И… магазины. Магазины, магазины…
   «Феррагамо». «Валентине». «Диор». «Версаче». «Прада».
   Не успеваю вертеть головой — магазины повсюду. Мне становится дурно. У меня натуральный культурный шок. Когда я в последний раз видела настоящий, не сувенирный магазин? Чувство такое, словно меня долго-долго лечили голоданием, а потом дали гигантский тирамису с двойной порцией взбитых сливок.
   Ох, какое пальтишко. А туфли!
   С чего начать? Куда податься…
   Все, не могу сдвинуться с места. Прямо посреди улицы меня настиг столбняк — знаете, как осла, который не знает, какой из двух стогов сена выбрать. Археологи грядущих поколений так и найдут меня — вросшей в асфальт между двух магазинов, с зажатой в руке кредиткой.
   И тут мой блуждающий взгляд упирается в витрину с кожаными ремнями и бумажниками.
   Кожа. Ремень для Люка. За ним я и шла. Соберись.
   Неверным шагом направляюсь к входу. Аромат дорогой кожи лезет в нос и прочищает голову.
   Магазин обалденный. На полу — роскошный бежевый ковер. Мягкая подсветка витрин. А в них — бумажники, ремни, сумки, пиджаки… Замираю возле манекена в бесподобном шоколадно-коричневом кожаном пальто на атласной подкладке. Любовно поглаживаю его. Потом смотрю на ценник и едва не падаю в обморок.
   Ой, ну конечно же, у них тут лиры. Облегченно улыбаюсь. Понятно, откуда такие цифры…
   О, нет. Тут теперь тоже евро.
   Вот черт!
   Поперхнувшись слюной, отхожу от манекена.
   Да, папа был прав: введение единой валюты — глобальная ошибка. Помню, когда мне было тринадцать, мы с родителями ездили в Рим. В чем прелесть лир? Цифры на ценнике не сосчитать, а на самом деле все стоит дешево! Покупаешь вещь за сотню миллионов лир, а на наши деньги это всего три фунта. Вот было здорово!
   А если вдруг по ошибке купишь флакон дорогущих духов, родители не станут ругать. Как говорила моя мама, разве может нормальный человек оперировать в уме такими числами?
   Правительство вечно все нам портит.
   Пока я разглядываю ремни, из примерочной выходит коренастый мужчина средних лет в черном пиджаке с кожаной отделкой и с сигарой в зубах. На вид ему лет пятьдесят. Загорелый. Седые волосы пострижены ежиком. Пронзительные голубые глаза. Только вот нос подкачал — картошкой.
   — Эй, Роберто, — хрипит он. Представляете, англичанин! Хотя акцент какой-то странный. Помесь кокни и американского.
   Продавец в черном костюме и квадратных черных очках рысью выбегает из примерочной с сантиметром в руках.
   — Си, синьор Батист.
   — Сколько тут кашемира? — Мужчина скептически оправляет пиджак, попыхивая сигарой. Облачко дыма плывет прямо в лицо продавцу, тот вздрагивает, но отвернуться не смеет.
   — Синьор, это стопроцентный кашемир.
   — Самый лучший? — Покупатель с сигарой предостерегающе поднимает палец. — Не вздумай меня дурить. Ты мой девиз знаешь. Все только самое лучшее.
   Человечек в темных очках морщится.
   — Синьор, мы и не думали вас… хм, дурить. Джентльмен с сигарой несколько секунд рассматривает свое отражение, потом кивает.
   — Это верно. Беру три. Один отправь в Лондон, — он загибает пальцы-обрубки, — второй в Швейцарию, третий в Нью-Йорк. Понял? Так, теперь портфели.
   Продавец смотрит на меня так многозначительно, что я спохватываюсь: стою и слушаю чужой разговор, разинув рот.
   — Здравствуйте! — начинаю я, протягивая ему выбранный ремень — Я беру вот это. И упакуйте его в подарочную бумагу, пожалуйста.
   — Сильвия вас обслужит. — Он небрежно кивает в сторону кассы и поворачивается к своему клиенту.
   Я отдаю Сильвии ремень и, наблюдая, как ловко она заворачивает его в блестящую бронзовую бумагу, продолжаю прислушиваться к мужскому разговору. Коренастый теперь выбирает портфель.
   — Фактура мне не нравится, — заявляет он. — На ощупь не очень. Что-то не то.
   — Мы недавно сменили поставщика… — нервно потирает руки продавец, — но кожа отличного качества, синьор…
   Англичанин вынимает изо рта сигару, и продавец умолкает.
   — Роберто, не дури меня. Я плачу хорошие деньги и требую высшего качества. Так что сделаешь мне портфель от старого поставщика, усек?
   Он поворачивается, замечает мой взгляд и подмигивает.
   — Здесь продают лучшую кожу в мире. Только на дешевку не клюйте.
   — Не буду, — улыбаюсь я в ответ. — А пиджак вы выбрали отличный!
   — Спасибо, — любезно кивает он. — Вы актриса или модель?
   — Э… нет.
   — Неважно. — Он небрежно взмахивает сигарой.
   — Синьорина, как будете платить? — перебивает нас Сильвия.
   — А… вот.
   Я отдаю ей свою кредитку и чувствую, как на душу словно льется бальзам. Покупать подарки другим людям намного приятнее, чем себе. После этой покупки мой лимит по карточке будет исчерпан, так что на сегодня шопинг закончен.
   Что же делать дальше? Может, на искусство глянуть? На всякие известные картины — по совету консьержа.
   Из дальнего конца магазина доносятся оживленные голоса. Открывается зеркальная дверь, выходит девушка в черном костюме, а за ней целая свита взволнованных продавщиц. Что она там такое несет? Отчего все так суетятся?
   И тут я вижу, что у нее в руках. У меня замирает сердце. По спине пробегает дрожь.
   Не может быть.
   Но это так. У нее в руках «ангельская сумочка».

3

   «Ангельская сумочка». Настоящая. Я думала, таких и в продаже не бывает. И ни за какие деньги не достанешь.
   Девушка в черном почтительно водружает сокровище на пьедестал, обитый кремовой замшей, и благоговейно отступает. Весь магазин притих. На лицах такое умиление, словно к ним пожаловала сама королева. Или кинозвезда.
   Я не могу дышать. Меня словно пригвоздили к полу.
   Она божественна. Невозможно великолепна. Нежная телячья кожа мягче сливочного масла. Ангел виртуозно расписан вручную тонкой кистью, в лазурных тонах. А под ним стразами выложено имя — «Данте».
   Пытаюсь взять себя в руки. Но коленки все равно подкашиваются и ладошки безнадежно потеют. Куда до этого чуда тиграм-альбиносам, которых нам посчастливилось увидеть в Бенгалии! Посмотрим правде в глаза: настоящие «ангельские сумочки» в природе встречаются гораздо реже, чем белые тигры.
   И одна из них — вот она, прямо передо мной.
   Взять бы и купить ее, мелькает у меня мысль. Я могла бы ее купить!
   — Мисс? Синьорина? Вы меня слышите? — Голос Сильвии возвращает меня к действительности.
   — А-а, — спохватываюсь я, — да. — Беру ручку и царапаю подпись на чеке. — А это… настоящая «ангельская сумочка»?
   — А как же, — отвечает она бесцеремонным тоном вышибалы при рок-клубе, лично знакомого с музыкантами и уставшего от назойливых фанаток.
   — Сколько… — запинаюсь я, — она стоит?
   — Две тысячи евро.
   — Ясно.
   Две тысячи евро. За сумку.
   Будь у меня «ангельская сумочка», я бы даже гардероб перестала обновлять. Раз и навсегда. Если у меня самая моднючая в городе сумка, зачем тогда новая юбка?
   Неважно, сколько она стоит. Я должна ее купить.
   — Я бы хотела ее купить, — объявляю я. Все вокруг удивленно замолкают, а потом продавщицы взрываются хохотом.
   — Увы, не получится, — со снисходительной жалостью втолковывает Сильвия. — На нее очередь.
   А— а. Очередь. Как же я сразу не подумала. Идиотка.
