли по всему телу.
Ну вот, пожалуй, и все. К этому списку можно добавить разве что еще врожденное искаженное восприятие нервными окончаниями тела сигналов извне. Тогда они как будто причиняют боль, хотя на самом деле болевыми не являются. А кроме этих случаев необоснованных болей в природе не существует. Да и явления, что я перечислил, редки настолько, что большинство врачей сталкивается с чем-то подобным, от силы, один-два раза за всю свою практику.
Когда боль зарождается не в нервных окончаниях мозговой оболочки или тканей (то есть не служит результатом заболевания самих нервов), следует начинать искать ее причину в прочих органах тела. Классификаций болевых ощущений на свете существует много, но мы воспользуемся только одной, самой важной для нас – на основе того, можем ли мы избавиться от болей сами или нет. То есть фактически по степени тяжести заболевания.
Я имею в виду то, что многие виды болей без помощи медикаментов, специальных терапевтических процедур и даже операции снять невозможно. В лучшем случае получится облегчить свое состояние до такой степени, чтобы ухитриться добраться до ближайшей больницы самостоятельно. И то ненадолго. Поэтому причину болей необходимо выяснять всегда до того, как приниматься за их устранение.
С другой стороны, абсолютное большинство болей с помощью средств альтернативной медицины удается ослабить примерно в полтора-два раза, сроком до шести часов. Просто следует помнить, что такого рода терапию чаще всего приходится применять параллельно лечению основного недуга, а не вместо него. Однако в иных ситуациях даже такой результат ценится на вес золота. Допустим, при наличии неизлечимых и мучительных заболеваний.
Так как же возникает боль? Обычно – как результат раздражения болевого рецептора. Что такое болевой рецептор? Это понятие относится к европейской медицине и обозначает отросток нервной ткани, который от самой поверхности кожи ведет через все тело к головному мозгу. Разница между болевыми и любыми другими рецепторами состоит в том, к какой области мозга подводит другой конец рецептора. То есть нервы-то везде одинаковы, как и сигналы, которые по ним проходят. Но идут они различными путями и обрабатываются разными участками коры.
Да, в этот момент будет логично подумать, что раз все так просто, то, стало быть, с помощью скальпеля теоретически вполне реально сделать, скажем, зрение слухом. Так, на грани эксперимента! Отвечу, что это действительно вполне реально. «Попутать» сигналы может и мозг. Под воздействием некоторых наркотических веществ, скажем. Или когда кора головного мозга при рождении сформировалась с дефектом. Это называется синестезией – способностью воспринимать звук через цвет, цвет через вкус – и т. д. В норме такая способность отчасти доступна любому из нас. Только называется она сравнением или воображением.
Допустим, кому из нас ощущение холода может представиться зеленым или оранжевым? Никому. Только синим или бирюзовым. А острое, приготовленное по-восточному блюдо может быть окрашено для нашего воображения в цвете морской волны? Нет, в цвете морской волны мы еще способны увидеть суши – блюдо традиционной японской кухни, в коем используется минимум специй и только самые толерантные к собственному вкусу ингредиентов соусы. Арабская же, азербайджанская, турецкая кухня, которую отличают сильно пахнущие пряности, обилие жира и манера хорошо прожаривать мясо, бывает исключительно красная или бордовая!
Убедились? Конечно, то, что мы смогли себе тут условно нафантазировать, не идет ни в какое сравнение с настоящими ощущениями при синестезии. Она похожа на волшебство – именно оттого так и притягательны для многих людей наркотики. В наркомании чисто химическая привычка составляет лишь половину дела. А вторая половина образуется из неспособности зависимого отказаться от яркости и необычности восприятия мира, которое даруют ему наркотики.
Так что изменить до неузнаваемости работу нервных окончаний в тканях тела и коры головного мозга достаточно несложно. И доступно такое явление только благодаря сходству нервных отростков, в обычном состоянии передающих разные по смыслу сигналы. Что такое сигнал? Слабый электрический импульс. Где электрический разряд обретает смысл? В мозгу. Как мозг отличает боль от прикосновения, зрение от слуха? Для этого в его коре существуют центры, призванные обрабатывать сигналы от тех или иных нервных «проводков». Благодаря подобному распределению по зонам он еще и точно знает, откуда поступил в него тот или иной сигнал. Последнее свойство позволяет нам быстро отдернуть от горячего именно ту руку, которой мы прикоснулись к раскаленному предмету. А вовсе не ногу, да еще и с противоположной стороны…
Когда какие-то из участков коры повреждены, центры, отвечающие за обработку отдельных сигналов, мигрируют – перемещаются в смежные, не задетые области. Причем, делают они это достаточно свободно. То есть нервные клетки коры ведь тоже все одинаковые. А потому функции отмерших клеток соседние живые перенимают без труда. Но как же происходит, что в обычном состоянии сигналы никогда, даже случайно, не путаются между собой? Более того, каким образом у мозга получается не только воспринять и обработать правильно один какой-то сигнал, но и выдать «в ответ» на него целый набор четко скоординированных действий?
Думаю, наличие у каждого нерва множества ответвлений ни для кого секретом не является. Равно как и то, что все нервы, пронизывающие ткани туловища, ведут в головной мозг не напрямую, а через мозг спинной, расположенный внутри позвоночного столба. Так, через всю, допустим, руку от плеча до середины ладони проходит один крупный, центральный нерв. От него в каждую мышцу ответвляются отростки поменьше. И эти вторичные отростки, в свою очередь, обильно ветвятся, чтобы охватить каждое волокно отдельных мышц. Эта структура повторяет структуру ветвей дерева – один в один. А значит, нам будет несложно представить ее себе наглядно.
Теперь предположим, что мы прищемили палец. В подушечках пальцев у нас очень много нервных окончаний – если назову цифру в несколько сотен, наверняка ошибусь в меньшую сторону. Природой положено, чтобы наши подушечки были самой чувствительной частью кисти. Но все мелкие веточки сходятся к единому, центральному именно для пальца нервному стволу. Ближе всего к поверхности расположено его окончание, а место это находится у основания ногтя – там, где у всех людей виднеется такое белое полукружье на ногтевой пластине. Убедиться в правоте моих слов проще некуда – достаточно сильно надавить на ногтевую лунку другим пальцем. Ощущение непередаваемое, верно? Такое может сообщить лишь нервная ткань.
Итак, то, что почувствовали все одновременно нервные окончания наших подушечек, когда познакомились с дверным полотном гораздо ближе желаемого, они передали в один общий для них ствол. Тот, в свою очередь, отправил данный импульс дальше и выше – через всю кисть и запястье. И так – пока он не дойдет до центрального нервного ствола конечности, ведущего прямо в спинной мозг. В случае с рукой – в точку, расположенную на уровне седьмого позвонка.
Как видим, в случае с нервными окончаниями тканей множество сигналов как бы поэтапно вливаются во все более крупные и универсальные стволы нервов. Будто система уже не веток, но скорее проводов – линия электропередач от отдельной квартиры до самой электростанции!
На самом деле, внутри крупного нервного ствола сигналы от мелких волокон не становятся одним общим. Они так и передаются – в одном направлении, но каждый по отдельности. Нервная ткань, как и любая другая, образована мириадами клеток. И все эти клетки способны проводить импульс по цепочке, от начальной к конечной. Подобно волокнам кабеля. Так что крупные нервные стволы вполне могут себе позволить какую угодно, говоря технически, пропускную способность. Превысить ее достаточно сложно: человек умирает от болевого шока гораздо раньше…
Эти волокна или, если угодно, цепочки передачи сигнала называются синапсами. Синапс – это, стало быть, канал связи одной нервной клетки с другой. Они могут и меняться: синапсы непостоянны потому, что один и тот же нервный ствол проводит как ощущение шероховатости дверного косяка при прикосновении к нему, так и боль от удара им же по пальцу. Синапс образуется для каждого конкретного случая отдельно и затухает со временем. А в следующий раз та же самая клетка, приняв сигнал, может передать его «товарке», находящейся не справа, а, положим, слева от нее.
Таким образом, каждый мелкий сигнальчик от наименьшего нерва подушечки прищемленного пальца проходит весь путь аж до коры головного мозга совершенно неизмененным. Не секрет, что большинство ощущений мы начинаем воспринимать как боль только от определенной их интенсивности, верно? Смотрим мы на огонек свечи – и можем смотреть, в сущности, практически бесконечно, пока не надоест. А попробуем мы посмотреть прямо на солнце – и глаза тотчас же заболят, начнется резь и потекут слезы. В чем разница? Верно, в степени яркости света. Точно так же и со слухом, и с осязанием. Мозг, воспринимая сигналы от органов чувств, делает выводы еще и на основе их количества, прошедшего по одному и тому же синапсу.
В итоге мы видим, что кора головного мозга при получении каждого конкретного импульса «знает» о нем сразу очень многое. В зависимости от полушария, в который поступил сигнал, она может судить, в какой половине туловища наметилась проблема. Место входа синапса в спинной мозг позволяет ей определить с ходу, о каком органе или конечности идет речь. Наконец, частота, количество и сила поступающих импульсов сообщают полную картину о степени серьезности повреждения. Что же до точности ее реакции на событие, то здесь вообще никакой проблемы нет: цепочка, по которой пришел импульс – вопрос, еще не распалась к моменту «отправки» ответной команды из коры. Этот ответ просто придет тем же путем, да и все!
Почему я столь подробно останавливаюсь на механизме передачи болевых (впрочем, и других тоже) сигналов из органов в головной мозг? Думаю, моя цель очевидна: у болевых ощущений существуют свои странности. И эти странности сами по себе способны иногда усугублять наши страдания. Почему от боли зачастую можно отвлечься каким-либо интересным занятием? Как так выходит, что наркотические вещества в большинстве способны уменьшать боль? Каким образом получается, что боль от поврежденного участка нередко распространяется на соседние, здоровые ткани?..
Ответы на первые два вопроса у нас уже есть. Отвлекаясь, мы заставляем наш мозг переключить свою активность на другую деятельность – то есть, выражаясь научно, создаем в коре новый, более сильный очаг возбуждения. А наш мозг, работающий подобно компьютеру, не может в равной степени активно работать сразу над всеми поставленными перед ним задачами. Он бросает доступные ресурсы на рассмотрение заданного ему интересного вопроса. А в том его участке, что отвечает за обработку болевых сигналов, за счет этого наступает некоторое затишье. Сигналы медленнее принимаются и обрабатываются. Возникает впечатление, будто боль утихла.
Что до наркотических и анальгезирующих веществ, то их действие не всегда одинаково. Наркотические вещества обычно повышают болевой порог – снижают чувствительность коры головного мозга к поступающим импульсам. Болеутоляющие же средства нарушают образование синапсов между клетками нервного ствола. В результате добрая половина сигналов попросту перестает доходить до мозга. А стало быть, мы перестаем воспринимать боль.
А вот третий вопрос пока остается открытым. Мы уже понимаем, что хоть веточек у нерва и много, но растут-то они все из общего ствола. А значит, теоретически вполне возможно, что соседние отростки иногда оказываются частично вовлеченными в процесс. На практике же одно другое не объясняет. Если бы все было так, ни о какой четкой, слаженной передаче нервных импульсов и речи бы быть не могло!
Частично эффект иррадиации сигнала в соседние, не задетые травмой напрямую отростки, существует. Здесь дает о себе знать особенность работы коры. Нервные клетки бывают нескольких типов, и далеко не все их загадки еще раскрыты наукой под названием медицина. Дело в том, что у каждой нервной клетки есть отростки – те самые, которыми она соединяется с клетками по соседству и по которым передаются импульсы. Причем отросток, способный передавать сигнал от этой клетки к соседней, бывает лишь один. Он называется аксоном и имеет белый цвет из-за того, что его покрывает оболочка особого белка – миелина. Аксон – это самый быстрый канал передачи сигнала. И все благодаря миелину!
А вот отростков, принимающих сигналы от прочих клеток, у нейронов обычно довольно много. Эти отростки не имеют оболочки и проводят сигналы значительно медленнее. Зато ветвятся они очень активно, потому и зовутся дендритами. Иначе говоря, каждая клетка нервной ткани может принять одновременно много сигналов с разных, что называется, сторон. А отправить – только один. Когда мы видим белую нервную ткань, мы делаем вывод, что клетки, из коих она состоит, связаны небольшим количеством дендритов. Когда же она серая, наверняка при взгляде под микроскопом от ветвистых дендритов у нас зарябит в глазах.
Так вот, нервы, проходящие через ткани, обычно белые. В этих клетках преобладают высокоскоростные, с односторонней проводимостью аксоны. А кора головного мозга – серая из-за обилия дендритов. И потому у мозга существует собственный механизм торможения деятельности этих клеток. Тормозить их работу необходимо потому, что за счет тесноты связей между своими клетками кора имеет свойство реагировать на некоторые события всплесками лавинообразной активности. Вернее, имела бы, не будь этого торможения. Те, у кого оно срабатывает неправильно или не всегда, называются эпилептиками. А те, у кого торможение преобладает над активностью, – это шизофреники. Потому шизофрению и определяют еще как состояние хронического самогипноза.
Итак, распространение болевых ощущений от задетых патологией отростков к здоровым (полное или частичное) невозможно. А вот кора головного мозга нередко воспринимает «соседние» сигналы точно так же, как и прямые, – как боль. Она просто так работает, ничего не поделаешь. Остается только пить валерьянку – вероятнее всего, от «примкнувших» к основным болей она избавит.
В то же время эффект распространения боли от разрушенного зуба по всей челюсти – явление очень частое. Вот тройничный нерв, проходящий через обе наши челюсти, здесь составляет обидное исключение из правила. Никакой мозг в том не повинен – сигналы от воспаленной пульпы (отросток тройничного) действительно частенько иррадируют в смежные с ним участки нерва. Не правда ли, крайне неуместное свойство?
Но существует и другой сценарий. Обычно не травматической природы – то есть когда заболевание тканей носит приобретенный и хронический характер. Например, когда речь идет о патологиях скелета, ведущих к нарушениям работы мышц. Предположим, если наметились очаги воспаления, боль возникнет. Скорее рано, чем поздно. Это неизбежно потому, что воспаление вызовет отек тканей, а тот уж – ущемление нервов, в них проходящих. Затем воспалятся и сами нервы.
В таких случаях болевые ощущения провоцируют спазм – резкое дополнительное сокращение мышц. Спазм затрагивает области куда более обширные, чем изначальная проблема. А поскольку при спазме сжатие происходит гораздо более сильное, чем при нормальной работе волокон, мы получаем еще несколько вторично ущемленных нервов вдобавок к тем, что запустили этот процесс. И такая привычная, естественная, понятная с рождения способность человека двигаться быстро превращается в источник невыразимых страданий. Насколько быстро? В зависимости от сути проблемы, места ее сосредоточения и типа тканей жизнь может превратиться в кошмар уже за пять-шесть часов.
Подведем небольшой итог всего изложенного выше. Почему возникает боль? Прежде всего, в результате травмы. Затем, как признак патологического процесса – воспаления, некроза, злокачественного перерождения, интоксикации, инфицирования тканей (в том числе самих нервов). Далее, она может возникнуть в виде реакции на избыточное раздражение органов чувств – громкого звука, яркого света, непомерного давления и проч. И разумеется, в случаях такого редкостного невезения, как поражение болевых центров головного мозга, образования именно в них эпилептических очагов или врожденного дефекта развития центральной нервной системы.