Билл затормозил на самом пороге и поднял бровь, поглядев на Бена Мирса.
– Ты, парень, серьезный человек? – спросил он.
Бен мрачновато улыбнулся:
– Так точно.
Билл кивнул.
– Это хорошо, – сообщил он и зашел внутрь.
Предсказывая дождь, Бэбс Гриффен промахнулась на добрый миллион миль, и обед на заднем дворе проходил хорошо. Возник легкий ветерок, он объединился с клубами дыма от горящего под жаровней гикори и не подпустил самых злых предосенних комаров. Женщины унесли бумажные тарелки и приправы, а потом вернулись попить пива и посмеяться над тем, как искусно играющий с мудреными потоками ветра Билл обставляет Бена в бадминтон 21:6. Бен с неподдельным сожалением отказался от матча-реванша, кивнув на часы.
– Книжка горит, – сказал он. – Я задолжал еще шесть страниц. Если я напьюсь, то не сумею даже прочесть, что написал за сегодняшнее утро.
Сьюзан проводила его до калитки – Бен пришел из города пешком. Гася огонь, Билл кивнул своим мыслям. Бен сказал, что он – парень серьезный, и Билл готов был поймать его на слове. Парень не строил из себя важную персону, чтобы произвести на кого-нибудь впечатление, но всякий, кто работает после обеда, выходит пометить чье-нибудь дерево... может статься, крупными буквами.
Однако Энн Нортон так и не смягчилась.
17
7:00 вечера.
Флойд Тиббитс подъехал на усыпанную дробленым камнем автостоянку возле кафе "У Делла" примерно через десять минут после того, как Делберт Марки, хозяин и бармен, зажег на фасаде новую розовую вывеску. Буквы в три фута высотой сообщали: "У ДЕЛЛА".
Снаружи сгущающиеся лиловые сумерки высасывали с неба солнечный свет, а в низко лежащих земляных "карманах" вскоре должен был образоваться грунтовый туман. Через час или около того следовало ждать появления первых вечерних завсегдатаев.
– Привет, Флойд, – сказал Делл, вытаскивая из холодильника "Майклоб". – Хороший денек?
– Отличный, – ответил Флойд. – А пивко с виду недурное.
Флойд – высокий парень с хорошо подстриженной русой бородой – был сейчас в слаксах с двойной отстрочкой и повседневном спортивном пиджаке – рабочей форме Гранта. Он был вторым по значению лицом, ведающим кредитами, и относился к своей работе с той рассеянной симпатией, какая может нежданно-негаданно пересечь грань, отделяющую ее от скуки. Флойд сознавал, что плывет по течению, но ощущение не было активно неприятным. И потом, существовала еще Сьюзи – отличная девчонка. Очень скоро она должна была подойти, и тогда, полагал Флойд, он найдет себе занятие.
Он бросил на стойку однодолларовую бумажку, по стеночке слил пиво в стакан, жадно проглотил и налил еще.
Сейчас единственным клиентом кроме Флойда был молодой парнишка в одежде служащего телефонной компании – парня звать Брайант, подумал Флойд. Он пил пиво за столиком и слушал льющуюся из музыкального автомата унылую песенку про любовь.
– Ну, что новенького в городе? – спросил Флойд, уже зная ответ. По сути дела, ничего новенького быть не могло. Кто-нибудь из старшеклассников приперся в школу пьяным... но больше Флойду ничего придумать не удавалось.
– Да кто-то пришиб собаку твоего дяди. Вот что новенького.
Флойд замер, не донеся стакан до рта.
– Что? Псину дяди Вина? Дока? – Правильно.
– Сбили машиной?
– Не сказать, чтоб это было заметно. Его нашел Майк Райерсон. Он ездил на Хармони-Хилл стричь траву, и там, на таких пиках, которыми кончаются наверху ворота кладбища, висел Док. Со вспоротым брюхом.
– Сукины дети! – сказал пораженный Флойд.
Делл мрачно кивнул, довольный произведенным впечатлением. Он знал еще кое-что – нынче вечером это было в городке предметом горячего обсуждения: девчонку Флойда видели с тем писателем, что поселился у Евы. Но это Флойд пусть узнает сам.
– Райерсон оттащил труп Паркинсу Джиллеспи, – сказал он Флойду. – Тотдумает, что псина, может, подохла, а какая-то компания ребятишек подвесила ее смеха ради.
– Да Джиллеспи свою жопу от дырки в земле не отличит.
– Может, и нет. Я тебе скажу, что мнедумается. – Делл склонился вперед, опираясь на толстые руки. – Думаю, это пацанва, точно... черт, да я знаю. Но дело может оказаться чуток серьезней обычной шутки. Вот, глянь-кась. – Он сунул руку под стойку и шлепнул на прилавок газету, развернутую одной из внутренних полос наружу.
Флойд взял ее. Заголовок гласил: "ПОКЛОННИКИ САТАНЫ ОСКВЕРНЯЮТ ФЛОРИДСКИЙ ХРАМ". Он бегло проглядел статью. Судя по всему, чуть позже полуночи в католический храм флоридского городка Клюистона вломилась группа ребят и провела там некий нечестивый ритуал. Алтарь осквернили, на скамьях, исповедальнях и купели нацарапали непристойные слова, а ведущие в нефы ступени оказались забрызганы кровью. Аналитики из лаборатории подтвердили, что, хотя часть крови животного происхождения (предположительно козья), в основном кровь человеческая. Шеф клюистонской полиции признал, что никаких немедленных шагов не предпринимали.
Флойд положил газету.
– Сатанисты в Уделе? Да ладно, Делл, попал пальцем в небо.
– Ребята нынче с ума сходят, – упрямо сказал Делл. – Вот увидишь, так оно и есть. Дальше ты узнаешь, что они на пастбище Гриффена людей в жертву приносят. Еще налить?
– Нет, спасибо, – сказал Флойд, соскальзывая с табуретки. – Пойду-ка я лучше гляну, как там дядя Вин. Он в этой собаке души не чаял.
– Большой ему от меня привет, – сказал Делл, укладывая газету под стойку. Попозже она станет гвоздем вечера. – Страсть как жалко услышать про такое.
На полпути к дверям Флойд приостановился и как бы в пространство сказал:
– На пиках повесили, да? Бог свидетель, хотел бы я добраться до детишек, которые это сделали.
– Поклонники дьявола, – сказал Делл. – Я бы ни капли не удивился. Не знаю, что нынче вселяется в людей.
Флойд ушел. Парнишка Брайант опустил в музыкальный автомат еще десять центов, и Дик Корлесс запел "Похороните с бутылкой меня".
18
7:30 вечера.
– И чтоб домой вернулись рано, – сказал Марджори Глик своему старшему сыну Дэнни. – Завтра в школу. Я хочу, чтоб в четверть десятого твой брат уже был в кровати.
Дэнни повозил ногами.
– Непонятно, чего это я вообще должен брать его с собой.
– Нет, не должен, – с опасной любезностью согласилась Марджори. – Всегда можешь остаться дома.
Она повернулась обратно к кухонному столу, на котором разделывала рыбу, а Ральфи высунул язык. Дэнни сжал кулак и погрозил, но эта гнилушка, его младший братец, только улыбнулась.
– Вернемся, вернемся, – пробурчал он и развернулся, чтобы выйти из кухни с Ральфи на буксире.
– К девяти.
– Ладно, ладно.
В гостиной, перед телевизором, задрав ноги сидел Тони Глик и смотрел матч между "Ред Сокс" и "Янки".
– Мальчики, вы куда?
– В гости к новенькому, – ответил Дэнни. – К Марку Питри.
– Ага, – подтвердил Ральфи. – Идем смореть его... электрические поезда.
Дэнни наградил братца недобрым взглядом, но отец не заметил ни паузы, ни ударения. Только что выбивал Дуг Гриффен.
– Чтоб дома были не поздно, – рассеянно велел отец.
Снаружи в небе еще угасали последние лучи света, хотя солнце уже село. Когда ребята шли через задний двор, Дэнни сказал:
– Надо бы излупить тебя, как сидорову козу, поганец.
– А я скажу, – самодовольно объявил Ральфи. – Скажу, почему ты взаправдузахотел пойти.
– Ах ты, гад, – безнадежно сказал Дэнни.
Там, где кончался поросший подстриженной травой двор, вниз по склону, в леса, уводила утоптанная тропинка. Дом Гликов стоял на Брок-стрит, дом Марка Питри – в южной части Джойнтер-авеню. Дорожка – короткий путь – значительно экономила время, если вам было двенадцать и девять и хотелось пробраться через ручей Крокетт-брук по камням брода. Под ногами похрустывали сосновые иголки и прутики. Где-то в лесах плакал козодой, а вокруг повсюду распевали сверчки.
Рассказав брату, что у Марка Питри есть полный набор авроровских пластиковых монстров – оборотень, мумия, Дракула, Франкенштейн, сумасшедший врач и даже Комната Ужасов – Дэнни совершил ошибку. Их мама считала все это гадостью, которая засоряет мозги, и братец Дэнни немедленно превратился в шантажиста. Гнилятина, иначе не скажешь.
– А знаешь, что ты гнилятина? – спросил Дэнни.
– Знаю, – гордо отозвался Ральфи. – А это чего?
– Это когда станешь зеленым, мокрым и склизким, как страшилище.
– Чтоб тебя скрючило, – пожелал ему Ральфи. Они спускались по берегу ручья Крокетт-брук, который лениво журчал по своему галечному ложу, сохраняя легкий жемчужный налет на поверхности. Двумя милями дальше к востоку он вливался в Тэггарт-стрим, который, в свою очередь, впадал в Королевскую реку.
Дэнни двинулся вперед по камням брода, щурясь в сгущающихся сумерках, чтобы видеть, куда ступает.
– Щас я тебя спихну! – радостно завопил позади него Ральфи. – Берегись, Дэнни, щас я тебя спихну!
– Попробуй, я тогда сам тебя спихну в зыбучие пески, – сказал Дэнни.
Они добрались до другого берега.
– Тут нигде нету зыбучих песков, – издевательски заявил Ральфи, тем не менее подвигаясь поближе к брату.
– Да-а? – зловеще сказал Дэнни. – Всего несколько лет назад один парень погиб в зыбучих песках. Я слышал от тех старых пижонов, что точат лясы у магазина.
– Правда? – спросил Ральфи, широко раскрывая глаза.
– Ага, – ответил Дэнни. – Его засасывало, а он визжал и вопил, и рот ему забило зыбучим песком, вот. Р-р-ааааахх!
– Пошли, – тревожно сказал Ральфи. Уже почти стемнело и лес наполнился шевелящимися тенями. – Давай выбираться отсюда.
Они принялись взбираться на берег, оскальзываясь на сосновых иглах. Мальчишке, пересуды о котором Дэнни слышал в магазине, было десять и звали его Джерри Кингсфилд. Он вполне мог, визжа и вопя, уйти в зыбучие пески – но, если так оно и было, его никто не услышал. Он просто исчез шесть лет назад, отправившись в "Болота" на рыбалку. Кто-то думал на зыбучие пески, другие придерживались мнения, что мальчика убил маньяк-извращенец. Извращенцы были повсюду.
– Говорят, его призрак до сих пор бродит в лесах, – угрюмо сообщил Дэнни, не давая себе труда объяснить младшему братишке, что "Болота" на три мили южнее.
– Не надо, Дэнни, – с беспокойством сказал Ральфи. – Темно... не надо.
Вокруг таинственно потрескивали леса. Плач козодоя оборвался. Где-то за спиной у мальчиков треснула ветка – так, словно не хотела, чтобы ее услышали. Дневной свет с неба почти исчез.
– Время от времени, – зловеще продолжал Дэнни, – когда какой-нибудь трепливый пацан выходит из дому после захода солнца, призрак, развеваясь, появляется из-за деревьев, а лицо у него все сгнившее, отвратное и покрыто зыбучим песком...
– Дэнни, пошли.
Голос братишки звучал по-настоящему умоляюще, и Дэнни замолчал – он едва не испугал сам себя. Вокруг, куда ни глянь, стояли темные массивные деревья, они медленно шевелились под ночным ветерком, терлись друг о друга, хрустели суставами.
Слева от них резко треснула еще одна ветка. Дэнни вдруг пожалел, что они не пошли по дороге. Еще одна ветка.
– Дэнни, я боюсь, – прошептал Ральфи.
– Не глупи, – сказал Дэнни. – Идем.
Они снова тронулись в путь. Под ногами потрескивали сосновые иголки. Дэнни сказал себе, что не слышал никакого треска веток. Не слышал ничего, кроме своих шагов и шагов брата. В висках глухо стучала кровь. Руки стали холодными. "Считай шаги, – велел он себе. – Через двести шагов мы окажемся на Джойнтер-авеню. А обратно пойдем по дороге, так что это трепло не будет бояться. Всего через минуту мы увидим уличные фонари и почувствуем себя дураками, но до чего здоровобудет почувствовать себя дураками, так что считай шаги. Один... два... три..."
Ральфи взвизгнул.
– Я его вижу! Я вижу призрак!ВИЖУ!
В грудь Дэнни раскаленным железом кинулся ужас. Вверх по ногам словно бы взбежали провода. Он бы повернулся и дал деру, но в него вцепился Ральфи.
– Где? – прошептал он, позабыв, что сам выдумал этот призрак. – Где? – Он заглянул в гущу деревьев, уже наполовину боясь того, что может увидеть... но увидел только черноту.
– Уже пропал... но я его видел... глаза. Я видел глаза. Ох, Дэннииии... – язык у малыша заплетался.
– Нет тут никаких призраков, дурак. Шагай.
Дэнни взял брата за руку и они пошли. Ноги казались сделанными из десяти тысяч ластиков. Колени дрожали. Ральфи жался к нему, едва не сталкивая с тропинки.
– Он за нами смотрит, – прошептал Ральфи.
– Слушай, не буду я...
– Нет, Дэнни, правда. Ты что, не чувствуешь?
Дэнни остановился. Он действительно что-то чувствовал, как это бывает у детей, и понимал, что теперь они уже не одни. На лес пало великое молчание, но молчание это было недобрым, таящим угрозу. Погоняемые ветром тени томно извивались вокруг ребят.
А потом Дэнни учуял что-то свирепое – но не носом.
Привидений не бывает, зато бывают извращенцы. Они притормаживают в черных машинах и предлагают тебе леденец, или ошиваются на углах улиц, или... или идут следом за тобой в лес.
А потом...
Ох, а потом...
– Бежим, – хрипло произнес Дэнни.
Но рядом с ним дрожал парализованный страхом Ральфи. Его пальцы впились в руку Дэнни не хуже тугой бечевки. Глаза неподвижно смотрели в лес, а потом стали расширяться.
– Дэнни?
Треснула ветка. Дэнни обернулся и посмотрел туда, куда смотрел его брат. Мальчиков окутала тьма.
19
9:00 вечера.
Мэйбл Уэртс, чудовищно толстая женщина, отметила в последний день рождения свое семидесятичетырехлетие, а ее ноги делались все менее надежными. Мэйбл была хранилищем городской истории и городских сплетен. Память ее простиралась вглубь времен на пять десятилетий некрологов, супружеских измен, воровства и безумия. Она была сплетницей, однако не намеренно жестокой (хотя те, чей сор она поспешила вынести из избы, были склонны не соглашаться). Мэйбл просто жила в городе – и ради него. В определенном смысле она самабыла городом: толстая вдова, теперь крайне редко покидавшая дом, она почти все время проводила у окна, одетая в похожий на шатер шелковый лиф; желтоватые, как слоновая кость, волосы уложены в корону из толстых кос, по правую руку – телефон, по левую – мощный японский бинокль. Первое в сочетании со вторым плюс время на то, чтобы использовать их в полной мере, делали ее доброжелательным пауком, который восседал в центре паутины коммуникаций, простирающейся от Поворота до восточного Удела.
Мэйбл уже давно наблюдала за домом Марстена, понукаемая желанием увидеть что-нибудь получше, и тут ставни слева от крыльца раскрылись, выпустив золотой квадрат света, который определенно не был ровным свечением электричества. Но Мэйбл лишь мельком засекла то, что могло быть очертаниями головы и плеч мужчины – и это причиняло вдове танталовы муки. А еще повергло ее в странный трепет.
Больше в доме никакого шевеления не было.
Мэйбл подумала: ну что ж это за люди такие, если они открывают окна только тогда, когда ни одна живая душа не может их толком разглядеть?
Она положила бинокль и осторожно подняла телефонную трубку. Два голоса, которые она быстро определила как принадлежащие Хэрриет Дорхэм и Глинис Мэйберри, болтали про то, как этот парнишка – Райерсон – нашел собаку Ирвина Пэринтона.
Мэйбл сидела тихо, дыша ртом, чтобы ничем не выдать своего присутствия на линии.
20
11:59 вечера.
День дрожал на грани угасания. Дома спали во мраке. В центре города ночные огни в скобяной лавке, "Похоронном бюро Формена" и кафе "Экселлент" заливали мостовую мягким электрическим светом. Кое-кто лежал без сна – Джордж Боер, только что вернувшийся домой со второй смены на "Гэйтс-Милл" (с трех до одиннадцати), Вин Пэринтон – он сидел, раскладывал "солитер" и не мог уснуть из-за мыслей о Доке, чья кончина поразила его куда сильней, чем смерть жены. Но почти все в городе спали сном праведников и людей, зарабатывающих на хлеб в поте лица своего.
В воротах кладбища Хармони-Хилл задумчиво стояла темная фигура, поджидая смену часа. Когда фигура заговорила, голос оказался негромким и интеллигентным.
– О, отец мой, помоги же мне теперь! Повелитель Мух, поддержи меня в этот час. Вот я принес тебе гнилое мясо, зловонную плоть. Я принес тебе жертву – левою рукою я приносил ее. Дай же мне знамение на земле этой, освященной во имя твое. Я жду знамения, чтобы взяться за дело твое.
Голос замер. Поднялся слабый ветер, он принес вздохи и шепот листвы на ветвях и трав, а еще слабый запах падали со свалки, расположенной выше по дороге.
Никаких звуков кроме тех, что принес ветер. Фигура некоторое время стояла молча, погруженная в раздумья. Потом нагнулась и выпрямилась с детской фигуркой на руках.
– Вот что я принес тебе.
Для слов не осталось места.
Глава четвертая
Дэнни Глик и другие
1
Дэнни и Ральфи Глик отправились навестить Марка Питри, получив приказ вернуться к девяти. Когда в начале одиннадцатого они не появились, Марджори Глик позвонила Питри домой. Нет, сказала миссис Питри, мальчиков тут не было. Не приходили. Может быть, лучше ваш муж поговорит с Генри. Миссис Глик передала трубку мужу, ощущая в животе легкость страха.
Мужчины переговорили. Да, мальчишки пошли по тропинке через лес. Нет, в это время года ручеек очень сильно мелеет, особенно в хорошую погоду. Не глубже, чем по щиколотку. Генри предложил, что пойдет с мощным фонарем со своего конца тропинки, а мистер Глик – со своего. Может, мальчики нашли нору сурка, или курят, или еще что. Тони согласился и поблагодарил мистера Питри за беспокойство. Мистер Питри сказал – что вы, какое же беспокойство. Тони повесил трубку и успокоил жену – та была напугана. Про себя он решил, что пусть только мальчишки найдутся – оба не смогут сидеть целую неделю.
Но не успел он даже выйти со двора, как из-за деревьев, спотыкаясь, появился Дэнни и рухнул рядом с площадкой для рашпера на заднем дворе. Он был как в чаду, говорил медленно, на вопросы отвечал с трудом и не всегда осмысленно. За отвороты брюк набилась трава, в волосах запутались осенние листья.
Он рассказал отцу, что они с Ральфи пошли по дорожке через лес, перешли вброд по камням Крокетт-брук и совершенно спокойно взобрались на другой берег. Потом Ральфи начал болтать, что в лесу призрак (Дэнни не стал упоминать, что сам вбил братишке в голову эту мысль). Ральфи сказал, что видит какое-то лицо. Дэнни стало страшно. Он не верил ни в призраков, ни в прочую чушь вроде буки, но действительно подумал, будто что-то слышит в темноте.
Что они сделали потом?
Дэнни думал, что они пошли дальше, держась за руки. Но уверен в этом не был. Ральфи хныкал насчет призрака. Дэнни велел ему перестать, потому что скоро станут видны фонари на Джойнтер-авеню. Оставалось всего две сотни шагов. А потом случилось что-то плохое.
Что? Что плохое?
Дэнни не знал.
Они заспорили с ним, разволновались, принялись увещевать. Дэнни только медленно, непонимающе качал головой. Да, он знал, что должен бы помнить – но вспомнить не мог. Честное слово, не мог. Нет, он не припоминает, чтобы обо что-то споткнулся и упал. Просто... все потемнело. Очень сильно потемнело. А следующее, что помнит Дэнни – он лежит на дорожке один. Ральфи исчез.
Паркинс Джиллеспи заявил, что нет никакого смысла идти в лес нынче ночью. Слишком много поваленных деревьев. Может, мальчик просто убрел от тропинки. Они с Нолли Гарднером, Тони Гликом и Генри Питри прошли из конца в конец и по дорожке, и вдоль обочин Джойнтер-авеню и Брок-стрит, громко выкликая Ральфи через мощные мегафоны на батарейках.
Ранним утром следующего дня камберлендская полиция и полиция штата начали совместно прочесывать лесной массив. Ничего не обнаружив, они расширили область поисков. Четыре дня они рыскали по кустам, а мистер и миссис Глик бродили по лесам и полям, обходя поваленные стволы, и с бесконечной щемящей надеждой выкрикивали имя сынишки.
Поскольку успехом поиски не увенчались, очистили тралом дно Тэггарт-стрим и Королевской реки. Впустую.
На пятый день насмерть перепуганная, впавшая в истерику Марджори разбудила мужа в четыре часа утра. В коридоре наверху Дэнни свалился без чувств по дороге в туалет. Скорая помощь увезла его в центральную больницу штата. Предварительным диагнозом был жестокий и запоздалый нервный шок.
Лечащий врач, человек по фамилии Горби, отвел мистера Глика в сторонку.
– Ваш мальчик был когда-нибудь подвержен астматическим приступам?
Мистер Глик, быстро помаргивая, затряс головой. Меньше, чем за неделю, он состарился на добрых десять лет.
– И никакой ревматической лихорадки?
– У Дэнни? Нет... у Дэнни нет.
– А положительной туберкулиновой пробы у мальчика в прошлом году не было?
– Туберкулиновой? У моего мальчика туберкулез?
– Мистер Глик, мы просто пытаемся выяснить...
– Мардж! Мардж! Иди-ка сюда!
Марджори Глик поднялась и медленно пошла по коридору в их сторону. Лицо ее было бледным, волосы причесаны кое-как. Казалось, эту женщину мучает приступ жестокой мигрени.
– Дэнни в этом году делали туберкулиновую пробу?
– Да, – невыразительно сказала она. – В начале учебного года. Проба отрицательная.
Горби спросил:
– Он не кашляет по ночам?
– Нет.
– Жалобы на боль в груди или в суставах?
– Нет.
– Болезненное мочеиспускание?
– Нет.
– Какие-нибудь анормальные кровотечения? Из носа, стул с кровью или, может, царапин и синяков больше обычного?
– Нет.
Горби улыбнулся и кивнул.
– Мы хотели бы еще подержать его тут, если можно. Для обследования.
– Конечно, – сказал Тони. – Конечно. Мы состоим в "Синем Кресте".
– У мальчика очень замедленные реакции, – сказал доктор. – Мы сделаем рентген, костномозговую пробу, подсчитаем количество белых форменных элементов...