Страница:
В гардеробе висела зимняя куртка – а вдруг в другое полушарие лететь? – и непромокаемый плащ, который, как Ким помнил, полагался по комплектации скара при покупке.
Ким вернулся на сиденье пилота. Впереди, среди первых разрозненных шхер Балтики, белесо светились льдины. Все-таки апрель в этих краях – еще почти зима. Скар деликатно напомнил:
– Внимание! До Турку шестьдесят километров. По требованию наземной навигации меняю коридор на посадочный.
Ким, невидящим взглядом уставившись в монитор навигатора, думал о своем. Если мне здесь придется драться – просто как бойцу – я минуты не выстою. Как боец я здесь никто. Но есть одно «но». Только одно, но ради этого «но» руководство УБ не пожалело бюджетных денег – кстати, немаленьких – чтобы заказать вызов из прошлого тени грозного Майка Джервиса.
Ментальный щит.
В моем времени, думал Ким, это никак не ощущалось и не регистрировалось. Даже не знаю, все в мое время были такими же или Тот, Кто провел нас сюда в первый раз, знал, что Ким Волошин и впрямь чем-то отличается от прочих.
Каждый человек этого времени представляет собой некий потенциал психосилы. Условно потенциал этот определяется количеством единиц под названием «вуаль». Сорок вуалей – развитая эмпатия, способности к психотерапии, повышенная психосенситивность. Бывает у одного из тысячи. Сто вуалей – психотерапевт высшего класса, прогнозист, священник-чудотворец, а может быть – «управленец». то есть коллега Кима, с великолепным чутьем и нюхом. Бывает у одного из ста-двухсот тысяч. Есть еще уникумы. Вот Легин Таук, например. В юности у него было триста тридцать вуалей (до трехсот шестидесяти в разряде), а теперь стало столько, сколько было у его учителя, Великого Ямадзуки – триста девяносто, то есть до четырехсот тридцати в разряде. Это исполинская мощь. Гораздо менее мощный Самуэльсен, тот доктор, который вылечил слугу Джервиса, мог повелевать огромными толпами, если было нужно (а нужно было один раз – когда добрые бангийцы решили сжечь доброго доктора на костре). Еще Ким вспомнил Гассана Багира, начальника полиции Лисса на Телеме. С тремястами вуалей Багир контролировал огромный город так, что происшествия серьезнее квартирной кражи случались в многомиллионном мегаполисе пару раз в месяц, а уж если случались – расследование по наводке начальника полиции в большинстве случаев занимало дня три. Когда Багир умер, численность лисской полиции пришлось увеличить почти вчетверо.
Все эти люди либо были обучены психотехнике, либо владели ею интуитивно.
Ким ей не владел. Больше того, в понятиях нынешнего времени он был практически необучаем. По количеству нервных связей его мозг был на десять процентов слабее любого современного. Поэтому свою психосилу он мог использовать только очень примитивно, очень неуклюже, временами даже очень глупо.
Но она, его глупая, нетренируемая и неуправляемая психосила, составляла в здешнем исчислении пять тысяч вуалей.
А это означало, что в этом мире Ким практически неуязвим.
Ну, то есть с атомной бомбой или массированным лучевым ударом ему, конечно, не совладать. Но вот пулеметная очередь в упор – пожалуйста. Если пулеметчик видит Кима до того, как нажмет спуск, пули не попадают – и все.
Да разве в одних только пулях дело?
Любой человек этого времени (ну, почти любой), который видит Кима, обязательно исполнит любое, абсолютно любое его желание. Например, если Ким говорит про себя, что видящий его на самом деле его не видит – тот на самом деле перестает его видеть. Перестает вообще. И даже если многочисленные приборы будут буквально орать о том, что тут кто-то есть, Кима не увидят – показания приборов просто неверно истолкуют.
– Семь минут до посадки, – должожил скар.
– Ладно, ребята, – пробормотал Ким по-русски. – Не знаю, смогу ли я сделать то, чего вы от меня ждете. Но что я постараюсь разобраться – это факт.
Скар опустился, как всегда, на дорожку перед ангаром, и когда Ким вышел и закрыл машину, она сама въехала в послушно раскрывшийся ангар. Ким пошел к дому, чувствуя, как теплеет в груди. Не зря все-таки я тогда выбрал именно это место, подумал Ким. Именно этот пейзаж – леса, холмы, озера, именно этот старомодный дом с темными стенами и стеклянными окнами.
И внутри ничего не изменилось. Ким даже специально открыл неприметную дверцу депо киберов, заглянул туда и сказал семи молчаливым белым черепашкам:
– Молодцы, ребята.
И они бравым хором карикатурных голосков ответили, как положено:
– Рады стараться, хозяин!
Ким собственноручно разжег огонь в камине, активировал блок Доставки и попытался сразу заказать еду, на что Доставка его собственным голосом сварливо откликнулась:
– После активации следует подождать не менее получаса, прежде чем делать заказ.
Ну да-да-да. Ладно. Ким прошелся по дому, разложил в кабинете привезенные вещи и вдруг решил пойти познакомиться с соседями: когда садился – видел, что вокруг появилось много новых домов, а там, где за домом раньше был пустырь, прямо за изгородью теперь виднелась чья-то новая черепичная крыша. Ким вышел с участка, обошел его и направился к воротам нового соседа. Очевидно, Кима заметили – то ли сам хозяин, то ли система наблюдения: калитка лязгнула и открылась, а мужской голос из глубины сада крикнул на линке:
– Здравствуйте, сосед! Заходите, пожалуйста!
Ким обошел покрывающиеся первыми листьями кусты сирени, слыша с другой их стороны приближающиеся шаги, и вдруг уткнулся взглядом кому-то в грудь.
Росту в самом полковнике Волошине было сто восемьдесят сантиметров, для нынешнего времени показатель весьма средний, так что ему нередко приходилось здесь сталкиваться с людьми выше себя. Но этот был какой-то особенный. Подняв голову, точнее – задрав ее, Волошин увидел нечесанную тронутую сединой бороду, спутанные, довольно длинные волосы, голубые пронзительные глазки на физиономии довольно-таки сурового, чтобы не сказать – зверского вида; все это – без всякой там шеи или прочих условностей, присущих менее внушительным фигурам – покоилось на могучих, в два охвата плечах. Киму навстречу протянулась титаническая лапища, заросшая столь же диким волосом, что и голова этого человека-горы, и неожиданно высокий, мягкий, интеллигентный голос негромко произнес:
– Здравствуйте. Рад встрече. Я видел, как ваш скар садился. Будем соседями? Меня зовут Миша.
– Здравствуйте, – по-русски отозвался Волошин, не без опаски пожимая гигантскую руку. – Меня зовут Ким.
– Опаньки! – воскликнул гигант по-русски, правда – с отчетливым акцентом, выдававшим уроженца Телемской Сибири. – Соплеменник, значит? Рад, рад. Пойдемте в дом. Чайку?
– Да что вы, Миша, – начал было Ким, – неудобно, я только заглянул познакомиться… – но голубоглазый исполин уже повлек его в свой дом, приговаривая:
– Ладно-ладно… А мы сейчас и познакомимся…
Короче, через пять минут Ким уже сидел в Мишиной просторной кухне на высоком табурете, перед ним высилась внушительная кружка финского светлого пива и горка всяческих морепродуктов, от креветок до ломтиков соленой рыбы по-телемски (в Кимово время это, впрочем, назвали бы чищенной воблой), а радушный Миша сидел напротив с такой же мощной кружкой, и они весело болтали.
Миша рассказал, что он – профессиональный космонавт, пилот, родом действительно с Телема, с Телемской Сибири, на Землю переехал давно, потому что по квоте обмена учился в Девятке – Девятом командном училище Космофлота имени Джона Гленна – а после выпуска смог и остаться работать в Солнечной системе и даже поменял гражданство. История была довольно сложная, но Ким понял так, что основным Мишиным мотивом была некая барышня из Санкт-Петербурга, последней на Земле русской столицы. Барышня вот уже двадцать лет пребывала Мишиной женой, был у них тринадцатилетний сын, но он сейчас находится в Вене, на втором курсе Политехникума, жена же неделями работает на Земле-Большой, на Титане. Сам Миша только что прошел курсы переподготовки на джампер, получил подзадержавшееся уже, по его мнению, года на четыре звание капитана первого ранга («засиделся в первых помощниках», – самокритично признавал он) и вкушал заслуженный, но, увы, недолгий отдых: максимум послезавтра он ожидал нового назначения.
Ким о себе говорил немного. Рассказал о «своей родине» – Славии, о Новиграде, где якобы вырос и учился, сказал, что теперь он – консультант Фонда развития традиционных культур и специалист по культуре России XVIII–XX веков. Миша, ярый поклонник родной культуры, мечтательно закатил глаза и с гордостью сообщил, что знает наизусть двенадцать песен Высоцкого. Здесь это было настолько же круто, как если бы в конце XX века некий, скажем, русский летчик на память знал бы «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона Киевского. После второго наполнения литровых кружек появилась гитара, и они вдвоем совершенно немузыкально, но с огромным энтузиазмом проорали «В заповедных и дремучих…» в полном восторге друг от друга, после чего совершенно логично на столе явилась поллитра, соленые огурцы (как выяснилось, собственноручно растимые и засаливаемые Мишиной супругой) и горячие фаршированные перцы из Доставки. Миша совершенно искренне считал их исконно-посконным древнерусским блюдом, и у Кима не достало духу его разубедить. Миша некоторое время рассказывал Киму, что вообще-то практически не пьет, Ким рассказывал ему о себе то же самое, потом они пели «Спасите наши души», потом смахнули по скупой мужской слезе, потом на стол явилась еще одна поллитра, Миша вскрыл, случайно не уронив, вторую банку огурцов и, долго путаясь в кодах, все заказывал из Доставки что-то «абсолютно фантастическое и совершенно русское». оказавшееся на поверку вполне приличной квашеной капустой, в меру хрусткой, в меру едучей, в меру с маслом. Ким вполголоса полуспел-полупроговорил «Я – Як-истребитель», чего Миша никогда не слышал, причем Ким предварительно объяснил, что это – песня о пилотах; так что, когда он дохрипел ее, Миша уже рыдал в три ручья. Они добили вторую и долго договаривались, что третью не будут. За переговорами доели огурцы, капусту и остывшие перцы. Потом Миша, еще довольно твердо беря аккорды, спел еще что-то, Ким подпевал, но что именно – не запомнил. Потом они было решили пить чай, но почему-то не собрались, а стали опять есть креветки и воблу. Потом Ким смущенно сказал, что почему-то совсем не в форме, на что Миша великодушно ответил, что Ким настоящий русский, держится отлично и что любого телемита, если он не сибирянин, такая доза валит почти насмерть, если они вообще ее осиливают, а худосочные портмены, например, ее и осилить не могут, и что Мише дико повезло с таким соседом, поскольку тут обитают в основном финны, ребята хорошие, но чужие, а он здесь уже семь лет живет и все без компании, хотя что он тут бывает-то, месяца два в году, три от силы. Они с грехом пополам поднялись, и Миша повел Кима домой, но его волосатая лапища больше мешала Киму идти, а не помогала, но Ким, как вежливый гость, ничего говорить ему об этом не стал. Примерно минут через пятнадцать (Миша все показывал прелести своего сада) они добрались до ворот и долго прощались. Как Ким дошел до своего дома – он уже не помнил. Помнил, что упал на крыльце. Потом помнил, что объяснял Доставке, почему не будет сейчас ею пользоваться. Потом случайно нашел аптечку, приложил ко лбу сразу две таблетки алкофага, не смог подняться на второй этаж, рухнул в гостиной на диван, героическим усилием снял штаны, натянул на себя плед и отрубился.
Он проснулся в шесть утра. Голова была абсолютно ясная, чувствовал он себя выспавшимся и отдохнувшим: алкофаг постарался, заодно с алкоголем выведя из крови остатки наведенных клонированием токсинов. Умывшись и позавтракав, Ким вышел на крыльцо и увидел, что с Мишиного участка взлетает скар. Видно, Миша заметил соседа: скар сделал круг над участком, и Ким увидел, как пилот машет ему рукой. Волошин помахал ему в ответ, и скар унесся на юг. Полетел назначение получать, подумал Ким и побрел в дом – посидеть за Галанетом, разобраться, что и как творится в этом мире теперь.
Вечером ему на браслет позвонил Рубалькаба и сказал:
– Ешь бананы.
По странной, уходящей в прошлые века традиции Управления так предупреждали о том, что завтра – вылет на задание. Разговор шел по сверхзащищенному каналу, но Гонсало любил традиции. Впрочем, он тут же продублировал открытым текстом:
– Завтра, в пятнадцать по тихоокеанскому, ты вылетаешь из Третьего калифорнийского челночника рейсом А-24224. Челнок идет на Землю-Большую, ты пересаживаешься на служебный корабль, который будет ждать тебя в закрытом секторе «Гиацинт Фуксия» внутри Красной хорды Титана. Впрочем, все это содержится в инструкции, которую я тебе высылаю.
На терминале у Кима пискнул приход почты, вполголоса мелодично пробил сигнал предупреждения о секретности сообщения.
– Удачи на Телеме, – сказал тем временем Гонсало.
– Почему на Телеме? – удивился Ким.
– Мы час назад получили ответ с Компа, – ответил генерал. – Таук и Сакамото сегодня утром по абсолютному времени покинули Комп и вылетели на Телем.
Земля теперь такая зеленая и уютная только потому, что вся тяжелая индустрия выведена на Землю-Большую. Марс такой прекрасный и обжитой только потому, что Земля-Большая снабжает его водой, кислородом и субъядерным топливом. Все дальние космические рейсы начинаются не с Земли, а с Земли-Большой: между Планетой и космосом сообщение идет только на экологически чистых гравилетах. Так дело обстоит со времен Смуты, конца Единой Земли и создания Конфедерации.
Причем Земля-Большая – это вовсе не индустриальный ад над зеленым патриархальным раем Земли, как можно было бы подумать. Земля-Большая – величайший в Галактике полигон новейших технологий, форпост самой что ни на есть передовой науки и техники. Хотя это – тоже искусственное сооружение, она нисколько не напоминает Космопорт. Это – сооружение дискретное, комплекс из тысяч исполинских Хорд, вращающихся вокруг Солнца в планетарной плоскости по орбитам между поясом астероидов и Юпитером, а также вокруг Юпитера, седлая его спутники, и дальше – неимоверно далеко, до самого Сатурна и его спутников: один из крупнейших хордовых «кустов» берет начало у Титана. Земля-Большая – первое место в Галактике, где реализована транспортная система «рапид» – то, что фантасты прошлого звали «нуль-транспортировкой». Реализация рапида на планетах пока слишком сложна и дорога, в Космопорте имперские ученые еще бьются над своим аналогом этой системы, а вот на Земле-Большой уже тридцать лет можно попасть из Хорды в Хорду, даже самую удаленную, практически моментально – войдя в одну кабину и выйдя из другой.
Здесь обкатывается много других супертехнологий. Например, все сотрудники институтов, лабораторий, заводов, верфей, космодромов Земли-Большой на работе носят на голове нечто типа рид-сенсоров или наушников. Это вебберы, терминалы первой в мире компьютерной сети с прямым съемом биотоков мозга – технология, которой понадобилось полторы тысячи лет, чтобы обойти знаменитый Парадокс Рабиновича. Веббер – дорогая штука, на Земле его может себе позволить только высшее федеральное начальство или топ-менеджеры крупнейших корпораций, а здесь ее носит каждый федерал, то есть сотрудник федеральных организаций.
Жить и работать на Земле-Большой, быть федералом, а не землянином – очень престижно. На Хордах трудится не меньше трех миллиардов людей, из них больше трети живут там постоянно. Именно Хорды – основная база земного Космофлота. Именно здесь базируется Флот Синего флага – ударная военная сила Конфедерации. И, кстати, именно здесь находятся основные – помимо расположенных на Земле штабов – структуры Управления Безопасности.
Ким прибыл в закрытый сектор «Гиацинт-Фуксия» – одно из средоточий мощи Синего флага – в час дня по абсолютному. К этому моменту он уже проработал легенду и теперь смотрел в прозрачную броню челнока, мысленно прокручивая детали. Впереди росли слабо освещенные далеким Солнцем серебристые гроздья конструкций Хорды, одной из тысяч Хорд Земли-Большой. Потом купола Хорды закрыли все поле зрения, воздвиглись и разошлись антиметеорные поля, слабо светящиеся в случайных потоках разреженных газов стравления, распахнулась пасть шлюза, и корабль втянулся внутрь сектора.
В сектор вышел уже не полковник УБ Волошин. В сектор вышел миллионер Ким Волошин, преуспевающий медиа-магнат с далекой и мало кому даже в Конфедерации твердо знакомой, но богатой Славии.
Еще бы! Как Киму, полковнику УБ Конфедерации, выполнять свое деликатное задание на Телеме – территории Империи? Конечно, такое прикрытие – эксцентричный богач с далекой федеральной Периферии, путешествующий на арендованном корабле – представлялось наиболее удачным. Естественно, о том, кто таков богач на самом деле, знал только капитан арендованной машины, который в оперативных вопросах должен был подчиняться своему пассажиру.
В холле, залитом ярким светом, неотличимым от солнечного, миллионера Волошина встретили несколько вежливых (преувеличенно вежливых, сказал себе Ким) людей в белых комбинезонах. Трое мужчин (белый, азиат и черный) и две женщины (азиатка и белая) будто сошли с пропагандистских плакатов времен создания Конфедерации. Господа федералы были увешаны всеми своими федеральными цацками: на головах – обручи с вебберами и микрофонами, на груди – смарт-карты с именами (одновременно визитка, пропуск и кредитка), на поясах – блокноты и мощные усилители связи. Они очень старались выразить миллионеру Волошину некоторое уважение – еще бы, он заплатил за аренду корабля, немалые деньги внес в федеральный бюджет – но получалось у них это плоховато: презренный денежный мешок мог их, гордых федералов, кормить и поить, но в систему их федеральных ценностей не вписывался. Правда, багаж миллионера – космофлотовский рюкзак и скромный, но дорогой чемодан – ему помогли вынести из челнока и донести до шлюза. Ему выдали все, что полагалось по договору аренды: личный веббер, мультиком и персональный кей. Потом четверо из пяти господ федералов удалились, а азиатская барышня с такой гордостью, будто это она сама его только что построила, показала Киму в прозрачный участок брони шлюза и сказала:
– Вот ваш красавец.
Ким глянул в шлюз. Ему стоило большого труда сохранить невозмутимое лицо: в освещенном со всех сторон доке висел грушевидный, черный, блестящий, словно вулканическое стекло, новенький с иголочки джампер.
– Это «Вездеход», – сказала сопровождающая. – Серийный номер сорок пять. Неделю назад мы спустили со стапелей пять новых машин этого типа, позавчера завершены ходовые испытания. Наш пилот-испытатель дошел на «Вездеходе» до Трех Сердец во Внешней сфере Ядра Галактики и вернулся через трое суток после старта. Вы будете довольны машиной. Сейчас я познакомлю вас с новым капитаном «Вездехода».
Шлюз открылся, и Ким Волошин ступил на борт джампера.
– Приветствую на борту, – услышал он мягкий, интеллигентный голос и обернулся. Взгляд его уперся в чью-то широченную грудь, затянутую в форменный белый парадный комбинезон Космофлота Конфедерации. Ким поднял глаза, увидел тронутую сединой спутанную бороду, голубые глазки, вислые мрачные брови под сверкающей парадной фуражкой – и едва не расхохотался.
– Капитан Муханов, – невозмутимо продолжал Миша. – К вашим услугам, господин Волошин. Вот мой помощник, лейтенант Ливингстон.
Рост лейтенанта был чуть выше, чем у Кима, было у нее узкое спокойное лицо с голубыми глазами и золотая коса в руку толщиной, а лет ей на вид было двадцать три – двадцать четыре.
– А это бортинженер «Вездехода» мичман Лахти, – продолжал Миша.
Щеголеватый уставной взмах рукой. Мичман была заметно моложе лейтенанта, и тоже блондинка, но не с голубыми глазами, а с серыми. Да-с, на «Вездеходе» (в отличие от господ федералов в шлюзе) с расовым балансом было слабо. Мичман Лахти унесла вещи миллионера Волошина в каюту, на верхний ярус, лейтенант Ливингстон с разрешения капитана вышла в рубку, а провожатая Кима пожелала клиенту счастливого пути и удалилась. Шлюз закрылся, и Волошин остался в холле вдвоем с капитаном первого ранга Мухановым.
– Ну ты и жук, – растроганно проговорил Миша по-русски. – Консультант по истории России, а? Я ведь поверил, представляешь? А я ведь tozhe zhuk! – Тут он окончательно переключился на телемско-сибирский диалект. – Nu, idisuda, palkovnick Voloshin, yetit' tvayu… – Миша облапил Кима и хлопнул по спине, едва не вышибив из него дух.
– Chertofski rad, – сказал он наконец и выпустил Кима (тому на секунду представилось, как после такого дружеского объятия он осыпается на пол свежевыжатой пустой шкуркой). – Чертовски. Первая моя работа на Управление, и сразу с таким классным чуваком. Но – тш-ш-ш! Мои барышни специалистки вроде бы неплохие – я с ними, правда, только один день знаком, но рекомендации у них отличные. Но, как ты понимаешь, про тебя они ничего не знают, кроме официальной легенды. Учти, что раскрыть им тебя я могу только при явных признаках ситуации первого или нулевого уровня, так что сам легенду не ломай. Впрочем, не мне тебя учить.
Он еще раз хлопнул Кима, на этот раз по плечу, едва не выбив ему руку из плечевой сумки, и спросил на линке:
– Желаете присутствовать в рубке при старте, господин Волошин?
– С удовольствием, капитан, – ответил Ким, входя в рубку вслед за ним. – Кстати, капитан, как ваше имя?
За ними в рубку вошла бортинженер.
– Михаил, – ответил Миша, садясь в кресло центрального поста перед монолитной, угольно-черной выпуклой консолью, изогнутой вдоль брони. – Зовите меня Миша.
– В таком случае, для всех вас я – Ким, – объявил Волошин. Демократичный периферийный миллионер – гораздо лучше, чем надутый спесью периферийный индюк, подумал он.
– А я – Марша, – слегка оттаяла лейтенант Ливингстон.
– Хайке, – тоненьким голоском пропела бортинженер.
– Отлично, – заключил Миша. – Так-то оно лучше. Ну что ж, приступаем. Предстартовый прогон. – Он вдел правую руку в такт-сенсор. – Марша, за вами… или мы на «ты»?
Марша улыбнулась, окончательно оттаяв:
– Конечно, на «ты», Миша.
– Замечательно. Марша, за тобой вся навигация и связь. Хайке, за тобой энергетика и жизнеобеспечение. Оборонные системы в резерве за мной. Ким, надень веббер и подключись… ну, скажем, к восьмому каналу, будет интереснее.
Броня вокруг стала прозрачной, Ким увидел стены дока, а через веббер в его мозг пошла трехмерная картинка, дорисовавшая весь объем помещения. Миша же прокашлялся и начал «предстартовую молитву». на джампере неожиданно короткую:
– Корабль, готовность!
– Яхта-джампер «Вездеход» приветствует капитана Муханова, экипаж и пассажира, – басом отозвался корабль.
– «Вездеход», предстартовый тест, – сказал Миша, и все три члена экипажа одновременно сделали что-то на пульте перед собой.
– Тест прошел. Все системы, 100 %, – гордо отрапортовал «Вездеход».
– Молодец, – похвалил его Миша. – Тогда даю стартовое задание. Покинуть «Землю-Большую», выход на подразгонную траекторию в коридор Юг-Верх-Юг, понижение 122 градуса, при выходе на точку готовности к прыжку запросишь направление, если я сам не дам раньше. Понял?
– Понял, капитан, – смиренно произнес корабль. – Стартовую службу?
– Давай.
Мелодично пискнуло. Пожилой женский голос сказал:
– Объединенная стартовая служба Земли-Большой, оператор Мэй.
– Джампер «Вездеход», капитан Муханов, – ответил Миша. – Путевой лист отдаю вам.
– Подтверждаю получение, – согласилась невидимая Мэй.
– Прошу разрешения на старт.
– Заказанный коридор освобождается через двадцать секунд, – откликнулась Мэй.
Миша торопливо вдел в такт-сенсор и левую руку, девушки опустили ладони в углубления своих участков пульта, Ким поплотнее уселся, положил руки на подлокотник и пробормотал:
– Ну, с Богом.
Миша одобрительно кивнул, и в этот миг оператор Мэй сказала:
– Джампер «Вездеход», старт разрешен. Счастливого пути.
– Спасибо, – ответил Миша. Ким увидел, как свод дока почти мгновенно распахнулся. Свет в доке погас, над кораблем в черноте блеснули звезды, и Миша плавным и легким движением вывел джампер наружу.
Волошин увидел купола Хорды, вдалеке – массивное золотисто-коричневое тело Юпитера, еще несколько хорд Земли-Большой в разных направлениях, и джампер, набирая скорость, пошел по своей траектории – субъективно вверх; ускорение в пару g ощутимо прижало Кима к креслу, но, впрочем, скоро отпустило. Корабль сообщил:
Ким вернулся на сиденье пилота. Впереди, среди первых разрозненных шхер Балтики, белесо светились льдины. Все-таки апрель в этих краях – еще почти зима. Скар деликатно напомнил:
– Внимание! До Турку шестьдесят километров. По требованию наземной навигации меняю коридор на посадочный.
Ким, невидящим взглядом уставившись в монитор навигатора, думал о своем. Если мне здесь придется драться – просто как бойцу – я минуты не выстою. Как боец я здесь никто. Но есть одно «но». Только одно, но ради этого «но» руководство УБ не пожалело бюджетных денег – кстати, немаленьких – чтобы заказать вызов из прошлого тени грозного Майка Джервиса.
Ментальный щит.
В моем времени, думал Ким, это никак не ощущалось и не регистрировалось. Даже не знаю, все в мое время были такими же или Тот, Кто провел нас сюда в первый раз, знал, что Ким Волошин и впрямь чем-то отличается от прочих.
Каждый человек этого времени представляет собой некий потенциал психосилы. Условно потенциал этот определяется количеством единиц под названием «вуаль». Сорок вуалей – развитая эмпатия, способности к психотерапии, повышенная психосенситивность. Бывает у одного из тысячи. Сто вуалей – психотерапевт высшего класса, прогнозист, священник-чудотворец, а может быть – «управленец». то есть коллега Кима, с великолепным чутьем и нюхом. Бывает у одного из ста-двухсот тысяч. Есть еще уникумы. Вот Легин Таук, например. В юности у него было триста тридцать вуалей (до трехсот шестидесяти в разряде), а теперь стало столько, сколько было у его учителя, Великого Ямадзуки – триста девяносто, то есть до четырехсот тридцати в разряде. Это исполинская мощь. Гораздо менее мощный Самуэльсен, тот доктор, который вылечил слугу Джервиса, мог повелевать огромными толпами, если было нужно (а нужно было один раз – когда добрые бангийцы решили сжечь доброго доктора на костре). Еще Ким вспомнил Гассана Багира, начальника полиции Лисса на Телеме. С тремястами вуалей Багир контролировал огромный город так, что происшествия серьезнее квартирной кражи случались в многомиллионном мегаполисе пару раз в месяц, а уж если случались – расследование по наводке начальника полиции в большинстве случаев занимало дня три. Когда Багир умер, численность лисской полиции пришлось увеличить почти вчетверо.
Все эти люди либо были обучены психотехнике, либо владели ею интуитивно.
Ким ей не владел. Больше того, в понятиях нынешнего времени он был практически необучаем. По количеству нервных связей его мозг был на десять процентов слабее любого современного. Поэтому свою психосилу он мог использовать только очень примитивно, очень неуклюже, временами даже очень глупо.
Но она, его глупая, нетренируемая и неуправляемая психосила, составляла в здешнем исчислении пять тысяч вуалей.
А это означало, что в этом мире Ким практически неуязвим.
Ну, то есть с атомной бомбой или массированным лучевым ударом ему, конечно, не совладать. Но вот пулеметная очередь в упор – пожалуйста. Если пулеметчик видит Кима до того, как нажмет спуск, пули не попадают – и все.
Да разве в одних только пулях дело?
Любой человек этого времени (ну, почти любой), который видит Кима, обязательно исполнит любое, абсолютно любое его желание. Например, если Ким говорит про себя, что видящий его на самом деле его не видит – тот на самом деле перестает его видеть. Перестает вообще. И даже если многочисленные приборы будут буквально орать о том, что тут кто-то есть, Кима не увидят – показания приборов просто неверно истолкуют.
– Семь минут до посадки, – должожил скар.
– Ладно, ребята, – пробормотал Ким по-русски. – Не знаю, смогу ли я сделать то, чего вы от меня ждете. Но что я постараюсь разобраться – это факт.
* * *
Дом Кима совсем не изменился. Правда, в саду прибавилось кустов, деревья стали изрядно выше, живая изгородь разрослась и стала именно такой, как Ким когда-то хотел – густой и непролазной; но дом не изменился. Два этажа, двускатная черепичная крыша. Киберы, которые на время отсутствия хозяина были запрограммированы на еженедельную уборку, свое дело знали туго. Вовсе не их вина, что отсутствие хозяина так затянулось.Скар опустился, как всегда, на дорожку перед ангаром, и когда Ким вышел и закрыл машину, она сама въехала в послушно раскрывшийся ангар. Ким пошел к дому, чувствуя, как теплеет в груди. Не зря все-таки я тогда выбрал именно это место, подумал Ким. Именно этот пейзаж – леса, холмы, озера, именно этот старомодный дом с темными стенами и стеклянными окнами.
И внутри ничего не изменилось. Ким даже специально открыл неприметную дверцу депо киберов, заглянул туда и сказал семи молчаливым белым черепашкам:
– Молодцы, ребята.
И они бравым хором карикатурных голосков ответили, как положено:
– Рады стараться, хозяин!
Ким собственноручно разжег огонь в камине, активировал блок Доставки и попытался сразу заказать еду, на что Доставка его собственным голосом сварливо откликнулась:
– После активации следует подождать не менее получаса, прежде чем делать заказ.
Ну да-да-да. Ладно. Ким прошелся по дому, разложил в кабинете привезенные вещи и вдруг решил пойти познакомиться с соседями: когда садился – видел, что вокруг появилось много новых домов, а там, где за домом раньше был пустырь, прямо за изгородью теперь виднелась чья-то новая черепичная крыша. Ким вышел с участка, обошел его и направился к воротам нового соседа. Очевидно, Кима заметили – то ли сам хозяин, то ли система наблюдения: калитка лязгнула и открылась, а мужской голос из глубины сада крикнул на линке:
– Здравствуйте, сосед! Заходите, пожалуйста!
Ким обошел покрывающиеся первыми листьями кусты сирени, слыша с другой их стороны приближающиеся шаги, и вдруг уткнулся взглядом кому-то в грудь.
Росту в самом полковнике Волошине было сто восемьдесят сантиметров, для нынешнего времени показатель весьма средний, так что ему нередко приходилось здесь сталкиваться с людьми выше себя. Но этот был какой-то особенный. Подняв голову, точнее – задрав ее, Волошин увидел нечесанную тронутую сединой бороду, спутанные, довольно длинные волосы, голубые пронзительные глазки на физиономии довольно-таки сурового, чтобы не сказать – зверского вида; все это – без всякой там шеи или прочих условностей, присущих менее внушительным фигурам – покоилось на могучих, в два охвата плечах. Киму навстречу протянулась титаническая лапища, заросшая столь же диким волосом, что и голова этого человека-горы, и неожиданно высокий, мягкий, интеллигентный голос негромко произнес:
– Здравствуйте. Рад встрече. Я видел, как ваш скар садился. Будем соседями? Меня зовут Миша.
– Здравствуйте, – по-русски отозвался Волошин, не без опаски пожимая гигантскую руку. – Меня зовут Ким.
– Опаньки! – воскликнул гигант по-русски, правда – с отчетливым акцентом, выдававшим уроженца Телемской Сибири. – Соплеменник, значит? Рад, рад. Пойдемте в дом. Чайку?
– Да что вы, Миша, – начал было Ким, – неудобно, я только заглянул познакомиться… – но голубоглазый исполин уже повлек его в свой дом, приговаривая:
– Ладно-ладно… А мы сейчас и познакомимся…
Короче, через пять минут Ким уже сидел в Мишиной просторной кухне на высоком табурете, перед ним высилась внушительная кружка финского светлого пива и горка всяческих морепродуктов, от креветок до ломтиков соленой рыбы по-телемски (в Кимово время это, впрочем, назвали бы чищенной воблой), а радушный Миша сидел напротив с такой же мощной кружкой, и они весело болтали.
Миша рассказал, что он – профессиональный космонавт, пилот, родом действительно с Телема, с Телемской Сибири, на Землю переехал давно, потому что по квоте обмена учился в Девятке – Девятом командном училище Космофлота имени Джона Гленна – а после выпуска смог и остаться работать в Солнечной системе и даже поменял гражданство. История была довольно сложная, но Ким понял так, что основным Мишиным мотивом была некая барышня из Санкт-Петербурга, последней на Земле русской столицы. Барышня вот уже двадцать лет пребывала Мишиной женой, был у них тринадцатилетний сын, но он сейчас находится в Вене, на втором курсе Политехникума, жена же неделями работает на Земле-Большой, на Титане. Сам Миша только что прошел курсы переподготовки на джампер, получил подзадержавшееся уже, по его мнению, года на четыре звание капитана первого ранга («засиделся в первых помощниках», – самокритично признавал он) и вкушал заслуженный, но, увы, недолгий отдых: максимум послезавтра он ожидал нового назначения.
Ким о себе говорил немного. Рассказал о «своей родине» – Славии, о Новиграде, где якобы вырос и учился, сказал, что теперь он – консультант Фонда развития традиционных культур и специалист по культуре России XVIII–XX веков. Миша, ярый поклонник родной культуры, мечтательно закатил глаза и с гордостью сообщил, что знает наизусть двенадцать песен Высоцкого. Здесь это было настолько же круто, как если бы в конце XX века некий, скажем, русский летчик на память знал бы «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона Киевского. После второго наполнения литровых кружек появилась гитара, и они вдвоем совершенно немузыкально, но с огромным энтузиазмом проорали «В заповедных и дремучих…» в полном восторге друг от друга, после чего совершенно логично на столе явилась поллитра, соленые огурцы (как выяснилось, собственноручно растимые и засаливаемые Мишиной супругой) и горячие фаршированные перцы из Доставки. Миша совершенно искренне считал их исконно-посконным древнерусским блюдом, и у Кима не достало духу его разубедить. Миша некоторое время рассказывал Киму, что вообще-то практически не пьет, Ким рассказывал ему о себе то же самое, потом они пели «Спасите наши души», потом смахнули по скупой мужской слезе, потом на стол явилась еще одна поллитра, Миша вскрыл, случайно не уронив, вторую банку огурцов и, долго путаясь в кодах, все заказывал из Доставки что-то «абсолютно фантастическое и совершенно русское». оказавшееся на поверку вполне приличной квашеной капустой, в меру хрусткой, в меру едучей, в меру с маслом. Ким вполголоса полуспел-полупроговорил «Я – Як-истребитель», чего Миша никогда не слышал, причем Ким предварительно объяснил, что это – песня о пилотах; так что, когда он дохрипел ее, Миша уже рыдал в три ручья. Они добили вторую и долго договаривались, что третью не будут. За переговорами доели огурцы, капусту и остывшие перцы. Потом Миша, еще довольно твердо беря аккорды, спел еще что-то, Ким подпевал, но что именно – не запомнил. Потом они было решили пить чай, но почему-то не собрались, а стали опять есть креветки и воблу. Потом Ким смущенно сказал, что почему-то совсем не в форме, на что Миша великодушно ответил, что Ким настоящий русский, держится отлично и что любого телемита, если он не сибирянин, такая доза валит почти насмерть, если они вообще ее осиливают, а худосочные портмены, например, ее и осилить не могут, и что Мише дико повезло с таким соседом, поскольку тут обитают в основном финны, ребята хорошие, но чужие, а он здесь уже семь лет живет и все без компании, хотя что он тут бывает-то, месяца два в году, три от силы. Они с грехом пополам поднялись, и Миша повел Кима домой, но его волосатая лапища больше мешала Киму идти, а не помогала, но Ким, как вежливый гость, ничего говорить ему об этом не стал. Примерно минут через пятнадцать (Миша все показывал прелести своего сада) они добрались до ворот и долго прощались. Как Ким дошел до своего дома – он уже не помнил. Помнил, что упал на крыльце. Потом помнил, что объяснял Доставке, почему не будет сейчас ею пользоваться. Потом случайно нашел аптечку, приложил ко лбу сразу две таблетки алкофага, не смог подняться на второй этаж, рухнул в гостиной на диван, героическим усилием снял штаны, натянул на себя плед и отрубился.
Он проснулся в шесть утра. Голова была абсолютно ясная, чувствовал он себя выспавшимся и отдохнувшим: алкофаг постарался, заодно с алкоголем выведя из крови остатки наведенных клонированием токсинов. Умывшись и позавтракав, Ким вышел на крыльцо и увидел, что с Мишиного участка взлетает скар. Видно, Миша заметил соседа: скар сделал круг над участком, и Ким увидел, как пилот машет ему рукой. Волошин помахал ему в ответ, и скар унесся на юг. Полетел назначение получать, подумал Ким и побрел в дом – посидеть за Галанетом, разобраться, что и как творится в этом мире теперь.
Вечером ему на браслет позвонил Рубалькаба и сказал:
– Ешь бананы.
По странной, уходящей в прошлые века традиции Управления так предупреждали о том, что завтра – вылет на задание. Разговор шел по сверхзащищенному каналу, но Гонсало любил традиции. Впрочем, он тут же продублировал открытым текстом:
– Завтра, в пятнадцать по тихоокеанскому, ты вылетаешь из Третьего калифорнийского челночника рейсом А-24224. Челнок идет на Землю-Большую, ты пересаживаешься на служебный корабль, который будет ждать тебя в закрытом секторе «Гиацинт Фуксия» внутри Красной хорды Титана. Впрочем, все это содержится в инструкции, которую я тебе высылаю.
На терминале у Кима пискнул приход почты, вполголоса мелодично пробил сигнал предупреждения о секретности сообщения.
– Удачи на Телеме, – сказал тем временем Гонсало.
– Почему на Телеме? – удивился Ким.
– Мы час назад получили ответ с Компа, – ответил генерал. – Таук и Сакамото сегодня утром по абсолютному времени покинули Комп и вылетели на Телем.
* * *
Ким помнил, как когда-то его поразил первый полет на Землю-Большую в челноке. Теперь – на удивление – встреча со всем этим через столько лет никакого волнения не вызвала. Просто было приятно, что он снова видит все это.Земля теперь такая зеленая и уютная только потому, что вся тяжелая индустрия выведена на Землю-Большую. Марс такой прекрасный и обжитой только потому, что Земля-Большая снабжает его водой, кислородом и субъядерным топливом. Все дальние космические рейсы начинаются не с Земли, а с Земли-Большой: между Планетой и космосом сообщение идет только на экологически чистых гравилетах. Так дело обстоит со времен Смуты, конца Единой Земли и создания Конфедерации.
Причем Земля-Большая – это вовсе не индустриальный ад над зеленым патриархальным раем Земли, как можно было бы подумать. Земля-Большая – величайший в Галактике полигон новейших технологий, форпост самой что ни на есть передовой науки и техники. Хотя это – тоже искусственное сооружение, она нисколько не напоминает Космопорт. Это – сооружение дискретное, комплекс из тысяч исполинских Хорд, вращающихся вокруг Солнца в планетарной плоскости по орбитам между поясом астероидов и Юпитером, а также вокруг Юпитера, седлая его спутники, и дальше – неимоверно далеко, до самого Сатурна и его спутников: один из крупнейших хордовых «кустов» берет начало у Титана. Земля-Большая – первое место в Галактике, где реализована транспортная система «рапид» – то, что фантасты прошлого звали «нуль-транспортировкой». Реализация рапида на планетах пока слишком сложна и дорога, в Космопорте имперские ученые еще бьются над своим аналогом этой системы, а вот на Земле-Большой уже тридцать лет можно попасть из Хорды в Хорду, даже самую удаленную, практически моментально – войдя в одну кабину и выйдя из другой.
Здесь обкатывается много других супертехнологий. Например, все сотрудники институтов, лабораторий, заводов, верфей, космодромов Земли-Большой на работе носят на голове нечто типа рид-сенсоров или наушников. Это вебберы, терминалы первой в мире компьютерной сети с прямым съемом биотоков мозга – технология, которой понадобилось полторы тысячи лет, чтобы обойти знаменитый Парадокс Рабиновича. Веббер – дорогая штука, на Земле его может себе позволить только высшее федеральное начальство или топ-менеджеры крупнейших корпораций, а здесь ее носит каждый федерал, то есть сотрудник федеральных организаций.
Жить и работать на Земле-Большой, быть федералом, а не землянином – очень престижно. На Хордах трудится не меньше трех миллиардов людей, из них больше трети живут там постоянно. Именно Хорды – основная база земного Космофлота. Именно здесь базируется Флот Синего флага – ударная военная сила Конфедерации. И, кстати, именно здесь находятся основные – помимо расположенных на Земле штабов – структуры Управления Безопасности.
Ким прибыл в закрытый сектор «Гиацинт-Фуксия» – одно из средоточий мощи Синего флага – в час дня по абсолютному. К этому моменту он уже проработал легенду и теперь смотрел в прозрачную броню челнока, мысленно прокручивая детали. Впереди росли слабо освещенные далеким Солнцем серебристые гроздья конструкций Хорды, одной из тысяч Хорд Земли-Большой. Потом купола Хорды закрыли все поле зрения, воздвиглись и разошлись антиметеорные поля, слабо светящиеся в случайных потоках разреженных газов стравления, распахнулась пасть шлюза, и корабль втянулся внутрь сектора.
В сектор вышел уже не полковник УБ Волошин. В сектор вышел миллионер Ким Волошин, преуспевающий медиа-магнат с далекой и мало кому даже в Конфедерации твердо знакомой, но богатой Славии.
Еще бы! Как Киму, полковнику УБ Конфедерации, выполнять свое деликатное задание на Телеме – территории Империи? Конечно, такое прикрытие – эксцентричный богач с далекой федеральной Периферии, путешествующий на арендованном корабле – представлялось наиболее удачным. Естественно, о том, кто таков богач на самом деле, знал только капитан арендованной машины, который в оперативных вопросах должен был подчиняться своему пассажиру.
В холле, залитом ярким светом, неотличимым от солнечного, миллионера Волошина встретили несколько вежливых (преувеличенно вежливых, сказал себе Ким) людей в белых комбинезонах. Трое мужчин (белый, азиат и черный) и две женщины (азиатка и белая) будто сошли с пропагандистских плакатов времен создания Конфедерации. Господа федералы были увешаны всеми своими федеральными цацками: на головах – обручи с вебберами и микрофонами, на груди – смарт-карты с именами (одновременно визитка, пропуск и кредитка), на поясах – блокноты и мощные усилители связи. Они очень старались выразить миллионеру Волошину некоторое уважение – еще бы, он заплатил за аренду корабля, немалые деньги внес в федеральный бюджет – но получалось у них это плоховато: презренный денежный мешок мог их, гордых федералов, кормить и поить, но в систему их федеральных ценностей не вписывался. Правда, багаж миллионера – космофлотовский рюкзак и скромный, но дорогой чемодан – ему помогли вынести из челнока и донести до шлюза. Ему выдали все, что полагалось по договору аренды: личный веббер, мультиком и персональный кей. Потом четверо из пяти господ федералов удалились, а азиатская барышня с такой гордостью, будто это она сама его только что построила, показала Киму в прозрачный участок брони шлюза и сказала:
– Вот ваш красавец.
Ким глянул в шлюз. Ему стоило большого труда сохранить невозмутимое лицо: в освещенном со всех сторон доке висел грушевидный, черный, блестящий, словно вулканическое стекло, новенький с иголочки джампер.
– Это «Вездеход», – сказала сопровождающая. – Серийный номер сорок пять. Неделю назад мы спустили со стапелей пять новых машин этого типа, позавчера завершены ходовые испытания. Наш пилот-испытатель дошел на «Вездеходе» до Трех Сердец во Внешней сфере Ядра Галактики и вернулся через трое суток после старта. Вы будете довольны машиной. Сейчас я познакомлю вас с новым капитаном «Вездехода».
Шлюз открылся, и Ким Волошин ступил на борт джампера.
– Приветствую на борту, – услышал он мягкий, интеллигентный голос и обернулся. Взгляд его уперся в чью-то широченную грудь, затянутую в форменный белый парадный комбинезон Космофлота Конфедерации. Ким поднял глаза, увидел тронутую сединой спутанную бороду, голубые глазки, вислые мрачные брови под сверкающей парадной фуражкой – и едва не расхохотался.
– Капитан Муханов, – невозмутимо продолжал Миша. – К вашим услугам, господин Волошин. Вот мой помощник, лейтенант Ливингстон.
Рост лейтенанта был чуть выше, чем у Кима, было у нее узкое спокойное лицо с голубыми глазами и золотая коса в руку толщиной, а лет ей на вид было двадцать три – двадцать четыре.
– А это бортинженер «Вездехода» мичман Лахти, – продолжал Миша.
Щеголеватый уставной взмах рукой. Мичман была заметно моложе лейтенанта, и тоже блондинка, но не с голубыми глазами, а с серыми. Да-с, на «Вездеходе» (в отличие от господ федералов в шлюзе) с расовым балансом было слабо. Мичман Лахти унесла вещи миллионера Волошина в каюту, на верхний ярус, лейтенант Ливингстон с разрешения капитана вышла в рубку, а провожатая Кима пожелала клиенту счастливого пути и удалилась. Шлюз закрылся, и Волошин остался в холле вдвоем с капитаном первого ранга Мухановым.
– Ну ты и жук, – растроганно проговорил Миша по-русски. – Консультант по истории России, а? Я ведь поверил, представляешь? А я ведь tozhe zhuk! – Тут он окончательно переключился на телемско-сибирский диалект. – Nu, idisuda, palkovnick Voloshin, yetit' tvayu… – Миша облапил Кима и хлопнул по спине, едва не вышибив из него дух.
– Chertofski rad, – сказал он наконец и выпустил Кима (тому на секунду представилось, как после такого дружеского объятия он осыпается на пол свежевыжатой пустой шкуркой). – Чертовски. Первая моя работа на Управление, и сразу с таким классным чуваком. Но – тш-ш-ш! Мои барышни специалистки вроде бы неплохие – я с ними, правда, только один день знаком, но рекомендации у них отличные. Но, как ты понимаешь, про тебя они ничего не знают, кроме официальной легенды. Учти, что раскрыть им тебя я могу только при явных признаках ситуации первого или нулевого уровня, так что сам легенду не ломай. Впрочем, не мне тебя учить.
Он еще раз хлопнул Кима, на этот раз по плечу, едва не выбив ему руку из плечевой сумки, и спросил на линке:
– Желаете присутствовать в рубке при старте, господин Волошин?
– С удовольствием, капитан, – ответил Ким, входя в рубку вслед за ним. – Кстати, капитан, как ваше имя?
За ними в рубку вошла бортинженер.
– Михаил, – ответил Миша, садясь в кресло центрального поста перед монолитной, угольно-черной выпуклой консолью, изогнутой вдоль брони. – Зовите меня Миша.
– В таком случае, для всех вас я – Ким, – объявил Волошин. Демократичный периферийный миллионер – гораздо лучше, чем надутый спесью периферийный индюк, подумал он.
– А я – Марша, – слегка оттаяла лейтенант Ливингстон.
– Хайке, – тоненьким голоском пропела бортинженер.
– Отлично, – заключил Миша. – Так-то оно лучше. Ну что ж, приступаем. Предстартовый прогон. – Он вдел правую руку в такт-сенсор. – Марша, за вами… или мы на «ты»?
Марша улыбнулась, окончательно оттаяв:
– Конечно, на «ты», Миша.
– Замечательно. Марша, за тобой вся навигация и связь. Хайке, за тобой энергетика и жизнеобеспечение. Оборонные системы в резерве за мной. Ким, надень веббер и подключись… ну, скажем, к восьмому каналу, будет интереснее.
Броня вокруг стала прозрачной, Ким увидел стены дока, а через веббер в его мозг пошла трехмерная картинка, дорисовавшая весь объем помещения. Миша же прокашлялся и начал «предстартовую молитву». на джампере неожиданно короткую:
– Корабль, готовность!
– Яхта-джампер «Вездеход» приветствует капитана Муханова, экипаж и пассажира, – басом отозвался корабль.
– «Вездеход», предстартовый тест, – сказал Миша, и все три члена экипажа одновременно сделали что-то на пульте перед собой.
– Тест прошел. Все системы, 100 %, – гордо отрапортовал «Вездеход».
– Молодец, – похвалил его Миша. – Тогда даю стартовое задание. Покинуть «Землю-Большую», выход на подразгонную траекторию в коридор Юг-Верх-Юг, понижение 122 градуса, при выходе на точку готовности к прыжку запросишь направление, если я сам не дам раньше. Понял?
– Понял, капитан, – смиренно произнес корабль. – Стартовую службу?
– Давай.
Мелодично пискнуло. Пожилой женский голос сказал:
– Объединенная стартовая служба Земли-Большой, оператор Мэй.
– Джампер «Вездеход», капитан Муханов, – ответил Миша. – Путевой лист отдаю вам.
– Подтверждаю получение, – согласилась невидимая Мэй.
– Прошу разрешения на старт.
– Заказанный коридор освобождается через двадцать секунд, – откликнулась Мэй.
Миша торопливо вдел в такт-сенсор и левую руку, девушки опустили ладони в углубления своих участков пульта, Ким поплотнее уселся, положил руки на подлокотник и пробормотал:
– Ну, с Богом.
Миша одобрительно кивнул, и в этот миг оператор Мэй сказала:
– Джампер «Вездеход», старт разрешен. Счастливого пути.
– Спасибо, – ответил Миша. Ким увидел, как свод дока почти мгновенно распахнулся. Свет в доке погас, над кораблем в черноте блеснули звезды, и Миша плавным и легким движением вывел джампер наружу.
Волошин увидел купола Хорды, вдалеке – массивное золотисто-коричневое тело Юпитера, еще несколько хорд Земли-Большой в разных направлениях, и джампер, набирая скорость, пошел по своей траектории – субъективно вверх; ускорение в пару g ощутимо прижало Кима к креслу, но, впрочем, скоро отпустило. Корабль сообщил: