Не успеваю я прийти к выводу, что все в ажуре, как в комнату торопливо входит мама. Она удачно выбрала пурпурный костюм от «Виндсмур» и буквально светится от предвкушения.
— Как я выгляжу? — спрашивает она с коротким смешком. — Сойдет для «Клариджа»?
— Прекрасно! Это действительно твой цвет. Только…
Я беру салфетку и, намочив ее под краном, вытираю мамины щеки, раскрашенные полосками румян а-ля барсук, — ясно, Дженис постаралась.
— Вот. Превосходно.
— Спасибо, дорогая! — Мама разглядывает свое отражение в зеркале гардероба. — Что ж, это будет замечательно. Встретимся наконец с матерью Люка,
— Гм… — неопределенно мычу я.
— Думаю, мы с ней подружимся! Нам ведь вместе заниматься приготовлениями к свадьбе… Знаешь, Марго, которая живет через дорогу, в прекрасных отношениях с матерью своего зятя, они и праздники вместе проводят. Она говорит, что не потеряла дочь, а обрела подругу!
Мама, кажется, вне себя от возбуждения. И как прикажете подготовить ее к горькой правде?
— Элинор, судя по описаниям Люка, просто прелесть. Он ее так любит!
— Это верно, — угрюмо признаю я. — Любит до чертиков.
— Он рассказывал сегодня утром, какие чудеса она совершает, занимаясь благотворительностью. Сердце у нее, должно быть, золотое!
Пока мама щебечет, я отключаюсь и вспоминаю разговор с Аннабел, мачехой Люка.
Аннабел я обожаю. Она совсем не похожа на Элинор — много мягче и спокойней, с чудесной улыбкой. Они с отцом Люка живут в сонном уголке Девона неподалеку от моря, и мне бы, если честно, хотелось проводить с ними куда больше времени. Но Люк оставил дом, когда ему стукнуло восемнадцать, и вряд ли вернется обратно. Мне кажется, он считает, будто его отец попусту растрачивает свою жизнь, осев адвокатом в провинции, вместо того чтобы завоевывать мир.
Когда они приехали в Нью-Йорк, мы с Аннабел наконец провели вместе целый день. Бродили по Центральному парку, говорили обо всем на свете. Казалось, нет таких тем, которые нельзя с ней затронуть, так что я набрала в грудь побольше воздуха и спросила о том, что мне всегда хотелось знать, — как Аннабел мирится с тем, что Люк настолько ослеплен Элинор. Конечно, Элинор — его биологическая мать, но ведь именно Аннабел была рядом с ним всю жизнь. Это она ухаживала за Люком, когда он болел, помогала с уроками, каждый вечер стряпала ужин. А теперь ее отодвинули в сторону.
На мгновение я увидела боль на лице Аннабел. Но она тотчас постаралась улыбнуться и сказала, что понимает это. Люк еще в детстве отчаянно хотел встретиться со своей настоящей мамой, и теперь, когда у него появилась возможность бывать с ней, отказывать ему в этой радости нельзя.
— Представь, что появилась твоя крестная-фея, — сказала она. — Разве ты не будешь ею ослеплена? Не забудешь на время обо всех прочих?
— Элинор не крестная-фея, — парировала я, — а злобная старая ведьма.
— Бекки, она его родная мать, — с мягким укором произнесла Аннабел. И перевела разговор на другую тему. И ни единого резкого слова в адрес Элинор.
Святая Аннабел.
— Просто стыд, что они не могли видеться, пока Люк не вырос, — заливается мама. — Какая трагическая история. — Она понижает голос, даром что Люка нет в доме. — Люк только сегодня мне рассказывал, как мать хотела забрать его с собой в Америку. Но ее новый муж-американец не позволил! Бедная женщина! Как она, наверное, была несчастна. Оставить собственное дитя!
— Ну да, конечно. — Но во мне уже зарождается чувство протеста. — Вот только… Ей не обязательно надо было уезжать, верно? Если она была так несчастна, почему не растолковала этому новому муженьку, куда он может проваливать?
Мама в изумлении смотрит на меня:
— Это же так грубо, Бекки.
— Ну и ладно. — Я передергиваю плечами и тянусь за карандашом для губ.
Не хочу заранее накручивать маму. Потому и не скажу, что думаю на самом деле. А на самом деле я думаю, что Элинор не проявляла к Люку ни малейшего интереса, пока его компания не начала обретать вес в Нью-Йорке. Люк всегда мечтал произвести на нее впечатление, потому и расширение затеял в первую очередь в Нью-Йорке, хотя сам никогда этого и не признает. Но Элинор, карга старая, в упор его не видела, пока Люк не начал заключать по-настоящему крупные контракты и мелькать на страницах газет, — тут она и смекнула, что сынок может ей пригодиться. Прямо под Рождество она взялась за благотворительность — открыла фонд Элинор Шерман, а Люка назначила директором. Потом она задумала грандиозный гала-концерт в поддержку своего фонда — угадайте, кто помогал ей двадцать пять часов в сутки и измотался настолько, что Рождество встречал выжатым как лимон? Но я ничего не могу сказать Люку. Заикнулась однажды, и Люк тотчас встал в оборонительную стойку, заявил, что я никогда не ладила с его матерью (что недалеко от истины), что она жертвует уймой своего времени, помогая нуждающимся, — так чего мне, спрашивается, еще надо?
— Она, наверное, очень одинокая женщина, — размышляет мама. — Бедняжка, все сама. Живет в своей маленькой квартирке. У нее хоть кошка есть для компании?
— Мама… Элинор не живет в «маленькой квартирке». У нее двухэтажная квартира на Парк-авеню.
— Двухэтажная квартира? Что-то вроде коттеджа? — Мама сочувственно качает головой. — О, но это же совсем не то же, что уютный дом, верно?
Все, сдаюсь. Бесполезно.
В холле «Клариджа» толпа одетых с иголочки людей, все пьют чай. Официанты в серых куртках снуют с чайниками в серо-белую полоску, в воздухе висит оживленный гул. Ни Люка, ни Элинор не видно. Я верчу головой по сторонам — и внезапно во мне вспыхивает надежда. А вдруг их тут и нет? Вдруг Элинор не смогла прийти! Господи, благодарю тебя за…
— Бекки?
Я разворачиваюсь — и сердце ухает вниз. Вот они, на диване в углу. Люк сияет — как и всегда, когда видит свою матушку; Элинор сидит на самом краешке, в костюме в мелкую ломаную клетку, отороченном мехом. Волосы — как лакированный шлем, а ноги, затянутые в светлые чулки, смотрятся еще тоньше. Лицо ее кажется бесстрастным, но по сверканию глаз я понимаю, что Элинор устраивает моим маме с папой «обзор по-манхэттенски».
— Это она? — изумленно шепчет мама, пока мы сдаем пальто. — Подумать только… Она до того… молода!
— Ничего подобного, — бормочу я, — Ей в этом очень крепко помогают.
Некоторое время мама непонимающе таращится на меня — и наконец до нее доходит.
— Ты имеешь в виду… Она делала подтяжку лица?
— И не одну. Так что не затрагивай эту тему, ладно?
Мы ждем, пока папа сдаст наши пальто, и я вижу, как трудится мамин мозг: переваривает полученную информацию и пытается ее куда-нибудь приткнуть.
— Бедняжка, — неожиданно объявляет она. — Это должно быть ужасно — ощущать такую неуверенность в себе. Вот к чему приводит жизнь в Америке.
Когда мы приближаемся к дивану, Элинор поднимает голову и растягивает рот на три миллиметра — у нее это равноценно улыбке.
— Добрый день, Ребекка. Мои поздравления по поводу помолвки. Весьма неожиданно.
Это как понять?
— Большое спасибо. — Я выдавливаю улыбку. — Элинор, хочу представить вам моих родителей: Джейн и Грэхем Блумвуд.
— Как поживаете? — дружелюбно произносит папа и протягивает руку.
— Грэхем, не надо церемоний! — восклицает мама. — Мы собираемся стать одной семьей! — И, прежде чем я успеваю ее остановить, сгребает ошарашенную Элинор в объятия. — Мы до того рады вас видеть, Элинор! Люк нам все о вас рассказал!
Наконец мама отстраняется. Обнаружив, что она смяла Элинор воротничок, я невольно хихикаю.
— Разве здесь не мило? — продолжает мама, усаживаясь. — Просто потрясающе! — Она озирается по сторонам, глаза ее блестят. — Ну а что мы будем пить? Просто по чашечке чаю или чего-нибудь покрепче — чтобы отпраздновать?
— Чай, я думаю, — произносит Элинор. — Люк…
— Сейчас! — Люк мигом вскакивает.
Ненавижу, как он суетится вокруг своей матушки. Он ведь такой сильный и уверенный в себе, но с Элинор — совсем другой. Можно подумать, будто она директриса, а он при ней — мелкий прихвостень. Даже не поздоровался со мной.
— Элинор, — говорит мама, — я для вас кое-что принесла. Увидела вчера и не устояла.
Она извлекает золотистый сверток и вручает его Элинор. После небольшой заминки Элинор разворачивает бумагу и выуживает записную книжку в пухлом голубом переплете; на обложке серебряными буквами с завитушками выведено: «Его мама». Элинор таращится на книжку так, будто мама презентовала ей дохлую крысу.
— Их две! — с триумфом провозглашает мама. Она лезет в сумочку и достает такую же записную книжку, только розовую, с надписью «Ее мама». — Называются «Мамин помощник»! Сюда можно заносить меню, списки гостей… А вот пластиковый кармашек для образчиков ткани, посмотрите… Теперь мы сможем действовать слаженно! А эта страничка для идей… Я тут уже набросала кое-какие мысли, так что, если хотите что-нибудь добавить… или если есть какое-нибудь особое блюдо, которое вам нравится… Главное — мы хотим, чтобы вы приняли в этом посильное участие. — Она похлопывает Элинор по руке. — В самом деле, если захотите приехать и погостить, чтобы мы могли по-настоящему узнать друг друга…
— Боюсь, у меня слишком плотное расписание, — цедит Элинор с ледяной улыбкой, и тут появляется Люк с мобильником.
— Чай сейчас будет. И… У меня сейчас состоялся замечательный разговор. — Он обводит нас взглядом, едва сдерживая улыбку. — Мы только что заполучили в клиенты Северо-Западный банк. Новое розничное отделение. Это просто грандиозно.
— Люк! — восклицаю я. — Это чудесно!
Люк обхаживал Северо-Западный банк целую вечность и на прошлой неделе признался, что, кажется, проиграл его другому агентству. Так что это действительно удивительная новость.
— Хорошо сделано, Люк, — говорит папа.
— Это прекрасно, котик, — подхватывает мама.
Единственная, кто не говорит ни слова, — Элинор. Она вообще и ухом не ведет, знай себе роется в сумочке.
— Что вы об этом думаете, Элинор? — осторожно спрашиваю я. — Хорошая новость, правда?
— Надеюсь, это не отразится на твоей работе в моем фонде. — И Элинор со щелчком захлопывает сумочку.
— Не отразится, — беззаботно отзывается Люк.
— Конечно, ведь работа в фонде добровольная, — сладко вставляю я. — А это — основное занятие Люка.
— Действительно. — Взгляд, которым Элинор обдает меня, как ушат воды. — Что ж, Люк, если у тебя нет времени…
— Разумеется, у меня есть время. — Люк раздраженно косится в мою сторону. — Никаких проблем.
Просто отлично. Теперь на меня злятся оба.
Мама несколько обескуражено наблюдает за этой сценой, но тут приносят чай, и лицо ее проясняется.
— То, что доктор прописал! — восклицает она, когда официант ставит на стол чайник и вазу с лепешками. — Элинор, вам налить?
— Скушайте лепешку, — сердечно предлагает папа. — Взбитые сливки хотите?
— Не думаю. — Элинор морщится так, будто комки взбитых сливок парят по воздуху и просачиваются в ее тело. Она отпивает глоток чая и смотрит на часы. — Боюсь, мне пора.
— Что? — Мама изумленно вскидывает голову. — Уже?
— Люк, ты не подгонишь машину?
— Само собой. — И Люк осушает чашку. Теперь моя очередь вытаращить глаза.
— Люк, что происходит?
— Я собираюсь отвезти маму в аэропорт, — говорит Люк.
— А что, такси не годится?
Как только эти слова срываются с моего языка, я спохватываюсь, что прозвучали они довольно грубо, — но черт побери, в конце концов! Планировалась чудная семейная встреча. Которая вылилась в какие-то три секунды.
— Я кое-что должна обсудить с Люком, — произносит Элинор, берясь за свою сумочку. — Мы можем сделать это в машине. — Она встает и стряхивает воображаемую крошку с юбки. — Была рада с вами познакомиться, — говорит она маме.
— И я рада! — восклицает мама и вскакивает в последней попытке проявить дружелюбие. — Это прекрасно, что мы с вами познакомились, Элинор! Я возьму у Бекки ваш номер, и мы чудесно поболтаем о том, что собираемся надеть! Мы же не хотим надеть одно и то же, верно?
— Ни в коем случае, — цедит Элинор, бросая взгляд на мамины туфли. — До свидания, Джейн. — Она кивает папе. — Грэхем.
— До свидания, Элинор, — вежливо произносит папа. Я смотрю на него и понимаю, что он отнюдь не в восторге. — До встречи, Люк. — Когда они исчезают за дверью, папа бросает взгляд на часы. — Десять минут.
— Ты о чем? — любопытствует мама.
— Вот сколько времени она нам уделила.
— Грэхем! Уверена, она не хотела… — Мама умолкает, обнаружив голубую «Его маму», так и лежащую среди оберточной бумаги. — Элинор забыла свой свадебный органайзер! — кричит она, хватая книжку. — Бекки, беги за ней.
— Мама… — Я глубоко вздыхаю. — Если честно… Я бы не стала утруждаться. Уверена, ей это не настолько интересно.
— На ее помощь я бы не рассчитывал, — говорит папа. Он тянется за взбитыми сливками и щедро плюхает их на лепешку.
— О… — Мама переводит взгляд с моего лица на папино — и медленно опускается на свое место, сжимая в руке записную книжку. — Понимаю.
Она отхлебывает чай, и я вижу, как она силится придумать, что бы сказать хорошее об Элинор.
— Может… Элинор просто не хочет вмешиваться, — произносит она в конце концов. — Это вполне понятно.
Но даже мамин голос звучит не слишком убежденно. Ненавижу Элинор.
— Знаешь, мама, допивай чай, — говорю я, — и давай-ка пройдемся по распродажам. Мы прекрасно проведем время. Мы одни,
— Да, — отвечает мама после паузы, — да, так и сделаем! Раз уж ты предложила — мне бы не помешали новые перчатки. — С каждым глотком чая она все больше взбадривается. — И, пожалуй, хорошая сумочка.
4
— Как я выгляжу? — спрашивает она с коротким смешком. — Сойдет для «Клариджа»?
— Прекрасно! Это действительно твой цвет. Только…
Я беру салфетку и, намочив ее под краном, вытираю мамины щеки, раскрашенные полосками румян а-ля барсук, — ясно, Дженис постаралась.
— Вот. Превосходно.
— Спасибо, дорогая! — Мама разглядывает свое отражение в зеркале гардероба. — Что ж, это будет замечательно. Встретимся наконец с матерью Люка,
— Гм… — неопределенно мычу я.
— Думаю, мы с ней подружимся! Нам ведь вместе заниматься приготовлениями к свадьбе… Знаешь, Марго, которая живет через дорогу, в прекрасных отношениях с матерью своего зятя, они и праздники вместе проводят. Она говорит, что не потеряла дочь, а обрела подругу!
Мама, кажется, вне себя от возбуждения. И как прикажете подготовить ее к горькой правде?
— Элинор, судя по описаниям Люка, просто прелесть. Он ее так любит!
— Это верно, — угрюмо признаю я. — Любит до чертиков.
— Он рассказывал сегодня утром, какие чудеса она совершает, занимаясь благотворительностью. Сердце у нее, должно быть, золотое!
Пока мама щебечет, я отключаюсь и вспоминаю разговор с Аннабел, мачехой Люка.
Аннабел я обожаю. Она совсем не похожа на Элинор — много мягче и спокойней, с чудесной улыбкой. Они с отцом Люка живут в сонном уголке Девона неподалеку от моря, и мне бы, если честно, хотелось проводить с ними куда больше времени. Но Люк оставил дом, когда ему стукнуло восемнадцать, и вряд ли вернется обратно. Мне кажется, он считает, будто его отец попусту растрачивает свою жизнь, осев адвокатом в провинции, вместо того чтобы завоевывать мир.
Когда они приехали в Нью-Йорк, мы с Аннабел наконец провели вместе целый день. Бродили по Центральному парку, говорили обо всем на свете. Казалось, нет таких тем, которые нельзя с ней затронуть, так что я набрала в грудь побольше воздуха и спросила о том, что мне всегда хотелось знать, — как Аннабел мирится с тем, что Люк настолько ослеплен Элинор. Конечно, Элинор — его биологическая мать, но ведь именно Аннабел была рядом с ним всю жизнь. Это она ухаживала за Люком, когда он болел, помогала с уроками, каждый вечер стряпала ужин. А теперь ее отодвинули в сторону.
На мгновение я увидела боль на лице Аннабел. Но она тотчас постаралась улыбнуться и сказала, что понимает это. Люк еще в детстве отчаянно хотел встретиться со своей настоящей мамой, и теперь, когда у него появилась возможность бывать с ней, отказывать ему в этой радости нельзя.
— Представь, что появилась твоя крестная-фея, — сказала она. — Разве ты не будешь ею ослеплена? Не забудешь на время обо всех прочих?
— Элинор не крестная-фея, — парировала я, — а злобная старая ведьма.
— Бекки, она его родная мать, — с мягким укором произнесла Аннабел. И перевела разговор на другую тему. И ни единого резкого слова в адрес Элинор.
Святая Аннабел.
— Просто стыд, что они не могли видеться, пока Люк не вырос, — заливается мама. — Какая трагическая история. — Она понижает голос, даром что Люка нет в доме. — Люк только сегодня мне рассказывал, как мать хотела забрать его с собой в Америку. Но ее новый муж-американец не позволил! Бедная женщина! Как она, наверное, была несчастна. Оставить собственное дитя!
— Ну да, конечно. — Но во мне уже зарождается чувство протеста. — Вот только… Ей не обязательно надо было уезжать, верно? Если она была так несчастна, почему не растолковала этому новому муженьку, куда он может проваливать?
Мама в изумлении смотрит на меня:
— Это же так грубо, Бекки.
— Ну и ладно. — Я передергиваю плечами и тянусь за карандашом для губ.
Не хочу заранее накручивать маму. Потому и не скажу, что думаю на самом деле. А на самом деле я думаю, что Элинор не проявляла к Люку ни малейшего интереса, пока его компания не начала обретать вес в Нью-Йорке. Люк всегда мечтал произвести на нее впечатление, потому и расширение затеял в первую очередь в Нью-Йорке, хотя сам никогда этого и не признает. Но Элинор, карга старая, в упор его не видела, пока Люк не начал заключать по-настоящему крупные контракты и мелькать на страницах газет, — тут она и смекнула, что сынок может ей пригодиться. Прямо под Рождество она взялась за благотворительность — открыла фонд Элинор Шерман, а Люка назначила директором. Потом она задумала грандиозный гала-концерт в поддержку своего фонда — угадайте, кто помогал ей двадцать пять часов в сутки и измотался настолько, что Рождество встречал выжатым как лимон? Но я ничего не могу сказать Люку. Заикнулась однажды, и Люк тотчас встал в оборонительную стойку, заявил, что я никогда не ладила с его матерью (что недалеко от истины), что она жертвует уймой своего времени, помогая нуждающимся, — так чего мне, спрашивается, еще надо?
— Она, наверное, очень одинокая женщина, — размышляет мама. — Бедняжка, все сама. Живет в своей маленькой квартирке. У нее хоть кошка есть для компании?
— Мама… Элинор не живет в «маленькой квартирке». У нее двухэтажная квартира на Парк-авеню.
— Двухэтажная квартира? Что-то вроде коттеджа? — Мама сочувственно качает головой. — О, но это же совсем не то же, что уютный дом, верно?
Все, сдаюсь. Бесполезно.
В холле «Клариджа» толпа одетых с иголочки людей, все пьют чай. Официанты в серых куртках снуют с чайниками в серо-белую полоску, в воздухе висит оживленный гул. Ни Люка, ни Элинор не видно. Я верчу головой по сторонам — и внезапно во мне вспыхивает надежда. А вдруг их тут и нет? Вдруг Элинор не смогла прийти! Господи, благодарю тебя за…
— Бекки?
Я разворачиваюсь — и сердце ухает вниз. Вот они, на диване в углу. Люк сияет — как и всегда, когда видит свою матушку; Элинор сидит на самом краешке, в костюме в мелкую ломаную клетку, отороченном мехом. Волосы — как лакированный шлем, а ноги, затянутые в светлые чулки, смотрятся еще тоньше. Лицо ее кажется бесстрастным, но по сверканию глаз я понимаю, что Элинор устраивает моим маме с папой «обзор по-манхэттенски».
— Это она? — изумленно шепчет мама, пока мы сдаем пальто. — Подумать только… Она до того… молода!
— Ничего подобного, — бормочу я, — Ей в этом очень крепко помогают.
Некоторое время мама непонимающе таращится на меня — и наконец до нее доходит.
— Ты имеешь в виду… Она делала подтяжку лица?
— И не одну. Так что не затрагивай эту тему, ладно?
Мы ждем, пока папа сдаст наши пальто, и я вижу, как трудится мамин мозг: переваривает полученную информацию и пытается ее куда-нибудь приткнуть.
— Бедняжка, — неожиданно объявляет она. — Это должно быть ужасно — ощущать такую неуверенность в себе. Вот к чему приводит жизнь в Америке.
Когда мы приближаемся к дивану, Элинор поднимает голову и растягивает рот на три миллиметра — у нее это равноценно улыбке.
— Добрый день, Ребекка. Мои поздравления по поводу помолвки. Весьма неожиданно.
Это как понять?
— Большое спасибо. — Я выдавливаю улыбку. — Элинор, хочу представить вам моих родителей: Джейн и Грэхем Блумвуд.
— Как поживаете? — дружелюбно произносит папа и протягивает руку.
— Грэхем, не надо церемоний! — восклицает мама. — Мы собираемся стать одной семьей! — И, прежде чем я успеваю ее остановить, сгребает ошарашенную Элинор в объятия. — Мы до того рады вас видеть, Элинор! Люк нам все о вас рассказал!
Наконец мама отстраняется. Обнаружив, что она смяла Элинор воротничок, я невольно хихикаю.
— Разве здесь не мило? — продолжает мама, усаживаясь. — Просто потрясающе! — Она озирается по сторонам, глаза ее блестят. — Ну а что мы будем пить? Просто по чашечке чаю или чего-нибудь покрепче — чтобы отпраздновать?
— Чай, я думаю, — произносит Элинор. — Люк…
— Сейчас! — Люк мигом вскакивает.
Ненавижу, как он суетится вокруг своей матушки. Он ведь такой сильный и уверенный в себе, но с Элинор — совсем другой. Можно подумать, будто она директриса, а он при ней — мелкий прихвостень. Даже не поздоровался со мной.
— Элинор, — говорит мама, — я для вас кое-что принесла. Увидела вчера и не устояла.
Она извлекает золотистый сверток и вручает его Элинор. После небольшой заминки Элинор разворачивает бумагу и выуживает записную книжку в пухлом голубом переплете; на обложке серебряными буквами с завитушками выведено: «Его мама». Элинор таращится на книжку так, будто мама презентовала ей дохлую крысу.
— Их две! — с триумфом провозглашает мама. Она лезет в сумочку и достает такую же записную книжку, только розовую, с надписью «Ее мама». — Называются «Мамин помощник»! Сюда можно заносить меню, списки гостей… А вот пластиковый кармашек для образчиков ткани, посмотрите… Теперь мы сможем действовать слаженно! А эта страничка для идей… Я тут уже набросала кое-какие мысли, так что, если хотите что-нибудь добавить… или если есть какое-нибудь особое блюдо, которое вам нравится… Главное — мы хотим, чтобы вы приняли в этом посильное участие. — Она похлопывает Элинор по руке. — В самом деле, если захотите приехать и погостить, чтобы мы могли по-настоящему узнать друг друга…
— Боюсь, у меня слишком плотное расписание, — цедит Элинор с ледяной улыбкой, и тут появляется Люк с мобильником.
— Чай сейчас будет. И… У меня сейчас состоялся замечательный разговор. — Он обводит нас взглядом, едва сдерживая улыбку. — Мы только что заполучили в клиенты Северо-Западный банк. Новое розничное отделение. Это просто грандиозно.
— Люк! — восклицаю я. — Это чудесно!
Люк обхаживал Северо-Западный банк целую вечность и на прошлой неделе признался, что, кажется, проиграл его другому агентству. Так что это действительно удивительная новость.
— Хорошо сделано, Люк, — говорит папа.
— Это прекрасно, котик, — подхватывает мама.
Единственная, кто не говорит ни слова, — Элинор. Она вообще и ухом не ведет, знай себе роется в сумочке.
— Что вы об этом думаете, Элинор? — осторожно спрашиваю я. — Хорошая новость, правда?
— Надеюсь, это не отразится на твоей работе в моем фонде. — И Элинор со щелчком захлопывает сумочку.
— Не отразится, — беззаботно отзывается Люк.
— Конечно, ведь работа в фонде добровольная, — сладко вставляю я. — А это — основное занятие Люка.
— Действительно. — Взгляд, которым Элинор обдает меня, как ушат воды. — Что ж, Люк, если у тебя нет времени…
— Разумеется, у меня есть время. — Люк раздраженно косится в мою сторону. — Никаких проблем.
Просто отлично. Теперь на меня злятся оба.
Мама несколько обескуражено наблюдает за этой сценой, но тут приносят чай, и лицо ее проясняется.
— То, что доктор прописал! — восклицает она, когда официант ставит на стол чайник и вазу с лепешками. — Элинор, вам налить?
— Скушайте лепешку, — сердечно предлагает папа. — Взбитые сливки хотите?
— Не думаю. — Элинор морщится так, будто комки взбитых сливок парят по воздуху и просачиваются в ее тело. Она отпивает глоток чая и смотрит на часы. — Боюсь, мне пора.
— Что? — Мама изумленно вскидывает голову. — Уже?
— Люк, ты не подгонишь машину?
— Само собой. — И Люк осушает чашку. Теперь моя очередь вытаращить глаза.
— Люк, что происходит?
— Я собираюсь отвезти маму в аэропорт, — говорит Люк.
— А что, такси не годится?
Как только эти слова срываются с моего языка, я спохватываюсь, что прозвучали они довольно грубо, — но черт побери, в конце концов! Планировалась чудная семейная встреча. Которая вылилась в какие-то три секунды.
— Я кое-что должна обсудить с Люком, — произносит Элинор, берясь за свою сумочку. — Мы можем сделать это в машине. — Она встает и стряхивает воображаемую крошку с юбки. — Была рада с вами познакомиться, — говорит она маме.
— И я рада! — восклицает мама и вскакивает в последней попытке проявить дружелюбие. — Это прекрасно, что мы с вами познакомились, Элинор! Я возьму у Бекки ваш номер, и мы чудесно поболтаем о том, что собираемся надеть! Мы же не хотим надеть одно и то же, верно?
— Ни в коем случае, — цедит Элинор, бросая взгляд на мамины туфли. — До свидания, Джейн. — Она кивает папе. — Грэхем.
— До свидания, Элинор, — вежливо произносит папа. Я смотрю на него и понимаю, что он отнюдь не в восторге. — До встречи, Люк. — Когда они исчезают за дверью, папа бросает взгляд на часы. — Десять минут.
— Ты о чем? — любопытствует мама.
— Вот сколько времени она нам уделила.
— Грэхем! Уверена, она не хотела… — Мама умолкает, обнаружив голубую «Его маму», так и лежащую среди оберточной бумаги. — Элинор забыла свой свадебный органайзер! — кричит она, хватая книжку. — Бекки, беги за ней.
— Мама… — Я глубоко вздыхаю. — Если честно… Я бы не стала утруждаться. Уверена, ей это не настолько интересно.
— На ее помощь я бы не рассчитывал, — говорит папа. Он тянется за взбитыми сливками и щедро плюхает их на лепешку.
— О… — Мама переводит взгляд с моего лица на папино — и медленно опускается на свое место, сжимая в руке записную книжку. — Понимаю.
Она отхлебывает чай, и я вижу, как она силится придумать, что бы сказать хорошее об Элинор.
— Может… Элинор просто не хочет вмешиваться, — произносит она в конце концов. — Это вполне понятно.
Но даже мамин голос звучит не слишком убежденно. Ненавижу Элинор.
— Знаешь, мама, допивай чай, — говорю я, — и давай-ка пройдемся по распродажам. Мы прекрасно проведем время. Мы одни,
— Да, — отвечает мама после паузы, — да, так и сделаем! Раз уж ты предложила — мне бы не помешали новые перчатки. — С каждым глотком чая она все больше взбадривается. — И, пожалуй, хорошая сумочка.
Франтон, Бинтон и Оглби
Адвокаты
739-я авеню, офис 503
Нью-Йорк
Миз Ребекке Блумвуд
Одиннадцатая Вест-стрит, 251,
апартаменты Б
Нью-Йорк
Дорогая миз Блумвуд.
Возможно, мы первые, кто поздравляет Бас с помолвкой с мистером Люком Брендрном, сообщение о которой мы видели в «Нью-Йорк таймс». Это должно быть счастливое время в Вашей жизни, и мы от всего сердца шлем Вам наилучшие пожелания.
Вместе с тем мы понимаем, что Вас окружат множеством нежеланных и просто безвкусных предложений. Однако мы предлагаем уникальную и сугубо личную услугу, к которой хотели бы привлечь Ваше внимание.
Как юристы, специализирующиеся в области разводов, с более чем тридцатилетним опытом, мы хорошо знаем, как важна в таких делах роль хорошего адвоката. Будем надеяться и молиться, что вы с мистером Брендоном никогда не дойдете до этого болезненного момента. Но если это произойдет, то мы предлагаем помощь специалистов в следующих сферах:
* оспаривание соглашений
* выплата алиментов
* судебные разбирательства
* разглашение информации (при помощи нашего частного детектива)
Мы не просим, чтобы Вы связались с нами сейчас. Просто сохраните это письмо среди прочих свадебных памяток — и, если возникнет необходимость, Вы будете знать, где мы.
Еще раз поздравляем!
Эрнест П. Франтон,ассоциативный партнер.
Кладбище Ангелов
Вечного Мира
Вестчестер-Хиллз
Округ Вестчестер
Нью-Йорк
Мисс Ребекке Блумвуд
Одиннадцатая Вест-стрит, 251,
апартаменты Б
Нью-Йорк
Возможно, мы первые, кто поздравляет Вас с помолвкой с мистером Люком Брендоном, сообщение о которой мы видели в «Нью-Йорк таймс». Это должно быть счастливое время в Вашей жизни, и мы от всего сердца шлем Вам наилучшие пожелания.
Вместе с тем мы понимаем, что Вас окружат множеством нежеланных и просто безвкусных предложений. Однако мы предлагаем уникальную и сугубо личную услугу, к которой хотели бы привлечь Ваше внимание.
Особенный свадебный подарок!
Есть ли для гостей лучший способ дать знать, что они понимают Вашу любовь, нежели подарить Вам соседние участки на кладбище? В мире и покое наших тщательно ухоженных садов Вы со своим супругом будете отдыхать вместе — как вместе и жили — целую вечность [6].
Пара участков в престижном Саду Освобождения в данное время доступна по специальной цене в 6500 долларов. Почему бы не внести это дополнение в свадебный список — и позволить близким сделать Вам подарок, который действительно останется навечно [7].
Еще раз примите наши поздравления и пожелания долгой благословенной жизни в супружестве.
Хэнк Хамбург,директор по продажам.
4
Да кому вообще нужна эта чертова Элинор?
У нас будет чудесная свадьба — с ее помощью или без. Мама говорит — ей же хуже, она еще пожалеет, когда на празднике останется ни при чем. Мы и в самом деле как следует взбодрились после того, как ушли из «Клариджа» и отправились на распродажу в «Селфриджз» [8], где мама нашла отличную новую сумку, а я купила тушь для ресниц, увеличивающую объем (папа, как водится, осел в соседнем пабе за пинтой пива). А потом мы поужинали втроем, и домой вернулись повеселевшие, и случившееся даже показалось нам смешным.
На следующий день мы все рассказали Дженис, когда она наведалась к нам на чашку кофе. Преисполнившись праведным гневом, Дженис заявила, что если Элинор рассчитывала на бесплатный макияж, то может с этой мечтой распрощаться. Потом к нам присоединился папа; он так похоже изобразил Элинор, уставившуюся на взбитые сливки, будто они хотели ее придушить, что мы зашлись в истерике. Тут сверху спустился Люк и поинтересовался, что это нас так развеселило. Пришлось прикинуться, будто мы смеемся над — какой-то шуточкой по радио.
Я и вправду не знаю, как вести себя с Люком и его матушкой. С одной стороны, надо быть честной. Надо втолковать Люку, как Элинор расстроила нас всех и обидела маму. Беда в том, что я уже пробовала в открытую поговорить с ним об Элинор, и это неизменно приводило к скандалу. А я не хочу никаких скандалов сейчас, когда мы едва-едва помолвлены и пребываем в состоянии блаженного счастья.
Ведь если не считать Элинор, все просто превосходно. Сами убедитесь: я же еще в Нью-Йорке листала «Свадьбу и дом» и наткнулась на тест «Готовы ли вы к браку?». Так вот, мы с Люком получили высший балл! И вот что там было написано про нас: «Поздравляем! Вы — гармоничная и любящая пара, способная справиться со своими проблемами. Между вами нет недомолвок, и ваши взгляды в большинстве случаев совпадают».
Ну ладно, допустим, я слегка смухлевала. Например, на вопрос «Чего вы ждете с наибольшим нетерпением от свадьбы?» я собиралась дать ответ «а» — «Свадебные туфли», пока не увидела, что вариант «б» — «Заключить союз на всю жизнь» — принесет десять очков, а вариант «а» — только два.
Но ведь наверняка все так жульничают. Думаю, составители тестов каким-то образом учитывают мухлеж.
И, в конце концов, не выбрала же я третий вариант — «Десерт» (ни одного очка).
— Бекки? — Да?
Мы вернулись в нашу нью-йоркскую квартиру час назад, и Люк просматривает почту.
— Ты не видела последнего уведомления о счете? Придется им позвонить.
— Ой, он пришел. Извини, забыла тебе сказать. Я спешу в спальню, достаю из тайника уведомление, и тут мне становится немного не по себе.
В тесте был вопрос и про денежные дела. Кажется, я отметила вариант «б» — «У нас одинаковые статьи расходов, и деньги никогда не становятся для нас предметом разногласий».
У нас будет чудесная свадьба — с ее помощью или без. Мама говорит — ей же хуже, она еще пожалеет, когда на празднике останется ни при чем. Мы и в самом деле как следует взбодрились после того, как ушли из «Клариджа» и отправились на распродажу в «Селфриджз» [8], где мама нашла отличную новую сумку, а я купила тушь для ресниц, увеличивающую объем (папа, как водится, осел в соседнем пабе за пинтой пива). А потом мы поужинали втроем, и домой вернулись повеселевшие, и случившееся даже показалось нам смешным.
На следующий день мы все рассказали Дженис, когда она наведалась к нам на чашку кофе. Преисполнившись праведным гневом, Дженис заявила, что если Элинор рассчитывала на бесплатный макияж, то может с этой мечтой распрощаться. Потом к нам присоединился папа; он так похоже изобразил Элинор, уставившуюся на взбитые сливки, будто они хотели ее придушить, что мы зашлись в истерике. Тут сверху спустился Люк и поинтересовался, что это нас так развеселило. Пришлось прикинуться, будто мы смеемся над — какой-то шуточкой по радио.
Я и вправду не знаю, как вести себя с Люком и его матушкой. С одной стороны, надо быть честной. Надо втолковать Люку, как Элинор расстроила нас всех и обидела маму. Беда в том, что я уже пробовала в открытую поговорить с ним об Элинор, и это неизменно приводило к скандалу. А я не хочу никаких скандалов сейчас, когда мы едва-едва помолвлены и пребываем в состоянии блаженного счастья.
Ведь если не считать Элинор, все просто превосходно. Сами убедитесь: я же еще в Нью-Йорке листала «Свадьбу и дом» и наткнулась на тест «Готовы ли вы к браку?». Так вот, мы с Люком получили высший балл! И вот что там было написано про нас: «Поздравляем! Вы — гармоничная и любящая пара, способная справиться со своими проблемами. Между вами нет недомолвок, и ваши взгляды в большинстве случаев совпадают».
Ну ладно, допустим, я слегка смухлевала. Например, на вопрос «Чего вы ждете с наибольшим нетерпением от свадьбы?» я собиралась дать ответ «а» — «Свадебные туфли», пока не увидела, что вариант «б» — «Заключить союз на всю жизнь» — принесет десять очков, а вариант «а» — только два.
Но ведь наверняка все так жульничают. Думаю, составители тестов каким-то образом учитывают мухлеж.
И, в конце концов, не выбрала же я третий вариант — «Десерт» (ни одного очка).
— Бекки? — Да?
Мы вернулись в нашу нью-йоркскую квартиру час назад, и Люк просматривает почту.
— Ты не видела последнего уведомления о счете? Придется им позвонить.
— Ой, он пришел. Извини, забыла тебе сказать. Я спешу в спальню, достаю из тайника уведомление, и тут мне становится немного не по себе.
В тесте был вопрос и про денежные дела. Кажется, я отметила вариант «б» — «У нас одинаковые статьи расходов, и деньги никогда не становятся для нас предметом разногласий».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента