На секунду Гейби снова почувствовала себя счастливой. Она хотела расспросить о ребенке, но у нее ничего не получилось. Горло свела судорога. Она не могла дышать! Гейби увидела, как откинулась назад голова мужа, как исказилось его лицо, когда он увидел, что она задыхается, как Гари закричал: «Доктора!»
Она не могла дышать! Не могла!
Сестра надела ей на лицо маску. Гейби рефлекторно сопротивлялась, ничего не понимая и страстно желая освободиться от удушья. Вот теперь я точно умру, обреченно подумала она.
Есть ли у Гари сын?
Ей очень хотелось знать, получить уверенность в том, что она не подвела мужа.
Как сквозь вату до нее донеслись еле слышные слова Гари:
— Спасите мою жену!
Укол в руку.
Что-то ужасное делали с ее ртом. Странное ощущение свободного полета и быстрое приближение темноты.
Она снова открыла глаза. Я все еще не умерла, удивилась Гейби. Я, наверное, как кошка, имею девять жизней. Две уже прошли. Осталось семь. Она уже больше не в своей палате. Чужая, неизвестная комната. Гари смотрит на нее встревоженным взглядом. Его черные глаза, словно два раскаленных угля. Она почувствовала, как руки мужа бережно коснулись ее рук. Гейби попыталась улыбнуться ему, но не смогла.
Гари выглядел измученным и растрепанным. Его волосы торчали во все стороны. Галстук висел где-то сбоку. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Словом, все в таком беспорядке, словно он сам только что задыхался. Гари смотрел на нее красными от усталости и напряжения глазами. Темные круги залегли под ними. Муж склоняется над ней, словно курица-мать над своими цыплятами.
— Гейби, Гейби, — хрипло прошептал он. — С тобой все будет хорошо… О, Гейби…
Глаза его увлажнились и от этого засверкали еще больше. Почему он ничего не говорит ей о ребенке? Почему выглядит таким несчастным? Должно быть, плохие новости. И он старается держать ее в неведении как можно дольше. Она подвела его!
— Извини, — прошептала Гейби. Ее сердце наполнилось отчаянием.
— О Господи! — воскликнул он. Эти слова были похожи на крик умирающего. Гари еще крепче сжал ее руки. — Ты так нужна мне, Гейби, — прошептал он. — Я люблю тебя. И никогда не перестану говорить тебе это. Я люблю тебя. Люблю… Люблю…
Гари замолчал, стараясь подавить бушевавшие в нем эмоции. И тут Гейбриела вспомнила, что просила его сказать, любит ли он ее, прямо перед дверьми операционной. Тогда Гари промолчал, и, может быть, поэтому его слова совсем не убедили ее сейчас. И потом, она так и не узнала то, что хотела знать больше всего на свете.
— Мой ребенок…
— Тебе не надо волноваться. Нужно ко всему относиться спокойно. Все в порядке, — выдохнул он.
— Скажи мне… о ребенке. Лучше знать самое плохое, чем не знать вообще. Неужели Гари не понимает?
— Уверен, что с этим безобразником все в порядке, — произнес он беззаботно. — Тебе не надо волноваться о нем, дорогая. Ни о чем не беспокойся.
Такой неопределенный ответ ничуть не успокоил ее.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он в порядке? Ты нe ты не знаешь наверняка?
— Он сейчас под постоянным наблюдением. Думаю, что с ним все будет хорошо. Я просто не мог отойти от тебя.
— Гари!
Ее крик встревожил его.
— Ради Бога, успокойся, дорогая. Она сделала несколько глубоких вдохов
подряд и затем заговорила как можно
тверже.
— Гарет Барт, ты сейчас же пойдешь и немедленно все выяснишь про моего ребенка.
—Гейби!..
— Немедленно!
— Но тебя нельзя оставлять одну! — раздался энергичный протест.
— Я очень рассержусь на тебя, Гари.
— Хорошо, я ухожу.
Он вышел из комнаты, но его место тут же заняла няня.
На ее лице сияла добродушная улыбка. Она протянула Гейби стакан воды.
— Со мной все в порядке.
— Хорошо, дорогая, — ласково ответила няня. — Но когда ваш муж просит что-то сделать, мне кажется, было бы неразумно не подчиниться его просьбе.
Она снова улыбнулась.
— Наверное, если бы он потерял вас, то этот день стал бы последним в жизни еще нескольких человек. Ведь вашего мужа невозможно вразумить, не правда ли?
Что верно, то верно. Если Гари что-то считает правильным, его трудно переубедить.
— Неужели он хулиганил здесь и нарушал правила поведения? — спросила Гейби почти игриво.
— Все правила, все предписания, все порядки! — ответила няня, сокрушенно вздохнув. — Он никому не доверял уход за вами. Я до сих пор удивляюсь, как вы добились того, что он покинул палату. Никому до вас этого сделать не удалось.
— Он любит меня, — сказала Гейби, теперь уже полностью уверенная, что так оно и есть. Гари доказал, что она для него даже более важна, чем их сын.
Он вернулся. Он почти вбежал в палату. Ей показалось, что муж отсутствовал какие-то пять минут. Гари посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, будто хотел удостовериться, что в его отсутствие ничего не произошло. Няня быстро уступила свое место и исчезла из палаты.
— Ну что? — поторопила его Гейби.
— О, с ним все в порядке. Очередной краткий ответ. Она неодобрительно взглянула на Гари.
— Это все, что ты можешь сообщить?
— С ним действительно все в порядке! — воскликнул он.
Гейби начала подозревать, что Гари вовсе не ходил к малышу, в лучшем случае расспросил медсестру.
— Опиши мне его, — потребовала она.
— Ну, у него много волосиков, все очень черные.
Это довольно предсказуемо — они оба черноволосые.
— Еще что? — настаивала Гейби.
— Он слегка красный.
Она расстроилась.
— Ты не очень хорошо умеешь описывать, дорогой.
Видно было, что он старается.
— Его голова смешной формы…
— О Господи!
— Не беспокойся, врачи сказали, что она примет нормальную форму через несколько дней. Такое случается. Ведь ему долго пришлось находиться в одном положении, прежде чем он родился, — быстро объяснил Гари.
Действительно. Головы новорожденных очень нежные. Гейби слегка успокоилась.
— А что еще?
Он пожал плечами.
— Трудно разглядеть детали. Ведь к нему подключено около двенадцати проводков.
Ее сердце ёкнуло.
— Он в опасности?
— Нет, Гейби, никакой опасности. Его просто обследуют. Все дети, появившиеся на свет в результате кесарева сечения, проходят специальное обследование, потому что слишком скор переход от одного состояния в другое и им требуется время для адаптации.
— А сколько он еще будет оставаться там?
— Несколько часов.
— А разве не прошло уже несколько часов с тех пор, как он родился?
— Но что плохого в том, что малыша обследуют потщательнее.
Тут Гейби представила, как весь медицинский персонал больницы, отметив печать убийцы на лице Гари, считает нужным от греха подальше продержать ребенка лишние часы под наблюдением.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Еще что-нибудь расскажи о ребенке.
— Ну, у него в одном экземпляре присутствует то, что должно быть в одном, а в двух ~ то, что должно быть в двух, и так далее.
Гари Барта вряд ли отличал талант живописца, но Гейби никогда не сомневалась в его способности хорошо считать.
— Ты безнадежен, дорогой. — Улыбка уже не сходила с ее лица.
— Да, — серьезно согласился он, — но только тогда, когда тебя нет рядом со мной. А ты, я надеюсь, не собираешься меня снова покинуть, Гейби.
— Извини, — нежно произнесла она, чувствуя, какое горе, наверное, испытал Гари, полагая, что может потерять ее.
— Я люблю тебя, — заявил он с абсолютной уверенностью.
— Знаю, — прошептала Гейби, нисколько
не сомневаясь в словах мужа. Любовь была в его глазах, голосе, руках, обнимающих ее, нежно целующих губах. — Я тебя тоже люблю, дорогой. — Она почувствовала, как ее сердце и разум слились наконец в полной гармонии.
Описание мужем их сына оказалось абсолютно неверным. Он был не маленьким безобразником, а великолепным младенцем с пухленькими щечками и карими глазами, а головка его, покрытая восхитительными черными кудряшками, выглядела совершенно восхитительно.
Как только опасность для жизни Гейби миновала, Гари начал входить в роль счастливого отца. Жизнь становилась все прекрасней. Особенно для нее, ведь теперь она была полностью уверена в искренней любви мужа.
Чета Симони-старших заезжала в больницу проведать ее и поздравить с рождением малыша. Но был визит, который особенно много значил для Гейби. Это визит Дайаны. Она остро почувствовала всепоглощающую любовь бедной женщины к ребенку, которого не могла иметь сама.
— Он великолепен, — восхищенно прошептала Дайана, трепетно взяв малыша на руки.
— Ты будешь его крестной матерью? — осторожно спросила Гейби.
— Да, конечно. — Ее лицо засияло от счастья. — Кажется, я начинаю немного поправляться и уже не так, как раньше, боюсь людей. Я обещаю, что буду хорошей крестной матерью.
— Самой лучшей, — согласился Гари, обнимая сестру за плечи и прижимая к себе.
Гейби мысленно поблагодарила Бога за то, что все обернулось так хорошо. Глядя на Дайану и Гари, таких беззаботно веселых и счастливых, она почувствовала, как боль прошлого отпускает их из своих тяжких объятий.
Будущее показалось ей еще более радужным, когда несколько дней спустя она спросила Гари о проекте Джексона и Гордона.
— Разве тебе не нужно вернуться в Торонто?
— Нет, Джим Харрис позаботится обо всем, — спокойно ответил он, играя пальчиками сына. — Да, я забыл передать тебе от него поздравления. Когда ты звонила в Торонто, мы как раз совещались с ним. Гейби недоверчиво покачала головой.
— Ты хочешь сказать, что управляющий крупнейшей компании теперь будет выполнять твою работу?
Гари утвердительно кивнул.
— Он вполне подходит для этого. Ты доказала мне, Гейби, что людям нужно давать шанс. И я предложил Джиму партнерство. Он согласился. На прошлой неделе. Как раз за день до того, как на свет появился наш сын.
Для Гейби это стало полной неожиданностью, ведь она даже представить себе не могла Джима Харриса отдельно от своего великолепного письменного стола.
— А с чего бы ему возражать, ведь это принесет ему большой доход. А теперь, когда проект закрепили за мной, для него нет никакого риска. — Гари счастливо улыбнулся. — А мне его участие в деле позволит проводить больше времени с тобой и с одним маленьким мальчишкой.
У них будет прекрасная семья. Гейби теперь нисколько не сомневалась в этом. Доктора уверили ее, что она может рожать детей столько, сколько захочет. Просто оказалось, что Гейби принадлежит к числу тех немногих людей, которым противопоказано использование некоторых медикаментов, содержащих наркотические вещества. Но теперь, когда ее обследовали, проблемы, с которыми она столкнулась в этот раз, больше никогда не будут тревожить ее.
— У нас с тобой будет счастливая жизнь. Гари поцеловал ее ладонь.
— Когда-то давно я дал себе слово ни к кому не привязываться душой, — признался он. — Но когда я встретил тебя, Гейби, то почувствовал, что хочу быть только с тобой всю жизнь, делить на двоих радости и печали, но продолжал убеждать себя, что не должен отдавать никому свое сердце. До того уик-энда, когда ты сказала, что мы должны расстаться. И тогда я понял, что не могу представить свое будущее без Гейбриелы Симони.
Гари усмехнулся.
— Я, видимо, не очень элегантно дал тебе это понять, да?
— В своей обычной агрессивной манере, — улыбнулась Гейби. — А я говорила себе, что являюсь полной дурой, соглашаясь на твое предложение.
Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
— Но теперь я счастлива, что тогда согласилась. Просто нам понадобилось время, чтобы привыкнуть и начать доверять друг другу.
Он отрицательно покачал головой.
— Не тебе, Гейби, мне. Ты изменила мой взгляд на мир, помогла увидеть лучшие его стороны. Я никогда не смогу вернуть тебе то, что ты отдала мне. Но я буду стараться всю жизнь.
Он старается и будет стараться. Гейби знала это. Теперь она стала самым важным в его жизни. Потом — семья. А на последнем месте — работа. Но самое главное — они теперь твердо знают, что любят друг друга.
Она не могла дышать! Не могла!
Сестра надела ей на лицо маску. Гейби рефлекторно сопротивлялась, ничего не понимая и страстно желая освободиться от удушья. Вот теперь я точно умру, обреченно подумала она.
Есть ли у Гари сын?
Ей очень хотелось знать, получить уверенность в том, что она не подвела мужа.
Как сквозь вату до нее донеслись еле слышные слова Гари:
— Спасите мою жену!
Укол в руку.
Что-то ужасное делали с ее ртом. Странное ощущение свободного полета и быстрое приближение темноты.
Она снова открыла глаза. Я все еще не умерла, удивилась Гейби. Я, наверное, как кошка, имею девять жизней. Две уже прошли. Осталось семь. Она уже больше не в своей палате. Чужая, неизвестная комната. Гари смотрит на нее встревоженным взглядом. Его черные глаза, словно два раскаленных угля. Она почувствовала, как руки мужа бережно коснулись ее рук. Гейби попыталась улыбнуться ему, но не смогла.
Гари выглядел измученным и растрепанным. Его волосы торчали во все стороны. Галстук висел где-то сбоку. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Словом, все в таком беспорядке, словно он сам только что задыхался. Гари смотрел на нее красными от усталости и напряжения глазами. Темные круги залегли под ними. Муж склоняется над ней, словно курица-мать над своими цыплятами.
— Гейби, Гейби, — хрипло прошептал он. — С тобой все будет хорошо… О, Гейби…
Глаза его увлажнились и от этого засверкали еще больше. Почему он ничего не говорит ей о ребенке? Почему выглядит таким несчастным? Должно быть, плохие новости. И он старается держать ее в неведении как можно дольше. Она подвела его!
— Извини, — прошептала Гейби. Ее сердце наполнилось отчаянием.
— О Господи! — воскликнул он. Эти слова были похожи на крик умирающего. Гари еще крепче сжал ее руки. — Ты так нужна мне, Гейби, — прошептал он. — Я люблю тебя. И никогда не перестану говорить тебе это. Я люблю тебя. Люблю… Люблю…
Гари замолчал, стараясь подавить бушевавшие в нем эмоции. И тут Гейбриела вспомнила, что просила его сказать, любит ли он ее, прямо перед дверьми операционной. Тогда Гари промолчал, и, может быть, поэтому его слова совсем не убедили ее сейчас. И потом, она так и не узнала то, что хотела знать больше всего на свете.
— Мой ребенок…
— Тебе не надо волноваться. Нужно ко всему относиться спокойно. Все в порядке, — выдохнул он.
— Скажи мне… о ребенке. Лучше знать самое плохое, чем не знать вообще. Неужели Гари не понимает?
— Уверен, что с этим безобразником все в порядке, — произнес он беззаботно. — Тебе не надо волноваться о нем, дорогая. Ни о чем не беспокойся.
Такой неопределенный ответ ничуть не успокоил ее.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он в порядке? Ты нe ты не знаешь наверняка?
— Он сейчас под постоянным наблюдением. Думаю, что с ним все будет хорошо. Я просто не мог отойти от тебя.
— Гари!
Ее крик встревожил его.
— Ради Бога, успокойся, дорогая. Она сделала несколько глубоких вдохов
подряд и затем заговорила как можно
тверже.
— Гарет Барт, ты сейчас же пойдешь и немедленно все выяснишь про моего ребенка.
—Гейби!..
— Немедленно!
— Но тебя нельзя оставлять одну! — раздался энергичный протест.
— Я очень рассержусь на тебя, Гари.
— Хорошо, я ухожу.
Он вышел из комнаты, но его место тут же заняла няня.
На ее лице сияла добродушная улыбка. Она протянула Гейби стакан воды.
— Со мной все в порядке.
— Хорошо, дорогая, — ласково ответила няня. — Но когда ваш муж просит что-то сделать, мне кажется, было бы неразумно не подчиниться его просьбе.
Она снова улыбнулась.
— Наверное, если бы он потерял вас, то этот день стал бы последним в жизни еще нескольких человек. Ведь вашего мужа невозможно вразумить, не правда ли?
Что верно, то верно. Если Гари что-то считает правильным, его трудно переубедить.
— Неужели он хулиганил здесь и нарушал правила поведения? — спросила Гейби почти игриво.
— Все правила, все предписания, все порядки! — ответила няня, сокрушенно вздохнув. — Он никому не доверял уход за вами. Я до сих пор удивляюсь, как вы добились того, что он покинул палату. Никому до вас этого сделать не удалось.
— Он любит меня, — сказала Гейби, теперь уже полностью уверенная, что так оно и есть. Гари доказал, что она для него даже более важна, чем их сын.
Он вернулся. Он почти вбежал в палату. Ей показалось, что муж отсутствовал какие-то пять минут. Гари посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, будто хотел удостовериться, что в его отсутствие ничего не произошло. Няня быстро уступила свое место и исчезла из палаты.
— Ну что? — поторопила его Гейби.
— О, с ним все в порядке. Очередной краткий ответ. Она неодобрительно взглянула на Гари.
— Это все, что ты можешь сообщить?
— С ним действительно все в порядке! — воскликнул он.
Гейби начала подозревать, что Гари вовсе не ходил к малышу, в лучшем случае расспросил медсестру.
— Опиши мне его, — потребовала она.
— Ну, у него много волосиков, все очень черные.
Это довольно предсказуемо — они оба черноволосые.
— Еще что? — настаивала Гейби.
— Он слегка красный.
Она расстроилась.
— Ты не очень хорошо умеешь описывать, дорогой.
Видно было, что он старается.
— Его голова смешной формы…
— О Господи!
— Не беспокойся, врачи сказали, что она примет нормальную форму через несколько дней. Такое случается. Ведь ему долго пришлось находиться в одном положении, прежде чем он родился, — быстро объяснил Гари.
Действительно. Головы новорожденных очень нежные. Гейби слегка успокоилась.
— А что еще?
Он пожал плечами.
— Трудно разглядеть детали. Ведь к нему подключено около двенадцати проводков.
Ее сердце ёкнуло.
— Он в опасности?
— Нет, Гейби, никакой опасности. Его просто обследуют. Все дети, появившиеся на свет в результате кесарева сечения, проходят специальное обследование, потому что слишком скор переход от одного состояния в другое и им требуется время для адаптации.
— А сколько он еще будет оставаться там?
— Несколько часов.
— А разве не прошло уже несколько часов с тех пор, как он родился?
— Но что плохого в том, что малыша обследуют потщательнее.
Тут Гейби представила, как весь медицинский персонал больницы, отметив печать убийцы на лице Гари, считает нужным от греха подальше продержать ребенка лишние часы под наблюдением.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Еще что-нибудь расскажи о ребенке.
— Ну, у него в одном экземпляре присутствует то, что должно быть в одном, а в двух ~ то, что должно быть в двух, и так далее.
Гари Барта вряд ли отличал талант живописца, но Гейби никогда не сомневалась в его способности хорошо считать.
— Ты безнадежен, дорогой. — Улыбка уже не сходила с ее лица.
— Да, — серьезно согласился он, — но только тогда, когда тебя нет рядом со мной. А ты, я надеюсь, не собираешься меня снова покинуть, Гейби.
— Извини, — нежно произнесла она, чувствуя, какое горе, наверное, испытал Гари, полагая, что может потерять ее.
— Я люблю тебя, — заявил он с абсолютной уверенностью.
— Знаю, — прошептала Гейби, нисколько
не сомневаясь в словах мужа. Любовь была в его глазах, голосе, руках, обнимающих ее, нежно целующих губах. — Я тебя тоже люблю, дорогой. — Она почувствовала, как ее сердце и разум слились наконец в полной гармонии.
Описание мужем их сына оказалось абсолютно неверным. Он был не маленьким безобразником, а великолепным младенцем с пухленькими щечками и карими глазами, а головка его, покрытая восхитительными черными кудряшками, выглядела совершенно восхитительно.
Как только опасность для жизни Гейби миновала, Гари начал входить в роль счастливого отца. Жизнь становилась все прекрасней. Особенно для нее, ведь теперь она была полностью уверена в искренней любви мужа.
Чета Симони-старших заезжала в больницу проведать ее и поздравить с рождением малыша. Но был визит, который особенно много значил для Гейби. Это визит Дайаны. Она остро почувствовала всепоглощающую любовь бедной женщины к ребенку, которого не могла иметь сама.
— Он великолепен, — восхищенно прошептала Дайана, трепетно взяв малыша на руки.
— Ты будешь его крестной матерью? — осторожно спросила Гейби.
— Да, конечно. — Ее лицо засияло от счастья. — Кажется, я начинаю немного поправляться и уже не так, как раньше, боюсь людей. Я обещаю, что буду хорошей крестной матерью.
— Самой лучшей, — согласился Гари, обнимая сестру за плечи и прижимая к себе.
Гейби мысленно поблагодарила Бога за то, что все обернулось так хорошо. Глядя на Дайану и Гари, таких беззаботно веселых и счастливых, она почувствовала, как боль прошлого отпускает их из своих тяжких объятий.
Будущее показалось ей еще более радужным, когда несколько дней спустя она спросила Гари о проекте Джексона и Гордона.
— Разве тебе не нужно вернуться в Торонто?
— Нет, Джим Харрис позаботится обо всем, — спокойно ответил он, играя пальчиками сына. — Да, я забыл передать тебе от него поздравления. Когда ты звонила в Торонто, мы как раз совещались с ним. Гейби недоверчиво покачала головой.
— Ты хочешь сказать, что управляющий крупнейшей компании теперь будет выполнять твою работу?
Гари утвердительно кивнул.
— Он вполне подходит для этого. Ты доказала мне, Гейби, что людям нужно давать шанс. И я предложил Джиму партнерство. Он согласился. На прошлой неделе. Как раз за день до того, как на свет появился наш сын.
Для Гейби это стало полной неожиданностью, ведь она даже представить себе не могла Джима Харриса отдельно от своего великолепного письменного стола.
— А с чего бы ему возражать, ведь это принесет ему большой доход. А теперь, когда проект закрепили за мной, для него нет никакого риска. — Гари счастливо улыбнулся. — А мне его участие в деле позволит проводить больше времени с тобой и с одним маленьким мальчишкой.
У них будет прекрасная семья. Гейби теперь нисколько не сомневалась в этом. Доктора уверили ее, что она может рожать детей столько, сколько захочет. Просто оказалось, что Гейби принадлежит к числу тех немногих людей, которым противопоказано использование некоторых медикаментов, содержащих наркотические вещества. Но теперь, когда ее обследовали, проблемы, с которыми она столкнулась в этот раз, больше никогда не будут тревожить ее.
— У нас с тобой будет счастливая жизнь. Гари поцеловал ее ладонь.
— Когда-то давно я дал себе слово ни к кому не привязываться душой, — признался он. — Но когда я встретил тебя, Гейби, то почувствовал, что хочу быть только с тобой всю жизнь, делить на двоих радости и печали, но продолжал убеждать себя, что не должен отдавать никому свое сердце. До того уик-энда, когда ты сказала, что мы должны расстаться. И тогда я понял, что не могу представить свое будущее без Гейбриелы Симони.
Гари усмехнулся.
— Я, видимо, не очень элегантно дал тебе это понять, да?
— В своей обычной агрессивной манере, — улыбнулась Гейби. — А я говорила себе, что являюсь полной дурой, соглашаясь на твое предложение.
Она взяла его руку и прижала к своей щеке.
— Но теперь я счастлива, что тогда согласилась. Просто нам понадобилось время, чтобы привыкнуть и начать доверять друг другу.
Он отрицательно покачал головой.
— Не тебе, Гейби, мне. Ты изменила мой взгляд на мир, помогла увидеть лучшие его стороны. Я никогда не смогу вернуть тебе то, что ты отдала мне. Но я буду стараться всю жизнь.
Он старается и будет стараться. Гейби знала это. Теперь она стала самым важным в его жизни. Потом — семья. А на последнем месте — работа. Но самое главное — они теперь твердо знают, что любят друг друга.