Кирий Иван. Дело Ирины Гай

   Я поинтересовался, какая у нее семья.
   - Никакой, - ответил Евгений. - Незамужем. Живет, как видел, одна. Квартира кооперативная, модница, ежегодно ездит на курорт, несколько раз была в туристических поездках за границей.
   - Откуда у тебя такая информация? - удивился я.
   - Профессиональная привычка, - подморгнул мне Евгений. Выясняя в Доме ребенка адрес Домриной, одновременно поинтересовался и ее семейным положением, спросил у нынешней заведующей, не ревнивый ли у Валентины Прохоровны муж, чтоб не иметь, мол, неприятностей. Она и выложила все, что знает о своей предшественнице. Женщины, брат, всегда любят, когда их о чем-то необыденном расспрашивают мужчины.
   В этом, конечно, нельзя было возразить Евгению, и я спросил, чем же ему не понравилась Домрина.
   - Нечестностью, - сразу ответил он. - Еще взглянув на нее с порога, я понял: будет врать. А ведь наверняка помнит Гай. И ту же Георгице. И наверняка она их свела. Чувствую - нам с нею еще придется встретиться.
   - Ты же интуицию отметаешь, - подколол я Евгения.
   Но он не обиделся.
   - Потому и молчу об этом, пока не подтвержу все фактами.
   Я был рад случайной встрече с Евгением, интересный он человек. И работа у него интересная. Познавать человеческие характеры, раскрывать их, бороться со злом и отстаивать справедливость, как вот в данном случае с Ириной Гай. Мне хотелось хоть немного перенять от него этого умения, узнать кое-что из техники ведения следствия, может, когда-нибудь пригодится...
   Раз уж речь зашла об интуиции, заодно поинтересовался у Евгения, как часто она подтверждается в его следственной практике.
   - Трудно сказать, - после паузы ответил Евгений. - Случалось, что я ошибался, подводила она меня. Это зависит от многих факторов, порождающих интуитивное чувство. Иногда от какой-то мелочи: движения, слова, взгляда человека, с которым ты разговариваешь. Иногда при логическом анализе событий и фактов, собранных тобой. Да ты, я вижу, серьезно увлекся следовательской работой! Если так, скажи мне, что мы должны делать завтра после посещения архива железной дороги?
   - Шутишь? - рассмеялся я. - Ты же об этом сам говорил. Как только выясним, откуда родом эта Георгице, сразу едем туда и от родителей узнаем, где она сейчас.
   Евгений согласился.
   - Хорошо. Приехали в такое-то село такого-то района, а родителей Георгице там нет. Выехали жить на целину или куда-то в другое место переселились. Да и живы ли они? Что тогда?
   Я не ожидал такого поворота дела и вначале растерялся, а потом стукнул по лбу.
   - Нет, не так, - возразил себе. - Выяснив, откуда родом Георгице, через милицию сделаем запрос - живут или не живут там ее родители, и тогда уже...
   - Почти правильно, - похвалил Евгений. - Если родители ее на месте, нам скажут, где живет их дочь, и завтра же мы будем иметь адрес Софии Георгице. Не так ли? Нам туда не надо ехать, тревожить пожилых людей. А вот к ней самой поедем. Если же она в Одессе - еще лучше, хотя я в этом сомневаюсь.
   - Почему?
   - Очень просто, - ответил Евгений. - То, что она совершила, преступление, а преступник всегда старается скрыться подальше. Логика подсказывает - избавившись от детей, она тоже убежала из города. От позора, от любопытства подруг - а где же дети? В конце концов, от себя самой. А ты как думаешь?
   - Вполне резонно, - согласился я.
   - Тогда давай отдыхать, - предложил Евгений. - Может, завтра утром придет какая-то новая мысль, недаром же говорят: утро вечера мудренее. Возражений нет?
   Мы ночевали вторую ночь над морем.
   8
   Воистину жизнь человеческая не обходится без неожиданностей и приключений. Если бы мне перед отъездом в Одессу кто сказал, что из нее я поеду в Молдавию, я бы рассмеялся. Зачем? Что мне там делать? А вышло поехал. Разве не странно?
   Итак, на второй день вечером у нас был адрес Софии Георгице, по мужу Унгур. Как только Евгений получил телеграммой от прокурора Киева разрешение выехать в Молдавию, мы сразу же поехали в далекое, почти у самой румынской границы, молдавское село Элишканы, в котором она жила с мужем и детьми.
   Адрес Софии Унгур дал нам ее младший брат Константин Георгице, водитель автобуса одного из одесских автопарков. Узнав из личного дела Софии, которое мы нашли в архиве управления железной дороги, откуда она родом, через милицию послали туда запрос. Ответ пришел немедленно: такая-то в селе не проживает, родители ее умерли, младший брат проживает в Одессе. Нашли брата и у него взяли адрес сестры. О том, были ли у нее до замужества дети, он не знал.
   ...В Элишканах мы, как и надлежит, явились в сельский Совет, белый двухэтажный дом посреди села, в котором на первом этаже была контора совхоза. Отрекомендовавшись председателю сельсовета, симпатичной, средних лет женщине, сказали, по какому мы делу, попросили рассказать все о Софии Унгур.
   - А что о ней рассказывать? - посмотрела на нас черными глазами председатель сельсовета. - Женщина как женщина. Живет у нас больше пятнадцати лет, с тех пор как привез ее сюда муж. Работает в совхозе на разных работах. Скромная, работящая. В семье мир и покой. Муж - механизатор. Тоже работящий и скромный. Имеют двоих детей, мальчика и девочку. Живут в достатке.
   Начали совещаться, как лучше встретиться с Софией, чтобы о нашем с ней разговоре не узнал муж, да и никто из посторонних, даже работники сельсовета. Так как село есть село, какой-то неверный слух разнесется по нему с молниеносной скоростью и обрастет такими подробностями, что и предположить невозможно. Итак, пригласить Софию в сельсовет? Нет. В контору? Тоже нет. Это сразу вызовет подозрение: зачем? О чем там с тобой разговаривали приезжие? Надо было сделать это как-то неофициально. Тогда председатель сельсовета предложила такой план: отрекомендовать нас уполномоченными из райцентра по проверке работы клуба и библиотеки, заглянуть на часок туда, а потом пойти к ней домой. Она живет на одной улице с Унгурами, даже неподалеку, пригласит Софию по какому-то делу к себе, и мы с ней поговорим.
   План был реальным, и мы с Евгением согласились.
   Сказав секретарю сельсовета, что к ним прибыли товарищи из района по вопросу культпросветработы на селе и она будет занята с ними, председатель повела нас в сельский клуб, показала библиотеку, а потом мы зашли к ней домой.
   Пока умылись и немного отдохнули с дороги, пришла София Унгур. Председатель сельсовета завела ее к нам в комнату, сказала, что вот эти товарищи, мол, хотят с ней поговорить, а она тем временем отлучится.
   Несмотря на свой возраст, а ей уже было почти сорок, София, как и Гай, выглядела моложе. Высокая, стройная. Тугие щеки пламенели румянцем, а на полных губах словно выступал сок черешни. Нос небольшой, ровный, с тонкими лепестками ноздрей. Глаза темные, блестящие. Брови и косы - словно смоляные.
   Признаться, я даже растерялся, когда увидел ее, не мог поверить в то, что эта красавица могла когда-то проявить такое бессердечие. Ведь говорят: красивы люди внешне - красивы и душой.
   Наверное, красота этой женщины поразила и Евгения, потому что он тоже сперва словно растерялся, но быстро взял себя в руки.
   - Садитесь, пожалуйста, - пригласил Софию и, когда она села на краешек дивана, объяснил ей, кто мы и откуда.
   Трудно сказать, или догадалась Ингур сразу, по какому мы делу, или просто на нее нагнало страха слово "следователь", но румянец на ее щеках исчез, и погас тот блеск, та страстность, которые излучали ее глаза минуту назад.
   Евгений тоже заметил это сразу и поспешил ее успокоить:
   - Не волнуйтесь, София Яновна, наш приезд вам ничем не грозит. Мы просто хотим кое о чем у вас расспросить.
   - Нет, нет, я ничего, - смутилась она. - Я... спрашивайте...
   Чтобы женщина не боялась и не замкнулась в себе, Евгений предварительно заверил, что наш разговор с ней сохранится в строгой тайне, потому ей следует быть с нами откровенной.
   Я записал их разговор почти дословно. Вот он, в вопросах и ответах.
   - Вы жили в Одессе?
   - Жила.
   - Как долго? Когда? Где работали и жили? Расскажите поподробней.
   - Приехав в Одессу в августе пятьдесят восьмого года, устроилась на канатный завод, снимала комнату неподалеку от завода. Поработала больше года и бросила. Работа тяжелая, а заработки маленькие. Пошла в строительно-монтажное управление. На строительстве, говорили, и заработать можно, и общежитие есть. Но так только говорили. В начале шестидесятого рассчиталась и там, пошла разнорабочей на железнодорожный вокзал. Там сразу дали место в общежитии - на Ковальской улице, двадцать. Где-то в феврале шестьдесят третьего года познакомилась с шофером Петром Унгуром. Понравились друг другу и в мае того же года решили пожениться. После свадьбы сняли квартиру, но жить было материально тяжело, и решили поехать к нему домой, вот в это село, где живем и сейчас.
   - Дети у вас есть?
   - Двое. Мальчик и девочка.
   - А раньше были? Кроме этих двоих?
   В ответ - молчание.
   - Так были или нет?
   После паузы:
   - Были.
   Унгур с грустью и болью в глазах посмотрела на Евгения. Он понял ее и снова стал успокаивать.
   - Не бойтесь говорить. Мы же договорились - ваш рассказ останется тайной.
   - В шестьдесят первом году, в начале июня, в Одессе я родила двойню, мальчика и девочку. В третьей городской больнице. Очень переживала, плакала, ведь была еще совсем молодая. И отца боялась, он у меня строгий, за малейшую провинность бил. А этого бы не простил. Выписалась из больницы, а куда идти с детьми - не знаю. В общежитие - стыдно перед подругами, да и кто меня примет там с двумя малышами. Решила податься в Дом ребенка, сдать их туда. Думала - временно. Сдала в третий, на Канатной улице. Неделю или больше ходила кормить. Но в какой-то день заведующая, фамилию не помню, а зовут Валентина Прохоровна, сказала, если я не буду забирать детей, то есть одна женщина, которая хочет взять, так отдай, мол, ей. Я подумала и решила отдать. Ведь и родителей боялась, и того, что никто с двойней не возьмет замуж. Написала заявление, забрала и тут же, неподалеку от дома, в сквере отдала детей молодой женщине. Кто она, откуда, фамилия - не знаю. Мне тогда было все равно - лишь бы скорей ношу с рук. Дура была. Каюсь теперь. Где сейчас дети - не знаю. Тешу себя надеждой, что попали они в добрые руки, выросли уже, живут счастливо.
   - Муж ваш знает об этом?
   - Нет. Я ему не призналась. Сами понимаете...
   - А вам давала та женщина деньги за детей?
   - Нет, что вы! Сохрани господь! Да я бы и не взяла.
   - А заведующей Домом ребенка, Валентине Прохоровне, она могла дать? За услуги, так сказать. Как вы думаете?
   - Не знаю. Но думаю, что нет. Она запомнилась мне порядочной женщиной.
   - А теперь скажите, кто был отцом тех ваших детей?
   - Он был военный. Старшина, сверхсрочник. Познакомилась с ним на танцах. Хорошо танцевал, остроумным был, красивым. Понравился, и я... доверилась ему. А когда сказала, что забеременела, он испугался, признался, что женат, советовал сделать аборт. Я побоялась и родила. Он же, пока я была в больнице, демобилизовался и уехал домой.
   - Вы знаете его фамилию, адрес?
   - Знаю. Малинин, Сергей Васильевич. Село Маяки Белявского района Одесской области.
   - После того вы с ним не виделись, не переписывались?
   - Нет.
   - Какой он из себя? Брюнет, блондин? Какой рост? Особые приметы?
   - Среднего роста. Худощавый, лицо продолговатое, красивое. Светлый, синеглазый.
   - Вставных зубов или коронок не имел?
   - Нет. Зубы красивые, ровные.
   - После того как выписались с детьми из больницы и сдали их в Дом ребенка, вы возвратились в общежитие?
   - Конечно.
   - А как объяснили девчатам, с которыми жили в одной комнате, куда подевали детей? Ведь они знали, что вы легли в больницу рожать?
   - Знали. Я им соврала, сказала, что ребенок, один, был недоношенным, родился квелым и через несколько дней умер.
   - Они вас не приходили навещать в больницу?
   - Нет, я им не разрешила.
   - Значит, они вам поверили?
   - Повесили.
   - Фамилии и адреса их помните?
   - Фамилии помню. Одна - Елена Григорьевна Приходько, другая - Екатерина Васильевна Шкребтий. Адреса забыла. Знаю, что обе из Одесской области. Еще помню - Елена дружила с солдатом Сашей Ивановым, из той же части, что и Малинин. Где сейчас те девочки, не знаю.
   - Скажите, пожалуйста, за эти годы вы хоть раз вспоминали о тех своих детях? Где они? Что с ними?
   Ответила не сразу. Низко склонила голову, всхлипнула.
   - Думала, вспоминала. Не раз. И сейчас вспоминаю, мучит совесть. Но сами понимаете мое положение...
   Евгений посочувствовал ей:
   - Понимаю. Двое вас, безрассудных, мучитесь теперь совестью. Да вам легче, а у той, другой, беда.
   Унгур вопросительно посмотрела на него.
   - Что с ней? Скажите.
   Я взглянул на Евгения: скажет или нет?
   Рассказал. Всю драматическую историю Ирины Гай.
   Унгур слушала внимательно, время от времени смахивая с глаз слезы. А когда Евгений закончил, спросила: не может ли она чем-то помочь той бедной женщине?
   - Вы уже ей помогли своим признанием, - ответил Евгений. - Больше ничего не надо.
   Она вытерла глаза, вздохнула и снова взглянула на Евгения:
   - А дети как? Они ничего об этом не знают?
   - Не знают, - ответил Евгений. - Просто переживают за мать очень, любят ее.
   - Как бы хоть издали увидеть их? Так хочется, - едва слышно прошептала Унгур.
   Евгений сказал, что делать этого не следует, пускай все будет так, как было до сих пор, и поблагодарил ее за беседу.
   Тяжело поднялась женщина с краешка дивана, поправила на голове косынку.
   - Мне можно идти?
   - Можно, - кивнул Евгений.
   Дошла до дверей, взялась за ручку, оглянулась.
   - Разрешите вас попросить? - обратилась к Евгению.
   - Пожалуйста.
   Облизнула языком пересохшие губы.
   - Вы, конечно, увидите Ирину. Передайте ей от меня большую благодарность. За детей. Пожелайте доброго здоровья и всего наилучшего. Думаю, суд будет к ней справедливым. До свидания. - Рывком открыла дверь и вышла.
   Я стоял посередине комнаты, тронутый последними словами этой женщины, и думал, какой тяжелый камень унесла она в душе после нашего разговора. И будет нести еще долго. До конца жизни.
   9
   Через два дня мы были в селе Маяки и встретились с Сергеем Малининым. Работал он в местном совхозе механиком, был женат, имел детей. Годы, конечно, уже наложили на него свой отпечаток, но выглядел еще молодцевато, имел приятный мягкий голос, говорил быстро, бодро. Такие говоруны нравятся женщинам. Но когда Евгений спросил его, помнит ли он Софию Георгице, куда и подевалась его бодрость: сразу сник, лицо посерело.
   - Что, подала на алименты? - спросил с тревогой.
   Евгений рассмеялся.
   - Не беспокойтесь, это вам не грозит. Дети уже взрослые.
   - Почему дети? - удивился Малинин.
   - Разве вы не знаете, что София Георгице родила от вас двойню, мальчика и девочку? - спросил Евгений.
   - Не знал. Я думал - один ребенок.
   Евгений продолжал допрос.
   - Вы советовали Георгице сделать аборт, когда она сказала вам, что беременна?
   - Советовал.
   - А когда легла в больницу рожать, быстренько подали рапорт и демобилизовались?
   - Да.
   - Значит, нашкодили - и в кусты?
   - Ну, - замялся Малинин, - сами понимаете... Я же был женат, уже имел ребенка...
   - Я-то понимаю, а вот понимаете ли вы подлость своего поступка?
   - С кем не случалось в молодости...
   - Итак, вы не отрицаете своих интимных связей с Софией Георгице в Одессе и того, что она родила детей от вас?
   - Куда же деться, раз вы знаете. Но, если не секрет, разрешите спросить - зачем это вам через столько лет?
   Евгений уклонился от прямого ответа.
   - В нашей практике бывает, что мы интересуемся событиями и фактами значительно большей давности.
   Малинин попытался доверчиво улыбнуться, но это вышло у него неуклюже и неприятно.
   - Да я... понимаете, и не боюсь вроде, однако не хотелось, чтобы в селе узнали, не говоря уже о жене...
   - Не волнуйтесь, наш разговор останется в тайне, так что это не повредит вам ни в работе, ни в семейной жизни, - успокоил его Евгений.
   Когда Малинин вышел, виновато попрощавшись, я спросил Евгения, почему он не сказал ничего об Ирине Гай и о Софии.
   Евгений равнодушно махнул рукой.
   - Это ему не нужно. Эгоист. Думает только о себе, дрожит за свою шкуру.
   Я не стал спорить. У моего приятеля был опыт, наметанный глаз и еще, как говорят, нюх на людей. Мне тоже, по правде, не понравился этот Малинин. Даже не поинтересовался, что с детьми, где они.
   Словно читая мои мысли, Евгений сказал:
   - Жаль, что нашим законодательством не предусмотрено за такие поступки сурово наказывать мужчин. Я бы этого Малинина и сегодня поставил перед судом.
   Однако, что бы там ни было, а этот Малинин, как и София Унгур, свидетельствовали в пользу Ирины Гай, и это меня успокаивало.
   - Не торопись радоваться, - заметил Евгений, когда я ему сказал об этом. - Их показания еще могут быть опровергнуты другими неожиданными свидетелями. Впереди еще много работы.
   В тот же день мы выехали обратно в Одессу.
   10
   Утром Евгений сказал мне:
   - Вижу, ты со мной ничего не напишешь. Так что оставайся, пожалуй, дома и работай, а я поеду в город сам.
   - Ни в коем случае! - запротестовал я. - Поедем вместе!
   Еще вечером Евгений разработал такой план: найти хотя бы одну из тех девчат, что жили в общежитии с Софией Георгице, встретиться и поговорить с теткой Гай Анастасией Павловной Сормовой, к которой пришла с детьми и почти месяц прожила Ирина.
   - Тогда быстро собирайся и пошли! - скомандовал Евгений, хотя я уже стоял одетый.
   С теткой Гай было легко, Евгений знал ее адрес, а вот найти девчат из общежития представлялось сложнее. Их или давно уже не было в Одессе, или вышли замуж и поменяли фамилии.
   - А зачем тебе, в конце концов, те девчата? - спросил я Евгения по дороге к трамваю. - Что они тебе могут подтвердить? Ведь София им соврала, что родила ребенка и он умер.
   - Вот именно это пусть и подтвердят, - ответил Евгений. - И еще пускай подтвердят личность Малинина. Он же приходил к ним в общежитие, и они его должны знать. Каждое свидетельство людей заинтересованных надо подтвердить свидетельством людей посторонних.
   Через час мы были возле городского управления внутренних дел, и Евгений исчез за его массивной дверью. Там он должен был договориться о поиске Елены Приходько и Екатерины Шкребтий. А пока их будут искать, мы поедем к тетке Гай, послушаем, что она расскажет о своей любимице Ирине.
   Пробыл Евгений в городском управлении недолго, минут двадцать, и мы отправились на улицу Пролетарскую, сорок один, к Сормовой.
   Это была уже старая, немощная бабуся. Но не из таких, что с годами становятся равнодушными к своей внешности, обстановке в квартире. Анастасия Павловна, еще довоенный фармацевт, в небольшой однокомнатной квартире поддерживала идеальный порядок.
   Встретила нас Сормова приветливо, сразу предложила сесть, пододвинула к столу крепкие деревянные стулья с гнутыми спинками и ножками.
   - Садитесь, а я сейчас согрею чай, - сказала она громко, направляясь на кухню.
   Я хотел было возразить, но Евгений остановил меня: пускай, неудобно отказывать старому человеку в гостеприимстве. Да и потом, за чашкой чая, откровенней становится разговор.
   Чайник закипел быстро. Евгений попросил Анастасию Павловну выслушать его внимательно, ответить на вопросы, а уж затем он расскажет, что интересует его.
   - Я сразу поняла, что-то случилось, - сказала старушка. Рассказывайте. - Она села на табурет возле Евгения и наставила на него левое ухо, пояснив, что плохо слышит.
   Когда Евгений закончил рассказывать, Анастасия Павловна не заплакала, как я ожидал, а сокрушенно вздохнула и громко заговорила:
   - Вот оно, значит, как! Я еще тогда замечала - что-то не то с детками у Ириночки. Не было у нее того материнского чувства к ним, какое появляется у женщин после родов. И то, что нет у нее молока, показалось мне странным. И одолженные деньги, которые она отнесла кому-то на второй день.
   - Простите, Анастасия Павловна, - перебил ее Евгений. - А Ирина отдала вам те деньги, что тогда одолжила?
   - Отдала. А как же. Все отдала, до копеечки.
   - И еще после того одалживала? - поинтересовался Евгений.
   Анастасия Павловна кивнула головой.
   - Одалживала, и не раз. И тоже возвращала. Не скоро, правда, но возвращала.
   Евгений достал из портфеля квитанцию, найденную во время обыска квартиры Гай.
   - Эти тоже вы получили?
   Анастасия Павловна приблизила к глазам очки и подтвердила.
   - Тогда рассказывайте, пожалуйста, дальше, - попросил Евгений.
   Старушка перевела дыхание, выдержала паузу, наверное вспоминая, на чем остановилась, и снова стала рассказывать:
   - Замечала я, что Ирина все время вроде бы чего-то остерегается. С детьми во двор выходила редко, а когда, бывало, и выйдет, то на полчаса - и в квартиру. Я никак не могла взять в толк: с чего бы это? Думала, молодая еще, стыдится, или, может быть, оттого, что забот мне прибавляет. А оно, видишь, отчего...
   - Анастасия Павловна, - наклонился к ней Евгений, - а вы не помните, к вам никогда не приходил мужчина, о котором рассказала нам Ирина? Он мог выдавать себя за слесаря, электрика, сантехника.
   Старушка сморщила в задумчивости лоб, прищурила маленькие, в сетке морщинок, когда-то красивые светло-синие глаза.
   - Нет, не помню. - А потом, смотря куда-то поверх наших голов, печально закончила: - Подумать только, как все нехорошо сложилось. Это ж ее теперь будут судить, Ирину? И сколько ей дадут? - резко повернулась к Евгению.
   Тот смущенно пожал плечами:
   - Не знаю, не могу сказать. Но, думаю, суд рассмотрит ее дело очень объективно, с позиций высокого гуманизма.
   - Что ж, как будет, так и будет, - скорбно вздохнула Анастасия Павловна, и тут же вдруг лицо ее словно озарило солнцем, она даже выпрямилась на табуретке. - Подождите! - воскликнула и схватила сухой, с синими прожилками рукой Евгения за плечо. - Я вспомнила! Вспомнила!
   От неожиданности восклицания и я и Евгений даже вздрогнули.
   - Что вы вспомнили, Анастасия Павловна? - спросил ее Евгений.
   Старушка вся светилась радостью.
   - Вспомнила, как расспрашивал меня один, где живет Виталий. Это было после того, как они переехали из совхоза под Киев. Пришел, сказал, что учились вместе в институте, переписывались, послал ему письмо, а оно возвратилось с надписью "Адресат выбыл". Так не знаю ли я нового адреса Виталия.
   У Евгения даже глаза загорелись.
   - Как он выглядит, не вспомните?
   Ободренная своим воспоминанием, Анастасия Павловна живо продолжала:
   - Вежливый, круглолицый, не старый еще. И главное - с золотой коронкой. Как улыбнется - всю видно.
   Евгений не отрывал от старушки глаз.
   - И вы ему, конечно, дали адрес Виталия Ивановича?
   Анастасия Павловна развела руками.
   - Конечно, дала. Однокурсник ведь.
   Дальше Евгений спросил, не назвал ли однокурсник ей свою фамилию.
   - Нет, - ответила.
   - А как он вас нашел? Не говорил?
   - Сказал, что был у меня как-то с Виталием еще студентом. А тут приехал в Одессу в командировку и решил зайти.
   - Был ли он на самом деле тогда у вас, не помните?
   - Не припомню. Виталий приходил с товарищами не раз. Угощала их чем бог послал. Иногда и ночевали. Узнать же теперь кого-то из них, сами понимаете, не смогла бы.
   - А если бы увидели того, что приходил за адресом, с коронкой, узнали бы?
   - Узнала.
   - А на фотографии? - допытывался Евгений.
   - Тоже, - заверила Анастасия Павловна.
   - Может, у нас такая необходимость появится, так мы к вам обязательно обратимся, - предупредил Евгений старушку.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - ответила она. - Я, если надо, и на суде это засвидетельствовать смогу.
   От Анастасии Павловны я вышел довольным, в хорошем настроении.
   - Это же какая удача! - сказал на улице Евгению.
   Однако он не поддержал моей радости.
   - Об удаче еще рано говорить. Где она? В чем ты ее увидел?
   - Ну как же? - удивился я. - Показания Гай и Анастасии Павловны относительно того типа сходятся!
   - Сегодня сходятся, а завтра или послезавтра могут не сойтись, услышал в ответ.
   Я не понимал Евгения.
   - То есть как?
   - А так, - объяснил он мне, - что у старухи склероз. Разве ты не заметил? Сегодня она припомнила, а завтра может сказать: я такого не помню.
   - Ты всегда все ставишь под сомнение, - укорил я Евгения. - Выбираешь худший вариант.
   - Такова моя профессия - сомневаться, - взял меня под руку Евгений. - У нас, брат, будто в той пословице: доверяй, но проверяй. Давай-ка теперь подумаем над одним важным вопросом. По словам Ирины Гай и Анастасии Павловны, тот шантажист, который вымогал у Ирины деньги, и тот неизвестный, что выдал себя за однокурсника ее мужа, - одно и то же лицо. Не так ли?
   - Да, - согласился я.
   - Тогда развивай логично эту мысль дальше.
   Наверное, увидев, как я задумался, он подмигнул мне весело:
   - Что, не можешь сразу? Ладно, даю тебе час, пока доедем до городского управления внутренних дел и я разузнаю данные о девушках.
   Мы поехали в милицию.
   Конечно, ни по дороге, ни за те несколько минут, которые Евгений провел в городской милиции, я ничего логического не развил и попросил подождать до вечера.
   Евгений не стал возражать.
   - Ладно, а теперь поедем на улицу Пролетарскую, тридцать семь, к Приходько Елене Григорьевне. Она работает там в ателье. Шкребтий Екатерины Васильевны - такой в Одессе нет. Может, изменила фамилию, а может, выехала. Но нам достаточно и Приходько.
   В связи с поисками этих девушек я вдруг подумал, что Евгений забыл разыскать еще одного свидетеля - ту женщину, у которой Ирина Гай останавливалась на квартире, приехав в Одессу за детьми.