   — Хотите записаться? — спрашивает она и отдает обратно мою карточку.
   Будем рассуждать здраво. Записываться в очередь в Милане не имеет смысла. Как потом забирать отсюда сумку? Просить выслать экспресс-почтой? Или специально приезжать самой? Или…
   — Да, — слышу я свой голос. — Да» пожалуйста.
   Пишу свой адрес, а сердце так и стучит. Я встала в очередь на «ангельскую сумочку»!
   — Вот, возьмите. — Я отдаю заполненный бланк.
   — Хорошо. — Сильвия небрежно сует бланк в ящик. — Мы вам позвоним, как только подойдет ваша очередь.
   — А… когда это может быть? — спрашиваю я, стараясь не выдать волнения в голосе.
   Она пожимает плечами:
   — Без понятия.
   — А сколько человек в очереди передо мной?
   — Не могу сказать.
   — Понятно.
   Ну что за невезуха. Вот же она, сумочка, лишь руку протяни. И я не могу ее купить.
   Не беда. Я же теперь в списке. Остается немного подождать.
   Беру пакет с ремнем для Люка и плетусь к выходу. Проходя мимо сумочки, невольно замедляю шаг. Боже, это просто неземная вещь. Самая классная и красивая сумочка на всем белом свете. Смотрю на нее и чувствую прилив праведного гнева. Я же не виновата, что не смогла записаться в очередь раньше. Я, между прочим, путешествовала! Объездила весь мир! Я что, должна была отменить свой медовый месяц?
   Так, успокойся. Не порть себе нервы. Главное — она все равно будет твоей. Обязательно. Как только…
   Озарение приходит неожиданно. Я спешу обратно к кассе.
   — Только один вопрос. А вы уверены, что в списке значатся желающие купить сумку?
   — Ну, они же встали в очередь, — отвечает мне Сильвия и смотрит как на полную дуру.
   — Да, но с тех пор могли и передумать, — взволнованно тараторю я. — Или купить ее в другом месте! Тогда была бы уже моя очередь! Понимаете? Я могла бы сразу купить вот эту сумочку!
   Ледышка бесчувственная! Ей что, совсем-совсем все равно?
   — Мы по очереди связываемся со всеми, кто есть в списке, — говорит Сильвия. — И когда подойдет ваша очередь, вас известят.
   — Могу помочь! — с готовностью предлагаю я. — Дайте мне номера телефонов — я сама всех обзвоню.
   Секунду Сильвия меряет меня взглядом.
   — Спасибо, не надо. Вам сообщат.
   — Хорошо, — сдаюсь я. — Спасибо.
   Все, больше уже ничего не поделаешь. Остается только забыть о сумке, чтобы не испортить всю поездку. Вот именно. Бросаю на сумку прощальный алчущий взгляд и выхожу из магазина на залитую солнцем улицу.
   А вдруг Сильвия уже начала обзванивать тех, кто стоит в очереди передо мной?
   Нет. Перестань. Уходи отсюда. Не хватало еще свихнуться на этой почве. И вспоминать о сумке не буду. Лучше подумаю о… культуре. Точно. О больших картинах или что там у них еще есть…
   И тут меня будто кипятком ошпарили. Я же назвала телефон лондонской квартиры Люка. А там, кажется, собирались менять номер…
   А если его уже сменили?!
   Разворачиваюсь и с разбега влетаю в магазин.
   — Добрый день! — запыхавшись, выдаю я. — Вот, решила на всякий случай оставить вам другие координаты — вдруг не дозвонитесь. — Порывшись в сумке, достаю оттуда визитку Люка. — Это рабочий телефон моего мужа.
   — Прекрасно, — изнемогающим голосом тянет Сильвия.
   — Только знаете… когда будете ему звонить, не говорите о сумочке. — Я перехожу на шепот: — Скажите: «На землю сошел ангел».
   — На землю сошел ангел, — повторяет Сильвия и записывает это в бланк с таким невозмутимым видом, будто по сто раз на дню передает телефонные шифровки.
   А может, так оно и есть.
   — Попросите к телефону Люка Брэндона, — поясняю я. — Из компании «Брэндон Коммьюникейшнс». Это мой муж.
   Коренастый, который уже переключился на перчатки, вдруг поднимает голову.
   — Люк Брэндон, — вторит Сильвия и, убрав карточку, кратким кивком дает понять, что разговор окончен.
   — А вы уже звонили кому-нибудь из списка? — не утерпев, спрашиваю я.
   — Нет, — бесстрастно произносит Сильвия. — Еще не звонила.
   — А мне позвоните сразу же? Даже поздно ночью? Я не против…
   — Миссис Брэндон, — взрывается Сильвия, — вас включили в список! И вам придется ждать своей очереди! Больше ничем помочь не могу!
   — А вы уверены? — вклинивается в наш разговор хриплый голос, и к нам подходит седой англичанин.
   От удивления я даже забываю закрыть рот. А ему-то что нужно?
   — Что, простите? — надменно цедит Сильвия, а коренастый подмигивает мне.
   — Девочка моя, не позволяйте им дурить вас. — Он поворачивается к Сильвии. — Если бы вы захотели, то вполне могли бы продать ей эту сумку. — Он тычет пальцем в замшевый пьедестал и выдыхает облачко сигарного дыма.
   — Синьор…
   — Слышал я ваш разговор. Если никому из списка вы еще не звонили, значит, никто не знает, что сумка уже в продаже. Даже не догадывается. — Он многозначительно замолкает. — А вот эта девушка хочет приобрести сумку немедленно.
   — Дело не в этом, синьор, — натянуто улыбается Сильвия. — Существует строгое правило…
   — На всякое правило найдется исключение. Полномочия у вас есть. Эй, Роберто!
   Рядом тут же материализуется человечек в темных очках.
   — Синьор Батист? — подобострастно спрашивает он и злобно зыркает в мою сторону. -
   Что случилось?
   — Если бы я хотел купить эту сумку для своей подружки, вы бы мне ее продали? — Коренастый выпускает дым и смотрит на меня, приподняв брови. Похоже, он доволен.
   Роберто косится на Сильвию, а та, коротко мотнув головой в мою сторону, закатывает глаза. Прямо слышно, как у Роберто от натуги скрипят мозги.
   — Синьор Батист, — по лицу Роберто разливается сладкая улыбка, — вы очень ценный клиент. А тут совсем другое дело…
   — Так продали бы или нет?
   — Да, — не сразу отвечает он.
   — Ну так в чем же дело? — Коренастый выжидательно смотрит на Роберто.
   Тишина. Я боюсь пошевелиться. Даже не дышу.
   — Сильвия, — наконец произносит Роберто, — заверни сумку для этой синьорины.
   Боже мой! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
   — С удовольствием, — кисло отвечает Сильвия, а глазами мечет в меня молнии.
   От счастья я на грани обморока.
   — Не знаю, как вас благодарить! — бормочу я. — Такого для меня еще никто в жизни не делал!
   — Очень рад. — Мужчина наклоняет голову и протягивает руку; — Натан Батист.
   Рука у него сильная, плотная и, как ни странно, холеная.
   — Бекки Блумвуд. — Я старательно трясу его ладонь. — То есть Брэндон.
   — Вам так страстно хотелось эту сумку. Никогда прежде такого не видел.
   — О, я чуть не умерла от отчаяния! — со смехом соглашаюсь я. — Как я вам признательна!
   Небрежным жестом Натан Батист отмахивается от благодарностей, достает зажигалку, раскуривает потухшую сигару и смотрит мне в глаза.
   — Брэндон… Люк Брэндон…
   — Бы знакомы с Люком? — удивленно восклицаю я. — Вот так совпадение!
   — Я о нем наслышан. — Над головой Натана Батиста курчавится облачко дыма. — Ваш муж — фигура известная.
   — Синьор Батист! — Роберто выбегает к нам с несколькими пакетами и вручает их клиенту. — Остальное будет отправлено почтой согласно вашим распоряжениям.
   Натан хлопает его по плечу:
   — Молодец, Роберто. Увидимся в будущем году.
   — Можно я угощу вас чем-нибудь? — быстро предлагаю я. — Коктейлем, обедом… или еще чем-нибудь!
   — Спасибо, но, к сожалению, мне пора.
   — Но я бы хотела отблагодарить вас. Я вам бесконечно признательна!
   Натан Батист скромно поднимает руки:
   — Может, когда-нибудь вы окажете мне ответную услугу — кто знает?
   — Только скажите! — радостно соглашаюсь я, и он улыбается.
   — Носите сумочку с удовольствием. Готово, Харви.
   Откуда ни возьмись возле нас вырастает тощий белобрысый тип в полосатом костюме, забирает у Натана пакеты, и они выходят из магазина.
   А я в изнеможении приваливаюсь к прилавку. У меня есть «ангельская сумочка». У меня есть «ангельская сумочка»!
   — С вас две тысячи евро, — доносится сзади лающий голос.
   Ах да. Про деньги я совсем забыла. По привычке тяну руку к сумочке, но останавливаюсь. Стоп. Кошелька-то у меня с собой нет. А остатки денег на «ВИЗЕ» потрачены на ремень Люка… Наличными у меня всего семь евро.
   Заметив мое замешательство, Сильвия хищно щурится.
   — Если вы не можете заплатить… — начинает она.
   — Могу! — перебиваю я. — Только мне нужно… минутку.
   Скрестив руки на груди, Сильвия скептически наблюдает, как я достаю из сумки пудреницу от Бобби Браун.
   — У вас есть молоток? — спрашиваю я. — Или еще что-нибудь тяжелое?
   Во взгляде Сильвии ясно читается сомнение в моем здравом уме.
   — Хоть что-нибудь… — Вдруг я замечаю возле кассы большой степлер. Хватаю его и что есть мочи начинаю дубасить пудреницу.
   — Сайта Мария! — верещит Сильвия.
   — Все нормально! — слегка запыхавшись, успокаиваю я. — Еще секундочку… вот!
   Пудреница раскололась. Я победоносно извлекаю из осколков карточку «Мастеркард», которая была приклеена к донышку пудреницы изнутри. Мое сокровище, мой неприкосновенный запас. Про эту карточку Люк точно не знает. Если только не научился просвечивать предметы взглядом.
   Идею прятать карточку в пудренице я почерпнула из статьи о том, как контролировать свои расходы. Нет, проблем с деньгами у меня нет, ничего подобного. Только в прошлом случился один маленький финансовый… кризис.
   В общем, идея мне запала в голову. Суть ее в том, чтобы выбрать для хранения кредитки не самое доступное место — например, заморозить в куске льда или зашить в подкладку сумки. Главное, чтобы нельзя было достать карточку сразу — тогда хватит времени подумать, нужна ли тебе очередная покупка. В статье говорилось, что таким нехитрым способом можно сократить лишние расходы чуть ли не на девяносто процентов!
   И знаете, помогло! Правда, теперь придется раскошелиться на новую пудреницу.
   — Пожалуйста! — Передаю карточку Сильвии, которая уже давно уверовала, что я буй-нопомешанная.
   Она проводит карточку через свою машинку, и через минуту я подписываю чек.
   Неловкая пауза. Сейчас взорвусь от нетерпения.
   — Итак… можно ее получить? — спрашиваю я.
   — Прошу, — брюзжит Сильвия и протягивает мне кремовый пакет.
   Мои пальцы смыкаются на веревочных ручках пакета, и сердце наполняется чистой, ничем не замутненной радостью.
   Она моя!
 
   В гостиницу возвращаюсь под вечер, от восторга почти не касаясь ногами тротуара. Этот день был одним из самых лучших в моей жизни. Я прогуливалась по Биа-Монте-наполеоне с «ангельской сумочкой» на плече… и все восхищенно ее рассматривали. И не просто восхищенно — от удивления у всех вокруг просто глаза лезли на лоб. Чувство было такое, будто я — мировая знаменитость!
   Не меньше двадцати человек спросили у меня, где я ее купила. А женщина в темных очках, ну точно итальянская кинозвезда, велела своему шоферу предложить мне за сумку три тысячи евро. Но самое приятное — обо мне говорили: «La ragazza con la borsa di Angel!» Что, как я поняла, означает Девушка с «ангельской сумочкой»! Вот как меня прозвали!
   Безумно счастливая, впархиваю в двери вестибюля и вижу: возле стойки администратора стоит Люк.
   — Наконец-то! — с облегчением восклицает он. — Я уже начал волноваться! Такси ждет. — Он быстро усаживает меня в такси и закрывает дверь. — В аэропорт, — говорит он водителю, и мы немедленно вливаемся в густой поток гудящих авто.
   — Как прошел день? — спрашиваю я и пытаюсь не выдать страха: мы чуть не врезались в другое такси. — Как встреча?
   — Хорошо! Если нам удастся заполучить в клиенты «Аркодас Труп», можно праздновать победу. Они сейчас быстро развиваются, так что интересной работы будет много.
   — Думаешь, получится?
   — Обхаживать и уговаривать их придется долго. Как только вернемся, начну готовить сделку. Но надежда есть. Определенно.
   — Молодец! — улыбаюсь я мужу. — А как прическу восприняли?
   — Неплохо. — Он хитро улыбается. — Даже с восторгом.
   — Вот видишь! Я же знала!
   — А как твой день? — спрашивает Люк, пока мы на скорости не меньше ста пятидесяти сворачиваем за угол.
   — Потрясающе! — Я так и сияю. — Просто великолепно. Обожаю Милан!
   Люк явно заинтригован.
   — Да ну? Даже с пустыми карманами? — Он достает мой кошелек.
   Ой, я и забыла.
   — Даже без кошелька! — смеюсь я. — Хотя кое-что я тебе все-таки купила.
   Вручаю ему сверток из бронзовой бумаги и с волнением наблюдаю, как Люк разворачивает ремень.
   — Бекки, это чудо! — говорит он и замолкает, рассматривая подарок. — Обалдеть…
   — Это взамен того, что я испортила горячим воском, помнишь?
   — Помню, и очень тронут. — И… больше в Милане ты ничего не купила? Только подарок для меня?
   — Хм…
   Я неопределенно пожимаю плечами и откашливаюсь. Тяну время.
   Так, что делать?
   Фундамент брака — честность и доверие. Если я не скажу Люку про «ангельскую сумочку», то получается, что обману его.
   Но если скажу… придется объяснять и про неприкосновенный запас. А я от такой перспективы не в восторге.
   Не хотелось бы портить последние часы нашего свадебного путешествия ссорой из-за такой ерунды.
   Но мы ведь женаты, напоминаю я себе. Мы теперь муж и жена, у нас не должно быть секретов друг от друга! Ладно, скажу. Прямо сейчас.
   — Люк…
   — Знаешь, Бекки, я должен перед тобой извиниться.
   — Извиниться? — Да уж, Люк настоящий мастер удивлять.
   — Ты говорила мне, что изменилась. Повзрослела. И… это правда. Если честно, я думал, ты вернешься в гостиницу с какой-нибудь дорогой и экстравагантной покупкой.
   Вот черт!
   — Э-э… Люк… — пытаюсь вставить я.
   — Мне стыдно. — Он хмурится и качает головой. — Ты впервые побывала в Милане, В столице моды. А купила подарок только для меня. Бекки, я искренне тронут. — Он вздыхает. — Чандра был прав. У тебя действительно прекрасная душа.
   Пауза. Теперь моя очередь говорить правду.
   Но как? Как?
   Как сказать ему, что душа у меня вовсе не прекрасная, а все та же самая, нормальная?
   — Ну, — я несколько раз сглатываю, — хм… это ведь всего лишь ремень!
   — Для меня это не просто ремень, — тихо отвечает он. — Это символ нашего брака. — Несколько секунд он сжимает мою руку, потом улыбается. — Прости, что ты хотела сказать?
   У меня еще есть шанс. Пока.
   — Ну… просто я хотела тебе показать… что длину ремня можно регулировать. — Я слабо улыбаюсь и отворачиваюсь — делаю вид, будто засмотрелась в окно.
   Так. А правду все-таки утаила.
   В оправдание могу сказать одно: если бы он внимательно слушал ту статью из «Бог», что я ему читала, то давным-давно обратил бы внимание на сумку. Я же ее не прячу. У меня на плече висит самая желанная в мире статусная вещь, а он ее даже не заметил.
   И вообще, я соврала ему в самый последний раз. С этой минуты — никаких обманов, ни даже лжи во спасение, ни малейшей выдумки. У нас будет самый настоящий брак на основе доверия и честности. Вот так. Все будут восхищаться нашими гармоничными отношениями, о нас станут говорить: «Пара, которая…»
   — Аэропорт! прерывает мои раздумья голос таксиста.
   Я вдруг понимаю, что происходит, и в волнении поворачиваюсь к Люку.
   — Приехали, — говорит он и смотрит мне в глаза. — Не передумала возвращаться домой?
   — Нет! — твердо отвечаю я, а саму так и подташнивает.
   Выхожу из машины и разминаю ноги. Вокруг снуют пассажиры с тележками, прямо над головой с оглушительным ревом взлетает самолет.
   Боже, все наяву. Еще несколько часов — и мы в Лондоне.
   — Кстати, — говорит Люк, — твоя мама оставила на моем мобильнике сообщение. Спрашивает, где мы — все еще на Шри-Ланке или уже в Малайзии.
   Он комично шевелит бровями, я смеюсь в ответ. Вот они удивятся! А как все будут рады нас видеть!
   И вдруг меня охватывает сумасшедший восторг. Наконец-то! Мы едем домой!

4

   Свершилось! Мы все-таки вернулись! Вот она, родная английская земля.
   Ну или английский асфальт. Прошлую ночь мы провели в гостинице, а теперь едем во взятой напрокат машине по дорогам графства Суррей, чтобы сделать сюрприз маме с папой. Еще пара минут — и мы будем на месте!
   Он волнения мне не сидится спокойно. Я ерзаю, похлопываю по колену деревянной ритуальной маской южноамериканских индейцев. Воображаю» как изумятся родители, увидев нас! Мама заулыбается, а у папы от удивления наверняка округлятся глаза, а потом на его лице засияет улыбка… и мы бросимся навстречу друг другу в клубах дыма…
   Да нет, откуда они возьмутся, эти клубы? Кажется, в кино «Дети железной дороги» так было, Но все равно будет здорово. Чудесное воссоединение семьи!
   Наверное, мама с папой сильно без меня скучали. Я ведь единственный ребенок и еще никогда не уезжала от них так надолго. Мы были в разлуке целых десять месяцев.
   Мое возвращение для них станет праздником.
   Мы уже въехали в Оксшотт, мой родной городок. Мелькают знакомые с детства улицы, дома и сады. Проезжаем небольшой торговый ряд. Ничего не изменилось. Продавец из газетного ларька, когда мы тормозим на светофоре, приветственно поднимает руку, словно мы с ним видимся каждый день. Странно, он даже не удивился.
   «Да вы что, ничего не понимаете? — так и подмывает крикнуть ему. — Я не была дома почти год! Я объездила весь мир!»
   Сворачиваем на Мэйфилд-авеню, и тут я вдруг начинаю нервничать.
   — Люк, может, стоило сначала позвонить? — говорю я.
   — Теперь уже поздно, — отвечает он и поворачивает налево.
   Мы уже почти на нашей улице. От волнения меня почти трясет.
   — А вдруг у них сердце не выдержит? — испуганно спрашиваю я. — Или от неожиданности судороги начнутся?
   — Да все будет хорошо, поверь мне! — смеется Люк. — Не дергайся ты так!
   А вот и Элтон-роуд. Подъезжаем к родительскому дому. Приехали.
   Люк останавливает машину и глушит двигатель. Минуту мы сидим неподвижно.
   — Готова? — спрашивает он.
   — Кажется! — неестественно высоким голосом отвечаю я.
   Неуклюже, словно под пристальным взглядом, выхожу из машины. Денек славный. Сонную тишину провинциальной улочки нарушает только птичий щебет и далекое жужжание газонокосилки.