Но тело Изверга продолжало жить. Распухшие ноги били по воздуху. Отвратительный лиловый живот трясся. Два оставшихся щупальца оплели одного из Дымовиков и дрожали от напряжения – видимо, пытаясь раздавить бочкообразный корпус.
   Новый скрипучий окрик заставил механического защитника, вооруженного гигантским тесаком, обойти Изверга сзади. Наклонившись вбок, Дымовик взмахнул оружием и разрубил монстра пополам.
   Обе половины шлепнулись на землю. Несколько Дымовиков стали топтать изувеченную плоть. Это длилось, пока от Изверга не осталась коричнево-розовая лужа.
   Тогда к месту сражения проковылял Фрон – довольно высокий, согнутый буквой «С», косолапый, с голым черепом, усеянным коричневыми бородавками. Погонщик пробормотал что-то, опухоль на лбу засветилась, и лужа вспыхнула странным зеленым огнем.
   – Все. С этим монстром мы покончили, – Фрон отошел и обернулся.
   Андрей проследил за его взглядом и обнаружил, что сзади столпились еще несколько погонщиков. Уродливые лица казались изможденными.
   «Все верно, – Духов опять «вспоминал». – Управление Дымовиком в битве с Извергом – непростое занятие. Здесь от механизмов требуются особые быстрота и ловкость».
   Изверг побежден. Андрей внезапно ощутил к Фронам нечто похожее на уважение. Да, лобастые уродцы обращались с ним и другими Шкурниками, как со зверьми. Но сейчас они защищали людей. Это их работа – и выполнена она превосходно.
   Конечно, тварь, рожденная Пожирателем, – не самый серьезный противник. Она безмозглая, только и умеет, что переть напролом, от нее не приходится ждать хитрости. Зато Изверги сильны, ловки и быстры. И Фроны, правда, постарались.
   Но тот Шкурник… Андрей вздрогнул, перевел взгляд на распластанную по земле фигуру. Грудь несчастного залило кровью – из трех страшных ран. Хотелось верить, что мучился он недолго.
   – Эй, ты! – скрипучий голос Фрона.
   Андрей отвернулся от мертвеца, посмотрел на говорившего. Того самого погонщика, что поджег останки Изверга. Узкое лицо с острыми скулами покрывали десятки бородавок. Некоторые срастались, образуя уродливые, с несколькими волосками, шишки. Самая большая оттопыривала нижнюю губу, и Духову удалось разглядеть коричневые гнилые зубы Фрона. Очаг Умений по размерам не уступал кулаку взрослого человека. Как все погонщики, Фрон кутался в серый плащ с длинными широкими рукавами.
   – Почему не отступил? – спросил погонщик. В маленьких, окруженных почти черными тенями, глазках – привычное презрение. – Почему стоял столбом, когда мог уйти? Если бы не Дымовики, ты бы сейчас валялся рядом с… – он кивнул в сторону мертвого Шкурника, пожевал губами, – с этим. Мне плевать и на него, и на тебя, но нам нужны рабочие руки. Его, – новый кивок на покойника, – наказывать уже бессмысленно. А вот тебя я угощу парой плетей-огневух.
   Очаг Умений разгорелся, воздух затрещал, и в костлявой руке появилось орудие пытки – извивающаяся змея желтого света.
   – Поворачивайся спиной, – велел Фрон.
   Андрей послушно выполнил приказ. Внезапно нахлынувшее равнодушие вытеснило и страх, и боль, и усталость.
   Воздух засвистел, спина взорвалась болью. Не успела та стихнуть хоть на тысячную долю, как последовал второй удар. Ноги подкосились, Духов оказался на коленях. Несколько Фронов довольно хмыкнули.
   – Поднимайся, – проскрипел усыпанный бородавками погонщик. – Надеюсь, теперь будешь шустрее. А проверим мы это прямо сейчас. Взгляни еще раз, – как только Андрей встал, лобастый уродец указал на мертвого Шкурника. – Трусливая душонка, даже пальцем шевельнуть не смог, когда увидел врага. Стоял, трясся и скулил. Наверняка еще и обделался. Ты-то, кстати, сухой? – Фрон злорадно прищурился, глядя на Духова. Послышались одобрительные смешки погонщиков.
   «Сухой», – мысленно огрызнулся тот, до боли в пальцах стискивая рукоять топора.
   – Досадно, конечно, что мы потеряли пару рабочих рук, – продолжал бородавчатый, – однако он получил то, чего заслуживал. Подох, встретившись с гнусной тварью. Значит, и сам был таким. Еще досаднее, что вместе с этой тушей Изверг продырявил и защитный костюм, весьма дорогой. Но вот шлем цел и невредим. И ты сейчас принесешь его мне.
   «Что?! – все внутри полыхнуло испугом. – Снять что-то с покойника?!»
   Фрон неподвижно стоял, не отрывая от Андрея глаз. Ждал. А тот понимал, что, если не выполнит приказ в ближайшие несколько секунд, опять получит по спине. Потом еще. И еще. Погонщики могут мучить едва ли не бесконечно, и в итоге все равно придется делать то, что требует лобастая тварь. Хоть лежа на брюхе.
   Воздух затрещал, в руке Фрона снова появилась плеть-огневуха.
   – Итак… – проскрипел погонщик.
   «Давай! – приказал себе Андрей. – Двигай!»
   Развернулся, сделал пару шагов.
   – Уже лучше, – раздалось за спиной.
   Распластанное по земле тело с изуродованной грудью приближалось.
   «Смотри только на шлем, – мысленно твердил Андрей. – Этому уроду нужен шлем. Вот и смотри только на него».
   Но взгляд то и дело соскальзывал на страшные раны. Против воли. Будто назло.
   Андрей остановился над покойником, стискивая челюсти до боли в зубах и деснах. Хорошо еще, язык не прикусил. В горле что-то противно толкалось, мерзкий запах дыши-зелья усиливал позывы.
   Присев на корточки, Духов ухватился за загнутый книзу клюв и парой быстрых движений стащил шлем. Под ним оказалось лицо мужчины лет сорока. Заросшее щетиной, с разинутым окровавленным ртом и бесконечным ужасом в выпученных глазах – сейчас они смотрели на Андрея. Тот понимал: последнее, что видели эти глаза – безобразная морда Изверга. Сердце сжималось от страха и жалости.
   – Хватит смотреть, – сказал Фрон. – Или он тебе понравился? Может, ты в него влюбился?
   Погонщики отозвались мерзким хихиканьем.
   – Неси шлем мне, – вновь заговорил бородавчатый.
   «Урод! Тварь!» – от странного, сродни уважению, чувства, которое возникло после боя Фронов с Извергом, не осталось и следа.
   Андрей выпрямился, отвернулся и, держа шлем в вытянутых руках, направился к погонщику.
   – Так-то, – хрипнул тот, забирая шлем. Обернулся к сгрудившимся в полусотне шагов Шкурникам и объявил: – С работой все. Можете рассаживаться по повозкам.
   Зажав шлем под мышкой, Фрон подошел к другим погонщикам. У всех вспыхнули Очаги Умений, и из специальных раструбов, крепившихся к корпусам Дымовиков, полился протяжный гул.
   Гудок.
   Вскоре сигнал к завершению работы подхватили за тысячи шагов справа и слева. Шкурники потянулись прочь от стены уродливых побегов. Выглядело это странно и жутко: напоминало исход непонятных существ – полулюдей-полуптиц.
   «И я такой же, – подумал Андрей, чувствуя, как тяжелой глыбой, но бесшумно, накатывает тоска. – Пойду сейчас точно так же, как все они. Но я не хочу!..»
   – Опять спишь на ходу! – недовольный бас заставил вздрогнуть. – По-моему, ты уже поплатился за это. Причем не раз! И все равно продолжаешь зевать! Видать, недостаточно наши лобастые господа плетьми по твоей хребтине прошлись!
   «Достаточно», – мысленно возразил Духов, поворачиваясь к Перлмару.
   Тот снял шлем, и Андрей понял, что не ошибся, когда представлял сурового Шкурника. У Перлмара и впрямь оказались курчавые волосы, борода и даже брови, узко и глубоко посаженные темные глазки. Они, как обычно, угрюмо буравили Духова.
   «Нет! – новый прилив отчаяния. – Не как обычно! Я впервые вижу этого человека! Так же, как все вокруг!»
   Андрей отвел глаза и огляделся. Он стоял посреди чужого мира. Жестокого и страшного, которого и вовсе быть не должно. Однако этот мир существовал, и Духов, судя по возникающим из ниоткуда воспоминаниям, был его частью, причем давно. Но как это может быть? Он ведь прекрасно помнил свой город, дом, родителей, друзей, университет…
   – Да что с тобой?! – Перлмар повысил голос. Глаза гневно сверкали из-под нахмуренных бровей, массивный подбородок ходил влево-вправо. – Может, это тебя разбудит?!
   Шкурник обхватил Духова за плечи, встряхнул. Андрей мотнул головой и охнул, когда тело отозвалось болью.
   – Очнулся теперь?!
   – Очнулся, – пробормотал Андрей, освобождаясь от железной хватки Шкурника.
   – Тогда пошли.
   Не дожидаясь ответа, Перлмар повернулся и направился к длинным деревянным вагонам, оставленным в сотне шагов от Ползучего Бора. Повозки держались на шести огромных – почти в человеческий рост – колесах, с каждой стороны темнели десятка три небольших квадратных окошек. От раскрытых прямоугольных дверей тянулись узкие лестницы, по которым один за другим поднимались Шкурники. Поднимались и пропадали в темной утробе повозок…
   От последней мысли Андрей передернул плечами и повернулся к проклятому лесу. Возле стены деревьев возились Дымовики. Им предстояло собрать стесанную шкуру и мертвую древесину. Все это использовали Зельевары – проводили опыты, надеясь, в конце концов, найти средство, которое сможет раз и навсегда одолеть Ползучий Бор, составляли снадобья, вроде мерзкого, но необходимого дыши-зелья. К тому же, если просто бросить шкуру, из нее появятся Гнильцы – бесформенные и вредные твари, маленькие, но довольно опасные.
   «Надо идти», – подумал Духов. Он снова взглянул на повозки и увидел, что снаружи осталось не больше двух десятков Шкурников.
   Подобрав топор, он медленно пошел прочь от Ползучего Бора. С краника воспоминаний сорвалась еще одна капелька – и Андрей понял, что ему нужно в повозку с большой красной тройкой на боку.
   Оказавшись внутри, он присел на скамью – напротив Перлмара. Тот бросил на него недовольный взгляд, скривил губы и уставился на истоптанные доски пола.
   Из глубины вагончика донесся кашель. Натужный, глухой, похожий на лай. Сразу несколько Шкурников повернулись на звук. Андрей вытянул шею и увидел метрах в пяти толстяка, сложившегося едва ли не пополам. Он прятал лицо в ладонях, кашлял и сотрясался так, что в любой момент мог слететь с лавки. Остальные смотрели на него – молча, напряженно и сочувственно.
   Приступ длился не меньше минуты. Потом толстяк немного распрямился, вытер рот и вспотевший лоб и, поймав десяток тяжелых взглядов, пробормотал:
   – Простыл вот немного, – голос у него оказался сдавленным. По круглому лицу прошла судорога – Шкурник сдерживал новый приступ.
   «Ненадолго это», – понял Андрей, чувствуя тошноту.
   Остальные молча смотрели на толстяка. Тот растерянно скользил взглядом по неподвижным фигурам.
   – Чего вы?! – с нотками обиды и страха спросил он. – Смотрят, молчат, как будто со мной неладно что-то! Все хорошо, говорю вам! Ясно?!
   Несколько человек кивнули, отводя глаза.
   – Вот, – толстый Шкурник шмыгнул носом, дернул губами, пытаясь улыбнуться. – Другое дело. А то вылупились, непонятно на что!
   – Фабел, – тихо, осторожно заговорил сухой старик с длинными обвислыми усами. – Пятую Стёску уже заходишься.
   – И что?! – выкрикнул толстяк. В глазах – злость напополам с испугом. – Пятую Стёску! – он передразнил, сморщился и надул щеки – кашель рвался наружу. – Подумаешь! Говорю еще раз: простудился я маленько! Простудился! Не верите?! У меня и жар, и голова болит! И кости ломит! Вы лоб мой потрогайте!
   Шкурник подался вперед, сцапал старика за руку и приложил тонкую кисть с узловатыми пальцами к своему вспотевшему лбу.
   – Ну?! – требовательно выкрикнул он. – Чувствуешь жар?!
   – Чувствую, – бесцветно отозвался усач, убирая руку. Андрей понял, что ничего тот не чувствует.
   – То-то же! Выдумывают себе невесть что!
   Фыркнув, толстяк откинулся и, едва спина коснулась стены, согнулся в новом приступе. На этот раз он мучился не меньше трех минут. Прижимал руки к лицу, пытался задерживать дыхание, но кашель отчаянно бился внутри несчастного. И когда тот, наконец, успокоился, на рукаве защитного костюма остались пятна – гной с кровью, вернейший признак лающей болезни.
   Несколько секунд Шкурник рассматривал темные следы. Затем, с выражением мольбы на красном лице, повернулся к усатому старику.
   – Это… – в горле забулькало, толстяк несколько раз крякнул и продолжил: – Это ничего еще не значит, правда ведь?! У меня простуда, просто очень сильная! Такое бывает, когда простужаешься, верно?! Я знаю! У меня дядя так болел! Кашлял, кашлял, плевался кровью, а потом – раз! – и выздоровел! И я так же!..
   Усач молчал. Андрей понимал его: он и сам не представлял, что тут можно сказать.
   – А простуда – это пустяки! – торопливо, сбивчиво, успокаивая самого себя, продолжал больной Шкурник. – От нее Зельевары давным-давно кучу снадобий придумали! Хороших и дешевых! Я Зеглу свою на торгашеский виток отправлю, она и купит! Обязательно купит! Нам есть на что купить! У нас дома целых две облигации хранятся – это меня еще месяц назад наградили, потому что работал хорошо! Мы их не тратили, берегли! Вот и сберегли! Купит Зегла снадобье, вылечусь и еще лучше работать стану!
   – Станет он лучше работать… – тихо и зло пробормотал Перлмар.
   Андрей посмотрел на сурового Шкурника и увидел, что тот наклонился, уперев локти в колени, качая головой.
   «Зачем же… так?!» – подумал он. Тошнота усиливалась, вдобавок закружилась голова.
   Толстый Шкурник, к счастью для себя, не услышал Перлмара. Приступ кончился, и теперь он сидел, кусая губы и притопывая. Наверняка представлял, как отправит свою Зеглу за бесполезным лекарством…
   – Так, – у входа возникла нескладная фигура погонщика. – Все на месте? Тогда я закрываю.
   Дверь захлопнулась, снаружи залязгал металл. Это Дымовики прицеплялись к специальным реям, привинченным вдоль бортов – им предстояло тащить повозки до самой Степной Обители.
   Путь занимал не меньше двух часов, заняться в повозке было нечем, и Андрей, наконец, смог собраться с мыслями. Понять требовалось многое.
   Что это за место? Как он сюда попал? Почему вспоминает то, чего сроду не знал? Существует ли все окружающее на самом деле? И самое главное: как вернуться домой?
   «А вдруг это невозможно? – страх сковал сердце холодом. – Что, если я останусь здесь на всю жизнь?»
   Нет, глупости… Надо просто понять, что случилось.
   Андрей нахмурился. В памяти всплыла жуткая фигура Изверга. Он ведь думал о чем-то важном, перед тем как показалось чудовище. О чем-то…
   «О ком-то! – Духов вспомнил. – Кагановский! Все началось у него!»
   Что произошло в квартире писателя? Тот встретил Андрея, причем весьма недружелюбно. Потом все же разговорился, предложил раскрыть один секрет и заставил кое-что прочитать. Может…
   Точно! Дело в рукописи! Духов начал читать, и возник странный запах, стали обманывать остальные чувства. А потом Андрей просто очутился здесь – в чужом, незнакомом мире, который…
   «Которого на самом деле нет! – осенило Андрея. – Это всего лишь гипноз! Кагановский хотел, чтобы я понял, что значит проживать события книги! И решил это наглядно продемонстрировать! Ввел меня в транс! Только вот как?»
   Действительно… Писатель ведь не заставлял смотреть ему в глаза, не раскачивал перед носом гирькой на веревочке, не включал музыку. Как он загипнотизировал Духова?
   «Надо вспомнить все до мельчайших подробностей, – Андрей наморщил лоб. Никогда прежде он не размышлял так напряженно. Собственный мозг вдруг представился механизмом из ржавых шестеренок, которые оживали с натужным скрежетом. – Он предложил понять, что значит проживать события. А потом… – сердце заколотилось, как безумное, – потом попросил повторить странную фразу. Что-то там про Со-Творцов и тайну. Не здесь ли разгадка? Может, эта фраза – особая формула, которая готовит разум к гипнозу? Скорее всего. А дальше он вручил мне рукопись, причем неоконченную. Видно, все дело именно в рукописи».
   Но ведь это только бумага. Как может она погрузить в транс?
   Андрей прикрыл глаза, представляя желтоватые листы, неровные строчки, отпечатанные на машинке. Неожиданно вспомнилась давным-давно прочитанная статья. Суть Духов понял лишь в общих чертах: при помощи особого сочетания слов можно воздействовать на волю человека. Что, если и Кагановский владеет чем-то похожим? Только он не говорит, а пишет.
   В любое другое время Андрей назвал бы подобные размышления бредом. Но не теперь – после плетей-огневух, общения со странными существами, наделенными Умениями, битвы оживших механизмов с отвратительным монстром…
   «Да, это гипноз, – подумал он. – Кагановский отключил меня, чтобы показать, как проживает события книги. Выходит, он погружается в транс самостоятельно. Невероятно!»
   Но как быть с чувствами? Духов ведь ощущал и вонь дыши-зелья, и усталость, и боль. Возможно ли это при гипнозе?
   «Возможно», – Андрей припомнил несколько историй, в которых гипнотизеры обладали поистине фантастической силой внушения. Стоило им сказать испытуемому, что он обжегся, как на коже «жертвы» тотчас проступали следы ожога.
   Жуть, если подумать. И теперь эта самая жуть коснулась Духова. Теперь он, как выражается Кагановский, «проживает события».
   «История как раз в его духе, – продолжал размышлять Андрей. Он по-прежнему был напуган, но, по крайней мере, растерянность стала уходить. – Жестокая, полная смертей, трагедий и монстров. А я – ее часть».
   По спине пробежал холодок, Духов передернул плечами.
   С другой стороны – это ведь приключение. Да, страшно: кажется, что все происходит на самом деле. Но лишь благодаря фантазии Кагановского. Это он придумал Волну Безумия, Ползучий Бор, Пожирателей, Извергов, Фронов и Шкурников, наделил Андрея воспоминаниями о фантастическом мире, внушил ему, что все взаправду. А в действительности Духов сейчас сидит в убогой, но безопасной квартире писателя и видит странный, очень похожий на настоящую жизнь, сон.
   «Ну и ну!» – Андрей не удержался – покачал головой и усмехнулся. На душе легчало с каждой секундой.
   Хорош аттракциончик!.. Зато потом он напишет такую статью, что Юрий Миронович слюнки пустит! Это ведь сенсация! Известный писатель-фантаст создает истории, погружая себя в гипноз! И молодой журналист, отважившийся взять у него интервью, испытал все на собственной шкуре!
   «Супер!» – от возбуждения Духов заерзал на лавке. Перлмар кинул на него неодобрительный взгляд.
   Правда, оставался вопрос: сколько Андрею еще предстоит пробыть здесь? Когда Кагановский собирается выводить его из гипноза? Неизвестно.
   Напрягало и еще кое-что. В пострадавшем от непонятной Волны Безумия мире Духов уже несколько часов. А сколько времени прошло в реальности?
   «Будем надеяться, гораздо меньше», – подумал он, чувствуя, как в защитном костюме становится все жарче. Клювастый шлем лежал на коленях, топор – под скамьей.
   Многое вроде бы прояснилось, но чувство тревоги не торопилось покидать Андрея. Однако, как он ни пытался, так и не смог понять, что именно его беспокоит.
   «Надо расслабиться, – в конце концов сказал себе Духов. – Расслабиться и наслаждаться. Когда еще в подобное приключение попаду? С полным эффектом присутствия… Такого ни одна книга, фильм или игра не даст. А Кагановский сам себя в гипноз погружает, перед каждой новой историей. Счастливчик…»
   Тут Андрей осекся, вспомнив, что пришлось пережить писателю еще ребенком.
   Повозка, слегка раскачиваясь, катила к Степной Обители. Слышался скрип колес, посвистывание Дымовиков, тяжелый топот железных ног. Черный дым просачивался в окошки, и воздух внутри был кислым. Шкурники сидели неподвижно и молча, точно куклы в громоздких нарядах.
   Духов привстал, выглянул наружу. В маленьком квадрате окна проплывала голая, с редкими островками сохнущей травы, степь. Небо оставалось желтым.
   «Ни облаков, ни солнца, ни луны, ни звезд, – возникло в голове, и Андрей понял, что сейчас опять «вспомнит» что-нибудь о мире, созданном Кагановским. – Уже почти двести лет, с самой Волны Безумия».
   Все, кто стал свидетелем катастрофы, давно лежат в земле. Кроме, разумеется, Азэса-Покровителя – его считали бессмертным. Однако воспоминания о Волне Безумия передавались от поколения к поколению очень подробно.
   Это случилось в самый обычный весенний день, теплый и солнечный. Началось все с трещин в земле. Из широких проломов неизвестной глубины стали подниматься языки красного дыма. Воздух задрожал, с неба обрушился тяжелый стон, а вслед за ним вопли – дикие и яростные. Так кричать могли лишь твари из Преисподней. Стена красного дрожащего воздуха поднялась до облаков и понеслась вперед, сметая леса, города и деревни, обращая в прах все живое, что попадалось на пути.
   Как рассказывали, время от времени дым принимал форму жутких исполинских созданий. Проступали очертания безобразных морд – оскаленных и беззубых, многоглазых и слепых. Тянулись вперед призрачные лапы с когтями, щупальца, клешни и жала. Чудища исходили яростью, толкались и ревели, упиваясь радостью разрушения.
   Волне Безумия хватило нескольких часов, чтобы заглянуть в каждый уголок, где жили люди, звери и птицы. Чаша Жизни – так назывался этот мир до катастрофы – наполнилась ядом. Опустела земля, небо стало непроницаемо желтым. На континенте уцелели немногие – быть может, один из тысячи. Тех, кого Волна Безумия застигла в океане, больше не видели.
   «Выходит, я в мире после конца света, – заключил Андрей. – Причем апокалипсис случился не из-за ядерных войн или чего-то похожего, а по вине потусторонних сил. Бр-р! – он поежился. – Жутко!»
   В голове больше не возникали ложные воспоминания. Духов устроился поудобнее на лавке, уставился в одну точку и стал ждать, когда караван со Шкурниками доберется до Степной Обители.

Глава 3
Пленник придуманного мира

   Прошло не меньше полутора часов, прежде чем повозки стали замедляться. Шкурники немного оживились. Кто-то потягивался, разминая затекшие руки и ноги, кто-то перебросился парой слов с соседом. Фабел опять закашлялся и, утершись, на весь вагончик, с паникой в голосе, стал рассказывать, как пошлет Зеглу на торгашеский виток. Перлмар встал, выглянул в окошко. Постояв пару секунд, обернулся и, мрачно зыркнув на Андрея, пробурчал:
   – Вот и дотащились.
   «Сейчас я увижу Степную Обитель», – понял Андрей и тоже поднялся. Повозка качнулась, он не удержал равновесия и налетел на Перлмара.
   – Осторожнее надо, – бросил тот, хмурясь.
   – Простите, – еле слышно выдавил Духов и обернулся к окошку.
   Вот и Степная Обитель. Никогда прежде Андрей не видел такого громадного и странного сооружения. Оно напоминало детскую пирамиду из пяти колец – только здесь все кольца были серо-коричневыми, сделанными из камня и железа и точно оплавленными. Будто начали таять, а потом внезапно застыли. На фоне голой земли и отравленного желтизной неба Степная Обитель казалась еще более фантастической.
   «Ничего себе!» – Андрей застыл у окошка. Он смотрел и… «вспоминал».
   Кольца назывались витками. Самый нижний – или внешний – был обиталищем бедноты. Там жили попрошайки, калеки, Шкурники. За порядком следили Фроны-погонщики. Сверху на витке стояли оборонительные сооружения – на случай нападения Пожирателей или Извергов: огромные пушки с гарпунами и взрывающимися ядрами, баки с едкими жидкостями, которые переворачивались по команде Фронов-стражников. Кроме лобастых уродцев, возле орудий несли службу и простые люди. Солдаты в Степной Обители пользовались уважением и жили на внутренних витках.
   Серо-коричневая пирамида приближалась. Духов прищурился, затем поджал губы и покачал головой – пока далеко, деталей не разглядеть.
   Изнутри внешний виток был похож на муравейник: множество темных пересекающихся коридоров, закутков, лестниц, ярусов, тоннелей, труб. Что представляют собой внутренние витки, Андрей не знал, поскольку Шкурников туда не пускали. Но многое слышал. Говорили, что они гораздо просторнее и светлее. На внутренних витках люди жили не в тесных кельях, а в настоящих квартирах. Там имелись трапезные залы и лавки, сады с искусственным, сродни солнечному, светом и фермы, лаборатории и даже маленькие заводы. А вершиной Степной Обители были покои ее создателя – Азэса-Покровителя.
   Первого Фрона…
   Его описывали как высокого человека в коричневом плаще ниже колен. Говорили, что у него волнистые волосы пшеничного цвета до плеч, разделяет их прямой пробор. Взгляд светло-серых глаз – неизменно внимательный и добрый, впалые щеки покрывает щетина. А на лбу светится Очаг Умений. Но желтая опухоль не портит облик спасителя человечества. Она – свидетельство мудрости и силы.
   Азэсу-Покровителю удалось невозможное. После Волны Безумия люди пребывали в панике. А явившийся, казалось, из ниоткуда человек со странным наростом на лбу успокаивал одним своим видом. Он помог одолеть страх, протянул крепкую руку обессилевшим, внушил всем и каждому: мы выжили, а значит, должны бороться.
   И начал строить убежище. С тем, что он мог в одиночку, не справлялись ни десятки людей, ни созданные ими механизмы. Одним взглядом Азэс поднимал каменные глыбы, перемещал по воздуху огромные куски железа. Видоизменял и прилаживал друг к другу детали силой мысли. В ход шло все: обломки стен, оконные рамы, лестницы, телеги, колеса, прутья… Даже мусору находилось применение.
   Ряды его соратников росли с каждым днем – так же, как будущая Степная Обитель. Вскоре стройка объединила не меньше сотни городов и деревень. За работой люди приходили в себя. Вновь радовались и горевали, смеялись и любили. Рождались дети – и у некоторых младенцев во лбу светились маленькие желтые шишечки. Такие малыши подрастали и удивляли родителей необычными способностями. Умениями, как называл их Азэс. Фроны становились старше и помогали строить Степную Обитель. Чем больше их появлялось, тем быстрее крепло убежище. Правда, со временем обладатели светящихся опухолей теряли человеческий облик. Один лишь Азэс-Покровитель оставался прежним.