Страница:
– Просто проверьте полку, док. Может статься, вам повезет.
На этот раз доктор сам заключил Дэна в объятия. Причем вложил в них всю душу. Дэн даже ожидал, что Джон расцелует его в обе щеки.
– Они лежали на том самом месте, которое вы указали. Прошло десять дней, а они просто лежали там. Это похоже на чудо.
– Ничего необычного, – отмахнулся Дэн. – Большинство людей редко смотрит вверх. Достоверно подтвержденный научный факт.
– Но откуда вы узнали об этом?
Дэн покачал головой:
– Не могу объяснить. Просто иногда я знаю, вот и все.
– Как я могу отблагодарить вас?
Этого вопроса Дэн не просто ждал. Он надеялся услышать его.
– Соблюдая Двенадцатый принцип «Анонимных алкоголиков», как же еще?
Джон удивленно вскинул брови.
– Анонимность. Проще говоря, держите язык за зубами.
Теперь до доктора дошло, и он усмехнулся:
– Это не сложно.
– Вот и отлично. А теперь беритесь за кофе. Я достану и разложу книги.
– Это очень мило, – сказал Джон, – и я буду счастлив заехать к вам, если работа не помешает. Однако сдается мне, что за вашим приглашением кроется что-то еще.
– Так и есть, – ответила Четта. – И присутствующий здесь мистер Упрямец решил, что настало наконец время поговорить об этом с вами.
– У Абры проблемы со здоровьем? В таком случае рассказывайте. Но последнее обследование показало, что с ней все в полном порядке. Она пугающе умна для своего возраста. И обладает потрясающей способностью к общению. Уровень развития речи зашкаливает. Умение читать тоже. В прошлый раз на приеме она прочла мне «Аллигаторы повсюду». Возможно, наизусть, но это все равно изумительно для ребенка, которому еще нет и трех лет от роду. А Люси знает, что вы здесь?
– Собственно, это Люси и Четта подбили меня на визит к вам, – признался Дэвид. – Люси осталась дома с Аброй – готовят пирожные к празднику. Когда я уезжал, кухня напоминала ад кромешный.
– Так о чем, собственно, речь? Похоже, вы хотите, чтобы я поучаствовал в детском торжестве в качестве наблюдателя?
– В самую точку, – кивнула Кончетта. – Никто из нас не может предсказать заранее, произойдет ли что-нибудь, но вероятность заметно повышается, когда она находится в некотором эмоциональном возбуждении, а свой день рождения она ждет с огромным волнением. Соберутся все ее друзья из детского садика, а еще мы пригласили фокусника.
Джон выдвинул ящик стола и достал блокнот с желтыми страницами.
– Чего конкретно вы ожидаете?
Дэвид замялся.
– Это… Это трудно предугадать.
Четта резко повернулась к нему.
– Давай, caro[8]. Слишком поздно отступать. – Она говорила легко, почти весело, но Джону показалось, что в ее голосе он улавливает некоторую тревогу. Впрочем, они оба выглядели немного встревоженными. – Расскажи все и начни с той ночи, когда она начала плакать и никак не могла остановиться.
– В своем сне Люси нашла Абру на полу туалета в самолете. Я же обнаружил ее в охваченном огнем торговом центре. Это само по себе может привести вас к определенным выводам. Или нет. Лично мне эти номера рейсов кажутся весьма убедительными. Однако о чем они свидетельствуют, я понятия не имею. – Он невесело рассмеялся и всплеснул руками. – Возможно, я просто боюсь узнать правду.
Джон Долтон прекрасно помнил утро 11 сентября и нескончаемый крик Абры.
– Давайте говорить прямо. Вы полагаете, что ваша дочь, которой тогда едва исполнилось пять месяцев, предчувствовала трагедию и при помощи телепатии – условно назовем это так – посылала вам предупреждения?
– Да, – сказала Четта. – Изложено очень четко. Браво.
– Я понимаю, как это звучит, – продолжал Дэвид, – и потому мы с Люси никому ни о чем не рассказывали. Не считая Четты, разумеется. Люси с ней всем поделилась в ту же ночь. У нее от Момо нет тайн.
Он вздохнул. Кончетта в ответ окинула его ледяным взглядом.
– А у вас самой не было схожего сновидения? – обратился к ней Джон.
Она покачала головой.
– Я была в Бостоне. Вероятно, за пределами… Даже не знаю, как это назвать. За пределами ее зоны вещания, что ли?
– С той ночи минуло почти три года, – заметил Джон. – Как я догадываюсь, с тех пор произошло что-то еще?
Произошло много чего, но теперь, после того как он сумел рассказать о первом (и самом невероятном) случае, говорить Дэвиду стало гораздо легче.
– Следующим был случай с пианино. Вы знаете, что Люси музицирует?
Джон помотал головой.
– Ну так вот, она играет на пианино. Еще со школьных лет. Она, конечно, не великий пианист, но владеет инструментом вполне прилично. У нас «Фогель» – свадебный подарок моих родителей. И стоит пианино в гостиной, куда мы обычно помещали манеж Абры. Короче, одним из моих подарков Люси на Рождество две тысячи первого года были ноты песен «Битлз» в переложении для фортепиано. Абра любила лежать в манеже, крутить в руках игрушки и слушать. Она так улыбалась и дергала в такт ножками, что становилось ясно – музыка ей нравилась.
Джон не был пока особенно заинтригован. Многие совсем маленькие дети любили музыку и умели найти способ показать это.
– В тот сборник были включены все хиты – «Эй, Джуд», «Леди Мадонна», «Пусть будет так», – но Абра почему-то особенно полюбила гораздо менее известную, «Второго шанса не будет». Вы ее знаете?
– Так сразу и не вспомню, – признался Джон, – но смогу, если услышу мелодию.
– Это довольно быстрая вещица, но в отличие от других быстрых песен «Битлз» построена скорее на аккордах пианино, чем на гитаре. Не буги-вуги, но что-то близкое по духу. Абра обожала ее. Когда Люси исполняла песню, она не просто дергала ножками, а крутила ими, как на велосипеде. – Дэйв улыбнулся, вспомнив, как Абра в малиновом комбинезоне лежала на спине, изображая королеву дискотеки. – Простенькая инструментальная часть исполняется почти исключительно на пианино. Можно сыграть одной левой рукой. Всего двадцать девять нот – я позже специально подсчитал. Справится и ребенок. Наш справился.
У Джона от удивления брови взлетели чуть ли не к самой линии волос.
– Это началось весной две тысячи второго года. Мы с Люси однажды читали, лежа в постели. По телевизору передавали прогноз погоды на завтра, а его обычно дают ближе к середине одиннадцатичасового выпуска новостей. Мы полагали, что Абра давно спит в своей комнате. Люси попросила меня выключить телевизор, потому что тоже уже хотела спать. Я щелкнул кнопкой на пульте, и тогда мы услышали. Инструментальный проигрыш из «Второго шанса не будет». Все двадцать девять нот. В превосходном исполнении. Ни единой ошибки. Причем звуки доносились снизу.
Как же мы перепугались, док! Сначала подумали, что в дом влез грабитель, но только какой бандит задержится, чтобы сыграть немного «Битлз», прежде чем взяться за столовое серебро? Пистолета я не держу, клюшки для гольфа хранятся в гараже, а потому я снял с полки самую тяжелую книгу, какая попалась под руку, и спустился вниз, чтобы врезать незваному гостю, кем бы он ни оказался. Глупый поступок, понимаю. Но я велел Люси держать телефон в руке и сразу набрать «девять-один-один», если услышит мой крик. Однако внизу никого не оказалось, все двери были надежно заперты. А крышка пианино опущена.
Я вернулся наверх и сообщил Люси, что не нашел ничего и никого. Тогда мы вышли в коридор, чтобы проверить малышку. Мы даже не говорили ни о чем, а просто пошли к ней в спальню. Уверен, мы оба уже догадывались, что это проделки Абры, но не хотели произносить такие вещи вслух. Она не спала. Просто лежала в колыбельке и смотрела на нас. Знаете, тем мудрым младенческим взглядом.
Джон знал. Порой казалось, что дитя способно поделиться с тобой всеми тайнами Вселенной, но только пока не умеет говорить. Джону даже приходило в голову, что Создатель зачем-то специально все устроил именно так, чтобы к тому времени, когда младенческий лепет превращался в связную речь, дети обо всем забывали. Как мы забываем подробности самых ярких снов уже через пару часов после пробуждения.
– Она нам улыбнулась, закрыла глазки и мгновенно заснула. Но следующим вечером все повторилось. В то же самое время. Двадцать девять нот из гостиной… потом тишина… потом мы спешим в комнату Абры. Она не плакала и даже не сосала пальчик. Просто смотрела на нас сквозь решетку своей кроватки, а затем быстро засыпала.
– Это действительно правда? – спросил Джон, желая внести полную ясность. – Вы не вешаете мне лапшу на уши?
Дэвид ответил без улыбки:
– Ни единой лапшинки.
Джон обратился к Четте:
– А вы сами это слышали?
– Нет. Но дайте Дэвиду закончить.
– Потом у нас выдалась пара спокойных ночей и… Ну, вы знаете секрет успешного воспитания – всегда и все планировать.
– Разумеется.
Джон Долтон сам не уставал читать подобные проповеди молодым родителям. Как вы будете справляться с ночными кормлениями? Составьте график, чтобы сменять друг друга, и тогда ни один из вас не доведет себя до переутомления. Как организовать мытье, прием пищи, одевание и игровое время, чтобы ребенок привык к регулярному (а значит – удобному) распорядку дня? Разработайте расписание. Спланируйте это. Вы знаете, как справляться с неожиданными ситуациями? С любым мелким несчастьем, от сломанной кроватки до попавшего не в то горло кусочка пищи? Продумайте это, и тогда все и всегда будет заканчиваться благополучно.
– Так мы и поступили. Следующие три ночи подряд я укладывался спать на диван рядом с пианино. И на третью ночь звуки музыки раздались как раз в тот момент, когда я ложился. Крышка была закрыта, и я тут же поспешил открыть ее. Но клавиши оставались неподвижными. Меня это не удивило, потому что я уже понял, что музыка доносится не изнутри инструмента.
– Простите, а откуда же?
– Откуда-то сверху. Попросту из воздуха. К тому времени Люси уже вошла в комнату Абры. Прежде мы ничего не говорили, настолько были поражены, но на этот раз жена была готова. Она попросила Абру сделать это еще раз. Последовала пауза… А потом она выполнила просьбу мамы. Я стоял так близко, что, казалось, мог хватать проносившиеся мимо ноты голыми руками.
В кабинете доктора Долтона воцарилось молчание. Он перестал делать записи в блокноте. Четта с мрачным видом смотрела на него. Потом он спросил:
– И это продолжается до сих пор?
– Нет. Люси усадила Абру на колени и попросила ее больше не играть так поздно вечером, потому что она мешает нам спать. И на этом музыка закончилась. – Он помолчал. – То есть почти закончилась. Однажды, примерно три недели спустя, я услышал мелодию снова, но звуки были очень тихими и на этот раз доносились сверху. Из ее комнаты.
– Она играла только для себя, – сказала Кончетта. – Видимо, проснулась, не смогла сразу заснуть… И исполнила сама себе коротенькую колыбельную.
– Чего ты хочешь, моя сладкая? – спросила Люси. Она сидела за пианино, наигрывая одну из джазовых композиций Скотта Джоплина.
– Папа! – громко объявила Абра.
– Солнышко, папа вернется домой только к ужину, – сказала Люси, но ровно через пятнадцать минут к дому подъехала «акура» и из нее вышел Дэйв со своим портфелем. Оказалось, что в здании, где он читал лекции по понедельникам, средам и пятницам, прорвало водопроводную трубу и занятия пришлось отменить.
– Люси, конечно, рассказала мне об этом, – вмешалась Кончетта. – И естественно, я уже знала про одиннадцатое сентября и фантомную музыку. Тогда я решила устроить ей свою проверку. Собралась к ним в гости и попросила Люси ничего не говорить девочке. Но Абра знала. Она опять уселась у входной двери ровно за десять минут до моего появления. И когда Люси спросила, кто приедет, ответила: «Момо».
– Она это часто проделывает, – сказал Дэвид. – Конечно, не всякий раз, но если в гости едет человек, которого она знает и любит… практически всегда.
Поздней весной 2003 года Люси как-то застала дочку в их с мужем спальне, когда та пыталась вытащить один из ящиков комода.
– Деги! – сказала она Люси. – Деги, деги!
– Не понимаю тебя, лапушка, – отозвалась Люси, – но если очень хочешь, можешь заглянуть в мамин ящик. Только там ничего нет, кроме нижнего белья и старой косметики.
Но, как выяснилось, Абру вовсе не интересовало содержимое комода – она едва взглянула на него, когда Люси помогла ей открыть ящик.
– Зад! Деги! – Потом, глубоко вздохнув, повторила: – Деги зад, мама!
Родители никогда не в состоянии полностью овладеть языком маленьких детей: у них попросту не хватает на это времени, – но многие усваивают его до некоторой степени, и Люси поняла наконец, что дочку взволновал не сам по себе комод, а нечто позади него.
Охваченная любопытством, она начала отодвигать комод от стены. Абра метнулась в образовавшуюся щель. Люси испугалась за нее. Там могло быть очень пыльно, могла лежать какая-нибудь гадость вроде тараканов или дохлой мыши. Она попыталась ухватить дочку за край платья, но промахнулась. К тому времени когда она отодвинула комод полностью, чтобы заглянуть туда самой, Абра уже держала в руке купюру достоинством двадцать долларов, которая, по всей вероятности, провалилась в щель между поверхностью стола и зеркалом.
– Моти! – сказала она радостно. – Деги! Мои деги!
– Нет, – пришлось объяснить ей Люси, забрав бумажку из маленькой ручки. – «Деги» не для детишек, потому что детишкам «деги» не нужны. Но ты только что заработала себе мороженое.
– Молосено! – тут же подхватила Абра. – Мое молосено!
– А теперь расскажите доктору Джону о миссис Джадкинз, – обратился Дэвид к Четте. – Вы тогда гостили у нас.
– Да, верно, – кивнула Кончетта. – Потому что это произошло в выходные Дня независимости.
К лету 2003 года Абра уже говорила более-менее связными фразами. Кончетта приехала к Стоунам на все праздники. В воскресенье, шестого июля, Дэйв поехал в «Сэвен-элевен» за новым баллоном с газом для барбекю, которое они устраивали на заднем дворе. Абра играла с кубиками в гостиной. Люси и Четта расположились в кухне, периодически проверяя ребенка, чтобы девочка не вздумала вытащить шнур от телевизора из розетки и пососать его или затеять восхождение на высокие подушки Диванной горы. Но Абра не проявляла нежелательной активности и трудолюбиво строила из пластмассовых кубиков нечто вроде Стонхенджа.
Люси и Четта только что приступили к разгрузке посудомоечной машины, когда Абра вдруг начала кричать.
– Она голосила так, словно умирала, – сказала Четта. – Вы ведь знаете, как это страшно.
Джон кивнул. Он и в самом деле знал.
– Бегать в моем возрасте весьма затруднительно, но в тот день я неслась быстрее чемпионки Вильмы Рудольф и оказалась на пороге гостиной раньше Люси. Причем я уже успела убедить себя, что дитя поранилось, и мне даже померещилось, будто я вижу кровь. Но с девочкой все было в полном порядке – по крайней мере физически. Она кинулась ко мне и обняла меня за ноги. Люси тоже оказалась рядом, и вместе мы сумели немного успокоить ее. После чего она воскликнула: «Ванни! Помоги Ванни, Момо! Ванни падает!» Я не знала никого по имени Ванни, зато знала Люси. Это была Ванда Джадкинз – соседка, жившая на другой стороне улицы.
– Она любимая соседка Абры, – сказал Дэвид, – потому что печет вкусное печенье и обычно приносит Абре парочку с ее именем сверху. Иногда выкладывает изюмом, иногда выводит кремом. Она вдова. Живет одиноко.
– И мы пошли к ней, – продолжала Четта. – Я – впереди, а Люси с Аброй на руках – следом за мной. Я постучала. Никто не ответил. «Ванни там, где стол! – заявила Абра. – Помоги Ванни, Момо! Помоги Ванни, мама! Она ударилась, у нее кровь!»
Дверь оказалась не заперта. Мы вошли. Я сразу же почуяла запах горелого теста. Миссис Джадкинз лежала в столовой рядом со стремянкой, сжимая в руке тряпку, которой вытирала пыль, а вокруг ее головы растеклась лужа крови, похожая на нимб. Я было подумала, что с ней все кончено и она не дышит, но Люси нащупала пульс. При падении Ванда повредила череп, произошло небольшое кровоизлияние в мозг, но уже на следующий день она пришла в сознание. Она будет на дне рождения Абры, и вы сможете с ней познакомиться, если приедете. – Она решительно посмотрела на врача Абры Стоун. – Ваш коллега в реанимации сказал, что если бы Ванда пролежала без помощи еще немного, то умерла бы либо на всю жизнь превратилась в овощ… Что, на мой взгляд, гораздо хуже смерти. Так или иначе, малышка спасла ее.
Джон кинул авторучку поверх блокнота.
– У меня слов нет.
– Можно продолжать, – сказал Дэвид, – но это самые яркие случаи. Мне иногда кажется, что мы с Люси просто привыкли и многое перестали замечать. Как, должно быть, привыкают жить с ребенком, который от рождения слеп. Только в нашем случае все наоборот. Сейчас я думаю, что мы догадывались о ее способностях еще до одиннадцатого сентября. Понимали, насколько она особенная, практически с того дня, когда привезли ее из родильного отделения домой. Это такое ощущение…
Он задохнулся от волнения и уставился в потолок. Кончетта погладила его по руке.
– Продолжай. Ты же видишь, доктор Джон пока не звонит санитарам, чтобы нас увезли в сумасшедший дом.
– Хорошо. Понимаете, это такое ощущение, как если бы по твоему дому вечно гулял ветер, а ты не всегда понимал, куда он дует и к каким последствиям это может привести. Я постоянно жду, что сейчас вдруг начнут колыхаться шторы или картины попадают со стен, но ничего такого не происходит. Зато случаются другие вещи. У нас, например, два или три раза в неделю перегорают пробки – а порой и три раза на дню. Мы специально приглашали двух разных электриков, которые все проверили и заявили, что с проводкой нет никаких проблем. Бывает, утром спускаешься в гостиную и видишь, что чехлы с кресел и дивана сорваны и валяются на полу. Мы давно приучили Абру убирать за собой игрушки перед сном, и обычно она очень послушна, если не переутомилась или не заболела. Но иногда по утрам мы видим коробку с игрушками открытой, а часть игрушек лежит на полу. Обычно это ее любимые пластмассовые кубики.
Он снова сделал паузу, глядя на висевшую на стене оптометрическую таблицу. Джон ожидал, что Кончетта попросит его продолжать, но она промолчала.
– Я понимаю, насколько дико и странно это звучит, но клянусь, так все и было на самом деле. Однажды вечером мы включили телевизор и обнаружили, что по всем каналам идут «Симпсоны». Абра захохотала так, словно это была самая смешная в мире шутка. И Люси не сдержалась. «Абра Рафаэлла Стоун, – сказала она очень строго и громко, – если это твои проделки, то прекрати немедленно!» А надо сказать, что Люси почти никогда не повышает на дочь голос. Зато стоит ей сделать это, и Абра становится как шелковая. Так и получилось. Я выключил телевизор, а когда включил снова, все пришло в норму. Я мог бы привести десятки других примеров, но только… на мелочи мы уже почти не обращаем внимания.
Он пожал плечами.
– Я же говорю: мы просто привыкли так жить.
Джон сказал:
– Я обязательно приеду на торжество. Вы так меня заинтриговали, что невозможно побороть искушение.
– Быть может, в этот раз ничего и не произойдет, – предупредил Дэвид. – Вы же знаете бородатую шутку о том, как быстрее всего починить подтекающий кран? Просто вызвать водопроводчика.
Кончетта фыркнула:
– Если ты действительно так думаешь, мой милый, тебя может ожидать сюрприз. – А потом добавила, обращаясь к Долтону: – Его и к вам пришлось тащить, словно к дантисту.
– Не надо, Момо. – На щеках Дэвида показался легкий румянец.
Джон вздохнул. Он и прежде чувствовал неприязнь между ними. Не знал, в чем ее причина – вероятно, в ревности к Люси, – но ему не хотелось, чтобы они вернулись к вражде именно сейчас. Необычная миссия сделала их временными союзниками, и лучше бы они ими и остались.
– Эти препирательства ни к чему, – произнес он достаточно резко, чтобы они замолчали и посмотрели на него в некотором замешательстве. – Я вам верю. Хотя мне никогда прежде не доводилось сталкиваться ни с чем подобным…
Или доводилось? Он вспомнил о своих часах и призадумался.
– Док? – окликнул его Дэвид через некоторое время.
– Извините. Задумался.
Они оба улыбнулись. Снова по одну сторону баррикад. Вот и прекрасно.
– По крайней мере за санитарами никто посылать не собирается. У меня нет сомнений, что вы здравомыслящие люди, не склонные к галлюцинациям или истерии на пустом месте. Я бы мог заподозрить, что имею дело с так называемым синдромом Мюнхгаузена, если бы кто-то один рассказывал об этих… назовем их экстрасенсорными проявлениями. Но свидетелей трое, и это все меняет, хотя возникает вопрос: чего вы хотите конкретно от меня?
Дэйв заметно растерялся в отличие от своей престарелой «тещи».
– Чтобы вы понаблюдали за ней, как наблюдали бы за любым ребенком с необычным заболеванием…
Щеки Дэвида Стоуна, уже начавшие приобретать обычную окраску, снова стремительно побагровели.
– Абра ничем не больна, – решительно возразил он.
Четта повернулась к нему.
– Я и сама это знаю! Christo! Ты дашь мне закончить?
Дэйв всем своим видом изобразил готовность к долготерпению и поднял руки.
– Простите, простите, простите.
– Не надо стараться каждый раз заткнуть мне рот, Дэвид.
Пришлось снова вмешаться Джону:
– Если вы будете продолжать ссориться, милые дети, мне придется поставить вас в угол.
Кончетта глубоко вздохнула.
– Поймите, доктор. Все это – источник тяжелейшего стресса для каждого из нас. Извини, Дэвид, если была груба с тобой.
– Не надо извинений, cara. Нас связывает общее дело.
Она чуть заметно улыбнулась:
– Вот именно. Общее дело. Поэтому, пожалуйста, доктор Долтон, понаблюдайте за ней, как за любым ребенком с неизвестным заболеванием. Это все, о чем мы просим, и на сегодняшний день, мне кажется, больше ничего не требуется. У вас могут появиться какие-то свои соображения. По крайней мере мне хотелось бы надеяться. Поймите…
Она повернулась к Дэвиду Стоуну с выражением абсолютной беспомощности, которое, видимо, редко появлялось на ее лице.
– Поймите, нам страшно, – продолжил Дэвид. – Я сам, Люси, Четта – мы до смерти напуганы. И боимся мы не ее, а за нее. Потому что она еще такая маленькая. Что, если эта сила… Даже не знаю, как по-другому ее назвать… Что, если она еще не достигла своего истинного размаха? Что, если она только начинает расти? Как нам быть тогда? Она ведь может… Даже не представляю, какими словами это выразить…
– Он все отлично представляет, – вмешалась Четта. – Она может потерять контроль над своей силой и причинить вред себе либо кому-то другому. Не знаю, какова вероятность такого развития событий, но от одной только мысли, что это может случиться… – Она коснулась руки Джона. – От одной мысли становится жутко.
– Это не кабинет, а кладовка для хлама, – заявила миссис Клаузен, шестидесятилетняя дама с пронзительно-рыжей шевелюрой. Она часто отпускала саркастические, не всегда пристойные замечания, однако администратор из нее получился толковый и сочувствующий. Хотя совет директоров особенно ценил ее за исключительное умение выбивать на нужды хосписа «добровольные пожертвования», Дэн не мог сказать, чтобы она вызывала у него симпатию, но уважение – безусловно.
3
На следующую встречу «Мы учимся трезвости» в четверг вечером Дэн приехал пораньше. Если доктор Джон все-таки решил развалить свою супружескую жизнь заодно с профессиональной карьерой из-за часов за семьсот долларов (а пьяницы часто теряли семью и работу по гораздо менее значительным поводам), кому-то придется готовить кофе вместо него. Но Джон был уже там. И его часы тоже.На этот раз доктор сам заключил Дэна в объятия. Причем вложил в них всю душу. Дэн даже ожидал, что Джон расцелует его в обе щеки.
– Они лежали на том самом месте, которое вы указали. Прошло десять дней, а они просто лежали там. Это похоже на чудо.
– Ничего необычного, – отмахнулся Дэн. – Большинство людей редко смотрит вверх. Достоверно подтвержденный научный факт.
– Но откуда вы узнали об этом?
Дэн покачал головой:
– Не могу объяснить. Просто иногда я знаю, вот и все.
– Как я могу отблагодарить вас?
Этого вопроса Дэн не просто ждал. Он надеялся услышать его.
– Соблюдая Двенадцатый принцип «Анонимных алкоголиков», как же еще?
Джон удивленно вскинул брови.
– Анонимность. Проще говоря, держите язык за зубами.
Теперь до доктора дошло, и он усмехнулся:
– Это не сложно.
– Вот и отлично. А теперь беритесь за кофе. Я достану и разложу книги.
4
Большинство групп «Анонимных алкоголиков» в Новой Англии традиционно отмечает годовщины, называя их днями рождения и празднуя чаепитием с тортом. Незадолго до того как Дэн собирался подобным образом отметить третью годовщину своей трезвости, Дэвид Стоун и прабабушка Абры навестили Джона Долтона – известного в некоторых кругах как доктор Джон, или, как его называли, Ди-Джей, – чтобы пригласить его на другое трехлетие. Стоуны устраивали праздник в честь третьего дня рождения Абры.– Это очень мило, – сказал Джон, – и я буду счастлив заехать к вам, если работа не помешает. Однако сдается мне, что за вашим приглашением кроется что-то еще.
– Так и есть, – ответила Четта. – И присутствующий здесь мистер Упрямец решил, что настало наконец время поговорить об этом с вами.
– У Абры проблемы со здоровьем? В таком случае рассказывайте. Но последнее обследование показало, что с ней все в полном порядке. Она пугающе умна для своего возраста. И обладает потрясающей способностью к общению. Уровень развития речи зашкаливает. Умение читать тоже. В прошлый раз на приеме она прочла мне «Аллигаторы повсюду». Возможно, наизусть, но это все равно изумительно для ребенка, которому еще нет и трех лет от роду. А Люси знает, что вы здесь?
– Собственно, это Люси и Четта подбили меня на визит к вам, – признался Дэвид. – Люси осталась дома с Аброй – готовят пирожные к празднику. Когда я уезжал, кухня напоминала ад кромешный.
– Так о чем, собственно, речь? Похоже, вы хотите, чтобы я поучаствовал в детском торжестве в качестве наблюдателя?
– В самую точку, – кивнула Кончетта. – Никто из нас не может предсказать заранее, произойдет ли что-нибудь, но вероятность заметно повышается, когда она находится в некотором эмоциональном возбуждении, а свой день рождения она ждет с огромным волнением. Соберутся все ее друзья из детского садика, а еще мы пригласили фокусника.
Джон выдвинул ящик стола и достал блокнот с желтыми страницами.
– Чего конкретно вы ожидаете?
Дэвид замялся.
– Это… Это трудно предугадать.
Четта резко повернулась к нему.
– Давай, caro[8]. Слишком поздно отступать. – Она говорила легко, почти весело, но Джону показалось, что в ее голосе он улавливает некоторую тревогу. Впрочем, они оба выглядели немного встревоженными. – Расскажи все и начни с той ночи, когда она начала плакать и никак не могла остановиться.
5
Дэвид Стоун уже десять лет преподавал на старших курсах университета историю США и европейскую историю XX века, а потому прекрасно умел построить свой рассказ в соответствии с четкой внутренней логикой. Свое повествование он начал с того факта, что небывалый по продолжительности плач их тогда совсем крошечной дочурки прекратился практически в тот самый момент, когда второй самолет врезался в башню Всемирного торгового центра. Затем он посвятил собеседника в детали их сновидений, когда Люси видела на груди Абры номер рейса «Американ эйрлайнз», а он – номер рейса «Юнайтед эйрлайнз».– В своем сне Люси нашла Абру на полу туалета в самолете. Я же обнаружил ее в охваченном огнем торговом центре. Это само по себе может привести вас к определенным выводам. Или нет. Лично мне эти номера рейсов кажутся весьма убедительными. Однако о чем они свидетельствуют, я понятия не имею. – Он невесело рассмеялся и всплеснул руками. – Возможно, я просто боюсь узнать правду.
Джон Долтон прекрасно помнил утро 11 сентября и нескончаемый крик Абры.
– Давайте говорить прямо. Вы полагаете, что ваша дочь, которой тогда едва исполнилось пять месяцев, предчувствовала трагедию и при помощи телепатии – условно назовем это так – посылала вам предупреждения?
– Да, – сказала Четта. – Изложено очень четко. Браво.
– Я понимаю, как это звучит, – продолжал Дэвид, – и потому мы с Люси никому ни о чем не рассказывали. Не считая Четты, разумеется. Люси с ней всем поделилась в ту же ночь. У нее от Момо нет тайн.
Он вздохнул. Кончетта в ответ окинула его ледяным взглядом.
– А у вас самой не было схожего сновидения? – обратился к ней Джон.
Она покачала головой.
– Я была в Бостоне. Вероятно, за пределами… Даже не знаю, как это назвать. За пределами ее зоны вещания, что ли?
– С той ночи минуло почти три года, – заметил Джон. – Как я догадываюсь, с тех пор произошло что-то еще?
Произошло много чего, но теперь, после того как он сумел рассказать о первом (и самом невероятном) случае, говорить Дэвиду стало гораздо легче.
– Следующим был случай с пианино. Вы знаете, что Люси музицирует?
Джон помотал головой.
– Ну так вот, она играет на пианино. Еще со школьных лет. Она, конечно, не великий пианист, но владеет инструментом вполне прилично. У нас «Фогель» – свадебный подарок моих родителей. И стоит пианино в гостиной, куда мы обычно помещали манеж Абры. Короче, одним из моих подарков Люси на Рождество две тысячи первого года были ноты песен «Битлз» в переложении для фортепиано. Абра любила лежать в манеже, крутить в руках игрушки и слушать. Она так улыбалась и дергала в такт ножками, что становилось ясно – музыка ей нравилась.
Джон не был пока особенно заинтригован. Многие совсем маленькие дети любили музыку и умели найти способ показать это.
– В тот сборник были включены все хиты – «Эй, Джуд», «Леди Мадонна», «Пусть будет так», – но Абра почему-то особенно полюбила гораздо менее известную, «Второго шанса не будет». Вы ее знаете?
– Так сразу и не вспомню, – признался Джон, – но смогу, если услышу мелодию.
– Это довольно быстрая вещица, но в отличие от других быстрых песен «Битлз» построена скорее на аккордах пианино, чем на гитаре. Не буги-вуги, но что-то близкое по духу. Абра обожала ее. Когда Люси исполняла песню, она не просто дергала ножками, а крутила ими, как на велосипеде. – Дэйв улыбнулся, вспомнив, как Абра в малиновом комбинезоне лежала на спине, изображая королеву дискотеки. – Простенькая инструментальная часть исполняется почти исключительно на пианино. Можно сыграть одной левой рукой. Всего двадцать девять нот – я позже специально подсчитал. Справится и ребенок. Наш справился.
У Джона от удивления брови взлетели чуть ли не к самой линии волос.
– Это началось весной две тысячи второго года. Мы с Люси однажды читали, лежа в постели. По телевизору передавали прогноз погоды на завтра, а его обычно дают ближе к середине одиннадцатичасового выпуска новостей. Мы полагали, что Абра давно спит в своей комнате. Люси попросила меня выключить телевизор, потому что тоже уже хотела спать. Я щелкнул кнопкой на пульте, и тогда мы услышали. Инструментальный проигрыш из «Второго шанса не будет». Все двадцать девять нот. В превосходном исполнении. Ни единой ошибки. Причем звуки доносились снизу.
Как же мы перепугались, док! Сначала подумали, что в дом влез грабитель, но только какой бандит задержится, чтобы сыграть немного «Битлз», прежде чем взяться за столовое серебро? Пистолета я не держу, клюшки для гольфа хранятся в гараже, а потому я снял с полки самую тяжелую книгу, какая попалась под руку, и спустился вниз, чтобы врезать незваному гостю, кем бы он ни оказался. Глупый поступок, понимаю. Но я велел Люси держать телефон в руке и сразу набрать «девять-один-один», если услышит мой крик. Однако внизу никого не оказалось, все двери были надежно заперты. А крышка пианино опущена.
Я вернулся наверх и сообщил Люси, что не нашел ничего и никого. Тогда мы вышли в коридор, чтобы проверить малышку. Мы даже не говорили ни о чем, а просто пошли к ней в спальню. Уверен, мы оба уже догадывались, что это проделки Абры, но не хотели произносить такие вещи вслух. Она не спала. Просто лежала в колыбельке и смотрела на нас. Знаете, тем мудрым младенческим взглядом.
Джон знал. Порой казалось, что дитя способно поделиться с тобой всеми тайнами Вселенной, но только пока не умеет говорить. Джону даже приходило в голову, что Создатель зачем-то специально все устроил именно так, чтобы к тому времени, когда младенческий лепет превращался в связную речь, дети обо всем забывали. Как мы забываем подробности самых ярких снов уже через пару часов после пробуждения.
– Она нам улыбнулась, закрыла глазки и мгновенно заснула. Но следующим вечером все повторилось. В то же самое время. Двадцать девять нот из гостиной… потом тишина… потом мы спешим в комнату Абры. Она не плакала и даже не сосала пальчик. Просто смотрела на нас сквозь решетку своей кроватки, а затем быстро засыпала.
– Это действительно правда? – спросил Джон, желая внести полную ясность. – Вы не вешаете мне лапшу на уши?
Дэвид ответил без улыбки:
– Ни единой лапшинки.
Джон обратился к Четте:
– А вы сами это слышали?
– Нет. Но дайте Дэвиду закончить.
– Потом у нас выдалась пара спокойных ночей и… Ну, вы знаете секрет успешного воспитания – всегда и все планировать.
– Разумеется.
Джон Долтон сам не уставал читать подобные проповеди молодым родителям. Как вы будете справляться с ночными кормлениями? Составьте график, чтобы сменять друг друга, и тогда ни один из вас не доведет себя до переутомления. Как организовать мытье, прием пищи, одевание и игровое время, чтобы ребенок привык к регулярному (а значит – удобному) распорядку дня? Разработайте расписание. Спланируйте это. Вы знаете, как справляться с неожиданными ситуациями? С любым мелким несчастьем, от сломанной кроватки до попавшего не в то горло кусочка пищи? Продумайте это, и тогда все и всегда будет заканчиваться благополучно.
– Так мы и поступили. Следующие три ночи подряд я укладывался спать на диван рядом с пианино. И на третью ночь звуки музыки раздались как раз в тот момент, когда я ложился. Крышка была закрыта, и я тут же поспешил открыть ее. Но клавиши оставались неподвижными. Меня это не удивило, потому что я уже понял, что музыка доносится не изнутри инструмента.
– Простите, а откуда же?
– Откуда-то сверху. Попросту из воздуха. К тому времени Люси уже вошла в комнату Абры. Прежде мы ничего не говорили, настолько были поражены, но на этот раз жена была готова. Она попросила Абру сделать это еще раз. Последовала пауза… А потом она выполнила просьбу мамы. Я стоял так близко, что, казалось, мог хватать проносившиеся мимо ноты голыми руками.
В кабинете доктора Долтона воцарилось молчание. Он перестал делать записи в блокноте. Четта с мрачным видом смотрела на него. Потом он спросил:
– И это продолжается до сих пор?
– Нет. Люси усадила Абру на колени и попросила ее больше не играть так поздно вечером, потому что она мешает нам спать. И на этом музыка закончилась. – Он помолчал. – То есть почти закончилась. Однажды, примерно три недели спустя, я услышал мелодию снова, но звуки были очень тихими и на этот раз доносились сверху. Из ее комнаты.
– Она играла только для себя, – сказала Кончетта. – Видимо, проснулась, не смогла сразу заснуть… И исполнила сама себе коротенькую колыбельную.
6
В один из понедельников, примерно через год после катастрофы во Всемирном торговом центре, Абра – она уже умела ходить, а в ее почти нескончаемом лепете стали отчетливо слышны отдельные слова – притопала к входной двери и уселась перед ней, обнимая свою любимую куклу.– Чего ты хочешь, моя сладкая? – спросила Люси. Она сидела за пианино, наигрывая одну из джазовых композиций Скотта Джоплина.
– Папа! – громко объявила Абра.
– Солнышко, папа вернется домой только к ужину, – сказала Люси, но ровно через пятнадцать минут к дому подъехала «акура» и из нее вышел Дэйв со своим портфелем. Оказалось, что в здании, где он читал лекции по понедельникам, средам и пятницам, прорвало водопроводную трубу и занятия пришлось отменить.
– Люси, конечно, рассказала мне об этом, – вмешалась Кончетта. – И естественно, я уже знала про одиннадцатое сентября и фантомную музыку. Тогда я решила устроить ей свою проверку. Собралась к ним в гости и попросила Люси ничего не говорить девочке. Но Абра знала. Она опять уселась у входной двери ровно за десять минут до моего появления. И когда Люси спросила, кто приедет, ответила: «Момо».
– Она это часто проделывает, – сказал Дэвид. – Конечно, не всякий раз, но если в гости едет человек, которого она знает и любит… практически всегда.
Поздней весной 2003 года Люси как-то застала дочку в их с мужем спальне, когда та пыталась вытащить один из ящиков комода.
– Деги! – сказала она Люси. – Деги, деги!
– Не понимаю тебя, лапушка, – отозвалась Люси, – но если очень хочешь, можешь заглянуть в мамин ящик. Только там ничего нет, кроме нижнего белья и старой косметики.
Но, как выяснилось, Абру вовсе не интересовало содержимое комода – она едва взглянула на него, когда Люси помогла ей открыть ящик.
– Зад! Деги! – Потом, глубоко вздохнув, повторила: – Деги зад, мама!
Родители никогда не в состоянии полностью овладеть языком маленьких детей: у них попросту не хватает на это времени, – но многие усваивают его до некоторой степени, и Люси поняла наконец, что дочку взволновал не сам по себе комод, а нечто позади него.
Охваченная любопытством, она начала отодвигать комод от стены. Абра метнулась в образовавшуюся щель. Люси испугалась за нее. Там могло быть очень пыльно, могла лежать какая-нибудь гадость вроде тараканов или дохлой мыши. Она попыталась ухватить дочку за край платья, но промахнулась. К тому времени когда она отодвинула комод полностью, чтобы заглянуть туда самой, Абра уже держала в руке купюру достоинством двадцать долларов, которая, по всей вероятности, провалилась в щель между поверхностью стола и зеркалом.
– Моти! – сказала она радостно. – Деги! Мои деги!
– Нет, – пришлось объяснить ей Люси, забрав бумажку из маленькой ручки. – «Деги» не для детишек, потому что детишкам «деги» не нужны. Но ты только что заработала себе мороженое.
– Молосено! – тут же подхватила Абра. – Мое молосено!
– А теперь расскажите доктору Джону о миссис Джадкинз, – обратился Дэвид к Четте. – Вы тогда гостили у нас.
– Да, верно, – кивнула Кончетта. – Потому что это произошло в выходные Дня независимости.
К лету 2003 года Абра уже говорила более-менее связными фразами. Кончетта приехала к Стоунам на все праздники. В воскресенье, шестого июля, Дэйв поехал в «Сэвен-элевен» за новым баллоном с газом для барбекю, которое они устраивали на заднем дворе. Абра играла с кубиками в гостиной. Люси и Четта расположились в кухне, периодически проверяя ребенка, чтобы девочка не вздумала вытащить шнур от телевизора из розетки и пососать его или затеять восхождение на высокие подушки Диванной горы. Но Абра не проявляла нежелательной активности и трудолюбиво строила из пластмассовых кубиков нечто вроде Стонхенджа.
Люси и Четта только что приступили к разгрузке посудомоечной машины, когда Абра вдруг начала кричать.
– Она голосила так, словно умирала, – сказала Четта. – Вы ведь знаете, как это страшно.
Джон кивнул. Он и в самом деле знал.
– Бегать в моем возрасте весьма затруднительно, но в тот день я неслась быстрее чемпионки Вильмы Рудольф и оказалась на пороге гостиной раньше Люси. Причем я уже успела убедить себя, что дитя поранилось, и мне даже померещилось, будто я вижу кровь. Но с девочкой все было в полном порядке – по крайней мере физически. Она кинулась ко мне и обняла меня за ноги. Люси тоже оказалась рядом, и вместе мы сумели немного успокоить ее. После чего она воскликнула: «Ванни! Помоги Ванни, Момо! Ванни падает!» Я не знала никого по имени Ванни, зато знала Люси. Это была Ванда Джадкинз – соседка, жившая на другой стороне улицы.
– Она любимая соседка Абры, – сказал Дэвид, – потому что печет вкусное печенье и обычно приносит Абре парочку с ее именем сверху. Иногда выкладывает изюмом, иногда выводит кремом. Она вдова. Живет одиноко.
– И мы пошли к ней, – продолжала Четта. – Я – впереди, а Люси с Аброй на руках – следом за мной. Я постучала. Никто не ответил. «Ванни там, где стол! – заявила Абра. – Помоги Ванни, Момо! Помоги Ванни, мама! Она ударилась, у нее кровь!»
Дверь оказалась не заперта. Мы вошли. Я сразу же почуяла запах горелого теста. Миссис Джадкинз лежала в столовой рядом со стремянкой, сжимая в руке тряпку, которой вытирала пыль, а вокруг ее головы растеклась лужа крови, похожая на нимб. Я было подумала, что с ней все кончено и она не дышит, но Люси нащупала пульс. При падении Ванда повредила череп, произошло небольшое кровоизлияние в мозг, но уже на следующий день она пришла в сознание. Она будет на дне рождения Абры, и вы сможете с ней познакомиться, если приедете. – Она решительно посмотрела на врача Абры Стоун. – Ваш коллега в реанимации сказал, что если бы Ванда пролежала без помощи еще немного, то умерла бы либо на всю жизнь превратилась в овощ… Что, на мой взгляд, гораздо хуже смерти. Так или иначе, малышка спасла ее.
Джон кинул авторучку поверх блокнота.
– У меня слов нет.
– Можно продолжать, – сказал Дэвид, – но это самые яркие случаи. Мне иногда кажется, что мы с Люси просто привыкли и многое перестали замечать. Как, должно быть, привыкают жить с ребенком, который от рождения слеп. Только в нашем случае все наоборот. Сейчас я думаю, что мы догадывались о ее способностях еще до одиннадцатого сентября. Понимали, насколько она особенная, практически с того дня, когда привезли ее из родильного отделения домой. Это такое ощущение…
Он задохнулся от волнения и уставился в потолок. Кончетта погладила его по руке.
– Продолжай. Ты же видишь, доктор Джон пока не звонит санитарам, чтобы нас увезли в сумасшедший дом.
– Хорошо. Понимаете, это такое ощущение, как если бы по твоему дому вечно гулял ветер, а ты не всегда понимал, куда он дует и к каким последствиям это может привести. Я постоянно жду, что сейчас вдруг начнут колыхаться шторы или картины попадают со стен, но ничего такого не происходит. Зато случаются другие вещи. У нас, например, два или три раза в неделю перегорают пробки – а порой и три раза на дню. Мы специально приглашали двух разных электриков, которые все проверили и заявили, что с проводкой нет никаких проблем. Бывает, утром спускаешься в гостиную и видишь, что чехлы с кресел и дивана сорваны и валяются на полу. Мы давно приучили Абру убирать за собой игрушки перед сном, и обычно она очень послушна, если не переутомилась или не заболела. Но иногда по утрам мы видим коробку с игрушками открытой, а часть игрушек лежит на полу. Обычно это ее любимые пластмассовые кубики.
Он снова сделал паузу, глядя на висевшую на стене оптометрическую таблицу. Джон ожидал, что Кончетта попросит его продолжать, но она промолчала.
– Я понимаю, насколько дико и странно это звучит, но клянусь, так все и было на самом деле. Однажды вечером мы включили телевизор и обнаружили, что по всем каналам идут «Симпсоны». Абра захохотала так, словно это была самая смешная в мире шутка. И Люси не сдержалась. «Абра Рафаэлла Стоун, – сказала она очень строго и громко, – если это твои проделки, то прекрати немедленно!» А надо сказать, что Люси почти никогда не повышает на дочь голос. Зато стоит ей сделать это, и Абра становится как шелковая. Так и получилось. Я выключил телевизор, а когда включил снова, все пришло в норму. Я мог бы привести десятки других примеров, но только… на мелочи мы уже почти не обращаем внимания.
Он пожал плечами.
– Я же говорю: мы просто привыкли так жить.
Джон сказал:
– Я обязательно приеду на торжество. Вы так меня заинтриговали, что невозможно побороть искушение.
– Быть может, в этот раз ничего и не произойдет, – предупредил Дэвид. – Вы же знаете бородатую шутку о том, как быстрее всего починить подтекающий кран? Просто вызвать водопроводчика.
Кончетта фыркнула:
– Если ты действительно так думаешь, мой милый, тебя может ожидать сюрприз. – А потом добавила, обращаясь к Долтону: – Его и к вам пришлось тащить, словно к дантисту.
– Не надо, Момо. – На щеках Дэвида показался легкий румянец.
Джон вздохнул. Он и прежде чувствовал неприязнь между ними. Не знал, в чем ее причина – вероятно, в ревности к Люси, – но ему не хотелось, чтобы они вернулись к вражде именно сейчас. Необычная миссия сделала их временными союзниками, и лучше бы они ими и остались.
– Эти препирательства ни к чему, – произнес он достаточно резко, чтобы они замолчали и посмотрели на него в некотором замешательстве. – Я вам верю. Хотя мне никогда прежде не доводилось сталкиваться ни с чем подобным…
Или доводилось? Он вспомнил о своих часах и призадумался.
– Док? – окликнул его Дэвид через некоторое время.
– Извините. Задумался.
Они оба улыбнулись. Снова по одну сторону баррикад. Вот и прекрасно.
– По крайней мере за санитарами никто посылать не собирается. У меня нет сомнений, что вы здравомыслящие люди, не склонные к галлюцинациям или истерии на пустом месте. Я бы мог заподозрить, что имею дело с так называемым синдромом Мюнхгаузена, если бы кто-то один рассказывал об этих… назовем их экстрасенсорными проявлениями. Но свидетелей трое, и это все меняет, хотя возникает вопрос: чего вы хотите конкретно от меня?
Дэйв заметно растерялся в отличие от своей престарелой «тещи».
– Чтобы вы понаблюдали за ней, как наблюдали бы за любым ребенком с необычным заболеванием…
Щеки Дэвида Стоуна, уже начавшие приобретать обычную окраску, снова стремительно побагровели.
– Абра ничем не больна, – решительно возразил он.
Четта повернулась к нему.
– Я и сама это знаю! Christo! Ты дашь мне закончить?
Дэйв всем своим видом изобразил готовность к долготерпению и поднял руки.
– Простите, простите, простите.
– Не надо стараться каждый раз заткнуть мне рот, Дэвид.
Пришлось снова вмешаться Джону:
– Если вы будете продолжать ссориться, милые дети, мне придется поставить вас в угол.
Кончетта глубоко вздохнула.
– Поймите, доктор. Все это – источник тяжелейшего стресса для каждого из нас. Извини, Дэвид, если была груба с тобой.
– Не надо извинений, cara. Нас связывает общее дело.
Она чуть заметно улыбнулась:
– Вот именно. Общее дело. Поэтому, пожалуйста, доктор Долтон, понаблюдайте за ней, как за любым ребенком с неизвестным заболеванием. Это все, о чем мы просим, и на сегодняшний день, мне кажется, больше ничего не требуется. У вас могут появиться какие-то свои соображения. По крайней мере мне хотелось бы надеяться. Поймите…
Она повернулась к Дэвиду Стоуну с выражением абсолютной беспомощности, которое, видимо, редко появлялось на ее лице.
– Поймите, нам страшно, – продолжил Дэвид. – Я сам, Люси, Четта – мы до смерти напуганы. И боимся мы не ее, а за нее. Потому что она еще такая маленькая. Что, если эта сила… Даже не знаю, как по-другому ее назвать… Что, если она еще не достигла своего истинного размаха? Что, если она только начинает расти? Как нам быть тогда? Она ведь может… Даже не представляю, какими словами это выразить…
– Он все отлично представляет, – вмешалась Четта. – Она может потерять контроль над своей силой и причинить вред себе либо кому-то другому. Не знаю, какова вероятность такого развития событий, но от одной только мысли, что это может случиться… – Она коснулась руки Джона. – От одной мысли становится жутко.
7
Дэн Торранс знал, что однажды поселится в башенке Дома Хелен Ривингтон, с того момента как увидел своего старого друга Тони, который махал ему из заколоченного окна. Он спросил о комнате в башне у миссис Клаузен, главной экономки Ривингтона, примерно через шесть месяцев после того, как был принят на работу в хоспис в качестве санитара, уборщика… и (сугубо неофициально) врача.– Это не кабинет, а кладовка для хлама, – заявила миссис Клаузен, шестидесятилетняя дама с пронзительно-рыжей шевелюрой. Она часто отпускала саркастические, не всегда пристойные замечания, однако администратор из нее получился толковый и сочувствующий. Хотя совет директоров особенно ценил ее за исключительное умение выбивать на нужды хосписа «добровольные пожертвования», Дэн не мог сказать, чтобы она вызывала у него симпатию, но уважение – безусловно.