Кинг Сьюзен. Пронзенное сердце

   Обняв брата, Эмилин моментально ощутила и его истощенность, и его страшную усталость. Гай напоминал светлого медведя. Более мускулистый от природы, чем Николае, и раза в два более массивный, он был знаменит своей силой. Но сейчас Эмилин казалось, что она сможет поднять его.
   — Гай, — выдохнула она, слезами намочив его подбородок, — когда?..
   — Меня освободили в ноябре, — ответил он.
   — Миледи, — вмешался Уот. — Лорд Гай вернулся домой слабым, будто новорожденный младенец, и необходимо было время, чтобы он набрался сил? Для поездки в Хоуксмур.
   — Но почему же никто не сказал мне, что Гай на свободе? Уот, ты же писал Николасу!
   — Я знал, Эмилин, — ответил Николас. — Но молчал. — Эмилин недоуменно взглянула на мужа. — Гай был серьезно болен и настоял на нашем молчании — до тех пор, пока он сам не будет в состоянии приехать к своей семье.
   — Ты болел? — Она посмотрела на Гая.
   — Он нуждался в еде, питье и отдыхе, — пояснил Уот. — Он едва не умер с голоду в тюремной камере.
   Эмилин в ужасе закрыла лицо руками. Питер мрачно кивнул.
   — Это вполне обычный метод короля Джона, миледи. Голодающий заключенный обходится значительно дешевле, чем сытый. Многие так и умирают в королевской тюрьме. Джон в таких случаях объясняет, что это случайность, и просит простить ему его забывчивость.
   — Какая немыслимая жестокость! Но как же тебе удалось вырваться на свободу? Король отказывался выпустить тебя, прикрываясь тем, что вина твоя слишком тяжела.
   — Любая вина имеет свою цену, сестричка, по крайней мере, для Джона. Твой господин заплатил за мою вину.
   Эмилин обернулась. Николас спокойно наблюдал за ними. Глаза его сейчас казались серо-зелеными на фоне покрытых румянцем щек. Этот румянец, свидетельство его смущения и уязвимости, поразил и рассмешил Эмилин.
   — Николас! Неужели ты заплатил выкуп?
   Он коротко кивнул, не отводя глаз от ее лица.
   — Я не стану платить выкуп за собственный замок, как я уже говорил. Но не было другого способа увидеть Гая свободным. Король настаивал на приговоре — измена. В конце концов, его кошелек оказался разумнее, чем он сам.
   Гай рассмеялся.
   — Я поздравляю тебя с прекрасным браком, сестричка! Я бы не смог найти тебе жениха лучше этого славного рыцаря.
   Протянув Николасу руку, она на секунду задумалась:
   — А я бы и не согласилась выйти ни за кого другого.
   Пальцы мужа крепко сжали ее ладонь.
   — И снова я говорю тебе «нет», Эмилин. Король мечом прорубает себе дорогу через всю Англию. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
   Николас быстро шагал по двору, а Эмилин пыталась поспеть за ним, сжимая на груди плащ: утро выдалось холодным.
   — Но Хоуксмур слишком далеко на западе, король не станет суетиться из-за нас, — настаивала она. — Ты сам говорил это Питеру вчера вечером.
   Барон раздраженно взглянул на нее и вошел в конюшню, но Эмилин и не собиралась отставать.
   — Мы и так провели врозь большую часть времени с тех пор, как поженились, — настаивала она, входя в теплый сумрак. Зевающий конюх, задававший в этот момент сено лошадям, недоуменно взглянул на барона и его супругу, а потом натянул капюшон и вышел.
   — Не проси меня уехать сейчас, Николае, — продолжала Эмилин.
   — Как ты не поймешь: король наутро поджигает каждый дом, в котором провел ночь. Да, действительно, Хоуксмур в стороне, он может сюда и не добраться. Но Джон непредсказуем. Если он затаил на меня зло за участие в подготовке хартии, то вполне может послать карательный отряд с заданием спалить замок. Он знает, что я не буду откупаться.
   — Зачем ему выбирать тебя, когда есть другие — ближе? Ты говорил, что он сейчас в Понтефракте.
   Николас резко остановился, и Эмилин наткнулась на его спину. Повернувшись, он схватил ее за плечи.
   — Да, но по пути в Йорк, который совсем недалеко отсюда, даже в разгар зимы. Подумай, Эмилин! Зачем ему было приходить сюда? — Он слегка встряхнул ее. — Подумай. Кто может за этим стоять?
   — Уайтхоук, — коротко произнесла Эмилин. — Но твой отец не сделает этого. Даже он не сможет предать собственного сына.
   Николас, не отрываясь, с минуту смотрел на нее. В полумраке конюшни глаза его отливали сталью.
   — Так ли? — спросил он холодно.
   — Николас, — не унималась Эмилин. — Уайтхоук смирится с нашей свадьбой, нужно только время. Несмотря на всю свою злобу, он кажется религиозным человеком. Он основал монастырь, наложил на себя епитимью…
   Николас рассмеялся зло, словно каркая.
   — А знаешь, почему он все время пытается умилостивить Бога? — Барон еще крепче сжал плечи жены и наклонился к ее лицу.
   — Нет, — испуганно прошептала она.
   — Да потому, что боится вечного проклятья за убийство моей матери!
   — Николсе, — прошептала Эмилин, — нет… Он резко отвернулся и потер виски. В одном из стойл тихо заржала лошадь.
   — Он обвинил ее в измене, заточил в темницу. И она там умерла.
   Эмилин дрожащей рукой прикрыла ему рот. Хотя она и слышала разговоры, но никогда не думала об этом с такой конкретной жестокостью. Ей казалось, что смерть Бланш связана с каким-то несчастным случаем, в котором винят графа.
   — Ты никогда не говорил об этом, — едва слышно произнесла она.
   — Вот сейчас сказал, — холодно ответил Николас. — Человек, убивший жену якобы за прелюбодеяния, без всяких доказательств ее греха, не несет в сердце и искры чести. Ничто не остановит его от предательства собственного сына.
   — Но она умерла в тюрьме. Он не убивал ее своими руками. Может быть, она заболела. Он смотрел поверх ее головы.
   — Мне было семь лет, — заговорил он мертвым деревянным голосом. — Меня отослали в Эвинкорт к леди Джулиан и ее мужу. Уайтхоук поместил мою мать в так называемое «мягкое ограничение» — он сам так говорил. Тогда многие так поступали. И не видели вреда в том, чтобы запереть жену на какое-то время. Но Уайтхоук однажды обнаружил, что она мертва. — Николас склонился к Эмилин. Глаза его блистали, словно остро отточенный стальной клинок. — Знаешь, почему он не ест мяса?
   — Епитимья, — прошептала Эмилин.
   — Моя мать умерла с голоду.
   — Господи! — только и смогла произнести Эмилин. Ей стало плохо. — Наверное, он чувствует вину, раз наложил на себя подобное наказание.
   Николас дернул головой:
   — Как будто это чем-то поможет!
   — Николас, — начала Эмилин, но барон заставил ее замолчать, изо всех сил прижав к себе.
   — Эмилин, — тихо заговорил он, — ненависть между мной и моим отцом взаимна и вряд ли может быть прекращена. Церковь учит нас почитать отца своего. Всю мою жизнь эта заповедь кажется мне абсолютно невыполнимой. Я никогда не смогу простить своего отца.
   — Сможешь, — тихо произнесла Эмилин.
   — Ты — воплощение верности и чести, ты знаешь это? Я все время вижу это в тебе. Верность своей семье ведет тебя и управляет твоими действиями. Несправедливость так же возмущает тебя, как и меня, но она не перерастает в ненависть. Если бы я смог этому научиться! — Погладив жену по голове, Николас с нежностью взглянул на нее. — Но сейчас постарайся все-таки понять то, что существует между Уайтхоуком и мной. Даже ты не сможешь перейти через эту пропасть.
   Он нашел ее губы, и нежный поцелуй затронул в душе Эмилин те струны, которые всегда с готовностью отвечали на ласки Николаса.
   — Послушай меня, — произнес он где-то возле ее лба. — Сейчас ты должна покинуть Хоуксмур. Мне надо знать, что ты в безопасности, Эмилин.
   Откинув назад голову, она заглянула мужу в глаза — серо-зеленые, словно мох, растущий на камнях.
   — Но я не могу уехать, по крайней мере, еще несколько дней. Деревенский священник просил меня быть на мессе в честь Двенадцатой ночи. Как баронесса и поскольку тебе еще не разрешено появляться на мессе, я обязана принять приглашение. А потом, милорд, — если вы пообещаете, что с вами ничего не случится, — я уеду, послушная вашей воле, как и подобает покорной жене.
   — Хорошо, несколько дней. Я многое готов отдать за это обещание. — Он усмехнулся уголком губ. Эмилин сморщила носик.
   — Увы. Милорд, нечасто вам удастся слышать подобные слова, так что оцените их по достоинству.
   — Вспоминаю, что когда-то мы уже так торговались, — с улыбкой произнес Николас. — Займитесь сборами, миледи, но не трогайте стекла из моих окон.
   Эмилин рассмеялась, вспоминая.
   — Милорд, я не трону ваших окон — я ведь скоро вернусь.
   Николас улыбнулся, потом прижался к ее губам в таком страстном поцелуе, что Эмилин едва не задохнулась и не растаяла от удовольствия. Рука его своевольно скользнула под плащ жены, следуя изгибу ее талии и бедер и поднимаясь выше — к груди. Эмилин сама удивилась силе желания, охватившего ее и наполнившего тело готовностью ко всему, что сделает Николае.
   — Сэр, — прошептала она со смехом, — мы же в конюшне…
   — А… — прорычал он и жадно провел губами по ее щеке. — Думаешь, этот парень скоро вернется?
   Она отрицательно покачала головой и обвила руками его шею, как можно крепче прижимаясь к нему всем телом.

Глава 21

   Деревня утонула в густом тумане. И без того неясная граница между покрытой снегом землей и серым небом исчезла совсем. Эмилин и Элрис, дрожа от холода, вместе вышли из старинной, саксонской постройки, церкви.
   Попрощавшись со священником, служившим мессу в честь Двенадцатой ночи и Крещения^[8], дамы заспешили к своим коням. Слуга ожидал, чтобы помочь им сесть верхом.
   Рядом шесть вооруженных всадников охраняли закрытый фургон. В нем сидели дети и няня. Процессия выехала на занесенную снегом дорогу и направилась в Хоуксмур. Предстояло проехать несколько миль.
   Эмилин натянула поводья своего гнедого жеребца.
   — Надо спешить, Вильям, — обратилась она к молодому рыцарю, возглавлявшему конвой. — Похоже, что скоро начнется сильный снегопад. Тот согласно кивнул и пришпорил коня.
   — Стало жутко холодно и сыро, — с кислой улыбкой процедила Элрис.
   Улыбнувшись в ответ, Эмилин напомнила себе, что в последнее время Элрис явно старается проявлять дружелюбие. После долгого враждебного молчания она снова начала разговаривать с Эмилин и даже улыбнулась однажды Николасу. Казалось, все обиды по поводу их женитьбы забыты и взамен предлагается сдержанная вежливая дружба.
   Когда Элрис сказала, что тоже хочет послушать мессу в день Крещения, Эмилин предложила, чтобы они вдвоем ехали верхом, отдав повозку детям. Ей была нужна встряска, физическая усталость. Но сейчас, в эту ужасную погоду, она с тоской думала о толстых стенах замка и об уютном огне камина. Кроме того, хотелось поскорее вернуться к Николасу — ведь уже завтра ей предстоит расстаться с ним и уехать в Эвинкорт.
   Отлучение от церкви не позволило Николасу присутствовать на мессе, но священник был признателен приезду Эмилин и благодарен за подарки: соленое мясо, сыр, восковые свечи.
   Эмилин оглянулась на повозку. Дети высунулись из-под полотняного навеса и весело махали ей. Бетрис, плотная черноглазая девушка, не терпевшая озорства, по какой-то странной прихоти рано увела их со службы. И сейчас, слыша их хихиканье, Эмилин поняла, что шалуны переполнены нерастраченной энергией.
   Впереди дорога петляла по болотистой равнине. При виде унылого, размытого туманом зимнего пейзажа девушке стало не по себе.
   Она пыталась успокоиться, повторяя, что наемники короля Джона не придут в их края, но мрачное предчувствие не исчезало. Должно быть, непрерывные разговоры о войне и способах защиты ;
   Хоуксмура подействовали на нее отрицательно.
   Тяжелое бледное небо, холодное напряжение в воздухе — все предвещало снежную бурю. Но расстояние ведь всего в несколько миль — поездка абсолютно безопасна, пыталась успокоиться Эмилин. Снег пойдет еще не скоро. Дрожа, она пришпорила коня. Один из конвойных держал бело-зеленое знамя Хоуквуда — символ неприкосновенности баронессы Хоуксмур. Ничего плохого не может сегодня произойти.
   В низинах туман становился гуще и воздух казался совсем белым. Если бы можно было представить, насколько будет холодно, сыро и неуютно, то детей непременно оставили бы дома. А сейчас — лишь бы скорее добраться!
   Впереди на холме показались какие-то фигуры. Совсем скоро они превратились в отряд, состоящий примерно из тридцати всадников. Они приближались. Эмилин заметила плащи цвета ржавчины:
   Уайтхоук! Она изо всех сил сжала поводья. Тишина наполнилась стуком копыт по обледеневшей дороге и храпением лошадей. Подъехав ближе, главный из всадников поднял руку. Остановившись, Вильям тихо приказал что-то своим людям. Они поставили коней полукругом, защитив повозку и двух женщин, путешествующих верхом.
   Эмилин расправила плечи под тяжелой накидкой и остановила коня. Рядом с ней Элрис сидела в молчаливом напряжении.
   Хью де Шавен выехал вперед и остановился перед сержантом, остро взглянув на Эмилин и покачав головой.
   — Миледи баронесса, — начал он. Взгляд его остановился на Элрис. — Миледи. С Новым годом вас обеих!
   — Барон де Шавен, — заговорила Эмилин, — зачем вы остановили нас? Сегодня очень холодно, а мы везем детей. Любое дело может быть улажено под крышей, в тепле. Вам лучше проводить нас в Хоуксмур или же ехать своей дорогой.
   Шавен улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы. Один глаз, казалось, повернулся к Вильяму.
   — Миледи, позвольте мне сопровождать вас в замок Грэймер для встречи с лордом Уайтхоуком по его просьбе.
   — Передайте ему, что все вопросы он должен решать с моим мужем или же в суде. Пропустите нас!
   — Миледи, я вынужден настаивать на том, чтобы вы ехали со мной.
   — Барон де Шавен! — вмешался сержант, — Лорд Уайтхоук не имеет права командовать здесь, на земле Хоуксмура. Предложение моей госпоже, подобное вашему, милорд, может быть расценено только как призыв к оружию.
   Шавен тихо вздохнул и отвел взгляд, как будто размышляя о чем-то.
   — Ну что ж, пусть будет так, — ровным голосом согласился он и подал сигнал своему отряду. Числом тот намного превосходил сопровождение Эмилин. Закованные в железо воины быстро окружили небольшую процессию. Словно почувствовав удар, Эмилин осознала, что это и было целью Шавена спровоцировать столкновение. Сердце ее забилось быстрее. Она еще раз пожалела, что взяла с собой детей.
   — За Уайтхоука! — провозгласил Шавен, обнажая меч.
   — К оружию! — призвал Вильям. — За Хоуксмур и Святого Георгия!
   Эмилин услышала страшный звон металла, первые удары, жутким эхом разносившиеся в тумане.
   Она постаралась подъехать как можно ближе к повозке, маневрируя между боевыми конями, каждый из которых казался больше и сильнее ее возбужденного жеребца. Дамская верховая лошадь Элрис полностью перестала подчиняться хозяйке, и та сидела, едва живая от испуга. Эмилин заметила, как всадник в плаще цвета ржавчины ударом сбил возницу. Нагнувшись, он вытащил Кристиена из фургона, перекинул мальчика через седло и, словно молния, исчез в тумане.
   Крича, но не имея возможности подвести коня ближе, Эмилин с ужасом смотрела, как двое других воинов схватили Изабель и Гарри, а третий пытается вытащить из повозки Бетрис. Также взвалив пленников на седла, они ускакали, защищенные гремящей шеренгой солдат Шавена.
   Крики Эмилин смешались с детским плачем и резким звоном стали. Внезапно она почувствовала, как железная рука сжала ее талию и безжалостно тащит с коня.
   Лежа на седле лицом вниз, она с трудом дышала: седельная лука впилась ей в ребра. Сопротивляясь изо всех сил, Эмилин ничего не могла разглядеть вокруг себя — только слышала стук мечей о деревянные щиты и скрежет стали о сталь. Тяжелая рука надавила на ее спину, лишив возможности двигаться.
   Она резко ударила своего врага куда-то между ног, тот зарычал в ярости, и тяжелый кулак обрушился на лицо Эмилин. Она провалилась в глубокую темноту.
   — Всевышний! — проговорила леди Джулиан, невольно поднося руку к горлу, — что значит «исчезли»? Как это может быть?
   — Они в плену, тетушка, — коротко пояснил Николас. Он вел плачущую Элрис по большому залу.
   Элрис кивнула, опершись на руку кузена. Волосы ее растрепались, накидка на голове сбилась, глаза распухли от слез. Николас усадил ее в кресло и подал бокал вина. Пока девушка пила, он прикрыл глаза, пытаясь унять раздирающий его гнев.
   Элрис в сопровождении Вильяма, двух конвойных и едва пришедшего в себя возницы вернулась всего двадцать минут назад. Все вместе они сбивчиво передали, что произошло среди болот. Возницу и двух раненых воинов увели, чтобы оказать им помощь, а Вильяма Николае попросил прийти в большой зал вместе с членами семьи.
   Стоя у камина, Николас слушал сбивчивый рассказ Элрис, прерываемый рыданиями. Пальцы его сами собой сжимались — как будто рвались к мечу. Это трусливое нападение наверняка совершено по распоряжению Уайтхоука. Судя по всему, граф должен требовать выкупа — но какого? Деньги ему, похоже, не нужны. Так что же?
   Николас взглянул на Питера, который стоял рядом с Вильямом, и на леди Джулиан, перебиравшую четки. Потом взгляд его снова обратился к Элрис, чей слезливый рассказ уже подходил к концу.
   — Видит Бог, — прорычал он, стукнув кулаком по столу. — Шавен жестоко поплатится у меня за это!
   Элрис от неожиданности замолчала, глядя на кузена широко раскрытыми глазами.
   — Не могу понять одного, — заговорил молчавший до этого Питер. — Откуда Шавен мог узнать, что леди Эмилин будет в этот день в церкви?
   — Это не случайность, будь уверен, — коротко ответил Николас. Он подошел к Элрис. — Шавен ничего не говорил по поводу того, как он оказался там?
   — Н… нет, милорд, — едва смогла выдавить из себя девушка.
   — Вильям? — Николас перевел взгляд.
   — Я ничего не слышал, милорд, но мне все это показалось очень странным: Шавен как будто дожидался нас там, на холме.
   — Элрис! — Николас как будто взорвался Элрис вскочила.
   — Милорд, — пролепетала она, — это не должно было произойти так!
   — Элрис! — воскликнула и леди Джулиан, — что…
   — Я хотел спросить, посылала ли Эмилин в деревню уведомление о том, что приедет на службу, — пророкотал Никола.
   — Я ничего не слышала об этом, — Элрис отвела взгляд.
   Странный блеск ее зеленых глаз внезапно напомнил ему Шавена. Он приблизился к кузине:
   — Говорите все, что знаете! Она отступила на шаг.
   — Ничего, милорд.
   Питер подошел с другой стороны. Оба мужчины низко склонились к Элрис. Леди Джулиан тоже молча подошла.
   — Леди Элрис, — начал Питер, — ваш отец уже заключил договор о вашем браке с Шавеном?
   — Всевышний! — воскликнул Николас, — я и забыл, что Шавен теперь ваш нареченный. Элрис походила на пойманную птицу.
   — Хью , —Хью велел мне сделать это. Он заставил меня… — выдохнула она и внезапно повернулась, как будто собираясь бежать.
   Николас схватил ее за руку и с силой притянул к себе.
   — Что вы наделали! — закричал он. — Что, ради всего святого, вы наделали!
   — Дала Шавену знать, когда леди Эмилин покинет стены замка, — тихо произнес Питер.
   — Элрис, — обратилась к девушке леди Джулиан, — вы встречались с Шавеном, когда выезжали на верховые прогулки? — Элрис молча кивнула, кусая губы от той железной хватки, которой Николас держал ее за плечо.
   — Я не предполагала, что он захватит и детей, — внезапно зарыдала Элрис, так неожиданно подавшись вперед, что Николас вынужден был поддержать ее. Она положила голову ему на грудь, заливая слезами куртку. — Ах, Николас, — рыдала она, — я так хотела стать вашей женой! Вы знали это. Эмилин недостойна вас. Она лгала, грешила, унижала Шавена. Он сказал, что они с вашим отцом имеют полное право наказать ее. — Элрис обвила руками шею Николаев. — Но дети… — Она снова разрыдалась.
   Мысль о предательстве казалась нестерпимой. Барон схватил Элрис за руки с такой силой, что она снова едва не лишилась чувств.
   — Вы совсем сошли с ума, отдавая Эмилин в руки Уайтхоука? Он же убьет ее, как убил мою мать!
   Пальцы его побелели — так крепко он сжимал руку кузины, и она, не удержавшись, вскрикнула от боли. Холодный немой гнев наполнял его при одной мысли, что граф будет обращаться с Эмилин так же, как обращался с его матерью. Он не замечал, что делает Элрис больно.
   — Николас, — тихо произнес Питер. Леди Джулиан взяла его за руку.
   — Она всего лишь девушка.
   Николас с отвращением оттолкнул Элрис и нетерпеливо вырвал свою руку из руки тетки.
   Элрис сделала шаг в сторону, опустив глаза и тяжело дыша.
   — Я очень сожалею. Правда, Николас.
   Леди Джулиан неслышно направилась к выходу.
   — Я позову священника. Вы должны покаяться и принять епитимью. А мы все вместе помолимся за избавление Эмилин и детей.
   Элрис кивнула и послушно направилась к выходу вместе с леди Джулиан.
   Все еще пытаясь подавить нечеловеческий гнев, Николас глубоко вздохнул.
   — Собери отряд, — коротко приказал он Питеру и стремительно покинул зал.
   — Смотри-ка, — показал Николас, — король Джон собственной персоной!
   Питер вгляделся. Снег припорошил его золотые кудри, выбившиеся из-под капюшона.
   — Да, королевское знамя реет над знаменем"? Уайтхоука. И целая куча всадников.
   Сквозь снегопад они вглядывались в замок Грэймер, который неприступной крепостью возвышался на скале.
   Николас тихо выругался.
   — Имей мы даже тысячу воинов — все равно не смогли бы атаковать замок, пока в нем находится король. А уж о том, сколько с ним наемников, и говорить не приходится.
   — Да, и нельзя забывать, что нападение сейчас — это акт измены, — прибавил Питер.
   Николас прищурил глаза. Сейчас они казались стальными клинками.
   — Мою жену сегодня утром похитили, и я ее верну любой ценой. Мне все равно, есть в замке король или нет. Но его присутствие, надо признаться, путает мои планы. Предполагается, очевидно, что я войду в замок как бывший наследник и буду вежливо просить? — Покачав головой, он опять проклял все в полном расстройстве.
   Яростная скачка в Грэймер во главе целой сотни всадников настроила Николаев на воинственный лад — огонь в душе разгорелся вовсю. А сейчас, стоя на краю леса перед замком, он видел королевские знамена и чувствовал себя абсолютно беспомощным. В ярости барон изо всех сил сжал кулаки. Будь его отец сейчас в пределах досягаемости, последствия трудно было бы предугадать.
   С помощью Питера и Юстаса Николас быстро собрал большой отряд. Вильям тоже настоял на своем участии в операции. Готовые к бою, воины сначала поехали на то место, где случилось несчастье.
   Трое конвойных и мальчик-слуга лежали в холодной молчаливой пустыне. Барон оставил на поле битвы дюжину всадников, чтобы отвезти убитых в Хоуксмур.
   — Будь проклят Шавен, — отрезал он. — Будь проклят мой отец!
   — Чего Уайтхоук хочет от леди Эмилин? — не сдержался Питер. — И зачем было брать в плен детей?
   Николас внимательно наблюдал за замком сквозь по-зимнему черные ветки деревьев, отмечая в уме количество стражи на стенах, оценивая укрепления. Люди короля сменяли воинов Уайтхоука — это было заметно по цвету плащей.
   Казалось, невозможно даже представить, каким образом можно атаковать замок, не потеряв при этом сразу значительную часть отряда. У барона не было ни осадных орудий, ни средств, позволяющих заложить под стены порох. Николас считал про себя количество часовых на стене: уже сейчас их число сравнялось с числом его воинов. А сколько еще внутри укреплений?
   Через некоторое время барон повернулся к Питеру, чтобы ответить на его вопрос.
   — Почему Уайтхоук захватил их? Да потому, что только Эмилин способна выдать ему того человека, за которым он охотится изо всех сил.
   Питер кивнул, сразу все поняв.
   — Черного Шипа.
   — Именно так. — Николас выпрямился. — Возможно, Уайтхоук и получит его. Разумеется, в обмен на то, что нужно мне.
   — Но ты же не выдашь его! — пораженно произнес Питер.
   — Разве у меня есть выбор? — спокойно возразил Николас. Он помолчал. — Чтобы освободить мою семью…
   Слова, так естественно произнесенные, едва не задушили его, не разорвали ему сердце. Семья. Он хотел видеть ее в безопасности, и ради этой привилегии был готов рисковать жизнью. Эмилин и ее младшие вошли в его жизнь, словно дар, словно Господнее благословение. Он не позволит отнять их у себя.
   — Твоей леди приятнее будет видеть тебя живым, друг. Поэтому советую тебе думать головой, а не идти на поводу у чувств, — посоветовал Питер.
   Николас быстро взглянул на него и открыл было рот, чтобы ответить что-то, но тут же передумал, внимательно вглядываясь вдаль.
   — Подожди-ка. Что это там такое?
   Питер посмотрел туда, куда показывал баров.
   — Фургон с припасами.
   Четырехколесный фургон неуклюже катился по дороге — нелепое сооружение из дерева и кожи. Когда он подъехал поближе, стало заметно, что он достаточно велик.
   — Всего один человек, — удивленно заметил Николас. — Неужели там бочки с элем?
   Фургон со скрипом подъехал к воротам замка и остановился. Возница и страж у ворот обменялись криками, которые невозможно было разобрать издалека, и неуклюжее сооружение проехало по мосту через ров. Словно разверзлись врата ада, поднялась массивная чугунная решетка и пропустила фургон, тут же снова опустившись, как будто поглотив его.
   — Торговец элем? — нахмурился Питер. — Уайтхоук, должно быть, решил славно угостить короля в честь Двенадцатой ночи!