Страница:
Он бросил взгляд на второй револьвер Роланда, что висел на ружейном ремне на ближайшей ветви, и спросил себя, а давно ли Роланд уходил куда-либо без своего легендарного револьвера на поясе. За этим вопросом сами собой возникли еще два.
Сколько лет этому человеку, который вытащил их с Сюзанной из их мира и времени? И, самое важное, что с ним сейчас происходит?
Сюзанна ему обещала выяснить это сегодня… если только она будет стрелять хорошо и если Роланд не психанет. Впрочем, Эдди не думал, что Роланд ей скажет – по крайней мере, вот так вот сразу, – но пришло время дать знать этой старой образине, что они видят, что что-то не так.
– Бог даст, будет вам и водица, – сказал Эдди вслух и вернулся к своей резьбе. На губах у него играла едва заметная улыбка. Оба они постепенно набираются от Роланда его прибауток… а он – от них. Как будто они стали вдруг половинками одного…
Где-то в лесу, совсем близко, упало дерево. В мгновение ока Эдди вскочил, сжимая в одной руке недоделанную рогатку, в другой – острый нож Роланда, и повернул голову в сторону звука, напряженно всматриваясь в чащу леса. Сердце бешено колотилось в груди, все пять чувств пришли наконец в «боевую готовность». Что-то ломилось сквозь заросли к лагерю. Теперь Эдди явственно слышал его приближение: что-то продиралось прямиком через подлесок, и Эдди еще про себя отметил с этакой изумленной горечью, что спохватился он, кажется, поздновато. Откуда-то из глубин сознания поднялся тоненький голосок… так, мол, тебе и надо. За то, что он делает что-то лучше Генри, за то, что выводит Генри из себя.
С натужным треском упало еще одно дерево. Теперь Эдди увидел, как в просвете между стволами в неподвижном воздухе взметнулось облачко древесных опилок. Тварь, повалившая дерево, вдруг взревела – у Эдди все внутри похолодело от этого рева.
Громадный мудила.
Эдди выронил недоделанную рогатку и метнул нож Роланда в ствол сосны футах в пятнадцати слева. Перевернувшись два раза в воздухе, нож вонзился в древесину до середины клинка. Эдди выхватил Роландов револьвер, что висел на ружейном поясе на ближайшем кусте, и взвел курок.
Остаться или бежать?
Однако он быстро понял, что вопрос этот останется чисто академическим. Тварь мало того, что была громадной, она была быстрой. Теперь уже поздно спасаться бегством. К северу от поляны среди древесных стволов возникла уже исполинская фигура. Выше ее были только верхушки самых высоких деревьев. И она надвигалась прямо на Эдди, не отрывая от него горящих глаз и изрыгая из мощной глотки яростные вопли.
– О Боже, по-моему, мне абзац, – прошептал Эдди. Еще одно дерево накренилось, пошло трещинами, точно мраморная плита, и повалилось на землю, подняв облако пыли и хвойных иголок. Он шел прямо к поляне, медведь размером с Кинг-Конга, и под шагами его дрожала земля.
«Что будешь делать, Эдди? – раздался в сознании голос Роланда. – Думай, соображай! Это – твое единственное преимущество пред этой зверюгой. Думай! Что нужно делать?»
Эдди не думал, что он сумеет убить эту тварь. Может быть, из «базуки» он бы еще худо-бедно… но уж никак не из револьвера 45-го калибра. Он мог бы попробовать убежать, но почему-то его не покидала уверенность, что этот зверь, если захочет, может двигаться очень быстро. Мысленно он просчитал свои шансы закончить жизнь молодую в качестве мокрого места под тяжелою лапой здоровенного медведя, вышло – пятьдесят на пятьдесят.
Ну и что мы выбираем? Открыть пальбу прямо сейчас или все же попробовать смыться, причем нестись надо так, как будто в задницу влили неслабую порцию керосина?
А потом ему вдруг пришло в голову, что есть еще и третий путь. Можно залезть на дерево.
Он повернулся к сосне, у которой сидел, вырезая свою рогатку. Высоченное вековое дерево, наверное, самое высокое в этой части леса. Нижние его ветки распростерлись над лесным настилом пушистым зеленым навесом футах в восьми над землей. Эдди осторожно отпустил курок, сунул револьвер за ремень на брюках, потом подпрыгнул, схватился обеими руками за ветку и отчаянно подтянулся. Исполинский медведь уже вывалился на поляну, оглашая окрестности яростным ревом.
Ему не составило бы никакого труда размазать маленького человечка по нижним веткам сосны, раскрасив хвою безвкусным узором из внутренностей Эдди Дина, если бы вдруг его не пробил очередной приступ приступ могучего чиха. Проходя по поляне, гигантский медведище наступил на золу догорающего костра, подняв в воздух черное облако пепла и гари, и тут согнулся почти пополам, уперев передние лапы в боки, – в это мгновение он стал похож на болезненного старика в меховом пальто, подхватившего насморк. Он чихал непрерывно – АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! – а из носа и пасти его сыпались белесые паразиты, поселившиеся у него в мозгу. Горячая струя мочи потекла у него между ног и зашипела, попав на раскиданные угольки.
Эдди не стал терять драгоценные мгновения. Он полез вверх по стволу, что твоя обезьяна, помедлив только однажды, чтоб убедиться, что револьвер Роланда надежно держится за ремнем его брюк. Он был охвачен паническим ужасом, почти убежденный, что дни его сочтены (а чего еще ждать, теперь, когда рядом нет Генри, чтобы за ним «присмотреть»?), но в голове у него все равно продолжали звучать отголоски сумасшедшего смеха. Загнали парнишку на дерево, думал он. Как вам такой поворот событий, болельщики и фанаты? И кто загнал-то? Медвезилла.
Громадная тварь снова подняла голову. Существо у нее в голове уловило мерцание и блики солнечных лучей, а потом устремилось к сосне, по которой карабкался Эдди. Медведь поднял могучую лапу и подался вперед, намереваясь сбить Эдди как шишку. Лапа проехалась по суку, на котором стоял Эдди Дин, как раз в то мгновение, когда он перебрался на ветку выше, и содрала с ноги у него ботинок, разлетевшийся в клочья.
Все о'кей. Можешь взять и второй, уважаемый Медведятина, если хочешь, подумал Эдди. Я все равно собирался сменить ботинки, а то они совсем уже поизносились.
