Я ахнула. Максон ухмыльнулся.
   За картиной обнаружилась дверца, не доходившая до пола. На ней было несколько кнопок, как на телефоне. Максон набрал какую-то комбинацию цифр. Что-то негромко запищало, принц нажал на ручку и обернулся:
   – Позволь, я помогу тебе. Здесь довольно высокая ступенька.
   Он протянул мне руку и сделал знак идти первой.
   Я была поражена.
   По стенам лишенной окон комнаты тянулись забитые древними книгами полки. На двух из них стояли фолианты со странными красными полосами на корешках. У одной стены я увидела объемистый атлас, открытый на странице с каким-то незнакомым мне государством. В центре высился стол с горой книг. Такое впечатление, что кто-то недавно приготовил их и собирался за ними вернуться. Еще одну стену занимал утопленный широкий экран, похожий на телевизионный.
   – Что это за красные полосы? – спросила я с любопытством.
   – Это запрещенные книги. Насколько нам известно, это могут быть единственные уцелевшие экземпляры во всей Иллеа.
   Я обернулась к нему, взглядом прося о том, что не решалась произнести вслух.
   – Да, ты можешь на них взглянуть, – сказал он таким тоном, который намекал, что своей просьбой я ставлю его в неудобное положение. Однако, судя по выражению лица, он надеялся, что я его об этом попрошу.
   Очень осторожно я взяла с полки книгу, страшась случайно повредить уникальное сокровище. Перевернув несколько страниц, сразу же поставила ее обратно. Слишком велико было мое благоговение.
   Я обернулась и увидела, что Максон печатает что-то на штуковине, которая походила на плоскую печатную машинку, подсоединенную к телевизору.
   – Что это такое? – полюбопытствовала я.
   – Компьютер. Ты что, никогда не видела компьютеров? – Я покачала головой. Максон, похоже, не слишком удивился. – Они теперь мало у кого есть. В этом хранится вся информация о книгах в этой комнате. Если тут есть что-нибудь про твой Хеллоуин, компьютер подскажет нам, где искать.
   Я не очень хорошо поняла его слова, но просить объяснить подробнее не стала. Через несколько секунд на экране появился список из трех пунктов.
   – Превосходно! – воскликнул он. – Подожди меня тут.
   Я осталась у стола, пока Максон разыскивал три книги, обещавшие раскрыть нам тайну Хеллоуина. Хотелось, чтобы это не оказалось какой-нибудь глупостью. Обидно было бы, если бы Максон потратил столько усилий ради ерунды.
   В первой книге про Хеллоуин было написано, что это кельтский фестиваль, знаменующий конец лета. Тратить время не хотелось, поэтому я не стала говорить, что понятия не имею о том, кто такие кельты. Оказывается, они верили, что в Хеллоуин духи могут проникать из своего мира в наш и обратно, а потому люди надевали маски, чтобы отпугнуть зло. Впоследствии Хеллоуин превратился в светский праздник, в основном для детей. Они наряжались в разные костюмы и ходили по улицам, распевая песни и получая за это в награду конфеты.
   Во второй книге было написано что-то в том же духе, только там еще упоминались тыквы и христианство.
   – А вот это обещает быть интересным, – объявил Максон, листая книжку, которая была намного тоньше двух других и написана от руки.
   – С чего ты взял? – поинтересовалась я и подошла поближе, чтобы посмотреть.
   – Это, леди Америка, один из томов личного дневника Грегори Иллеа.
   – Что?! – воскликнула я. – Можно его потрогать?
   – Можно, только сперва я найду страницу, которая нам нужна. Смотри, здесь даже есть фотография!
   На снимке, точно призрак из неизвестного прошлого, был запечатлен прямой как палка, в безукоризненно отутюженном костюме Грегори Иллеа с напряженным лицом. Меня поразило, сколько в его манере держаться общего с королем Кларксоном и Максоном. Рядом с ним робко улыбалась в камеру какая-то женщина. В ее лице еще угадывались следы былой красоты, но взгляд был потухший. Казалось, она устала от жизни.
   Кроме этой пары, на фотографии были еще трое. Девушка-подросток, хорошенькая и жизнерадостная, улыбающаяся во весь рот, в пышном платье и с короной на голове. Как у настоящей принцессы! И два мальчика, один повыше, другой пониже, в костюмах каких-то героев. Вид у них был такой, словно они затеяли какую-то каверзу. Под фотографией была приписка, сделанная, как это ни поразительно, рукой самого Грегори Иллеа.
   Дети в этом году устроили по случаю Хеллоуина вечеринку. Наверное, для них это способ отвлечься от того, что творится вокруг, но мне это кажется легкомысленным. Мы одна из немногих семей, у которых есть деньги на то, чтобы устроить настоящий праздник, но эта детская затея кажется расточительством.
   – Думаешь, поэтому мы больше не празднуем Хеллоуин? Потому что это расточительство? – спросила я.
   – Вполне возможно. Судя по дате, это было как раз после того, как Американский штат Китая начал борьбу за освобождение, перед самой Четвертой мировой. Тогда большинство вообще было нищим: представь целую страну Семерок и горстку Двоек.
   – Ничего себе. – Я попыталась вообразить, как выглядела тогда наша страна, раздираемая войной, борющаяся за то, чтобы вновь обрести целостность.
   – И сколько в его дневнике томов? – поинтересовалась я.
   Максон махнул в сторону полки, на которой стояло несколько похожих журналов.
   – С десяток.
   У меня все это в голове не укладывалось! Вся история нашей страны была собрана в одной этой комнатке.
   – Спасибо тебе. Я даже и не мечтала, что когда-нибудь увижу такое. Мне просто не верится, что все это существует на самом деле.
   Он просиял.
   – Хочешь прочитать все остальное? – Максон кивнул на дневник.
   – Конечно хочу! – воскликнула я, но тут же вспомнила про свои обязанности. – Но я не могу остаться здесь, мне нужно закончить с этим дурацким отчетом. А тебе пора возвращаться к работе.
   – Верно. А как тебе такое предложение: можешь взять его на несколько дней.
   – А разве это разрешено? – спросила я с благоговением.
   – Нет, – улыбнулся он.
   Я заколебалась. Меня неожиданно одолели разом тысячи страхов. А вдруг я потеряю дневник? Или испорчу? Максон наверняка думал о том же самом. Но второй такой возможности мне не представится никогда в жизни. Ради такого подарка судьбы я буду предельно осторожна.
   – Хорошо. Я возьму его на ночь или на две, а потом сразу же верну.
   – Только спрячь его хорошенько.
   Я так и сделала. Это была не просто книга, это доверие Максона. Я сунула дневник в ящик под сиденьем табурета для пианино, под стопку нот. Там служанки никогда не прибирались. Об этом тайничке знала только я.
 
   – Я безнадежна, – вздохнула Марли.
   – Нет-нет, у тебя отлично все получается, – покривила душой я.
   Вот уже вторую неделю я каждый день давала Марли уроки игры на пианино, и, по правде говоря, с каждым разом у нее выходило все хуже и хуже. Дальше гамм мы так и не продвинулись. Марли в очередной раз промахнулась мимо нужной клавиши, и я против воли поморщилась.
   – Да у тебя все на лице написано! – воскликнула она. – Не выйдет из меня пианистки. Я с таким же успехом могла бы играть локтями.
   – А что, надо попробовать. Вдруг локтями у тебя получится лучше.
   – Все, с меня хватит, – вздохнула она. – Прости, Америка, ты столько со мной провозилась, но мне тошно слушать собственную игру. Она звучит так, как будто пианино заболело.
   – Скорее уж при смерти.
   Марли покатилась со смеху, и я присоединилась к ней. Когда она попросила меня поучить ее играть, я не представляла, что мои уши ждет такая чудовищная – и в то же время смешная – пытка.
   – Вдруг со скрипкой дело пойдет лучше? У скрипки очень красивый звук, – предложила я.
   – Это вряд ли. С моими талантами я ее попросту угроблю.
   Марли поднялась и подошла к столику. Бумаги, которые мы должны были читать, сдвинули в сторону, и мои милые служанки оставили для нас чай с печеньем.
   – Ну и ничего страшного. Она все равно казенная. Можешь запустить ее Селесте в голову, если хочешь.
   – Не искушай, – засмеялась Марли, разливая чай. – Америка, я буду так скучать по тебе. Не знаю, что я стану делать, когда мы не сможем больше видеться каждый день.
   – Ну, Максон ведет себя нерешительно, так что пока у тебя нет никаких оснований тревожиться еще и об этом.
   – Не уверена, – посерьезнев, покачала она головой. – Он так прямо этого не говорил, но я-то знаю, что я здесь потому, что нравлюсь народу. Только теперь, когда большинство девушек разъехались, публика быстро найдет себе новую любимицу, и тогда он отправит меня домой.
   Я тщательно подбирала слова, боясь вновь ее оттолкнуть и надеясь, что она объяснит причину отчуждения, возникшего между ними.
   – Тебе не обидно? Ну, что ты не останешься с Максоном?
   Марли слегка пожала плечами:
   – Просто он не тот, кто мне нужен. Меня не расстраивает перспектива выбыть из соревнования, но мне очень не хочется уезжать из дворца, – пояснила она. – И потом, я не хотела бы стать женой мужчины, который любит другую.
   – Какую это другую… – Я резко выпрямилась.
   Глаза Марли торжествующе блеснули. Улыбка, которую она попыталась скрыть, уткнувшись в чашку, явственно говорила: «Подловила!»
   Она и в самом деле меня подловила.
   На долю секунды при мысли о том, что Максон может быть влюблен в кого-то еще, меня пронзила такая ревность, что стало темно в глазах. И в следующее же мгновение, когда я сообразила, что это меня она имеет в виду, снизошло невыразимое облегчение.
   Я попыталась выкрутиться, принявшись подшучивать над Максоном и расхваливать достоинства других девушек, но Марли одной-единственной фразой камня на камне не оставила от моих неловких попыток отвлечь ее внимание.
   – Почему ты не положила этому конец? – спросила она ласково. – Ты же знаешь, что он тебя любит.
   – Он никогда мне этого не говорил, – ответила я, и это была правда.
   – Ну разумеется, – произнесла она таким тоном, как будто это было очевидно. – Принц так старается заполучить тебя, но каждый раз, когда он подбирается к тебе достаточно близко, ты его отталкиваешь. Зачем ты так с ним?
   Могу ли я поделиться с ней? Могу ли сказать, что, хотя мои чувства к Максону глубоки – по всей видимости, глубже, чем я сама готова себе в этом признаться, – есть еще один человек, которого я не могу выбросить из сердца?
   – Наверное, я просто… не уверена ни в чем до конца.
   Я действительно доверяла Марли. Но для нас обеих будет безопасней, если она ни о чем не узнает.
   Она кивнула. Казалось, подруга понимает, что все несколько сложнее, просто не хочет на меня давить. Этот молчаливый взаимный уговор, признание друг за другом права на тайны, очень грел душу.
   – Так найди способ увериться в этом. И побыстрее. Если Максон не тот, кто мне нужен, это еще не значит, что он чем-то плох. Я бы очень не хотела, чтобы из-за своих страхов ты его потеряла.
   И снова она была права. Меня терзали страхи. Страх, что чувства Максона не такие искренние, как кажутся, страх перед необходимостью вести жизнь принцессы, страх потерять Аспена.
   – Чтобы не заканчивать наш разговор на такой печальной ноте, – произнесла она, отставляя чашку, – скажу, что наша вчерашняя болтовня про свадьбы навела меня на одну мысль.
   – Да?
   – Скажи, ты согласилась бы быть подружкой на моей свадьбе? Ну, если я когда-нибудь выйду замуж?
   – Ох, Марли, ну конечно! А ты на моей?
   Я схватила ее за руки, и она в ответ сжала мои пальцы.
   – Но у тебя ведь есть сестры. Они не будут против?
   – Они все поймут. Пожалуйста!
   – Разумеется! Я ни за что на свете не согласилась бы пропустить твою свадьбу!
   Ее тон намекал на то, что моя свадьба обязана стать событием века.
   – Пообещай мне, что, если я даже буду выходить замуж за безвестного Восьмерку из подворотни, ты будешь на моей свадьбе.
   Она бросила на меня недоверчивый взгляд, совершенно уверенная, что ничего подобного и быть не может.
   – Даже тогда. Даю слово.
   Подруга не стала брать с меня такое же обещание, и я в очередной раз задалась вопросом, не принадлежит ли ее сердце какому-нибудь Четверке, оставшемуся на родине. Впрочем, я не хотела на нее давить. Очевидно, что у каждой из нас были свои секреты, но Марли – моя лучшая подруга, и ради нее я готова была на все.
 
   Я надеялась, что вечером увижусь с Максоном. Марли поселила в моей душе сомнения в правильности собственного поведения. И мыслей. И чувств.
   После ужина, когда мы все поднялись из-за стола, я перехватила взгляд Максона и потянула себя за мочку уха. Это был наш тайный знак, применявшийся, когда надо было попросить о встрече. Отказы в таком случае бывали не часто, но сегодня Максон с огорченным видом беззвучно произнес слово «дела». Я притворно надула губки и помахала ему рукой на прощание.
   Возможно, это и к лучшему. Мне действительно необходимо поразмыслить о некоторых вещах, связанных с Максоном.
   Когда я свернула за угол к своей комнате, перед дверями на карауле снова стоял Аспен. Он окинул меня взглядом, задержавшись на зеленом платье, которое магическим образом подчеркивало все имеющиеся достоинства фигуры. Я молча прошла мимо. Когда пальцы уже легли на дверную ручку, он осторожно коснулся моего локтя.
   Прикосновение было неторопливым, но кратким, и за эти несколько секунд я ощутила ту тягу, ту тоску, которую всегда пробуждал во мне Аспен. Один взгляд в его изумрудные глаза, жадные и бездонные, – и я почувствовала, как колени подогнулись.
   Я поспешно скрылась в своей комнате, не в силах дольше выносить эту муку. К счастью, у меня практически не было времени на размышления о том, какие чувства вызывает у меня Аспен: не успела за мной закрыться дверь, как вокруг уже захлопотали служанки, готовя меня ко сну. Пока они расчесывали мне волосы, болтая при этом без умолку, я пыталась заставить себя хоть на пару минут позабыть обо всем.
   Но это было невозможно. Я должна сделать выбор. Аспен или Максон. Максон или Аспен.
   Но как определить? Как принять решение, которое в любом случае разобьет мне сердце? Я утешалась мыслью, что еще есть время. Пусть и не очень много.
 
   – Итак, леди Селеста, вы хотите сказать, что численность вооруженных сил недостаточна и в следующем году набор нужно увеличить? – уточнил Гаврил Фадей, ведущий дискуссии в телепередаче «Вести столицы» и единственный человек, которому было дозволено интервьюировать монарших особ.
   Наши дебаты в эфире «Вестей» – испытание. И все это понимали. Несмотря на то что формально в сроках Максон был не ограничен, публике не терпелось, чтобы круг претенденток поскорее сузился, и королю с королевой и советниками, судя по всему, тоже. Если мы не хотели быть отчисленными, то должны проявлять себя с лучшей стороны где и когда скажут. Я порадовалась, что все-таки продралась через этот кошмарный отчет про армию. Даже запомнила кое-какие цифры, так что у меня были сносные шансы произвести хорошее впечатление.
   – Именно, Гаврил. Война в Новой Азии тянется уже многие годы. Я полагаю, один-два увеличенных призыва – и мы сможем положить ей конец.
   Я терпеть не могла Селесту. Она подставила одну из девушек, которая по ее милости вылетела из состязания, испортила день рождения Крисс и в буквальном смысле попыталась содрать с меня приглянувшееся ей платье. Будучи Двойкой, она считала себя на голову выше всех остальных. По правде говоря, до сих пор у меня не сложилось определенного мнения относительно численности нашей армии, но теперь, когда Селеста высказалась за увеличение призыва, я просто не могла не занять строго противоположную позицию.
   – Я не согласна, – произнесла я самым нежным тоном, на какой оказалась способна.
   Селеста оглянулась на меня, тряхнув гривой темных волос. Теперь, когда камера не видела ее лица, она могла без помех метать глазами молнии.
   – Ага, значит, вы, леди Америка, полагаете, что увеличение численности армии – это плохая идея? – спросил Гаврил.
   Я почувствовала, как запылали щеки.
   – Двойки могут позволить себе откупиться от призыва, так что, я уверена, леди Селеста никогда не видела, чем для многих семей оборачивается потеря единственного сына. Увеличение числа призывников будет иметь катастрофические последствия, в особенности для низших каст, которые обыкновенно имеют большие семьи и нуждаются в каждой паре рабочих рук, чтобы выжить.
   Марли, сидевшая рядом со мной, дружески подтолкнула меня.
   – Ну и что же ты тогда предлагаешь нам делать? – высокомерно осведомилась Селеста. – Сидеть сложа руки, а война пусть себе тянется дальше?
   – Нет, разумеется, нет. Конечно, я хочу, чтобы Иллеа покончила с этой войной.
   Я сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, и бросила взгляд на Максона, ища поддержки. Король, сидевший рядом с ним, явно был раздражен.
   Необходимо было исправлять положение, так что я ляпнула первое, что пришло в голову:
   – А что, если сделать призыв добровольным?
   – Добровольным? – переспросил Гаврил.
   Селеста с Натали фыркнули, усугубив ситуацию. Но тут я задумалась. Разве это такая уж нелепая идея?
   – Да. Я уверена, что необходимы определенные требования, но, возможно, от армии, состоящей из мужчин, желающих быть солдатами, будет больше толку, чем от горстки мальчишек, единственная цель которых – остаться в живых и вернуться к своей обычной жизни.
   Студия задумчиво притихла. По всей видимости, в моих словах было рациональное зерно.
   – Это хорошая идея, – подала голос Элиза. – В таком случае мы могли бы отправлять на фронт свежие пополнения каждые месяц-два по мере того, как будут записываться новые люди. И это укрепит боевой дух тех, кто уже какое-то время служит.
   – Я согласна, – поддержала ее Марли. Ни на что большее она обыкновенно не отваживалась. В дебатах она явно чувствовала себя неуверенно.
   – Что ж, я понимаю, что эта идея может показаться новаторской, но что, если брать в армию и женщин тоже? – вставила Крисс.
   – И ты считаешь, что найдется много желающих? И сама готова вести других в бой? – Селеста рассмеялась, а ее голос так и сочился презрительным недоверием.
   Крисс не потеряла самообладания.
   – Нет, из меня хорошего солдата не выйдет. Но, – продолжила она, обращаясь к Гаврилу, – если я чему-то и научилась за время Отбора, то это тому, что некоторые девушки обладают инстинктом прирожденных убийц. И пусть нарядные платья не вводят вас в заблуждение, – закончила она с улыбкой.
   Вернувшись в комнату, я задержала служанок у себя дольше обычного, чтобы они могли помочь мне вынуть из волос шпильки.
   – Мне понравилась ваша идея о добровольной армии, – сказала Мэри. Ее проворные пальцы ни на минуту не останавливались.
   – И мне тоже, – подала голос Люси. – Я помню, как бились мои соседи, когда их старших сыновей забрали в армию. Многие из них не вернулись. Это слишком ужасно.
   Ее взгляд затуманился от воспоминаний. Мне тоже было что вспомнить.
   Мириам Кэрриер овдовела совсем молодой, но они с сыном Эйденом неплохо справлялись вдвоем. Когда у нее на пороге появились армейские с похоронкой, флагом и дежурными соболезнованиями, это совершенно ее подкосило. Жить в одиночку оказалось не под силу. Ее жизнь просто утратила смысл.
   Иногда я видела, как она, подобно Восьмеркам, побиралась на той самой площади, на которой я прощалась с Каролиной. Впрочем, дать мне ей было нечего.
   – Знаю, – отозвалась я на невысказанные слова Люси.
   – А вот Крисс, по-моему, хватила через край, – заметила Энн. – Женщинам на войне не место.
   Я улыбнулась тому, с каким чопорным видом она взялась за мои волосы.
   – Мой папа рассказывал, что раньше женщины…
   Внезапно в дверь постучали, так неожиданно, что мы вздрогнули.
   – Мне пришла в голову одна идея, – объявил Максон, войдя в комнату без приглашения.
   Похоже, устраивать свидания по пятницам после «Вестей» становилось у нас доброй традицией.
   – Ваше высочество, – хором приветствовали его служанки.
   Мэри даже выронила из рук шпильки, так торопилась сделать книксен.
   – Позволь, я помогу, – поспешил к ней Максон.
   – Нет-нет, я сама, – воспротивилась она, отчаянно покраснев, и попятилась из комнаты. Потом неуклюже сделала большие глаза Люси и Энн, чтобы они тоже вышли.
   – Э-э… доброй ночи, мисс, – сказала Люси и потянула Энн за край форменного платья.
   Едва они скрылись, как мы с Максоном расхохотались. Я обернулась к зеркалу и продолжила вытаскивать из волос шпильки.
   – Забавная троица, – заметил Максон.
   – Просто они без ума от тебя.
   Максон скромно отмахнулся.
   – Прости, что помешал, – сказал он моему отражению.
   – Все в порядке, – отозвалась я, вытаскивая последнюю шпильку, потом запустила пальцы в волосы, и они веером рассыпались по плечам. – Я нормально выгляжу?
   Максон кивнул, задержав на мне взгляд чуть дольше, чем это было необходимо.
   – Да, так насчет той самой мысли… – Он спохватился и быстро заговорил.
   – Выкладывай.
   – Помнишь, мы с тобой читали про Хеллоуин?
   – Угу. Ох, у меня так и не дошли руки до дневника. Но он спрятан в надежном месте, – заверила его я.
   – Все в порядке. Его никто не хватился. Так вот, я тут подумал… В тех книжках было написано, что его праздновали в октябре, верно?
   – Ну да, – ответила я небрежно.
   – Сейчас как раз октябрь. Почему бы нам не устроить вечеринку в честь Хеллоуина?
   Я стремительно обернулась:
   – Правда? Ох, Максон, правда можно?
   – Так ты не против?
   – Я обеими руками за!
   – Думаю, девушкам без проблем сошьют костюмы. Гвардейцы, свободные от дежурств, могут быть запасными кавалерами в танцах, ведь я один, а было бы несправедливо заставлять всех подпирать стену в ожидании своей очереди. Можно устроить на следующей неделе уроки танцев. Ты же говорила, иногда в дневное время вам бывает нечем заняться. И еще сладости! Мы закажем лучшие сладости! Ты, моя дорогая, к концу вечеринки превратишься в колобок. Нам придется тебя катить! – (Я слушала как завороженная.) – Мы объявим о празднествах на всю страну. Пусть дети нарядятся и ходят от дома к дому с песнями, как в старые добрые времена. Твоей сестре это понравится?
   – Ну разумеется! Это понравится всем!
   Он о чем-то задумался, прикусив губу.
   – Как думаешь, она не будет возражать, если мы пригласим ее на праздник сюда, во дворец?
   Я была ошарашена.
   – Что?!
   – Мне все равно придется рано или поздно познакомиться с родителями Элиты. Так почему бы не пригласить ваших родителей, братьев и сестер на праздник, вместо того чтобы ждать…
   Договорить он не успел, потому что я повисла у него на шее. Возможность повидать Мэй и родителей так меня обрадовала, что я не смогла сдержать свой восторг. Он обвил руками мою талию и заглянул в глаза. Его собственные сияли радостью. Каким образом этому человеку, которого я когда-то считала полной моей противоположностью, удавалось каждый раз придумать то, что больше всего меня порадовало бы?
   – Ты серьезно? Они на самом деле смогут приехать?
   – Ну разумеется, – отозвался он. – Мне не терпится с ними познакомиться, и потом, это входит в программу. И вообще, я полагаю, всем вам не помешает повидаться с родными.
   Когда у меня перестало щипать в носу, я прошептала в ответ:
   – Спасибо тебе.
   – Не за что… Я знаю, что ты любишь своих родных.
   – Люблю.
   Он фыркнул:
   – И совершенно очевидно, что ты готова ради них практически на все. Ведь это благодаря им ты осталась на Отборе.
   Я отпрянула от него, чтобы видеть его глаза. В них не было осуждения, лишь растерянность от моего резкого движения. Но я не могла просто пропустить его высказывание мимо ушей. Необходимо расставить все точки над «i».
   – Максон, в самом начале, когда я осталась, они действительно отчасти были причиной, но сейчас я здесь не из-за них. Ты ведь это знаешь, правда? Я здесь, потому что…
   – Потому что?
   Я взглянула на Максона, на его полное обожания лицо, светящееся надеждой. Давай, Америка. Скажи ему.
   – Потому что?.. – повторил он снова, на этот раз с озорной улыбкой, от которой сердце у меня дрогнуло еще больше.
   Вспомнился недавний разговор с Марли и то чувство, которое меня тогда охватило. Трудно было воспринимать Максона как моего парня, когда он встречался с другими девушками, но то, что мы с ним не просто друзья, очевидно. Меня вновь охватила надежда, что, быть может, наши отношения могут перерасти во что-то большее. Я не позволяла себе признаться в этом, но Максон успел стать для меня кем-то особенным.
   Я кокетливо улыбнулась ему и двинулась к двери.
   – Америка, сейчас же вернись на место. – Он опередил меня и, заступив дорогу, обнял за талию, так что мы очутились вплотную друг к другу. – Скажи, – прошептал он.
   Я сжала губы.
   – Что ж, значит, придется прибегнуть к другим способам коммуникации.
   И он без предупреждения поцеловал меня. От неожиданности я слегка пошатнулась в кольце его рук и обхватила его за шею… И тут в голове что-то перевернулось.
   Обыкновенно, когда мы с ним оставались наедине, я отгораживалась от мыслей об остальных. Но сегодня я вместо себя представила рядом с ним другую. Воображение рисовало ее в объятиях принца, нежность в его взгляде, обращенном на нее, их свадьбу… У меня остановилось сердце, и я против воли расплакалась.