Конечно, Билл был абсолютно прав, но это разгневало Ральфа еще больше.
   Он предполагал, что в этом тоже виновата бессонница, разжигающая ярость и окутывающая туманом его мысли. Но в каком-то смысле гнев приносил облегчение. Это было определенно лучше, чем дрейфовать в мире, окрашенном в серые расплывчатые тона.
   — Если Эд сильно поколотит меня, я приму димедрол и наконец-то высплюсь, — отрезал Ральф. — И пожалуйста, оставь меня в покое, Билл.
   Он быстрым шагом пересек парковку перед «Красным яблоком».
   Приближалась полицейская машина с включенной мигалкой. Вопросы из толпы — «Что случилось? С ней все в порядке?» — градом обрушились на него, но Ральф проигнорировал их. Он задержался на тротуаре, пережидая, пока полицейская машина въедет на стоянку, затем таким же быстрым, решительным шагом пересек Гаррис-авеню. За ним на разумном расстоянии шел Мак-Говерн.


Глава третья



1
   Через три дома от них стоял аккуратный шоколадно-кремовый домик того типа, который женщины золотого возраста называют «миленьким». В этой «конфетке» и жили Элен и Эд Дипно. Кэролайн любила повторять, что семья Дипно принадлежит к церкви Свидетелей Иеговы, хотя ее искренняя привязанность к молодой чете лишала эту фразу едкой колкости. Они были laisser-faire <Laiseer faire (франц.) — давать волю, свободно действовать.> вегетарианцами, считавшими вполне приемлемым употреблять в пищу рыбу и молочные продукты. На последних выборах супруги голосовали за Клинтона, а на их машине — теперь это был уже не «датсун», а новая малолитражка — красовался лозунг:
   — "РАСЩЕПЛЯЙТЕ ДЕРЕВО, А НЕ ATOM, ОХОТЬТЕСЬ НА ЖИВОТНЫХ, А НЕ НА ЛЮДЕЙ".
   Очевидно, Дипно сохранили все музыкальные альбомы, купленные ими в шестидесятых, — Кэролайн считала это одной из самых милых привычек, и теперь, когда Ральф сжав кулаки, подходил к их дому, он услышал стенания Грейс Слик, распевающей один из старых хитов Сан-Франциско:
   Приняв одну пилюлю, станешь больше, <В оригинале игра слов pill (англ.) — это и таблетка, и пилюля, и пуля.> Прими другую — ты уже малец.
   Лишь той довольствуйся, не бойся, Что мать протянет, сорванец.
   Ответ получишь от Алисы, <Героиня детской книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес».> Когда она на десять футов станет выше.
   Музыка доносилась из закрепленной на террасе миниатюрной колонки размером чуть больше почтовой марки. Поливное устройство на газоне издавало хиша-хиша звук, разбрасывая радужные брызги и оставляя поблескивающий мокрый след на дорожке. Эд Дипно, голый по пояс, раскинулся в садовом кресле слева от бетонированной дорожки, ошеломленно глядя в небо с видом чудака, пытающегося понять, похоже ли облачко, проплывающее над ним, на лошадь или на единорога. Босой ногой он отбивал такт. Открытая книга, лежащая обложкой вверх на его коленях, как нельзя лучше сочеталась с доносящейся из колонки музыкой. Это был роман Тома Роббинса.
   Прямо-таки летняя пастораль; сценка провинциальной безмятежности, запечатленная Норманом Рокуэллом на одной из его картин и названная (, «Выходной». Только не следовало обращать внимание на такие мелочи, как засохшая кровь на пальцах Эда да разбитое стекло его очков а lа Джон Леннон.
   — Ральф, ради всего святого, не затевай с ним потасовку, — прошипел Мак-Говерн, когда Ральф, сойдя с дорожки, ступил на газон, даже не почувствовав, как его обдало холодной водой.
   Эд обернулся.
   — Эй, Ральф! — воскликнул он, расплываясь в лучезарной улыбке. — Рад тебя видеть!
   Мысленным взором Ральф увидел себя сбрасывающим Эда с кресла на зелень лужайки. Более того, он увидел расширяющиеся от неожиданности и удивления глаза Эда Дипно. Видение было настолько четким, что он увидел даже то, как солнце отражается от часов Эда, когда тот пытается встать.
   — Угощайся пивом, садись в кресло, — тараторил Эд. — Может, сыграем в шахматы…
   — Пиво? Шахматы? Господи, Эд, да что это с тобой?
   Эд ответил не сразу, взирая на Ральфа с выражением, которое одновременно пугало и вызывало ярость. Это была смесь удивления и стыда, взгляд милого растяпы, который вот-вот скажет: «О черт, дорогая, неужели я опять забыл убрать пепельницу?»
   Ральф махнул рукой в сторону холма, мимо Мак-Говерна, стоящего — тот обязательно спрятался бы, будь рядом хоть что-то — возле влажной полосы от полива и нервно наблюдающего за ними. К первой полицейской машине присоединилась вторая, Ральф услышал доносящиеся из них слабые радиосигналы. Толпа зевак росла с каждой секундой.
   — Полиция прибыла из-за Элен! — произнес Ральф, убеждая себя не кричать, ведь криком ничего не изменишь, и все же повышая голос. —Они здесь, потому что ты избил свою жену! Хоть это до тебя доходит?
   — Это… — протянул Эд и потер щеку. — Это…
   — Да, это, — зло подтвердил Ральф. Казалось, все его чувства притупились, осталась лишь одна ярость.
   Эд бросил взгляд на полицейские машины, на толпу, собравшуюся возле «Красного яблока»… А затем увидел Мак-Говерна.
   — Билл! — крикнул он. Мак-Говерн вздрогнул. Эд либо не заметил, либо сделал вид, что не заметил этого. — Привет! Присаживайся! Хочешь пива? Именно в этот момент Ральф понял, что ударит Эда, разобьет его дурацкие круглые очки, возможно, даже вдавит осколок стекла ему в глаз. Он сделает это, и ничто на свете не сможет остановить его — тем не менее в самый последний момент все же что-то остановило. Внутри него была Кэролайн, столь ясно слышимый им в последние дни — если только он не разговаривал сам с собой; хотя теперь это был вовсе не голос Кэролайн — этот голос, несмотря на всю невероятность подобного, принадлежал Триггеру Вашону, которого он встречал лишь пару раз после того случая, когда Тригг спас его от грозы в тот день, когда с Кэролайн произошел первый приступ. "Эй, Ральф, будь осторожен! Этот безумец хитрее лиса.
   Может быть, он даже хочет, чтобы ты ударил его!"
   Да, решил Ральф. Возможно, Эд хочет именно этого. Почему? Кто знает?
   Может быть, чтобы немного помутить воду, а может, просто потому, что сошел с ума.
   — Перестань городить чепуху, — сказал он, понижая голос почти до шепота. Ральф испытал чувство удовлетворения, когда внимание Эда вновь моментально переключилось на него, но еще больше Ральфа радовало то, что выражение печального непонимания исчезло с лица Эда. Его заменила настороженность. Ральфу он напомнил хищника перед решающим прыжком.
   Ральф немного нагнулся, чтобы видеть глаза Эда.
   — Это произошло из-за Сьюзен Дэй? — все так же вкрадчиво спросил он. — Сьюзен Дэй и абортов? Что-то насчет мертвых младенцев? Именно поэтому ты набросился на Элен?
   В голове у него прозвучал еще один вопрос: «Кто ты на самом деле, Эд?» — но прежде чем Ральф успел спросить, Эд, стремительно вскочив, подбежал Ральфу и толкнул его в грудь. Ральф упал спиной на влажную траву, успев выставить локти, чтобы не удариться головой. С согнутыми коленями, уперевшись ступнями в землю, он настороженно следил за Эдом.
   — Ральф, не связывайся с ним! — посоветовал Мак-Говерн, стоя на сравнительно безопасном расстоянии.
   Ральф не обратил на него внимания. Он просто полулежал, опираясь локтями о землю и внимательно гладя снизу вверх на Эда. Ральф был зол и напуган, но эти эмоции пересиливало дотоле незнакомое, вызывающее дрожь ощущение. Он наблюдал сумасшествие — чистейшей воды безумие. Никакого суперзлодея из комиксов, никакого Нормана Бейтса, никакого капитана Эхаба.
   Перед ним был всего лишь Эд Дипно, сотрудник лаборатории Хокинга — один из «яйцеголовых», по определению стариков, играющих в шахматы на площадке для пикников, — но все равно приемлемый для демократов человек. И вот теперь этот вполне приятный homo sapiens превратился в чудовище, и это все сегодня, когда Эд увидел подпись своей жены под обращением, вывешенным на доске объявлений в супермаркете. Теперь Ральф понимал, что безумию Эда уже не меньше года, и это заставило Ральфа задуматься, какие же секреты скрывались за доброжелательностью и обворожительной улыбкой Элен, какие незначительные, но такие явные признаки — не считая синяков — он проглядел.
   "И еще Натали, — подумал он. — Что видела эта девочка!
   Что пережила она, кроме того последнего случая, когда мать несла ее по Гаррис-авеню, небрежно прижимая к окровавленному бедру?"
   Руки Ральфа покрылись мурашками.
   А в это время Эд мерил шагами бетонированную дорожку, вытаптывая циннии, посаженные Элен по краям в качестве бордюра. Он снова превратился в того Эда, которого Ральф видел в аэропорту год назад: те же яростные рывки головой, тот же пустой, ничего не видящий взгляд.
   «Это и есть то, что должно было скрывать напускное радушие, — подумал Ральф. — Сейчас он выглядит точно так же, как после столкновения с водителем пикапа, Словно бойцовый петух, обозревающий свою вотчину в поисках чужаков».
   — В общем-то ее вины в этом нет, — быстро заговорил Эд, ударяв сжатым кулаком правой руки но ладони левой. И тут Ральф увидел, что у Эда можно пересчитать все ребра; он выглядел так, будто не доедал многие месяцы.
   — И все же, если чья-то глупость достигает определенного предела, мириться с этим становится трудно, — продолжал Эд. — Она как те волхвы, пришедшие к царю Ироду за информацией. Я хочу сказать, ну как же можно быть такими глупыми? «Где родившийся Царь Иудейский?» И они говорят это Ироду? Вот тебе и мудрецы! Правильно, Ральф?
   Ральф закивал головой. Конечно, Эд. Что бы ты ни сказал, Эд.
   Эд кивнул в ответ, снова принявшись вышагивать взад-вперед и ударяя кулаком по ладони.
   — Совсем как в песне «Роллинг Стоунз» — «Посмотри, посмотри, посмотри на эту глупышку». Ты, наверное, не помнишь, правильно? — Эд рассмеялся.
   Истеричный звук, наводящий на мысль о крысах, танцующих на битом стекле. Мак-Говерн присел рядом с ним на корточки.
   — Пойдем отсюда, — пробормотал он. Ральф отрицательно покачал головой, а когда Эд снова стал приближаться к ним, Мак-Говерн быстро вскочил и ретировался на тротуар.
   — Она думала, что сможет обвести тебя вокруг пальца, да? — спросил Ральф. Он по-прежнему лежал на траве, опираясь на локти. — Элен считала, что ты не узнаешь ее подписи под обращением?
   Эд стремительно пересек дорожку и, склонившись над Ральфом, потряс сжатыми кулаками над его головой, совсем как злодей в немом кино.
   — Нет-нет-нет-нет! — крикнул он. — Аэроплан Джефферсона заменили «Энималс», Эрик Бердон покончил со старыми взглядами, согласно Джону Ли Хукеру: бум-бум-бум, пристрелю на месте!
   Мак-Говерн взвизгнул, очевидно, считая, что Эд сейчас набросится на Ральфа, но вместо этого Эд Дипно, опершись пальцами левой руки о траву, принял положение спринтера, ожидающего выстрела стартового пистолета, чтобы броситься вперед. Все лицо его было в каплях, которые Ральф сначала принял за пот, но затем он вспомнил, как Эд прошествовал мимо струи поливного устройства. Ральф не мог отвести взгляда от пятна крови на левом стекле очков Эда. Оно немного размазалось, и от этого зрачок казался кровавым. — Это просто судьба, что я обнаружил ее подпись! Судьба, понимаешь!
   Не оскорбляй меня, сомневаясь в моих умственных способностях, Ральф! Ты уже стар, но глупцом тебя никак не назовешь. Дело в том, что я иду в супермаркет купить детское питание и обнаруживаю — вот так ирония! что она подписалась под обращением детоубийц! Центурионов! Во главе с самим Кровавым Царем! И знаешь что? Я… Так… И увидел… Кровь!
   — Кто такой Кровавый Царь, Эд?
   — О, пожалуйста! — Эд подозрительно взглянул на Ральфа. — «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов». Это Библия, Ральф. Евангелие от Матфея, глава 2, стих 16. У тебя есть сомнения?
   — Нет. Раз ты так говоришь, я тебе верю.
   Эд кивнул. Взгляд его глубоких темно-зеленых глаз метался из стороны в сторону. Затем он медленно наклонился вперед, положив руки на плечи Ральфа, будто намеревался поцеловать его. Ральф ощутил запах пота и слабый, почти выветрившийся аромат лосьона после бритья и чего-то еще — того, что запахом напоминало прокисшее молоко. Может быть, это был запах безумия Эда?
   — Будет лучше, — выдохнул Эд прямо в лицо Ральфу. — Будет лучше, если ты поверишь.
   Взгляд его перестал бесцельно блуждать и сконцентрировался на Ральфе. — Они вырезали всех младенцев, — произнес он дрожащим голосом.
   — Вырезали из материнского лона и вывозили в закрытых грузовиках. Задай себе вопрос, Ральф: сколько раз за неделю ты видел на шоссе такие же грузовики, кузов которых затянут брезентом? Ты никогда не спрашивал себя, что перевозят в таких грузовиках? Никогда не хотел узнать, что скрыто под брезентом? — Эд улыбнулся, закатив глаза. — Они сжигают эмбрионы под Ньюпортом. Указатель гласит, что в том месте оползень, но на самом деле там крематорий. Однако часть зародышей вывозят из штата. На грузовиках, на самолетах. Потому что эмбриональные ткани стоят очень дорого. Я говорю тебе это не только как обеспокоенный гражданин, Ральф, но и как сотрудник лаборатории Хокинга. Младенческие ткани… Намного… Дороже… Золота. Внезапно Эд повернул голову и уставился на Вилла Мак-Говерна, который снова подобрался поближе, чтобы лучше все слышать.
   — ДА, НАМНОГО ДОРОЖЕ ЗОЛОТА И ЦЕННЕЕ РУБИНОВ! — крикнул он, и Мак-Говерн отпрыгнул назад с расширившимися от страха и смятения глазами. — ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ, СТАРЫЙ ГОМИК?
   — Да, — ответил Мак-Говерн. — Я… Я знаю. — Он бросил молниеносный взгляд в сторону «Красного яблока», откуда отъезжала одна из полицейских машин, направляясь в их сторону. — Должно быть, я где-то читал об этом.
   Возможно, в «Сайентифик америкэн».
   — "Саентифик америкэн"! — Эд, презрительно рассмеявшись, вновь уставился на Ральфа, как бы говоря: «Видишь, с кем приходится иметь дело». Лицо его быстро мрачнело. — Продажные убийцы, прошептал он. — Совсем как во времена Христа. Только теперь убивают нерожденных. И не только здесь, а по всему миру. Они вырезают их тысячами, Ральф, миллионами, и знаешь почему? Знаешь, почему мы снова присоединились к свите обагренного кровью младенцев царя в эту эпоху тьмы?
   Ральф знал. Не так уж трудно сложить воедино целую картину, если имеешь достаточно разрозненных фрагментов. Особенно если видел Эда, запускающего руку по локоть в бочонок с химическим удобрением в поисках мертвых младенцев. — На этот раз царь Ирод добился успеха, — произнес Ральф. — Именно это ты хочешь сказать мне? Это все старые идеи о Мессии, правильно?
