– Мы пригласили его к Володе в офис.
– А говоришь, никого из посторонних не было. Н-да.
– Володя передал мне деньги, и мы расстались. Я заехал в валютник, поменял рубли на баксы и отвез их домой. Вот, собственно, и все. Сегодня я собирался ехать договариваться о помещении. У меня знакомый на складе.
– Опять знакомый. Кругом одни знакомые.
– Ничего не поделать. Бизнес.
Белкин достал чистый лист. Последующий час прошел в детальном изучении упомянутых Андреем знакомых, знакомых их знакомых, подробностей их сознательной жизни, в том числе и интимной, тонкостей характера и склонности к противоправным поступкам и бякам.
Утомившись, Володя передал эстафету Гончарову, а тот спустя еще час беседы – вышедшему из темноты соседней комнаты Казанцеву. Костик времени попусту не терял, восстанавливая там силы путем бесстыдного сна прямо на столе. Теперь за восстановление сил принялись коллеги.
Что касается полученной информации, то мнение у всех было одно: Белов – лох, из-за его глупости погиб абсолютно посторонний человек, убийство напрямую связано с юрисконсультантом или его бандитами-охранниками, и за сегодняшний вечер оно вряд ли будет раскрыто. И лучше не доводить эту самую информацию до вышестоящих инстанций, иначе приключится всеобщий аврал и немедленное реагирование. Что, как показывает практика, никогда и ни к чему хорошему не приводило, за исключением бестолковых действий и последующих взаимных обвинений в отсутствии опыта и профессионализма. Поэтому героическое «Будем брать!» сейчас лучше не произносить и не давать повода произнести другим. Молчание – золото. Время кричать «караул» еще не наступило. Отдохнем.
Хотя бы пару часов.
ГЛАВА 2
Таничев вздрогнул от легкого толчка соседа и предупреждающего шепота:
– Кончай храпеть!
Петрович тряхнул головой и уставился на трибуну. Спать с открытыми глазами он мог запросто – армейская привычка, – но храп выдавал его с головой. Надо завязывать с куревом. Петрович перевел взгляд на сидящих в партере. Человека три довольно откровенно положили головы на впереди стоящие кресла, и еще с десяток опустили глаза, хоть как-то маскируя тягу ко сну.
Что касается говорившего на трибуне, то его мало интересовали настроения аудитории; его тягучий, маловнятный голос действовал на присутствующих в зале как вечерняя колыбельная – на младенца. Обильно переплетенная цифрами и постоянно повторяющимися словами, заранее написанная речь оригинальностью не поражала, а вызывала лишь неумеренные позывы ко сну.
Петрович начал рисовать рожицу в блокноте, рассчитывая перебороть дремоту. Не спать, не спать… Он мог обходиться без сна пару суток – оперативная закалка; мог выдержать соблазн сна в любой ситуации, будь то засада в душном городском подвале или ночной пятичасовой допрос. Но тут… Очень тяжело. На грани сердечного срыва. Вон, мужики впереди. Вот ведь орлы, давят на массу без всяких ссылок на мораль.
– Особенно плохо обстоят дела с раскрываемостью во Фрунзенском, Московском, Калининском… Проведенные в ряде районов проверки показали слабую эффективность использования оперативных учетов, данных информационного центра… Только тридцать и семь десятых процентов… Оперативной обстановкой не владеют… Работа по выдвинутым версиям носит формальный характер…
Рожица получалась неинтересной. Какой-то злобной и отталкивающей.
– Рога подрисуй, – шепнул сосед справа, наблюдавший за рождением шедевра. Петрович вывел пару рогов на макушке.
– Во, в самый раз.
– Слышь, мужики, слово из шести букв. Противоестественное положение вещей, ситуации.
– Абсурд.
– Спасибо.
– …По итогам десяти месяцев… Ряд руководителей наказаны строжайшим образом, вплоть до предупреждения… Все имеющиеся резервы для достойного завершения года… Обеспечить правопорядок и спокойствие граждан… Большие надежды…
Не спать, не спать… Тогда, в семьдесят каком же? Господи, а сейчас-то какой? Двадцать лет… Как один день. А зал? Нет, вроде другой был. Но остальное… А может, наваждение? Ложная память, причуды человеческого мозга? Нет-нет, было. Проценты, планы, проверки, совещание, оратор. «По итогам решающего года пятилетки, выполняя наказ партии и народа, мы достигли девяностопроцентной раскрываемости… Обеспечить правопорядок и спокойствие граждан… Большие надежды… Да здравствует…»
Шум упавшего блокнота. Понимающий смешок соседа.
– Да брось ты. Не мучайся.
– Слушай, какой нынче год?
– Ну, ты совсем! С утра был девяносто четвертый.
– Господи, двадцать лет. Не верю…
– В результате низкой организации работы на местах… Слабые оперативные подходы… Достигнуть шестидесятипроцентной раскрываемости… Рост тяжких преступлений… Все силы… Большие надежды… Большие надежды… Большие надежды… Надеж…
Контора обзывалась красиво – «Центурион». Охранная фирма. Сидящий за стеклянными дверьми цербер-вратарь, в безразмерной камуфляжке, обвешанный всевозможными средствами личной и общественной защиты, отбивал всякое желание у праздно болтающихся граждан пересекать металлический порог учреждения и справляться о наличии за дверьми магазина или закусочной.
За двери было трудно проникнуть даже в прямых, непосредственно связанных с услугами фирмы целях. Переговорное устройство, сопровождение. Проверка личности. Шум радиостанции. Фирма.
Минут пять, стоя на противоположной стороне улицы, Белкин мозолил глаза прохожим. Мелкий дождь абсолютно его не беспокоил; зонт, давно превратившийся в пучок прутьев с остатками черной материи, с лета валялся за кабинетным диваном. Покупать новый не хотелось.
Ломиться через металлическую вертушку и бритоголового «вратаря» в планы Вовчика не входило. По крайней мере, в настоящую минуту. Заявиться к юрисконсультанту «Центуриона» с наводящими вопросами и намеками, ничего не имея в активе, было бы непрофессионально, смешно и глупо. Но рано или поздно нанести визит придется, в связи с чем неплохо изучить положение дел на местах, подсобрать хотя бы внешнюю информацию.
Результаты первых сборов оказались достаточно неутешительными. Фирмочка вполне оправдывала свое громкое название, что не позволяло влететь внутрь галопом, выстроить, работая дубинками, весь живой люд и тут же отправить по маршруту «Центурион» – «Кресты». Хотя Вовчик был искренне убежден, что, сделай он это сию минуту, ошибки бы не возникло и справедливость бы ничуть не пострадала. Но Свое мнение он никому не навязывал, предполагая, что время все само расставит по местам.
Ему же требовалось провести лишь оперативную установку. Так на научно-методическом языке называлось мероприятие по развешиванию лапши на уши законопослушным гражданам с целью получить обратную лапшу уже на собственные уши. И как правило, чем больше врешь сам, тем больше врут тебе.
***
Офис находился в жилом доме старого фонда, что также говорило о солидности предприятия. Квадратные метры в престижных местах стоят чрезвычайно дорого. Дверь была прорублена прямо в стене; раздвижные решетки не портили фасад, а три каменные ступеньки неплохо вписывались в общий вид здания.
Ряд «иномарок» у подъезда на размеченной обочине. Тоже показатель благополучия. Джип с усиленным бампером. Почти боевая машина пехоты. Короче, даже без проникновения за стеклянные двери становилось понятно – на этой кухне заправляет серьезный стряпчий; можно было не сомневаться – через месяц Белов Андрей отдаст и квартиру, и машину и еще извинится за причиненные неудобства. Сейчас бедолага пытался воспроизвести внешний вид вчерашних гостей на мониторе энтэошного компьютера. Насколько его попытки будут успешны, станет ясно через пару часов.
То, что гости не надели модных ныне чулок или шапочек с прорезями, говорило о их полной уверенности в собственной правоте и, следовательно, безнаказанности. То есть о том, что на оперативно-розыскную деятельность милиции они плевали с высокой колокольни.
С созерцания архитектуры Белкин перешел на изучение охранника и входяще-выходящих личностей.
Охранник, судя по ловкому накручиванию дубинки между трех пальцев, в прошлом служил постовым милиционером, а учитывая толщину его щек, можно было догадаться, что с этой службы он уволился по собственному желанию в связи с низким денежным обеспечением. Такие щеки нуждались в постоянном притоке свежих витаминов и крупной наличности.
Вовчик поплотнее надвинул кепочку и двинулся к вратам «Центуриона». Накручивание дубинки прекратилось, и она заняла удобное для атаки положение в ладони.
– К кому?
– Здороваться надо. Витьку позови.
– – Какого Витьку?
– Уварова. Дурня этого рыжего.
Тумблер мозга охранника занял положение «Включено».
– Я не помню такого.
– Ну, так вспомни! Он сегодня здесь должен быть. Мы договаривались.
Лапша пошла в ход, уверенно опутывая ломаные уши экс-постового.
– Погоди… Сергеич, здесь какого-то Уварова спрашивают. Глянь там.
Белкин нетерпеливо постукивал носком ботинка по мраморному полу офиса.
– У нас такого нет, – прошипел голос из рации.
– Как нет?! – не обращая внимания на дубинку, заорал Вовчик прямо в микрофон. – Братан, погоди! Ты глянь внимательнее! Длинный такой, в «Адидасе»!
Рация отключилась.
– Слышь, командир, – обратился Белкин к сторожу, – это ж Апрельская, 8? Ну так в чем дело? Витька, наверное, по девочкам на этажах шастает, а про меня забыл. У нас стрела с ним. Сам ведь, дятел, забил. Который на твоих?
Охранник, слегка успокоенный тем, что собеседник не собирается устраивать вооруженный налет на фирму, показал часы.
– Во, черт! Слышь, а он не проходил? Кожаная куртка по пояс, коричневая. Штаны «Адидас». Сам рыжий.
– Не было вроде…
– Братан, я быстро, туда-сюда. Наверняка ведь здесь, в натуре. Кто там у тебя на том конце?
Вовчик кивнул на рацию и, не выслушав ответ, проскочил мимо. «Центуриона», к счастью, отвлек телефонный звонок, и он решил не показывать свой боевой пыл, гоняясь с дубинкой наперевес за Белкиным.
Вовчик же в душе кипел от негодования. Он, офицер милиции, вместо того чтобы поставить этого дебила лицом к стене или положить на пол, обыскать, изъять незаконно носимое оружие и отправить в камеру, должен изображать из себя какого-то недоумка. Конспирация, твою мать. Оперативный подход. Но ничего. Всему свое время.
Парадный коридор вел к двери, за которой оказалась лестница на верхние этажи. «Центурион», по-видимому, занимал весь подъезд, потому ;что двери на площадках были беспечно приоткрыты. Шмыгнув в первую попавшуюся, Вовчик очутился в довольно просторной квартире с высокими потолками и длинным коридором. Дом, похоже, только что прошел капремонт, и его квартиры были распроданы различным компаниям и фирмам под офисы.
На том месте, где нормальные люди ставят вешалку, размещался небольшой столик с девушкой за компьютером.
– В футбол играем? – кивнул Белкин на дисплей.
– Вы к кому?
Девушка оказалась серьезной и недоступной. Вовчик продолжил курс оздоровительного вешания лапши:
– Это у нас «Центурион»?
– «Центурион».
– Я за акциями, но только чтобы без обмана.
– О чем речь? Акции надежные, дивиденды ста… Тьфу, какие акции?! Это охранная фирма!
– Моментик. – Белкин достал блокнот. – Апрельская, 8?
– Да.
– «Центурион»?
– Ну да.
– И других контор в этом подъезде нет?
– Нет, только мы.
– И никто не продает акции?
– Какие акции, что вы мне морочите голову?
– Именные. С процентами. Вы же дали объявление в газетах.
Девушка щелкнула кнопочкой:
– Виктор Сергеевич, тут какой-то ненормальный. Хочет купить акции. Что-что? Спустить его с лестницы? Хорошо.
Девушка еще раз надавила клавишу:
– Сережа, подойди, пожалуйста. Поняв, что Сережа – это тот самый малый у стеклянных дверей, Вовчик решил откланяться.
Чтобы не обломать товарищу рога.
– Виноват, пардон-мердон…
В течение следующей минуты он ухитрился обскакать все коридоры, заглянуть во все двери, сосчитать количество персонала, срисовать в одном из кабинетов физиономию Бражника и благополучно выбраться из лабиринта на парадную лестницу.
Для подтверждения белкинских интуитивных предположений хватило даже беглого осмотра: «Центурион» – бандитское гнездо, на которое при первом удобном случае следует натравить РУОП, СОБР и ОМОН вместе взятых. Что же касается юрисконсультанта, так его на причастность ко вчерашнему случаю черта с два колонешь, потому что фирмы такого размаха дураков не держат, а следовательно, ссылки на чистосердечное признание будут абсолютно неуместны.
Очутившись снова на улице, Белкин пересек Апрельскую и зашел в ближайший подъезд. Там поднялся наверх, отогнув подпирающий дверь гвоздь, проник на чердак и подошел к мутному стеклу круглого оконца. Если окошечко вымыть, то из него откроется замечательный вид на ворота «Центуриона». Стало быть, завтра утром сюда приедут Леша с Колей, вооруженные экспертной видеокамерой, и займутся съемками любительского фильма «Такова бандитская жизнь», главные роли в котором будут играть граждане, схожие по приметам с налетчиками.
После окончания съемок фильм будет продемонстрирован Белову, и если последний вдруг кого-нибудь признает, то видеокассета отправится на Каннский фестиваль в категории документального кино.
Белкин посидел немного у чердачного иллюминатора, после чего вернулся на лестницу, сбежал вниз и поехал в отдел.
ГЛАВА 3
– Вы знаете, Григорий Валентинович, мне кажется, э-э, что это целенаправленная политика властей в отношении сцепщиков вагонов. Каково ваше мнение?
– Я полностью разделяю данную точку зрения. Вы, безусловно, правы. Давайте взглянем на факты. За прошедшие два года было совершено уже три нападения на сцепщиков вагонов. И ни одно – заметьте, ни одно! – до настоящего времени не раскрыто. Я склоняюсь к мысли о том, что государство либо умышленно игнорирует данные факты, закрывая на них глаза, либо расписывается в собственном бессилии. Если же предположить, что все нападения связаны между собой некоторыми моментами, а именно, способом совершения, то напрашиваются вполне определенные выводы.
– Не расцениваете ли вы недавний инцидент с двоюродным братом сцепщика второго разряда Ромашкина Льва Сергеевича как, э-э, откровенную провокацию властей в лице милиции?
– Этот случай следует выделить особо, потому что это коварный удар прежде всего по самому Льву Сергеевичу. Мы знаем его как уважаемого человека, прекрасного работника и законопослушного гражданина, и тот факт, что его брата безо всяких на то оснований, прямо с улицы, доставили в отдел милиции, где водворили в общую камеру вместе с уголовниками, только подтверждает мою мысль о целенаправленной политике государства.
– Да, но говорят, что он, будучи в нетрезвом виде, избивал прохожих и что по данному факту возбуждено уголовное дело.
– Это полнейшая чепуха, а любое дело, как всем нам хорошо известно, можно сфабриковать. Происшествие с братом Льва Сергеевича мы так не оставим и добьемся восстановления справедливости любым путем.
– Какие конкретные шаги, э-э, вы намерены предпринять в связи с той атмосферой, что сложилась вокруг людей в желтых спецовках? Я имею в виду сцепщиков вагонов, разумеется.
– Во-первых, мы планируем создать ассоциацию, основной задачей которой станет защита чести, жизни и достоинства сцепщиков вагонов, и на наши нужды потребуем выделения средств из городского бюджета. Также собираемся учредить собственный печатный орган – газету «Мертвая сцепка», где будем поднимать все наболевшие вопросы, связанные с проблемами людей этой нелегкой профессии. И наконец, третий шаг, что мы предпримем, – это будем добиваться в правительстве и лично у Президента дополнительных кредитов…
– Выруби эту ахинею!!! – Гончаров метнул в висевшее на стене старенькое радио шило, но промахнулся.
Таничев протянул руку и убавил звук.
– Ты поосторожней, чуть в меня не попал. Чего тебе, собственно, не нравится? У каждого свои проблемы. Хотят люди газету издавать, ну и что?
– С ума, что ли, все посходили? Сцепщики вагонов, надо ж! Целенаправленная политика, милиция… Можно подумать, одних этих сцепщиков опускают. Вон, таксистов через день грабят, валютники по швам трещат, и что, тоже целенаправленная политика?
– Паша, не принимай близко к сердцу издержки демократии. Во Франции на улицу выходят толпы демократов с требованиями ввести для школьников льготные цены на презервативы, чтобы ребята СПИДом не заразились. И ничего особенного. Прислушиваются, вводят.
– А ты откуда знаешь, во Франции был?
– По телеку показывали. Так что, привыкайте. Потихоньку, помаленьку… Сразу-то оно, конечно, стремно. К тому же, если ты помнишь, любой человек считает себя компетентным в двух областях – в лечении простуды и триппера и в раскрытии преступлений. И если негодяй опустивший какого-нибудь сцепщика, почему-то не находится – все, караул, целенаправленная политика!
В кабинет ввалился Казанцев. Стряхнул с джинсовки капли дождя и упал на стул.
– Ну, что там, Казанова?
– Голяк, – выдохнул Костик.
– Что, совершенно? Так не бывает. Родню застал?
– Застал. Толку-то… Им не до версий сейчас, сын все-таки. Потом, когда отойдут, еще потолкую.
– А пока что говорят?
– Поехал к этому Белову поговорить насчет работы. Год как сократили, ничего путевого не нашел, одни случайные заработки из серии «купи-продай». Мыкался по знакомым. С Беловым никаких конфликтов. И с другими тоже.
– Подумать только. Очень примечательная личность. Конфликтов, по-моему, не было только у Робинзона Крузо, да и то лишь до появления Пятницы.
– По крайней мере, родственники ничего не знают. С женой он обычно всем делился. А вот влезть в драку действительно мог. В смысле, за Белова. По натуре такой. С Беловым о встрече не договаривался, просто предупредил жену, что будет в тех краях и заскочит поболтать.
– А по самому Белову есть что-нибудь?
– Тот день прослеживается. Существенных расхождений нет. К нотариусу я не заезжал, как и договаривались. Взяв деньги, Андрей действительно заходил в пару магазинов, затем побывал в валютнике, что в универмаге, потом пообедал в «Чайке» и вернулся домой. На лестнице его видела соседка.
– Складно все как-то… – сказал Паша и хмуро посмотрел в сторону радио.
Если утром еще оставалась надежда, что никакого налета не было, а Белов просто красиво обставился, то сейчас она почти полностью растворилась. И реальных фактов, которые позволили бы его «дожать», не нашлось.
– Неохота с этим «Центурионом» завязываться, – произнес он минуту спустя.
– Понятное дело. Тут только наудачу. Если на разбое их бойцы были, что весьма сомнительно. По фамилии Андрея спросили – прямая засветка. Скорее всего, какие-нибудь левые. Надо связи Бражника устанавливать. Вне «Центуриона».
– Эти умные мысли ты для плана ОПД прибереги. Туда же можешь забить проверку больниц и травмпунктов. Начальство любит такие предложения. Антон все-таки одного да отоварил гантелей по репе. А связи что, до пятого колена проверять? Свихнемся.
– А ты что предлагаешь? Здесь сидеть целыми днями?
Паша понимал правоту Казанцева, но по причине плохого настроения злился на всякие пустяки. К тому же ему ужасно не нравилось, когда кто-то, демонстрируя собственную сообразительность, высказывает вслух и так всем понятные вещи.
Казанцев бросил папку с материалами в стол.
– Я сейчас в РУВД по пути заезжал. Эксперт говорит, что уже на третьем убийстве в нашем районе находятся одни и те же пальцы. Он там рапорты строчит, чтобы мы занялись. Я ничего не понимаю. Те «мокрухи» никак между собой не связаны. Один отпечаток нашли на руле машины, в которой расстреляли бандита, такой же точно – в подвале, где щелкнули по голове БОМЖа, и третий
– на бутылке, найденной в притоне на Картонной. Помните, где гопника ножом подрезали? Эксперт мне все уши прозвонил: «Серия, серия! Почерк! Ищите общих знакомых!» Умный какой. Сказал, что этот отпечаток он в городской компьютер загнал, если еще где проявится, сразу даст знать.
– Про проверку ничего не слышно? – спросил до сих пор молчавший Таничев.
– Недели через две нагрянут. Надо за бумаги браться.
Петрович тяжело вздохнул. Месяц назад его, как самого опытного, назначили среди убойщиков старшим. Теперь, помимо всего прочего, в его задачи входили посещение совещаний, подготовка отчетов и статистики, контроль за работой младших коллег, в том числе и бумажной, и, естественно, получение выговоров и взысканий.
По показателям группа находилась в «золотой» середине, в некоторых районах дела обстояли гораздо хуже, но начальство настойчиво призывало идти в гору, при этом тактично намекая Петровичу, что, если к концу года процент не поползет вверх, Таничева и компанию ждут новогодние сюрпризы.
Ребята, чтобы самортизировать ласковую руку большого гнева, повесили на стену график получения выговоров, поэтому, когда требовалась жертва, просто брали следующую по списку кандидатуру.
На сегодняшний день крайним стоял Гончаров, и за любой прокол группы наказание должен был понести он. График был составлен достаточно мудро – наказание не влияло ни на получение очередного звания или более высокой должности старшего опера, ни на материальное положение. Тот, кто особенно нуждался в деньгах, крайним не ставился, потому что при наложенном взыскании опер лишался удовольствия лицезреть премию на довольно длительный срок. Ребята жили одной жизнью и старались хоть в чем-то определять ее сами.
Несмотря на все ухищрения, предстоящая проверка могла выйти боком прежде всего Петровичу, поэтому он при любом удобном случае напоминал остальным про необходимость бумажного творчества даже за счет времени, отведенного на повышение процента.
Чем была вызвана массированная ревизия, толком никто не знал; какова установка была дана проверяющим, не предполагали и близко; а посему итогов комиссии ожидали с тревогой. Подобного грандиозного штурма не наблюдалось как минимум лет пять. Целая армия контролеров из Москвы – милицейских и прокурорских – должна была нагрянуть в город и обрушить мощь тяжелой артиллерии на нерадивые головы питерских оперов.
Проверка такого уровня, как всегда, проводилась внепланово и предполагала выявить недостатки в раскрытии убийств и тяжких преступлений. Ей, как обычно, предшествовала. проверка местного значения, поэтому в делах появились угрожающие и рекомендательные резолюции, которые надлежало исполнить в установленный срок. К приезду старших братьев дела должны были пухнуть от бумаг, показывающих, что работа ведется полным ходом, розыск бьет разводным ключом, а то, что преступник пока не установлен, – это не более чем досадная мелочь.
Непробиваемая логика – наш человек работает хорошо только в том случае, если над головушкой висит топор. А чтобы он работал совсем хорошо, топор должен быть большим и тяжелым. Кто сказал рабство? Контроль. Только контроль.
По двум десяткам глухих дел, случившимся в этом году на территории района, убойщики и так сделали все, что смогли, – без всяких указаний проверяющих и собственного начальства, – однако преступления оставались нераскрытыми, поэтому приходилось хотя бы на бумаге создавать видимость отработки тех или иных версий. Называя вещи своими именами – убойщики вовсю гнали «липу». Как раз этим и занимался Гончаров до прихода Казанцева.
Паша вновь склонился над разбросанными по столу бумагами:
– Петрович, ну что им от меня нужно? «Товарищ Гончаров, вами не выполнены указания руководства района и Главка. Срочно примите меры к устранению». Слышь, Петрович, кого я устранить должен? Руководство района и Главка? Киллеров нанять, что ли? И какое я там указание не выполнил? «Товарищ Гончаров, активизируйте работу по делу», это, что ли?
– Что это за «глухарь»?
– Да бытовуха. Жена мужа топором огладила. Помнишь этот вариант, на Черном, 20? Жена в расколе, даже чистосердечное накатала, но больше никакой доказухи нет, поэтому «глухарем» и зависло. Прокуратура не рискнула на одном признании сто третью вменить. Судебной перспективы, мол, нет. И как я должен активизировать работу? Еще одно чистосердечное признание получить? Баба мне, между прочим, до сих пор звонит, интересуется, когда суд и сколько она может получить. Класс, да? Ты мне ответь, что я сюда должен написать?
– Какой ты бестолковый, Гончар, – ответил за Таничева Костик. – Там же по-русски написано: «Активизируйте работу». Вот и напиши справку, что, согласно указанию такого-то сякого-то, работу по делу активизировал. А как именно, не расшифруй – что хотят, то пускай и думают. Вечно ты из ерунды проблему делаешь.
– Ты такой умный, потому что график выговорешников перед носом лежит. Не ты следующий.
– Не надо, не надо, я свое получил. Еще летом. А ты сам хоть разок мозгами пошевели. Только кричишь на всех углах: «Писатель Гончаров – мой предок, Обломов списан с моего прадеда!» Сам же ни одной толковой справки сочинить не можешь.
– Ты не путай русскую классику с оперативно-поисковыми делами. Классику пишут по велению души, а эту дуристику по велению каких-то умников из Министерства внутренних дел!
– Этот довод не оградит нас от их министерских проверок. Потому, наследник великого пера, учитесь, к примеру, у меня. В моем гинекологическом дереве хоть и не было великих писателей, однако во – сочинять могу.
Костик врезал ладонью по извлеченному из стола объемистому тому оперативно-поискового дела.