Кинг Стивен. Буря столетия

 
   ТУТ ПРОДАЕЦЦА САМАЯ КЛАСНАЯ СНАРЯГА НА ОМАРОВ ВСЕМИРНО ИЗВЕСНОЙ ФИРМЫ "РОБИБИЛЗ"
 
   В окнах объявления о снижении цены на мясо, на рыбу, на прокат видеолент (ТРИ СТАРЫЕ ЛЕНТЫ ЗА $1), о церковных службах, объявления добровольной пожарной дружины. Самое большое – на двери. Написано:
 
   БЛИЖАЙШИЕ ТРИ ДНЯ ВОЗМОЖНО ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!
 
   СИГНАЛ «ВСЕМ В УКРЫТИЕ»: ДВА КОРОТКИХ, ОДИН ДЛИННЫЙ.
 
   Над витринами – штормовые ставни, пока что свернутые вверх. И над дверью красивый старомодного стиля плакат – золотые буквы на черном фоне:
 
   МАГАЗИН АНДЕРСОНА / ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ OCTPOBА / ОФИС КОНСТЕБЛЯ
 
   В магазин входит группа женщин, и встречаются в дверях с двумя другими – Октавией Годсо и Джоанной Стенхоуп. Октавия (лет сорока пяти) и Джоанна (около пятидесяти) сжимают в руках полные сумки бакалеи и оживленно разговаривают. Тавия глядит на манекен Робби Билза и толкает Джоанну локтем. Обе смеются и сходят по ступеням.
   Внутри. Отлично оборудованный бакалейный магазин – очаровательное напоминание о бакалее пятидесятых годов. Полы деревянные и уютно поскрипывают под ногой. Лампы – висящие на цепях с потолка шары. Потолок жестяной. Но есть и признаки современности: два новых кассовых аппарата и рядом с ними – сканеры цен, рация на полке за конторкой, стенка с видеолентами напрокат и камеры безопасности в углах под потолком.
   На заднем плане вдоль всей стены идет холодильная полка для мяса. Слева за ней, под выпуклым зеркалом, дверь, на которой написано просто:
 
   ГОРОДСКОЙ КОНСТЕБЛЬ
 
   И народу в магазине полно. Все затовариваются в ожидании бури.
   Из двери, ведущей к холодильнику для мяса (это напротив двери констебля), выходит Майк Андерсон. Приятного вида человек, лет ему тридцать пять. Сейчас он куда-то лихорадочно спешит… но улыбка, его обычная улыбка все равно заметна в глазах и уголках рта. Этот человек любит жизнь, очень любит, и почти всегда находит в ней что-нибудь забавное.
   Сейчас он одет в мясницкий белый халат и толкает перед собой магазинную тележку, наполненную расфасованным мясом. Сразу к нему подлетают три женщины и один мужчина. Мужчина, одетый в красную спортивную куртку и черную рубашку с отложным воротником, успевает первым. Преподобный Боб Риггинс говорит:
   – Майкл, не забудь: в среду на той неделе служба. И мне понадобится каждый, кто сможет читать псалмы.
   – Буду обязательно. Если проживем эти три дня, конечно.
   – Конечно, проживем. Бог заботится об овцах своих.
   И он уходит. На его месте возникает симпатичная пышечка – Джилл Робинсон, и она явно не так сильно уповает на Господа. Она набрасывается на пакеты и начинает читать этикетки раньше, чем Майк успевает их разложить.
   – А свиные отбивные у тебя есть, Майк? Я думала, что точно должны быть.
   Он ей дает пакет, Джилл на него смотрит и запихивает в свою наполненную с верхом тележку. Остальные двое, Карла Брайт и Линда Сент-Пьер уже копаются в расфасованном мясе. Карла выбрала один, рассматривает и уже почти взяла, потом бросает обратно на поднос мясного прилавка.
   – Больно дорога эта рубленая курятина! Майкл Андерсон, есть у тебя добрый старый гамбургер?
   – Вот, пожа…
   Она выхватывает пакет у него из рук, не дав закончить слово.
   – ..луйста.
   Подбежал еще народ, и мясо расхватывают, едва он успевает достать его из тележки. Майк терпит, потом решает напомнить, что он еще и констебль. Или хотя бы попытаться.
   – Люди, внимание! Да, идет буря. Их уже не одна была, и не одна еще будет. Успокойтесь и не ведите себя, как стадо с материка!
   Это до них доходит. Они отступают, и Майк снова раскладывает мясо.
   Но тут вступает Линда:
   – Ты тут не умничай, Майкл Андерсон! Она тянет гласные, как свойственно островитянам – «Ма-айкл».
   Майк в ответ улыбается:
   – Не буду умничать, миссис Сент-Пьер. У него за спиной Олтон Хэтчер (он же Хэтч) выходит из холодильника со второй тележкой расфасованного мяса. Хэтчу около тридцати, приятный на вид осанистый мужчина. Он – правая рука Майка и как владельца магазина, и как констебля. На нем тоже белый мясницкий халат, а для полноты картины – жесткая белая шляпа. И на ней печатные буквы:
 
   О. ХЭТЧЕР
 
   Голос Кэт по громкоговорителю магазина:
   – Майк! Эй, Майк! Тебя к телефону! И мы видим Катрину Уизерс (Кэт) за прилавком. Ей лет девятнадцать, очень хорошенькая, работает за кассой. Не обращая внимания на очередь покупателей, она держит в руках микрофон для объявлений по магазину. В другой руке у нее трубка телефона, висящего на стене рядом с коротковолновой рацией.
   – Это твоя жена. Она говорит, что у нее там небольшая проблема случилась в детской группе.
   И снова камера показывает Майка, Хэтча и покупателей возле мясного прилавка. Покупатели заинтересовались. Жить на острове – как смотреть мыльную оперу, где все персонажи знакомы.
   – Ей что, не терпится? Снова касса и Кэт:
   – Откуда я знаю, что ей не терпится? Это твоя жена.
   Улыбки и смешки покупателей. Народ слегка развеселился. Кирк Фримен, человек лет сорока, усмехается Майку:
   – Сходил бы ты разобрался, что там, Майк. У мясного прилавка Майк говорит Хэтчу:
   – Останешься здесь за меня?
   – А ты мне одолжишь свою цепь и кресло? Майк со смехом хлопает сверху по шляпе Хэтча и спешит узнать, что нужно его жене. Подходит к кассе и берет трубку у Кэт. Начинает говорить с женой, забыв о наблюдающей с интересом публике.
   – Чего там, Молл? Голос Молли в телефоне:
   – У меня тут небольшая проблема – ты не смог бы прийти?
   Майк оглядывает магазин, набитый покупателями перед бурей.
   – Лапонька, у меня тут у самого куча небольших проблем. У тебя какая?
 
   Камера показывает нам крупным планом Пиппу Хэтчер – девочку лет трех. И весь экран заполняет ее плачущее и перепуганное лицо с красными пятнами и мазками. Может быть, мы сперва примем их за кровь.
   Но камера отъезжает, и становится ясно, в чем проблема. Пиппа взобралась на половину лестничного пролета, просунула голову между двумя стойками перил, а вытащить не может. Но все так же крепко держит в руке кусок хлеба с вареньем, и то, что мы приняли за кровь – это клубничный джем.
   Под ней у подножия лестницы стоят семеро маленьких детей от трех до пяти лет. Один из четырехлетних – это Ральф Андерсон, сын Майка и Молли. Может быть, сперва это было незаметно (потому что сейчас нас куда больше интересует плачевное положение Пиппы), но у Ральфи на переносице родинка. Не то чтобы она его уродовала, просто она там есть – как седло на переносице. Он вносит предложение:
   – Пиппа, давай я доем твой хлеб, если ты сама не будешь?
   – Неееет! – возмущенно кричит Пиппа. И начинает выдираться, пытаясь освободиться, но хлеб из руки не выпускает. Он теперь исчез в ее пухлом кулачке, и кажется, будто она потеет клубничным вареньем.
   А на столе в холле у лестницы стоит телефон – стол между лестницей и дверью. По телефону говорит Молли Андерсон, жена Майка. Ей около тридцати, привлекательная женщина, и сейчас в ней борются смех с испугом.
   – Пиппа, солнышко, не надо так. Стой спокойно…
   – Пиппа? А что там с Пиппой? – Это голос Майка в телефоне. А Майк зажимает себе рот рукой – поздно.
   – С Пиппой что-то случилось? – встревает Линда Сент-Пьер.
   Из-за конторок с кассами выходит Хэтч. Снова холл и Молли у телефона:
   – Тихо ты! Меньше всего на свете мне сейчас надо, чтобы на меня свалился Олтон Хэтчер.
   А по проходу решительно идет Хэтч все в той же белой шляпе. Его улыбчивое настроение исчезло без следа. Перед нами встревоженный отец с головы до пят.
   – Поздно, милая, – отвечает Майк. – Так что там?
   Молли у телефона со стоном закатывает глаза.
   – Пиппа сунула голову между перилами и застряла. Ничего серьезного – то есть я так думаю, – но иметь дело одновременно с надвигающейся бурей и сумасшедшим папашей в один день – это для меня слишком много. Если Хэтч приедет, ты приедешь с ним.
   Она вешает трубку и поворачивается к перилам.
   – Пиппа, не надо! Не тяни так. Уши себе поранишь.
   В магазине Майк озадаченно глядит на телефон и вешает трубку. Тем временем Хэтч плечом проталкивается сквозь толпу покупателей, и вид у него встревоженный.
   – Что случилось с Пиппой?
   – Малость застряла, как мне сказали. Давай пойдем разберемся?
   На Мэйн-стрит перед магазином автостоянка. На самом удобном месте стоит зеленый внедорожник с надписью краской на дверях «Службы острова» и полицейской мигалкой на крыше. Из магазина выходят Майк и Хэтч и спешат к ней, перепрыгивая через ступени. Хэтч на ходу спрашивает:
   – Майк, у нее был очень встревоженный голос?
   – У Молли? Я бы сказал, баллов пять по десятибалльной шкале.
   Им в лицо бьет порыв ветра, заставляя покачнуться назад. Отсюда не видно, зато отлично слышно, как волны бухают в берег.
   – Это будет мать всех бурь, да? Как ты думаешь? Майк не отвечает. Но это и не нужно. Они уже сели в джип и уехали.
   А на террасе от порыва ветра зазвенели ловушки для омаров и начал вертеться пропеллер на шапочке «Робби Билза».
 
   Снова подножие лестницы в доме Андерсона. Голова Пиппы все еще торчит из перил, но рядом с ней на лестнице сидит Молли, и девочку удалось немножко успокоить. Остальные дети все еще толпятся вокруг и смотрят. Молли одной рукой гладит Пиппу по волосам. В другой руке держит ее кусок хлеба с вареньем.
   – Все будет хорошо, Пиппа. Майк и твой папа сейчас приедут. И Майк тебя вытащит.
   – А как он сможет?
   – Не знаю. Но он это делает, как волшебник.
   – Я есть хочу.
   Молли просовывает руку сквозь решетку и подносит хлеб ко рту Пиппы. Пиппа ест. Остальные дети смотрят, затаив дыхание. Один из них, пятилетний – сын Джилл Робишо. И Гарри Робишо просит:
   – Миссис Андерсон, можно я ее покормлю? Я однажды кормил обезьяну, на ярмарке в Бангоре!
   Дети смеются, но Пиппа ничего смешного в этом не видит.
   – Я не обезьяна, Гарри! Не обезьяна, а ребенок!
   – Эй, ребята! Я обезьяна! – кричит Дон Билз. И начинает прыгать у подножия лестницы, почесывая себя под мышками и валяя дурака с такой отдачей, на которую способен только четырехлетний ребенок. Остальные тут же начинают ему подражать.
   – Я не обезьяна! – кричит Пиппа и начинает плакать. Молли гладит ее волосы, но на этот раз утешить не может. Застрять между перилами – обидно, но когда тебя называют обезьяной, это в сто раз обиднее.
   – Дети, прекратите! Прекратите немедленно! Это невоспитанно, и это ранит чувства Пиппы!
   Почти все останавливаются, но только не Дон Билз – маленький мерзавец с безмятежнейшим видом продолжает прыгать и чесаться.
   – Дон, прекрати! Ты плохо себя ведешь!
   – Мама сказала, что ты плохо себя ведешь! – говорит Ральфи и пытается его удержать. Дон его стряхивает и кричит:
   – А я обезьяна!
   И изображает обезьяну еще вдвое усерднее – назло Ральфи и, конечно, его маме тоже. Тут открывается дверь, и входят Майк и Хэтч. Хэтч видит, в чем проблема, и реагирует со смесью страха и облегчения.
   – Папааа! – кричит Пиппа. И снова начинает выдираться.
   – Пиппа! – кричит Хэтч. – Стой спокойно! Хочешь себе уши оторвать?
   Ральфи поворачивается к Майку и докладывает:
   – Папа! Пиппа застряла, а Дон не хочет перестать быть обезьяной!
   И прыгает папе на руки. Хэтч забирается туда, где дочь его поймана страшной лестницей, пожирающей девочек, и становится рядом с ней на колени. Молли глядит у нее из-за спины и глазами просит мужа:
   «Сделай что-нибудь!»
   Симпатичная белокурая девчушка с хвостиками косичек тянет Майка за штаны. Ее порция клубничного варенья почти вся досталась ее рубашке. Салли Годсо говорит:
   – Мистер Андерсон! А я перестала быть обезьяной, как только она нам сказала. – Салли указывает на Молли.
   Майк мягко ее от себя отцепляет. Салли, тоже четырехлетняя, быстро засовывает в рот большой палец.
   – Ты молодец, Салли, – отвечает Майк. – Ральфи, придется тебя поставить на пол.
   Как только он это делает. Дон Билз тут же толкает Ральфа.
   – Эй, ты! – возмущается Ральфи. – Чего толкаешься?
   – А чтобы не умничал!
   Майк подхватывает Дона Билза и поднимает на уровень глаз. Маленький паршивец ничуть не испугался.
   – Я тебя не боюсь! Мой папа – городской менеджер! Он тебе жалованье платит!
   И он высовывает язык и делает губами неприличный звук прямо Майку в лицо. Самообладание Майка даже не покачнулось.
   – Кто лезет первым – получает сдачи, Дон Билз. Тебе это стоит запомнить, поскольку это истинный факт нашей грустной жизни. Кто лезет первым – получает сдачи.
   Слов Дон не понял, но реагирует на тон. Потом он снова начнет делать пакости, но сейчас его на время поставили на место. Майк опускает его на пол и подходит к лестнице. За ним видна полуоткрытая дверь с надписью: «МАЛЕНЬКИЙ НАРОД». За этой дверью – детские столы и стулья. С потолка висят веселые и яркие мобили. Классная комната детского сада Молли.
   Хэтч пытается вытолкнуть голову своей дочери, давя на макушку. Это ничего не дает, и девочка снова впадает в панику и думает, что застряла на всю жизнь.
   – Детка, зачем ты это сделала?
   – А Хейди Сент-Пьер сказала, что я побоюсь. Майк кладет руки на руки Хэтча и отодвигает Хэтча в сторону. Хэтч смотрит на него с надеждой.
   Дети столпились у нижней ступени. Хейди Сент-Пьер, пятилетняя дочь Линды Сент-Пьер, похожа на морковку в толстых очках.
   – Я не говорила!
   – Сказала!
   – Врешь, врешь, что сказала, то сожрешь!
   Молли:
   – Тихо, вы обе!
   А Пиппа объясняет Майку:
   – Она легко просунулась, а вылезать не хочет. Я думаю, у меня голова на той стороне больше.
   – Так и есть, – соглашается Майк. – Только я сейчас сделаю ее меньше. Знаешь, как?
   – Как? – с интересом спрашивает Пиппа.
   – Я нажму кнопку «меньше». И тогда твоя голова сразу станет меньше, и ты ее вытащишь. И так же просто, как просунула. Понятно?
   Он говорит медленным, успокаивающим голосом, и сам вошел в состояние почти гипнотическое.
   – Что это за… – начал Хэтч.
   – Тс-с! – прерывает его Молли.
   – Сейчас я нажму кнопку. Ты готова?
   – Да.
   Майк опускает руку и нажимает ей на кончик носа.
   – Биип! Вот оно! Меньше! Быстро, Пиппа, пока она снова не выросла!
   И Пиппа легко вытягивает голову из стоек. Дети хлопают в ладоши и радостно кричат. Дон Билз прыгает обезьяной. Еще один мальчик, Фрэнк Брайт, тоже делает несколько прыжков, перехватывает негодующий взгляд Ральфи и останавливается.
   Хэтч хватает свою дочь в объятия. Пиппа крепко обнимает его в ответ, но при этом не забывает есть хлеб с вареньем. Испуг у нее прошел, когда Майк с ней заговорил. Молли благодарно улыбается Майку и просовывает руку между стойками, в которых застряла Пиппа. Майк берет ее со своей стороны и с театральной галантностью целует каждый палец. Дети хихикают. Один из них, Бастер Карвер (последний из группы Молли, ему около пяти лет), закрывает глаза ладонями.
   – Целовать пальцы! О, как это неприлично! Молли со смехом забирает руку.
   – Нет, в самом деле, спасибо тебе.
   – Это… спасибо, шеф, – добавляет Хэтч.
   – Ладно, нет проблем, – закрывает тему Майк.
   – Па, а у меня теперь маленькая голова? – спрашивает Пиппа. – Я почувствовала, как она стала маленькой, когда мистер Андерсон сказал «меньше». Она еще маленькая?
   – Нет, лапонька, – отвечает Хэтч. – Как раз нормального размера.
   Майк спускается с лестницы, его встречает Молли. И Ральфи уже тоже здесь, и Майк его подхватывает и целует красное пятнышко на переносице. Молли целует Майка в щеку.
   – Извини, что я тебя в такой тяжелый момент вытащила, но я увидела, как у нее торчит голова из перил, и когда сама не смогла вытащить, я… я просто сдрейфила.
   – Все о'кей, – говорит Майк. – Все равно мне нужен был перерыв.
   – Там сейчас тяжело, в магазине?
   – Не сахар, – отвечает Майк. – Знаешь, что там творится… когда объявят, что идет буря… а это же еще и особенная буря. – И он поворачивается к Пиппе. – Ну, деточка, мне надо идти. А ты веди себя хорошо.
   Дон снова издает неприличный звук.
   – Как мне нравится сын Робби! – тихо говорит Майк.
   Молли ничего не говорит, но закатывает глаза в знак согласия.
   – Ну что, Хэтч? – поворачивается к нему Майк.
   – Поехали, пока еще можно, – отвечает Хэтч. – Если они правду говорят, то нас тут запрет как следует на пару дней. – И после паузы добавляет:
   – Застрянем, как Пиппа в перилах.
   Никто не засмеялся. Его слова слишком близки к правде.
 
