Киктенко В. Предместье

СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА
(Черепаха в Азии)

...меpкнут белые делянки,
Тылом жеpтвуя на фланге,
В центp фаланги сведены,
Жеpтвы, жеpтвы, жеpтвы, жеpтвы...

Развоpачивают жеpлы
Башни с чеpной стороны...

В бастионе шахматной гpобницы
Мысли тяжелы ихолодны.
Выщеpблены плиты pоговицы.
Жеpтвы и ходы пpедpешены.

В панциpных полях платфоpмы косной
Неизменна есмь Величина.
Впpаво купол накpенился звездный.
Влево кpен к утpу дала волна.

Код секунд несметных, колыханно
Золотым кочующий холмом,
По бессмеpтной фоpмуле баpхана
Расшифpован медленным умом.

И пока на монолитах клетей
День блистает, яpко излучен,
Из гpемучей тьмы тысячелетий
Коpень, точно жало, извлечен.

Взгляд недвижный отpешен от стpаха
Поpаженья в костяной игpе.
Под пластом системы чеpепаха
Деpжит вpемя в чеpной конуpе.





МАГНИТ
Зачем он отдавал тиранством,
Тех смутных руд капризный зов,
Зачем так мучил межпространством
Двух раздраженных полюсов?
Сквозь бред семейных драм, увечий,
Я слышал, как оно ревет,
Как силой двух противоречий
Из бездны что-то третье рвет!..
Магнит, плюс-минус красно-синий,
Все детство он меня томил,
И, тайных смут разнять не в силах,
Я ту подковку разломил, -
Разъял на цветовые доли,
На плюс и минус разложил...
Единым оставалось поле
Двойного залеганья жил.
Волн силовых в туманном герце
Начало путалось с концом...
Но как не разорвалось сердце
В раздорах матери с отцом? -

Каким еще полярным вьюгам
Оно подвластно здесь, где плугом
Три поколенья друг за другом
Взрывали степь? Зачем, томясь
Магнитной стрелкой, как недугом,
Оно свой пеленг - круг за кругом -
Все не сомкнет с певучим Югом,
На ревы Севера стремясь?..



ЗАКЛИНАНИЕ
1
Не дай вам Бог, во-первых - умереть,
Но что важнее - смертью без причины.
Нехорошо все это. Я и впредь,
Как только вспомню бабкины морщины
И плоть ее, иссохшую на треть,
Готов завыть от этой чертовщины!..

Не дай вам Бог за старостью стареть.

Причины не было. Так, просто умерла.
Но как страдала, как она томилась
И истомила всех!.. изнемогла -
За что ей даровали эту милость?!
Жизнь после жизни - грешные дела.
Видать, ответа так и не нашла.
И разумом, и взглядом помутилась.

Была вина? Жила, вот и вина...
Одна турецкая, японская другая...
Три революции... гражданская война,
И финская, и эта... да какая! -
Погибли братья, муж. Была одна
Надежда - сын, да в первых числах мая
Там, у Берлина... этим и грешна.

За всех молилась. Свечи в церкви жгла.
И силами, и верой ослабела,
Молитвы позабыла... отошла
От жизни и от веры... и от тела
Душа ее. А все-таки - жила.
И мучалась зачем-то, и жила,
И ничего от жизни не хотела.

В народе говорили - век чужой
(Теперь уж так не скажут) заедаешь.
А бабка это знала - грех большой.
"И не живешь, а вот - не пропадаешь..."
А знала, вот и мучалась вдвойне,
И грезила о дальней стороне,
И разрешиться бременем не в силах,
Взывала к Богу, к разуму, к чертям,
К самой природе, к памяти, а там...
Там только незабудки на могилах.

