Он понятия не имел, как долго стоял столбом, когда открылась дверь и больно стукнула его по спине. Вошел Пол Дженнингс.
– Извини, Джонни. Я не знал, что ты приходишь сюда медитировать.
И проследовал к кабинкам, не дожидаясь ответа (уже потом Телл подумал, что и не смог бы ничего ответить: его язык прилип к гортани). Телл сумел только дойти до первого писсуара и расстегнуть молнию. Лишь потому, что ему не хотелось, чтобы Пол наслаждался его испугом. А ведь совсем недавно он видел в Поле друга, может, своего единственного друга во всем Нью-Йорке. Времена определенно менялись.
Телл постоял у писсуара секунд десять, переливая в него содержимое мочевого пузыря, затем повернулся, на цыпочках направился к кабинкам, заглянул под дверь первой. Кроссовки никуда не делись, их по-прежнему окружали дохлые мухи.
Но кроме кроссовок Телл увидел и туфли Пола Дженнингса от Гуччи.
У Телла что-то случилось со зрением. Поначалу он видел туфли Пола сквозь кроссовки. Потом кроссовки уменьшились в размерах и он уже видел их сквозь туфли, словно призраком стал Пол. Но туфли Пола находились в постоянном движении, мыски и пятки поднимались и опускались, сами туфли чуть поворачивались из стороны в сторону, тогда как кроссовки оставались неподвижными.
Телл ушел. Впервые за две недели тревога покинула его, уступив место ледяному спокойствию.
На следующий день он сделал то, с чего скорее всего следовало начинать: пригласил Джорджи Ронклера на ленч и спросил, не слышал ли тот каких-нибудь слухов и легенд, касающихся здания, которое когда-то называлось Мюзик-Сити. Оставалось загадкой, почему такая мысль не пришла к нему в голову раньше. Но он точно знал, что вчерашнее происшествие прочистило ему мозги, привело в чувство, как стакан холодной воды, выплеснутой в лицо. Джорджи мог ничего не знать, но мог и знать. Он проработал с Полом семь лет, и немалую их часть – в Мюзик-Сити.
– Ты про призрака? – спросил Джорджи и рассмеялся. Они сидели в «Картинсе», кафе на Шестой авеню. Джорджи откусил от мясного сандвича, прожевал, проглотил, запил крем-содой. – Кто тебе о нем рассказал, Джонни?
– Кто-то из уборщиков, – ровным голосом ответил Телл.
– Ты уверен, что не видел его? – Джорджи подмигнул.
– Нет, – честно ответил Телл. Он видел только кроссовки. И дохлых мух. Вперемешку с пауками и тараканом.
– Знаешь, теперь эта история как-то подзабылась, но раньше говорили только об этом. О парне, призрак которого поселился в Мюзик-Сити. Его убили на третьем этаже. В мужском туалете. – Джорджи поднял руки, потряс пальцами на уровне заросших бородой щек, пробубнил несколько нот из саундтрека «Сумеречной зоны», пытаясь изобразить что-то зловещее. Разумеется, ничего у него не вышло.
– Да, – кивнул Телл, – именно это я и слышал. Но уборщик больше ничего не мог сказать, потому что не знал. Рассмеялся и ушел.
– Произошло это до того, как я начал работать с Полом. Собственно, Пол мне все и рассказал.
– Он никогда не видел призрака? – спросил Телл, и так зная ответ. Только вчера Пол сидел в призраке. Не просто сидел – срал в нем.
– Нет, и он высмеивал эти байки. – Джорджи жевал сандвич. – Ты же знаешь, как он это умеет. Не без з-злобы. – Джорджи начинал заикаться, когда ему приходилось говорить что-то нелестное.
– Знаю. Бог с ним, с Полом. Кто этот призрак? Что с ним случилось?
– Какой-то торговец наркотиками. Было это в 1972-м или 1973-м. Когда Пол только начинал и работал помощником микшера. Незадолго до Обвала.
Телл кивнул. С 1975 по 1980 годы рок-индустрия переживала тяжелые времена. Подростки тратили деньги не на пластинки, а на видеоигры. И наверное, в пятнадцатый раз, начиная с 1955 года ученые мужи предвещали смерть рок-н-роллу. Но, как и в других случаях, время доказало, что клиент скорее жив, чем мертв. Видеоигры приелись, в эфир вышло Эм-ти-ви, из Англии понаехали новые звезды, Брюс Спрингстин спел «Рожденный в США», рэп и хип-хоп начали приобретать все больше поклонников.
– До Обвала перед большими шоу сотрудники звукозаписывающих компаний сами приносили за кулисы кокаин. Я тогда работал на концертах и все видел своими глазами. Один парень, он умер в 1978 году, но ты бы узнал его имя, если б я его назвал, перед каждым концертом получал от своей фирмы кувшинчик с оливками. Такой аккуратненький, завернутый в красивую бумагу. Только вместо перца и анчоусов оливки эти фаршировались кокаином. Он клал их в «мартини», которые называл вз-з-зрывными.
– Готов спорить, они и взрывали, – поддакнул Телл.
– Тогда многие полагали, что кокаин особо не отличается от витаминов, – продолжил Джорджи. – Они говорили, что к нему не развивается привыкание, как к героину, а наутро не болит голова, как после спиртного. Так что в это здание регулярно приносили «снежок». В ходу были и колеса, и травка, и гашиш, но предпочтение отдавалось кокаину. Этот парень…
– Как его звали?
Джорджи пожал плечами.
– Не знаю. Пол не говорил, и я не слышал, чтобы кто-то называл его имя… а если и слышал, то не запомнил. Д-должно быть, ничем не отличался от тех разносчиков, которые сейчас снуют по этажам с кофе, пончиками и кренделями. Только вместо кофе этот парень разносил кокаин. Появлялся два или три раза в неделю, поднимался на верхний этаж, а потом спускался вниз. На руке висело пальто, пальцы крепко сжимали ручку брифкейса из крокодиловой кожи. Пальто висело на руке даже в самые жаркие дни. Чтобы люди не видели наручник. Но я думаю, об этом и так все знали.
– О чем?
– О н-н-наручнике. – Изо рта Джорджи полетели кусочки хлеба и мяса. – Ой, извини, Джонни.
– Ерунда. Хочешь крем-соды?
– Да, спасибо, – благодарно ответил Джорджи.
Телл подозвал официантку.
– Значит, он был разносчиком. – Ему хотелось побыстрее услышать продолжение, но Джорджи все утирал рот салфеткой.
– Совершенно верно. – На столе появилась бутылка с крем-содой, Джорджи присосался к соломинке. – На восьмом этаже он выходил из лифта с брифкейсом, набитым наркотиками. Когда добирался до первого этажа, вместо наркотиков в брифкейсе лежали деньги.
– Лучший фокус после обращения свинца в золото, – заметил Телл.
– Да, но однажды магия дала осечку. В тот день он добрался только до третьего этажа. Кто-то пришил его в мужском туалете.
– Зарезал?
– Насколько мне известно, кто-то открыл дверь кабинки, когда он с-сидел там, и воткнул карандаш ему в глаз.
На мгновение Телл увидел эту сцену так же ясно, как мятый бумажный пакет под ресторанным столом, за которым сидели заговорщики: остро заточенный карандаш втыкается в изумленный зрачок. Глаз выплескивается наружу. Его передернуло.
Джорджи покивал.
– У-у-ужасно, правда? Но, возможно, это выдумка. Я про карандаш. Скорее всего его пристрелили или пырнули ножом.
– Да.
– Но тот, кто это сделал, имел при себе что-то острое.
– Имел?
– Да. Потому что брифкейс исчез.
Телл посмотрел на Джорджи. И эту сцену он представил себе без особого труда. До того, как Джорджи рассказал ему остальное.
– Когда прибыли копы и вытащили парня из кабинки, в унитазе они нашли к-кисть левой руки.
– Понятно, – выдохнул Телл.
Джорджи смотрел на тарелку с половиной сандвича.
– Что-то я уже н-наелся. – И он виновато улыбнулся.
– Так получается, что призрак этого парня поселился в… мужском туалете третьего этажа? – спросил Телл, когда они возвращались на студию, и рассмеялся. С одной стороны, история печальная, с другой – комичная: призрак облюбовал себе сортир.
Джорджи улыбнулся.
– Ты же знаешь, какой у нас народ. Именно так и говорили. Когда я начал работать с Полом, мне не раз рассказывали о том, что видели призрак в туалете. Не всего, а только его кроссовки, торчащие из-под двери.
– Только кроссовки, значит. Любопытно.
– Да. И я сразу понимал, что они все выдумывают, потому что слышали об этом от тех, кто действительно видел посыльного своими глазами. От тех, кто знал, что он носил кроссовки.
Телл, который в те годы, когда произошло убийство, жил в маленьком пенсильванском городке и, естественно, не мог ничего знать об убийстве в Мюзик-Сити, кивнул. Они вошли в вестибюль, направились к лифтам.
– Но ты знаешь, сколь быстро меняются люди в нашем бизнесе, – заметил Джорджи. – Сегодня они здесь, а завтра их и след простыл. Я сомневаюсь, что в здании есть хоть один человек, который работал тут в те годы, кроме разве что Пола и нескольких уб-борщиков. И никто из них не покупал товар у этого парня.
– Скорее всего нет.
– Точно нет. Поэтому об этой истории больше не вспоминают, и призрака н-никто не видит.
Они вошли в кабину лифта.
– Джорджи, а почему ты держишься за Пола?
И хотя Джорджи опустил глаза и кончики его ушей покраснели, он не сильно удивился столь резкой перемене темы.
– Почему нет? Он заботится обо мне.
«Ты спишь с ним, Джорджи?» Телл полагал, что вопрос этот просто напрашивался, вытекал из предыдущего, но он не стал его задавать. Не решился задать. Потому что чувствовал, что Джорджи честно на него ответит.
И Телл, которому приходилось собирать волю в кулак, чтобы заговорить с незнакомцем, который с невероятным трудом заводил друзей, внезапно обнял Джорджи. А Джорджи, не поднимая глаз, обнял его. Потом они оторвались друг от друга, лифт остановился, микширование продолжилось. На следующий вечер, в шесть пятнадцать, когда Дженнингс собирал бумаги (и намеренно не смотрел на Телла), Телл зашел в мужской туалет третьего этажа, чтобы взглянуть на хозяина белых кроссовок.
Когда он говорил с Джорджи, ему внезапно открылась истина… Может, стоило даже сказать, что его озарило. Истина эта заключалась в следующем: иногда избавиться от призраков, которые портят жизнь, можно только в том случае, если достанет духа взглянуть им в лицо.
На этот раз он не терял сознания, не испытывал страха, сердце, правда, колотилось сильнее. И обострились все чувства. Он унюхал и хлорку, и запах розовых дезинфицирующих таблеток, лежащих в писсуарах, и чью-то перду. Он видел мельчайшие трещинки на краске, как на стенах, так и на трубах. А в ушах, когда направлялся к первой кабинке, громом отдавались его шаги.
Дохлые мухи и пауки буквально завалили кроссовки.
Поначалу я заметил только одну или две дохлых мухи. Они не умирали, пока под дверью первой кабинки не появились кроссовки, а они не появлялись, пока я их не увидел.
– Почему я? – громко и отчетливо вопросил он туалетную тишину.
Кроссовки не шевельнулись, замогильный голос не ответил.
– Я тебя не знаю, мы с тобой никогда не встречались, мне ни к чему твой товар. Так почему я?
Одна из кроссовок чуть двинулась. Захрустели мушиные трупики. Затем кроссовка с пропущенной дырочкой для шнуровки вернулась на прежнее место.
Телл открыл дверцу кабинки. По всем канонам готического жанра, одна петля заскрипела. Интуиция Телла не подвела. Конечно же, он увидел призрака.
Призрак сидел на унитазе, одна рука лежала у него на бедре. В общем, таким Телл и представлял его в своих кошмарах, правда, с двумя кистями, а не с одной. Вторая рука заканчивалась кровавым обрубком, засиженным мухами. Только теперь Телл понял, что ни разу не видел брюк призрака (а ведь штанины всегда лежат на обуви, если заглянуть под дверцу туалетной кабинки: этим делом занимаются исключительно со спущенными штанами). Он и не мог их увидеть, потому что призрак не расстегивал ни ремень, ни ширинку. Носил он бананы. Телл попытался вспомнить, когда же бананы вышли из моды, и не смог.
Компанию бананам составляла джинсовая рубашка с накладными карманами. Клапан каждого кармана украшала эмблема борцов за мир. Волосы он зачесывал направо. На проборе тоже лежали дохлые мухи. С крючка на задней стороне дверцы свешивалось пальто, о котором говорил Джорджи. Дохлые мухи валялись на плечах.
Что-то заскрипело, совсем не так, как дверная петля. Телл понял, что это сухожилия шеи призрака. Он поднимал голову. Посмотрел на него, и Телл даже не удивился тому, что видит перед собой лицо, которое ежедневно лицезрел в зеркале, когда брился. Разумеется, за исключением торчащего из глаза обломка карандаша. Призрак стал им, а он – призраком.
– Я знаю, что ты готов, – услышал он хриплый, бесцветный голос человека, у которого долгое время бездействовали голосовые связки.
– Я не готов, – ответил Телл. – Уходи.
– Готов услышал правду, – уточнил Телл, сидящий на унитазе, и Телл, стоящий у дверцы кабинки, увидел круги белого порошка у ноздрей второго Телла. Похоже, тот не только приторговывал кокаином, но и сам потреблял это зелье. А в туалет зашел, чтобы нюхнуть белого порошка. Но кто-то распахнул дверцу и загнал ему в глаз карандаш. Только кто мог убить карандашом? Может, человек, который совершал убийство в состоянии…
– О, считай, что это импульсивное преступление. – Все тот же хриплый, бесцветный голос. – Знаменитое преступление, совершаемое по внезапно возникшему импульсу.
И Телл, Телл, стоявший у дверцы, понял, что так оно и было, что бы там ни говорил Джорджи. Убийца не заглянул под дверцу кабинки, а посыльный забыл закрыть ее на задвижку. При других обстоятельствах все закончилось бы «Извините меня», а претендент на посещение кабинки воспользовался бы соседней. Но в данном конкретном случае дело приняло иной оборот. Встреча над унитазом привела к убийству.
– Я не забыл закрыть дверь на задвижку, – прохрипел призрак. – Ее сломали.
Да, конечно, задвижку сломали. Обычное дело. А карандаш? Телл не сомневался, что убийца, открывая дверцу кабинки, даже не подозревал о том, что карандаш в его руке – орудие убийства. Он пришел в туалет с карандашом, потому что многим нравится держать что-то в руке: сигарету, кольцо с ключами, ручку или карандаш. Телл подумал, что карандаш оказался в глазу посыльного, прежде чем и убитый, и убийца поняли, как последний собирается его использовать. Возможно, убийца также был клиентом посыльного и знал, что находится в чемодане. Поэтому он закрыл дверцу кабинки, оставив покойника на унитазе, вышел из туалета, спустился на лифте вниз, покинул Мюзик-Сити, чтобы купить… ну что-нибудь…
– Он пошел в хозяйственный магазин, расположенный в пяти кварталах от Мюзик-Сити, и купил ножовку, – объяснил призрак, и Телл вдруг заметил, что у него уже другое лицо, мужчины лет тридцати. Поначалу у призрака были русые волосы, такие же, как у Телла, но теперь они стали черными.
Внезапно ему открылась еще одна истина: когда люди видят призраков, прежде всего им кажется, что призраки похожи на них. Почему? По той же причине ныряльщики, поднимаясь, выдерживают паузу, не достигнув поверхности. Они знают, что слишком быстрый подъем приведет к закипанию азота в крови, а это чревато страданиями и даже смертью. Организм просто принимает меры предосторожности.
– Восприятие изменяется, когда ты переходишь границу реальности, так? – сипло спросил Телл. – Поэтому жизнь в последнее время казалась какой-то странной? Что-то внутри меня старалось… старалось наладить с тобой контакт?
Призрак пожал плечами. Дохлые мухи посыпались на пол.
– Рассказывай… у тебя есть голова на плечах.
– Хорошо, – ответил Телл. – Расскажу. Он купил ножовку, и продавец положил ее в пакет. Потом вернулся в Мюзик-Сити. Он совершенно не волновался. Если бы кто-то тебя обнаружил, он бы сразу это понял: у туалета собралась бы толпа. Так он, во всяком случае, предполагал. Возможно, появились бы и копы. А если никого не будет, решил он, тогда он войдет и заберет брифкейс.
– Сначала он попытался распилить цепь, – пояснил хриплый голос. – А когда не получилось, отпилил мне руку.
Они смотрели друг на друга. До Телла вдруг дошло, что он видит и туалетное сиденье, и грязный белый кафель за спиной трупа… то есть труп наконец-то начал превращаться в настоящего призрака.
– Теперь ты знаешь? – спросил он. – Теперь ты знаешь, почему ты?
– Да. Ты должен был кому-то сказать.
– Нет… история – дерьмо. – Тут призрак так зловеще улыбнулся, что по коже Телла побежали мурашки. – Но иногда знание помогает… если ты все еще жив. – Он помолчал. – Ты забыл спросить у своего друга Джорджи одну важную вещь, Телл. Впрочем, он мог и не дать тебе честного ответа.
– Что? – Впрочем, Телл уже сомневался, а хотелось ли ему услышать ответ.
– Кто на третьем этаже был моим самым крупным покупателем. Кто задолжал мне почти восемь тысяч баксов. Кто больше не получал в долг ни щепотки кокаина. Кто после моей смерти на два месяца отправился в лечебно-реабилитационный наркологический центр в Род-Айленде и излечился от пагубной привычки. Кто после этого и близко не подходит к белому порошку, лишь изредка балуясь травкой. Джорджи в те дни здесь не было, но, думаю, он знает ответы на все эти вопросы. Потому что он слышит то, о чем говорят люди. А ты, наверное, заметил, что люди частенько разговаривают так, словно и не замечают присутствия Джорджи.
– Извини, Джонни. Я не знал, что ты приходишь сюда медитировать.
И проследовал к кабинкам, не дожидаясь ответа (уже потом Телл подумал, что и не смог бы ничего ответить: его язык прилип к гортани). Телл сумел только дойти до первого писсуара и расстегнуть молнию. Лишь потому, что ему не хотелось, чтобы Пол наслаждался его испугом. А ведь совсем недавно он видел в Поле друга, может, своего единственного друга во всем Нью-Йорке. Времена определенно менялись.
Телл постоял у писсуара секунд десять, переливая в него содержимое мочевого пузыря, затем повернулся, на цыпочках направился к кабинкам, заглянул под дверь первой. Кроссовки никуда не делись, их по-прежнему окружали дохлые мухи.
Но кроме кроссовок Телл увидел и туфли Пола Дженнингса от Гуччи.
У Телла что-то случилось со зрением. Поначалу он видел туфли Пола сквозь кроссовки. Потом кроссовки уменьшились в размерах и он уже видел их сквозь туфли, словно призраком стал Пол. Но туфли Пола находились в постоянном движении, мыски и пятки поднимались и опускались, сами туфли чуть поворачивались из стороны в сторону, тогда как кроссовки оставались неподвижными.
Телл ушел. Впервые за две недели тревога покинула его, уступив место ледяному спокойствию.
На следующий день он сделал то, с чего скорее всего следовало начинать: пригласил Джорджи Ронклера на ленч и спросил, не слышал ли тот каких-нибудь слухов и легенд, касающихся здания, которое когда-то называлось Мюзик-Сити. Оставалось загадкой, почему такая мысль не пришла к нему в голову раньше. Но он точно знал, что вчерашнее происшествие прочистило ему мозги, привело в чувство, как стакан холодной воды, выплеснутой в лицо. Джорджи мог ничего не знать, но мог и знать. Он проработал с Полом семь лет, и немалую их часть – в Мюзик-Сити.
– Ты про призрака? – спросил Джорджи и рассмеялся. Они сидели в «Картинсе», кафе на Шестой авеню. Джорджи откусил от мясного сандвича, прожевал, проглотил, запил крем-содой. – Кто тебе о нем рассказал, Джонни?
– Кто-то из уборщиков, – ровным голосом ответил Телл.
– Ты уверен, что не видел его? – Джорджи подмигнул.
– Нет, – честно ответил Телл. Он видел только кроссовки. И дохлых мух. Вперемешку с пауками и тараканом.
– Знаешь, теперь эта история как-то подзабылась, но раньше говорили только об этом. О парне, призрак которого поселился в Мюзик-Сити. Его убили на третьем этаже. В мужском туалете. – Джорджи поднял руки, потряс пальцами на уровне заросших бородой щек, пробубнил несколько нот из саундтрека «Сумеречной зоны», пытаясь изобразить что-то зловещее. Разумеется, ничего у него не вышло.
– Да, – кивнул Телл, – именно это я и слышал. Но уборщик больше ничего не мог сказать, потому что не знал. Рассмеялся и ушел.
– Произошло это до того, как я начал работать с Полом. Собственно, Пол мне все и рассказал.
– Он никогда не видел призрака? – спросил Телл, и так зная ответ. Только вчера Пол сидел в призраке. Не просто сидел – срал в нем.
– Нет, и он высмеивал эти байки. – Джорджи жевал сандвич. – Ты же знаешь, как он это умеет. Не без з-злобы. – Джорджи начинал заикаться, когда ему приходилось говорить что-то нелестное.
– Знаю. Бог с ним, с Полом. Кто этот призрак? Что с ним случилось?
– Какой-то торговец наркотиками. Было это в 1972-м или 1973-м. Когда Пол только начинал и работал помощником микшера. Незадолго до Обвала.
Телл кивнул. С 1975 по 1980 годы рок-индустрия переживала тяжелые времена. Подростки тратили деньги не на пластинки, а на видеоигры. И наверное, в пятнадцатый раз, начиная с 1955 года ученые мужи предвещали смерть рок-н-роллу. Но, как и в других случаях, время доказало, что клиент скорее жив, чем мертв. Видеоигры приелись, в эфир вышло Эм-ти-ви, из Англии понаехали новые звезды, Брюс Спрингстин спел «Рожденный в США», рэп и хип-хоп начали приобретать все больше поклонников.
– До Обвала перед большими шоу сотрудники звукозаписывающих компаний сами приносили за кулисы кокаин. Я тогда работал на концертах и все видел своими глазами. Один парень, он умер в 1978 году, но ты бы узнал его имя, если б я его назвал, перед каждым концертом получал от своей фирмы кувшинчик с оливками. Такой аккуратненький, завернутый в красивую бумагу. Только вместо перца и анчоусов оливки эти фаршировались кокаином. Он клал их в «мартини», которые называл вз-з-зрывными.
– Готов спорить, они и взрывали, – поддакнул Телл.
– Тогда многие полагали, что кокаин особо не отличается от витаминов, – продолжил Джорджи. – Они говорили, что к нему не развивается привыкание, как к героину, а наутро не болит голова, как после спиртного. Так что в это здание регулярно приносили «снежок». В ходу были и колеса, и травка, и гашиш, но предпочтение отдавалось кокаину. Этот парень…
– Как его звали?
Джорджи пожал плечами.
– Не знаю. Пол не говорил, и я не слышал, чтобы кто-то называл его имя… а если и слышал, то не запомнил. Д-должно быть, ничем не отличался от тех разносчиков, которые сейчас снуют по этажам с кофе, пончиками и кренделями. Только вместо кофе этот парень разносил кокаин. Появлялся два или три раза в неделю, поднимался на верхний этаж, а потом спускался вниз. На руке висело пальто, пальцы крепко сжимали ручку брифкейса из крокодиловой кожи. Пальто висело на руке даже в самые жаркие дни. Чтобы люди не видели наручник. Но я думаю, об этом и так все знали.
– О чем?
– О н-н-наручнике. – Изо рта Джорджи полетели кусочки хлеба и мяса. – Ой, извини, Джонни.
– Ерунда. Хочешь крем-соды?
– Да, спасибо, – благодарно ответил Джорджи.
Телл подозвал официантку.
– Значит, он был разносчиком. – Ему хотелось побыстрее услышать продолжение, но Джорджи все утирал рот салфеткой.
– Совершенно верно. – На столе появилась бутылка с крем-содой, Джорджи присосался к соломинке. – На восьмом этаже он выходил из лифта с брифкейсом, набитым наркотиками. Когда добирался до первого этажа, вместо наркотиков в брифкейсе лежали деньги.
– Лучший фокус после обращения свинца в золото, – заметил Телл.
– Да, но однажды магия дала осечку. В тот день он добрался только до третьего этажа. Кто-то пришил его в мужском туалете.
– Зарезал?
– Насколько мне известно, кто-то открыл дверь кабинки, когда он с-сидел там, и воткнул карандаш ему в глаз.
На мгновение Телл увидел эту сцену так же ясно, как мятый бумажный пакет под ресторанным столом, за которым сидели заговорщики: остро заточенный карандаш втыкается в изумленный зрачок. Глаз выплескивается наружу. Его передернуло.
Джорджи покивал.
– У-у-ужасно, правда? Но, возможно, это выдумка. Я про карандаш. Скорее всего его пристрелили или пырнули ножом.
– Да.
– Но тот, кто это сделал, имел при себе что-то острое.
– Имел?
– Да. Потому что брифкейс исчез.
Телл посмотрел на Джорджи. И эту сцену он представил себе без особого труда. До того, как Джорджи рассказал ему остальное.
– Когда прибыли копы и вытащили парня из кабинки, в унитазе они нашли к-кисть левой руки.
– Понятно, – выдохнул Телл.
Джорджи смотрел на тарелку с половиной сандвича.
– Что-то я уже н-наелся. – И он виновато улыбнулся.
– Так получается, что призрак этого парня поселился в… мужском туалете третьего этажа? – спросил Телл, когда они возвращались на студию, и рассмеялся. С одной стороны, история печальная, с другой – комичная: призрак облюбовал себе сортир.
Джорджи улыбнулся.
– Ты же знаешь, какой у нас народ. Именно так и говорили. Когда я начал работать с Полом, мне не раз рассказывали о том, что видели призрак в туалете. Не всего, а только его кроссовки, торчащие из-под двери.
– Только кроссовки, значит. Любопытно.
– Да. И я сразу понимал, что они все выдумывают, потому что слышали об этом от тех, кто действительно видел посыльного своими глазами. От тех, кто знал, что он носил кроссовки.
Телл, который в те годы, когда произошло убийство, жил в маленьком пенсильванском городке и, естественно, не мог ничего знать об убийстве в Мюзик-Сити, кивнул. Они вошли в вестибюль, направились к лифтам.
– Но ты знаешь, сколь быстро меняются люди в нашем бизнесе, – заметил Джорджи. – Сегодня они здесь, а завтра их и след простыл. Я сомневаюсь, что в здании есть хоть один человек, который работал тут в те годы, кроме разве что Пола и нескольких уб-борщиков. И никто из них не покупал товар у этого парня.
– Скорее всего нет.
– Точно нет. Поэтому об этой истории больше не вспоминают, и призрака н-никто не видит.
Они вошли в кабину лифта.
– Джорджи, а почему ты держишься за Пола?
И хотя Джорджи опустил глаза и кончики его ушей покраснели, он не сильно удивился столь резкой перемене темы.
– Почему нет? Он заботится обо мне.
«Ты спишь с ним, Джорджи?» Телл полагал, что вопрос этот просто напрашивался, вытекал из предыдущего, но он не стал его задавать. Не решился задать. Потому что чувствовал, что Джорджи честно на него ответит.
И Телл, которому приходилось собирать волю в кулак, чтобы заговорить с незнакомцем, который с невероятным трудом заводил друзей, внезапно обнял Джорджи. А Джорджи, не поднимая глаз, обнял его. Потом они оторвались друг от друга, лифт остановился, микширование продолжилось. На следующий вечер, в шесть пятнадцать, когда Дженнингс собирал бумаги (и намеренно не смотрел на Телла), Телл зашел в мужской туалет третьего этажа, чтобы взглянуть на хозяина белых кроссовок.
Когда он говорил с Джорджи, ему внезапно открылась истина… Может, стоило даже сказать, что его озарило. Истина эта заключалась в следующем: иногда избавиться от призраков, которые портят жизнь, можно только в том случае, если достанет духа взглянуть им в лицо.
На этот раз он не терял сознания, не испытывал страха, сердце, правда, колотилось сильнее. И обострились все чувства. Он унюхал и хлорку, и запах розовых дезинфицирующих таблеток, лежащих в писсуарах, и чью-то перду. Он видел мельчайшие трещинки на краске, как на стенах, так и на трубах. А в ушах, когда направлялся к первой кабинке, громом отдавались его шаги.
Дохлые мухи и пауки буквально завалили кроссовки.
Поначалу я заметил только одну или две дохлых мухи. Они не умирали, пока под дверью первой кабинки не появились кроссовки, а они не появлялись, пока я их не увидел.
– Почему я? – громко и отчетливо вопросил он туалетную тишину.
Кроссовки не шевельнулись, замогильный голос не ответил.
– Я тебя не знаю, мы с тобой никогда не встречались, мне ни к чему твой товар. Так почему я?
Одна из кроссовок чуть двинулась. Захрустели мушиные трупики. Затем кроссовка с пропущенной дырочкой для шнуровки вернулась на прежнее место.
Телл открыл дверцу кабинки. По всем канонам готического жанра, одна петля заскрипела. Интуиция Телла не подвела. Конечно же, он увидел призрака.
Призрак сидел на унитазе, одна рука лежала у него на бедре. В общем, таким Телл и представлял его в своих кошмарах, правда, с двумя кистями, а не с одной. Вторая рука заканчивалась кровавым обрубком, засиженным мухами. Только теперь Телл понял, что ни разу не видел брюк призрака (а ведь штанины всегда лежат на обуви, если заглянуть под дверцу туалетной кабинки: этим делом занимаются исключительно со спущенными штанами). Он и не мог их увидеть, потому что призрак не расстегивал ни ремень, ни ширинку. Носил он бананы. Телл попытался вспомнить, когда же бананы вышли из моды, и не смог.
Компанию бананам составляла джинсовая рубашка с накладными карманами. Клапан каждого кармана украшала эмблема борцов за мир. Волосы он зачесывал направо. На проборе тоже лежали дохлые мухи. С крючка на задней стороне дверцы свешивалось пальто, о котором говорил Джорджи. Дохлые мухи валялись на плечах.
Что-то заскрипело, совсем не так, как дверная петля. Телл понял, что это сухожилия шеи призрака. Он поднимал голову. Посмотрел на него, и Телл даже не удивился тому, что видит перед собой лицо, которое ежедневно лицезрел в зеркале, когда брился. Разумеется, за исключением торчащего из глаза обломка карандаша. Призрак стал им, а он – призраком.
– Я знаю, что ты готов, – услышал он хриплый, бесцветный голос человека, у которого долгое время бездействовали голосовые связки.
– Я не готов, – ответил Телл. – Уходи.
– Готов услышал правду, – уточнил Телл, сидящий на унитазе, и Телл, стоящий у дверцы кабинки, увидел круги белого порошка у ноздрей второго Телла. Похоже, тот не только приторговывал кокаином, но и сам потреблял это зелье. А в туалет зашел, чтобы нюхнуть белого порошка. Но кто-то распахнул дверцу и загнал ему в глаз карандаш. Только кто мог убить карандашом? Может, человек, который совершал убийство в состоянии…
– О, считай, что это импульсивное преступление. – Все тот же хриплый, бесцветный голос. – Знаменитое преступление, совершаемое по внезапно возникшему импульсу.
И Телл, Телл, стоявший у дверцы, понял, что так оно и было, что бы там ни говорил Джорджи. Убийца не заглянул под дверцу кабинки, а посыльный забыл закрыть ее на задвижку. При других обстоятельствах все закончилось бы «Извините меня», а претендент на посещение кабинки воспользовался бы соседней. Но в данном конкретном случае дело приняло иной оборот. Встреча над унитазом привела к убийству.
– Я не забыл закрыть дверь на задвижку, – прохрипел призрак. – Ее сломали.
Да, конечно, задвижку сломали. Обычное дело. А карандаш? Телл не сомневался, что убийца, открывая дверцу кабинки, даже не подозревал о том, что карандаш в его руке – орудие убийства. Он пришел в туалет с карандашом, потому что многим нравится держать что-то в руке: сигарету, кольцо с ключами, ручку или карандаш. Телл подумал, что карандаш оказался в глазу посыльного, прежде чем и убитый, и убийца поняли, как последний собирается его использовать. Возможно, убийца также был клиентом посыльного и знал, что находится в чемодане. Поэтому он закрыл дверцу кабинки, оставив покойника на унитазе, вышел из туалета, спустился на лифте вниз, покинул Мюзик-Сити, чтобы купить… ну что-нибудь…
– Он пошел в хозяйственный магазин, расположенный в пяти кварталах от Мюзик-Сити, и купил ножовку, – объяснил призрак, и Телл вдруг заметил, что у него уже другое лицо, мужчины лет тридцати. Поначалу у призрака были русые волосы, такие же, как у Телла, но теперь они стали черными.
Внезапно ему открылась еще одна истина: когда люди видят призраков, прежде всего им кажется, что призраки похожи на них. Почему? По той же причине ныряльщики, поднимаясь, выдерживают паузу, не достигнув поверхности. Они знают, что слишком быстрый подъем приведет к закипанию азота в крови, а это чревато страданиями и даже смертью. Организм просто принимает меры предосторожности.
– Восприятие изменяется, когда ты переходишь границу реальности, так? – сипло спросил Телл. – Поэтому жизнь в последнее время казалась какой-то странной? Что-то внутри меня старалось… старалось наладить с тобой контакт?
Призрак пожал плечами. Дохлые мухи посыпались на пол.
– Рассказывай… у тебя есть голова на плечах.
– Хорошо, – ответил Телл. – Расскажу. Он купил ножовку, и продавец положил ее в пакет. Потом вернулся в Мюзик-Сити. Он совершенно не волновался. Если бы кто-то тебя обнаружил, он бы сразу это понял: у туалета собралась бы толпа. Так он, во всяком случае, предполагал. Возможно, появились бы и копы. А если никого не будет, решил он, тогда он войдет и заберет брифкейс.
– Сначала он попытался распилить цепь, – пояснил хриплый голос. – А когда не получилось, отпилил мне руку.
Они смотрели друг на друга. До Телла вдруг дошло, что он видит и туалетное сиденье, и грязный белый кафель за спиной трупа… то есть труп наконец-то начал превращаться в настоящего призрака.
– Теперь ты знаешь? – спросил он. – Теперь ты знаешь, почему ты?
– Да. Ты должен был кому-то сказать.
– Нет… история – дерьмо. – Тут призрак так зловеще улыбнулся, что по коже Телла побежали мурашки. – Но иногда знание помогает… если ты все еще жив. – Он помолчал. – Ты забыл спросить у своего друга Джорджи одну важную вещь, Телл. Впрочем, он мог и не дать тебе честного ответа.
– Что? – Впрочем, Телл уже сомневался, а хотелось ли ему услышать ответ.
– Кто на третьем этаже был моим самым крупным покупателем. Кто задолжал мне почти восемь тысяч баксов. Кто больше не получал в долг ни щепотки кокаина. Кто после моей смерти на два месяца отправился в лечебно-реабилитационный наркологический центр в Род-Айленде и излечился от пагубной привычки. Кто после этого и близко не подходит к белому порошку, лишь изредка балуясь травкой. Джорджи в те дни здесь не было, но, думаю, он знает ответы на все эти вопросы. Потому что он слышит то, о чем говорят люди. А ты, наверное, заметил, что люди частенько разговаривают так, словно и не замечают присутствия Джорджи.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента