– Милая, что случилось?
   Милая? Это словечко, такое ласковое и интимное, пробило в моих заслонах брешь. Если у меня и было какое-то желание бороться со своими чувствами к Максону, в это мгновение оно исчезло. Мне хотелось быть его милой, его дорогой, принадлежать ему одному.
   Пусть это значило сделать шаг навстречу будущему, которого я никогда не хотела, и распрощаться с вещами, которые всегда казались мне незыблемыми, но мысль о том, чтобы сейчас расстаться с ним, казалась совершенно невыносимой.
   Да, я не была лучшей кандидаткой на престол, но если у меня даже не хватит смелости признаться в собственных чувствах, я не заслуживаю вообще никакого шанса.
   Вздохнув, я пыталась унять дрожь в голосе.
   – Не хочу отсюда уезжать.
   – Если я правильно помню, когда мы только познакомились, ты утверждала, что этот дворец – клетка. Выходит, со временем ты вошла во вкус?
   Я покачала головой:
   – Иногда ты бываешь таким тугодумом.
   Из горла у меня вырвался полузадушенный смешок.
   Максон позволил мне отстраниться ровно настолько, чтобы я могла заглянуть в его карие глаза.
   – Максон, я говорю не о дворце. Меня не волнует ни одежда, ни постель, ни даже, поверишь ты в это или нет, еда.
   Принц рассмеялся. Мое восхищение изысканными блюдами, которые подавали во дворце, не было секретом ни для кого.
   – Я говорю о тебе, – прошептала я. – Я не хочу уезжать от тебя.
   – От меня? – (Я кивнула.) – Тебе нужен я?
   При виде его изумленного лица я прыснула:
   – Именно это я и пытаюсь объяснить.
   Он немного помолчал.
   – Но… с чего вдруг… что я такого сделал?
   – Не знаю, – пожала я плечами. – Просто я думаю, что из нас может выйти неплохая пара.
   Его губы дрогнули в улыбке.
   – Из нас может выйти отличная пара.
   Максон притянул меня к себе, довольно грубо по его меркам, и снова поцеловал.
   – Ты уверена? – Он отстранил меня и внимательно посмотрел в глаза. – Ты точно в этом уверена?
   – Если ты уверен, то и я уверена.
   На долю секунды на его лице промелькнуло странное выражение, но оно мгновенно исчезло. Возможно, вообще почудилось.
   В следующий же миг он подвел меня к кровати, и мы вместе присели на краешек, держась за руки. Я положила голову ему на плечо. Казалось, он должен что-то сказать. Разве не этого он ждал? Но слова так и не прозвучали. Время от времени Максон прерывисто вздыхал, и этого мне было достаточно, чтобы понять, как он счастлив. Тревога немного улеглась.
   Мы словно не знали, что делать дальше. Некоторое время спустя Максон распрямился:
   – Думаю, мне пора. Если хотим собрать к празднику всех родственников, нужно все подготовить.
   Я отстранилась и улыбнулась. Не верилось, что скоро я обниму маму, папу и Мэй.
   – Спасибо тебе еще раз.
   Мы поднялись и двинулись к двери. Я цеплялась за его руку – почему-то ужасно боялась ее выпустить. Казалось, любая перемена может разрушить этот хрупкий миг.
   – Увидимся завтра, – пообещал Максон шепотом и взглянул на меня с таким обожанием, что все тревоги мгновенно показались мне глупыми. – Ты потрясающая.
   Когда он скрылся за дверью, я закрыла глаза и заново пережила каждый миг нашей недолгой встречи: его взгляды и озорные улыбки, нежные поцелуи. Я проигрывала их в памяти снова и снова, пока не настало время сна, и задавалась вопросом: занят ли Максон сейчас тем же самым?
 
   – Так хорошо, мисс. Стойте вот так, как будто указываете на эскизы, а остальные пусть попытаются не смотреть на меня.
   Была суббота, и нам позволили не отбывать обязательные часы в Женском зале. За завтраком Максон объявил о вечеринке в честь Хеллоуина. К обеду горничные уже приступили к шитью костюмов. Во дворец прибыли фотографы, чтобы запечатлеть весь процесс.
   В данную минуту я пыталась с непринужденным видом разглядывать сделанные Энн наброски моего костюма, в то время как служанки стояли с отрезами тканей, пригоршнями стразов и охапками перьев.
   Мы перепробовали несколько вариантов, а фотограф отщелкивал кадр за кадром. Я как раз собиралась позировать с золотой тканью, когда к нам явился посетитель.
   – Девушки, доброе утро, – поздоровался Максон, переступая через порог.
   Я невольно распрямила плечи еще больше и почувствовала, как губы неудержимо расплываются в улыбке. Фотограф поймал этот момент и лишь потом обратился к Максону:
   – Ваше высочество, это огромная честь для всех нас. Вы не против сфотографироваться вместе с этой юной леди?
   – С превеликим удовольствием.
   Служанки отступили. Максон взял со стола несколько рисунков и встал позади меня, держа в одной руке наброски, а другой обнимая меня за талию. Это был символический жест. «Видишь, – говорил он, – очень скоро я смогу прикасаться вот так к тебе на глазах у всего мира. Ни о чем не тревожься».
   Мы сделали еще несколько снимков, и фотограф отправился к следующей по счету девушке. Только тогда я поняла, что служанки незаметно тоже куда-то испарились.
   – У тебя очень талантливые горничные, – заметил Максон. – Идеи одна другой чудеснее.
   Я пыталась держаться с принцем как обычно, но после вчерашнего вечера все было иначе, лучше и хуже одновременно.
   – Знаю. Я не могла бы оказаться в более надежных руках.
   – Ты уже выбрала, какой костюм хочешь? – Он веером бросил эскизы на стол.
   – Нам всем нравится идея с птицей. Думаю, ее навеяла моя подвеска.
   Я прикоснулась к тоненькой серебряной цепочке. Эту цепочку с подвеской в виде певчей птицы мне подарил отец, и я предпочитала ее массивным украшениям, которыми нас снабдили во дворце.
   – Мне не хочется тебя расстраивать, но, по-моему, Селеста тоже выбрала что-то такое, связанное с птицами. Судя по всему, настрой у нее весьма решительный.
   – Ничего страшного, – пожала плечами я. – Если честно, меня все эти перья не очень прельщают. – Улыбка померкла. – Постой. Ты что, был у Селесты?
   Он кивнул:
   – Заглянул к ней немного поболтать. Боюсь, и к тебе я тоже ненадолго. Отец не в восторге от всей этой затеи, но понимает, что, коль скоро Отбор еще идет, неплохо бы устроить какое-нибудь празднество. И он согласен – это хороший предлог организовать знакомство с вашими семьями, учитывая все обстоятельства.
   – Это какие?
   – Он хочет кого-нибудь исключить. И я должен буду это сделать после того, как познакомлюсь с родителями всех девушек. Чем раньше они приедут, тем, по его мнению, лучше.
   У меня и в мыслях не было, что отчисление одной из нас – часть плана празднования Хеллоуина. Я считала, что это будет просто грандиозная вечеринка. Эта новость меня встревожила, хотя я и твердила себе, что для того нет никаких оснований. О чем я могла тревожиться после нашего вчерашнего разговора? Он казался таким настоящим, как ничто другое до этого.
   – Думаю, мне пора идти дальше, – произнес Максон, продолжая рассеянно проглядывать эскизы.
   – Ты уже уходишь?
   – Не волнуйся, дорогая. Увидимся за ужином.
   «Ну да, только за ужином мы с тобой будем не одни».
   – Все в порядке? – спросила я.
   – Конечно, – заверил он и торопливо чмокнул. В щеку. – Мне нужно бежать. Еще поговорим.
   И с этими словами так же внезапно, как и появился, Максон скрылся.
 
   В воскресенье, за восемь дней до вечеринки по случаю Хеллоуина, во дворце кипела лихорадочная деятельность.
   Утро понедельника Элита провела в обществе королевы Эмберли, дегустируя и утверждая меню праздничного угощения. Это была бесспорно самая приятная задача из всех, что нам довелось выполнять за время пребывания во дворце. Однако после обеда Селеста несколько часов отсутствовала в Женском зале. Вернувшись часа в четыре, она объявила, что «Максон передает всем привет».
   Во вторник после обеда мы встречали королевскую родню, которая была приглашена на празднества. Но до этого все утро мы наблюдали из окна за тем, как в парке Максон давал Крисс урок стрельбы из лука.
   За едой теперь присутствовало множество гостей, приехавших заранее, зато Максон где-то пропадал, как и Марли с Натали.
   Я все больше и больше чувствовала себя дурой. Зря я призналась ему в своих чувствах. С его стороны все это была пустая болтовня, иначе зачем сломя голову бегать по свиданиям со всеми остальными?
   К исходу пятницы я почти утратила надежду, когда весь вечер после эфира «Вестей» просидела в своей комнате за роялем в ожидании принца.
   Он так и не появился.
   В субботу решила выбросить все это из головы, поскольку в первой половине дня Элите предписывалось развлекать приезжих дам в Женском зале. А после обеда был назначен очередной урок танцев.
   Я порадовалась, что моя семья избрала своим поприщем музыку и искусство, поскольку танцовщица из меня оказалась никудышная. Хуже получалось только у Натали. Селеста, разумеется, являла собой воплощение грации. Инструкторы не раз просили ее помочь другим, в результате чего Натали едва не вывихнула лодыжку из-за намеренно неумелой помощи Селесты.
   Гибкая, точно змея, Селеста твердила, что Натали просто не способна к танцам. Учителя верили ей, но Натали лишь со смехом отмахивалась. Я восхищалась ее умением не принимать близко к сердцу шпильки Селесты.
   Аспен присутствовал на всех уроках. Вначале я пыталась его избегать, поскольку не была до конца уверена, что хочу с ним общаться. До меня доходили слухи, что гвардейцы меняются дежурствами с головокружительной скоростью. Одни отчаянно хотели попасть на вечеринку. А вот у других остались дома подружки, которые устроили бы им головомойку, увидев по телевизору своих возлюбленных, танцующих с другими девушками. Тем более что вскоре пятеро из нас должны были освободиться.
   Но, поскольку это был наш последний официальный урок, когда Аспен оказался в достаточной близости от меня, чтобы пригласить на танец, я не смогла ему отказать.
   – У тебя все в порядке? – спросил он. – Ты была сама не своя, когда я тебя видел.
   – Просто устала, – солгала я. Не обсуждать же с ним свои сердечные дела.
   – Это правда? А я был уверен, что меня ждут плохие новости.
   – В каком смысле?
   Неужели ему было известно что-то, чего не знала я?
   Он вздохнул:
   – Если ты собираешься сообщить, что я должен отказаться от борьбы за тебя, я не хочу это слышать.
   По правде говоря, в последнюю неделю я вообще не вспоминала про Аспена. Я была так поглощена своими несвоевременными признаниями и поспешными выводами, что не могла думать больше ни о чем другом. Выходит, пока я беспокоилась о том, что Максон меня бросит, Аспен волновался, как бы я не поступила точно так же по отношению к нему.
   – Дело не в этом, – ответила я уклончиво, чувствуя себя виноватой.
   Он кивнул, довольствуясь этим ответом.
   – Ай!
   – Ох, прости, пожалуйста! – воскликнула я.
   Наступать ему на ногу я уж точно не хотела. Усилием воли попыталась сосредоточиться на танце.
   – Мер, извини, но танцуешь ты из рук вон плохо.
   Он фыркнул, несмотря на то что мой каблук должен был причинить ему боль.
   – Знаю, знаю. Я стараюсь, честное слово!
   Я принялась скакать по залу, точно слепой лось, пытаясь компенсировать недостаток грации усердием. Аспен, добрая душа, изо всех сил старался мне помочь.
   К концу урока мне хотя бы удалось выучить движения. Конечно, нельзя было поручиться, что я не врежу какому-нибудь заезжему дипломату, энергично взмахнув ногой, но я была исполнена решимости приложить все усилия, чтобы этого избежать. Вообразив себе эту картину, я подумала: ничего удивительного, что Максон пошел на попятный. Как прикажешь вывозить такое позорище в какую-нибудь другую страну, не говоря уж о том, чтобы принимать гостей здесь? Ну какая из меня принцесса?
   Я вздохнула и отправилась выпить воды. Аспен двинулся следом. Другие девушки остались в зале.
   – Что ж, – начал он. Я быстро оглянулась, чтобы убедиться, что никто за нами не наблюдает. – Можно сделать вывод, что, коль скоро ты переживаешь не из-за меня, ты переживаешь из-за него.
   Я опустила глаза и покраснела. До чего же хорошо он меня знал.
   – Не стану говорить, что желаю ему успеха, но если он не видит, что ты потрясающая, значит он круглый идиот.
   Я улыбнулась, продолжая внимательно разглядывать пол.
   – Даже если ты и не станешь принцессой, что с того? Это не сделает тебя менее поразительной. Ты ведь знаешь, что… что…
   Он не смог заставить себя договорить, и я отважилась взглянуть ему в лицо.
   В глазах Аспена я увидела тысячу возможных концовок, и все они связывали его со мной. Что он все так же готов меня ждать. Что он знает меня как никто другой. Что мы с ним остались прежними. Что несколько месяцев во дворце не могут перечеркнуть двух лет. Что, как бы ни повернулась жизнь, Аспен всегда рядом.
   – Аспен, я знаю. Знаю.
 
   Я стояла в шеренге вместе с остальными девушками в величественном вестибюле дворца, покачиваясь на пятках.
   – Леди Америка, – прошипела Сильвия, и я немедленно поняла, что веду себя неподобающим образом.
   Сильвия, на которую во время Отбора была возложена ответственность за обучение претенденток, каждый наш промах по части хороших манер воспринимала как личное оскорбление.
   Я попыталась стоять спокойно. Легко Сильвии шипеть: ей-то вместе с прислугой и гвардейцами можно двигаться. Если бы я имела такую возможность, тоже чувствовала бы себя намного спокойнее.
   Наверное, будь Максон где-то поблизости, было бы легче. С другой стороны, может быть, я только больше тревожилась бы. Не давал покоя вопрос: почему после всего того, что между нами произошло, он вдруг словно забыл о моем существовании?
   – Идут! – послышались голоса из-за дверей.
   Я была не единственной, кто издал радостный возглас.
   – Так, девушки! – провозгласила Сильвия. – Не забываем о манерах! Лакеи и горничные, постройтесь у стены, пожалуйста.
   Мы изо всех сил старались держаться мило и с достоинством, как учила нас наставница, но стоило родителям Крисс и Марли переступить через порог, как все пошло не по сценарию. Девушки были единственными дочерьми, и их родители слишком истосковались по ним, чтобы беспокоиться о соблюдении этикета. Они с радостными возгласами устремились к чадам. Марли, позабыв про все на свете, опрометью бросилась из шеренги им навстречу.
   Родители Селесты вели себя сдержаннее, хотя явно были рады видеть дочь. Она тоже нарушила строй, но куда более церемонно, чем Марли. Родителей Натали и Элизы я даже не заметила, потому что на пороге выросла невысокая фигурка с буйной копной огненно-рыжих волос и принялась обводить глазами вестибюль.
   – Мэй! – замахала я ей.
   Она услышала мой голос и побежала мне навстречу. Мама с папой спешили следом. Я упала на колени и обняла сестренку.
   – Америка! Я просто глазам своим не верю! – затараторила она с восхищением и завистью в голосе. – Какая же ты красавица!
   Слова застревали в горле. Я даже с трудом ее различала – все подернулось пеленой слез.
   Мгновение спустя я почувствовала крепкие отцовские объятия. А затем, отбросив привычную внешнюю чопорность, к нам присоединилась мама, и мы вчетвером застыли на дворцовом полу.
   До меня донесся вздох. Сильвия. Она недовольна, но мне сейчас было на это просто наплевать.
   – До чего же я рада, что вы все здесь, – едва восстановив дыхание, заговорила я.
   – Мы тоже рады, котенок, – сказал папа. – Ты представить себе не можешь, как мы по тебе скучали.
   Он поцеловал меня в макушку.
   Я извернулась, чтобы покрепче его обнять. До этого мгновения я и сама не отдавала себе отчета в том, как сильно хотела их видеть.
   Последней я обняла маму. Она казалась на удивление тихой. Странно, что родительница не потребовала отчета о том, как продвигаются дела у нас с Максоном. Но когда я отстранилась, то заметила слезы у нее в глазах.
   – Солнышко, ты такая красавица. Прямо как настоящая принцесса.
   Я улыбнулась. Приятно, что мама в кои-то веки ничего от меня не требует и не поучает. Сейчас она была просто счастлива, и это значило для меня очень много. Потому что я тоже была счастлива.
   Внимание Мэй привлекло что-то позади меня.
   – Это он! – ахнула она.
   – Хм? – переспросила я, глядя на нее, потом обернулась и увидела, что из-за величественной лестницы на нас смотрит Максон.
   Принц с улыбкой подошел к нам, сгрудившимся на полу. Отец немедленно поднялся.
   – Ваше высочество, – произнес он с благоговением.
   Максон подошел к нему и протянул руку:
   – Мистер Сингер, для меня большая часть познакомиться с вами. Я много о вас наслышан. И о вас тоже, миссис Сингер.
   Он передвинулся к матери, которая уже успела встать и поправить прическу.
   – Ваше высочество, – пискнула она ошеломленно. – Прошу прощения за все это. – Она кивнула в сторону нас с Мэй.
   Мы тоже поднялись, но все еще держались друг за друга.
   Максон фыркнул:
   – Вам не за что извиняться. Иного я от родственников леди Америки и не ожидал. – (Ну вот, теперь мама точно потребует у меня объяснений.) – А вы, должно быть, Мэй.
   Сестра покраснела и протянула ему руку для рукопожатия, но вместо этого он поднес ее к губам.
   – Я так и не поблагодарил вас за то, что вы тогда не заплакали.
   – Что-что? – переспросила она в замешательстве и покраснела еще больше.
   – Вам никто не рассказал? – весело произнес Максон. – Мое первое свидание с вашей милой сестрой состоялось исключительно благодаря вам. Я перед вами в неоплатном долгу.
   Мэй хихикнула в ответ:
   – Всегда пожалуйста.
   Максон заложил руки за спину, вспомнив о своих обязанностях хозяина.
   – Боюсь, я должен поприветствовать остальных, но прошу вас на минуту задержаться. Я намерен сделать для всех одно небольшое объявление. Надеюсь, скоро нам представится случай поговорить подольше. Очень рад, что вы смогли приехать.
   – В жизни он еще более классный! – громким шепотом сообщила мне Мэй. Судя по тому, как дрогнули плечи Максона, он все слышал.
   Он подошел к родным Элизы, которые были, без сомнения, самой утонченной группой из всех. Ее старшие братья стояли навытяжку, точно гвардейцы, а родители поклонились Максону, когда тот приблизился. Интересно, это Элиза им велела или просто такое поведение у них в крови? Они все были дотого лощеные, с одинаковыми черными волосами и одинаково безукоризненно одетые.
   – Что он имел в виду, когда сказал, что не ожидал от нас иного? – шепотом осведомилась мама. – Это потому, что ты накричала на него при первой встрече? Ты ведь больше так себя не вела?
   Я вздохнула:
   – Вообще-то, мама, мы с Максоном нередко спорим.
   – Что?! – ахнула она. – Чтобы не смела больше этого делать!
   – Ах да, а еще я как-то раз ударила его коленом в пах.
   В следующее мгновение Мэй залилась хохотом. Она зажала рот руками и попыталась остановиться, но смех рвался у нее из груди судорожными всхлипами. Папа крепко сжимал губы, но я видела, что он тоже с трудом сдерживается.
   Мама побелела как снег:
   – Америка, ведь это шутка? Скажи, что ты не набрасывалась на принца.
   Не знаю почему, но слово «набрасывалась» стало последней каплей. Мы с Мэй и папой согнулись пополам от хохота. Мама только глазами захлопала.
   – Мама, прости, – выдавила я.
   – Ох, боже милосердный.
   Тут она вдруг резко засобиралась познакомиться с родителями Марли, и я не стала ее удерживать.
   – Значит, принц предпочитает девушек, которые не боятся дать ему отпор, – произнес папа, когда мы все успокоились. – Теперь он нравится мне еще больше.
   Отец принялся оглядываться, любуясь дворцовым великолепием, а я задумалась. Сколько раз за те годы, что мы с Аспеном тайком встречались, они с папой оказывались в одном помещении? Как минимум с десяток, если не больше. И меня не волновало, одобрит он Аспена или нет. Я понимала, что получить от него согласие на брак с представителем низшей касты будет нелегко, но всегда была уверена, что в конечном счете он его даст.
   Но почему-то на этот раз напряжение не оставляло меня. Несмотря на то что Максон был Единицей и брак с ним гарантировал нашей семье безбедное существование, я вдруг осознала, что он может не понравиться моему отцу.
   Папа не принадлежал к числу повстанцев, он не поджигал дома и все такое прочее. Но я понимала: он недоволен существующим положением вещей. А вдруг он перенесет это недовольство на Максона? Вдруг заявит, что я не должна выходить за принца?
   Однако прежде, чем я успела с головой погрузиться в эти размышления, Максон поднялся на несколько ступеней по лестнице, чтобы видеть всех собравшихся.
   – Я хочу еще раз поблагодарить вас за то, что приехали. Мы счастливы принять вас во дворце не только для того, чтобы отпраздновать первый Хеллоуин в Иллеа за многие десятилетия, но и для того, чтобы познакомиться со всеми вами. К сожалению, мои родители не смогли присутствовать здесь, но в самое ближайшее время вы с ними встретитесь. Сегодня вечером матери и сестры Элиты, как и сами девушки, приглашены на чай к моей матери. Прием состоится в Женском зале. Ваши дочери проводят вас туда. А джентльменам будут предложены сигары в обществе моего отца и меня самого. За вами будут посланы слуги, так что можете не бояться, что заблудитесь. Сейчас горничные проводят вас в комнаты, отведенные вам на время вашего пребывания во дворце, и снабдят всей одеждой, необходимой как для приема, так и для праздника, который должен состояться сегодня вечером.
   Принц быстро помахал нам рукой и удалился по своим делам. Рядом с нами практически мгновенно материализовалась горничная.
   – Мистер и миссис Сингер? Я пришла проводить вас и вашу дочь в ваши комнаты.
   – Но я хочу жить вместе с Америкой! – уперлась Мэй.
   – Милая, я уверена, что наша комната ничуть не хуже, чем у Америки. Разве ты не хочешь взглянуть на нее? – попыталась уговорить ее мама.
   Мэй обернулась ко мне:
   – Пожалуйста, я хочу пожить точно так же, как живешь ты! Хотя бы немножко. Можно, я буду жить вместе с тобой?
   Я вздохнула. Что поделаешь, придется на несколько дней отказаться от возможности побыть в одиночестве. Сказать «нет», глядя в эти глаза, я не могла.
   – Вот и славненько. Может, когда нас станет двое, моим служанкам наконец будет чем заняться.
   Мэй немедленно задушила меня в объятиях, так что моя жертва перестала мне казаться такой уж большой.
 
   – Что еще нового ты узнала? – поинтересовался папа.
   Я взяла его под руку. Непривычно было видеть отца в официальной одежде. Если бы я не наблюдала его тысячи раз за работой в заляпанном красками комбинезоне, то могла бы поклясться, что он Единица по рождению. В этом строгом костюме он казался таким молодым и элегантным. Даже словно бы вырос.
   – По-моему, я пересказала тебе все, что нам поведали о нашей истории. И про то, что президент Уоллис стал последним главой Соединенных Штатов, а потом возглавил Американский штат Китая. Я про него вообще не знала, а ты?
   Папа кивнул:
   – Ваш дедушка рассказывал мне о нем. Слышал, он был достойным человеком, но в сложившейся ситуации поделать ничего не смог.
   Правду об истории Иллеа я узнала, только попав во дворец. Историю нашей страны почему-то передавали главным образом из уст в уста. Я кое-что о ней слышала, но все эти сведения были весьма отрывочными. За последние несколько месяцев я получила прекрасное образование.
   Соединенные Штаты потеряли независимость в начале Третьей мировой войны, после того как не смогли выплатить долг Китаю, достигший астрономических цифр. Вместо того чтобы вернуть себе деньги, которых у Соединенных Штатов, впрочем, и не было, китайцы ввели на территории США свое управление, основав Американский штат Китая, и стали использовать местное население в качестве рабочей силы. В итоге Соединенные Штаты восстали не только против Китая, но и против России, которая тоже хотела заполучить американских работяг, объединившись с Канадой, Мексикой и несколькими странами Латинской Америки. Так разразилась Четвертая мировая война, и хотя мы не только выстояли в ней, но и основали новое государство, ее экономические последствия оказались разрушительными.
   – Максон рассказывал, что перед самой Четвертой мировой у людей практически вообще ничего не было.
   – Он прав. В том числе и по этой причине наша кастовая система так несправедлива. Многие попросту ничего не смогли предложить в качестве помощи, поэтому столько народу оказалось в низших кастах.
   Мне не очень хотелось погружаться в эту тему, потому что от таких разговоров папа обычно распалялся. Не то чтобы он был неправ – система каст действительно несправедлива, – но это посещение было нечаянной радостью, и мне не хотелось тратить время на дискуссии о вещах, изменить которые нам не под силу.
   – Кроме основ истории, нас учат главным образом этикету. Сейчас пошел уклон в дипломатию. Думаю, скоро придется иметь дело с иностранными послами, если на это делают такой упор. Я имею в виду – тем из нас, кто останется.
   – Останется?
   – Выяснилось, что одну из девушек отправят домой вместе с родителями. После знакомства со всеми вами Максон должен будет кого-то отчислить.
   – У тебя грустный голос. Ты думаешь, он отправит тебя домой? – (Я пожала плечами.) – Так-так. За столько времени ты уже должна была понять, нравишься ты ему или нет. Если нравишься, тебе не о чем тревожиться. А если нет, зачем тебе здесь оставаться?
   – Наверное, ты прав.
   Он остановился:
   – И как обстоит дело?
   Мне было как-то неловко обсуждать эту тему с папой, но беседовать об этом с мамой я бы тем более не стала. А уж от Мэй ждать разумных суждений относительно Максона вообще смешно.