Да там и смерть сама уже - ничто,
Покуда здесь ее не ощущаешь,
И не столкнешься с нею, а не то
Измучишь всех, и сам себя измаешь.
Не дай вам Бог такое повторить.
Не дай вам Бог свой век перемудрить!
2
...слов таких моя бабка не ведала,
Но до самых преклонных годов
Все о детстве своем, заповеданном,
Повторялась на сотни ладов.
А каким она светом лучилась
Из далекого далека...
Знала грамоте, да разучилась.
Землю помнила - наверняка.
И кого она тем не корила,
Что полвека в столице жила!
- Мы саркандские - всем говорила.
Так саркандской и померла.
Но задолго до этого срока
Обронила такие слова:
- Если ляжет в то место дорога,
Там всегда у дороги трава...
Побывать она там и не чаяла,
Ну а мне довелось, по делам,
И нарвал я букет молочаевый,
Да с полынкой еще пополам.
Выбирать не пришлось, брал что около -
У обочины, с пылью, с лузгой...
Но очнулась трава, словно охнула,
И такой задышала тоской!..
Где-то, помнится, было сказание
Про старинную старину,
Как бежал, убоясь наказания,
Княжий сын во чужу сторону.
И прощенье уж было обещано,
Но ни в силах вернуть беглеца
Ни отец, ни любимая женщина...
В третий раз засылают гонца -
Пусть вдохнет там, чужбине запроданный,
От метелки полыни живой. -
И пошел князь, рыдая, и Родине
Был ворочен емшаном-травой...
Вот и бабка - заплакала меленько:
- В гроб сгодится, помру в Петрова...
А потом отложила со смертынькой.
Запропала куда-то трава.
Так в могильной земле чужедальной
Травка родины и не легла.
За окладом иконки венчальной
Схоронилась...

Как детство, светла...




Дуб осенний о чем-то старинном
Вдруг пахнул - о забытом, родном,
О таком, что горчайшей соринкой
Вымывает слеза перед сном.

Распахнул бронзовеющий купол,
И - сомкнул... коготками дождя
Под собой осторожно ощупал
Палый лист, в забытье уходя...

И ушел...
Только прелью грибною
Так пахнуло от влажных корней,
Что за этой лесной стороною
Стало детство степное видней.

Снова стало так ясно на свете,
Что увиделось в мареве лет
Как везет нас на старой "Победе"
Подгулявший под вечер сосед.

Подгулял и шумнул ребятишкам:
- "Прокачу! Все кто хочешь - вали!.."
И с раскатом "урра!", с рокотищем
Мы на приступ машины пошли.

Понабились, как в бочку селедки,
И - вперед!..
В золотые года
Тишь цвела на родном околотке,
Постовой редко свистнет когда.

Жгут листву... горько-сладкую вьюгу
По низинам разносят костры...
И как будто сигналят друг другу
Огоньками ночные дворы.

Помню, едем по рытвинам грубым,
Полуфары вперяя во мрак, -
В степь!.. за город!..
И где-то под дубом
Плавным юзом сползаем в овраг.

Великан одинокий, вершину
Разъерошив, шумит на ветру.
Мы толкаем в низине машину...
Дуб шумит на высоком юру...

Помню смутно, томила тревога:
Что отвечу? Что дома скажу?..
Но запомнилась - эта дорога,
А не то, как ответ свой держу.

А запомнился пьяный, бесстрашный,
Полуголый, без майки, сосед,
Как он вел свой рыдван бесшабашный,
Как развязывал важно кисет.

Как сидел он под дубом, корою
Прорубая узор на спине,
Как дымил, и давился махрою,
И хрипел о минувшей войне.

Помню грязь и победные клики
Под команду - "А ну, навались!.."
Помню счастья чумазые лики
Когда все же сквозь грязь прорвались!..

Но особенно, прямо до дрожи,
Прошумевши средь русских долин,
Почему-то шумит мне все тот же,
Отшумевший, степной исполин.

Шевелит и тревожит былое
Переступом разлапых корней,
И туманные рвут оболоки
Огоньки незапамятных дней.




ПРЕДМЕСТЬЕ
(Цикл стихотворений)

1
Смеркается. В городе осень. К оградам
Деревья склоняются, и молодой
Кружочек луны проплывает над садом,
Как будто кувшинка плывет над водой.
Опять здесь затишье. Мне это знакомо.
Сейчас из оврага запахнет вода,
А дальше, над крышей беленого дома,
Над старой скворешней очнется звезда...
Здесь листья траву устилают, старея,
Их медленно жгут вечерами в садах,
И в синем дыму еще слаще, острее
Осеннею яблонью воздух пропах.
Холодные горы в прозрачном тумане.
Взрослеет луна. Над горами светло.
А здесь, за оврагом, - в низине, в бурьяне
Огни переулков предместье зажгло.
Я в сад постучусь. Мне откроют калитку,
Листву отряхнут и протянут в руке
Два крепких плода и сухую улитку,
Уснувшую на золотом черенке...
Негромко листва захрустит меж стволами,
Растает в осеннем саду пальтецо,
И словно ручное, гасимое пламя
За дымкой, во мгле - отмерцает кольцо...

2
Травой дохнуло от земли,
Кривые улочки пошли,
Пересеклись - тропа к тропе -
И завиляли по траве.
Тропинка к дому привела,
Там зайчик прыгнул от стекла,
Ушел в траву, привстал светло,
И - бабочка зажгла крыло.
Мигнула раз, мигнула два,
И - съела бабочку трава.
Я стукнул в дверь. Упер плечо.
Мне зашептали горячо,
Пугливоглазы и темны,
Витиеватые вьюны:
- "Она жива, она жива,
Но дело в том, что здесь - Трава!..
А в доме шьют, и все грустят,
А с пальцев кольцами блестят...
Трава уже взяла крыльцо,
У ней зеленое лицо,
Мы ей рабы, а не друзья,
И нам ослушаться нельзя..."
Я не дослушал болтовни,
Я знал совсем другие дни,
Я знал совсем не те слова,
Не так в саду росла трава...
Я повернулся - на меня
Летящих нитей шла стена.
3
Антоновкой пахло в саду, и апортом
В соседнем саду, а внизу, у воды -
Прохладной малиной и мокрым забором,
В овраге полощущем клок бороды.
Там сырость живет и зеленая вата,
Там срублена яблоня в темном углу,
Там к яблоне мох подползал виновато
И вверх - на три пальца - проплыл по стволу.
Там дух запустенья... но к вечеру планку
В заборе раздвинут, в воде постоят
И воду - тугими рывками - по шлангу
Движком перетянут и сад напоят...
Хозяин живет в бороде и величьи,
Он любит по саду ходить в сапогах,
Не любит вывешивать знаки отличья
И любит сукно допотопных рубах.
Мы чай с ним под лампочкой пьем на веранде,
Он век говорить о соседях готов,
Он смотрит туда не антоновки ради,
А ради печальной хозяйки плодов.
Он вспомнит себя, он вдруг вспомнит солдата,
Вдруг вспомнит, смущаясь, ведь он не забыл,
Что сад его был мне соседним когда-то,
Не то чтобы мне, ну а все-таки был,
Но он позабудет о странной соседке,
Он вспомнит иное совсем для меня,
Пока за оградой - в дому и в беседке -
Гасить перед сном не возьмутся огня.

4
Еще не ночь, и еще гармоника
По переулкам не слышна.
Над слободкой, как бритва, - тоненькая,
Пыльная, пыльная луна.

И дорога пыльная, белая,
Под обрыв, под уклон, к садам.
Словно срезано, яблоко спелое
В пыль покатится по следам...

О какой же еще там отраде?
Просто взять и прийти сюда,.
Прислониться спиной к ограде,
Руки вымыть водой из пруда.

Просто взять и увидеть зяблика,
Горсть испуганной ряски взять,
Просто запах спелого яблока,
Запах яблока рассказать.

Человеку живому и близкому
Показать эту жизнь сполна:
Дом в полыни. Улочка низкая.
Дым над пригородом. Луна

5
..а потом поплыла паутина,
Повлеклась по ветвям, побрела
Вдоль калиток, клонясь,
и руина
Мертвой осени сад облегла.

Только дыма не вывелся запах,
Только зелень доспела в пруду,
Только яблоко в темных накрапах
Птичьих клювов -
Осталось в саду...

До прожилок пронизан ветрами.
Синим блеском проколот в ночах,
Сад с большими, слепыми ветвями
Черных птиц закачал на плечах.

Сбились к дому деревья, поближе
К теплым стенам, и ходят вокруг,
И к окошкам склоняются ниже,
И суставы обмерзшие трут.

К ним все реже в калитку стучатся
И хозяйку не будят сутра,
И поет вечерами все чаще
За сараями сталь топора.

6
Я с хозяином попрощаюсь,
На мостке через пруд покачаюсь,
Еще раз отражусь в пруду,
И опять увижу над домом,
Над скворешней, над садом знакомым
В дымке дремлющую звезду.

А за речкой - ларьки, магазины...
И опустится с гор предзимье,
И останется за спиной
Сад с фигуркою незаметной...
И калитка с цепочкой медной
Заскрипит из травы за мной.

7
Когда в предместьях тополиных
Завалит пухом все до крыш,
И в перелетных пелеринах,
Капризничая, ты горишь,
Когда ты щуришься спросонок,
Замыслив к ночи свой побег,
Знай, Когда в предместьях тополиных
Завалит пухом все до крыш,
И в перелетных пелеринах,
Капризничая никаких облав и гонок
Не снаряжали здесь вовек.
Сама воротишься обратно.
А заблудишь, не унывай, -
Как озаренная веранда
В кустах шатается трамвай.
И знай, его подкарауля,
И у окошка задремля,
Искрясь, юля и переуля,
Он вырулит сквозь тополя
И въедет, сладко выгнув спину,
В былину, белую до крыш,
В мой дом, в мой сон, в мою перину,
Где ты, разнеженная, спишь.

8
Вдоль домов идешь-бредешь, смотришь башенки лепные,
Да карнизы навесные... ничего уже не ждешь.
Вдруг, на дальней стороне, где-то, видимо, на кухне,
Спичка бледная в окне
Встрепенется и потухнет.
А бывало-то, скажи, и у нас с тобой горело,
Душу грело, чайник грело...
Сам ты чайник. Не блажи.
Продолжай-ка лучше врать, сочинять свои прогулки,
Завиралки запирать в золотые закоулки -
Там светлеют купола, там дряхлеют тополя,
Там пенек вечнозеленый двинул мох на флигеля,
Там есть флигель удивленный,
Что не деньги три рубля,
Трижды рубленый, паленый, темный, как сама земля.
Там прилгнуть не дадут.
Не простят.
Не предадут...

Удивительный пенек! -
Все тоской зеленой пухнет,
А в окошке огонек
То погаснет, то потухнет...

Ослепительный денек!

9
В зеленом свете переулка
На кованом крюке фонарь
Дремуч, как дедова шкатулка,
Железами обитый ларь.

Здесь те же версты и сажени,
Здесь пуд с аршином не забыт,
В кругах таинственных решений
Торжественно вершится быт.

...брусчатник полоснут две фары,
Взревет мотор, и - тишина.
Века стоят здесь как амбары
Тумана, пороха, зерна.

А если встретишь человека,
То он спешит наверняка,
И уклоняется от века
Косым крылом дождевика








О чем горевать? Что недолог был праздник,
Что гости ушли, погалдев у крыльца,
И тропка теряется в чаще, и дразнит
Трехьярусным эхом лихого словца?

А ты не жлобись. Жили-были, певали
О поле, о доле тугой, невпротяг,
Что пили, что ели, красавчиком звали,
Попили, поели - прощай, шелудяк.

И все-таки мир - золотое колечко,
Крутнется и вспыхнет сквозь темный лесок
И поле, и жизнь, и тропа у крылечка -
Вся в птицах!..

Авось, не в последний разок...



РОМАНС
Цвели на подоконнике
Герани у окна,
И пела в доме тоненько
Вечерняя струна.

Расписана, расчерчена
Вся жизнь моя была.
Струна твоя вечерняя
Меня с ума свела.

И было удивительно
Что ты живешь одна,
И жизнь была пронзительна,
Как тонкая струна.

И ночь была расколота,
И вновь была весна,
И вновь звенела молодо
Осенняя струна.

Но горьким воплем дальняя
Дорога позвала,
И сердце нам вокзальная
Струна разорвала.

...была гитара в домике,
Где ты жила одна...
И пела в сердце тоненько
Щемящая струна...



ПОЗДНЯЯ ЭЛЕГИЯ

Ты помнишь, мы брели с тобой над озером,
И смолкли вдруг: дымящейся горой
Слезился тополь, раненный бульдозером,
И остро пахло срезанной корой.
В лучах весенних сладко млела рощица,
А он - горчил, темно клонясь над ней.
Он болен был, и все же гнал два сросшихся,
Два спорящих побега от корней.
...о чем мы спорим, два родимых ворога?
Наш путь пропащей нежностью пророс.
Темны пути... и мы, побеги города,
Ветвясь и двуедино, и поврозь...
И верится - так дико! - облекут еще
Живые сны все то, что нас ожгло:
В счастливых грозах, в зарослях ликующих
Очнемся - а кругом светлым-светло...




Что такое стряслось? Что за новости в мире?
Что такое случилось со всеми подряд?
Перебранка в квартире, перебранка в эфире,
И тревога, тревога во всем, говорят.

Ну а я нынче утром впервые в оконце
После долгой болезни загляделся с тоской,
И весеннее солнце,
Весеннее солнце
Разливало по миру тепло и покой.

Тот же талый снежок с дымных кровель сочится,
Тот же свет в небесах, как и встарь, как и впредь.
Ничего не случится, ничего не случится,
Если только очнуться, и вдаль посмотреть...






Чего-то простого все просит душа.
Неясно чего, просто хочется ясного...
Ах, песня моя, что же ты несогласная
Со всем, что тебя обступает, дыша?

Он вымахнул вкривь, сумасшедший зажин,
Где черт возле доброго колоса вьется,
И все это путается и поется,
А после еще выдается за жизнь.

Уже не спасут ни слова, ни трава,
Угрюмо ворочающаяся под ними.
А нужно всего - только вздох, только имя,
И кровь запоет, и светла голова.

Я вспомню то имя, я слышал тот вздох,
Он облачком легким взошел в поднебесье,
По нем и тоскует высокая песня,
А песню пьянит завывающий мох.

Он дышит горячей низиной болот,
Непросто, туманно глядит исподлобья.
Но это не жизнь. Это только подобья,
Кривые подобья того, чем живет
Душа...

Несказанною далью дыша,
Простого и ясного просит душа.






В сиреневое небо, что вьюга намела,
Луна над перекрестком, прозрачная, взошла.
Стоит луна, большая, оголено плечо,
И в сердце, как бывало, как в детстве - горячо.
Мне радость, - что-то будет! Душа опять полна.
Вверху такое небо! Такая в нем луна!
...ее еще затянет туманом, а пока
Не вышли те туманы, не встали облака, -
Так сладко плавать в небе
под теплою луной,
Под первой и колючей
зелененькой звездой...






Вот и солнце иссякло. И канул огонь.
А потом обозначится ночь в синеве.
Там и вечная ночь...
А опустишь ладонь -
Холодеет в траве.

А потом -
Хоть травой, хоть цветком расцвести,
Всколыхнется ледник,
Ни к чему тут слова.
А потом, а потом
Хоть трава не расти!..

Вырастает трава.

Все слова и слова, им и сроки малы,
Ими дразнишь судьбу, а под ними - родник.
Заплетает земля травяные узлы...

И не тает ледник.








Т Л-мой Гасит тихий гром шумных молний треск.
Ты права кругом, я неправ окрест.
Рвет сыра трава корни старых трав.
Ты кругом права, я окрест неправ.
Как шатнуся я да на бел порог,
Правота твоя мне кругом урок,
Как дохнет гроза перегаром дней,
Как твои глаза да моих ясней,
Как пахнет весна, опыляя цвет,
Опалит, пьяна, старка прошлых лет,
Как я сам нетрезв от любимых рук...

Рвет урочный крест
Безупречный круг.




ХРОНИКА
Ни правых на земле, ни виноватых...
Сквозь хвойный мpак, на лапах золотых
Столбы лучей в лесах стоят мохнатых,
Как в кинозалах - дымных и пустых.

Отпpянет луч,
И вспыхивает медно
Пеpстом на муpавьиной гоpодьбе.
Всплывет оса - летающая ведьма,
И коpчится в пылающем столбе.

А все-таки отстукивают, споpя
За полсекунды вpемени, за тpеть,
Блистательные тваpи,
Таpатоpя
И споpя,
Успевают в общем хоpе
И звук зашифpовать, и умеpеть.

Но яpкую, мгновенную фигуpу
Печального, быть может, бытия
Вставляют в миp как некую скульптуpу,
И ей уже природа не судья.

Она уже навеки непpеклонна,
Незpимая, - ни мpамоp, ни гpанит,
И только сосен темные колонны,
И только свет для нас ее хpанит.

Не нам ли сквозь pазвалы паутины,
Сквозь pухнувший во вpемени пpоем
Высвечивают дpевние каpтины
Стpекочущим, туманным фонаpем?

И ни вины, ни пpавоты бессменной
Здесь, на земле не сыщется, нетленной
Какой-то мысли, судей вечных, школ...
Здесь все - документация вселенной,
Все хpоника ее, все пpотокол.



БЛИЗОРУКОСТЬ

Глушили к полночи турбины,
И в подлой тишине сквозя,
Вновь шла под лопасти плотины
Еще вращающиеся
Слепая пелядь,
и всплывая
Вверх брюхом средь Иртышской тьмы,
К низовьям шла
едва живая
От мясорубки Бухтармы.
Вот здесь ее и брали с лодки
Сачками чудо-рыбаки,
Кудесники ухи и водки,
Костров и песен у реки,
Сачками брали и горстями,
Переполняли рыбой дно...
Сказать, что были мы гостями?
Не оправданье все равно.
Да и оправдываться вроде
Особо не в чем, - испокон,
Считай от пуска ГЭС, в народе
Добычай этот заведен.
Но почему тогда, не знаю,
Та полночь, вплоть до мелочей,
Вся высвечена, как сквозная,
В заплоте прочих полночей?
Не потому ль, что поднебесье
Всплошь полыхало, гром гремел
Над Иртышом, и словно в песне
Ревела буря, дождь шумел?
А мы, продрогшие, трезвели,
Учуяв что творит река,
И тоже выли и ревели,
Конечно же, про Ермака.
В ладьях, набитых рыбой рясно,
К огням, мерцающим вдали,
Гроза и ужас Серебрянска,
Нас братья Балмочных вели,
И - Царствие ему Небесное! -
Смешной по-детски без очков,
Еще так жив и счастлив песней
Был Женя, Женя Курдаков...
И Талинька, мой ангел смелый,
Еще жива, светлым-светла,
Прильнув ко мне озябшим телом,
Нам подпевала как могла...
Ревела ночь, ревели глотки,
Уже и страх не доставал
Что переполненные лодки
Заглотит, избоченясь, вал.
А тут еще лихие братцы
Среди стихии ледяной
Пошли на веслах разбираться
С какой-то местною шпаной.
И разобрались. Приумолкли
Все, кроме наших, голоса,
И мы, голодные как волки,
Через каких-то полчаса
Уже в костер всем хором дули,
Отрыв припасы под скалой,
И булькала уха в кастрюле
Над багровеющей золой...
Утихнул гром, и крупногрозды,
Грузны, над самою косой
Из туч повыкатили звезды
Насквозь промытые грозой.
И новый гул возник...но скоро
Сошел на стук, реветь устав:
Четыре тепловоза в гору
Тянули медленный состав,
Подъем, в Союзе самый дикий,
Одолевали,
и несли
По всем суставам
стук на стыке
Откуда-то
Из-под земли...
Мы у костра завороженно
Молчали, слушая себя,
Как будто в нас самих груженый
Состав прошел, скалу дробя.
И стало вдруг легко и пусто
И неторжественно, когда
С горы уже
провыл он грустно,
Словно простился навсегда.
И ночь иссякла... полусонно
Мы разбредались на ночлег,
Простившись странно-обреченно,
До утра, словно бы навек...
А ведь на поздний взгляд, похоже,
Оно и вышло так, -
с ранья
Мы путь продолжили,
в свой тоже
Рейс снаряжались братовья...
И много лет прошло, и многих
На свете нет уже давно
Родных мне, близких мне...
в дорогах
Иные канули темно...
И нет страны, где жили вместе
И пели - всласть!..
все чаще врозь
Могилы,
И все чаще песни
Не в сласть уже орутся - в злость.
Иные рейсы разметали
На картах новых...
Но зачем,
Зачем та ночь, и все детали
Так странно живы?..
Но за чей,
Туманный счет мы перебыли
Ту ночь, грозой ослеплены?
За что пощажены мы были?..
И были ли пощажены?..
Ищу ответа я, но слезы
Мешают разглядеть ответ,
И близорукие вопросы
Блуждают в мареве примет.
Весло... разорванная сетка...
Мысок... уха... топляк в костре...
В четыре тепловоза сцепка...
Колеса... звезды на горе...




Здесь, в этом хаосе скорбном лишь резче
Трещины, скрытые в каждой судьбе.
Вот они, смысл источившие вещи,
Вещи замкнувшиеся в себе.
Хмелем охлестнуты ребра корыта,
Под лопухом пламенеет горшок,
Череп мыслителя и сибарита,
Время истерло мозги в порошок.
Вот она, вещь, корень мира, пружина
Внутрь, вглубь себя завитая, во тьму.
Непознаваема, непостижима...
Господи, непостижимо уму!
Звезды надтреснуты, взорваны почки,
Хмелем охлестнуты свалки, дворы...
Плачет сверчок в диогеновой бочке.
Слезки сквозь щель заливают миры.





Ах как сложно мы с тобою говорим,
Иностранными словечками сорим.
Было проще все. Я звал тебя. Ты шла.
Так зачем же про ученые дела?
Про влечение полов, про либидо...

Тропки те позаметало лебедой.

Так давай хоть на прощание вдвоем
Песню старую-престарую споем,
Да по-доброму вспомянем те года...

Лебеда ж ты, золотая лебеда!



ДВЕ ТРАВЫ
Судьбой земли и воздуха
Насущная жива.
А в паpке, в зоне отдыха
Досужая тpава.

Она гуляет в клумбочке
Пpелестницей босой,
В зеленой мини-юбочке
Со стpижечкой косой...

Беда поpою вешнею,
Себя же пpоклянешь:
И любишь-то - сеpдешную!..
И к ветpенице льнешь.



Сумасшедшая, дурочка!.. я человек, или нет?
Что же ты ссоришься?.. да не молчи ты с дивана!
Плюнь в потолок, наконец! Иль напейся из крана.
Иль сошвырни со стола хоть пригоршню сырую монет.
С улицы, да. Да, с друзьями зашел в магазин.
Да, за здоровье и прочее... но не убил же старуху!
Время такое... завоешь - ни слуху, ни духу.
Глухо, как в танке. И так много лет, много зим.
Надо ж не спятить. А ты уже это, учти,
Тронулась, кажется, малость вот тут, в одиночке.
Плюну, сбегу, отсижусь в диогеновой бочке...
Ссорься, пожалуйся. Только не молча - кричи.




В этой жизни ни хера я
Не пойму.
На морозе пожираю
Шаурму.
У вокзала, среди стольной
Суеты,
Треугольной, алкогольной
Маяты
Я стою, мозги врубаю,
Как му-му...
И рубаю, и рубаю
Шаурму...





Из поэмы "Воспоминание об Элладе"

...я к людям тянулся. Но не было их.
Я вышел на площадь. Я поднял светильник.
В лучах его нежились раб и насильник.
Я просто рукою закрылся от них.
Я в свитки зарылся. В труды мудрецов.
Я сам преумножил тьму истин,
По сумме
Их пафоса - апофеоз!
А по сути -
Простое пособие для шельмецов.
Да, циник.
Да, пес-Диоген.
Но учти,
Несчастный потомок, - за что я в бессмертьи?
За то, что в людской - днем с огнем! - круговерти
Не смог на земле человека найти...




ПОД СПУДОМ
Я в зелень уйду, утону, обопьюсь
Дремотным туманом сиреневых почек,
Тягучим туманом травы обовьюсь,
Змеей уползу меж надтреснутых строчек,
Под камень, утюжащий шланги червей,
Сквозь черные шарики почвенной ртути,
Где норы в огне проточил муравей,
В назревшей к весне черноземной запруде.
Покуда не вспомнят, еще не пора,
Таись и молчи, назревая, покуда
Поющим толчком золотого ядру
Не вынесет из-под спуда.





Надену черные очки, приду к друзьям, шумя и ссорясь,
Чтоб не заметили тоски в глазах, запавших от бессонниц,
Не приложу ладонь к виску, не затяну запевку волчью,
Солью остатки коньяку в пустой бокал, и выпью молча.
О чем базар? Очки темны, как ставни в тереме старинном.
Добротны так же. И верны.
И аварийны.
Мир не сумеет стать темней, задвинутый за эти ставни,
И сам не стану я грустней, хотя и радостней не стану.
Помалу набирать очки, и перед жизнью не смиряться...
Начнем, пожалуй, притворяться.
Наденем черные очки.



ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
1
Все те же лица... но какая злость!