Медведь взревел и ударил снова, прорывая глубокие раны в древней коре, кровоточащие чистой смолой. Эдди продолжал забираться вверх. Теперь ветви стали потоньше. Он отважился глянуть вниз и уставился прямо в мутные глаза медведя. Далеко внизу поляна превратилась в мишень, центром которой был круг тлеющих угольков костра.
– Не попал, волосатый мудо… – начал было Эдди, но тут медведь, запрокинув морду, опять чихнул. Эдди обдало влажной струей горячих соплей с мелкими белыми червячками. Их было тысячи. Они отчаянно корчились у него на рубашке, на руках, на лице и шее.
Эдди вскрикнул от неожиданности и отвращения, принялся стряхивать червяков с глаз и губ, потерял равновесие и едва успел вцепиться рукою в ближайшую ветку. Другой рукою он принялся стряхивать с себя эту червивую слизь, стараясь очиститься как можно лучше. Медведь заревел и снова ударил по дереву. Сосна покачнулась, как корабельная мачта в шторм… но отметины от когтей остались на этот раз в семи футах ниже той ветки, на которой сейчас примостился Эдди.
Он понял, что черви гибнут – наверное, начали гибнуть, как только покинули зараженное болото внутри тела чудовища. При этой мысли он несколько взбодрился и снова полез наверх. Поднявшись еще на двенадцать футов, он остановился, не решась лезть выше. Ствол сосны, футов восемь в диаметре у основания, здесь, наверху, сузился едва ли не до восемнадцати дюймов. Эдди распределил свой вес между двумя ветвями, но он чувствовал, как они пружинят и гнутся под ним. Отсюда, с высоты вороньего гнезда, открывался вид на просторы леса и на западные холмы – словно волнообразный ковер, распростертый внизу. При других обстоятельствах Эдди не отказал бы себе в удовольствии насладиться изумительной панорамой.
Смотри, мама, я на вершине мира, подумал он и осторожно глянул вниз, на запрокинутую медвежью морду, и вдруг на мгновение утратил способность связно мыслить, все растворилось в элементарном изумлении.
Что-то вырастало из черепа зверя… что-то похожее на радар-отражатель.
Странное приспособление рывком повернулось, отбросив солнечный зайчик, и Эдди расслышал тоненькое жужжание. В свое время у Эдди было несколько старых машин – из тех, что продаются в салонах подержанных автомобилей с рекламками типа «МАСТЕРА НА ВСЕ РУКИ! ЗДЕСЬ ЕСТЬ ДЛЯ ВАС КОЕ-ЧТО ИНТЕРЕСНЕНЬКОЕ!» на лобовом стекле, – и это жужжание напоминало ему свист подшипников, которые надо срочно сменить, пока они окончательно не полетели.
Медведь издал долгий утробный рык. Изо рта у него потекли ошметки желтоватой пены с червями пополам. Если бы Эдди не видел раньше, как выглядит конченное безумие (а он считал, что на это «сокровище» он насмотрелся вдоволь, достаточно вспомнить Детту Уокер, сучку и стерву мирового класса), то сейчас у него был бы шанс восполнить этот пробел… спасибо еще, эта рожа была сейчас в добрых тридцати футах под ним, а смертоносные когти, как бы чудовище не тянулось, не дотягивали до ног его футов пятнадцать. И, в отличие от тех мертвых деревьев, которые чудовище повалило, пробираясь к поляне, эта сосна, полная жизненных сил, не поддавалась его напору.
– Мексиканская ничья, приятель, – тяжело выдохнул Эдди и, стерев пот со лба липкой от медвежьих соплей рукой, швырнул кусок слизи прямо зверю в морду.
Но тут существо, которое Древние называли Миа, обхватило обеими лапами дерево и принялось его трясти. Эдди что есть силы впецился в ствол, сощурив глаза в упрямые щелки. Сосна закачалась как маятник.
– Господи, – пробормотала она.
Медведь заорал, точно обезумевшая баба-кликуша, и принялся трясти дерево. Ветви задрожали, как под ураганным ветром. Сюзанна подняла глаза и разглядела маленькую фигурку почти у самой верхушки. Эдди жался к стволу, который качался туда – сюда. У нее на глазах одна рука его соскользнула и взметнулась снова, ища точку опоры.
– Что будем делать? – прокричала Сюзанна Роланду. – Он сейчас его скинет! Что будем делать?
Роланд попытался найти решение, но его опять охватило это странное недомогание… в последнее время оно ни на мгновение не отпускало его, но, как видно, в стрессовой ситуации ему стало гораздо хуже. Ощущение было такое, как будто рассудок его раздвоился. В его сознании поселилось как бы два человека, и у каждого были свои, отдельные от другого воспоминания, а когда эти двое начали препираться, причем каждый из них упирал на то, что именно его память – истинная, стрелку показалось, что его разрывает надвое. Он сделал отчаянную попытку примирить этих двоих, и ему это удалось… по крайней мере, пока.
– Это – один из Двенадцати! – прокричал он в ответ. – Из двенадцати Стражей! Наверняка это он! Но я думал, что все они…
Медведь снова взревел. Теперь он уже колошматил по дереву, словно этакий энергичный боксер. Отломанные ветки летели ему под ноги и ложились там беспорядочной грудой.
– Что? – прокричала Сюзанна. – Что ты хотел сказать?
Роланд закрыл глаза. В сознании у него надрывался голос: «Мальчика звали Джейк!» Другой голос орал в ответ: «НЕ БЫЛО никакого мальчика! Мальчика НЕ БЫЛО, и ты сам это знаешь!»
«Убирайтесь, вы оба!» – прорычал про себя Роланд, а потом выкрикнул вслух:
– Стреляй, Сюзанна! Стреляй ему прямо в зад! А когда он повернется, целься в такую штуку у него на голове! Она похожа…
Медведище вновь завопил. Он прекратил колошматить по дереву и опять взялся его трясти. Теперь верхушка ствола отзывалась ему нехорошим зловещим треском.
Когда рев чудовища чуть поутих, Роланд прокричал:
– Похожа на шляпу! Маленькую такую стальную шляпу! стреляй прямо в нее, Сюзанна! Только, пожалуйста, не промахнись!
Внезапно ее обуял неизбывный ужас… и к нему примешалось еще одно чувство, которого она меньше всего ожидала: ощущение сокрушительного одиночества.
– Нет! Я промахнусь! Стреляй лучше ты, Роланд! – Она выхватила револьвер у себя из кобуры, намереваясь отдать его Роланду.
– Я не могу! – крикнул он. – У меня не тот угол прицела! Придется, Сюзанна, стрелять тебе! Вот тебе – настоящее испытание, и лучше тебе его выдержать с честью!
– Роланд…
– Сейчас он отломит верхушку! – взревел стрелок. – Ты что, не видишь?!
Сюзанна уставилась на револьвер у себя в руке, потом бросила сумрачный взгляд через поляну – на исполинского медведя, едва видимого в клубах хвойных иголок. Подняла глаза. Эдди качался туда-сюда, как метроном. Скорее всего, у него был с собою второй револьвер Роланда, но Эдди не мог им воспользоваться, иначе он просто свалился бы с ветки, как перезрелая груша. Да и вряд ли бы он попал в цель.
Она подняла револьвер. Внутри все скрутило от страха.
– Держи меня крепко, Роланд. Если ты меня не удержишь…
– Обо мне не беспокойся!
Она дважды нажала на спусковой крючок, кладя выстрелы так, как научил ее Роланд. Их оглушительный грохот врезался в треск раскачиваемого ствола, точно два четких удара хлыста. Две пули вошли в левую ягодицу зверюги, меньше чем в двух дюймах друг от друга.
Медведь завопил, в его вопле смешались боль, изумление и ярость. Из-под плотной завесы ветвей и иголок вынырнула здоровенная лапа, шлепнула по больному месту, потом оторвалась, вся в алой влаге, и снова исчезла из виду. Сюзанна представила, как под завесой ветвей чудище изучает свою окровавленную ладонь. Потом ветви вдруг зашелестели и зашуршали – это громадный медведь развернулся кругом, одновременно опускаясь на все четыре лапы, чтобы броситься на новоявленного врага с максимальной скоростью. Сюзанна увидела его морду, и сердце ее упало. Вся ряха в пене; глазищи горят как лампы. Косматая голова наклонилась налево… потом направо… и встала по центру, нацелившись на Роланда, который стоял, широко расставив ноги и крепко держа Сюзанну Дин у себя на плечах.
С оглушительным ревом медведь рванулся в атаку.
Медведь могучим прыжком бросился прямо на них… как взбесившийся фабричный агрегат, покрытый ради смеха поеденным молью ковром.
Она похожа на шляпу! Такую маленькую стальную шляпу!
Она увидела эту штуку… но на ее взгляд на шляпу она была не похожа. Скорее – на радар-отражатель, уменьшенную версию тех тарелок, какие показывают в новостях в сюжетах о том, как доблестные американские парни на «Дью лайн» несут свою службу, дабы простые граждане могли спать спокойно и не бояться русских ядерных ракет. «Радар» был больше размером, чем камни, по которым она стреляла сегодня, но и расстояние до цели было гораздо дальше. Пятна тени и света пестрели повсюду, сбивая в прицела.
Я целюсь не рукою; та, кто целится рукою, забыла лицо своего отца.
Я не сумею!
Я стреляю не рукою; та, кто стреляет рукою, забыла лицо своего отца.
Я промахнусь! Я знаю, что промахнусь!
Я убиваю не выстрелом из револьвера; та, кто выстрелом убивает…
– Стреляй! – выкрикнул Роланд. – Стреляй, Сюзанна!
Она еще не успела взвести курок, но уже знала, что пуля вонзится в цель, направленная ничем иным, как отчаянным ее желанием попасть. Страх отступил. Осталась только холодная отстраненность и еще время подумать: Так вот что он чувствует. Господи… как он это выдерживает?
– Я убиваю сердцем, мудила, – сказала она, и в руке у нее громыхнул Роландов револьвер.
Тот пронзительно взвыл от боли и поднялся на задние лапы, судорожно молотя передними в воздухе. Потом закружился на месте, махая передними лапами, словно стремясь взлететь. Пасть широко распахнулась но на этот раз из его глотки вырвался не могучий рев, а жуткая трель, больше похожая на завывание сирены воздушной тревоги.
– Хорошо, – голос Роланда звучал устало. – Хороший был выстрел.
– Все? Больше не надо стрелять? – неуверенно спросила Сюзанна. Медведь продолжал носиться кругами, но теперь его заносило в сторону и перегибало пополам. Он запнулся о маленькое деревце, отскочил, едва не упал, а потом снова пошел кружить.
– Не надо, – сказал Роланд, обхватив Сюзанну за талию, приподнял ее и усадил на землю. Вся операция заняла пол-секунды. Эдди медленно полез вниз, но Сюзанна этого не замечала – она не сводила взгляда с великана-медведя.
Как-то раз в под Мистиком, штат Коннектикут, она видела в океанариуме китов. Они были гораздо крупнее этого косматого чудища… но то – морские животные, а если взять только животных суши, зверюги больше Сюзанна в жизни не встречала. И медведь, без сомнения, умирал. Его оглушительный рев превратился в какие-то влажные всхлипы, и хотя глаза его были открыты, он, похоже, ослеп: мотался по лагерю, не разбирая дороги, сбивая рейки, на которых были растянуты добытые шкурки, топча шалашик, который Сюзанна делила с Эдди, сбивая молоденькие и сухие деревья. Струи дыма растекались по стальному штырю в голове у медведя, как будто от выстрела у него воспламенились мозги.
Эдди добрался до нижней ветки сосны, спасшей, если так можно сказать, ему жизнь, и уселся верхом на нее, дрожа всем телом.
– Матерь Божья, Пречистая дева Мария, – выдохнул он. – Вот смотрю и глазам не ве…
Медведь развернулся к нему. Эдди проворно соскочил с ветки и со всех ног помчала к Сюзанне с Роландом. Медведь, похоже, его не заметил: шатаясь, как пьяный, он подошел к сосне, послужившей убежищем Эдди, попытался схватиться за ствол, но промахнулся и тяжело упал на колени. Теперь его всхлипы сменились новыми звуками. Эдди они напомнили грохот громадного двигателя, разваливающегося на части.
Громадное тело скрутило судорогой, выгнуло дугой. Медведь вскинул передние лапы и, словно взбесившись, вонзил острые когти себе же в морду. Брызнула кровь, кишащая червяками. Чудовище грохнулось оземь, так что земля содрогнулась, и больше не пошевелилось. После стольких веков исполинский медведь, которого Древние называли Миа – мир под покровом мира – все же нашел свою смерть.
– Он едва меня не зацепил, – бормотал Эдди. – Как в луна-парке на каком-нибудь сумасшедшем аттракционе. Но какой был выстрел! Господи, Сьюз… ну ты дала!
– Я очень надеюсь, что мне никогда не придется больше повторить нечто подобное, – сказала она, но некий голос в самых глубинах ее души воспротивился. Этот голос твердил, что она ждет – не дождется, когда можно будет нечто подобное повторить. Он был холодным, этот протестующий голос. Таким холодным…
– Что… – начал Эдди, поворачиваясь к Роланду, но Роланда уже не было рядом. Он медленно приближался к поверженному медведю, который лежал на земле косматыми коленями кверху. Откуда-то из глубин нутра зверя доносились приглушенные вздохи и булькание… это кончался завод его внутренностей.
Роланд увидел свой нож, вонзенный в ствол дерева неподалеку от исполосованной сосны, которая спасла Эдди жизнь. Вытащил его, начисто вытер лезвие полою рубахи из мягкой оленьей кожи, которая заменила старую, изорванную в лохмотья, ту, что была на нем, когда они ушли с пляжа. Стрелок стоял рядом с медведем и смотрел на него с изумлением и жалостью, мысленно обращаясь к нему:
«Привет, незнакомец. Привет, старый друг. Я раньше не верил в тебя, что ты существуешь на самом деле. Вот Алан, наверное, верил… Катберт, я знаю, верил… Катберт, он верил во все… а я всегда был практичен и трезв. Я думал, что ты всего-навсего детская сказка… еще один из тех ветров, что носились в пустой голове моей старой нянюшки и вырывались из ее рта, не умолкающего ни на мгновение. Но ты все время был здесь, беглец прежних дней, как та колонка на дорожной станции, как те машины в тоннелях под горной грядой. Может быть, Недоумки-Мутанты, боготворящие эти сломанные останки – потомки тех самых людей, которые жили в этом лесу когда-то и которым пришлось бежать, спасаясь от твоего гнева? я не знаю и никогда уже не узнаю… но мне кажется, что я прав. Да. А потом пришел я со своими друзьями… заклятыми новыми друзьями, которые с каждым днем напоминают все больше и больше старых заклятых моих друзей. Мы пришли, очертив свой магический круг вокруг нас и всего, к чему мы прикасались, сплели отравленную нить, и вот ты лежишь, бездыханный, у наших ног. Мир опять сдвинулся с места, и на этот раз, старый друг, ты остался за бортом».
Тело чудовище все еще излучало тяжелый и тошнотворный жар. Червяки-паразиты лезли целыми ордами у него изо рта и изорванных в клочья ноздрей и почти сразу же умирали. По обеим сторонам от медвежьей головы росли белесые кучки воскового цвета.
Эдди медленно подошел к исполинскому телу. Сюзанну он нес, посадив к себе на бедро, как матери носят детей.
– Что это было, Роланд? Ты знаешь?
– Он назвал его, кажется, Стражем, – сказала Сюзанна.
– Да, – медленно проговорил Роланд, пораженный. – Я думал, что их давно нет, что по-другому и быть не может… если они вообще когда-нибудь существовали… наяву, я хочу сказать, а не в старых сказках.
– Одно я знаю точно: зверюга была невминяема, – сказал Эдди.
Роланд чуть улыбнулся.
– Если б ты прожил на свете две-три тысячи лет, ты бы тоже, наверное, стал невменяемым.
– Две-три тысячи лет… О Господи!
– Это медведь? – уточнила Сюзанна. – В самом деле, медведь? А это что у него такое? – Она указала на какую-то штуку на задней лапе медведя типа квадратной металлической бирки. Она почти заросла косматой спутанной шерстью. Они могли бы ее и не заметить, если б не солнечный блик, загоревшийся на гладкой поверхности из нержавеющей стали.
Эдди встал на колени и нерешительно потянулся к бирке, прислушиваясь к приглушенному щелканью, по-прежнему доносящемуся из самых глубин нутра поверженного исполина. Помедлил, взглянув на Роланда.
– Смелее, – подбодрил его стрелок. – С ним все кончено.
Эдди раздвинул густую шерсть и наклонился поближе. Слова, выдавленные в металле, давно стерлись и стали почти нечетабельны6 но, приложив некоторые усилия, Эдди сумел разобрать их:
– Не может быть, – возразила Сюзанна. – Когда я выстрелила в него, у него пошла кровь.
– Может быть, но у обычных медведей радар из башки не растет. И, насколько я знаю, медведи как правило не живут две-три тысячи лет… – Он вдруг замолчал, бросив взгляд на Роланда, а когда снова заговорил, в его голосе явственно слышались нотки протеста. – Что ты делаешь, Роланд?
Роланд не ответил; ему не было необходимости отвечать, что он делает. И так все ясно: ножом выковыривает медведю глаз. Проделал он все это быстро, аккуратно и четко. Лишь мельком взглянув на медленно вытекающий желеобразный коричневый шар, наколотый на кончик ножа, Роланд стряхнул его, отбросив в сторону. Из зияющего отверстия показались еще червяки, поползли было вниз по медвежьей морде, но почти сразу же умерли.
Стрелок склонился над глазницей Шадика, исполинского сторожевого медведя, и заглянул туда.
– Идите сюда, посмотрите, вы оба, – позвал он чуть погодя. – Я покажу вам одно чудо из прежних времен.
– Опусти меня, Эдди, – сказала Сюзанна.
Он сделал, как она просила, и Сюзанна, опираясь на кисти и бедра, проворно подползла к стрелку, склонившемуся над косматой медвежьей мордой. Эдди присоединился к ним. Почти минуту все трое смотрели в напряженной восторженнной тишине, нарушаемой только хриплыми выкриками ворон, что кружились в небе.
Несколько струек густой умирающей крови вытекло из глазницы. И все же Эдди заметил, что это не просто кровь. Вместе с кровавой жижой вытекла жидкость, распространявшая вполне различимый запах: бананов. А в сплетении тонких жилок, образующих глазницу, виднелась матовая паутинка каких-то струн. А за ними, в темных глубинах глазницы, мерцала красная искорка. Она освещала крошечную квадратную пластину, покрытую странными загогулинами… Припой!
Сколько лет этому человеку, который вытащил их с Сюзанной из их мира и времени? И, самое важное, что с ним сейчас происходит?
Сюзанна ему обещала выяснить это сегодня… если только она будет стрелять хорошо и если Роланд не психанет. Впрочем, Эдди не думал, что Роланд ей скажет – по крайней мере, вот так вот сразу, – но пришло время дать знать этой старой образине, что они видят, что что-то не так.
– Бог даст, будет вам и водица, – сказал Эдди вслух и вернулся к своей резьбе. На губах у него играла едва заметная улыбка. Оба они постепенно набираются от Роланда его прибауток… а он – от них. Как будто они стали вдруг половинками одного…
Где-то в лесу, совсем близко, упало дерево. В мгновение ока Эдди вскочил, сжимая в одной руке недоделанную рогатку, в другой – острый нож Роланда, и повернул голову в сторону звука, напряженно всматриваясь в чащу леса. Сердце бешено колотилось в груди, все пять чувств пришли наконец в «боевую готовность». Что-то ломилось сквозь заросли к лагерю. Теперь Эдди явственно слышал его приближение: что-то продиралось прямиком через подлесок, и Эдди еще про себя отметил с этакой изумленной горечью, что спохватился он, кажется, поздновато. Откуда-то из глубин сознания поднялся тоненький голосок… так, мол, тебе и надо. За то, что он делает что-то лучше Генри, за то, что выводит Генри из себя.
С натужным треском упало еще одно дерево. Теперь Эдди увидел, как в просвете между стволами в неподвижном воздухе взметнулось облачко древесных опилок. Тварь, повалившая дерево, вдруг взревела – у Эдди все внутри похолодело от этого рева.
Громадный мудила.
Эдди выронил недоделанную рогатку и метнул нож Роланда в ствол сосны футах в пятнадцати слева. Перевернувшись два раза в воздухе, нож вонзился в древесину до середины клинка. Эдди выхватил Роландов револьвер, что висел на ружейном поясе на ближайшем кусте, и взвел курок.
Остаться или бежать?
Однако он быстро понял, что вопрос этот останется чисто академическим. Тварь мало того, что была громадной, она была быстрой. Теперь уже поздно спасаться бегством. К северу от поляны среди древесных стволов возникла уже исполинская фигура. Выше ее были только верхушки самых высоких деревьев. И она надвигалась прямо на Эдди, не отрывая от него горящих глаз и изрыгая из мощной глотки яростные вопли.
– О Боже, по-моему, мне абзац, – прошептал Эдди. Еще одно дерево накренилось, пошло трещинами, точно мраморная плита, и повалилось на землю, подняв облако пыли и хвойных иголок. Он шел прямо к поляне, медведь размером с Кинг-Конга, и под шагами его дрожала земля.
«Что будешь делать, Эдди? – раздался в сознании голос Роланда. – Думай, соображай! Это – твое единственное преимущество пред этой зверюгой. Думай! Что нужно делать?»
Эдди не думал, что он сумеет убить эту тварь. Может быть, из «базуки» он бы еще худо-бедно… но уж никак не из револьвера 45-го калибра. Он мог бы попробовать убежать, но почему-то его не покидала уверенность, что этот зверь, если захочет, может двигаться очень быстро. Мысленно он просчитал свои шансы закончить жизнь молодую в качестве мокрого места под тяжелою лапой здоровенного медведя, вышло – пятьдесят на пятьдесят.
Ну и что мы выбираем? Открыть пальбу прямо сейчас или все же попробовать смыться, причем нестись надо так, как будто в задницу влили неслабую порцию керосина?
А потом ему вдруг пришло в голову, что есть еще и третий путь. Можно залезть на дерево.
Он повернулся к сосне, у которой сидел, вырезая свою рогатку. Высоченное вековое дерево, наверное, самое высокое в этой части леса. Нижние его ветки распростерлись над лесным настилом пушистым зеленым навесом футах в восьми над землей. Эдди осторожно отпустил курок, сунул револьвер за ремень на брюках, потом подпрыгнул, схватился обеими руками за ветку и отчаянно подтянулся. Исполинский медведь уже вывалился на поляну, оглашая окрестности яростным ревом.
Ему не составило бы никакого труда размазать маленького человечка по нижним веткам сосны, раскрасив хвою безвкусным узором из внутренностей Эдди Дина, если бы вдруг его не пробил очередной приступ приступ могучего чиха. Проходя по поляне, гигантский медведище наступил на золу догорающего костра, подняв в воздух черное облако пепла и гари, и тут согнулся почти пополам, уперев передние лапы в боки, – в это мгновение он стал похож на болезненного старика в меховом пальто, подхватившего насморк. Он чихал непрерывно – АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! – а из носа и пасти его сыпались белесые паразиты, поселившиеся у него в мозгу. Горячая струя мочи потекла у него между ног и зашипела, попав на раскиданные угольки.
Эдди не стал терять драгоценные мгновения. Он полез вверх по стволу, что твоя обезьяна, помедлив только однажды, чтоб убедиться, что револьвер Роланда надежно держится за ремнем его брюк. Он был охвачен паническим ужасом, почти убежденный, что дни его сочтены (а чего еще ждать, теперь, когда рядом нет Генри, чтобы за ним «присмотреть»?), но в голове у него все равно продолжали звучать отголоски сумасшедшего смеха. Загнали парнишку на дерево, думал он. Как вам такой поворот событий, болельщики и фанаты? И кто загнал-то? Медвезилла.
Громадная тварь снова подняла голову. Существо у нее в голове уловило мерцание и блики солнечных лучей, а потом устремилось к сосне, по которой карабкался Эдди. Медведь поднял могучую лапу и подался вперед, намереваясь сбить Эдди как шишку. Лапа проехалась по суку, на котором стоял Эдди Дин, как раз в то мгновение, когда он перебрался на ветку выше, и содрала с ноги у него ботинок, разлетевшийся в клочья.
Все о'кей. Можешь взять и второй, уважаемый Медведятина, если хочешь, подумал Эдди. Я все равно собирался сменить ботинки, а то они совсем уже поизносились.
Медведь взревел и ударил снова, прорывая глубокие раны в древней коре, кровоточащие чистой смолой. Эдди продолжал забираться вверх. Теперь ветви стали потоньше. Он отважился глянуть вниз и уставился прямо в мутные глаза медведя. Далеко внизу поляна превратилась в мишень, центром которой был круг тлеющих угольков костра.
– Не попал, волосатый мудо… – начал было Эдди, но тут медведь, запрокинув морду, опять чихнул. Эдди обдало влажной струей горячих соплей с мелкими белыми червячками. Их было тысячи. Они отчаянно корчились у него на рубашке, на руках, на лице и шее.
Эдди вскрикнул от неожиданности и отвращения, принялся стряхивать червяков с глаз и губ, потерял равновесие и едва успел вцепиться рукою в ближайшую ветку. Другой рукою он принялся стряхивать с себя эту червивую слизь, стараясь очиститься как можно лучше. Медведь заревел и снова ударил по дереву. Сосна покачнулась, как корабельная мачта в шторм… но отметины от когтей остались на этот раз в семи футах ниже той ветки, на которой сейчас примостился Эдди.
Он понял, что черви гибнут – наверное, начали гибнуть, как только покинули зараженное болото внутри тела чудовища. При этой мысли он несколько взбодрился и снова полез наверх. Поднявшись еще на двенадцать футов, он остановился, не решась лезть выше. Ствол сосны, футов восемь в диаметре у основания, здесь, наверху, сузился едва ли не до восемнадцати дюймов. Эдди распределил свой вес между двумя ветвями, но он чувствовал, как они пружинят и гнутся под ним. Отсюда, с высоты вороньего гнезда, открывался вид на просторы леса и на западные холмы – словно волнообразный ковер, распростертый внизу. При других обстоятельствах Эдди не отказал бы себе в удовольствии насладиться изумительной панорамой.
Смотри, мама, я на вершине мира, подумал он и осторожно глянул вниз, на запрокинутую медвежью морду, и вдруг на мгновение утратил способность связно мыслить, все растворилось в элементарном изумлении.
Что-то вырастало из черепа зверя… что-то похожее на радар-отражатель.
Странное приспособление рывком повернулось, отбросив солнечный зайчик, и Эдди расслышал тоненькое жужжание. В свое время у Эдди было несколько старых машин – из тех, что продаются в салонах подержанных автомобилей с рекламками типа «МАСТЕРА НА ВСЕ РУКИ! ЗДЕСЬ ЕСТЬ ДЛЯ ВАС КОЕ-ЧТО ИНТЕРЕСНЕНЬКОЕ!» на лобовом стекле, – и это жужжание напоминало ему свист подшипников, которые надо срочно сменить, пока они окончательно не полетели.
Медведь издал долгий утробный рык. Изо рта у него потекли ошметки желтоватой пены с червями пополам. Если бы Эдди не видел раньше, как выглядит конченное безумие (а он считал, что на это «сокровище» он насмотрелся вдоволь, достаточно вспомнить Детту Уокер, сучку и стерву мирового класса), то сейчас у него был бы шанс восполнить этот пробел… спасибо еще, эта рожа была сейчас в добрых тридцати футах под ним, а смертоносные когти, как бы чудовище не тянулось, не дотягивали до ног его футов пятнадцать. И, в отличие от тех мертвых деревьев, которые чудовище повалило, пробираясь к поляне, эта сосна, полная жизненных сил, не поддавалась его напору.
– Мексиканская ничья, приятель, – тяжело выдохнул Эдди и, стерев пот со лба липкой от медвежьих соплей рукой, швырнул кусок слизи прямо зверю в морду.
Но тут существо, которое Древние называли Миа, обхватило обеими лапами дерево и принялось его трясти. Эдди что есть силы впецился в ствол, сощурив глаза в упрямые щелки. Сосна закачалась как маятник.
6
Роланд остановился на краю поляны. Сюзанна, сидевшая у него на плечах, уставилась не веря своим глазам на ту сторону открытого пространства. У сосны, где они с Роландом буквально три четверти часа назад оставили Эдди, теперь стояло косматое чудище. Сквозь завесу ветвей и темно зеленых иголок виднелась лишь часть исполинского тела. Второй ружейный ремень Роланда валялся у чудища под ногами. Сюзанна заметила, что кобура пуста.– Господи, – пробормотала она.
Медведь заорал, точно обезумевшая баба-кликуша, и принялся трясти дерево. Ветви задрожали, как под ураганным ветром. Сюзанна подняла глаза и разглядела маленькую фигурку почти у самой верхушки. Эдди жался к стволу, который качался туда – сюда. У нее на глазах одна рука его соскользнула и взметнулась снова, ища точку опоры.
– Что будем делать? – прокричала Сюзанна Роланду. – Он сейчас его скинет! Что будем делать?
Роланд попытался найти решение, но его опять охватило это странное недомогание… в последнее время оно ни на мгновение не отпускало его, но, как видно, в стрессовой ситуации ему стало гораздо хуже. Ощущение было такое, как будто рассудок его раздвоился. В его сознании поселилось как бы два человека, и у каждого были свои, отдельные от другого воспоминания, а когда эти двое начали препираться, причем каждый из них упирал на то, что именно его память – истинная, стрелку показалось, что его разрывает надвое. Он сделал отчаянную попытку примирить этих двоих, и ему это удалось… по крайней мере, пока.
– Это – один из Двенадцати! – прокричал он в ответ. – Из двенадцати Стражей! Наверняка это он! Но я думал, что все они…
Медведь снова взревел. Теперь он уже колошматил по дереву, словно этакий энергичный боксер. Отломанные ветки летели ему под ноги и ложились там беспорядочной грудой.
– Что? – прокричала Сюзанна. – Что ты хотел сказать?
Роланд закрыл глаза. В сознании у него надрывался голос: «Мальчика звали Джейк!» Другой голос орал в ответ: «НЕ БЫЛО никакого мальчика! Мальчика НЕ БЫЛО, и ты сам это знаешь!»
«Убирайтесь, вы оба!» – прорычал про себя Роланд, а потом выкрикнул вслух:
– Стреляй, Сюзанна! Стреляй ему прямо в зад! А когда он повернется, целься в такую штуку у него на голове! Она похожа…
Медведище вновь завопил. Он прекратил колошматить по дереву и опять взялся его трясти. Теперь верхушка ствола отзывалась ему нехорошим зловещим треском.
Когда рев чудовища чуть поутих, Роланд прокричал:
– Похожа на шляпу! Маленькую такую стальную шляпу! стреляй прямо в нее, Сюзанна! Только, пожалуйста, не промахнись!
Внезапно ее обуял неизбывный ужас… и к нему примешалось еще одно чувство, которого она меньше всего ожидала: ощущение сокрушительного одиночества.
– Нет! Я промахнусь! Стреляй лучше ты, Роланд! – Она выхватила револьвер у себя из кобуры, намереваясь отдать его Роланду.
– Я не могу! – крикнул он. – У меня не тот угол прицела! Придется, Сюзанна, стрелять тебе! Вот тебе – настоящее испытание, и лучше тебе его выдержать с честью!
– Роланд…
– Сейчас он отломит верхушку! – взревел стрелок. – Ты что, не видишь?!
Сюзанна уставилась на револьвер у себя в руке, потом бросила сумрачный взгляд через поляну – на исполинского медведя, едва видимого в клубах хвойных иголок. Подняла глаза. Эдди качался туда-сюда, как метроном. Скорее всего, у него был с собою второй револьвер Роланда, но Эдди не мог им воспользоваться, иначе он просто свалился бы с ветки, как перезрелая груша. Да и вряд ли бы он попал в цель.
Она подняла револьвер. Внутри все скрутило от страха.
– Держи меня крепко, Роланд. Если ты меня не удержишь…
– Обо мне не беспокойся!
Она дважды нажала на спусковой крючок, кладя выстрелы так, как научил ее Роланд. Их оглушительный грохот врезался в треск раскачиваемого ствола, точно два четких удара хлыста. Две пули вошли в левую ягодицу зверюги, меньше чем в двух дюймах друг от друга.
Медведь завопил, в его вопле смешались боль, изумление и ярость. Из-под плотной завесы ветвей и иголок вынырнула здоровенная лапа, шлепнула по больному месту, потом оторвалась, вся в алой влаге, и снова исчезла из виду. Сюзанна представила, как под завесой ветвей чудище изучает свою окровавленную ладонь. Потом ветви вдруг зашелестели и зашуршали – это громадный медведь развернулся кругом, одновременно опускаясь на все четыре лапы, чтобы броситься на новоявленного врага с максимальной скоростью. Сюзанна увидела его морду, и сердце ее упало. Вся ряха в пене; глазищи горят как лампы. Косматая голова наклонилась налево… потом направо… и встала по центру, нацелившись на Роланда, который стоял, широко расставив ноги и крепко держа Сюзанну Дин у себя на плечах.
С оглушительным ревом медведь рванулся в атаку.
7
Повтори, что мы с тобой проходили, Сюзанна Дин, и на этот раз не ошибись.Медведь могучим прыжком бросился прямо на них… как взбесившийся фабричный агрегат, покрытый ради смеха поеденным молью ковром.
Она похожа на шляпу! Такую маленькую стальную шляпу!
Она увидела эту штуку… но на ее взгляд на шляпу она была не похожа. Скорее – на радар-отражатель, уменьшенную версию тех тарелок, какие показывают в новостях в сюжетах о том, как доблестные американские парни на «Дью лайн» несут свою службу, дабы простые граждане могли спать спокойно и не бояться русских ядерных ракет. «Радар» был больше размером, чем камни, по которым она стреляла сегодня, но и расстояние до цели было гораздо дальше. Пятна тени и света пестрели повсюду, сбивая в прицела.
Я целюсь не рукою; та, кто целится рукою, забыла лицо своего отца.
Я не сумею!
Я стреляю не рукою; та, кто стреляет рукою, забыла лицо своего отца.
Я промахнусь! Я знаю, что промахнусь!
Я убиваю не выстрелом из револьвера; та, кто выстрелом убивает…
– Стреляй! – выкрикнул Роланд. – Стреляй, Сюзанна!
Она еще не успела взвести курок, но уже знала, что пуля вонзится в цель, направленная ничем иным, как отчаянным ее желанием попасть. Страх отступил. Осталась только холодная отстраненность и еще время подумать: Так вот что он чувствует. Господи… как он это выдерживает?
– Я убиваю сердцем, мудила, – сказала она, и в руке у нее громыхнул Роландов револьвер.
8
Серебристая штуковина вращалась на стальном стержне, всаженном в череп медведя. Пуля Сюзанны ударила прямо по центру радара, и он разлетелся сотней сверкающих на солнце осколков. Сам стержень исчез в неожиданной вспышке синего пламени, которое прошло по нему до самого гнездовища и на мгновение словно бы обхватило по бокам медвежью морду.Тот пронзительно взвыл от боли и поднялся на задние лапы, судорожно молотя передними в воздухе. Потом закружился на месте, махая передними лапами, словно стремясь взлететь. Пасть широко распахнулась но на этот раз из его глотки вырвался не могучий рев, а жуткая трель, больше похожая на завывание сирены воздушной тревоги.
– Хорошо, – голос Роланда звучал устало. – Хороший был выстрел.
– Все? Больше не надо стрелять? – неуверенно спросила Сюзанна. Медведь продолжал носиться кругами, но теперь его заносило в сторону и перегибало пополам. Он запнулся о маленькое деревце, отскочил, едва не упал, а потом снова пошел кружить.
– Не надо, – сказал Роланд, обхватив Сюзанну за талию, приподнял ее и усадил на землю. Вся операция заняла пол-секунды. Эдди медленно полез вниз, но Сюзанна этого не замечала – она не сводила взгляда с великана-медведя.
Как-то раз в под Мистиком, штат Коннектикут, она видела в океанариуме китов. Они были гораздо крупнее этого косматого чудища… но то – морские животные, а если взять только животных суши, зверюги больше Сюзанна в жизни не встречала. И медведь, без сомнения, умирал. Его оглушительный рев превратился в какие-то влажные всхлипы, и хотя глаза его были открыты, он, похоже, ослеп: мотался по лагерю, не разбирая дороги, сбивая рейки, на которых были растянуты добытые шкурки, топча шалашик, который Сюзанна делила с Эдди, сбивая молоденькие и сухие деревья. Струи дыма растекались по стальному штырю в голове у медведя, как будто от выстрела у него воспламенились мозги.
Эдди добрался до нижней ветки сосны, спасшей, если так можно сказать, ему жизнь, и уселся верхом на нее, дрожа всем телом.
– Матерь Божья, Пречистая дева Мария, – выдохнул он. – Вот смотрю и глазам не ве…
Медведь развернулся к нему. Эдди проворно соскочил с ветки и со всех ног помчала к Сюзанне с Роландом. Медведь, похоже, его не заметил: шатаясь, как пьяный, он подошел к сосне, послужившей убежищем Эдди, попытался схватиться за ствол, но промахнулся и тяжело упал на колени. Теперь его всхлипы сменились новыми звуками. Эдди они напомнили грохот громадного двигателя, разваливающегося на части.
Громадное тело скрутило судорогой, выгнуло дугой. Медведь вскинул передние лапы и, словно взбесившись, вонзил острые когти себе же в морду. Брызнула кровь, кишащая червяками. Чудовище грохнулось оземь, так что земля содрогнулась, и больше не пошевелилось. После стольких веков исполинский медведь, которого Древние называли Миа – мир под покровом мира – все же нашел свою смерть.
9
Эдди поднял Сюзанну и, прижимая ее к себе липкими от медвежьих соплей руками, крепко поцеловал. От него пахло потом и сосновой смолой. Она прикоснулась к его щекам, к его шее, провела руками по влажным волосам. У нее вдруг возникло безумное желание потрогать его везде, чтоб убедиться, что он живой, настоящий.– Он едва меня не зацепил, – бормотал Эдди. – Как в луна-парке на каком-нибудь сумасшедшем аттракционе. Но какой был выстрел! Господи, Сьюз… ну ты дала!
– Я очень надеюсь, что мне никогда не придется больше повторить нечто подобное, – сказала она, но некий голос в самых глубинах ее души воспротивился. Этот голос твердил, что она ждет – не дождется, когда можно будет нечто подобное повторить. Он был холодным, этот протестующий голос. Таким холодным…
– Что… – начал Эдди, поворачиваясь к Роланду, но Роланда уже не было рядом. Он медленно приближался к поверженному медведю, который лежал на земле косматыми коленями кверху. Откуда-то из глубин нутра зверя доносились приглушенные вздохи и булькание… это кончался завод его внутренностей.
Роланд увидел свой нож, вонзенный в ствол дерева неподалеку от исполосованной сосны, которая спасла Эдди жизнь. Вытащил его, начисто вытер лезвие полою рубахи из мягкой оленьей кожи, которая заменила старую, изорванную в лохмотья, ту, что была на нем, когда они ушли с пляжа. Стрелок стоял рядом с медведем и смотрел на него с изумлением и жалостью, мысленно обращаясь к нему:
«Привет, незнакомец. Привет, старый друг. Я раньше не верил в тебя, что ты существуешь на самом деле. Вот Алан, наверное, верил… Катберт, я знаю, верил… Катберт, он верил во все… а я всегда был практичен и трезв. Я думал, что ты всего-навсего детская сказка… еще один из тех ветров, что носились в пустой голове моей старой нянюшки и вырывались из ее рта, не умолкающего ни на мгновение. Но ты все время был здесь, беглец прежних дней, как та колонка на дорожной станции, как те машины в тоннелях под горной грядой. Может быть, Недоумки-Мутанты, боготворящие эти сломанные останки – потомки тех самых людей, которые жили в этом лесу когда-то и которым пришлось бежать, спасаясь от твоего гнева? я не знаю и никогда уже не узнаю… но мне кажется, что я прав. Да. А потом пришел я со своими друзьями… заклятыми новыми друзьями, которые с каждым днем напоминают все больше и больше старых заклятых моих друзей. Мы пришли, очертив свой магический круг вокруг нас и всего, к чему мы прикасались, сплели отравленную нить, и вот ты лежишь, бездыханный, у наших ног. Мир опять сдвинулся с места, и на этот раз, старый друг, ты остался за бортом».
Тело чудовище все еще излучало тяжелый и тошнотворный жар. Червяки-паразиты лезли целыми ордами у него изо рта и изорванных в клочья ноздрей и почти сразу же умирали. По обеим сторонам от медвежьей головы росли белесые кучки воскового цвета.
Эдди медленно подошел к исполинскому телу. Сюзанну он нес, посадив к себе на бедро, как матери носят детей.
– Что это было, Роланд? Ты знаешь?
– Он назвал его, кажется, Стражем, – сказала Сюзанна.
– Да, – медленно проговорил Роланд, пораженный. – Я думал, что их давно нет, что по-другому и быть не может… если они вообще когда-нибудь существовали… наяву, я хочу сказать, а не в старых сказках.
– Одно я знаю точно: зверюга была невминяема, – сказал Эдди.
Роланд чуть улыбнулся.
– Если б ты прожил на свете две-три тысячи лет, ты бы тоже, наверное, стал невменяемым.
– Две-три тысячи лет… О Господи!
– Это медведь? – уточнила Сюзанна. – В самом деле, медведь? А это что у него такое? – Она указала на какую-то штуку на задней лапе медведя типа квадратной металлической бирки. Она почти заросла косматой спутанной шерстью. Они могли бы ее и не заметить, если б не солнечный блик, загоревшийся на гладкой поверхности из нержавеющей стали.
Эдди встал на колени и нерешительно потянулся к бирке, прислушиваясь к приглушенному щелканью, по-прежнему доносящемуся из самых глубин нутра поверженного исполина. Помедлил, взглянув на Роланда.
– Смелее, – подбодрил его стрелок. – С ним все кончено.
Эдди раздвинул густую шерсть и наклонился поближе. Слова, выдавленные в металле, давно стерлись и стали почти нечетабельны6 но, приложив некоторые усилия, Эдди сумел разобрать их:
NORTH CENTRAL POSITRONICS, LTD.– Господи, это же робот, – выдавил Эдди.
Гранитный город Северо-восточный коридор
Проект 4 СТРАЖ Серия # АА 24123 СХ 755431297 L 14
Класс/Разновидность МЕДВЕДЬ ШАДИК
Запрещается замена субъядерных клеток
– Не может быть, – возразила Сюзанна. – Когда я выстрелила в него, у него пошла кровь.
– Может быть, но у обычных медведей радар из башки не растет. И, насколько я знаю, медведи как правило не живут две-три тысячи лет… – Он вдруг замолчал, бросив взгляд на Роланда, а когда снова заговорил, в его голосе явственно слышались нотки протеста. – Что ты делаешь, Роланд?
Роланд не ответил; ему не было необходимости отвечать, что он делает. И так все ясно: ножом выковыривает медведю глаз. Проделал он все это быстро, аккуратно и четко. Лишь мельком взглянув на медленно вытекающий желеобразный коричневый шар, наколотый на кончик ножа, Роланд стряхнул его, отбросив в сторону. Из зияющего отверстия показались еще червяки, поползли было вниз по медвежьей морде, но почти сразу же умерли.
Стрелок склонился над глазницей Шадика, исполинского сторожевого медведя, и заглянул туда.
– Идите сюда, посмотрите, вы оба, – позвал он чуть погодя. – Я покажу вам одно чудо из прежних времен.
– Опусти меня, Эдди, – сказала Сюзанна.
Он сделал, как она просила, и Сюзанна, опираясь на кисти и бедра, проворно подползла к стрелку, склонившемуся над косматой медвежьей мордой. Эдди присоединился к ним. Почти минуту все трое смотрели в напряженной восторженнной тишине, нарушаемой только хриплыми выкриками ворон, что кружились в небе.
Несколько струек густой умирающей крови вытекло из глазницы. И все же Эдди заметил, что это не просто кровь. Вместе с кровавой жижой вытекла жидкость, распространявшая вполне различимый запах: бананов. А в сплетении тонких жилок, образующих глазницу, виднелась матовая паутинка каких-то струн. А за ними, в темных глубинах глазницы, мерцала красная искорка. Она освещала крошечную квадратную пластину, покрытую странными загогулинами… Припой!