   Мы видим дом Андерсона снаружи. Вездеход «Службы острова» стоит у тротуара. На переднем плане табличка:
 
   ДЕТСКИЙ САД «МАЛЕНЬКИЙ НАРОД»
 
   Табличка висит на цепи и покачивается на ветру. Небо еще серее обычного. Вдали виден океан, он покрыт серой рябью.
   Открывается дверь и выходят Майк с Хэтчем, придерживая руками шляпы, чтобы их не сорвало ветром, и подняв воротники курток. По дороге к машине Майк останавливается и глядит в небо. Да, идет серьезная буря. Большая. Озабоченное лицо Майка говорит, что он об этом знает. Или думает, что знает. Еще никто не знает, какого размера будет эта деточка.
   Он садится за руль, машет Молли, стоящей на крыльце в накинутом свитере. И Хэтч тоже машет рукой, Молли машет в ответ. Вездеход разворачивается, направляясь обратно к магазину.
   Внутри машины Хэтч усмехается, довольный донельзя.
   – Кнопка «меньше», а? Ну, ты даешь.
   – У всех такая кнопка есть, – пожимает плечами Майк за рулем. – Ты Мелинде собираешься говорить?
   – Нет… но Пиппа все равно скажет. А ты заметил, что она ни разу глаз не спустила со своего куска хлеба?
   И они оба переглядываются и усмехаются.
 
   По Атлантик-стрит, равнодушный к грядущей буре и свежеющему ветру, идет подросток лет четырнадцати – Дэви Хоупвелл. Он одет в толстое пальто и перчатки с отрезанными пальцами – так легче держать баскетбольный мяч. Дэви петляет из стороны в сторону, ведя мяч в дриблинге и разговаривая сам с собой. На самом деле он ведет прямой репортаж:
   – Дэви Хоупвелл прорывается вперед… уходит от прессинга… Стоктон пытается отобрать мяч, но это безнадежно… Судьба матча в руках Дэви Хоупвелла… время кончается… Дэви Хоупвелл – последняя надежда «Селтика»… Он уходит от защитников, выходит на бросок… Он…
   Останавливается. Ловит мяч и смотрит…
   На дом Марты Кларендон. Входная дверь открыта, несмотря на холод, и ходунок лежит на ступенях террасы, куда выбросил его Линож.
 
   Снова мы видим Дэви. Он сует мяч под мышку и медленно идет к калитке дома Марты. Минуту стоит, потом замечает на белой краске что-то черное. Там, где Линож постучал тростью, остались угольные следы. Дэви касается одного из них двумя голыми пальцами (перчатки-то у него – помните? – без пальцев!) и тут же их отдергивает:
   – Ой-еой!
   Они еще горячие. Но Дэви теряет к ним интерес, глядя на открытую дверь и опрокинутый ходунок – в такую погоду дверь открытой быть не должна. Он идет по дорожке, всходит на ступени. Нагибается, отодвигает лежащий ходунок.
   Из дома слышен голос дикторши:
   – Какую роль играет глобальное потепление в возникновении подобных бурь? Фактически мы просто этого не знаем…
   – Миссис Кларендон! – кричит Дэви. – У вас ничего не случилось?
   В доме Марты, в гостиной, в кресле Марты сидит Линож. Все еще идет передача о погоде. Графики двух штормов сдвинулись к будущему месту их столкновения. Окровавленная трость лежит на коленях Линожа.
   Глаза его закрыты. Кажется, он медитирует. Дикторша говорит свое:
   – Что мы точно знаем – это то, что струйные течения вошли в состояние, вполне обычное для этого времени года, хотя восходящий поток сильнее обычного, и это еще усиливает чудовищную силу западного шторма.
   Дэви зовет, его не видно:
   – Миссис Кларендон? Это я, Дэви! Дэви Хоупвелл! У вас все в порядке?
   Линож открывает глаза. И они снова – черные… но на черноте мелькают извивы красного… как пламя. Он улыбается, показывая все те же страшные зубы. Камера их держит, и потом – Затемнение. Конец акта первого.

АКТ ВТОРОЙ

   Тот же день. На террасе дома Марты сквозь открытую дверь виден Дэви Хоупвелл, и он идет к двери с растущим беспокойством. А под мышкой у него все тот же баскетбольный мяч.
   – Миссис Кларендон? Миссис…
   – Широкие окна следует заклеивать лентой, чтобы их не разбило порывами ветра, – советует дикторша.
   Дэви останавливается, как вкопанный, глаза его расширяются. Он видит…
   …торчащие из тени две туфли на ногах и край платья.
   – …Порывы ветра при такой буре могут достигать…
   Дэви на террасе перестал бояться – он думает, что уже знает худшее. Она упала в обморок, или у нее случился удар, или еще что-то, и он опускается на колени – посмотреть… и застывает. Мяч выскальзывает из-под его руки и катится по террасе. Глаза Дэви наполняются ужасом, и нам не надо смотреть, что он там увидел. Мы знаем. А голос дикторши продолжает:
   – ..скорости, обычно свойственной урагану. Проверьте печные заслонки и трубы! Это очень важно…
   Дэви делает судорожный вдох, а выдохнуть поначалу не может. Видно, как он пытается. Пытается крикнуть. Касается ноги Марты и испускает тихий сопящий шум. Голос Линожа гораздо громче.
   – Забудь про НБА, Дэви, – ты и в школьной команде не будешь играть в основном составе. Ты медлителен, и ты даже в океан мячом не попадешь.
   Дэви смотрит в холл и понимает, что убийца Марты еще в доме. Оцепенение с него слетает. Он испускает визг, взлетает на ноги, как подброшенный, поворачивается, скатывается по ступеням. Спотыкается на последней и растягивается на дорожке. Вслед ему летит голос Линожа:
   – И ты низкорослый. Ты карлик, Дэви. Зайди сюда, Дэви, и я окажу тебе услугу. Избавлю от многого горя.
   Кое-как поднявшись на ноги, Дэви бежит, кидая через плечо полные ужаса взгляды, вылетает из калитки, через тротуар и на мостовую. Несется по Атлантик-стрит к причалам.
   – Помогите! Убили миссис Кларендон! Убили! Кровь! Помогите! Господи, помогите кто-нибудь!
 
   А в комнате Марты сидит Линож, и глаза его снова стали нормальными… если можно так назвать эту холодную беспокойную голубизну. Он поднимает руку и манит пальцем.
   – Все нами сказанное можно резюмировать следующим образом, – говорит дикторша. – Готовьтесь к худшему, потому что нас ждет плохое.
 
   А на крыльце дома Марты – странно, но еще слышен исчезающий голос Дэви, зовущего на помощь. Мяч, остановившийся было у перил террасы, катится по ее доскам – медленно, потом набирает скорость, к входной двери, и прыгает внутрь через порог. Камера смотрит из комнаты:
   На заднем плане тело Марты куском темноты, и мяч Дэви перепрыгивает через нее и скачет дальше, оставляя большое кровавое пятно при каждом отскоке.
 
   – Что еще посоветовать? – Дикторша улыбается. – Запаситесь как следует копченой колбасой «Веселый парень»! Когда свирепствует буря, ничто вас так не согреет…
   А мяч катится по полу, петляя среди мебели. Подкатывается к креслу Марты, где сейчас сидит Линож, и два раза отскакивает от пола, набирая высоту. На третьем отскоке приземляется на колени Линожу. Линож берет мяч.
   – …как хороший бутерброд с жареной колбасой! Особенно если это – колбаса «Веселый парень»!
   – Бросок… – говорит Линож…
   И с нечеловеческой силой пускает мяч в телевизор. Тот попадает точно в центр экрана, отправляя дикторшу с ее бутербродом и двумя штормами в электронное царство теней. Летят искры.
   – Мяч в корзине!
 
   А Дэви бежит по Атлантик-стрит по самой середине, крича изо всей мощи своих легких.
   – Миссис Кларендон! Кто-то убил миссис Кларендон! Там кровь повсюду! У нее глаз выбит! Он на щеке висит! Господи, глаз на щеке висит!
   Люди подходят к окнам и выглядывают из дверей. Все знают Дэви, но не успевает еще никто схватить его и успокоить, как перед ним резко останавливается большой зеленый «линкольн» – как полицейская машина, подрезающая превысившего скорость водителя. На боку у него написано:
 
   АЙЛЕНД-АТЛАНТИК. НЕДВИЖИМОСТЬ
 
   Оттуда выходит солидный джентльмен в деловом костюме, галстуке и пальто (очень вероятно, что это единственный официальный костюм на весь Литтл-Толл-Айленд). Можно заметить сходство джентльмена с манекеном на террасе магазина – а может быть, оно только кажется. Это – Робби Билз, местная шишка, противного Дона Билза еще более противный папаша. Он хватает Дэви за плечи и сильно встряхивает.
   – Прекрати, Дэви! Прекрати немедленно! Дэви перестает кричать и постепенно овладевает собой.
   – Какого черта ты бежишь по Атлантик-стрит и строишь из себя дурака?
   – Кто-то убил миссис Кларендон!
   – Что за чушь ты несешь?
   – Там всюду кровь. И глаз выбит. Он… он на щеке висит.
   И Дэви начинает реветь. Вокруг собирается народ, глядя на мужчину и мальчишку. Робби медленно отпускает Дэви. Что-то явно случилось, может быть, очень серьезное, и если так, то есть единственный человек, который должен пойти и посмотреть. Осознание этой мысли постепенно проступает на лице Робби.
   Он оглядывается, видит пожилую женщину в наспех наброшенном на плечи свитере и с миской теста для пирога, которую она так и держит в руке.
   – Миссис Кингсбери! Присмотрите за ним. Дайте ему горячего чаю… – задумывается, решает: