Кинселла Софи. Шопоголик и брачные узы

   — Бекс, послушай, — шепчет Сьюзи и с серьезным видом смотрит на меня. Она стоит так близко, что можно различить каждую блестку в ее тенях для век. — Я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не собираешься и в самом деле ждать десять лет, чтобы выйти замуж, правда?
   — Ну… нет, — признаюсь я. — Не собираюсь.
   — И ты думаешь, что это именно Люк? Только честно. Между нами.
   Молчание длится долго. Слышно, как кто-то бубнит сзади: «Конечно, дом у нас вполне современный. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, кажется, построили…»
   — Да, — небрежно произношу я, чувствуя, как густо розовеют щеки. — Да, думаю, это он.
   Еще несколько мгновений Сьюзи внимательно всматривается в мое лицо — и, кажется, принимает какое-то решение.
   — Точно, — говорит она, ставя свой стакан на поднос. — Так что мне пора бросать букет.
   — Что? Сьюзи, не говори глупостей! Его еще нельзя бросать!
   — Нет, можно! Я могу его бросить, когда мне вздумается.
   — Но ты должна это сделать, только когда будешь уезжать на медовый месяц!
   — Плевать! — упрямится Сьюзи. — Не собираюсь больше ждать, Брошу сейчас.
   — Но это же делается в конце!
   — Кто тут невеста? Ты или я? Если дожидаться самого конца, это будет совсем неинтересно! А теперь встань-ка вот здесь. — Сьюзи повелительным жестом указывает на холмик заиндевевшей травы. — И положи свои цветы. Будешь держать что-нибудь в руках — ничего не поймаешь. — Она повышает голос: — Тарки? Я сейчас брошу букет, идет?
   — Идет, — беззаботно откликается Таркин. — Хорошая идея.
   — Давай, Бекс!
   — Мне не хочется его ловить, — ворчу я, — глупо это.
   Но других подружек у невесты нет, так что приходится сложить цветы на травку и встать на холмик, как велели.
   — Я хочу, чтобы это засняли, — обращается Сьюзи к фотографу. — А где Люк?
   Получается немного странно: я стою на кочке в полном одиночестве, а в меня собираются швырнуть букетом. Все разбредаются кто куда. Вдруг я замечаю, что Таркин с шафером обходят людей и что-то им нашептывают на ухо, — и вот уже все поворачиваются и выжидательно таращатся на меня.
   — Готова, Бекс? — окликает меня Сьюзи.
   — Подожди! — кричу я. — Нас должно быть много, чтобы все стояли рядом…
   Нет, честное слово, Сьюзи нарушает все правила. Что она, на свадьбах не бывала?
   — Погоди, Сьюзи! — снова ору я, чувствуя себя полной дурой, но поздно.
   — Лови, Бекс! — вопит она. — Лови-и-и!
   Букет взмывает высоко в воздух, мне приходится подпрыгнуть, как заправскому баскетболисту, чтобы его поймать. Букет куда больше и тяжелее, чем казался с виду, и мгновение я пялюсь на него, наполовину (втайне) восхищенная, наполовину до чертиков злая на Сьюзи.
   И тут что-то цепляет мой взгляд. Маленький конверт. Подписан — «Бекки».
   Конверт для меня в букете Сьюзи?
   Ошеломленная, я перевожу взгляд на Сьюзи, та кивает.
   Я вскрываю конверт, пальцы трясутся. Внутри что-то объемное. Это…
   Кольцо, завернутое в вату. И послание — почерком Люка. И гласит оно…
   «Согласна ли ты…»
   Я смотрю на карточку, стараясь совладать с собой, но весь мир вокруг мерцает, а перед глазами плывут круги.
   Потрясенная, я поднимаю голову. Люк пробирается ко мне через толпу, лицо у него серьезное, но взгляд такой теплый…
   — Бекки, — начинает он, и весь церковный двор задерживает дыхание. — Ты согласна…
   — Да! Да-а-а-а!
   Я слышу этот счастливый вопль еще прежде, чем понимаю, что у меня открыт рот. Только голос почему-то совершенно не похож на мой. И вообще он больше похож на…
   На мамин.
   Ушам не верю!
   Я резко разворачиваюсь, и мама в панике зажимает рот рукой.
   — Извини, — шепчет она, и по толпе прокатывается смех.
   — Почту за честь, миссис Блумвуд, — говорит Люк, глаза его смеются. И он переводит взгляд на меня. — Бекки, если мне придется ждать пять лет, я готов. Или восемь. И даже десять. — Он умолкает, и воцаряется полная тишина, только легкий ветерок разносит конфетти по церковному двору. — Но я надеюсь, что однажды — и желательно пораньше — ты окажешь мне честь и выйдешь за меня замуж?
   Горло сдавливает так сильно, что я не могу говорить, только еле заметно киваю. Сердце грохочет как молот. Люк хочет жениться на мне. Наверное, он давно уже это решил. И не сказал ни слова.
   Люк берет меня за руку, разжимает мои пальцы и вынимает кольцо. Бриллиант в старинной золотой оправе. Я никогда еще не видела ничего подобного. Оно совершенно.
   — Ты позволишь?
   — Да, — шепчу я и смотрю, как кольцо скользит по моему пальцу. Взгляд Люка, устремленный на меня, никогда еще не был таким нежным. Люк целует меня, и раздаются приветственные крики.
   Поверить не могу. Я обручена!

3

   Хорошо. Может, я теперь и обручена, но я не допущу, чтобы от этого у меня снесло крышу.
   Ни за что!
   Знаю я девиц, которые сходили с ума, планируя самую крутую свадьбу во вселенной, и не могли думать ни о чем другом… Со мной такого не случится. Я не позволю свадьбе перевернуть всю мою жизнь. Надо разобраться в приоритетах. Главное — это ведь не платье, не туфли, не цветы, верно? Главное — это обязательства, которые принимают на всю жизнь. Обеты, которые дают друг другу.
   Я мажу лицо увлажняющим кремом — и замираю, устремив взгляд на свое отражение в зеркале.
   — Я, Бекки, — торжественно бубню я. — Я, Ребекка. Беру тебя, Люк.
   От этих древних слов мурашки по спине бегут, верно?
   — В… в мужья. В радости, в богатстве…
   Я умолкаю, озадаченно сморщив лоб. Кажется, не совсем так. Ладно, ближе к делу выучу как следует. Ведь главное что? Клятвы! И не стоит лезть из кожи вон. Простая, элегантная церемония — и все. Без суеты, без шумихи. Обошлись же Ромео и Джульетта без пышной свадьбы с засахаренным миндалем и слоеными пирожками.
   Может, и мы обвенчаемся тайно! Внезапно нарисовавшаяся картина завораживает меня: мы с Люком преклоняем колени перед итальянским священником в маленькой каменной часовне. Вот это была бы романтика! А потом Люк почему-то решит, будто я умерла, и совершит самоубийство, и я тоже совершу самоубийство, и это будет неописуемо трагично, и все вокруг станут говорить, что мы сделали это во имя любви, и мы будем примером для целого мира…
   — Караоке? — Голос Люка за дверью спальни возвращает меня к реальности. — Что ж, это, конечно, можно…
   Дверь распахивается, и он протягивает мне чашку кофе. После свадьбы Сьюзи мы поселились у моих родителей. Когда я выходила из-за стола, Люк разнимал папу с мамой, споривших, состоялась ли на самом деле высадка на Луну.
   — Твоя матушка уже подыскала подходящую дату для свадьбы, — сообщает Люк. — Что ты думаешь о…
   — Люк. — Я поднимаю руку, останавливая его. — Люк. Давай делать за один раз по одному шагу, ладно? Мы ведь едва помолвлены. Давай сначала освоимся с этой мыслью. Ни к чему так торопиться с датами.
   И я с гордостью бросаю взгляд в зеркало: я теперь совсем взрослая. Впервые в жизни никуда не мчусь сломя голову. Не лезу на стенку.
   — Ты права, — произносит Люк после паузы. — Совершенно права. Твоя мама, конечно, погорячилась.
   — В самом деле? — Я задумчиво делаю глоток кофе. — Так… просто ради интереса… Когда?
   — Двадцать второго июня. Этого года. — Люк качает головой. — Действительно, безумие. Всего через несколько месяцев.
   — Рехнуться! — У меня расширяются глаза. — То есть спешить некуда, верно?
   Двадцать второе июня! Нет, ну что она за мать такая!
   Хотя… летняя свадьба — это замечательно. Теоретически, я имею в виду.
   А если мы остановимся на июне, то я могу прямо сейчас начать поиски свадебного платья. И выбрать тиару. И почитать журнал для невест. Да!
   — С другой стороны, — небрежно добавляю я, — нет и причин откладывать. Ведь если мы приняли решение и все взвесили… Почему бы… этого не сделать? К чему тянуть?
   — Ты уверена? Бекки, я не хочу, чтобы у тебя было чувство, будто я давлю…
   — Все в порядке. Я уверена на все сто. Поженимся в июне!
   Поженимся! Скоро! Ура! Я снова оглядываюсь на зеркало — моя физиономия просто перекошена от радости.
   — Значит, скажу своей маме, что свадьба двадцать второго. Она будет в восторге, уж я-то знаю. — Люк смотрит на часы. — Так, мне пора.
   — Да-да, — подхватываю я с энтузиазмом. — Конечно, поторопись. Ты же не хочешь к ней опоздать?
   Люк должен провести день со своей матерью, Элинор, остановившейся в Лондоне по пути в Швейцарию. По официальной версии, она собирается погостить у давних друзей и «насладиться горным воздухом». Все, конечно, в курсе, что на самом деле Элинор затеяла миллионную по счету подтяжку лица.
   А днем мы с родителями встречаемся с Люком и его матерью за чаем в «Кларидже». Все наперебой восклицали, какое это удачное совпадение, что Элинор как раз здесь и оба семейства смогут повидаться. Но стоит мне подумать об этом чаепитии, как тут же скручивает живот. Я бы с радостью повидалась с настоящими родителями Люка — его отцом и мачехой, очень славными людьми, живущими в Девоне. Но они сейчас в Австралии, куда переехала сводная сестра Люка, и обратно поспеют прямо к нашей свадьбе. И Люку ничего не оставалось делать, кроме как свести нас с Элинор.
   Элинор Шерман. Моя будущая свекровь.
   Только не надо об этом думать. Нужно просто пережить сегодняшний день.
   — Люк… — Я мнусь, подыскивая нужные слова. — Как, по-твоему, это пройдет? Первая встреча наших родителей? Сам знаешь — твоя мать… и моя… Они ведь немного разные, да?
   — Все будет прекрасно! Уверен, они поладят. Люк и в самом деле не понимает, о чем я. Конечно, очень хорошо, что он обожает свою мать. Знаю, сыновья и должны любить матерей. А Люк почти не видел ее, когда был маленьким, и теперь пытается наверстать упущенное… Но все-таки. Как можно быть преданным Элинор?
 
   Я спускаюсь на кухню. Мама одной рукой убирает со стола, а другой придерживает телефон.
   — Да, — говорит она. — Правильно, Блумвуд. Б-л-у-м-в-у-д. Из Оксшотта, Суррей. Перешлете по факсу? Благодарю. Хорошо. — Она ставит телефон на место и улыбается мне. — Объявление в «Суррей пост».
   — Еще одно? Мам, ты их сколько всего сделала?
   — Сколько положено, — защищается мама. — «Таймс», «Телеграф», «Оксшотт геральд» и «Эшер газет».
   — И «Суррей пост».
   — Да. Всего-то… пять.
   — Пять!
   — Бекки, ты один раз вступаешь в брак! — изрекает мама.
   — Знаю. Но…
   — А теперь послушай. — Лицо мамы розовеет. — Ты наша единственная дочь, Бекки, и мы не постоим за ценой. Мы хотим, чтобы это была свадьба твоей мечты. Что бы там ни полагалось — объявления, цветы, конный экипаж, как у Сьюзи… Мы хотим, чтобы у тебя это было.
   — Мама, мне надо с тобой поговорить, — выдавливаю я. — Мы с Люком оплатим все расходы…
   — Чепуха! — живо откликается мама. — Мы и слушать такого не станем!
   — Но…
   — Мы всегда надеялись, что наступит прекрасный день, когда мы оплатим твою свадьбу. И уже несколько лет копим деньги.
   — Да? — Я смотрю на нее, охваченная внезапным волнением. Все это время мама и папа копили деньги — и не обмолвились ни словом. — А я и не знала.
   — Еще бы! Мы же не собирались тебе об этом докладывать, верно? Итак, — голос мамы вновь становится деловитым, — Люк сказал тебе, что мы уже наметили число? Знаешь ли, это было непросто! Все оказалось занято. Но я договорилась с Питером в церкви, у него как раз была отмена, и ему удастся втиснуть нас в субботу, на три часа. Иначе дожидайся потом до ноября.
   — Ноябрь? Мерзкое время для свадеб.
   — Вот именно. Так что я велела Питеру нас записать. Смотри, я уже и отметку в календаре сделала!
   Календарь висит на холодильнике — там на каждый месяц по новому рецепту от «Нескафе». Перелистываю на июнь. Точно. Там большими буквами выведено: «СВАДЬБА БЕККИ».
   Я смотрю на эту надпись с каким-то странным чувством. Это происходит на самом деле. Я и вправду выхожу замуж. Это не понарошку.
   — И у меня есть кое-какие соображения насчет шатра, — продолжает мама. — Я видела в журнале один, очень нарядный, и подумала: надо показать Бекки…
   Она извлекает откуда-то стопку глянцевых журналов. «Невесты», «Современная невеста», «Свадьба и дом». Блестящие, броские, зазывные — как блюдо с пончиками.
   — Ого! — Только не сразу вцепляться в ближайший! — Я и не читала этого невестиного чтива. Даже не знаю, на что оно похоже.
   — И я не знаю, — подхватывает мама, опытной рукой листая «Свадьбу и дом». — Толком не знаю. Так, заглядывала — вдруг набреду на какую-нибудь безумную идейку. Тут ведь в основном реклама…
   Я в замешательстве. Пальцы скользят по обложке журнала «Ты и твоя свадьба». С трудом укладывается в голове, что теперь я вправе читать все это в открытую! Не надо бочком подкрадываться к полкам и исподтишка заглядывать в манящие журналы — словно запихивать в рот бисквит, то и дело дергаясь, не видит ли тебя кто-нибудь.
   Эта привычка укоренилась так глубоко, что ее трудно побороть. Даже теперь, когда кольцо блестит на моем пальце, я ловлю себя на том, что изображаю полное равнодушие.
   — Думаю, мельком просмотреть стоит, — небрежно замечаю я. — Так, для общей информации… Просто быть в курсе…
   Да ну все на фиг! Мама меня и не слушает — так зачем прикидываться, будто у меня руки не чешутся перелопатить эти журналы от корки до корки? Счастливая, я бухаюсь в кресло, и следующие десять минут мы проводим в глубоком молчании, впившись глазами в картинки.
   — Вот! — внезапно произносит мама. Она разворачивает журнал так, чтобы мне было видно фотографию: белый шатер с серебряной отделкой. — Разве не чудо?
   — Класс!
   Я увлеченно рассматриваю свадебные платья, букеты… И мой взгляд упирается в строчку с датой.
   — Мам! Это же прошлогодний! Ты что, искала журналы для невест еще в прошлом году?
   — Сама не знаю, как это получилось. — Мама пытается увильнуть. — Я их, наверное, в приемной у врача захватила или еще где. Неважно. У тебя есть какие-нибудь идеи?
   — Не думала пока… — бормочу я в нерешительности. — Мне бы, пожалуй, что-нибудь попроще…
   В голове внезапно возникает картина: я в пышном белом платье и в сверкающей тиаре… прекрасный принц ждет меня… приветственные крики толпы…
   Стоп. Нечего хватать через край. Это ведь решено.
   — Согласна, — говорит мама. — Ты хочешь что-нибудь элегантное и со вкусом. О, смотри: виноградные гроздья с золотыми листьями. Это, пожалуй, подойдет. — Она переворачивает страницу. — Взгляни-ка: подружки невесты — двойняшки. Прелестно выглядит, правда? У тебя нет знакомых близняшек?
   — Нет, — с сожалением вздыхаю я. — Ой, смотри, свадебный будильник! И органайзер в комплекте с дневником для невесты — чтобы записывать особые воспоминания. Как по-твоему, купить что-нибудь из этого?
   — Обязательно! — объявляет мама. — Не купишь — потом будешь жалеть. — Она откладывает журнал. — Вот что я скажу тебе, Бекки: не довольствуйся полумерами. Помни, такое бывает раз в жизни.
   — Приве-е-ет! — Мы обе поднимаем головы: кто-то стучится в дверь черного хода. — Это всего лишь я!
   Дженис улыбается нам из-за стекла и машет рукой. Дженис — наша соседка, я знаю ее целую вечность. На ней цветастое платье спортивного покроя, на веках тени ядовито-бирюзового оттенка, под мышкой зажата папка.
   — Дженис! — радуется мама. — Заходи, выпей кофе!
   — С удовольствием, — соглашается Дженис. — Смотрите, я кое-что принесла!
   Она входит и Заключает меня в объятия.
   — А вот и наша чудо-девочка! Бекки, золотко, поздравляю!
   — Спасибо, — бормочу я смущенно.
   — А кольцо-то, кольцо!
   — Два карата, — тотчас вставляет мама. — Антикварное. Семейная реликвия.
   — Семейная реликвия…-эхом вторит Дженис. — Ох, Бекки! — Она листает номер «Современной невесты» и вздыхает. — Но как же вы устроите свадьбу, если живете в Нью-Йорке?
   — Бекки нечего об этом тревожиться, — твердо говорит мама. — Я все беру на себя. В конце концов, так принято.
   — Что ж, если понадобится помощь — где меня найти, ты знаешь. А дату уже назначили?
   — Двадцать второе июня! — сообщает мама, перекрикивая кофемолку. — В три часа, в церкви Святой Марии.
   — В три часа, — повторяет Дженис. Потом откладывает журнал и устремляет на меня серьезный взгляд. — А теперь, Бекки, вот что я хочу сказать тебе… Вам обеим.
   — Да? — откликаюсь я с легкой опаской. Мама оставляет в покое кофемолку. Дженис делает глубокий вдох.
   — Мне доставило бы огромное удовольствие заняться твоим свадебным макияжем. Твоим и всех твоих подружек.
   — Дженис! — в восторге кричит мама. — Как мило с твоей стороны! Ты только подумай, Бекки. Профессиональный макияж!
   — Э-э… Здорово…
   — Я столько узнала на курсах, все тонкости ремесла! У меня есть целая книжка с картинками, можно в ней порыться, подыскать что-нибудь по своему вкусу. На всякий случай я ее прихватила, смотрите! — Дженис раскрывает папку и перебирает ламинированные снимки — женщины на них выглядят так, словно размалевали их в семидесятые годы. — Вот этот стиль называется «Прогулка принцессы», для юного личика, — говорит Дженис замирающим голосом. — А это — «Лучезарная весенняя невеста», со сверхводостойкой тушью… Или «Клеопатра» — если хотите чего-нибудь более драматического.
   — Здорово, — снова выдавливаю я.
   Ни за какие миллионы не подпущу Дженис к своей физиономии.
   — А пирог вы ведь поручите Венди, да? — спрашивает Дженис, когда мама ставит перед ней чашку кофе.
   — Без вопросов, — отзывается мама. — Венди Принс с Мэйбери-авеню, — поясняет она мне. — Помнишь, она испекла пирог по случаю ухода твоего отца на пенсию — там сверху была еще газонокосилка из крема. Она настоящая чародейка!
   Пирог я помню. Зловеще-зеленая глазурь и газонокосилка из маргарина.
   — Знаешь, тут есть изумительные свадебные пироги, — заикаюсь я, робко протягивая номер «Невесты». — Из специального магазина в Лондоне. Может, стоит туда зайти, посмотреть…
   — Нет, золотце, мы должны попросить Венди! — Мама шокирована. — Иначе она просто разорится! Ты в курсе, что ее мужа хватил удар? Только эти сахарные розочки и поддерживают ее на плаву.
   — Да, верно… — Я виновато закрываю журнал. — Я не знала. Ну… 'тогда ладно. Уверена, получится очень мило.
   — А какой пирог был на свадьбе Тома и Люси! — вздыхает Дженис. — Надо будет сделать такой же на первые крестины. Знаете, что Том и Люси сейчас у нас? Наверняка они наведаются, чтобы вас поздравить. Даже не верится — уже полтора года, как они женаты!
   — В самом деле? — Мама отпивает глоток кофе и сдержанно улыбается.
   Свадьбу Тома и Люси в нашем семействе как-то не принято вспоминать. Мы очень любим Дженис и Мартина, потому и помалкиваем, но, если начистоту, от Люси никто не в восторге.
   — Нет никаких признаков, что они… — мама делает неопределенный жест, — собираются обзавестись?..
   — Пока нет. — Улыбка Дженис на мгновение меркнет. — Мы с Мартином думаем, что они прежде хотят друг с другом натешиться. До того счастливая пара! И конечно, у Люси карьера…
   — Понимаю, — рассудительно произносит мама. — Хотя ждать слишком долго — это не дело…
   — Знаю, — соглашается Дженис, и обе косятся на меня.
   Они что, издеваются? Я только день как помолвлена! Дайте дух перевести!
 
   Я удираю в сад и прогуливаюсь там, потягивая кофе. Снег начинает подтаивать, на газоне и на розовых кустах уже кое-где проглядывает зелень. Шагая по усыпанной гравием дорожке, я ловлю себя на мысли, что это прекрасно: вновь оказаться в английском саду, пусть даже и в холодину. На Манхэттене таких садов не найти. Конечно, там есть Центральный парк, и причудливый маленький сквер, усаженный цветами, имеется. Но настоящих английских садов с газонами, деревьями и клумбами — нет.
   Я дохожу до увитой розами беседки и оглядываюсь на дом, прикидывая, как будет смотреться шатер на лужайке, — и до меня долетает шум перепалки в соседнем саду. Решив было, что это Мартин, я уже собираюсь высунуться из-за ограды и сказать «Привет», как по заснеженному саду разносится четкий женский голос:
   — Да она ледышка!
   Черт! Люси. И похоже, в бешенстве. Ей в ответ невнятное бормотание — Том, больше некому.
   — А ты такой специалист хренов, да? Снова бубнеж.
   — Ладно, отвянь.
   Я потихоньку пробираюсь к изгороди. Если б только услышать весь разговор целиком…
   — Ну конечно, если бы мы жили полной жизнью, если б ты хоть раз в сто лет что-нибудь устраивал, может, мы и не буксовали бы на одном месте, мать твою!
   Ого — не иначе как Люси специально подстрекает его.
   И вот уже Том повышает голос, защищаясь:
   — Мы выезжали… Ты только и знаешь, что жаловаться… Сама бы хоть раз постаралась…
   Крак!
   Дерьмо. Вот дерьмо! На ветку наступила.
   Первый мой порыв — дать деру. Но уже поздно — две головы возникают над оградой: густо-розовое, расстроенное лицо Тома и напряженная от злости физиономия Люси.
   — О, привет! — восклицаю я как можно беззаботнее и тоже повисаю над изгородью. — Как у вас дела? А я тут… прогуливаюсь… И вот, обронила… платок…
   — Платок? — Люси подозрительно оглядывает землю. — Что-то я не вижу никакого платка.
   — Ну… да… гм. Так как… супружеская жизнь?
   — Чудно, — цедит Люси. — Кстати, мои поздравления.
   — Спасибо.
   Во время неловкой паузы я окидываю взглядом наряд Люси: черный верх (воротник поло, скорее всего, «Маркс и Спенсер»), брюки (похоже, «Эрл Джине» — надо признать, круто) и сапоги (высокие, отороченные кружевами, явно «Расселл и Бромли»).
   Это моя привычка — разглядывать на людях шмотки и мысленно расписывать, что и откуда, как на страничках моды в журналах. Я-то думала, что единственная этим занимаюсь. Но потом переехала в Нью-Йорк — а там, оказывается, все так поступают. Национальный вид спорта, честное слово. Когда встречаешь кого-нибудь в первый раз, будь то богатая дама из общества или швейцар, тебя с ног до головы окидывают быстрым — в три секунды — оценивающим взглядом. Ты видишь, как с точностью до доллара подсчитывают стоимость твоей одежды, прежде чем тебе скажут «здравствуйте». Я называю эту процедуру «обзор по-манхэттенски».
   — Как тебе Нью-Йорк?
   — Грандиозно! Здорово, правда… И работу свою я люблю… Жить там — это что-то потрясающее!
   — А я вот так в Нью-Йорке и не побывал, — с завистью произносит Том. — Хотелось махнуть туда на медовый месяц.
   — Том, не начинай опять, ладно? — рычит Люси.
   — Может, как-нибудь нанесу вам визит, — говорит Том. — Скажем, на выходные.
   — Давай! Приезжайте вдвоем… — И я смолкаю в замешательстве, когда Люси закатывает глаза и широким шагом удаляется в дом. — Словом, приято было тебя повидать, и я рада, что супружеская жизнь у тебя… Короче, жизнь у тебя супружеская…
 
   Я тороплюсь на кухню, умирая от желания рассказать маме об услышанном, — но там никого нет.
   — Эй, мам! — зову я. — Я только что видела Тома и Люси!
   Мама спускается по чердачной лестнице, держа в охапке что-то большое и белое.
   — Что это? — спрашиваю я, подхватывая узел.
   — Сейчас покажу, — выдыхает мама. — Просто… — Ее руки дрожат, когда она расстегивает молнию на пластиковом чехле. — Просто… смотри!
   — Это же твое свадебное платье! — в изумлении восклицаю я, увидев пену кружев. — Я и не знала, что ты его сохранила!
   — Конечно же, я его сохранила! — Мама отбрасывает обрывки оберточной бумаги. — Ему тридцать лет, но оно как новенькое. Бекки, это только идея…
   — Какая идея? — спрашиваю я, помогая расправить шлейф.
   — Оно может тебе и не подойти…
   Я медленно поднимаю на нее глаза. Черт… Она серьезно.
   — Боюсь, что действительно не подойдет, — говорю я осторожно. — Ты наверняка была постройнее меня. И… пониже.
   — Но мы же одного роста, — озадачивается мама. — Ну давай, Бекки, примерь!
   Пять минут спустя в зеркале в маминой спальне я созерцаю колбасу в оборках: тесный кружевной верх с гофрированными рукавами, на бедрах финтифлюшек еще больше… а потом они переходят в многоярусный шлейф.
   В жизни не надевала ничего менее лестного.
   — Ох, Бекки… До чего же я глупая, — бормочет мама, смеясь и вытирая глаза. — Моя девочка в платье, которое я носила…
   — Мама… — Повинуясь порыву, я обнимаю ее. — Это… действительно прелестное платье… Как бы намекнуть, что я его не надену?
   — И оно смотрится на тебе превосходно. — Глотая слезы, мама нашаривает носовой платок и сморкается. — Но тебе решать. Если ты считаешь, что оно тебе не идет… просто так и скажи… Я пойму…
   — Я… Ну… Черт. Вот черт!
   — Я над этим подумаю, — обещаю я, силясь улыбнуться.
 
   Мы убираем свадебное платье обратно в чехол, перехватываем несколько сандвичей на ланч и смотрим старый сериал по кабельному каналу — мама с папой установили его совсем недавно. А потом, хотя времени еще достаточно, я поднимаюсь наверх и готовлюсь к встрече с Элинор. Матушка Люка — одна из тех манхэттенских дамочек, облик которых — само совершенство и безупречность, и сегодня мне меньше всего хочется ударить в грязь лицом.
   Надеваю костюм от «DKNY», купленный на Рождество, новые фирменные колготки и туфли с распродажи в «Прада». Потом тщательно оглядываю себя, выискивая па ткани пятна и морщинки. На этот раз меня не поймаешь. Не будет ни одной выбившейся нитки, ни единой складки, в которую могли бы вонзиться рентгеновские лучи глаз Элинор.