Страница:
Найденной на лоджии отверткой он вынул стекла, затем снял с себя куртку и свитер, чтоб не пропахли, и остался в одной футболке, с которой, поигрывая пальцами-ножами, на мир смотрел Фредди Крюгер, персонаж известного американского сериала «Кошмар на улице Вязов». И, натянув на голову противогаз, Кивинов влез в окно.
Комната не убиралась давно, в кастрюлях и мисках плесневело бабкино варево, и Кивинов был безумно рад, что догадался прихватить с собой противогаз. Сама покойница лежала на кровати, уткнувшись лицом в стенку и завернувшись в кучу тряпья. Кивинов сел на единственный стул, сдвинул в сторону кастрюли и принялся писать протокол осмотра трупа, решив найти документы Марии Степановны немного попозже.
«Интересно, когда я умру?» – вдруг в его голове мелькнула шальная мысль. Кивинов тяжело вздохнул.
Вот жила себе одинокая бабка, умерла, и дела никому нет, ни детям, ни внукам. Хорошо, хоть соседи позвонили. А то был как-то случай – умерла бабуля и лежала в своей квартире года два, не меньше, до тех пор, пока ее не обнаружили квартирные воры, вынесшие дверь. Видимо, поживиться чем-нибудь хотели. Да, можно только представить себе их состояние, когда в кровати они обнаружили высохший скелет. Воры бежали из квартиры со всех ног, даже старинных икон не прихватили. Зато их потом прихватили работники морга, не бывшие столь суеверными.
Кивинов закончил протокол и стал искать паспорт усопшей. Нечаянно он зацепил одну из кастрюль, которая с грохотом рухнула на пол. «Черт!» – ругнулся он, поднял кастрюлю и, поставив ее на место, продолжил поиски. Вдруг его взгляд остановился на кровати.
На ней, судорожно вцепившись в белье и выпучив старческие глаза, сидела Мария Степановна, уставившись на Кивинова парализованным, ничего не понимающим взглядом. То, что еще минуту назад она была Совсем в другом положении, у Кивинова сомнений не вызывало.
– Жива, мать твою так! – понял вдруг он, и ту до него дошло, что в противогазе, с Фредди Крюгером на груди и с ножом в руках, которым он безуспешно пытался открыть абсолютно чужой комод, он выглядит по меньшей мере, нефотогенично.
Кивинов опустился на стул, а Мария Степановна, пробормотав что-то себе под нос и перекрестившись, вновь упала на кровать. Андрей стащил с себя противогаз, в нос ударил резкий запах плесени и мочи. Подойдя к бабке, он потрогал пульс. Мария Степановна была жива, но находилась в глубоком обмороке. Кивинов набрал телефон «скорой», а затем позвонил в дежурку.
– Андрюха, ну куда ты пропал? Давай данные покойной.
– Она жива, мудак! – прорычал Кивинов и бросил трубку на рычаг.
Затем открыл для «скорой» входную дверь, вылез на лод-, жию, оделся и побежал на остановку. Приехав в отделение, он вдруг с ужасом вспомнил, что оставил у бабки на столе со-проводиловку в морг на вскрытие и протокол осмотра ее трупа, причем написанный со всеми подробностями, вплоть до описания нижнего белья старухи, которого Кивинов, естественно, в глаза не видел, а взял из головы, так как по закону требовалось описывать все, что находится на трупе. Возвращаться к бабке он не захотел.
Как выяснилось часа два спустя, Мария Степановна неделю назад заболела и все время лежала на кровати, даже естественные надобности справляя под себя. От скисшей пищи и нечистот и пошел тот самый настороживший соседей запах. На их звонки в дверь она не отвечала, потому что постоянно спала. Приехавшие по вызову врачи обнаружили ее в состоянии панического транса, но, сделав укол, привели ее в чувство. То, что больная пыталась объяснить врачам, так и осталось бы для них загадкой, не найди они оставленного Кивиновым протокола. Оказав старушке помощь, доктора умчались, бросив протокол на том же самом месте, может, специально, чтобы повеселить «усопшую», а может, чтобы в скором времени не писать новый.
Кивинов, вернувшись с удачного оформления «трупа», заглянул в дежурную часть, намереваясь высказать дежурному все, что он о нем думает. Но дежурный был занят. Перед ним на скамейке, широко раскинув ноги, полулежала дама лет шестидесяти и во весь голос требовала провести экспертизу на предмет изнасилования ее ее же бывшим мужем. Дежурный из-за своего стола виноватым голосом объяснял ей, что этого сделать не может, и направлял ее в женскую консультацию, но гражданка требовала провести экспертизу немедленно.
Рядом, на полу, помощник дежурного безуспешно пытался связать подвыпившую полуголую девицу, осыпающую все отделение отборным матом. Делал он это, по его словам, уже третий раз в течение часа. Может, руку ввиду своей молодости набивал, а может красотка гибкая попалась. Как бы то ни было, сейчас помдеж вязал ее «ласточкой».
Поняв, что у дежурной части хватает забот и без него, Кивинов отправился к себе.
ЧАСТЬ 3
ГЛАВА 1
ГЛАВА 2
Комната не убиралась давно, в кастрюлях и мисках плесневело бабкино варево, и Кивинов был безумно рад, что догадался прихватить с собой противогаз. Сама покойница лежала на кровати, уткнувшись лицом в стенку и завернувшись в кучу тряпья. Кивинов сел на единственный стул, сдвинул в сторону кастрюли и принялся писать протокол осмотра трупа, решив найти документы Марии Степановны немного попозже.
«Интересно, когда я умру?» – вдруг в его голове мелькнула шальная мысль. Кивинов тяжело вздохнул.
Вот жила себе одинокая бабка, умерла, и дела никому нет, ни детям, ни внукам. Хорошо, хоть соседи позвонили. А то был как-то случай – умерла бабуля и лежала в своей квартире года два, не меньше, до тех пор, пока ее не обнаружили квартирные воры, вынесшие дверь. Видимо, поживиться чем-нибудь хотели. Да, можно только представить себе их состояние, когда в кровати они обнаружили высохший скелет. Воры бежали из квартиры со всех ног, даже старинных икон не прихватили. Зато их потом прихватили работники морга, не бывшие столь суеверными.
Кивинов закончил протокол и стал искать паспорт усопшей. Нечаянно он зацепил одну из кастрюль, которая с грохотом рухнула на пол. «Черт!» – ругнулся он, поднял кастрюлю и, поставив ее на место, продолжил поиски. Вдруг его взгляд остановился на кровати.
На ней, судорожно вцепившись в белье и выпучив старческие глаза, сидела Мария Степановна, уставившись на Кивинова парализованным, ничего не понимающим взглядом. То, что еще минуту назад она была Совсем в другом положении, у Кивинова сомнений не вызывало.
– Жива, мать твою так! – понял вдруг он, и ту до него дошло, что в противогазе, с Фредди Крюгером на груди и с ножом в руках, которым он безуспешно пытался открыть абсолютно чужой комод, он выглядит по меньшей мере, нефотогенично.
Кивинов опустился на стул, а Мария Степановна, пробормотав что-то себе под нос и перекрестившись, вновь упала на кровать. Андрей стащил с себя противогаз, в нос ударил резкий запах плесени и мочи. Подойдя к бабке, он потрогал пульс. Мария Степановна была жива, но находилась в глубоком обмороке. Кивинов набрал телефон «скорой», а затем позвонил в дежурку.
– Андрюха, ну куда ты пропал? Давай данные покойной.
– Она жива, мудак! – прорычал Кивинов и бросил трубку на рычаг.
Затем открыл для «скорой» входную дверь, вылез на лод-, жию, оделся и побежал на остановку. Приехав в отделение, он вдруг с ужасом вспомнил, что оставил у бабки на столе со-проводиловку в морг на вскрытие и протокол осмотра ее трупа, причем написанный со всеми подробностями, вплоть до описания нижнего белья старухи, которого Кивинов, естественно, в глаза не видел, а взял из головы, так как по закону требовалось описывать все, что находится на трупе. Возвращаться к бабке он не захотел.
Как выяснилось часа два спустя, Мария Степановна неделю назад заболела и все время лежала на кровати, даже естественные надобности справляя под себя. От скисшей пищи и нечистот и пошел тот самый настороживший соседей запах. На их звонки в дверь она не отвечала, потому что постоянно спала. Приехавшие по вызову врачи обнаружили ее в состоянии панического транса, но, сделав укол, привели ее в чувство. То, что больная пыталась объяснить врачам, так и осталось бы для них загадкой, не найди они оставленного Кивиновым протокола. Оказав старушке помощь, доктора умчались, бросив протокол на том же самом месте, может, специально, чтобы повеселить «усопшую», а может, чтобы в скором времени не писать новый.
Кивинов, вернувшись с удачного оформления «трупа», заглянул в дежурную часть, намереваясь высказать дежурному все, что он о нем думает. Но дежурный был занят. Перед ним на скамейке, широко раскинув ноги, полулежала дама лет шестидесяти и во весь голос требовала провести экспертизу на предмет изнасилования ее ее же бывшим мужем. Дежурный из-за своего стола виноватым голосом объяснял ей, что этого сделать не может, и направлял ее в женскую консультацию, но гражданка требовала провести экспертизу немедленно.
Рядом, на полу, помощник дежурного безуспешно пытался связать подвыпившую полуголую девицу, осыпающую все отделение отборным матом. Делал он это, по его словам, уже третий раз в течение часа. Может, руку ввиду своей молодости набивал, а может красотка гибкая попалась. Как бы то ни было, сейчас помдеж вязал ее «ласточкой».
Поняв, что у дежурной части хватает забот и без него, Кивинов отправился к себе.
ЧАСТЬ 3
ГЛАВА 1
В связи с похоронами Клубникина жизнь в отделении на пару дней замерла, но после проводов Володи в последний путь все вернулось в прежнее русло.
Его кабинет теперь занимал депортированный из Латвии опер Дукалис, латыш русского происхождения, не пожелавший уступить игу националистов и переехавший в Питер из латышской глубинки. В отличие от Клубникина он был толстоват, тяжел на подъем и не слишком разговорчив, но, как и Володя, любил женщин, водку и футбол.
Кивинов сидел в своем отремонтированном кабинете, печатал отказник на смерть друга, смахивал скупую слезу и слушал радио, где передавали песню в память о Володе.
– Первый тайм мы уже отыграли… – надрывался исполнитель.
«Опять про футбол, – подумал Кивинов, – не могли что-нибудь про любовь поставить».
Заглянул Соловец:
– Андрей Васильевич, зайди ко мне, надо посоветоваться.
Кивинов безропотно поднялся и пошел вслед за начальником.
– Значит, так, – сказал Соловец, входя в кабинет, – Волков пока не звонил, но надо активизироваться. Глядя в окно, ничего не высидишь.
Волкова Соловец отправил на Литовский проспект, дежурить у квартиры Виталика. Данных его установить так и не удалось. В квартире на Лиговке была прописана какая-то Софья Квадратаки, судя по фамилии, гречанка, почтенная дама 1917 года рождения.
Посетивший квартиру под видом сантехника Таранкин, вконец испортив и так еле живую канализацию, выяснил, что Софья Иосифовна живет с постояльцем, который аккуратно платит за одну комнату. Дверь в ту комнату была закрыта на старинный замок, второго ключа у Софьи Иосифовны не было, и Таранкин ушел почти ни с чем, так как подробно интересоваться квартирантом было бы подозрительно. Также выяснилось, что Виталик снимает квартиру месяца три, ушел и не вернулся около трех дней тому назад. Появился он по объявлению, об условиях сдачи не торговался, чем занимается – неизвестно.
Официально соваться в квартиру было опасно, Софья Иосифовна могла передать Виталику, что им интересовалась милиция. Но Кивинов все же уговорил Соловца навестить Квадратаки, так как Виталик все равно знает, что ему сели на хвост, но начальник сначала решил на пару дней поставить наблюдение за квартирой. Первые сутки сидел Дукалис, вторые – Волков. Квартиру никто не посещал, и Виталик на горизонте не появлялся.
– Что делать будем? – спросил Соловец.
Кивинов почесал нос.
– Я так думаю, Виталик на дно нырнет. Ну, узнаем мы у бабки что-нибудь про него, установим адрес, данные и будем сопли жевать. Надо его выманить, чтобы он сам на нас вышел.
– А для этого надо все узнать про него, – сказал Соловец. – Так что завтра я к бабке поеду.
– Прикинем худший вариант. Допустим, Софья Иосифовна про него ничего не знает. Что дальше? Выходить ему на Уксусову нет смысла – она уже про него все рассказала, а вот к бабке придти может. Вдруг что в комнате ценного осталось? А для этого он позвонит ей и спросит, все ли в порядке. Или попросит кого-нибудь позвонить.
– У него два выхода – либо податься в бега, но это иногда рискованно, да и не все это могут, либо навестить картиру на Лиговке и замести следы. Мы должны рассчитывать на второй. Он же попытался пришить Уксусову, а ведь, мог бы и удрать.
– Постой-ка, Георгич. Виталик живет у бабки где-то с февраля. А когда начались по городу убийства таксистов? В феврале. Похоже, он, все-таки, не местный, но раз не смылся, значит, в Питере его что-то держит. Надо ехать на хату.
Жигуленок оперативников несся по проспекту Стачек. Кивинов, Соловец и Дукалис дружно молчали. Водитель, долговязый парень с редкой фамилией Сердобойцев, виртуозно выруливал в потоке машин и не сбавлял скорости даже в людных местах. Никому не было. известно, сколько на его счету разбитых сердец, но количество разбитых машин было определено точно – три.
Подъехав к месту назначения, машину решили оставить у Московского вокзала. Пока Соловец ходил на разведку к Волкову, Кивинов решил поглазеть на киоски.
– Андрюха! – услышал он вдруг радостный возглас. Обернувшись, он увидел расплывшуюся в радостной улыбке физиономию своего бывшего однокурсника Игоря Белышова. – Здорово! Как житуха?
– Ничего, – ответил Кивинов. – А ты где сейчас? Все там же?
– Да нет, отработал полгодика в конторе и плюнул – ни работы, ни денег. Сейчас понятым подъедаюсь.
– Кем-кем? – открыл в изумлении рот Кивинов.
– Понятым. Ну знаешь, ментам постоянно понятые нужны, они без них никуда, а граждане под пушкой не идут, не хотят связываться. Вот я и организовал кооператив, рекламу дал. Нужен кому понятой, звонит, я присылаю. Оплата почасовая, ночью – вдвойне. Хорошо идет, когда им на уличную операцию надо или на следственный эксперимент. Ребята у меня надежные, чего хочешь в суде подтвердят.
– Ну и сколько в месяц выходит? – Кивинов все никак не мог прийти в себя.
– Немного, тысяч двадцать, но мне хватает. Думаю, скоро больше будет – преступность-то растет. Хочешь, приходи, у меня сейчас вакансия.
– Я подумаю, – ответил Кивинов.
– Ну, а ты где?
– Все в институте, инженером, – соврал Кивинов.
– Ну, давай, извини, я спешу. – Игорь протянул руку. – На всякий случай…
– Он сунул Кивинову отпечатанную в типографии визитку. – Звони, если что.
Кивинов взглянул на визитку – «Белышов И.А. Кооператив „Долг"“ – затем посмотрел вслед убегающему Игорю, сдвинул кепку и почесал затылок. Проблема с понятыми стояла действительно остро, но чтоб такое…
Вернулся Соловец, махнул рукой, и все пошли в подъезд. Волков сидел на подоконнике с букетом гвоздик в одной руке, изображая любовника. Гвоздики, да и сам Волков, были в Изрядно подсохшем состоянии. Соловец позвонил.
– Кто там? – скрипнул голос.
– Из собеса, – ответил Соловец. – Гуманитарная помощь.
Замок радостно залязгал, а голос прожурчал:
– Минуточку, молодой человек, минуточку.
Софья Иосифовна открыла дверь, Соловец махнул ксивой:
– Милиция. Квадратаки вы будете?
– Я, – удивилась Софья Иосифовна. – А в чем дело?
– Поговорить надо, бабуля, – сказал вошедший Кивинов.
– Какая я вам бабуля? Я дворянка в третьем колене, а вы мне мозги пудрите. Помощь, помощь, вот и открывай по-том двери.
Кивинов с Дукалисом уже не слушали – они осматривали замок запертой комнаты. Соловец же увел Софью Иосифовну на кухню объяснять цель визита. Волков остался на подоконнике.
– Да я про него ничего толком-то и не знаю, – доказывала Соловцу Софья Иосифовна. – Жил он всего три месяца, никого не приводил. Говорил, что полковник милиции из Москвы, в командировку приехал.
– Ой ли, Софья Иосифовна? – Соловец по опыту знал, что дворянки, особенно в третьем поколении, больше всех любят подслушивать да подглядывать – им просто нечего больше делать. – Смотрите, с огнем играете, пойдете как соучастница.
– Мне не нравится тон ваших вопросов. Куда это вы клоните?
– А куда я клоню? Я вам ясно говорю, что вы что-то не договариваете. В вашей квартире живет преступник, и вы, следовательно, предоставляете ему жилье, то есть занимаетесь укрывательством. Так что для начала поедете на сутки.
– Куда-куда, молодой человек?
– На сутки,-спохватился Соловец,-это на милицейском языке улица Каляева, там помощь выдают гуманитарную. Вот расскажете мне что-нибудь, я вас туда направлю, обед бесплатный получите.
– А не обманете?
– Мы серьезные люди, Софья Иосифовна. Ну что, вспомнили чего-нибудь?
– Ладно, слушайте, – сказала Квадратаки и лукаво подмигнула Соловцу.
Его кабинет теперь занимал депортированный из Латвии опер Дукалис, латыш русского происхождения, не пожелавший уступить игу националистов и переехавший в Питер из латышской глубинки. В отличие от Клубникина он был толстоват, тяжел на подъем и не слишком разговорчив, но, как и Володя, любил женщин, водку и футбол.
Кивинов сидел в своем отремонтированном кабинете, печатал отказник на смерть друга, смахивал скупую слезу и слушал радио, где передавали песню в память о Володе.
– Первый тайм мы уже отыграли… – надрывался исполнитель.
«Опять про футбол, – подумал Кивинов, – не могли что-нибудь про любовь поставить».
Заглянул Соловец:
– Андрей Васильевич, зайди ко мне, надо посоветоваться.
Кивинов безропотно поднялся и пошел вслед за начальником.
– Значит, так, – сказал Соловец, входя в кабинет, – Волков пока не звонил, но надо активизироваться. Глядя в окно, ничего не высидишь.
Волкова Соловец отправил на Литовский проспект, дежурить у квартиры Виталика. Данных его установить так и не удалось. В квартире на Лиговке была прописана какая-то Софья Квадратаки, судя по фамилии, гречанка, почтенная дама 1917 года рождения.
Посетивший квартиру под видом сантехника Таранкин, вконец испортив и так еле живую канализацию, выяснил, что Софья Иосифовна живет с постояльцем, который аккуратно платит за одну комнату. Дверь в ту комнату была закрыта на старинный замок, второго ключа у Софьи Иосифовны не было, и Таранкин ушел почти ни с чем, так как подробно интересоваться квартирантом было бы подозрительно. Также выяснилось, что Виталик снимает квартиру месяца три, ушел и не вернулся около трех дней тому назад. Появился он по объявлению, об условиях сдачи не торговался, чем занимается – неизвестно.
Официально соваться в квартиру было опасно, Софья Иосифовна могла передать Виталику, что им интересовалась милиция. Но Кивинов все же уговорил Соловца навестить Квадратаки, так как Виталик все равно знает, что ему сели на хвост, но начальник сначала решил на пару дней поставить наблюдение за квартирой. Первые сутки сидел Дукалис, вторые – Волков. Квартиру никто не посещал, и Виталик на горизонте не появлялся.
– Что делать будем? – спросил Соловец.
Кивинов почесал нос.
– Я так думаю, Виталик на дно нырнет. Ну, узнаем мы у бабки что-нибудь про него, установим адрес, данные и будем сопли жевать. Надо его выманить, чтобы он сам на нас вышел.
– А для этого надо все узнать про него, – сказал Соловец. – Так что завтра я к бабке поеду.
– Прикинем худший вариант. Допустим, Софья Иосифовна про него ничего не знает. Что дальше? Выходить ему на Уксусову нет смысла – она уже про него все рассказала, а вот к бабке придти может. Вдруг что в комнате ценного осталось? А для этого он позвонит ей и спросит, все ли в порядке. Или попросит кого-нибудь позвонить.
– У него два выхода – либо податься в бега, но это иногда рискованно, да и не все это могут, либо навестить картиру на Лиговке и замести следы. Мы должны рассчитывать на второй. Он же попытался пришить Уксусову, а ведь, мог бы и удрать.
– Постой-ка, Георгич. Виталик живет у бабки где-то с февраля. А когда начались по городу убийства таксистов? В феврале. Похоже, он, все-таки, не местный, но раз не смылся, значит, в Питере его что-то держит. Надо ехать на хату.
Жигуленок оперативников несся по проспекту Стачек. Кивинов, Соловец и Дукалис дружно молчали. Водитель, долговязый парень с редкой фамилией Сердобойцев, виртуозно выруливал в потоке машин и не сбавлял скорости даже в людных местах. Никому не было. известно, сколько на его счету разбитых сердец, но количество разбитых машин было определено точно – три.
Подъехав к месту назначения, машину решили оставить у Московского вокзала. Пока Соловец ходил на разведку к Волкову, Кивинов решил поглазеть на киоски.
– Андрюха! – услышал он вдруг радостный возглас. Обернувшись, он увидел расплывшуюся в радостной улыбке физиономию своего бывшего однокурсника Игоря Белышова. – Здорово! Как житуха?
– Ничего, – ответил Кивинов. – А ты где сейчас? Все там же?
– Да нет, отработал полгодика в конторе и плюнул – ни работы, ни денег. Сейчас понятым подъедаюсь.
– Кем-кем? – открыл в изумлении рот Кивинов.
– Понятым. Ну знаешь, ментам постоянно понятые нужны, они без них никуда, а граждане под пушкой не идут, не хотят связываться. Вот я и организовал кооператив, рекламу дал. Нужен кому понятой, звонит, я присылаю. Оплата почасовая, ночью – вдвойне. Хорошо идет, когда им на уличную операцию надо или на следственный эксперимент. Ребята у меня надежные, чего хочешь в суде подтвердят.
– Ну и сколько в месяц выходит? – Кивинов все никак не мог прийти в себя.
– Немного, тысяч двадцать, но мне хватает. Думаю, скоро больше будет – преступность-то растет. Хочешь, приходи, у меня сейчас вакансия.
– Я подумаю, – ответил Кивинов.
– Ну, а ты где?
– Все в институте, инженером, – соврал Кивинов.
– Ну, давай, извини, я спешу. – Игорь протянул руку. – На всякий случай…
– Он сунул Кивинову отпечатанную в типографии визитку. – Звони, если что.
Кивинов взглянул на визитку – «Белышов И.А. Кооператив „Долг"“ – затем посмотрел вслед убегающему Игорю, сдвинул кепку и почесал затылок. Проблема с понятыми стояла действительно остро, но чтоб такое…
Вернулся Соловец, махнул рукой, и все пошли в подъезд. Волков сидел на подоконнике с букетом гвоздик в одной руке, изображая любовника. Гвоздики, да и сам Волков, были в Изрядно подсохшем состоянии. Соловец позвонил.
– Кто там? – скрипнул голос.
– Из собеса, – ответил Соловец. – Гуманитарная помощь.
Замок радостно залязгал, а голос прожурчал:
– Минуточку, молодой человек, минуточку.
Софья Иосифовна открыла дверь, Соловец махнул ксивой:
– Милиция. Квадратаки вы будете?
– Я, – удивилась Софья Иосифовна. – А в чем дело?
– Поговорить надо, бабуля, – сказал вошедший Кивинов.
– Какая я вам бабуля? Я дворянка в третьем колене, а вы мне мозги пудрите. Помощь, помощь, вот и открывай по-том двери.
Кивинов с Дукалисом уже не слушали – они осматривали замок запертой комнаты. Соловец же увел Софью Иосифовну на кухню объяснять цель визита. Волков остался на подоконнике.
– Да я про него ничего толком-то и не знаю, – доказывала Соловцу Софья Иосифовна. – Жил он всего три месяца, никого не приводил. Говорил, что полковник милиции из Москвы, в командировку приехал.
– Ой ли, Софья Иосифовна? – Соловец по опыту знал, что дворянки, особенно в третьем поколении, больше всех любят подслушивать да подглядывать – им просто нечего больше делать. – Смотрите, с огнем играете, пойдете как соучастница.
– Мне не нравится тон ваших вопросов. Куда это вы клоните?
– А куда я клоню? Я вам ясно говорю, что вы что-то не договариваете. В вашей квартире живет преступник, и вы, следовательно, предоставляете ему жилье, то есть занимаетесь укрывательством. Так что для начала поедете на сутки.
– Куда-куда, молодой человек?
– На сутки,-спохватился Соловец,-это на милицейском языке улица Каляева, там помощь выдают гуманитарную. Вот расскажете мне что-нибудь, я вас туда направлю, обед бесплатный получите.
– А не обманете?
– Мы серьезные люди, Софья Иосифовна. Ну что, вспомнили чего-нибудь?
– Ладно, слушайте, – сказала Квадратаки и лукаво подмигнула Соловцу.
ГЛАВА 2
ИЗ ДОКУМЕНТОВ:
ОТДЕЛЬНОЕ ПОРУЧЕНИЕ В моем производстве находится уголовное дело ј 232322, возбужденное по факту убийства 1.04.1992 года гр. Смирнова И. И., водителя таксомотора. В целях раскрытия данного преступления поручаю сотрудникам 85 отделения милиции провести следующие мероприятия:
– Провести поквартальный обход в целях установления свидетелей преступления;
– Ориентировать личный состав и подсобные силы;
– Перекрыть возможные места сбыта похищенного;
– Проверить на причастность лиц БОМЖиЗ и прибывших с СНХ (строек народного хозяйства);
– Проверить лиц, проходящих по уголовным делам и материалам, связанным с нападениями на таксистов;
– Проверить на причастность лиц, ранее судимых за аналогичные преступления, на предмет установления их алиби в момент убийства Смирнова И.И.
Ответ в прокуратуру Кировского района в установленый законом срок!!!
Следователь прокуратуры Кировского района Склянцева С.В.
Следователю прокуратуры па особо простым делам Кировского района Склянцевой С.В.
СПРАВКА о проведенных оперативно розыскных мероприятиях по уголовному делу ј 232322 Выполняя ваше отдельное поручение, а также для установления лица, совершившего убийство гр. Смирнова И.И., мною были проведены следующие мероприятия:
– Проведен поквартальный обход в целях установления свидетелей преступления;
– Ориентирован личный состав и подсобные силы;
– Перекрыты возможные места сбыта похищенного;
– Проверены на причастность лица БОМЖиЗ и прибывшие с СНХ (строек народного хозяйства);
– Проверены на причастность лица, проходящие по уголовным делам и материалам, связанным с нападениями на таксистов;
– Проверены на причастность лица, ранее судимые за аналогичные преступления, на предмет установления их алиби в момент убийства Смирнова И.И.
Ответ даю в прокуратуру Кировского района в установленный законом срок. О новой информации по делу будет сообщено дополнительно.
Старший оперуполномоченный уголовного розыска 85 отделения милиции Кивинов А.В.
Кивинов и Дукалис лазали по комнате Виталика, перед этим, как всегда, без особых усилий взломав дверь. Первые результаты незаконного розыска были обнадеживающими. В шкафу были найдены куча старых напильников, проводов, моток зеленой изоленты, клеммы и прочий хлам. Но дальнейшие поиски ничего нового не прибавляли. Соловец, закончив беседу с Квадратаки, зашел помочь. Все имущество Виталика состояло из пары рубашек, кроссовок 43-го размера, рюкзака и кухонной утвари. Никаких документов, никаких зацепок.
Обшмонав в течение получаса каждый сантиметр комнаты и обшарив все карманы, опера в нерешительности задумались. Дукалис рассматривал висящий над кроватью эротический календарь. На календаре веселая девушка в полностью голом виде рекламировала продукцию завода турбинных лопаток.
– Я думаю, Софью Иосифовну турбинные лопатки вряд ли интересуют, а девушки – тем более, – произнес Дукалис, снимая календарь. – Лучше в нашем сортире повешу.
Свертывая календарь в трубочку, Дукалис вдруг замер:
– Смотрите, что это?
В некоторых местах над числами месяца были проставлены какие-то загадочные буквы, написанные от руки зеленой пастой. Соловец и Кивинов тоже рассмотрели цифры и буквы.
– Софья Иосифовна, ваш календарик? – спросил Соловец.
– Что вы, я эту гадость отродясь не покупаю. Я серьезную эротику уважаю или порнушку, а это так – семечки.
– Понятно. Значит, Виталика?
– Ну а чей же еще? Он, кажется, с ним и приехал. По дороге в отдел Соловец смолил и делился со своими коллегами впечатлениями от разговора с дворянкой:
– Квадратаки мне ничего особенного в принципе не рассказала, но есть несколько интересных фактов. Пару раз Виталику кто-то звонил, он думал, что Софьи Иосифовны нет дома, и поэтому говорил спокойно. Однажды он кому-то представился Стронгом. Разговоры, правда, были какие-то односторонние, Виталик только дакал, как будто приказы выслушивал. В конце марта он что-то говорил о вокзале. В середине апреля к нему приходил какой-то кавказец, они заперлись и беседовали около часа. Кавказец ушел недовольным, а Виталик после этого выглядел расстроенным. О себе Виталик почти не рассказывал. Говорил, что служил в Афгане, сам из Москвы, работает в уголовном розыске, показывал шрам на ноге, говорил, что получил во время задержания рэкетиров.
В отделе опера вновь собрались в кабинете у шефа и принялись изучать календарь. Над некоторыми числами последних двух месяцев стояли буквы «В», «Т» и «А». Букв «Т» было шесть, одна «А» и одна «В».
– Обратите внимание, господа, – заметил Кивинов, – что последняя буква «Т» стоит над 1 апреля. А это день убийства таксиста.
– Тащи сводку, – возбужденно произнес Соловец. – Сейчас прикинем.
Спустя две минуты оперативники листали книгу ориентировок. Буква «В», как оказалось, стояла на дате 25 февраля. Исходя из сводки, в этот день произошел взрыв на Московском вокзале. Буквы «Т» приходились на дни убийства таксистов. И наконец, буква «А» зловеще зависла над завтрашним днем.
– Завтра будет новая ориентировка, – мрачно пошутил Кивинов.
– Что может означать эта литера?
– Вспомним, что было во все эти дни.
Таранкин, как человек, следящий за политикой, оживился.
Взрыв на вокзале был после прибытия поезда с беженцами «Владикавказ – Санкт-Петербург». Затем таксисты бучу подняли. Те – по двум причинам: чтобы цены на проезд скинули и чтоб черных из города выгнали – нападения на водителей участились. Таксисты тогда рынки с черными погромили. А на днях летчики бастовать хотят – отказываются в Закавказье летать, стреляют там.
– Стоп! – хлопнул себя по лбу Соловец. – Буква «А» – аэропорт, это ж как божий день ясно. Они что-то в аэропорту готовят. Черт, это ж завтра.
– Да, кто-то хочет, чтобы наши друзья с Закавказья в Питере себя чувствовали привольно, и не останавливается ни перед чем.
– Нам самим не справиться, -заключил Соловец. – Надо Борисова подключать.
– Найдешь ты его, пожалуй!
– А у меня заветное слово есть. – Соловец набрал номер. – Борисова, пожалуйста. Нет? Тогда передайте, что в 85-м отделении талончик есть, пусть подскочит. Спасибо.
– Это ты, Георгич, переборщил слегка, сейчас же весь убойный отдел примчится.
– Ничего лишние люди не помешают. Заморочка, чувствую, будет серьезная.
Иван Петрович Перегаров, пилот первого класса петербургского отряда авиаторов, ложился спать в плохом расположении духа. Зарплату не платили третий месяц, завтра предстоит полет во Владикавказ, последний раз летал – самолет чуть не подбили. Пилоты ультиматум выдвинули: либо зарплату прибавить, либо на юг откажутся летать. Это не говоря еще об угонщиках – что ни рейс в Грузию, так требуют в Турцию или в Индию лететь. Пока все обходилось, но сколько же можно?
«Решено, завтра буду стоять как стена, к самолету не подойду. Пускай штрейкбрехеров ищут, а с меня хватит», – подумал Перегаров.
Зазвонил телефон:
– Товарищ Перегаров?
– Да, это я.
– Вы назначены на рейс «Санкт-Петербург – Владикавказ». Настоятельно рекомендую вам сесть за штурвал, в противном случае вы можете себя плохо почувствовать, – произнес металлический голос в трубке.
– Кто это?
– Я ясно выразился? Так что подумайте.
– Послушайте…
Из трубки донеслись прерывистые гудки. Перегаров отключил телефон и опустился на кровать.
«Вот козлы, до чего додумались, пугают. Ничего, пущай пугают, не на того нарвались», – подумал он и заснул.
Утро в Пулково выдалось самое что ни на есть обычное, Все та же суета, беготня, спешка, прилеты-отлеты. Но среди отлетающей публики, бомжей и фарцовщиков внимательный взгляд мог заметить молодых людей, рассеяных по всему аэропорту и не похожих ни на одну из вышеперечисленных групп. Как можно догадаться, это были опера 85-го отделения и 22-го убойного отдела. Возле стоек регистрации с шести часов утра дежурил Волков с детской коляской, которую он периодически покачивал. Второй рукой он обнимал Уксусову. На Уксусовой был надет легендарный кивиновский парик и очки, так что на себя она была мало похожа, своим видом она скорее напоминала Игоря Корнелюка. В коляске вместо ребенка лежали АК, две обоймы и стационарная рация, которая еле влезла в коляску. У этой парочки было самое ответственное задание – увидеть Виталика и дать сигнал. Регистрация билетов на самолет на Владикавказ начиналась через час, Волков начинал волноваться и все чаще качал коляску.
В кооперативном киоске рядом с продавцом примостился Кивинов и неотрывно наблюдал за Волковым. Остальные расположились кто где. Борисов предупредил руководство и милицию аэропорта о возможности инцидента на их территории. Постовые, снабженные приметами Виталика, голодно вглядывались в лица пассажиров.
Накануне, как Соловец и предвидел, Борисов примчался почти сразу после звонка, прихватив с собой всю свою бригаду архаровцев. Сначала он было обиделся на обман, но потом, решив, что есть возможность отличиться, остался. В пять утра двенадцать человек вышли из 85-го отделения и на трех машинах направились в Пулково. Уксусову взяли как единственную свидетельницу, кто мог опознать Виталика. Операцию держали в строжайшем секрете, в отделении же объяснили, что поехали брать рэкетиров.
Сердобойцев с Таранкиным сидели в «Жигулях» на выезде с эстакады и слушали «Европу плюс». Соловец, нагнетая атмосферу, бегал от одного к другому. Голос по трансляции объявил, что рейс «Санкт-Петербург – Владикавказ» задерживается по причине нелетной погоды. Это была ерунда явная: весеннее солнышко припекало, и на небе не было ни облачка. «Значит, бастуют, – подумал Соловец. – Если прозеваем Стронга, будет обидно и досадно до слез и до икоты.»
– А у дельфина распорото брюхо винтом, выстрела в спину не ожидает никто… – надрывался из чьего-то магнитофона Высоцкий. Соловец поежился – своевременная песенка.
Электронные часы показывали без десяти двенадцать, по расписанию через десять минут должна была начаться регистрация на рейс во Владикавказ. Кивинов вытирал вспотевшие ладони о фирменные футболки. Волков беспрерывно тряс коляску, рация грозила выпасть. Уксусова крутила головой, парик окончательно сполз ей на лоб. Согласно установке, увидев Виталика, она должна была указать на него Волкову, а тот вынуть из коляски пеленку.
Кивинов в очередной раз протянул руки к футболке, когда заметил условный знак, – Волков не только вынул пеленку, но и, очевидно, не зная, что с ней дальше делать, стал размахивать ею в воздухе. Уксусова совсем зарылась в парик. С одной стороны по направлению к Волкову бежал Дукалис, а с другой приближался Борисов. Кивинов бросил взгляд в сторону входа и сначала ничего не понял. У дверей, кроме одетого по форме лейтенанта милиции, никого не было. Причем форма была инспектора ГАИ. В одной руке блондинистый мент держал торт, а другою сжимал жезл. «Мент с тортом, а вокруг – никого, – мелькнула мысль, – Это Стронг».
Кивинов ударом ноги распахнул двери ларька и кинулся на гаишника. Однако к тому времени Стронг уже сообразил, что его засекли. Он развернулся, как следует размахнулся тортом и швырнул его в середину толпы, заорав пронзительно прозвучавшее «Ложись!». Затем левой рукой встретил подлетающего к нему Кивинова. Тому кое-как удалось увернуться, но вот схватить Стронга он уже не успел. Мнимый гаишник выскочил на улицу.
Толпа в зале дружно рухнула на пол, что такое террористический акт, знали не только в милиции. Спас всех вовремя прибывший на место происшествия Дукалис. С криком «Прощайте, братья!» он рухнул животом прямо на торт. Однако никакого взрыва не последовало, и через минуту Дукалис уже стоял посреди восторженной толпы, принимая искренние поздравления и соскребывая со своей кожаной куртки масляный крем. «Какой торт испортил!» – подумал Борисов. Кивинов от волнения сел на пол.
Заминка с тортом дала Стронгу явную фору во времени. Выбежав из зала, он перепрыгнул через перила эстакады на нижний ярус пулковского аэропорта и вскочил в белый жи-гуль. Жигуль сорвался и полетел по направлению к Киевскому шоссе. За рулем машины сидел сообщник Стронга. Кивинов помчался к Таранкину, Сердобойцев уже нетерпеливо рычал мотором. Кивинов прыгнул на заднее сидение.
– Гони за ним! – заорал он.
Сердобойцев вмял педаль акселератора в пол казенных «Жигулей», мерседесовский двигатель хищно взревел, и машина понеслась по дороге. Стронг вырулил на Киевское шоссе и свернул в сторону Пушкина. Машина оперов медленно, но верно приближалась, повиснув у него на хвосте. Сердобойцев вырулил на встречную полосу и пошел на обгон машин, отделяющих их от преступника. Дорогу встречным автомобилям он уступал лишь в крайних случаях. Несколько раз Кивинов закрывал глаза и вжимался в сиденье, ожидая неминуемого столкновения, но водитель был абсолютно спокоен, в последнюю секунду вывертываясь перед буфером едущей навстречу машины. Таранкин открыл окно и достал пистолет, но не стрелял, между Стронгом и ними все еще оставалось несколько легковушек. Кивинов тоже полез за своей «пушкой».
ОТДЕЛЬНОЕ ПОРУЧЕНИЕ В моем производстве находится уголовное дело ј 232322, возбужденное по факту убийства 1.04.1992 года гр. Смирнова И. И., водителя таксомотора. В целях раскрытия данного преступления поручаю сотрудникам 85 отделения милиции провести следующие мероприятия:
– Провести поквартальный обход в целях установления свидетелей преступления;
– Ориентировать личный состав и подсобные силы;
– Перекрыть возможные места сбыта похищенного;
– Проверить на причастность лиц БОМЖиЗ и прибывших с СНХ (строек народного хозяйства);
– Проверить лиц, проходящих по уголовным делам и материалам, связанным с нападениями на таксистов;
– Проверить на причастность лиц, ранее судимых за аналогичные преступления, на предмет установления их алиби в момент убийства Смирнова И.И.
Ответ в прокуратуру Кировского района в установленый законом срок!!!
Следователь прокуратуры Кировского района Склянцева С.В.
Следователю прокуратуры па особо простым делам Кировского района Склянцевой С.В.
СПРАВКА о проведенных оперативно розыскных мероприятиях по уголовному делу ј 232322 Выполняя ваше отдельное поручение, а также для установления лица, совершившего убийство гр. Смирнова И.И., мною были проведены следующие мероприятия:
– Проведен поквартальный обход в целях установления свидетелей преступления;
– Ориентирован личный состав и подсобные силы;
– Перекрыты возможные места сбыта похищенного;
– Проверены на причастность лица БОМЖиЗ и прибывшие с СНХ (строек народного хозяйства);
– Проверены на причастность лица, проходящие по уголовным делам и материалам, связанным с нападениями на таксистов;
– Проверены на причастность лица, ранее судимые за аналогичные преступления, на предмет установления их алиби в момент убийства Смирнова И.И.
Ответ даю в прокуратуру Кировского района в установленный законом срок. О новой информации по делу будет сообщено дополнительно.
Старший оперуполномоченный уголовного розыска 85 отделения милиции Кивинов А.В.
Кивинов и Дукалис лазали по комнате Виталика, перед этим, как всегда, без особых усилий взломав дверь. Первые результаты незаконного розыска были обнадеживающими. В шкафу были найдены куча старых напильников, проводов, моток зеленой изоленты, клеммы и прочий хлам. Но дальнейшие поиски ничего нового не прибавляли. Соловец, закончив беседу с Квадратаки, зашел помочь. Все имущество Виталика состояло из пары рубашек, кроссовок 43-го размера, рюкзака и кухонной утвари. Никаких документов, никаких зацепок.
Обшмонав в течение получаса каждый сантиметр комнаты и обшарив все карманы, опера в нерешительности задумались. Дукалис рассматривал висящий над кроватью эротический календарь. На календаре веселая девушка в полностью голом виде рекламировала продукцию завода турбинных лопаток.
– Я думаю, Софью Иосифовну турбинные лопатки вряд ли интересуют, а девушки – тем более, – произнес Дукалис, снимая календарь. – Лучше в нашем сортире повешу.
Свертывая календарь в трубочку, Дукалис вдруг замер:
– Смотрите, что это?
В некоторых местах над числами месяца были проставлены какие-то загадочные буквы, написанные от руки зеленой пастой. Соловец и Кивинов тоже рассмотрели цифры и буквы.
– Софья Иосифовна, ваш календарик? – спросил Соловец.
– Что вы, я эту гадость отродясь не покупаю. Я серьезную эротику уважаю или порнушку, а это так – семечки.
– Понятно. Значит, Виталика?
– Ну а чей же еще? Он, кажется, с ним и приехал. По дороге в отдел Соловец смолил и делился со своими коллегами впечатлениями от разговора с дворянкой:
– Квадратаки мне ничего особенного в принципе не рассказала, но есть несколько интересных фактов. Пару раз Виталику кто-то звонил, он думал, что Софьи Иосифовны нет дома, и поэтому говорил спокойно. Однажды он кому-то представился Стронгом. Разговоры, правда, были какие-то односторонние, Виталик только дакал, как будто приказы выслушивал. В конце марта он что-то говорил о вокзале. В середине апреля к нему приходил какой-то кавказец, они заперлись и беседовали около часа. Кавказец ушел недовольным, а Виталик после этого выглядел расстроенным. О себе Виталик почти не рассказывал. Говорил, что служил в Афгане, сам из Москвы, работает в уголовном розыске, показывал шрам на ноге, говорил, что получил во время задержания рэкетиров.
В отделе опера вновь собрались в кабинете у шефа и принялись изучать календарь. Над некоторыми числами последних двух месяцев стояли буквы «В», «Т» и «А». Букв «Т» было шесть, одна «А» и одна «В».
– Обратите внимание, господа, – заметил Кивинов, – что последняя буква «Т» стоит над 1 апреля. А это день убийства таксиста.
– Тащи сводку, – возбужденно произнес Соловец. – Сейчас прикинем.
Спустя две минуты оперативники листали книгу ориентировок. Буква «В», как оказалось, стояла на дате 25 февраля. Исходя из сводки, в этот день произошел взрыв на Московском вокзале. Буквы «Т» приходились на дни убийства таксистов. И наконец, буква «А» зловеще зависла над завтрашним днем.
– Завтра будет новая ориентировка, – мрачно пошутил Кивинов.
– Что может означать эта литера?
– Вспомним, что было во все эти дни.
Таранкин, как человек, следящий за политикой, оживился.
Взрыв на вокзале был после прибытия поезда с беженцами «Владикавказ – Санкт-Петербург». Затем таксисты бучу подняли. Те – по двум причинам: чтобы цены на проезд скинули и чтоб черных из города выгнали – нападения на водителей участились. Таксисты тогда рынки с черными погромили. А на днях летчики бастовать хотят – отказываются в Закавказье летать, стреляют там.
– Стоп! – хлопнул себя по лбу Соловец. – Буква «А» – аэропорт, это ж как божий день ясно. Они что-то в аэропорту готовят. Черт, это ж завтра.
– Да, кто-то хочет, чтобы наши друзья с Закавказья в Питере себя чувствовали привольно, и не останавливается ни перед чем.
– Нам самим не справиться, -заключил Соловец. – Надо Борисова подключать.
– Найдешь ты его, пожалуй!
– А у меня заветное слово есть. – Соловец набрал номер. – Борисова, пожалуйста. Нет? Тогда передайте, что в 85-м отделении талончик есть, пусть подскочит. Спасибо.
– Это ты, Георгич, переборщил слегка, сейчас же весь убойный отдел примчится.
– Ничего лишние люди не помешают. Заморочка, чувствую, будет серьезная.
Иван Петрович Перегаров, пилот первого класса петербургского отряда авиаторов, ложился спать в плохом расположении духа. Зарплату не платили третий месяц, завтра предстоит полет во Владикавказ, последний раз летал – самолет чуть не подбили. Пилоты ультиматум выдвинули: либо зарплату прибавить, либо на юг откажутся летать. Это не говоря еще об угонщиках – что ни рейс в Грузию, так требуют в Турцию или в Индию лететь. Пока все обходилось, но сколько же можно?
«Решено, завтра буду стоять как стена, к самолету не подойду. Пускай штрейкбрехеров ищут, а с меня хватит», – подумал Перегаров.
Зазвонил телефон:
– Товарищ Перегаров?
– Да, это я.
– Вы назначены на рейс «Санкт-Петербург – Владикавказ». Настоятельно рекомендую вам сесть за штурвал, в противном случае вы можете себя плохо почувствовать, – произнес металлический голос в трубке.
– Кто это?
– Я ясно выразился? Так что подумайте.
– Послушайте…
Из трубки донеслись прерывистые гудки. Перегаров отключил телефон и опустился на кровать.
«Вот козлы, до чего додумались, пугают. Ничего, пущай пугают, не на того нарвались», – подумал он и заснул.
Утро в Пулково выдалось самое что ни на есть обычное, Все та же суета, беготня, спешка, прилеты-отлеты. Но среди отлетающей публики, бомжей и фарцовщиков внимательный взгляд мог заметить молодых людей, рассеяных по всему аэропорту и не похожих ни на одну из вышеперечисленных групп. Как можно догадаться, это были опера 85-го отделения и 22-го убойного отдела. Возле стоек регистрации с шести часов утра дежурил Волков с детской коляской, которую он периодически покачивал. Второй рукой он обнимал Уксусову. На Уксусовой был надет легендарный кивиновский парик и очки, так что на себя она была мало похожа, своим видом она скорее напоминала Игоря Корнелюка. В коляске вместо ребенка лежали АК, две обоймы и стационарная рация, которая еле влезла в коляску. У этой парочки было самое ответственное задание – увидеть Виталика и дать сигнал. Регистрация билетов на самолет на Владикавказ начиналась через час, Волков начинал волноваться и все чаще качал коляску.
В кооперативном киоске рядом с продавцом примостился Кивинов и неотрывно наблюдал за Волковым. Остальные расположились кто где. Борисов предупредил руководство и милицию аэропорта о возможности инцидента на их территории. Постовые, снабженные приметами Виталика, голодно вглядывались в лица пассажиров.
Накануне, как Соловец и предвидел, Борисов примчался почти сразу после звонка, прихватив с собой всю свою бригаду архаровцев. Сначала он было обиделся на обман, но потом, решив, что есть возможность отличиться, остался. В пять утра двенадцать человек вышли из 85-го отделения и на трех машинах направились в Пулково. Уксусову взяли как единственную свидетельницу, кто мог опознать Виталика. Операцию держали в строжайшем секрете, в отделении же объяснили, что поехали брать рэкетиров.
Сердобойцев с Таранкиным сидели в «Жигулях» на выезде с эстакады и слушали «Европу плюс». Соловец, нагнетая атмосферу, бегал от одного к другому. Голос по трансляции объявил, что рейс «Санкт-Петербург – Владикавказ» задерживается по причине нелетной погоды. Это была ерунда явная: весеннее солнышко припекало, и на небе не было ни облачка. «Значит, бастуют, – подумал Соловец. – Если прозеваем Стронга, будет обидно и досадно до слез и до икоты.»
– А у дельфина распорото брюхо винтом, выстрела в спину не ожидает никто… – надрывался из чьего-то магнитофона Высоцкий. Соловец поежился – своевременная песенка.
Электронные часы показывали без десяти двенадцать, по расписанию через десять минут должна была начаться регистрация на рейс во Владикавказ. Кивинов вытирал вспотевшие ладони о фирменные футболки. Волков беспрерывно тряс коляску, рация грозила выпасть. Уксусова крутила головой, парик окончательно сполз ей на лоб. Согласно установке, увидев Виталика, она должна была указать на него Волкову, а тот вынуть из коляски пеленку.
Кивинов в очередной раз протянул руки к футболке, когда заметил условный знак, – Волков не только вынул пеленку, но и, очевидно, не зная, что с ней дальше делать, стал размахивать ею в воздухе. Уксусова совсем зарылась в парик. С одной стороны по направлению к Волкову бежал Дукалис, а с другой приближался Борисов. Кивинов бросил взгляд в сторону входа и сначала ничего не понял. У дверей, кроме одетого по форме лейтенанта милиции, никого не было. Причем форма была инспектора ГАИ. В одной руке блондинистый мент держал торт, а другою сжимал жезл. «Мент с тортом, а вокруг – никого, – мелькнула мысль, – Это Стронг».
Кивинов ударом ноги распахнул двери ларька и кинулся на гаишника. Однако к тому времени Стронг уже сообразил, что его засекли. Он развернулся, как следует размахнулся тортом и швырнул его в середину толпы, заорав пронзительно прозвучавшее «Ложись!». Затем левой рукой встретил подлетающего к нему Кивинова. Тому кое-как удалось увернуться, но вот схватить Стронга он уже не успел. Мнимый гаишник выскочил на улицу.
Толпа в зале дружно рухнула на пол, что такое террористический акт, знали не только в милиции. Спас всех вовремя прибывший на место происшествия Дукалис. С криком «Прощайте, братья!» он рухнул животом прямо на торт. Однако никакого взрыва не последовало, и через минуту Дукалис уже стоял посреди восторженной толпы, принимая искренние поздравления и соскребывая со своей кожаной куртки масляный крем. «Какой торт испортил!» – подумал Борисов. Кивинов от волнения сел на пол.
Заминка с тортом дала Стронгу явную фору во времени. Выбежав из зала, он перепрыгнул через перила эстакады на нижний ярус пулковского аэропорта и вскочил в белый жи-гуль. Жигуль сорвался и полетел по направлению к Киевскому шоссе. За рулем машины сидел сообщник Стронга. Кивинов помчался к Таранкину, Сердобойцев уже нетерпеливо рычал мотором. Кивинов прыгнул на заднее сидение.
– Гони за ним! – заорал он.
Сердобойцев вмял педаль акселератора в пол казенных «Жигулей», мерседесовский двигатель хищно взревел, и машина понеслась по дороге. Стронг вырулил на Киевское шоссе и свернул в сторону Пушкина. Машина оперов медленно, но верно приближалась, повиснув у него на хвосте. Сердобойцев вырулил на встречную полосу и пошел на обгон машин, отделяющих их от преступника. Дорогу встречным автомобилям он уступал лишь в крайних случаях. Несколько раз Кивинов закрывал глаза и вжимался в сиденье, ожидая неминуемого столкновения, но водитель был абсолютно спокоен, в последнюю секунду вывертываясь перед буфером едущей навстречу машины. Таранкин открыл окно и достал пистолет, но не стрелял, между Стронгом и ними все еще оставалось несколько легковушек. Кивинов тоже полез за своей «пушкой».