Страница:
Парень резко повернулся, сбросил Клубникина и выхватил из-под куртки ножик, больше похожий на римский меч. Детине оказалось всего лет шестнадцать, но по сложению он был на две головы выше Володи и раза в два пошире в плечах.
– Тебе чего? – ухмыльнулся он. Остальные уже подбежали и, тяжело дыша, стояли рядом.
– Куртку отдай, длиноногий, – ответил Клубникин, одной рукой утирая пот, а второй вытаскивая из-под пиджака пистолет.
– Ой, волын. Откуда у тебя? – удивился парень.
– Сейчас узнаешь. А ну-ка, брось свою приблуду и сам на землю. Живо!
Улица была пустынна, прохожих как назло не было. Подростки-сообщники, увидав пистолет, бросились врассыпную. Клубникин передернул затвор и повторил просьбу прилечь на асфальт. Парень, положив рядом куртку и нож, нехотя подчинился. Володя снял ремень, перетянул тому руки и, быстренько обшмонав, вынул у него из карманов пачку сигарет, ключи и пакетик с наркотой.
– Цепочка где, козел? – спросил он, усаживаясь на парня и закуривая сигарету.
– Не знаю, – простонал он.
– Ладно, в отделении поговорим.
– Хулиган! – раздался из форточки женский крик. – Ты что мальчишку избил? Ну-ка, слезай с него. Вот я милицию вызову!
– Вызывай, вызывай, мамаша, телефон помнишь? 02. Только побыстрее, – крикнул Клубникин, пуская дым.
Действительно, всего через минут сорок на улице показалась машина соседнего отделения с сержантом и водителем. Сержант, узнав Клубникина, поприветствовал его.
– Ты чего, Володя, у нас на территории хулиганишь? У себя, что ли, негде?
– Угощайся, – Клубникин протянул сержанту пачку сигарет и повернулся к парню. – Ну, орел, залазь в цугун-дер. – И, усмехнувшись, процитировал Филатова: – Вот милок, каков итог? Обмишурился чуток, а чуток-то сей потя– нет лет примерно на пяток!
В этот момент из подъезда выскочила женщина.
– Товарищ милиционер, я все видела – вот этот, маленький, мальчонку избил, сел на него да еще и хамил. Посмотрите, на ребенке лица нет, и это среди бела дня. До чего дожили!
В отделении, пристегнув задержанного наручниками к батарее, – камера была занята – Клубникин пошел успокаивать Ленку. Спустя полчаса позвонил дежурный следователь.
– Алло, следователь Корзинкин, что там у вас?
Клубникин объяснил ситуацию.
– Нож и наркотики с понятыми изъяли?
– Да где ж я их вам возьму? Это надо, чтобы они со мной все время ходили, а то и бегали при случае. Кто ж согласится?
– Тогда ничего не выйдет. Нож и наркотики ему не вменить. Остается грабеж. Потерпевшая его опознает?
– Парня опознаешь? – шепнул Клубникин Ленке, зажав трубку рукой.
– Не знаю, вряд ли, я испугалась очень.
– Опознает.
– Ну, тогда попробуем, но чтобы все железно – понятые, подставные и тэ дэ. Присылайте машину, я жду в РУВД.
Спустя пару часов, когда были проведены все необходимые следственные мероприятия и парня отправили в ИВС на трое суток, Клубникин сидел в дежурке и читал составленную дежурным справку о раскрытии преступления: «В 85 отделение милиции обратилась гражданка Иванова Елена Михайловна, ученица 9-а класса 383 средней школы Кировского района, с заявлением о том, что неизвестный преступник нанеся ей легкие телесные повреждения и под словесной угрозой отобрал куртку производства Финляндии и золотую цепочку. С места происшествия скрылся. Созданной следственно-оперативной группой в составе начальника Кировского РУВД Головко, начальника ОУР Петренко – далее следовал список из еще семи-восьми руководителей плюс следователь Корзинкин – по оперативным данным был задержан и изобличен в совершении данного преступления гр-н Каребин Павел Петрович, 1975 года рождения, учащийся СПТУ-42. Похищенное частично изъято».
Клубникина в списке отличившихся не было. Володя на секунду представил, как все вышеперечисленные начальники бегут по проспекту Стачек за Каребиным, и улыбнулся. Сцена действительно живописная, особенно, если повесить каждому номера на грудь, обуть в «Адидас» и выстроить в цепочку по старшинству.
– А я-то где? – спросил он у дежурного.
– А у тебя выговор не снят, у нас все учтено, так что ты в пролете.
– Ладно, спасибо, хоть не достают за неправомерную демонстрацию оружия.
Клубникин пошел к себе. Кивинов рассматривал куртку. Володя в двух словах рассказал об удачном забеге.
– Каребин? Каребин… Вспомнил. Могу поспорить, что через три дня его отпустят.
– Как это? – не понял Клубникин.
– Его уже пару раз задерживали, примерно за такие же варианты, и все время отпускали. Мамашка, знаешь, у него кто? Директор мясного магазина на Стачек. Она все РУВД колбасой снабжает, и в том числе лично начальника следствия. Это Корзинкин его сдуру тормознул, он молодой еще, не подумал.
– Что, его совсем отпустят?
– Ну, не знаю. Если дело возбуждено, то, скорее всего, прекратят и передадут в товарищеский суд по месту работы, как в прошлые разы.
– Так он же не работает!
– Володя, ты наивный человек. Да что, мамашка справку ему не сделает какую-нибудь и характеристику положительную? В одни ворота! Передовиком производства и ударником коммунистического труда будет. Только рассматривать его проступки будет не товарищеский суд, а его дружки-наркоманы. Соберутся на сходняк, сядут в кружочек, закурят травки и ему на вид поставят, почему, мол, медленно бегаешь. Исправляйся.
– Так он же снова грабить будет!
– Ну, снова поймаешь. Эко проблема. Главное, что в холодильнике колбаса всегда есть.
Клубникин тяжело вздохнул, достал из шкафа гармошку и затянул грустную мелодию.
Кивинов оказался прав. Спустя три дня Каребин лично зашел в отделение передать привет Володе и порадовать того своим освобождением.
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
– Тебе чего? – ухмыльнулся он. Остальные уже подбежали и, тяжело дыша, стояли рядом.
– Куртку отдай, длиноногий, – ответил Клубникин, одной рукой утирая пот, а второй вытаскивая из-под пиджака пистолет.
– Ой, волын. Откуда у тебя? – удивился парень.
– Сейчас узнаешь. А ну-ка, брось свою приблуду и сам на землю. Живо!
Улица была пустынна, прохожих как назло не было. Подростки-сообщники, увидав пистолет, бросились врассыпную. Клубникин передернул затвор и повторил просьбу прилечь на асфальт. Парень, положив рядом куртку и нож, нехотя подчинился. Володя снял ремень, перетянул тому руки и, быстренько обшмонав, вынул у него из карманов пачку сигарет, ключи и пакетик с наркотой.
– Цепочка где, козел? – спросил он, усаживаясь на парня и закуривая сигарету.
– Не знаю, – простонал он.
– Ладно, в отделении поговорим.
– Хулиган! – раздался из форточки женский крик. – Ты что мальчишку избил? Ну-ка, слезай с него. Вот я милицию вызову!
– Вызывай, вызывай, мамаша, телефон помнишь? 02. Только побыстрее, – крикнул Клубникин, пуская дым.
Действительно, всего через минут сорок на улице показалась машина соседнего отделения с сержантом и водителем. Сержант, узнав Клубникина, поприветствовал его.
– Ты чего, Володя, у нас на территории хулиганишь? У себя, что ли, негде?
– Угощайся, – Клубникин протянул сержанту пачку сигарет и повернулся к парню. – Ну, орел, залазь в цугун-дер. – И, усмехнувшись, процитировал Филатова: – Вот милок, каков итог? Обмишурился чуток, а чуток-то сей потя– нет лет примерно на пяток!
В этот момент из подъезда выскочила женщина.
– Товарищ милиционер, я все видела – вот этот, маленький, мальчонку избил, сел на него да еще и хамил. Посмотрите, на ребенке лица нет, и это среди бела дня. До чего дожили!
В отделении, пристегнув задержанного наручниками к батарее, – камера была занята – Клубникин пошел успокаивать Ленку. Спустя полчаса позвонил дежурный следователь.
– Алло, следователь Корзинкин, что там у вас?
Клубникин объяснил ситуацию.
– Нож и наркотики с понятыми изъяли?
– Да где ж я их вам возьму? Это надо, чтобы они со мной все время ходили, а то и бегали при случае. Кто ж согласится?
– Тогда ничего не выйдет. Нож и наркотики ему не вменить. Остается грабеж. Потерпевшая его опознает?
– Парня опознаешь? – шепнул Клубникин Ленке, зажав трубку рукой.
– Не знаю, вряд ли, я испугалась очень.
– Опознает.
– Ну, тогда попробуем, но чтобы все железно – понятые, подставные и тэ дэ. Присылайте машину, я жду в РУВД.
Спустя пару часов, когда были проведены все необходимые следственные мероприятия и парня отправили в ИВС на трое суток, Клубникин сидел в дежурке и читал составленную дежурным справку о раскрытии преступления: «В 85 отделение милиции обратилась гражданка Иванова Елена Михайловна, ученица 9-а класса 383 средней школы Кировского района, с заявлением о том, что неизвестный преступник нанеся ей легкие телесные повреждения и под словесной угрозой отобрал куртку производства Финляндии и золотую цепочку. С места происшествия скрылся. Созданной следственно-оперативной группой в составе начальника Кировского РУВД Головко, начальника ОУР Петренко – далее следовал список из еще семи-восьми руководителей плюс следователь Корзинкин – по оперативным данным был задержан и изобличен в совершении данного преступления гр-н Каребин Павел Петрович, 1975 года рождения, учащийся СПТУ-42. Похищенное частично изъято».
Клубникина в списке отличившихся не было. Володя на секунду представил, как все вышеперечисленные начальники бегут по проспекту Стачек за Каребиным, и улыбнулся. Сцена действительно живописная, особенно, если повесить каждому номера на грудь, обуть в «Адидас» и выстроить в цепочку по старшинству.
– А я-то где? – спросил он у дежурного.
– А у тебя выговор не снят, у нас все учтено, так что ты в пролете.
– Ладно, спасибо, хоть не достают за неправомерную демонстрацию оружия.
Клубникин пошел к себе. Кивинов рассматривал куртку. Володя в двух словах рассказал об удачном забеге.
– Каребин? Каребин… Вспомнил. Могу поспорить, что через три дня его отпустят.
– Как это? – не понял Клубникин.
– Его уже пару раз задерживали, примерно за такие же варианты, и все время отпускали. Мамашка, знаешь, у него кто? Директор мясного магазина на Стачек. Она все РУВД колбасой снабжает, и в том числе лично начальника следствия. Это Корзинкин его сдуру тормознул, он молодой еще, не подумал.
– Что, его совсем отпустят?
– Ну, не знаю. Если дело возбуждено, то, скорее всего, прекратят и передадут в товарищеский суд по месту работы, как в прошлые разы.
– Так он же не работает!
– Володя, ты наивный человек. Да что, мамашка справку ему не сделает какую-нибудь и характеристику положительную? В одни ворота! Передовиком производства и ударником коммунистического труда будет. Только рассматривать его проступки будет не товарищеский суд, а его дружки-наркоманы. Соберутся на сходняк, сядут в кружочек, закурят травки и ему на вид поставят, почему, мол, медленно бегаешь. Исправляйся.
– Так он же снова грабить будет!
– Ну, снова поймаешь. Эко проблема. Главное, что в холодильнике колбаса всегда есть.
Клубникин тяжело вздохнул, достал из шкафа гармошку и затянул грустную мелодию.
Кивинов оказался прав. Спустя три дня Каребин лично зашел в отделение передать привет Володе и порадовать того своим освобождением.
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 1
ИЗ ДОКУМЕНТОВ:
УТВЕРЖДАЮ:
Начальник Кировского РУВД полковник милиции Головко Н.А.
15 апреля 1992 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
об отказе в возбуждении уголовного дела г. Санкт-Петербург 15.04.92 года Оперуполномоченный УР 85 отделения милиции, лейтенант милиции Клубникин В.Г., рассмотрев материал КП-5125 от 12.04.92, УСТАНОВИЛ:
15 апреля 1992 года в 85 отделение милиции обратился гр-н Коленвалов А.А., 1973 г. рождения, прож. по адресу проспект 2-го Интернационала, 80, кв.5, учащийся СПТУ-42, с заявлением о пропаже принадлежащего ему мотоцикла «Ямаха», гос. номер В 0006 СП. Мотоцикл находился возле дома, противоугонными средствами защиты оборудован не был. Проведенными оперативно-розыскными мероприятиями установить местонахождение мотоцикла не представилось возможным, однако проверкой также установлено: мотоцикл располагался в 70 метрах от свалки бытовых отходов (помойки), прикреплен к месту стоянки не был. В ночь с 11 на 12 апреля, согласно полученной метеорологической справке, дул шквальный ветер (20 м/сек), в результате чего мотоцикл мог порывом ветра откатиться к месту расположения свалки и упасть за кирпичное ограждение. Таким образом, любой проходящий мимо мог увидеть его и забрать как бесхозный или выброшенный, т.е. состава преступления в данном случае не установлено.
Учитывая все вышеизложенное, руководствуясь ст. 5 п. 2 ист. 113 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ:
1. Уголовного дела по данному факту не возбуждать, материал проверки прекратить и сдать в архив 85 отделения милиции.
2. Розыск мотоцикла прекратить.
3. О принятом решении заявителя уведомить устно.
Оперуполномоченный УР 85 о/м Клубникин В. Г.
– Дай закурить, Василич, – жалобно попросил Зубр у сидящего напротив Кивинова и вытер вспотевший лоб.
– Сначала разговор, удовольствие потом. Сам дашь расклад – разрешу написать явку с повинной, поменьше получишь.
– Что рассказывать-то?
– Я понимаю, – вступил в разговор Соловец, – за тобой пакостей всяких – не сосчитать. Нас интересует вот эта зеленая куртка. Учти, там документы остались, так что сами, если что, у хозяина узнаем, каким образом она у него пропала.
Документов там, конечно, не было. Соловец блефовал, но Газонский после предъявления найденной у Хмеля куртки явно струхнул и все принимал за чистую монету.
– И потом учти, – продолжал Соловец, – Хмель раскололся и сидит сейчас в соседней камере. Мозгами побыстрее шевели.
Это тоже был блеф чистой воды. Во-первых, Хмелем в уг-ро даже и не пахло, он сейчас, в лучшем случае, перевернулся на другой бок в своей хавире, а во-вторых, в 85-м отделении была всего одна камера.
Зубр вздохнул, посмотрел на решетки на окнах и начал:
– В общем, недели две назад, число не помню, мы с Хмелем мужика в баре опустили. Не местный мужик, первый раз его видели. Зашел он в бар, весь трясся, как паралитик, руки дрожали. Взял два пива, расплатился тысячной. Там кассир сидит наш, так он семафорит, если клиент богатый, мы ему потом десять процентов отстегиваем. Встал тот мужик за первый столик, мы сразу поняли, что лох – туда только блатные встают. Сдачу стал в лопатник пихать, а там капусты – тонн на десять, не меньше. Выпил он кружку пива и в сортир подался, а там уже Хмель. Я – сзади за ним. Ну, в сортире Хмель мужику баллоном в рожу и сунул, а я в свою очередь – кастетом ему по башке. Мужик и пикнуть не успел, свалился как подкошенный. Мы его в женский гальюн затащили, куртку содрали, бабки вытащили, и котлы еще, кажется, Хмель снял. А затем – на выход и на дно. За неделю бабки спустили, а про куртку-то и забыли, так у Хмеля и лежала. В ней я заточку и нашел, да себе сдуру оставил, на всякий случай, а кастет выкинул. Только документов там никаких не было, – вспомнил вдруг Зубр.
– Они за подкладку завалились, – нашелся Соловец.
– А с мужиком нельзя договориться? – с надеждой в голосе спросил Зубр. – Чтобы заяву забрал?
– Ну, ты же грамотный человек, Газонский, знаешь, что по тяжким преступлениям заяву не забрать.
– А это, что, тяжкое?
– Для тебя, конечно, семечки, а по закону – статья 146 УК.
– Сидеть, значит, – вздохнул Зубр. – Дайте хоть явку написать, раз обещали.
– Успеешь еще. Вспомни-ка лучше число, когда это было.
Зубр задумался.
– Вспомнил! – после долгих раздумий воскликнул он. – 1 апреля! Мы еще в баре ради хохмы Калмыку мочу вместо пива налили, а через полчаса мужик этот привалил.
– Тут неувязочка одна – у мужика цепочка была золотая, – глазом не моргнув, соврал Кивинов. – А ты что-то скромничаешь…
– Была, – неожиданно согласился Зубр, – я ее Надьке подарил. Приметная такая цепочечка, с брелком.
Соловец переглянулся с Кивиновым. 1 апреля – день убийства таксиста, плюс зеленая куртка, плюс совпадение времени. Выходило, что Зубр с Хмелем, сами того не подозревая, грабанули убийцу таксиста. Кивинов от волнения принялся перекладывать бумаги с одного края стола на другой, Соловец же без перерыва курил и мерял шагами кабинет.
– Как мужик выглядел, помнишь?
– Да обычно, лет 30-35.
– Волосы, рост, фигура?
– Светлые, кажись, я не помню точно, мне ни к чему это было. Помню вот, деньги были тоннами, да наколка еще на руке была.
– Какая наколка? – наклонился к Зубру Соловец.
– Не наш, не блатная. На кисти, вот здесь, – показал Зубр. – Щит и меч. А роста высокого – я снизу кастетом бил.
Больше из Зубра вытянуть ничего не удалось, поэтому ему дали лист бумаги, и он, довольный, отправился в камеру писать явку с повинной.
Соловец одной рукой держал чашку с кофе, а второй обыскивал куртку. Опытными движениями он извлекал из нее рассыпанный табак, песок, грязь и прочие обычно находящиеся в карманах ценности. Обшмонав боковые карманы, он перешел на внутренние, которые на вещественные доказательства оказались более богатыми. Во-первых, один карман оказался двойным, а во-вторых, на подкладке первого он нашел запекшуюся кровь, а в следующем кармане им был обнаружен бумажный рубль, на корешке которого зеленой пастой был записан номер телефона. Переписав номер на календарь, Соловец сунул рубль в свой карман. Судя по номеру, абонент находился в районе площади Стачек.
– Дедукция мне подсказывает, что владелец данного номера может иметь самое непосредственное отношение к нашему таинственному незнакомцу. Какие будут у собравшихся предложения? – обратился Соловец к сидящим у него в кабинете оперативникам.
– Колоть, – первым подал голос Клубникин.
– Рано, – сказал Кивинов. – Надо отдать адрес Борисову, пусть проверит через Главк своими силами.
– Борисова самого сначала найти надо, а времени терять нельзя.
– Сделаем так, – решил Соловец. – Установим адрес, я, Волков и Таранкин поедем туда, а Кивинов с Клубникиным – к Надьке, цепочку изымать. Может, что на брелке будет. На Главк рассчитывать нечего – до мая далеко, талонов на бензин еще не выдали, а апрельские уже кончились.
Спустя полчаса оперативники покинули отдел. Впрочем, Кивинов с Клубникиным тут же вернулись. Первый решил вызвать Надьку по телефону, а у второго была назначена в своем кабинете секретная встреча с прекрасной осведомительницей.
УТВЕРЖДАЮ:
Начальник Кировского РУВД полковник милиции Головко Н.А.
15 апреля 1992 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
об отказе в возбуждении уголовного дела г. Санкт-Петербург 15.04.92 года Оперуполномоченный УР 85 отделения милиции, лейтенант милиции Клубникин В.Г., рассмотрев материал КП-5125 от 12.04.92, УСТАНОВИЛ:
15 апреля 1992 года в 85 отделение милиции обратился гр-н Коленвалов А.А., 1973 г. рождения, прож. по адресу проспект 2-го Интернационала, 80, кв.5, учащийся СПТУ-42, с заявлением о пропаже принадлежащего ему мотоцикла «Ямаха», гос. номер В 0006 СП. Мотоцикл находился возле дома, противоугонными средствами защиты оборудован не был. Проведенными оперативно-розыскными мероприятиями установить местонахождение мотоцикла не представилось возможным, однако проверкой также установлено: мотоцикл располагался в 70 метрах от свалки бытовых отходов (помойки), прикреплен к месту стоянки не был. В ночь с 11 на 12 апреля, согласно полученной метеорологической справке, дул шквальный ветер (20 м/сек), в результате чего мотоцикл мог порывом ветра откатиться к месту расположения свалки и упасть за кирпичное ограждение. Таким образом, любой проходящий мимо мог увидеть его и забрать как бесхозный или выброшенный, т.е. состава преступления в данном случае не установлено.
Учитывая все вышеизложенное, руководствуясь ст. 5 п. 2 ист. 113 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ:
1. Уголовного дела по данному факту не возбуждать, материал проверки прекратить и сдать в архив 85 отделения милиции.
2. Розыск мотоцикла прекратить.
3. О принятом решении заявителя уведомить устно.
Оперуполномоченный УР 85 о/м Клубникин В. Г.
– Дай закурить, Василич, – жалобно попросил Зубр у сидящего напротив Кивинова и вытер вспотевший лоб.
– Сначала разговор, удовольствие потом. Сам дашь расклад – разрешу написать явку с повинной, поменьше получишь.
– Что рассказывать-то?
– Я понимаю, – вступил в разговор Соловец, – за тобой пакостей всяких – не сосчитать. Нас интересует вот эта зеленая куртка. Учти, там документы остались, так что сами, если что, у хозяина узнаем, каким образом она у него пропала.
Документов там, конечно, не было. Соловец блефовал, но Газонский после предъявления найденной у Хмеля куртки явно струхнул и все принимал за чистую монету.
– И потом учти, – продолжал Соловец, – Хмель раскололся и сидит сейчас в соседней камере. Мозгами побыстрее шевели.
Это тоже был блеф чистой воды. Во-первых, Хмелем в уг-ро даже и не пахло, он сейчас, в лучшем случае, перевернулся на другой бок в своей хавире, а во-вторых, в 85-м отделении была всего одна камера.
Зубр вздохнул, посмотрел на решетки на окнах и начал:
– В общем, недели две назад, число не помню, мы с Хмелем мужика в баре опустили. Не местный мужик, первый раз его видели. Зашел он в бар, весь трясся, как паралитик, руки дрожали. Взял два пива, расплатился тысячной. Там кассир сидит наш, так он семафорит, если клиент богатый, мы ему потом десять процентов отстегиваем. Встал тот мужик за первый столик, мы сразу поняли, что лох – туда только блатные встают. Сдачу стал в лопатник пихать, а там капусты – тонн на десять, не меньше. Выпил он кружку пива и в сортир подался, а там уже Хмель. Я – сзади за ним. Ну, в сортире Хмель мужику баллоном в рожу и сунул, а я в свою очередь – кастетом ему по башке. Мужик и пикнуть не успел, свалился как подкошенный. Мы его в женский гальюн затащили, куртку содрали, бабки вытащили, и котлы еще, кажется, Хмель снял. А затем – на выход и на дно. За неделю бабки спустили, а про куртку-то и забыли, так у Хмеля и лежала. В ней я заточку и нашел, да себе сдуру оставил, на всякий случай, а кастет выкинул. Только документов там никаких не было, – вспомнил вдруг Зубр.
– Они за подкладку завалились, – нашелся Соловец.
– А с мужиком нельзя договориться? – с надеждой в голосе спросил Зубр. – Чтобы заяву забрал?
– Ну, ты же грамотный человек, Газонский, знаешь, что по тяжким преступлениям заяву не забрать.
– А это, что, тяжкое?
– Для тебя, конечно, семечки, а по закону – статья 146 УК.
– Сидеть, значит, – вздохнул Зубр. – Дайте хоть явку написать, раз обещали.
– Успеешь еще. Вспомни-ка лучше число, когда это было.
Зубр задумался.
– Вспомнил! – после долгих раздумий воскликнул он. – 1 апреля! Мы еще в баре ради хохмы Калмыку мочу вместо пива налили, а через полчаса мужик этот привалил.
– Тут неувязочка одна – у мужика цепочка была золотая, – глазом не моргнув, соврал Кивинов. – А ты что-то скромничаешь…
– Была, – неожиданно согласился Зубр, – я ее Надьке подарил. Приметная такая цепочечка, с брелком.
Соловец переглянулся с Кивиновым. 1 апреля – день убийства таксиста, плюс зеленая куртка, плюс совпадение времени. Выходило, что Зубр с Хмелем, сами того не подозревая, грабанули убийцу таксиста. Кивинов от волнения принялся перекладывать бумаги с одного края стола на другой, Соловец же без перерыва курил и мерял шагами кабинет.
– Как мужик выглядел, помнишь?
– Да обычно, лет 30-35.
– Волосы, рост, фигура?
– Светлые, кажись, я не помню точно, мне ни к чему это было. Помню вот, деньги были тоннами, да наколка еще на руке была.
– Какая наколка? – наклонился к Зубру Соловец.
– Не наш, не блатная. На кисти, вот здесь, – показал Зубр. – Щит и меч. А роста высокого – я снизу кастетом бил.
Больше из Зубра вытянуть ничего не удалось, поэтому ему дали лист бумаги, и он, довольный, отправился в камеру писать явку с повинной.
Соловец одной рукой держал чашку с кофе, а второй обыскивал куртку. Опытными движениями он извлекал из нее рассыпанный табак, песок, грязь и прочие обычно находящиеся в карманах ценности. Обшмонав боковые карманы, он перешел на внутренние, которые на вещественные доказательства оказались более богатыми. Во-первых, один карман оказался двойным, а во-вторых, на подкладке первого он нашел запекшуюся кровь, а в следующем кармане им был обнаружен бумажный рубль, на корешке которого зеленой пастой был записан номер телефона. Переписав номер на календарь, Соловец сунул рубль в свой карман. Судя по номеру, абонент находился в районе площади Стачек.
– Дедукция мне подсказывает, что владелец данного номера может иметь самое непосредственное отношение к нашему таинственному незнакомцу. Какие будут у собравшихся предложения? – обратился Соловец к сидящим у него в кабинете оперативникам.
– Колоть, – первым подал голос Клубникин.
– Рано, – сказал Кивинов. – Надо отдать адрес Борисову, пусть проверит через Главк своими силами.
– Борисова самого сначала найти надо, а времени терять нельзя.
– Сделаем так, – решил Соловец. – Установим адрес, я, Волков и Таранкин поедем туда, а Кивинов с Клубникиным – к Надьке, цепочку изымать. Может, что на брелке будет. На Главк рассчитывать нечего – до мая далеко, талонов на бензин еще не выдали, а апрельские уже кончились.
Спустя полчаса оперативники покинули отдел. Впрочем, Кивинов с Клубникиным тут же вернулись. Первый решил вызвать Надьку по телефону, а у второго была назначена в своем кабинете секретная встреча с прекрасной осведомительницей.
ГЛАВА 2
Кивинов горячился. Надька, баба раза в два старше Зубра, с наглой улыбкой сидела перед ним. Уже в течение часа Андрей пытался убедить ее вернуть цепочку. Однако, на все доводы Надька отвечала одним-единственным аргументом, не менее убедительным, чем все резоны на свете: «Ничего не знаю».
– Дура, вернешь цепочку – иск платить не надо, смягчающее обстоятельство.
– Ничего не знаю.
– Послушай, ты, стамеска тупая, вот явка с повинной, в которой Зубр русским языком пишет, что цепочку отдал тебе. Я же сейчас пойду к тебе на хату, все полы поотдираю, но найду!
– Ничего не знаю.
– Значит так, у нас с тобой отсюда две дороги – либо мы идем в ЗАГС, тьфу ты, за цепочкой, либо мы идем к прокурору, Догадываешься зачем? За санкцией на твой арест за соучастие.
Надька молчала.
Клубникин, запершись в кабинете с очередной пассией, выгнал Кивинова в его, неотделанный, и теперь через стену слышал голос коллеги, постоянно срывающийся на крик. Судя по повышенным тонам, Андрею Васильевичу пора было помочь.
Однако, Кивинов все-таки нашел лазейку, угадав сущность Надьки, которой просто было жалко отдавать цепочку, а проблемы Зубра ей были до лампочки.
– Послушай, Надя, цепочка дорога потерпевшему как память о первой любви. Ты ведь знаешь, что такое любовь?
Надька шмыгнула носом.
– Любому нашедшему цепочку он обещал хорошее вознаграждение. – Кивинов открыл сейф и достал две пачки денег, изъятых с одного обыска. – Это все тебе, верни цепочку.
Надька протянула руку, но Кивинов мягко отстранил ее.
– Вечером цепочка – утром деньги, – сказал он и весело подмигнул ей.
– Щас принесу. – Первая человеческая фраза, сказанная Надькой, была подтверждением хода мыслей Кивинова. – Тока не обманите.
Надька выпорхнула из кабинета, куда тут же неожиданно влетела Чучурина. Кивинов всегда удивлялся, как ей удается появляться так вовремя, да еще минуя общую дверь в помещение уголовного розыска. Чучурина была возбуждена, и Кивинов настроился посмотреть очередное шоу.
– Нашли шапку? – осведомилась она.
– Увы, Маргарита Адольфовна.
– А я нашла, видела ее тут на одной бабе, да догнать не смогла – она в троллейбус села. Запишите приметы.
Кивинов взял блокнот, сделал вид, что заинтересован до крайности, и начал записывать.
Клубникин, проводив подругу, решил принять активное участие в расколе Надьки, так как считал себя великим мастером сего дела. Распахнув дверь кивиновского кабинета мощным ударом ноги, он подскочил к сидевшей ко входу спиной Чучуриной, шарнул ей по затылку ладонью и визгливым голосом прокричал:
– Ну что, манда, в тюрьму захотела? Смотри, и тебя и твоего е…ря мигом посадим!
Произошедшие за этим события можно было бы описать в отдельной книге. Определенно было ясно одно: живи великий живописец Карл Брюллов в конце двадцатого века – картина «Последний день Помпеи» была бы писана с натуры, с кивиновского кабинета. «Неполное служебное, как минимум», – хотела было промелькнуть мысль в голове Кивинова, но не успела, ее обошла другая, более актуальная: «Что делать?»
Клубникин, поняв по выражению лица коллеги и по реакции Чучуриной, что он что-то перепутал, ретировался к себе в кабинет и заперся на ключ. В полубреду собирая осколки рассыпавшихся по полу очков Чучуриной, Кивинов ползал под столом, бормоча себе под нос что-то вроде «Он перепутал, я все исправлю.»
Инженер с двумя высшими образованиями и, стало быть, женщина интеллигентная, Чучурина была прекрасна в своем гневе. Очки были еще в полете, когда с ее губ сорвался вскрик «Ой!», который плавно перешел в вой пожарной сирены, перемешанный со стуком отбойного молотка. А если к этому еще добавить выпученные близорукие глаза, брызги слюны и вставшие дыбом волосы, то портрет вампира из фильма ужасов перед вами. Не зная, что делать, Кивинов снова принялся перекладывать по столу свои бумаги, но вскоре, поняв, что успокоительного эффекта от этого никакого, он полез в сейф, достал оттуда бутылку самогона, тоже изъятую на очередном обыске, плеснул немного в чашку и протянул Чучуриной.
– Выпейте воды, успокойтесь, – заикаясь произнес он. – Это наш новый сотрудник, он вас с преступницей перепутал, с каждым может случиться. Вы, что, сами никогда не ошибались?
Чучурина схватила протянутую кружку и залпом осушила ее.
– Какие ошибки? Дайте лист, я буду писать в прокуратуру, в газету, в конце концов. Вы что себе позволяете?
Вместо бумаги Кивинов сунул ей второй стакан «воды».
Спустя полчаса Чучурина с расплывшейся до ушей улыбкой вышла из кабинета, опираясь на Кивинова и припадая головой на его тощее плечо.
– Андрюша, Андрюша, ты пойми, я женщина, я хочу любить и быть любимой, – Язык ее заплетался на каждом слове. – Я буду завтра ждать тебя, ты обязательно придешь, шалунишка.
«Шалунишка» тихо краснел и вытирал со щек помаду. Он довел Чучурину до выхода из отделения, надел ей на нос очки с оставшейся линзой и, сказав: «Непременно», закрыл за ней дверь, тем самым прервав ее любовные поползновения.
«Душевная, все-таки, женщина, – вздохнул он. -Лишь бы до дому дошла».
Согласно полученной Соловцом в жилконторе справке Железнева Наталья Викторовна, двадцати трех лет от роду, проживала в двухкомнатной квартире сталинского дома одна. Сам дом располагался сразу за памятником Кирову, в результате чего окна квартиры Натальи Викторовны выходили прямо на здание Кировского РУВД, что, несомненно, должно было оказать положительное влияние на ее моральный облик. Однако после разговора Волкова и Таранкина с соседями Железневой по площадке вырисовывалась не очень лестная для нее картина.
Квартира, как выяснилось, досталась ей по наследству от матери, умершей два года назад. Отца у Железневой не было вовсе, а если и был, то чисто формально. Обилие приходящих к ней знакомых мужского пола, в том числе негроидной и монголоидной расы, новые дорогие вещи и украшения позволяли сделать вывод, что Наталья Викторовна была проституткой. Валютной. До смерти матери она училась в каком-то техникуме, но не по желанию, а скорее под влиянием материнской ласки, и, получив полную свободу, она тут же решила – учебе конец, и окунулась в полный романтики мир путан, сутенеров и партнеров, одним словом, с головой бросилась в эротический бизнес. Судя по появившимся за последний год в квартире роскошным предметам быта, работала Наташа, что называется, не покладая ног.
Соловец позвонил в дверь и прислушался. Как и предполагали оперативники, дверь никто не открыл.
– Я ее уж неделю точно не вижу, – подсказала бабуля из соседней квартиры.
– А обычно дома живет?
– Когда как, но больше чем на два дня не пропадала.
– Родственники у нее еще есть?
– Не знаю, мать, когда жива была, с каким-то анжинером ходила, а есть ли кто-нибудь у них, сказать не могу.
– А вам ничего не говорила? Может, уехать куда собиралась?
– Ездит-то она летом. На юг. А по весне завсегда дома.
Соловец дернул ручку. Двойная сталинская дверь не сдвинулась ни на миллиметр.
– Надо динамитом, – посоветовал Волков.
– Нельзя, звонок поломаться может, – ответил Таранкин.
Минут десять все стояли в нерешительности. Деликатного предложения вынести дверь ни от кого пока не поступало. Это и понятно – последствия могут быть самые неожиданные. Положительный результат гарантировался только в том случае, если бы за дверью сидел убийца и писал явку с повинной, а во всех остальных случаях грозило служебное расследование за незаконное посещение квартиры со всем арсеналом штрафных санкций, говоря футбольным языком, вплоть до удаления с поля. Однако отсвечивать в подъезде становилось скучновато, и Соловец решил сбегать в прокуратуру и заручиться там поддержкой, объяснив всю комичность ситуации.
В прокуратуре, вероятно, с пониманием отнеслись к проблемам уголовного розыска, так как Соловец вернулся с ломиком и двумя сантехниками.
– Приступайте, – скомандовал Соловец, и двое тощих сантехников начали эстафету под девизом ломать – не стро-ить. Однако, ввиду слабой комплекции мужичков и сталинской крепости дверей, эстафета вскоре грозила сойти с дистанции. Волков, которому эта борьба железа и дерева быстро наскучила, отобрал ломик у сантехников, отработанным движением завел его за косяк и приналег своим богатырским плечом, Таранкин, в свою очередь, что было сил рванул ручку на себя. Дверь, прихватив с собой изрядный кусок косяка, распахнулась. Вторую дверь просто выбили.
Первым, что ощутили оперативники, зайдя в квартиру, был сладковато-приторный запах «духов», именуемых в судебной медицине «Газообразные продукты разложения мертвых организмов». Источник аромата был обнаружен в боль-шой комнате висящим на крюке люстры. Даже неискушенному в криминалистике человеку было бы сразу понятно, что Наталья Викторовна (а это, исходя из обморока соседки, была именно она) повесилась несколько оригинально.
Оригинальность эта состояла в том, что петля, в коей покоилась шея, находилась на высоте метров трех от пола, а никаких предметов, указывающих на то, как покойница умудрилась туда попасть, в округе обнаружено не было. Зато свободный конец петли свешивался почти до пола. Повеситься в такой ситуации возможно было лишь в двух случаях: либо прыгать под потолок с подкидной доски до тех пор, пока головой не попадешь в петлю, либо сначала влезть в петлю, а затем руками выбирать веревку, поднимая свое уже безжизненное тело под потолок. Оба варианта были идеальными для самоубийства.
Таранкин притащил от соседей стремянку и, зажав одной рукой нос, перерезал веревку. Наталья Викторовна, находившаяся в жидкой стадии разложения, рухнула на пол и стала медленно растекаться. Соловец, не обращая никакого внимания на спустившуюся к ним хозяйку, бесцеремонно лазил по шкафам в поисках документации усопшей, записных книжек, фотографий и писем.
– А тут кто-то уже порылся до меня, – в конце концов многозначительно произнес он.
– Георгич, пора на поверхность, кислород кончается, потом поищем.
– Вызови лучше местных, пусть труповоз закажут.
Через минуту он стоял посередине комнаты, тер подбородок и пускал дым в потолок.
– А ну-ка, граждане сыщики, проявите дедукцию – где, по вашему, женщина может хранить интимные записи?
– В белье.
– В косметичке.
– А вот и нет. Оказывается вот где, – сказал Соловец, извлекая из шкатулки для презервативов маленькую записную книжку. – Хорошо, что наш таинственный незнакомец не знаком с секретами дедукции, а то бы мы остались совсем ни с чем.
Пока оперативники осматривали квартиру и беседовали с соседями, прибыл местный участковый для оформления трупа.
– День добрый, – поздоровался Соловец. – Начальник уголовного розыска 85-го отделения.
– Что тут такое? – Вид у участкового был такой, будто его разбудили в три часа ночи и заставили прыгать с парашютом.
– Да, пустяки. Мокруха.
– Какая Мокруха? Не видите – сама повесилась» – недовольно пробурчал участковый.
Соловец не стал спорить, это было бессмысленно. Без явных признаков насилия 102-ю никто не возбудит, так зачем же портить показатели?
– Если у вас нет к нам вопросов, – сказал он, – то мы пойдем.
– А кстати, как вы тут оказались? – вспомнил участковый.
– Я тут живу, – соврал Соловец, зная, что все равно участковый ничего проверять не будет. – В квартире 45. Учуял запашок, ну и решил сломать дверцу. А ребят своих пригласил, чтоб помогли. Ну, все, пока.
Пока Соловец это говорил, участковый успел закончить протокол осмотра, который уместился на половине листа и заключался, в основном, в том, что труп лежит на полу с петлей на шее и с явными признаками смерти. Затем, дав подписаться понятым, сей придирчивый страж порядка опечатал дверь и вместе с оперативниками покинул квартиру.
– Дура, вернешь цепочку – иск платить не надо, смягчающее обстоятельство.
– Ничего не знаю.
– Послушай, ты, стамеска тупая, вот явка с повинной, в которой Зубр русским языком пишет, что цепочку отдал тебе. Я же сейчас пойду к тебе на хату, все полы поотдираю, но найду!
– Ничего не знаю.
– Значит так, у нас с тобой отсюда две дороги – либо мы идем в ЗАГС, тьфу ты, за цепочкой, либо мы идем к прокурору, Догадываешься зачем? За санкцией на твой арест за соучастие.
Надька молчала.
Клубникин, запершись в кабинете с очередной пассией, выгнал Кивинова в его, неотделанный, и теперь через стену слышал голос коллеги, постоянно срывающийся на крик. Судя по повышенным тонам, Андрею Васильевичу пора было помочь.
Однако, Кивинов все-таки нашел лазейку, угадав сущность Надьки, которой просто было жалко отдавать цепочку, а проблемы Зубра ей были до лампочки.
– Послушай, Надя, цепочка дорога потерпевшему как память о первой любви. Ты ведь знаешь, что такое любовь?
Надька шмыгнула носом.
– Любому нашедшему цепочку он обещал хорошее вознаграждение. – Кивинов открыл сейф и достал две пачки денег, изъятых с одного обыска. – Это все тебе, верни цепочку.
Надька протянула руку, но Кивинов мягко отстранил ее.
– Вечером цепочка – утром деньги, – сказал он и весело подмигнул ей.
– Щас принесу. – Первая человеческая фраза, сказанная Надькой, была подтверждением хода мыслей Кивинова. – Тока не обманите.
Надька выпорхнула из кабинета, куда тут же неожиданно влетела Чучурина. Кивинов всегда удивлялся, как ей удается появляться так вовремя, да еще минуя общую дверь в помещение уголовного розыска. Чучурина была возбуждена, и Кивинов настроился посмотреть очередное шоу.
– Нашли шапку? – осведомилась она.
– Увы, Маргарита Адольфовна.
– А я нашла, видела ее тут на одной бабе, да догнать не смогла – она в троллейбус села. Запишите приметы.
Кивинов взял блокнот, сделал вид, что заинтересован до крайности, и начал записывать.
Клубникин, проводив подругу, решил принять активное участие в расколе Надьки, так как считал себя великим мастером сего дела. Распахнув дверь кивиновского кабинета мощным ударом ноги, он подскочил к сидевшей ко входу спиной Чучуриной, шарнул ей по затылку ладонью и визгливым голосом прокричал:
– Ну что, манда, в тюрьму захотела? Смотри, и тебя и твоего е…ря мигом посадим!
Произошедшие за этим события можно было бы описать в отдельной книге. Определенно было ясно одно: живи великий живописец Карл Брюллов в конце двадцатого века – картина «Последний день Помпеи» была бы писана с натуры, с кивиновского кабинета. «Неполное служебное, как минимум», – хотела было промелькнуть мысль в голове Кивинова, но не успела, ее обошла другая, более актуальная: «Что делать?»
Клубникин, поняв по выражению лица коллеги и по реакции Чучуриной, что он что-то перепутал, ретировался к себе в кабинет и заперся на ключ. В полубреду собирая осколки рассыпавшихся по полу очков Чучуриной, Кивинов ползал под столом, бормоча себе под нос что-то вроде «Он перепутал, я все исправлю.»
Инженер с двумя высшими образованиями и, стало быть, женщина интеллигентная, Чучурина была прекрасна в своем гневе. Очки были еще в полете, когда с ее губ сорвался вскрик «Ой!», который плавно перешел в вой пожарной сирены, перемешанный со стуком отбойного молотка. А если к этому еще добавить выпученные близорукие глаза, брызги слюны и вставшие дыбом волосы, то портрет вампира из фильма ужасов перед вами. Не зная, что делать, Кивинов снова принялся перекладывать по столу свои бумаги, но вскоре, поняв, что успокоительного эффекта от этого никакого, он полез в сейф, достал оттуда бутылку самогона, тоже изъятую на очередном обыске, плеснул немного в чашку и протянул Чучуриной.
– Выпейте воды, успокойтесь, – заикаясь произнес он. – Это наш новый сотрудник, он вас с преступницей перепутал, с каждым может случиться. Вы, что, сами никогда не ошибались?
Чучурина схватила протянутую кружку и залпом осушила ее.
– Какие ошибки? Дайте лист, я буду писать в прокуратуру, в газету, в конце концов. Вы что себе позволяете?
Вместо бумаги Кивинов сунул ей второй стакан «воды».
Спустя полчаса Чучурина с расплывшейся до ушей улыбкой вышла из кабинета, опираясь на Кивинова и припадая головой на его тощее плечо.
– Андрюша, Андрюша, ты пойми, я женщина, я хочу любить и быть любимой, – Язык ее заплетался на каждом слове. – Я буду завтра ждать тебя, ты обязательно придешь, шалунишка.
«Шалунишка» тихо краснел и вытирал со щек помаду. Он довел Чучурину до выхода из отделения, надел ей на нос очки с оставшейся линзой и, сказав: «Непременно», закрыл за ней дверь, тем самым прервав ее любовные поползновения.
«Душевная, все-таки, женщина, – вздохнул он. -Лишь бы до дому дошла».
Согласно полученной Соловцом в жилконторе справке Железнева Наталья Викторовна, двадцати трех лет от роду, проживала в двухкомнатной квартире сталинского дома одна. Сам дом располагался сразу за памятником Кирову, в результате чего окна квартиры Натальи Викторовны выходили прямо на здание Кировского РУВД, что, несомненно, должно было оказать положительное влияние на ее моральный облик. Однако после разговора Волкова и Таранкина с соседями Железневой по площадке вырисовывалась не очень лестная для нее картина.
Квартира, как выяснилось, досталась ей по наследству от матери, умершей два года назад. Отца у Железневой не было вовсе, а если и был, то чисто формально. Обилие приходящих к ней знакомых мужского пола, в том числе негроидной и монголоидной расы, новые дорогие вещи и украшения позволяли сделать вывод, что Наталья Викторовна была проституткой. Валютной. До смерти матери она училась в каком-то техникуме, но не по желанию, а скорее под влиянием материнской ласки, и, получив полную свободу, она тут же решила – учебе конец, и окунулась в полный романтики мир путан, сутенеров и партнеров, одним словом, с головой бросилась в эротический бизнес. Судя по появившимся за последний год в квартире роскошным предметам быта, работала Наташа, что называется, не покладая ног.
Соловец позвонил в дверь и прислушался. Как и предполагали оперативники, дверь никто не открыл.
– Я ее уж неделю точно не вижу, – подсказала бабуля из соседней квартиры.
– А обычно дома живет?
– Когда как, но больше чем на два дня не пропадала.
– Родственники у нее еще есть?
– Не знаю, мать, когда жива была, с каким-то анжинером ходила, а есть ли кто-нибудь у них, сказать не могу.
– А вам ничего не говорила? Может, уехать куда собиралась?
– Ездит-то она летом. На юг. А по весне завсегда дома.
Соловец дернул ручку. Двойная сталинская дверь не сдвинулась ни на миллиметр.
– Надо динамитом, – посоветовал Волков.
– Нельзя, звонок поломаться может, – ответил Таранкин.
Минут десять все стояли в нерешительности. Деликатного предложения вынести дверь ни от кого пока не поступало. Это и понятно – последствия могут быть самые неожиданные. Положительный результат гарантировался только в том случае, если бы за дверью сидел убийца и писал явку с повинной, а во всех остальных случаях грозило служебное расследование за незаконное посещение квартиры со всем арсеналом штрафных санкций, говоря футбольным языком, вплоть до удаления с поля. Однако отсвечивать в подъезде становилось скучновато, и Соловец решил сбегать в прокуратуру и заручиться там поддержкой, объяснив всю комичность ситуации.
В прокуратуре, вероятно, с пониманием отнеслись к проблемам уголовного розыска, так как Соловец вернулся с ломиком и двумя сантехниками.
– Приступайте, – скомандовал Соловец, и двое тощих сантехников начали эстафету под девизом ломать – не стро-ить. Однако, ввиду слабой комплекции мужичков и сталинской крепости дверей, эстафета вскоре грозила сойти с дистанции. Волков, которому эта борьба железа и дерева быстро наскучила, отобрал ломик у сантехников, отработанным движением завел его за косяк и приналег своим богатырским плечом, Таранкин, в свою очередь, что было сил рванул ручку на себя. Дверь, прихватив с собой изрядный кусок косяка, распахнулась. Вторую дверь просто выбили.
Первым, что ощутили оперативники, зайдя в квартиру, был сладковато-приторный запах «духов», именуемых в судебной медицине «Газообразные продукты разложения мертвых организмов». Источник аромата был обнаружен в боль-шой комнате висящим на крюке люстры. Даже неискушенному в криминалистике человеку было бы сразу понятно, что Наталья Викторовна (а это, исходя из обморока соседки, была именно она) повесилась несколько оригинально.
Оригинальность эта состояла в том, что петля, в коей покоилась шея, находилась на высоте метров трех от пола, а никаких предметов, указывающих на то, как покойница умудрилась туда попасть, в округе обнаружено не было. Зато свободный конец петли свешивался почти до пола. Повеситься в такой ситуации возможно было лишь в двух случаях: либо прыгать под потолок с подкидной доски до тех пор, пока головой не попадешь в петлю, либо сначала влезть в петлю, а затем руками выбирать веревку, поднимая свое уже безжизненное тело под потолок. Оба варианта были идеальными для самоубийства.
Таранкин притащил от соседей стремянку и, зажав одной рукой нос, перерезал веревку. Наталья Викторовна, находившаяся в жидкой стадии разложения, рухнула на пол и стала медленно растекаться. Соловец, не обращая никакого внимания на спустившуюся к ним хозяйку, бесцеремонно лазил по шкафам в поисках документации усопшей, записных книжек, фотографий и писем.
– А тут кто-то уже порылся до меня, – в конце концов многозначительно произнес он.
– Георгич, пора на поверхность, кислород кончается, потом поищем.
– Вызови лучше местных, пусть труповоз закажут.
Через минуту он стоял посередине комнаты, тер подбородок и пускал дым в потолок.
– А ну-ка, граждане сыщики, проявите дедукцию – где, по вашему, женщина может хранить интимные записи?
– В белье.
– В косметичке.
– А вот и нет. Оказывается вот где, – сказал Соловец, извлекая из шкатулки для презервативов маленькую записную книжку. – Хорошо, что наш таинственный незнакомец не знаком с секретами дедукции, а то бы мы остались совсем ни с чем.
Пока оперативники осматривали квартиру и беседовали с соседями, прибыл местный участковый для оформления трупа.
– День добрый, – поздоровался Соловец. – Начальник уголовного розыска 85-го отделения.
– Что тут такое? – Вид у участкового был такой, будто его разбудили в три часа ночи и заставили прыгать с парашютом.
– Да, пустяки. Мокруха.
– Какая Мокруха? Не видите – сама повесилась» – недовольно пробурчал участковый.
Соловец не стал спорить, это было бессмысленно. Без явных признаков насилия 102-ю никто не возбудит, так зачем же портить показатели?
– Если у вас нет к нам вопросов, – сказал он, – то мы пойдем.
– А кстати, как вы тут оказались? – вспомнил участковый.
– Я тут живу, – соврал Соловец, зная, что все равно участковый ничего проверять не будет. – В квартире 45. Учуял запашок, ну и решил сломать дверцу. А ребят своих пригласил, чтоб помогли. Ну, все, пока.
Пока Соловец это говорил, участковый успел закончить протокол осмотра, который уместился на половине листа и заключался, в основном, в том, что труп лежит на полу с петлей на шее и с явными признаками смерти. Затем, дав подписаться понятым, сей придирчивый страж порядка опечатал дверь и вместе с оперативниками покинул квартиру.
ГЛАВА 3
ИЗ ДОКУМЕНТОВ:
Начальникам служб и подразделений ГУВД, РУВД, ГРОВД Г. Санкт-Петербурга и области, начальнику метрополитена, командирам строевых подразделений.
Доводим до вашего сведения, что в связи с недостаточностью ресурсов руководством МВД Российской Федерации принято решение:
1. Сократить нормы выдачи рубашек серо-голубых на одну штуку, положенных с апреля 1992 года по апрель 1993 года, кроме вновь принятых.
Начальникам служб и подразделений ГУВД, РУВД, ГРОВД Г. Санкт-Петербурга и области, начальнику метрополитена, командирам строевых подразделений.
Доводим до вашего сведения, что в связи с недостаточностью ресурсов руководством МВД Российской Федерации принято решение:
1. Сократить нормы выдачи рубашек серо-голубых на одну штуку, положенных с апреля 1992 года по апрель 1993 года, кроме вновь принятых.