Страница:
Фонтаны и скульптуры Труди совершенно не волновали, но в скверике она
увидела скамью.
Когда опять загорелась белая табличка "ИДИТЕ", Труди поплелась через
Вторую авеню, прямо-таки восьмидесятитрехлетняя старуха, а не
тридцативосьмилетняя женщина в расцвете сил, добралась до скамьи, села.
Начала медленно, глубоко вдыхать и где-то минуты через три ее самочувствие
определенно улучшилось.
Рядом со скамьей стояла урна с надписью печатными буквами "ДЕРЖИТЕ
МУСОР В ПОЛОЖЕННОМ ЕМУ МЕСТЕ". Ниже кто-то напылил из баллончика розовой
краской: "ЧЕРЕПАХА огромна, панцирь горой". Труди, конечно, обратила
внимание на черепаху, но размерами последняя не поражала; скульптура была
скромненькой. Обратила она внимание и на кое-что еще: экземпляр "Нью-Йорк
таймс", скрученный так, как она всегда скручивала свой, если не хотела сразу
выбрасывать и имела при себе пакет, в который могла положить. Разумеется,
вечером как этого, так и любого другого дня, по Манхэттену могли валяться
как минимум миллион экземпляров "Нью-Йорк таймс", но этот покупала она.
Труди знала об этом до того, как выудила его из мусорной урны, и сразу же
нашла доказательство своей правоты: практически решенный кроссворд, она
заполняла его за ленчем, записывая буквы в пустые клеточки любимыми ею
лиловыми чернилами.
Она вернула газету в урну и через Вторую авеню посмотрела на то место,
где изменилось ее представление о мироустройстве. Возможно, навсегда.
Взяла мои туфли. Пересекла Вторую авеню, присела у черепахи, надела их.
Оставила при себе мой холщовый пакет и выбросила "Таймс". Зачем ей
понадобился пакет? У нее не было своей обувки, чтобы положить в него.
Труди подумала, что может ответить на этот вопрос. Женщина положила в
пакет свои тарелки. Коп, если б заметил острую кромку, мог бы
полюбопытствовать, а для чего нужны тарелки, о которые можно порезаться,
схватившись не там, где следует.
Ладно, но куда она пошла потом?
Совсем недалеко, на углу Первой авеню и Сорок шестой улицы находился
отель, который когда-то назывался "ООН Плаза". Труди не знала, как он
назывался теперь, да ее это не волновало. Не хотела она идти туда и
спрашивать, не появлялась ли здесь несколько часов тому назад черная женщина
в джинсах и запачканной белой рубашке. Интуиция подсказывала, что ее версия
призрака Джейкоба Марли именно туда и направилась, но как раз в данном
случае следовать интуиции и не хотелось. Лучше забыть об этом. Туфлей в
городе хватало, а вот рассудок, рассудок у человека...
Лучше поехать домой, принять душ, и просто... забыть об этом. Да
только...
- Что-то не так, - вырвалось у нее, и мужчина, проходящий мимо
скверика, посмотрел на нее. Она ответила воинственным взглядом. - Что-то
очень даже не так. Что-то...
На ум пришло слово наклоняется, но она не решилась его произнести.
Словно боялась, что слово это, произнесенное, разом превратится в другое:
опрокидывается.
Для Труди Дамаскус это лето стало летом кошмарных снов. В некоторых она
видела женщину, которая сначала появилась перед ней, а потом отрастила ноги.
Это были ужасные сны, но не самые жуткие. В последних она оказывалась в
кромешной тьме, звенят какие-то рвущие барабанные перепонки и душу
колокольца, она чувствовала, как что-то наклоняется и наклоняется к точке,
пройдя которую остановить падение и вернуться в вертикальное положение
невозможно.
КУПЛЕТ:
Commala - come - key
Can ya tell what ya see?
Is it ghosts or just the mirror
that makes you want to flee?
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala - come - three!
I beg ya, tell me!
Is it ghost or just darker self
that makes ya want to flee?
Память Сюзанны стала пугающе отрывочной, не заслуживающей доверия,
ненадежной, похожей на коробку передач старого автомобиля, на шестернях
которой посшибало половину зубцов. Она помнила бой с Волками, и Миа, которая
терпеливо ждала, пока он продолжался...
Нет, не так. Несправедливо. Миа не просто ждала. Она подбадривала
Сюзанну (и остальных), всем своим сердцем воительницы была с ними.
Сдерживала схватки, пока суррогатная мать ее малого метала отнимающие жизнь
тарелки. Да только Волки на поверку оказались роботами, так что нельзя
сказать, что тарелки...
Нет. Нет, можно. Потому что они были не просто роботами, больше, чем
роботами, и мы их убивали. Сражались за правое дело и убивали.
Но произошло это не здесь, не в этом мире, и чего об этом говорить, раз
все закончилось. А как только закончилось, она почувствовала, как схватки
вернулись, не просто вернулись - усилились. И она похоже, родила бы прямо на
обочине той чертовой дороги, если б не собрала волю в кулак. И там он бы и
умер, потому что был голодный, малой Миа был голодный и...
"Ты должна мне помочь!" Миа. Нет никакой возможности не отреагировать
на этот крик. И даже чувствуя, как Миа оттирает ее (так Роланд однажды оттер
Детту Уокер), она не могла не откликнуться на этот отчаянный материнский
крик. Частично, предположила Сюзанна, потому что они делили ее тело, и тело
поспешило на помощь младенцу. Вероятно, по-другому и быть не могло. Так что
она пришла на помощь. Сделала то, что сама Миа делать более не могла: еще на
какое-то время задержала схватки. Хотя все это, слишком долгая задержка
родов, грозило немалой опасностью для малого (забавно, как это слово
незаметно прокралось в ее сознание, стало ее словом, не только Миа).Она
вспомнила историю, которую рассказала одна девушка во время ночных посиделок
в общежитии Колумбийского университета: они сидели кружком, пять или шесть
студенток, в пижамах, курили и передавали по кругу бутылку "Уилд айриш
роуз", абсолютно запрещенного, а потому вдвойне более сладкого ликера.
Историю о девушке их возраста, отправившуюся в долгую автомобильную поездку,
о девушке, слишком стеснительной, чтобы сказать своим друзьям, что ей давно
пора справить малую нужду. Согласно истории, кончилось все тем, что у
девушки лопнул мочевой пузырь и она умерла. Таким историям обычно веришь,
хотя и думаешь, что они - чушь собачья. Вот и насчет малого... младенца...
Но, какой бы ни была опасность, она сумела остановить схватки. Потому
что имелись выключатели, которые могли это сделать. Где-то. (в "Догане")
Только техника "Догана" никогда не предназначалась для того, как она...
они... (мы) использовали ее для спасения младенца. В конце концов это
привело бы к перегрузке и (разрушению) все машины перегрелись бы и сгорели.
Поднялась бы тревога. Погасли бы пульты управления и телевизионные экраны.
Как скоро это могло произойти? Сюзанна не знала. Она смутно помнила, как
доставала свое кресло из фургона, пока остальные отвлеклись, празднуя победу
или оплакивая павших. Залезть куда-то и что-то достать - не так уж легко,
если ноги у тебя оканчиваются чуть ниже колена, но и не так сложно, как
полагают некоторые. Конечно, она привыкла преодолевать подобные трудности,
скажем, сесть на унитаз и слезть с него, достать книгу с одной из верхних
полок (для этого в каждой комнате ее нью-йоркской квартиры стояла
специальная табуретка). Во всяком случае, Миа настаивала, практически
подгоняла ее, как ковбой мог подгонять дворовую псину. И Сюзанна забралась в
фургон, вытащила и опустила на землю кресло, а потом аккуратно уселась в
него. Далось ей это не без труда, скажем, откатить бревно куда как проще, но
она не могла сказать, что с тех пор, как она потеря в росте шестнадцать
дюймов или около того, на ее долю не выпадало более тяжелой работы.
На кресле она смогла проехать милю, может, чуть больше (никаких ног для
Миа, ничьей дочери, во всяком случае, в Кэлле). А потом колесо наехала на
гранитный выступ, выбросив ее из кресла. К счастью, ей удалось смягчить
падение руками, уберечь бунтующий, раздираемый болью живот.
Она помнила, как приподнялась... поправка, она помнила, как Миа
приподняла украденное тело Сюзанны Дийн... и на коленях, А кое где и
упираясь в землю руками, двинулась вверх по тропе. Из того, что потом
произошло в Кэлле, она ясно помнила только одно: попытку не позволить Миа
снять с шеи кожаный шнурок. На этом шнурке висело кольцо, прекрасное легкое
кольцо, которое Эдди вырезал для нее из ивы. Когда увидел, что оно велико
для ее пальцев (хотел сделать ей сюрприз, поэтому обошелся без примерки),
очень огорчился и пообещал вырезать другое.
"Ты можешь вырезать, если хочешь, - сказала тогда Сюзанна, - но я
всегда буду носить это".
И носила, повесив на кожаный шнурок, ей нравилось, как оно трется о ее
груди, а теперь эта незнакомая женщина, эта сука, хотела его снять.
Детта рванулась вперед, схватившись с Миа. Детта ровным счетом ничего
не добилась, попытавшись установить контроль над Роландом, но Миа не могла
тягаться с Роландом из Галаада. Руки Миа отпустили кожаный шнурок. Ее
контроль над телом дал слабину. Когда это произошло, пошла очередная
схватка. От боли Сюзанна согнулась пополам и застонала.
"Его нужно снять! - выкрикнула Миа. - Иначе у них окажется его запах,
как и твой! Твоего мужа! Тебе это не нужно, поверь мне!"
"У кого? - спросила Сюзанна. - О ком ты говоришь?"
"Неважно... на объяснения нет времени. Но, если он пойдет за тобой, и я
знаю, ты думаешь, он попытается, они не должны знать его запах! Я оставлю
кольцо здесь, где он сможет его найти. Потом, если ка захочет, ты, возможно,
снова будешь его носить".
Сюзанна уже собралась сказать ей, что они смогут отмыть кольцо, убрать
запах Эдди, но поняла, что Миа говорит не просто о запахе. Это было кольцо
любви, а такой запах оставался навеки.
Но кто мог его унюхать?
Волки, предположила она. Настоящие Волки. Те, что находились в
Нью-Йорке. Вампиры, о которых говорил Каллагэн, "низкие люди" <"Низкие
люди" - так в романе С.Кинга "Сердца в Атлантиде" Тед Братиген называет
людей в желтых плащах, которые служат Алому Королю (они же называют себя
регуляторами, слугами закона)>. А может, кто-то еще? Кто-то пострашнее?
"Помоги мне!" - крикнула Миа, и вновь Сюзанна не устоять перед этим
зовом. Миа ли мать этого ребенка или нет, монстр он или нет, но ее тело
хотело, чтобы он появился на свет. Глаза хотели увидеть его, каким бы он ни
был, уши - услышать, как он кричит, даже если это будет звериное рычание.
Она сняла шнурок, поцеловала кольцо, положила на тропу, где Эдди
обязательно бы его нашел. В том, что он пойдет следом за ней, она не
сомневалась.
Что за этим последовало? Она не помнила. Вроде бы на чем-то ехала по
крутой тропе, и, конечно же, тропа эта вела к Пещере Двери.
А потом, темнота.
(не темнота)
Ну, не полная темнота. Мигающие огни. Слабое свечение телевизионных
экранов, которые не показывали картинку, а только лучились мягким серым
светом. Далекий гул моторов, щелканье реле. То есть ("Доган" "Догана"
Джейка) какой-то командный пункт. Может, место, которое она создала сама,
может, ее воображаемая версия куонсетского модуля <Куонсетский модуль -
ангар полуцилиндрической формы из гофрированного железа, используемый в
качестве временной армейской казармы или хозяйственной постройки. Первые
строения подобного типа были собраны на авиабазе ВМС США в местечке
Куонсет-Пойнт, штат Род-Айленд>, найденного Джейком на западном берегу
реки Уайе.
Следующее воспоминание пришлось уже на Нью-Йорк. Ее глаза превратились
в окна. Сквозь которые она смотрела, как Миа отбирает туфли у какой-то
перепуганной женщины.
Сюзанна попыталась вмешаться, обратилась к женщине за помощью. Хотела
продолжить, сказать, что ей нужно в больницу, что ей нужен врач, что она
собирается рожать и с этим у нее какие-то сложности. Но, прежде чем успела
продолжить, очередная схватка скрутила ее, сопровождаемая чудовищной,
захватывающей все тело болью, какую она не испытывала никогда в жизни, даже
после того, как ей отрезало ноги. Эта боль... эта...
- О, Боже, - вырвалось у нее, но Миа опять оттерла ее, прежде чем она
успела что-то добавить, велела Сюзанне замолчать и сказала женщине, что она
может остаться без пары чего-то более ценного, чем туфли, если попытается
обратиться к копам.
"Миа, послушай меня, - подала голос Сюзанна. - Я снова могу это
остановить... Думаю, что могу... но ты должна помочь. Ты должна сесть. Если
не сядешь, сам Господь не сможет помешать схваткам довести дело до
естественного завершения. Ты меня понимаешь? Ты меня слышишь?"
Миа слышала. Какое-то время стояла на месте, наблюдая за женщиной, у
которой отняла туфли. Потом, прямо-таки, как послушная девочка, спросила: "И
куда мне пойти?"
Сюзанна почувствовала, что похитительница ее тела впервые ощутила
огромность города, в который попала, увидела толпы спешащих пешеходов,
потоки металлических карет (и каждая третья ярко-желтая, до рези в глазах),
дома-башни, такие высокие, что с облачный день их верхние этажи пропадали бы
из виду.
Обе женщины смотрели на незнакомый город через одну пару глаз. Сюзанна
знала, что это ее город, но уж очень он изменился. Она покинула Нью-Йорк в
1964 году. Сколько лет прошло с тех пор? Двадцать? Тридцать? Неважно,
сколько бы ни прошло. Не время сейчас тревожиться из-за этого.
Их общий взгляд нашел маленький скверик на другой стороне авеню.
Схватки на какое-то время прекратились и, когда зажглась белая табличка
"ИДИТЕ", черная женщина Труди Дамаскус, которая, на взгляд Труди Дамаскус
совсем и не выглядела беременной, медленно, но уверенно пересекла мостовую.
На другой стороне рядом с фонтаном и металлической скульптурой стояла
скамья. Увидев черепаху, Сюзанна немного успокоилась, у нее возникло
ощущение, что это Роланд оставил ей знак, прислал весточку.
"От тоже пойдет за мной, - предупредила она Миа. - И тебе следует
остерегаться его, женщина. Тебе следует очень остерегаться его".
"Я сделаю то, что должна сделать, - ответила Миа. - Ты хочешь
посмотреть бумаги той женщины? Зачем?"
"Я хочу посмотреть, в каком мы году. Газета подскажет".
Коричневые руки вытащили скрученную газету из холщового пакета от
"Бордерс", развернули, поднесли к синим глазам, которые начинали этот день
коричневыми, как и руки. Сюзанна увидела дату,1 июня 1999 года, изумленно
покачала головой. Не двадцать лет, даже не тридцать, целых тридцать пять. До
этого момента она и представить себе не могла, что миру удастся протянуть
так долго. Ее современники по прежней жизни, студенты, борцы за гражданские
права, знакомые на вечеринках, aficionados <Aficionados - любители,
поклонники (исп.)> народной музыки, приближались к пенсионному возрасту.
Некоторые наверняка умерли.
"Хватит", - оборвала ее раздумья Миа и бросила газету в урну для
мусора, где она вновь скрутилась. Стряхнула грязь и пыль с голых ступней
(из-за этой грязи Сюзанна не обратила внимания, что они другого цвета),
потом надела отобранные туфли. Они немного жали, носок не было, так что она
наверняка натерла бы ноги, если б идти пришлось далеко, но...
"Тебе-то что до этого, а? - спросила ее Сюзанна. - Ноги-то не твои".
И, едва вымолвила эти слова, нет, не вымолвила, весь разговор-то шел у
нее в голове, поняла, что, возможно, ошибается. Потому что ее собственные
ноги, те самые, которые до поры, до времени верно служили телу Одетты Холмс
(а иногда и Детты Уокер), конечно же, давно канули в лету, сгнили или, что
более вероятно, сгорели в какой-нибудь муниципальной мусоросжигательной
печи.
Но изменения цвета кожи она не заметила. Да только потом подумала: "Ты
заметила, чего уж там. Заметила, но сразу отсекла эту мысль. И без того
проблем хватало".
Но прежде чем Сюзанна успела продолжить поиски ответа на вопрос, как
философский, так и физический, на чьих ногах она теперь ходила, пошла
очередная схватка. Боль скрутила живот, превратила его в камень, а бедра-в
желе. Впервые она испытала неприятное и пугающее желание тужиться,
вытолкнуть из себя младенца.
"Ты должна это остановить! - вскричала Миа. - Женщина, ты должна! Ради
блага малого, ради нас обоих!"
Да, твоя правда, но как?
"Закрой глаза", - велела ей Сюзанна.
"Что? Ты меня не слышала? Ты должна..."
"Я тебя слышала, - ответила Сюзанна. - Закрой глаза".
Сквер исчез. Мир потемнел. Она - черная женщина, все еще молодая и,
несомненно, прекрасная, сидящая на скамье у фонтана и металлической
скульптуры черепахи с мокрым от брызг, а потому блестящим панцирем. Не
просто сидящая, но, похоже, медитирующая во второй половине этого теплого
первого летнего дня года 1999.
"Сейчас я на какое - то время отлучусь, - продолжила Сюзанна. - Я
вернусь. А пока сиди, где сидишь. Сиди тихо. Не шевелись. Боль должна уйти,
но, даже если она уйдет не сразу, сиди тихо. Двинешься - станет только хуже.
Ты меня понимаешь?"
Миа, возможно, испугалась, попав в незнакомую обстановку, но она точно
знала, что ей нужно, да и ума ей хватало.
Поэтому задала только один вопрос: "Куда ты собралась?"
"Обратно в "Доган", Тот, что внутри. - последовал ответ. - Мой "Доган".
Здание, которое Джейк обнаружил на другом берегу реки Уайе, являлось
древним коммуникационно-наблюдательным пунктом. Мальчик им его описал, с
какими-то подробностями, но, скорее всего, не узнал бы воображаемый "Доган"
Сюзанны, базировавшийся на технологических решениях, которые давно уже
отстали от жизни тринадцатью годами позже, когда Джейк покинул Нью-Йорк ради
Срединного мира. При Сюзанне президентствовал Линдон Джонсон, а на цветной
телевизор смотрели, как на диковинку. Однако Сюзанна побывала в городе Луде
<Название города Lud, который впервые появляется в сериале "Темная Башня"
в книге "Бесплодные земли", на русский ранее переводилось, как Лад. В
дальнейшем читателю станет ясно, что правильный перевод - Луд> и видела
тамошние технические чудеса, так что, возможно, Джейку все-таки удалось бы
узнать место, где он прятался от Бена Слайтмана-старшего и Энди,
робота-посыльного.
Определенно он узнал бы пыльный линолеум на полу, с рисунком из
чередующихся красных и черных квадратов, стулья на колесиках, стоящие у
пультов управления с перемигивающимися лампочками и светящимися дисками
приборов. Узнал бы он и скелет в углу, улыбающийся поверх изношенного
воротничка древней форменной рубашки.
Она пересекла зал и села на один из стульев. Перед ней черно-белые
экраны показывали десятки картинок. На некоторых она увидела Кэллу
(городская площадь, церковь Каллагэна, магазин Тука, дорога, уходящая из
города на восток). На других - застывшие картинки, вроде фотопортретов:
Роланда, улыбающегося Джейка с Чиком на руках и, на эту она заставила себя
посмотреть, Эдди, в шляпе, по-ковбойски сбитой на затылок, с ножом, которым
он все вырезал, в руке. Еще на одном мониторе худая черная женщина сидела на
скамье рядом с черепахой: глаза закрыты, ноги сдвинуты, руки сложены на
коленях, в отобранных туфлях. И еще пакет, украденный у женщины со Второй
авеню, плетеная сумка с заостренными орисами в ней и... мешок для боулинга.
Выцветший красный мешок, а в нем - что-то с прямыми углами, выпирающими
сквозь материю. Ящик. Глядя на этот экран Сюзанна вдруг разозлилась...
почувствовала себя преданной... но не могла понять, почему.
"На той стороне мешок был розовым, - подумала она. - Он изменил цвет
при переходе, но ненамного".
Лицо женщина на черно-белом экране исказила гримаса. Сюзанна
почувствовал отзвук боли, которую испытывала Миа, слабый и далекий.
"Должна это прекратить. И быстро".
Однако оставался все тот же вопрос: как?
"Так же, как ты это сделала на той стороне, Пока она добиралась до
пещеры, насколько могла, быстро".
Но ведь произошло это давным-давно, в другой жизни. Но почему нет? Все
так, другая жизнь, другой мир, но, если она мечтала о возвращении туда,
помогать следовало здесь. Так что же она сделала?
"Использовала тот метод, вот что ты сделала. Все, что для этого нужно,
у тебя в голове, ты же знаешь. Профессор Оувермейер называл его
визуализацией, когда рассказывал о нем на семинарах по психологии. Закрой
глаза".
Что Сюзанна и сделала. Теперь закрылись обе пары глаза, реальные,
которые контролировала Миа, сидя на скамье в Нью-Йорке, и те, что находились
в ее сознании.
"Визуализируй".
Она сделала и это. Во всяком случае, попыталась.
"Открой".
Она открыла глаза. Теперь на пульте управления перед ней вместо
перемигивающих лампочек и реостатов появились два больших диска и один
тумблер. Диски вроде бы из бакелита, как и переключатели на кухонной плите
матери в доме, где прошло детство Сюзанны. Она решила, что удивляться этому
нет нужды: любая визуализация, пусть даже самое фантастическая, не более чем
замаскированная версия того, что ты уже знаешь.
Под диском по левую ее руку Сюзанна прочитала: "ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ
ТЕМПЕРАУРА". Согласно числам на диске, она изменялась в диапазоне от 32 до
212 <Для справки, по шкале Фаренгейта (Цельсия), 32 (0) градуса -
температура замерзания воды, 212 (100) - кипения> (32 - синий фон, 212 -
ярко красный). Сейчас напротив стрелки стояло число 160. Диск по центру
показывал "ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК". Она варьировалась от 0 до 10 и в
настоящий момент составляла 9. Тумблер с короткой маркировкой "МАЛОЙ" мог
находиться в двух положениях: "СОН" и "БОДРСТВОВАНИЕ". Стоял тумблер в
последнем.
Сюзанна подняла голову и увидела, что теперь один из экранов показывает
младенца in utero < In utero - в матке (лат.)>. Мальчика.
Красавца-мальчика. Его пенис, как крошечная водоросль, плавал под пуповиной.
А раскрытые глаза, несмотря на черно-белое изображение, были
проницательно-синими. И взгляд малого словно просвечивал ее насквозь.
"Это же глаза Роланда, - изумленно подумала она, чувствуя себя круглой
дурой. - Как такое может быть?"
Не может, конечно. Все это всего лишь плод ее воображения, метод
визуализации, ничего больше. Но, если и так, почему она представила себе
синие глаза Роланда? Почему не светло-карие Эдди? Почему не светло-карие
своего мужа?
"Нет времени думать об этом. Делай, что нужно".
Она взялась за диск "ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕМПЕРАТУРА", всосав нижнюю губу
между зубов (на мониторе, показывающем скамью в скверике, Миа тоже прикусила
нижнюю губу). После короткой заминки, повернула диск, установив напротив
стрелки число 72, словно имела дело с термостатом. А разве нет?
И сразу же успокоилась. Расслабилась, сидя на стуле, отпустила нижнюю
губу. На мониторе то же самое сделала и черная женщина. Ладно, пока все шло
хорошо.
Она уже поднесла руку во второму диску "ИНТЕРСИВНОСТЬ СХВАТОК", но в
последний момент передумала и перевела тумблер "МАЛОЙ" из положения
"БОДРСТВОВАНИЕ" в положение "СОН". Глаза младенца тут же закрылись. А
Сюзанне сразу полегчало. Очень уж тревожили ее эти синие глаза.
Ладно, теперь пора заняться "ИНТЕНСИВНОСТЬЮ СХВАТОК". Сюзанна хорошо
понимала, что это самый важный элемент пульта управления, Эдди назвал бы его
"Большим казино". Она положила руку на устаревший, какой давно не
использовался ни на одном пульте управления диск, попыталась повернуть и
особо не удивилась, обнаружив, что ось диска "залипла" в гнезде. Диск
определенно не хотел поворачиваться.
"Но ты повернешься, - подумала Сюзанна. - Потому что нам это нужно. Нам
нужно, чтобы ты повернулся".
Она сильнее сжала его пальцами и начала медленно вращать против часовой
стрелки. Болевой укол пронзил голову, и она поморщилась. Второй укол
достался шее, словно она проглотила рыбную косточку. Потом боль ушла, так же
внезапно, как и появилась. Справа от нее замигала целая панель с лампами, в
основном, желтые, но несколько ярко-красных.
"ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, - раздался голос, на удивление схожий с голосом
Блейна Моно. - ПРОЦЕСС МОЖЕТ ВЫЙТИ ЗА ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ".
"Кто бы спорил, Шерлок", - подумала Сюзанна. Напротив стрелки уже
стояла цифра 6. Продолжая вращать диск "ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК", она
провернула мимо стрелки цифру 5, и тут замигала еще одна панель
желто-красных огней, а три монитора, показывающих Кэллу, с шипением
отключились. Вновь боль раскаленными пальцами сжала голову. Где-то под ней
включились моторы или турбины. Мощные, судя по звуку. Она чувствовала, как
вибрация с пола передается на ее ноги, естественно, босые: туфли взяла Миа.
"Ну и ладно, - подумала она. - До этого у меня вообще ног не было, так что
может, грех жаловаться".
"ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, - повторил механический голос. - ТО, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ,
ОПАСНО, СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. ПОСЛУШАЙ, ПРОШУ ТЕБЯ. НЕЛЬЗЯ ИДТИ ПРОТИВ
ПРИРОДЫ".
На ум пришла одна из поговорок Роланда: "Ты делаешь то, что должен, и я
сделаю то, что должен, а потом посмотрим, кому достанется ярмарочный гусь".
Она не могла с точностью сказать, что сие означает, но поговорка эта в
полной мере соответствовала сложившейся ситуации, а потому Сюзанна повторила
ее вслух, медленно, но без остановок поворачивая диск "ИНТЕНСИВНОСТЬ
СХВАТОК". Мимо стрелки прошла цифра 4, потом 3...
Она собиралась дойти до 1, но, когда напротив стрелки оказалась цифра
2, голову пронзила такая дикая боль, что она едва не лишилась чувств, и
убрала руку.
С мгновение боль не уходила, даже усилилась, и Сюзанна уже подумала,
что боль эта ее убьет. Миа свалилась бы со скамьи, на которой сидела, и обе
умерли бы еще до того, как тело, которое они делили, упало бы на асфальт
перед скульптурой черепахи. А завтра, или днем позже, ее останки отправили
бы на "Поттерс филд" <"Поттерс филд" - нью-йоркское кладбище для бедняков
увидела скамью.
Когда опять загорелась белая табличка "ИДИТЕ", Труди поплелась через
Вторую авеню, прямо-таки восьмидесятитрехлетняя старуха, а не
тридцативосьмилетняя женщина в расцвете сил, добралась до скамьи, села.
Начала медленно, глубоко вдыхать и где-то минуты через три ее самочувствие
определенно улучшилось.
Рядом со скамьей стояла урна с надписью печатными буквами "ДЕРЖИТЕ
МУСОР В ПОЛОЖЕННОМ ЕМУ МЕСТЕ". Ниже кто-то напылил из баллончика розовой
краской: "ЧЕРЕПАХА огромна, панцирь горой". Труди, конечно, обратила
внимание на черепаху, но размерами последняя не поражала; скульптура была
скромненькой. Обратила она внимание и на кое-что еще: экземпляр "Нью-Йорк
таймс", скрученный так, как она всегда скручивала свой, если не хотела сразу
выбрасывать и имела при себе пакет, в который могла положить. Разумеется,
вечером как этого, так и любого другого дня, по Манхэттену могли валяться
как минимум миллион экземпляров "Нью-Йорк таймс", но этот покупала она.
Труди знала об этом до того, как выудила его из мусорной урны, и сразу же
нашла доказательство своей правоты: практически решенный кроссворд, она
заполняла его за ленчем, записывая буквы в пустые клеточки любимыми ею
лиловыми чернилами.
Она вернула газету в урну и через Вторую авеню посмотрела на то место,
где изменилось ее представление о мироустройстве. Возможно, навсегда.
Взяла мои туфли. Пересекла Вторую авеню, присела у черепахи, надела их.
Оставила при себе мой холщовый пакет и выбросила "Таймс". Зачем ей
понадобился пакет? У нее не было своей обувки, чтобы положить в него.
Труди подумала, что может ответить на этот вопрос. Женщина положила в
пакет свои тарелки. Коп, если б заметил острую кромку, мог бы
полюбопытствовать, а для чего нужны тарелки, о которые можно порезаться,
схватившись не там, где следует.
Ладно, но куда она пошла потом?
Совсем недалеко, на углу Первой авеню и Сорок шестой улицы находился
отель, который когда-то назывался "ООН Плаза". Труди не знала, как он
назывался теперь, да ее это не волновало. Не хотела она идти туда и
спрашивать, не появлялась ли здесь несколько часов тому назад черная женщина
в джинсах и запачканной белой рубашке. Интуиция подсказывала, что ее версия
призрака Джейкоба Марли именно туда и направилась, но как раз в данном
случае следовать интуиции и не хотелось. Лучше забыть об этом. Туфлей в
городе хватало, а вот рассудок, рассудок у человека...
Лучше поехать домой, принять душ, и просто... забыть об этом. Да
только...
- Что-то не так, - вырвалось у нее, и мужчина, проходящий мимо
скверика, посмотрел на нее. Она ответила воинственным взглядом. - Что-то
очень даже не так. Что-то...
На ум пришло слово наклоняется, но она не решилась его произнести.
Словно боялась, что слово это, произнесенное, разом превратится в другое:
опрокидывается.
Для Труди Дамаскус это лето стало летом кошмарных снов. В некоторых она
видела женщину, которая сначала появилась перед ней, а потом отрастила ноги.
Это были ужасные сны, но не самые жуткие. В последних она оказывалась в
кромешной тьме, звенят какие-то рвущие барабанные перепонки и душу
колокольца, она чувствовала, как что-то наклоняется и наклоняется к точке,
пройдя которую остановить падение и вернуться в вертикальное положение
невозможно.
КУПЛЕТ:
Commala - come - key
Can ya tell what ya see?
Is it ghosts or just the mirror
that makes you want to flee?
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala - come - three!
I beg ya, tell me!
Is it ghost or just darker self
that makes ya want to flee?
Память Сюзанны стала пугающе отрывочной, не заслуживающей доверия,
ненадежной, похожей на коробку передач старого автомобиля, на шестернях
которой посшибало половину зубцов. Она помнила бой с Волками, и Миа, которая
терпеливо ждала, пока он продолжался...
Нет, не так. Несправедливо. Миа не просто ждала. Она подбадривала
Сюзанну (и остальных), всем своим сердцем воительницы была с ними.
Сдерживала схватки, пока суррогатная мать ее малого метала отнимающие жизнь
тарелки. Да только Волки на поверку оказались роботами, так что нельзя
сказать, что тарелки...
Нет. Нет, можно. Потому что они были не просто роботами, больше, чем
роботами, и мы их убивали. Сражались за правое дело и убивали.
Но произошло это не здесь, не в этом мире, и чего об этом говорить, раз
все закончилось. А как только закончилось, она почувствовала, как схватки
вернулись, не просто вернулись - усилились. И она похоже, родила бы прямо на
обочине той чертовой дороги, если б не собрала волю в кулак. И там он бы и
умер, потому что был голодный, малой Миа был голодный и...
"Ты должна мне помочь!" Миа. Нет никакой возможности не отреагировать
на этот крик. И даже чувствуя, как Миа оттирает ее (так Роланд однажды оттер
Детту Уокер), она не могла не откликнуться на этот отчаянный материнский
крик. Частично, предположила Сюзанна, потому что они делили ее тело, и тело
поспешило на помощь младенцу. Вероятно, по-другому и быть не могло. Так что
она пришла на помощь. Сделала то, что сама Миа делать более не могла: еще на
какое-то время задержала схватки. Хотя все это, слишком долгая задержка
родов, грозило немалой опасностью для малого (забавно, как это слово
незаметно прокралось в ее сознание, стало ее словом, не только Миа).Она
вспомнила историю, которую рассказала одна девушка во время ночных посиделок
в общежитии Колумбийского университета: они сидели кружком, пять или шесть
студенток, в пижамах, курили и передавали по кругу бутылку "Уилд айриш
роуз", абсолютно запрещенного, а потому вдвойне более сладкого ликера.
Историю о девушке их возраста, отправившуюся в долгую автомобильную поездку,
о девушке, слишком стеснительной, чтобы сказать своим друзьям, что ей давно
пора справить малую нужду. Согласно истории, кончилось все тем, что у
девушки лопнул мочевой пузырь и она умерла. Таким историям обычно веришь,
хотя и думаешь, что они - чушь собачья. Вот и насчет малого... младенца...
Но, какой бы ни была опасность, она сумела остановить схватки. Потому
что имелись выключатели, которые могли это сделать. Где-то. (в "Догане")
Только техника "Догана" никогда не предназначалась для того, как она...
они... (мы) использовали ее для спасения младенца. В конце концов это
привело бы к перегрузке и (разрушению) все машины перегрелись бы и сгорели.
Поднялась бы тревога. Погасли бы пульты управления и телевизионные экраны.
Как скоро это могло произойти? Сюзанна не знала. Она смутно помнила, как
доставала свое кресло из фургона, пока остальные отвлеклись, празднуя победу
или оплакивая павших. Залезть куда-то и что-то достать - не так уж легко,
если ноги у тебя оканчиваются чуть ниже колена, но и не так сложно, как
полагают некоторые. Конечно, она привыкла преодолевать подобные трудности,
скажем, сесть на унитаз и слезть с него, достать книгу с одной из верхних
полок (для этого в каждой комнате ее нью-йоркской квартиры стояла
специальная табуретка). Во всяком случае, Миа настаивала, практически
подгоняла ее, как ковбой мог подгонять дворовую псину. И Сюзанна забралась в
фургон, вытащила и опустила на землю кресло, а потом аккуратно уселась в
него. Далось ей это не без труда, скажем, откатить бревно куда как проще, но
она не могла сказать, что с тех пор, как она потеря в росте шестнадцать
дюймов или около того, на ее долю не выпадало более тяжелой работы.
На кресле она смогла проехать милю, может, чуть больше (никаких ног для
Миа, ничьей дочери, во всяком случае, в Кэлле). А потом колесо наехала на
гранитный выступ, выбросив ее из кресла. К счастью, ей удалось смягчить
падение руками, уберечь бунтующий, раздираемый болью живот.
Она помнила, как приподнялась... поправка, она помнила, как Миа
приподняла украденное тело Сюзанны Дийн... и на коленях, А кое где и
упираясь в землю руками, двинулась вверх по тропе. Из того, что потом
произошло в Кэлле, она ясно помнила только одно: попытку не позволить Миа
снять с шеи кожаный шнурок. На этом шнурке висело кольцо, прекрасное легкое
кольцо, которое Эдди вырезал для нее из ивы. Когда увидел, что оно велико
для ее пальцев (хотел сделать ей сюрприз, поэтому обошелся без примерки),
очень огорчился и пообещал вырезать другое.
"Ты можешь вырезать, если хочешь, - сказала тогда Сюзанна, - но я
всегда буду носить это".
И носила, повесив на кожаный шнурок, ей нравилось, как оно трется о ее
груди, а теперь эта незнакомая женщина, эта сука, хотела его снять.
Детта рванулась вперед, схватившись с Миа. Детта ровным счетом ничего
не добилась, попытавшись установить контроль над Роландом, но Миа не могла
тягаться с Роландом из Галаада. Руки Миа отпустили кожаный шнурок. Ее
контроль над телом дал слабину. Когда это произошло, пошла очередная
схватка. От боли Сюзанна согнулась пополам и застонала.
"Его нужно снять! - выкрикнула Миа. - Иначе у них окажется его запах,
как и твой! Твоего мужа! Тебе это не нужно, поверь мне!"
"У кого? - спросила Сюзанна. - О ком ты говоришь?"
"Неважно... на объяснения нет времени. Но, если он пойдет за тобой, и я
знаю, ты думаешь, он попытается, они не должны знать его запах! Я оставлю
кольцо здесь, где он сможет его найти. Потом, если ка захочет, ты, возможно,
снова будешь его носить".
Сюзанна уже собралась сказать ей, что они смогут отмыть кольцо, убрать
запах Эдди, но поняла, что Миа говорит не просто о запахе. Это было кольцо
любви, а такой запах оставался навеки.
Но кто мог его унюхать?
Волки, предположила она. Настоящие Волки. Те, что находились в
Нью-Йорке. Вампиры, о которых говорил Каллагэн, "низкие люди" <"Низкие
люди" - так в романе С.Кинга "Сердца в Атлантиде" Тед Братиген называет
людей в желтых плащах, которые служат Алому Королю (они же называют себя
регуляторами, слугами закона)>. А может, кто-то еще? Кто-то пострашнее?
"Помоги мне!" - крикнула Миа, и вновь Сюзанна не устоять перед этим
зовом. Миа ли мать этого ребенка или нет, монстр он или нет, но ее тело
хотело, чтобы он появился на свет. Глаза хотели увидеть его, каким бы он ни
был, уши - услышать, как он кричит, даже если это будет звериное рычание.
Она сняла шнурок, поцеловала кольцо, положила на тропу, где Эдди
обязательно бы его нашел. В том, что он пойдет следом за ней, она не
сомневалась.
Что за этим последовало? Она не помнила. Вроде бы на чем-то ехала по
крутой тропе, и, конечно же, тропа эта вела к Пещере Двери.
А потом, темнота.
(не темнота)
Ну, не полная темнота. Мигающие огни. Слабое свечение телевизионных
экранов, которые не показывали картинку, а только лучились мягким серым
светом. Далекий гул моторов, щелканье реле. То есть ("Доган" "Догана"
Джейка) какой-то командный пункт. Может, место, которое она создала сама,
может, ее воображаемая версия куонсетского модуля <Куонсетский модуль -
ангар полуцилиндрической формы из гофрированного железа, используемый в
качестве временной армейской казармы или хозяйственной постройки. Первые
строения подобного типа были собраны на авиабазе ВМС США в местечке
Куонсет-Пойнт, штат Род-Айленд>, найденного Джейком на западном берегу
реки Уайе.
Следующее воспоминание пришлось уже на Нью-Йорк. Ее глаза превратились
в окна. Сквозь которые она смотрела, как Миа отбирает туфли у какой-то
перепуганной женщины.
Сюзанна попыталась вмешаться, обратилась к женщине за помощью. Хотела
продолжить, сказать, что ей нужно в больницу, что ей нужен врач, что она
собирается рожать и с этим у нее какие-то сложности. Но, прежде чем успела
продолжить, очередная схватка скрутила ее, сопровождаемая чудовищной,
захватывающей все тело болью, какую она не испытывала никогда в жизни, даже
после того, как ей отрезало ноги. Эта боль... эта...
- О, Боже, - вырвалось у нее, но Миа опять оттерла ее, прежде чем она
успела что-то добавить, велела Сюзанне замолчать и сказала женщине, что она
может остаться без пары чего-то более ценного, чем туфли, если попытается
обратиться к копам.
"Миа, послушай меня, - подала голос Сюзанна. - Я снова могу это
остановить... Думаю, что могу... но ты должна помочь. Ты должна сесть. Если
не сядешь, сам Господь не сможет помешать схваткам довести дело до
естественного завершения. Ты меня понимаешь? Ты меня слышишь?"
Миа слышала. Какое-то время стояла на месте, наблюдая за женщиной, у
которой отняла туфли. Потом, прямо-таки, как послушная девочка, спросила: "И
куда мне пойти?"
Сюзанна почувствовала, что похитительница ее тела впервые ощутила
огромность города, в который попала, увидела толпы спешащих пешеходов,
потоки металлических карет (и каждая третья ярко-желтая, до рези в глазах),
дома-башни, такие высокие, что с облачный день их верхние этажи пропадали бы
из виду.
Обе женщины смотрели на незнакомый город через одну пару глаз. Сюзанна
знала, что это ее город, но уж очень он изменился. Она покинула Нью-Йорк в
1964 году. Сколько лет прошло с тех пор? Двадцать? Тридцать? Неважно,
сколько бы ни прошло. Не время сейчас тревожиться из-за этого.
Их общий взгляд нашел маленький скверик на другой стороне авеню.
Схватки на какое-то время прекратились и, когда зажглась белая табличка
"ИДИТЕ", черная женщина Труди Дамаскус, которая, на взгляд Труди Дамаскус
совсем и не выглядела беременной, медленно, но уверенно пересекла мостовую.
На другой стороне рядом с фонтаном и металлической скульптурой стояла
скамья. Увидев черепаху, Сюзанна немного успокоилась, у нее возникло
ощущение, что это Роланд оставил ей знак, прислал весточку.
"От тоже пойдет за мной, - предупредила она Миа. - И тебе следует
остерегаться его, женщина. Тебе следует очень остерегаться его".
"Я сделаю то, что должна сделать, - ответила Миа. - Ты хочешь
посмотреть бумаги той женщины? Зачем?"
"Я хочу посмотреть, в каком мы году. Газета подскажет".
Коричневые руки вытащили скрученную газету из холщового пакета от
"Бордерс", развернули, поднесли к синим глазам, которые начинали этот день
коричневыми, как и руки. Сюзанна увидела дату,1 июня 1999 года, изумленно
покачала головой. Не двадцать лет, даже не тридцать, целых тридцать пять. До
этого момента она и представить себе не могла, что миру удастся протянуть
так долго. Ее современники по прежней жизни, студенты, борцы за гражданские
права, знакомые на вечеринках, aficionados <Aficionados - любители,
поклонники (исп.)> народной музыки, приближались к пенсионному возрасту.
Некоторые наверняка умерли.
"Хватит", - оборвала ее раздумья Миа и бросила газету в урну для
мусора, где она вновь скрутилась. Стряхнула грязь и пыль с голых ступней
(из-за этой грязи Сюзанна не обратила внимания, что они другого цвета),
потом надела отобранные туфли. Они немного жали, носок не было, так что она
наверняка натерла бы ноги, если б идти пришлось далеко, но...
"Тебе-то что до этого, а? - спросила ее Сюзанна. - Ноги-то не твои".
И, едва вымолвила эти слова, нет, не вымолвила, весь разговор-то шел у
нее в голове, поняла, что, возможно, ошибается. Потому что ее собственные
ноги, те самые, которые до поры, до времени верно служили телу Одетты Холмс
(а иногда и Детты Уокер), конечно же, давно канули в лету, сгнили или, что
более вероятно, сгорели в какой-нибудь муниципальной мусоросжигательной
печи.
Но изменения цвета кожи она не заметила. Да только потом подумала: "Ты
заметила, чего уж там. Заметила, но сразу отсекла эту мысль. И без того
проблем хватало".
Но прежде чем Сюзанна успела продолжить поиски ответа на вопрос, как
философский, так и физический, на чьих ногах она теперь ходила, пошла
очередная схватка. Боль скрутила живот, превратила его в камень, а бедра-в
желе. Впервые она испытала неприятное и пугающее желание тужиться,
вытолкнуть из себя младенца.
"Ты должна это остановить! - вскричала Миа. - Женщина, ты должна! Ради
блага малого, ради нас обоих!"
Да, твоя правда, но как?
"Закрой глаза", - велела ей Сюзанна.
"Что? Ты меня не слышала? Ты должна..."
"Я тебя слышала, - ответила Сюзанна. - Закрой глаза".
Сквер исчез. Мир потемнел. Она - черная женщина, все еще молодая и,
несомненно, прекрасная, сидящая на скамье у фонтана и металлической
скульптуры черепахи с мокрым от брызг, а потому блестящим панцирем. Не
просто сидящая, но, похоже, медитирующая во второй половине этого теплого
первого летнего дня года 1999.
"Сейчас я на какое - то время отлучусь, - продолжила Сюзанна. - Я
вернусь. А пока сиди, где сидишь. Сиди тихо. Не шевелись. Боль должна уйти,
но, даже если она уйдет не сразу, сиди тихо. Двинешься - станет только хуже.
Ты меня понимаешь?"
Миа, возможно, испугалась, попав в незнакомую обстановку, но она точно
знала, что ей нужно, да и ума ей хватало.
Поэтому задала только один вопрос: "Куда ты собралась?"
"Обратно в "Доган", Тот, что внутри. - последовал ответ. - Мой "Доган".
Здание, которое Джейк обнаружил на другом берегу реки Уайе, являлось
древним коммуникационно-наблюдательным пунктом. Мальчик им его описал, с
какими-то подробностями, но, скорее всего, не узнал бы воображаемый "Доган"
Сюзанны, базировавшийся на технологических решениях, которые давно уже
отстали от жизни тринадцатью годами позже, когда Джейк покинул Нью-Йорк ради
Срединного мира. При Сюзанне президентствовал Линдон Джонсон, а на цветной
телевизор смотрели, как на диковинку. Однако Сюзанна побывала в городе Луде
<Название города Lud, который впервые появляется в сериале "Темная Башня"
в книге "Бесплодные земли", на русский ранее переводилось, как Лад. В
дальнейшем читателю станет ясно, что правильный перевод - Луд> и видела
тамошние технические чудеса, так что, возможно, Джейку все-таки удалось бы
узнать место, где он прятался от Бена Слайтмана-старшего и Энди,
робота-посыльного.
Определенно он узнал бы пыльный линолеум на полу, с рисунком из
чередующихся красных и черных квадратов, стулья на колесиках, стоящие у
пультов управления с перемигивающимися лампочками и светящимися дисками
приборов. Узнал бы он и скелет в углу, улыбающийся поверх изношенного
воротничка древней форменной рубашки.
Она пересекла зал и села на один из стульев. Перед ней черно-белые
экраны показывали десятки картинок. На некоторых она увидела Кэллу
(городская площадь, церковь Каллагэна, магазин Тука, дорога, уходящая из
города на восток). На других - застывшие картинки, вроде фотопортретов:
Роланда, улыбающегося Джейка с Чиком на руках и, на эту она заставила себя
посмотреть, Эдди, в шляпе, по-ковбойски сбитой на затылок, с ножом, которым
он все вырезал, в руке. Еще на одном мониторе худая черная женщина сидела на
скамье рядом с черепахой: глаза закрыты, ноги сдвинуты, руки сложены на
коленях, в отобранных туфлях. И еще пакет, украденный у женщины со Второй
авеню, плетеная сумка с заостренными орисами в ней и... мешок для боулинга.
Выцветший красный мешок, а в нем - что-то с прямыми углами, выпирающими
сквозь материю. Ящик. Глядя на этот экран Сюзанна вдруг разозлилась...
почувствовала себя преданной... но не могла понять, почему.
"На той стороне мешок был розовым, - подумала она. - Он изменил цвет
при переходе, но ненамного".
Лицо женщина на черно-белом экране исказила гримаса. Сюзанна
почувствовал отзвук боли, которую испытывала Миа, слабый и далекий.
"Должна это прекратить. И быстро".
Однако оставался все тот же вопрос: как?
"Так же, как ты это сделала на той стороне, Пока она добиралась до
пещеры, насколько могла, быстро".
Но ведь произошло это давным-давно, в другой жизни. Но почему нет? Все
так, другая жизнь, другой мир, но, если она мечтала о возвращении туда,
помогать следовало здесь. Так что же она сделала?
"Использовала тот метод, вот что ты сделала. Все, что для этого нужно,
у тебя в голове, ты же знаешь. Профессор Оувермейер называл его
визуализацией, когда рассказывал о нем на семинарах по психологии. Закрой
глаза".
Что Сюзанна и сделала. Теперь закрылись обе пары глаза, реальные,
которые контролировала Миа, сидя на скамье в Нью-Йорке, и те, что находились
в ее сознании.
"Визуализируй".
Она сделала и это. Во всяком случае, попыталась.
"Открой".
Она открыла глаза. Теперь на пульте управления перед ней вместо
перемигивающих лампочек и реостатов появились два больших диска и один
тумблер. Диски вроде бы из бакелита, как и переключатели на кухонной плите
матери в доме, где прошло детство Сюзанны. Она решила, что удивляться этому
нет нужды: любая визуализация, пусть даже самое фантастическая, не более чем
замаскированная версия того, что ты уже знаешь.
Под диском по левую ее руку Сюзанна прочитала: "ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ
ТЕМПЕРАУРА". Согласно числам на диске, она изменялась в диапазоне от 32 до
212 <Для справки, по шкале Фаренгейта (Цельсия), 32 (0) градуса -
температура замерзания воды, 212 (100) - кипения> (32 - синий фон, 212 -
ярко красный). Сейчас напротив стрелки стояло число 160. Диск по центру
показывал "ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК". Она варьировалась от 0 до 10 и в
настоящий момент составляла 9. Тумблер с короткой маркировкой "МАЛОЙ" мог
находиться в двух положениях: "СОН" и "БОДРСТВОВАНИЕ". Стоял тумблер в
последнем.
Сюзанна подняла голову и увидела, что теперь один из экранов показывает
младенца in utero < In utero - в матке (лат.)>. Мальчика.
Красавца-мальчика. Его пенис, как крошечная водоросль, плавал под пуповиной.
А раскрытые глаза, несмотря на черно-белое изображение, были
проницательно-синими. И взгляд малого словно просвечивал ее насквозь.
"Это же глаза Роланда, - изумленно подумала она, чувствуя себя круглой
дурой. - Как такое может быть?"
Не может, конечно. Все это всего лишь плод ее воображения, метод
визуализации, ничего больше. Но, если и так, почему она представила себе
синие глаза Роланда? Почему не светло-карие Эдди? Почему не светло-карие
своего мужа?
"Нет времени думать об этом. Делай, что нужно".
Она взялась за диск "ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ ТЕМПЕРАТУРА", всосав нижнюю губу
между зубов (на мониторе, показывающем скамью в скверике, Миа тоже прикусила
нижнюю губу). После короткой заминки, повернула диск, установив напротив
стрелки число 72, словно имела дело с термостатом. А разве нет?
И сразу же успокоилась. Расслабилась, сидя на стуле, отпустила нижнюю
губу. На мониторе то же самое сделала и черная женщина. Ладно, пока все шло
хорошо.
Она уже поднесла руку во второму диску "ИНТЕРСИВНОСТЬ СХВАТОК", но в
последний момент передумала и перевела тумблер "МАЛОЙ" из положения
"БОДРСТВОВАНИЕ" в положение "СОН". Глаза младенца тут же закрылись. А
Сюзанне сразу полегчало. Очень уж тревожили ее эти синие глаза.
Ладно, теперь пора заняться "ИНТЕНСИВНОСТЬЮ СХВАТОК". Сюзанна хорошо
понимала, что это самый важный элемент пульта управления, Эдди назвал бы его
"Большим казино". Она положила руку на устаревший, какой давно не
использовался ни на одном пульте управления диск, попыталась повернуть и
особо не удивилась, обнаружив, что ось диска "залипла" в гнезде. Диск
определенно не хотел поворачиваться.
"Но ты повернешься, - подумала Сюзанна. - Потому что нам это нужно. Нам
нужно, чтобы ты повернулся".
Она сильнее сжала его пальцами и начала медленно вращать против часовой
стрелки. Болевой укол пронзил голову, и она поморщилась. Второй укол
достался шее, словно она проглотила рыбную косточку. Потом боль ушла, так же
внезапно, как и появилась. Справа от нее замигала целая панель с лампами, в
основном, желтые, но несколько ярко-красных.
"ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, - раздался голос, на удивление схожий с голосом
Блейна Моно. - ПРОЦЕСС МОЖЕТ ВЫЙТИ ЗА ПАРАМЕТРЫ БЕЗОПАСНОСТИ".
"Кто бы спорил, Шерлок", - подумала Сюзанна. Напротив стрелки уже
стояла цифра 6. Продолжая вращать диск "ИНТЕНСИВНОСТЬ СХВАТОК", она
провернула мимо стрелки цифру 5, и тут замигала еще одна панель
желто-красных огней, а три монитора, показывающих Кэллу, с шипением
отключились. Вновь боль раскаленными пальцами сжала голову. Где-то под ней
включились моторы или турбины. Мощные, судя по звуку. Она чувствовала, как
вибрация с пола передается на ее ноги, естественно, босые: туфли взяла Миа.
"Ну и ладно, - подумала она. - До этого у меня вообще ног не было, так что
может, грех жаловаться".
"ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, - повторил механический голос. - ТО, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ,
ОПАСНО, СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. ПОСЛУШАЙ, ПРОШУ ТЕБЯ. НЕЛЬЗЯ ИДТИ ПРОТИВ
ПРИРОДЫ".
На ум пришла одна из поговорок Роланда: "Ты делаешь то, что должен, и я
сделаю то, что должен, а потом посмотрим, кому достанется ярмарочный гусь".
Она не могла с точностью сказать, что сие означает, но поговорка эта в
полной мере соответствовала сложившейся ситуации, а потому Сюзанна повторила
ее вслух, медленно, но без остановок поворачивая диск "ИНТЕНСИВНОСТЬ
СХВАТОК". Мимо стрелки прошла цифра 4, потом 3...
Она собиралась дойти до 1, но, когда напротив стрелки оказалась цифра
2, голову пронзила такая дикая боль, что она едва не лишилась чувств, и
убрала руку.
С мгновение боль не уходила, даже усилилась, и Сюзанна уже подумала,
что боль эта ее убьет. Миа свалилась бы со скамьи, на которой сидела, и обе
умерли бы еще до того, как тело, которое они делили, упало бы на асфальт
перед скульптурой черепахи. А завтра, или днем позже, ее останки отправили
бы на "Поттерс филд" <"Поттерс филд" - нью-йоркское кладбище для бедняков