   Ральф выпрямился, ожидая, что Эд опять примнет его к земле, почти не сомневаясь в этом. Гнев снова охватывал его. Абсолютно неразумно было критиковать бредовые идеи полоумного, как это делают в кино, возможно, даже богохульствовать, — но сама мысль, что Элен была избита из-за этого, вызвала новый прилив ярости.
   Эд, не тронув его, энергично выпрямился и деловито отряхнул ладони.
   Казалось, он снова был спокоен. Радиопозывные зазвучали громче — полицейская машина, отъехавшая от «Красного яблока», приближалась к бордюру. Эд взглянул на машину, затем на поднявшегося Ральфа.
   — Можешь издеваться, но это правда, — спокойно произнес он. — Однако это не царь Ирод, а Кровавый Царь. Ирод был одной из его инкарнаций.
   Кровавый Царь стремительно переходит из тела в тело и из поколения в поколение — точно так же ребенок перепрыгивает с камешка на камешек, переходя ручей, Ральф, — всегда выискивая Мессию. И он всегда упускает Его, но на этот раз все может получиться иначе. Потому что в Дерри все иначе.
   И те, и другие силы начинают собираться здесь, выстраиваются в две линии. Я знаю, насколько трудно поверить в подобное, но это так.
   «Кровавый Царь, — подумал Ральф. — О, Элен. Мне так жаль. Как это печально».
   Двое мужчин — один в форме, другой в гражданском, но оба определенно копы — выбрались из полицейской машины и подошли к Мак-Говерну.
   Около магазина Ральф заметил еще двоих мужчин в белых брюках и белых рубашках с короткими рукавами. Один из них поддерживал Элен, передвигавшую ноги, как больной после операции. Второй нес Натали.
   Они помогли Элен забраться в машину скорой помощи. Тот, который нес ребенка, последовал за ней, второй направился к месту водителя. В их движениях Ральф почувствовал скорее компетентность, чем тревогу, и подумал, что для Элен это хороший знак. Возможно, Эд не так уж сильно избил ее… По крайней мере, не в этот раз.
   Полицейский в гражданском — дородный, широкоплечий здоровяк с пшеничными усами — подошел к Мак-Говерну, которого он, кажется, узнал.
   На его лице сияла улыбка.
   Эд, схватив Ральфа за плечо, оттащил его на пару шагов в сторону от мужчин, стоявших на тротуаре. Он перешел почти на шепот.
   — Не хочу, чтобы нас слышали, — пояснил он.
   — В этом я уверен.
   — Эти создания… Центурионы… Слуги Кровавого Царя… Ни перед чем не остановятся. Они безжалостны.
   — Верю. — Ральф оглянулся через плечо в тот самый момент, когда Мак-Говерн указывал на Эда. Здоровяк спокойно кивал. Руки он держал в карманах брюк. Игравшая до сих пор на его лице добродушная улыбка постепенно увядала.
   — И дело не только в абортах, не надо так думать! Они забирают нерожденных у всех матерей, не только у наркоманок и проституток, восемь дней, восемь недель, восемь месяцев. Центурионам все равно. Жатва идет день и ночь. Массовое убийство. Я видел трупики младенцев на крышах, Ральф… Под заборами… В канализационных стоках… Глаза Эда, огромные и зеленые, как искусственные изумруды, уставились в никуда.
   — Ральф, — прошептал он, — иногда весь мир полон красок. Я вижу их с тех пор, как он пришел и открыл мне истину. Но теперь все краски стали черными.
   — С тех пор как кто пришел к тебе, Эд?
   — Мы поговорим об этом позже, — ответил Эд, незаметно шевеля губами, совсем как стукач в фильмах на тюремную тему. В других обстоятельствах это выглядело бы даже забавно.
   Деланная улыбка появилась на его лице, так же уверенно прогоняя безумие, как восход солнца изгоняет ночь. Внезапность перемены одновременно потрясала и ужасала, но Ральф все равно нашел в этом нечто успокаивающее.
   Возможно, им — ему, Мак-Говерну, Луизе и всем остальным, знавшим Эда, не стоит так уж винить себя, что они не заметили его безумия раньше. И все потому, что Эд был отличным актером. Эта улыбка стоила премии «Оскар». Даже в такой эксцентричной ситуации, как сейчас, его улыбка требовала ответа. — Привет! — обратился Эд к полицейским. Здоровяк закончил беседовать с Мак-Говерном, и теперь оба полицейских приближались к ним, идя прямо по газону. — Присаживайтесь, ребята! — Эд сделал приглашающий жест. Здоровяк, все так же добродушно улыбаясь, пожал протянутую Эдом руку. — Эдвард Дипно? — осведомился он.
   — Абсолютно верно, — ответил Эд, пожимая руку второму полицейскому в форме, выглядевшему несколько ошеломленным, затем снова обратил все внимание на Здоровяка.
   — Инспектор Джон Лейдекер, — представился Здоровяк. — А это сержант Крис Нелл. Кажется, у вас здесь проблемы, сэр?
   — Ну что ж. Думаю, вы правы. Небольшая проблема. Или, если вам угодно называть вещи своими именами, я вел себя как свинья. — Смешок, изданный Эдом, прозвучал тревожно-естественно. Ральф подумал обо всех очаровательных психопатах, виденных им в кино — Джордж Сандерс был особенно хорош в этих ролях, — размышляя, возможно ли, чтобы умный химик-исследователь обвел вокруг пальца провинциального детектива, выглядевшего так, словно он так никогда и не перерос фазу «Субботней лихорадки» Ральф опасался, что такое вполне возможно. — У нас с Элен произошла ссора из-за подписанного ею обращения, — говорил Эд, — ну и пошло-поехало… Господи, не могу же я сказать, что я ударил ее.
   Он взмахнул руками, как бы в подтверждение того, насколько сильно он взволнован, смущен и сгорает от стыда. Лейдекер улыбнулся в ответ.
   Мысли Ральфа вернулись к инциденту между Эдом и водителем синего пикапа.
   Эд назвал Толстяка убийцей, даже ударил его по лицу, и все равно дело закончилось тем, что тот взирал на Эда почти с уважением. Это было некое подобие гипноза; Ральфу показалось, что здесь имеет место та же сила.
   — Просто ситуация несколько вышла из-под контроля, кажется, это вы хотите сказать? — сочувственно поинтересовался Лейдекер.
   — Дело в масштабе… — Эду было по крайней мере года тридцать два, но наивный взгляд огромных глаз и невинное выражение лица создавали впечатление, будто он едва достиг совершеннолетия.
   — Минуточку, — вмешался Ральф. — Нельзя верить ему, он спятил. И очень опасен. Он только что сказал мне…
   — А это мистер Робертс, правильно? — осведомился Лейдекер у Мак-Говерна, как бы не замечая Ральфа.
   — Да, — подтвердил Мак-Говерн. Ральфу тон его голоса показался вызывающе помпезным. — Это Ральф Робертс.
   Лихорадка в субботу вечером" — популярный в 70-е годы музыкальный фильм с Джоном Траволтой в главной роли — Вот как. — Лейдекер наконец-то взглянул на Ральфа. — Мы поговорим с вами через пять минут, мистер Робертс, а в настоящее время я хочу, чтобы вы спокойно постояли рядом со своим другом. Хорошо?
   — Но…
   — Хорошо?
   Разозлившись еще сильнее, Ральф направился к Мак-Говерну.
   Лейдекер, кажется, от этого не особенно расстроился. Он повернулся к сержанту Неллу. — Можешь выключить музыку, Крис, чтобы мы могли слышать друг друга?
   — Еще бы! — Полицейский в форме подошел к магнитофону и, оглядев все ручки и кнопки, вырубил «Ху» на середине слова.
   — Думаю, я действительно несколько переборщил. — Эд казался воплощением невинного агнца. — Удивительно, как это соседи не вмешались. — Что ж, жизнь продолжается, — глубокомысленно протянул Лейдекер, обращая свою добродушную улыбочку к облакам, плывущим по голубому летнему небу.
   «Отлично, — подумал Ральф. — Этот парень прямо-таки Уилл Роджерс», — Эд, однако, кивал так, будто инспектор только что выдал перл мудрости. Порывшись в кармане, Лейдекер извлек коробочку, достал оттуда зубочистку и предложил Эду, который сначала отказался, но затем взял одну и вставил ее в уголок рта.
   — Итак, — произнес Лейдекер. — Небольшая семейная ссора. Я правильно понял?
   Эд воодушевленно кивнул. С его губ по-прежнему не сходила искренняя, слегка смущенная улыбка.
   — Скорее всего, спор. Политические…
   — Ага, ага, — закивал Лейдекер, улыбаясь, — но, прежде чем вы скажете что-то еще, мистер Дипно…
   — Зовите меня Эд. Пожалуйста.
   — Прежде чем мы продолжим, мистер Дипно, хочу предупредить, что все, сказанное вами, может быть использовано против вас в суде; кроме того, вы имеете право на адвоката.
   Дружелюбная, но смущенная улыбка Эда — «Господи, ну что я такого натворил? Вы поможете мне разобраться?» — моментально испарилась. Ее сменил оценивающий взгляд. Ральф взглянул на Мак-Говерна, и облегчение, подмеченное им в глазах Билла, было зеркальным отражением того, что почувствовал он сам. В конце концов, Лейдекер оказался не таким уж простаком.
   — Да зачем мне нужен адвокат? — изумился Эд. Слегка повернувшись, он опробовал свою смущенную улыбочку на Крисе Нелле, все еще стоявшем на крыльце.
   — Этого я не знаю, возможно, как и вы, — все так же улыбаясь, произнес Лейдекер. — Я просто говорю, что вы имеете на это право. А если вы не можете оплатить его услуги, вам назначат адвоката, состоящего на государственной службе.
   — Но я не… Лейдекер все кивал и улыбался.
   — Уверен, все будет хорошо, но это ваше право. Вы понимаете свои права так, как я объяснил их вам, мистер Дипно?
   Эд застыл на мгновение, внезапно глаза его снова расширились, а взгляд стал пустым. Ральф подумал, уж не похож ли парень на живой компьютер, пытающийся справиться с вводом информации огромной сложности. Затем тот факт, что ему не удалось никому запудрить мозги, казалось, дошел до Эда. Он сразу ссутулился. Опустошенность взгляда сменилась выражением несчастья, слишком естественным, чтобы вызывать сомнения… Но Ральф все равно сомневался. Он вынужден был сомневаться; ведь он видел безумие на лице Эда перед тем, как приехали Лейдекер и Нелл. Видел это и Билл Мак-Говерн. Но все-таки сомнение отличается от неверия, к тому же, как казалось Ральфу, по-своему Эд сожалеет, что избил Элен.
   "Да, — подумал он, — точно так же он считает, что его Центурионы водили грузовики, набитые зародышами, в Ньюпорт. И в то, что силы Добра ( Зла собираются в Дерри, чтобы разыграть некую драму, разворачивающуюся в его воображении. Назовем ее «Предзнаменованием при дворе Кровавого Царя». И тем не менее Ральф не мог не испытывать невольного сочувствия к Эду Дипно, который три раза в неделю навещал Кэролайн в больнице, неизменно приносил цветы и всегда целовал ее в щеку на прощанье. Он продолжал целовать ее даже тогда, когда запах смерти стал слишком явным. Кэролайн никогда не упускала возможности прикоснуться к его руке и благодарно улыбнуться. «Спасибо за то, что ты по-прежнему считаешь меня человеком, — говорила ее улыбка. — И спасибо, что ты обращаешься со мной так, словно я еще живая». Ральф всегда считал Эда своим другом и думал — или только надеялся, — что Эд по-прежнему рядом с ним.
   — У меня будут неприятности? — мягко спросил Эд Лейдекера.