Спикер служил Зелинскому, и Спикер не предавал Зелинского. Мент служил ментам, но предал ментов. Надо уметь быть авторитетом по духу. Как мало осталось тех, кто честен по духу. Все продаются и продают.
Сережа продался. Вернее, предал. И вовсе не сейчас, выдав ментам адрес…
Спикер свернул на грунтовку. Промчался черной кометой по заснеженной полосе. Сосны-мачты качали верхушками и рвали ползущие низко над землей снеговые тучи. Ветер свистел так, что даже в герметичном салоне “мерседеса” чувствовалась его злость.
Сергея везли в одном спортивном костюме и домашних тапочках, однако ему не было холодно. Наоборот. Капельки пота с висков намочили весь воротник.
Свернув на обочину, Спикер заглушил мотор. Вышел из машины, огляделся. Кивнул Витьку.
Воротничок Бермудина мгновенно покрылся белой корочкой.
– Послушай, ты, псих… Мы же одна команда! Что ты задумал?! Ты думаешь, Шура ничего не узнает? Ты решил меня замочить, да? Ха-ха-ха! Да через год вы окажетесь на бирже труда. Или на панели в метро. Вы умеете только командовать быками да из автоматов палить. Что, не так? Вы сильны, пока я с вами.
– Ты не с нами, Сережа. Я бы мог тебе кое-что напомнить. Например, твою комбинацию с нефтью в Заречье. Помнишь, два года назад? Ты ведь провернул ее на общие деньги, а куш положил в свой карман. Про твои фирмы и счета в банках… На это закрывали глаза. В конце концов, это только бизнес. Каждый делает то, что умеет. Но ты начал строить совсем не экономические планы. Не пора ли занять место этого глупого и пустого Шуры? Ну? Чьи слова?
Сергей затрясся, но вовсе не от холода. Он вспомнил эти слова. Он ляпнул их абсолютно левой девице, так, больше для бахвальства, по пьянке. Трезвым он бы никогда не упомянул имя будущего депутата. Но как Спикер узнал?..
– Это пьяный базар. Спикер, ты чего?
– Что у пьяного на языке, Сережа… Сегодня базар, завтра дело. А кто сдал ментам мою квартирку? Ты совсем потерял голову, Сережа. Зная, что в ментуре тоже есть терпеливые люди. Может, ты успел рассказать и про Шерифа?
Сергей зарычал.
Спикер кивнул напарникам.
– Отпускайте, пусть побесится. А незаменимых, Сережа, нет. Думаешь, ты первый у Зелинского? Или Шериф был первым? Или зарвавшиеся быки? Нет, Сережа. Такого добра сейчас хватает в любом дворе. Так что извини, благодарим за службу.
– Погоди, погоди… Только не прикидывайся бессребреником. Ты же не с Марса прилетел. – Сергей выставил руки перед собой, заметив приближение Спикера. – Сколько тебе надо? Сколько?! У меня есть бабки! Хватит твоим правнукам! Опомнись, говнюк, опомнись!!!
Видя бесполезность слов, Сергей бросился вперед – неумело, безрассудно, охваченный животным желанием спастись, рыча, как затравленный медведь. Но бывший разведчик Закавказского военного округа относился к таким выпадам с показательным хладнокровием.
– Не покупай. Не продаюсь…
Нож, нацеленный умелой рукой, начертил в воздухе кривой крест и тут же снова исчез в складках черного пальто.
Сергей по инерции схватился за горло, пережимая разрубленную артерию, и грохнулся на снег.
– Согласись, Сережа, что в любом деле есть свои тонкости.
Витек открыл багажник, достал канистру с бензином.
Спикер отвернулся и пошел в сторону пригородной трассы. У каждого своя философия, своя дорога. Стремясь к рассвету, да не увидь закат.
– Это Ольга? – Белкин взял фотографию с полочки.
– Да, три года назад. Правда, она красивая?
– Ничего.
Вовчик сел на диван.
– Ты-то что делать собираешься?
– В каком смысле?
– Да в самом житейском. Завтра какой-нибудь красавчик приглянется Ольге, ну и… Ты здесь, как я понимаю, на птичьих правах.
– Ольга никогда не прогонит меня.
– Все хорошо до поры до времени. Это ее квартира.
Женька накинула платок. Сквозь оконные щели просачивались струйки морозного воздуха, в комнате было холодно.
– У меня нет никаких планов. Как-нибудь проживу… Проживем.
– Да не обижайся ты. Всеобщее братство обещано только в раю да при коммунизме. А у нас частная собственность. Черные не достают?
– Не было пока.
– Если объявятся, позвони. Подскочим – объясним что к чему. Ольга в больнице?
– Да, только в детской, у Катьки. Врачи сказали, что Катьке климат надо менять. Здесь никогда не вылечится.
– Ты это… Чем помочь надо, вдруг… Звони.
– Хорошо, спасибо.
Вовчик положил фотографию, пару раз кашлянул в кулак. Женька внимательно следила за ним, ожидая новых вопросов официального лица.
Во, черт! Как не хватает казанцевской легкости при общении с женщинами. Двадцать седьмой, а сижу, словно пионер на отрядной викторине. Вопрос – ответ. Здрасьте – до свидания.
Вовчик упорно твердил про себя, что приехал сюда исключительно в служебных целях – уточнить, предупредить… Рассказывайте это начальству, Владимир Викторович… Самого себя не проведешь. Ты приехал, чтобы увидеть эту девочку, сидящую сейчас напротив тебя. Только за этим. Ты думаешь о ней последние две недели, забыв даже про футбол. Флюиды… Тьфу, детский сад. Очнись, ты мент, ты… А что, мент не человек?
Вовчик поднялся с дивана. Вопросы закончились, а анекдотов он никогда не запоминал.
– Вот еще… История, к сожалению, продолжается, Спикер бегает. Не хочу тебя пугать, но все ж будь поосторожнее.
– Мне опять прятаться?
– Нет, можешь жить дома. Просто, если заметишь что-нибудь, ну, ходить кто за тобой будет или звонки непонятные начнутся, сразу дай знать. Мне или любому из наших. Телефон помнишь?
– Да.
– Ну, ладно… – Вовчик вздохнул и шагнул в прихожую.
Женька тоже поднялась.
– Скорей бы Ольга приехала. Так страшно одной.
– Не бойся.
Вовчик начал шарить по стенке в поисках выключателя.
– Сейчас. – Женька протянула руку. В воздухе их пальцы встретились. Вовчик несильно сжал холодную Женькину ладошку и, не выпуская ее, полушепотом спросил:
– Как ты?
Вопрос мог относиться к чему угодно, но Женька поняла по интонации Вовчика, что официальная часть закончилась.
Не пытаясь освободить пальцы, она, также шепотом, ответила:
– Нормально.
– Пока.
– До свидания.
На ночной улице Вовчик приложил к горящему лбу горсть снега. Флюиды… Какие там флюиды! Еще бы мгновение, и он прижал бы к себе эту маленькую девочку с забинтованными руками, чтобы никогда больше не отпускать от себя.
Зелинский нагнулся к глазку, взвел курок газового “бульдога”. Но тут же поставил оружие на предохранитель и повернул ключ.
– Проходи в комнату.
Спикер топнул сапогами, сбив остатки снега. Зелинский бросил револьвер в изящное бюро над камином.
– Мне только что звонила жена Сергея. Два часа назад он вышел из дома на сработавшую сигнализацию и назад не вернулся. Ты должен принять меры, Андрей. Его надо найти. Если потребуют выкуп, соглашайся на любую сумму. Его могли похитить из-за выкупа. Побазарь с блатными, выйди на авторитетов. Намекни, что готовы отмаксать.
– Хорошо, – спокойно ответил Спикер, прику-Ривая от позолоченной настольной зажигалки. -
Только если его сняли из-за бабок, выйдут на нас сами.
– Не люблю неопределенность. Опасаюсь, что это удар прежде всего по мне.
– Вряд ли, Александр Михалыч. Я держу руку на пульсе, можете быть спокойны.
– За всем не уследишь.
– Я стараюсь.
– Не сомневаюсь, Андрей. Но дело в том, что ряд моих проектов просто рухнет без Сергея. Он держит в руках очень важные нити. И многие знают об этом.
– Вы сами виноваты. Слишком полагались на него.
– Он вполне устраивает меня. Кроме того, он зависит от нас. У меня нет оснований ему не доверять. Зелинский задернул небольшую щель между тяжелыми оконными портьерами, затем, сунув руки в широкие карманы парчового халата, начал выхаживать по ковру.
– Ты из дома?
Спикер покачал головой. Зелинский вышел на него через пейджер, потребовав срочного свидания.
– Нет, катался в тачке. Любовался ночным Эрмитажем.
– Собственно, вызвал я тебя из-за исчезновения Сергея. Езжай сейчас к нему домой, поговори с женой. Потом она вызовет милицию.
– Думаете, они будут шевелиться?
– Заплатим – будут.
Спикер не торопился подниматься с кресла. Наоборот, он расстегнул пальто и вытянул ноги.
Зелинский замер в центре просторной комнаты.
– Ты чего-то не понял, Андрей? Время дорого.
– Конечно. Дорого… Это вы попросили его присматривать за мной?
Зелинский нахмурился и присел в кресло напротив.
– Зачем, Александр Михайлович? Вы сомневаетесь в моей честности?
– К чему этот разговор, Андрей? Сейчас надо действовать, а не затевать пустые речи. Мне телевидения хватает. Я тебе абсолютно доверяю, и ты это прекрасно знаешь. Сергей мог проявить совершенно ненужную инициативу. Если честно, он недолюбливает тебя. Но в настоящее время он мне нужен. Пожалуйста, позабудь про антипатии и займись его поисками.
Спикер снял перчатки.
– Вы хорошо помните условия нашего сотрудничества, Александр Михайлович? Когда я нанимался к вам? Вы получаете максимально возможную деловую и физическую безопасность, я получаю деньги. Не так ли?
– Послушай, Андрей…
– Разговор давно назрел, и он необходим, – перебил Зелинского Спикер. – Об этом уговоре знаем мы одни. Для всех остальных я “темная лошадка”. Так, пристебай у большого босса. Сбегай-достань-принеси. И вторым условием было полное доверие с вашей Стороны и полная свобода действий с моей. В рамках разумного, конечно. При этом я вовсе не обязан вчитываться перед вами. Вы в безопасности – это главное. Скажите, Александр Михайлович, у вас были претензии к моей работе?
– Нет, Андрей. Ты просто находка для меня. Но в чем проблемы? Тебе нужны деньги?
– Нет, вы платите честно.
– Тогда я не пойму, что тебя не устраивает.
– Я не буду искать Сергея.
– Почему?!
– Вы забыли, я обеспечиваю вашу безопасность теми способами, которые считаю нужными. Я гарантирую вашу безопасность.
Зелинский не смог выдержать взгляда бывшего разведчика и отвел глаза. Едва ощутимый холодок пробежал сверху вниз по спине. Как легкий укол током.
– Да, конечно. Я не сомневаюсь.
– И вот еще одно подтверждение. – Спикер сунул руку за пазуху, выдернул из кармана кассету и бросил ее на столик. – Она самая. Я запомнил упаковку.
– Упаковку? Ты не смотрел содержимое?
– Хотел. Просто не успел – дела были. Я получил кассету не так давно.
Зелинский протянул руку, взял кассету, повертел ее, неопределенно хмыкнул.
– Ты действительно мастер. Твой человек не проболтается? Хотя, в принципе, не беда, если и проболтается. Кассета у меня.
– Не проболтается. Человека ограбили в парке. Кажется, он при этом умер. Что творится, что творится… По улице не пройти.
– Напрасно. В этом не было необходимости.
– К счастью, здесь последнее слово за мной. При слове “счастье” еще один электрический разряд щелкнул Александра Михайловича.
– Хорошо, но Сергей?
– Я не буду его искать. – Холодная твердость Спикера говорила о бесперспективности каких-либо споров. – Можете сразу звонить в ментовскую. Думаю, они найдут его быстрее.
– Ты уверен?
– Я же сказал, что работаю честно. Вы напрасно поручили Бермудину пасти меня.
– Я ничего не…
– Бросьте, Александр Михайлович. Вы не волнуйтесь, я нисколько не сержусь. На вашем месте я бы тоже поручил. Слепо доверять нельзя.
– Ты знаешь, где Сергей?
Спикер махнул зажатыми в руке перчатками:
– Понятия не имею. Звоните, звоните в милицию.
– Послушай, Андрей! Перестань строить из себя Джеймса Бонда! Самодеятельность хороша на сцене дома культуры. А в нашем театре режиссер – я. Главный и единственный.
– Кто спорит, Александр Михайлович? Я могу Уйти в другой театр. Хотите? Пожалуйста! Я и завел этот разговор с одной целью – выяснить отношения. Решайте, Александр Михайлович. Я без работы не останусь.
~ Нет, нет, погоди, – заметно смягчил тон Зелинский. – Ты меня вполне устраиваешь. Просто некоторые моменты все же необходимо оговаривать со мной.
Он взял кассету со стола, повертел ее, затем сунул в карман халата.
– Наша дружба остается в силе. Несомненно. Зелинский достал из бара уже знакомую Спикеру бутылку коллекционного коньяка, два фужера.
– Давай по стопочке. Меня немного знобит. Идиот прораб, щели в окнах в палец толщиной.
Спикер кивнул. Ему действительно необходимо снять нагрузку. Фужеры музыкально соприкоснулись.
– За дружбу, Андрей. Коньяк приятно обжег небо.
– Ты выглядишь устало.
– Спасибо за комплимент, Александр Михайлович. Под лежачий камень “Амаретто” не течет. Я работаю.
– Отдохни. Слетай в Рим или в Ниццу. Развейся.
– Не сезон.
– Отдохни, отдохни… Еще выпьешь?
– Выпью.
Второй фужер Спикер опрокинул не чокаясь. Затем поднялся с кресла.
– Я хочу спать. И правда устал что-то.
– Конечно, конечно, Андрей. – Зелинский заботливо махнул рукой в сторону двери. – Езжай, отдохни. Да, извини, главное-то…
Он открыл бюро, повернул ключик встроенного сейфа.
– Держи, это за кассету. Благодарю. Спикер спрятал две туго перевязанные пачки, слегка кивнув Зелинскому.
– До свидания, Александр Михайлович.
– До встречи, Андрюша. Завтра в полдень позвони, пожалуйста, в офис. Надо решить один вопрос.
– Хорошо.
Зелинский запер за Спикером дверь, затем вернулся в комнату. Плеснул себе коньяку. Подойдя к окну, чуть раздвинул тяжелые портьеры.
Спикер вышел из дома. Привратник в пятнистой форме засуетился возле ворот, морщась от зимнего ветра. Машина, моргнув габаритами, выкатила на шоссе и мгновенно растворилась в темноте.
Зелинский допил коньяк, взял рюмку, из которой пил Спикер, и бросил ее в камин.
Спасибо за службу, Андрюша. Извини, но ты переступил черту. Без разрешения присвоил себе право казнить или миловать. Этак ты завтра решишь, что для моей безопасности надо убрать меня самого. Ну конечно, чего распыляться? Самое безопасное место – деревянный тулуп на глубине два метра. Я решил, Александр Михайлович, что вам он как раз.
Нет, Андрюша, ты хоть и грамотный, хоть и умелый, но всего лишь слуга, которого наняли… Да, не в меру усердный слуга. Головушку клинит на поворотах. Так нельзя. Такое усердие слишком бросается в глаза. Отдохни, Андрюша, отдохни.
Жалко Сергея. Ладно б месяца через два. Пока новый человек вникнет…
Зелинский взглянул на каминные часы, хлопнул по карману халата и, сгорая от любопытства, покинУЛ комнату, перейдя в рабочий кабинет. Там он включил “двойку”, вставил в щель кассету и нажал на “пуск”.
Глава 15
Сережа продался. Вернее, предал. И вовсе не сейчас, выдав ментам адрес…
Спикер свернул на грунтовку. Промчался черной кометой по заснеженной полосе. Сосны-мачты качали верхушками и рвали ползущие низко над землей снеговые тучи. Ветер свистел так, что даже в герметичном салоне “мерседеса” чувствовалась его злость.
Сергея везли в одном спортивном костюме и домашних тапочках, однако ему не было холодно. Наоборот. Капельки пота с висков намочили весь воротник.
Свернув на обочину, Спикер заглушил мотор. Вышел из машины, огляделся. Кивнул Витьку.
Воротничок Бермудина мгновенно покрылся белой корочкой.
– Послушай, ты, псих… Мы же одна команда! Что ты задумал?! Ты думаешь, Шура ничего не узнает? Ты решил меня замочить, да? Ха-ха-ха! Да через год вы окажетесь на бирже труда. Или на панели в метро. Вы умеете только командовать быками да из автоматов палить. Что, не так? Вы сильны, пока я с вами.
– Ты не с нами, Сережа. Я бы мог тебе кое-что напомнить. Например, твою комбинацию с нефтью в Заречье. Помнишь, два года назад? Ты ведь провернул ее на общие деньги, а куш положил в свой карман. Про твои фирмы и счета в банках… На это закрывали глаза. В конце концов, это только бизнес. Каждый делает то, что умеет. Но ты начал строить совсем не экономические планы. Не пора ли занять место этого глупого и пустого Шуры? Ну? Чьи слова?
Сергей затрясся, но вовсе не от холода. Он вспомнил эти слова. Он ляпнул их абсолютно левой девице, так, больше для бахвальства, по пьянке. Трезвым он бы никогда не упомянул имя будущего депутата. Но как Спикер узнал?..
– Это пьяный базар. Спикер, ты чего?
– Что у пьяного на языке, Сережа… Сегодня базар, завтра дело. А кто сдал ментам мою квартирку? Ты совсем потерял голову, Сережа. Зная, что в ментуре тоже есть терпеливые люди. Может, ты успел рассказать и про Шерифа?
Сергей зарычал.
Спикер кивнул напарникам.
– Отпускайте, пусть побесится. А незаменимых, Сережа, нет. Думаешь, ты первый у Зелинского? Или Шериф был первым? Или зарвавшиеся быки? Нет, Сережа. Такого добра сейчас хватает в любом дворе. Так что извини, благодарим за службу.
– Погоди, погоди… Только не прикидывайся бессребреником. Ты же не с Марса прилетел. – Сергей выставил руки перед собой, заметив приближение Спикера. – Сколько тебе надо? Сколько?! У меня есть бабки! Хватит твоим правнукам! Опомнись, говнюк, опомнись!!!
Видя бесполезность слов, Сергей бросился вперед – неумело, безрассудно, охваченный животным желанием спастись, рыча, как затравленный медведь. Но бывший разведчик Закавказского военного округа относился к таким выпадам с показательным хладнокровием.
– Не покупай. Не продаюсь…
Нож, нацеленный умелой рукой, начертил в воздухе кривой крест и тут же снова исчез в складках черного пальто.
Сергей по инерции схватился за горло, пережимая разрубленную артерию, и грохнулся на снег.
– Согласись, Сережа, что в любом деле есть свои тонкости.
Витек открыл багажник, достал канистру с бензином.
Спикер отвернулся и пошел в сторону пригородной трассы. У каждого своя философия, своя дорога. Стремясь к рассвету, да не увидь закат.
– Это Ольга? – Белкин взял фотографию с полочки.
– Да, три года назад. Правда, она красивая?
– Ничего.
Вовчик сел на диван.
– Ты-то что делать собираешься?
– В каком смысле?
– Да в самом житейском. Завтра какой-нибудь красавчик приглянется Ольге, ну и… Ты здесь, как я понимаю, на птичьих правах.
– Ольга никогда не прогонит меня.
– Все хорошо до поры до времени. Это ее квартира.
Женька накинула платок. Сквозь оконные щели просачивались струйки морозного воздуха, в комнате было холодно.
– У меня нет никаких планов. Как-нибудь проживу… Проживем.
– Да не обижайся ты. Всеобщее братство обещано только в раю да при коммунизме. А у нас частная собственность. Черные не достают?
– Не было пока.
– Если объявятся, позвони. Подскочим – объясним что к чему. Ольга в больнице?
– Да, только в детской, у Катьки. Врачи сказали, что Катьке климат надо менять. Здесь никогда не вылечится.
– Ты это… Чем помочь надо, вдруг… Звони.
– Хорошо, спасибо.
Вовчик положил фотографию, пару раз кашлянул в кулак. Женька внимательно следила за ним, ожидая новых вопросов официального лица.
Во, черт! Как не хватает казанцевской легкости при общении с женщинами. Двадцать седьмой, а сижу, словно пионер на отрядной викторине. Вопрос – ответ. Здрасьте – до свидания.
Вовчик упорно твердил про себя, что приехал сюда исключительно в служебных целях – уточнить, предупредить… Рассказывайте это начальству, Владимир Викторович… Самого себя не проведешь. Ты приехал, чтобы увидеть эту девочку, сидящую сейчас напротив тебя. Только за этим. Ты думаешь о ней последние две недели, забыв даже про футбол. Флюиды… Тьфу, детский сад. Очнись, ты мент, ты… А что, мент не человек?
Вовчик поднялся с дивана. Вопросы закончились, а анекдотов он никогда не запоминал.
– Вот еще… История, к сожалению, продолжается, Спикер бегает. Не хочу тебя пугать, но все ж будь поосторожнее.
– Мне опять прятаться?
– Нет, можешь жить дома. Просто, если заметишь что-нибудь, ну, ходить кто за тобой будет или звонки непонятные начнутся, сразу дай знать. Мне или любому из наших. Телефон помнишь?
– Да.
– Ну, ладно… – Вовчик вздохнул и шагнул в прихожую.
Женька тоже поднялась.
– Скорей бы Ольга приехала. Так страшно одной.
– Не бойся.
Вовчик начал шарить по стенке в поисках выключателя.
– Сейчас. – Женька протянула руку. В воздухе их пальцы встретились. Вовчик несильно сжал холодную Женькину ладошку и, не выпуская ее, полушепотом спросил:
– Как ты?
Вопрос мог относиться к чему угодно, но Женька поняла по интонации Вовчика, что официальная часть закончилась.
Не пытаясь освободить пальцы, она, также шепотом, ответила:
– Нормально.
– Пока.
– До свидания.
На ночной улице Вовчик приложил к горящему лбу горсть снега. Флюиды… Какие там флюиды! Еще бы мгновение, и он прижал бы к себе эту маленькую девочку с забинтованными руками, чтобы никогда больше не отпускать от себя.
Зелинский нагнулся к глазку, взвел курок газового “бульдога”. Но тут же поставил оружие на предохранитель и повернул ключ.
– Проходи в комнату.
Спикер топнул сапогами, сбив остатки снега. Зелинский бросил револьвер в изящное бюро над камином.
– Мне только что звонила жена Сергея. Два часа назад он вышел из дома на сработавшую сигнализацию и назад не вернулся. Ты должен принять меры, Андрей. Его надо найти. Если потребуют выкуп, соглашайся на любую сумму. Его могли похитить из-за выкупа. Побазарь с блатными, выйди на авторитетов. Намекни, что готовы отмаксать.
– Хорошо, – спокойно ответил Спикер, прику-Ривая от позолоченной настольной зажигалки. -
Только если его сняли из-за бабок, выйдут на нас сами.
– Не люблю неопределенность. Опасаюсь, что это удар прежде всего по мне.
– Вряд ли, Александр Михалыч. Я держу руку на пульсе, можете быть спокойны.
– За всем не уследишь.
– Я стараюсь.
– Не сомневаюсь, Андрей. Но дело в том, что ряд моих проектов просто рухнет без Сергея. Он держит в руках очень важные нити. И многие знают об этом.
– Вы сами виноваты. Слишком полагались на него.
– Он вполне устраивает меня. Кроме того, он зависит от нас. У меня нет оснований ему не доверять. Зелинский задернул небольшую щель между тяжелыми оконными портьерами, затем, сунув руки в широкие карманы парчового халата, начал выхаживать по ковру.
– Ты из дома?
Спикер покачал головой. Зелинский вышел на него через пейджер, потребовав срочного свидания.
– Нет, катался в тачке. Любовался ночным Эрмитажем.
– Собственно, вызвал я тебя из-за исчезновения Сергея. Езжай сейчас к нему домой, поговори с женой. Потом она вызовет милицию.
– Думаете, они будут шевелиться?
– Заплатим – будут.
Спикер не торопился подниматься с кресла. Наоборот, он расстегнул пальто и вытянул ноги.
Зелинский замер в центре просторной комнаты.
– Ты чего-то не понял, Андрей? Время дорого.
– Конечно. Дорого… Это вы попросили его присматривать за мной?
Зелинский нахмурился и присел в кресло напротив.
– Зачем, Александр Михайлович? Вы сомневаетесь в моей честности?
– К чему этот разговор, Андрей? Сейчас надо действовать, а не затевать пустые речи. Мне телевидения хватает. Я тебе абсолютно доверяю, и ты это прекрасно знаешь. Сергей мог проявить совершенно ненужную инициативу. Если честно, он недолюбливает тебя. Но в настоящее время он мне нужен. Пожалуйста, позабудь про антипатии и займись его поисками.
Спикер снял перчатки.
– Вы хорошо помните условия нашего сотрудничества, Александр Михайлович? Когда я нанимался к вам? Вы получаете максимально возможную деловую и физическую безопасность, я получаю деньги. Не так ли?
– Послушай, Андрей…
– Разговор давно назрел, и он необходим, – перебил Зелинского Спикер. – Об этом уговоре знаем мы одни. Для всех остальных я “темная лошадка”. Так, пристебай у большого босса. Сбегай-достань-принеси. И вторым условием было полное доверие с вашей Стороны и полная свобода действий с моей. В рамках разумного, конечно. При этом я вовсе не обязан вчитываться перед вами. Вы в безопасности – это главное. Скажите, Александр Михайлович, у вас были претензии к моей работе?
– Нет, Андрей. Ты просто находка для меня. Но в чем проблемы? Тебе нужны деньги?
– Нет, вы платите честно.
– Тогда я не пойму, что тебя не устраивает.
– Я не буду искать Сергея.
– Почему?!
– Вы забыли, я обеспечиваю вашу безопасность теми способами, которые считаю нужными. Я гарантирую вашу безопасность.
Зелинский не смог выдержать взгляда бывшего разведчика и отвел глаза. Едва ощутимый холодок пробежал сверху вниз по спине. Как легкий укол током.
– Да, конечно. Я не сомневаюсь.
– И вот еще одно подтверждение. – Спикер сунул руку за пазуху, выдернул из кармана кассету и бросил ее на столик. – Она самая. Я запомнил упаковку.
– Упаковку? Ты не смотрел содержимое?
– Хотел. Просто не успел – дела были. Я получил кассету не так давно.
Зелинский протянул руку, взял кассету, повертел ее, неопределенно хмыкнул.
– Ты действительно мастер. Твой человек не проболтается? Хотя, в принципе, не беда, если и проболтается. Кассета у меня.
– Не проболтается. Человека ограбили в парке. Кажется, он при этом умер. Что творится, что творится… По улице не пройти.
– Напрасно. В этом не было необходимости.
– К счастью, здесь последнее слово за мной. При слове “счастье” еще один электрический разряд щелкнул Александра Михайловича.
– Хорошо, но Сергей?
– Я не буду его искать. – Холодная твердость Спикера говорила о бесперспективности каких-либо споров. – Можете сразу звонить в ментовскую. Думаю, они найдут его быстрее.
– Ты уверен?
– Я же сказал, что работаю честно. Вы напрасно поручили Бермудину пасти меня.
– Я ничего не…
– Бросьте, Александр Михайлович. Вы не волнуйтесь, я нисколько не сержусь. На вашем месте я бы тоже поручил. Слепо доверять нельзя.
– Ты знаешь, где Сергей?
Спикер махнул зажатыми в руке перчатками:
– Понятия не имею. Звоните, звоните в милицию.
– Послушай, Андрей! Перестань строить из себя Джеймса Бонда! Самодеятельность хороша на сцене дома культуры. А в нашем театре режиссер – я. Главный и единственный.
– Кто спорит, Александр Михайлович? Я могу Уйти в другой театр. Хотите? Пожалуйста! Я и завел этот разговор с одной целью – выяснить отношения. Решайте, Александр Михайлович. Я без работы не останусь.
~ Нет, нет, погоди, – заметно смягчил тон Зелинский. – Ты меня вполне устраиваешь. Просто некоторые моменты все же необходимо оговаривать со мной.
Он взял кассету со стола, повертел ее, затем сунул в карман халата.
– Наша дружба остается в силе. Несомненно. Зелинский достал из бара уже знакомую Спикеру бутылку коллекционного коньяка, два фужера.
– Давай по стопочке. Меня немного знобит. Идиот прораб, щели в окнах в палец толщиной.
Спикер кивнул. Ему действительно необходимо снять нагрузку. Фужеры музыкально соприкоснулись.
– За дружбу, Андрей. Коньяк приятно обжег небо.
– Ты выглядишь устало.
– Спасибо за комплимент, Александр Михайлович. Под лежачий камень “Амаретто” не течет. Я работаю.
– Отдохни. Слетай в Рим или в Ниццу. Развейся.
– Не сезон.
– Отдохни, отдохни… Еще выпьешь?
– Выпью.
Второй фужер Спикер опрокинул не чокаясь. Затем поднялся с кресла.
– Я хочу спать. И правда устал что-то.
– Конечно, конечно, Андрей. – Зелинский заботливо махнул рукой в сторону двери. – Езжай, отдохни. Да, извини, главное-то…
Он открыл бюро, повернул ключик встроенного сейфа.
– Держи, это за кассету. Благодарю. Спикер спрятал две туго перевязанные пачки, слегка кивнув Зелинскому.
– До свидания, Александр Михайлович.
– До встречи, Андрюша. Завтра в полдень позвони, пожалуйста, в офис. Надо решить один вопрос.
– Хорошо.
Зелинский запер за Спикером дверь, затем вернулся в комнату. Плеснул себе коньяку. Подойдя к окну, чуть раздвинул тяжелые портьеры.
Спикер вышел из дома. Привратник в пятнистой форме засуетился возле ворот, морщась от зимнего ветра. Машина, моргнув габаритами, выкатила на шоссе и мгновенно растворилась в темноте.
Зелинский допил коньяк, взял рюмку, из которой пил Спикер, и бросил ее в камин.
Спасибо за службу, Андрюша. Извини, но ты переступил черту. Без разрешения присвоил себе право казнить или миловать. Этак ты завтра решишь, что для моей безопасности надо убрать меня самого. Ну конечно, чего распыляться? Самое безопасное место – деревянный тулуп на глубине два метра. Я решил, Александр Михайлович, что вам он как раз.
Нет, Андрюша, ты хоть и грамотный, хоть и умелый, но всего лишь слуга, которого наняли… Да, не в меру усердный слуга. Головушку клинит на поворотах. Так нельзя. Такое усердие слишком бросается в глаза. Отдохни, Андрюша, отдохни.
Жалко Сергея. Ладно б месяца через два. Пока новый человек вникнет…
Зелинский взглянул на каминные часы, хлопнул по карману халата и, сгорая от любопытства, покинУЛ комнату, перейдя в рабочий кабинет. Там он включил “двойку”, вставил в щель кассету и нажал на “пуск”.
Глава 15
Гончаров прервал цепочку собственного бесконечного мата, разбавив его нейтральным “блин”.
– Ты не быкуй! – Вовчик так и не понял, что стряслось. – Давай без блинов. Паша чуть сбавил.
– Полный беспредел, Вовчик! Полный! Ментов валят. Никого не боятся, пидоры.
– Не верещи, прошу же. Кого убили, объясни нормально.
– Славку, водилу нашего!
– Когда?!
– Дежурный в час ночи позвонил. Граждане нашли в парке. Ну, не в самом парке, а там, где пустырь с канавой. Туда, наверное, тащили, а потом бросили. Два ножевых! В сердце оба. Сзади! Ну, суки бешеные!
– “Гоп-стоп”?
– Похоже. Карманы вывернуты. Бабок нет, ксивы. Хорошо, наш, сразу опознали.
– Чего его в парк понесло?
– Откуда теперь узнаешь? С женой связались, должен был прямо из гаража домой идти. Ну, мог, конечно, куда-нибудь завернуть. Приятель у него недалеко от парка живет.
– Связывались?
– Пусто. Не приходил.
Белкин, не снимая куртки, сел на диван. Дежуривший ночью Паша все не мог успокоиться:
– В своем районе, мента! Найдем, разорвем на куски. Должны найти! Там в парке постоянно мужичков пьяных опускают. Пару недель погуляем – хапнем уродов.
– У меня времени нет гулять, – глядя в пол, заявил Белкин.
– Да ты чего? За своего!
– Вот и гуляй… – ответил Вовчик почти шепотом и вдруг совсем не к месту спросил:
– Ты знаешь, где играет Баджио? А Хаджи? Баджио – в “Милане”, Хаджи – в “Барсе”.
– Ну и что? – вытаращился на коллегу Паша.
– В тот вечер, когда мы взяли Женьку, было два матча. Но ни “Милан”, ни “Барселона” тогда не играли. Никаких штрафных Баджио не пробивал, и никто Хаджи не сбивал. Зато в тот же вечер Спикер встречался с кем-то из наших и узнал почти все, что надо! Если честно, я грешил на Семеныча и на Музыканта. Совсем не к месту он тогда зарулил. А про Славку как-то и забыл. Потом уже дотумкал, когда Женьку в Пассаже прозевали. Ну, все как по заказу! Но Семеныч про Пассаж не знал, а Серега девчонку вытащил. Я и про футбол базар затеял так, на всякий случай. Футбол – не главное. Только помалкивай, Гончар.
Паша ошарашенно уточнил:
– Это, это ты его?
– Вот еще, руки о дерьмо марать… Я просто закинул удочку, нацепив червячка. Особо ни на что не рассчитывая. И на тебе, клюнуло!
– Какая удочка? Кто клюнул?
– Это не столь важно. Я тебе потом все расскажу. На случай, если я вдруг тоже где-нибудь найдусь ограбленным, чтоб ни Казанова, ни Петрович, чтоб никто… Очень прошу.
Появился опоздавший Казанова:
– Здоров, Паш! А где Белкин, маленький, воробей, и нахальный, как обезьяна?
– Ослеп, что ли?
– О, извини, извини, не приметил. А чего это вы суровые, как парторги на собрании? Стряслось что?
– Славку ночью убили. Зарезали в парке. Грабеж похоже.
– Ну?! Вот это дела!
Казанцев затянул арию про беспредел вторым голосом.
Белкин набрал номер:
– Семеныч! Здоров. Тебе Славка вещички вчера привез? Ага, глянь, какие там кассеты. Так, так. “Ну погоди!” есть? Есть? Хорошо, понял. Я сегодня заскочу.
Паша и Костик не обратили никакого внимания на этот звонок, продолжая полоскать беспредел.
Белкин перешел в кладовку, протянул руку к полке и из разного хлама, изъятого у всяких душегубов достал видеокассету. Прочитав надпись на торце, он положил кассету во внутренний карман куртки и вернулся в общий кабинет.
Казанцев бросил на стол фото. – Вот ваш Спикер. Красавчик, а? Так и хочется назвать его именем какую-нибудь улицу. Посмертно
– Откуда взял?
– Из фотоаппарата. Эксперт изъял “мыльницу” у Шерифа, проявил, пленочку напечатал. Это они в баньке с “мартышками” парятся. Вот Шериф, вот Спикер.
– Может, это не Спикер.
– Он самый. Он и в больницу к Ольге приходил, и с Женькой балаболил. Есть и примерный адресок. Шериф в день смерти звонил ему. Я установил квартирку, сгонял, показал соседям фотку. Признали. Жалуются. Любит громкую музыку, мешает законному отдыху, на замечания не реагирует. Живет один. Хата трехкомнатная, дверь металлическая. В адресе не прописан. Короче, есть возможность отличиться. Я говорил с Семенычем, он обещал закрыть его за похищение Катьки, так что действовать можно не шибко стесняясь.
– Может, ОМОН взять? – предложил вышедший с больничного Петрович. – У них сейчас снаряды специальные есть. На двери вешают и дырку прожигают в любой броне. Коммулятивные.
– Ага, Музыкант как-то заказал. Дырку-то прожгли, а в соседней квартире стена рухнула. Обойдемся без ОМОНа. О-о-о! Глянь, Зинка вылезла. Иди сюда, Зин-Зин-Зин…
В углу, рядом с мусорной корзиной, копошилась длиннохвостая крыса, совершенно не пугаясь людей и дневного света.
– Совсем ручная стала. – Казанцев бросил в угол кусочек вареной колбасы. Крыса, вцепившись в подарок, исчезла под полом.
– Ты зачем эту гадость прикормил? Я по ночам вскакиваю. – Гончаров покрутил пальцем у виска.
– Да нормальная крыска, я ее скоро совсем приручу, посажу в банку и будем девок колоть. Все расскажут. Зинка, фас!
– Я ее пристрелю в следующий раз, пусть только морду высунет, зараза подвальная!
– Да ты просто бык!
– Она – покойник! Запомни! Вовчик улыбнулся.
– Угомонитесь, юннаты. Поехали лучше Спикера привезем.
– И все кончится?
– Не кончится. Петрович снял трубку.
– Я выдерну все ж пару ребят из роты. Время сейчас лихое, того и гляди поймаешь пулю организмом. Ты бы лучше у Семеныча постановление на обыск попросил. Чтобы дверь ломать по закону.
– Поедем, заскочим по пути. Хоть на весь подъезд выпишет. Он в этом плане беспроблемный дядька.
К Спикеру приехали через полтора часа. Бронированная дверь внушала уважение своей неприступностью. Казанова по привычке, прежде чем давить на кнопку и орать: “Милиция!”, приложил ухо к замочной скважине.
– Тс-с. Дома.. Свет горит, и музон играет. Что-то классическое. Бах Моцартович Вагнер.
– Вагнера в прошлом году посадили за убийство жены.
– Мудила, это не тот Вагнер. Вагнер – любимый композитор Адольфа-фюрера.
– Так Фюрера вроде тоже посадили? Казанцев хмыкнул и нажал на звонок. Все заняли боевую позицию. Патроны заскочили в патронники, наручники раскрыли круглые пасти.
– Не открывает, гадина. Игнорирует. Костик повторил звонок, затем саданул рукояткой по металлу.
– Слышь, мужик, убавь музон, я с ночной, спать мешаешь!
Оркестр продолжал давить по Вагнеру, не убавляя громкости.
– Так, ладно. Вовчик, давай инструмент. Сейчас устроим ему Баха.
Белкин открыл спортивную сумку, извлек тяжелый масляный домкрат. Домкрат изъяли давным-давно у воров, специализирующихся на проломах потолков, дверей и полов, и оставили для использования в тех же целях.
– Помоги. Не шарик ведь воздушный. К домкрату прилагалась титановая труба большого диаметра. Домкрат оказывался бесполезным, если напротив двери не было упора в виде стены. Здесь упор был, вход в квартиру располагался очень удачно. Казанцев отметил эту тонкость, поэтому предусмотрительно захватил с собой инструмент.
– Так, так, повыше чуть, напротив замка. Дверь-то хорошая, а косяки дерьмо. Выдавим.
Воровской инвентарь занял исходную позицию, повиснув мостиком от дверей до стены.
259
– Давай, качай! Потихоньку, потихоньку, черт, стенку бы не проломать.
Гончаров заработал рычагом. Поршень медленно пополз вперед.
– Додумаются же, – усмехнулся Петрович. – У нас в отделе как-то группу квартирную задержали. Так они вместо фомки живую бабу использовали. Вернее, ее задницу. Тетка – виртуоз. Подойдет к двери, дрыгнет попкой, дверь так и уходит внутрь. Тридцать процентов за это имела. Прямо золотая задница.
Пока Петрович предавался воспоминаниям, Паша потел, качая рычаг.
Стена задрожала. Дверь не двигалась.
– Во черт! Давай, Паша. Сейчас дом рухнет. Стена оказалась прочнее, и дом не рухнул. Перекошенный ригель треснул и выскочил из запорной планки, домкрат упал вниз, чуть не придавив ноги взломщикам. Вагнер-Бах вырвался из плена квартирных стен.
Костик, осторожно сунув голову в образовавшуюся щель, заботливым голосом изрек:
– Товарищ, у вас дверь не заперта. Сквозняк. Смотрите, чтоб не обокрали.
Слов благодарности в ответ не прозвучало. Выстрелов, слава Богу, тоже. Казанова дернул головой, и ротные, держа пальцы на спусковых крючках, плечом к плечу отправились ловить Спикера.
Беднягу застали в туалете, сориентировавшись на источник музыки. Он был мертв как минимум сутки. Стоял на коленях перед финским унитазом, склонив голову на стульчак. Черная рвотная каша указывала на жуткие предсмертные муки покойного.
Паша, срочно закуривая, трезво оценил ситуацию:
– Больной скончался апоплексическим ударом. Перепил, бедняга. Суррогат. Вовчик покачал головой.
– Сам себе режиссер. Политическое самоубийство. При отягчающих обстоятельствах.
Приехавший врач предположил острую сердечную недостаточность, вызванную, вероятно, алкогольным отравлением. То же самое подтвердило вскрытие, произведенное пару дней спустя в морге. И хотя никаких следов пьянства в квартире не наблюдалось, диагноз был встречен благосклонно. Медицина – штука точная. Сказано – сердце, значит, сердце. То есть отсутствие события преступления, то есть – нет преступления. А раз нет – не надо раскрывать. А дураки, пытающиеся доказать обратное, в милиции долго не задерживались. Да и Спикер в общем-то не голубок. Давно пора.
Зелинский понимал толк в химии и психологии. Потому что в школе учился на одни пятерки.
Неделю спустя Александр Михайлович наблюдал самого себя на экране широкоформатного “Филипса-Мачлайна” в информационной программе Центрального телевидения. Депутат Государственного собрания от партии диабетических реформ Зелинский вдохновенно спорил о необходимости запрещения абортов для увеличения поголовья народонаселения.
Александр Михайлович удовлетворенно похрюкивал перед экраном, рассматривая свою вполне презентабельную политическую личность, дымил сигаретой и тихонько радовался жизни.
А чего бы и не порадоваться? Он теперь власть. Он теперь сила. Первая, вторая, третья? Это не важно. Сила. Процесс пошел. Так, когда там у нас президентские выборы? А почему бы, собственно, и нет? Симсим, откройся! Пора поднимать народ с коленей. Чего он там никак подняться не может? Перепил?
Замена Сереже Бермудину нашлась быстро. Товарищ посолидней. Целый экономический доцент, международного класса. Второго Спикера ищем. Найдем много их, способных и нищих. Один уже есть на примете. Полковник в отставке. Нет, нет. Полковника не возьму. Во-первых, слишком приметный, во-вторых, слишком умный. Слуга не должен быть умнее хозяина. Конец цитаты.
– Ты не быкуй! – Вовчик так и не понял, что стряслось. – Давай без блинов. Паша чуть сбавил.
– Полный беспредел, Вовчик! Полный! Ментов валят. Никого не боятся, пидоры.
– Не верещи, прошу же. Кого убили, объясни нормально.
– Славку, водилу нашего!
– Когда?!
– Дежурный в час ночи позвонил. Граждане нашли в парке. Ну, не в самом парке, а там, где пустырь с канавой. Туда, наверное, тащили, а потом бросили. Два ножевых! В сердце оба. Сзади! Ну, суки бешеные!
– “Гоп-стоп”?
– Похоже. Карманы вывернуты. Бабок нет, ксивы. Хорошо, наш, сразу опознали.
– Чего его в парк понесло?
– Откуда теперь узнаешь? С женой связались, должен был прямо из гаража домой идти. Ну, мог, конечно, куда-нибудь завернуть. Приятель у него недалеко от парка живет.
– Связывались?
– Пусто. Не приходил.
Белкин, не снимая куртки, сел на диван. Дежуривший ночью Паша все не мог успокоиться:
– В своем районе, мента! Найдем, разорвем на куски. Должны найти! Там в парке постоянно мужичков пьяных опускают. Пару недель погуляем – хапнем уродов.
– У меня времени нет гулять, – глядя в пол, заявил Белкин.
– Да ты чего? За своего!
– Вот и гуляй… – ответил Вовчик почти шепотом и вдруг совсем не к месту спросил:
– Ты знаешь, где играет Баджио? А Хаджи? Баджио – в “Милане”, Хаджи – в “Барсе”.
– Ну и что? – вытаращился на коллегу Паша.
– В тот вечер, когда мы взяли Женьку, было два матча. Но ни “Милан”, ни “Барселона” тогда не играли. Никаких штрафных Баджио не пробивал, и никто Хаджи не сбивал. Зато в тот же вечер Спикер встречался с кем-то из наших и узнал почти все, что надо! Если честно, я грешил на Семеныча и на Музыканта. Совсем не к месту он тогда зарулил. А про Славку как-то и забыл. Потом уже дотумкал, когда Женьку в Пассаже прозевали. Ну, все как по заказу! Но Семеныч про Пассаж не знал, а Серега девчонку вытащил. Я и про футбол базар затеял так, на всякий случай. Футбол – не главное. Только помалкивай, Гончар.
Паша ошарашенно уточнил:
– Это, это ты его?
– Вот еще, руки о дерьмо марать… Я просто закинул удочку, нацепив червячка. Особо ни на что не рассчитывая. И на тебе, клюнуло!
– Какая удочка? Кто клюнул?
– Это не столь важно. Я тебе потом все расскажу. На случай, если я вдруг тоже где-нибудь найдусь ограбленным, чтоб ни Казанова, ни Петрович, чтоб никто… Очень прошу.
Появился опоздавший Казанова:
– Здоров, Паш! А где Белкин, маленький, воробей, и нахальный, как обезьяна?
– Ослеп, что ли?
– О, извини, извини, не приметил. А чего это вы суровые, как парторги на собрании? Стряслось что?
– Славку ночью убили. Зарезали в парке. Грабеж похоже.
– Ну?! Вот это дела!
Казанцев затянул арию про беспредел вторым голосом.
Белкин набрал номер:
– Семеныч! Здоров. Тебе Славка вещички вчера привез? Ага, глянь, какие там кассеты. Так, так. “Ну погоди!” есть? Есть? Хорошо, понял. Я сегодня заскочу.
Паша и Костик не обратили никакого внимания на этот звонок, продолжая полоскать беспредел.
Белкин перешел в кладовку, протянул руку к полке и из разного хлама, изъятого у всяких душегубов достал видеокассету. Прочитав надпись на торце, он положил кассету во внутренний карман куртки и вернулся в общий кабинет.
Казанцев бросил на стол фото. – Вот ваш Спикер. Красавчик, а? Так и хочется назвать его именем какую-нибудь улицу. Посмертно
– Откуда взял?
– Из фотоаппарата. Эксперт изъял “мыльницу” у Шерифа, проявил, пленочку напечатал. Это они в баньке с “мартышками” парятся. Вот Шериф, вот Спикер.
– Может, это не Спикер.
– Он самый. Он и в больницу к Ольге приходил, и с Женькой балаболил. Есть и примерный адресок. Шериф в день смерти звонил ему. Я установил квартирку, сгонял, показал соседям фотку. Признали. Жалуются. Любит громкую музыку, мешает законному отдыху, на замечания не реагирует. Живет один. Хата трехкомнатная, дверь металлическая. В адресе не прописан. Короче, есть возможность отличиться. Я говорил с Семенычем, он обещал закрыть его за похищение Катьки, так что действовать можно не шибко стесняясь.
– Может, ОМОН взять? – предложил вышедший с больничного Петрович. – У них сейчас снаряды специальные есть. На двери вешают и дырку прожигают в любой броне. Коммулятивные.
– Ага, Музыкант как-то заказал. Дырку-то прожгли, а в соседней квартире стена рухнула. Обойдемся без ОМОНа. О-о-о! Глянь, Зинка вылезла. Иди сюда, Зин-Зин-Зин…
В углу, рядом с мусорной корзиной, копошилась длиннохвостая крыса, совершенно не пугаясь людей и дневного света.
– Совсем ручная стала. – Казанцев бросил в угол кусочек вареной колбасы. Крыса, вцепившись в подарок, исчезла под полом.
– Ты зачем эту гадость прикормил? Я по ночам вскакиваю. – Гончаров покрутил пальцем у виска.
– Да нормальная крыска, я ее скоро совсем приручу, посажу в банку и будем девок колоть. Все расскажут. Зинка, фас!
– Я ее пристрелю в следующий раз, пусть только морду высунет, зараза подвальная!
– Да ты просто бык!
– Она – покойник! Запомни! Вовчик улыбнулся.
– Угомонитесь, юннаты. Поехали лучше Спикера привезем.
– И все кончится?
– Не кончится. Петрович снял трубку.
– Я выдерну все ж пару ребят из роты. Время сейчас лихое, того и гляди поймаешь пулю организмом. Ты бы лучше у Семеныча постановление на обыск попросил. Чтобы дверь ломать по закону.
– Поедем, заскочим по пути. Хоть на весь подъезд выпишет. Он в этом плане беспроблемный дядька.
К Спикеру приехали через полтора часа. Бронированная дверь внушала уважение своей неприступностью. Казанова по привычке, прежде чем давить на кнопку и орать: “Милиция!”, приложил ухо к замочной скважине.
– Тс-с. Дома.. Свет горит, и музон играет. Что-то классическое. Бах Моцартович Вагнер.
– Вагнера в прошлом году посадили за убийство жены.
– Мудила, это не тот Вагнер. Вагнер – любимый композитор Адольфа-фюрера.
– Так Фюрера вроде тоже посадили? Казанцев хмыкнул и нажал на звонок. Все заняли боевую позицию. Патроны заскочили в патронники, наручники раскрыли круглые пасти.
– Не открывает, гадина. Игнорирует. Костик повторил звонок, затем саданул рукояткой по металлу.
– Слышь, мужик, убавь музон, я с ночной, спать мешаешь!
Оркестр продолжал давить по Вагнеру, не убавляя громкости.
– Так, ладно. Вовчик, давай инструмент. Сейчас устроим ему Баха.
Белкин открыл спортивную сумку, извлек тяжелый масляный домкрат. Домкрат изъяли давным-давно у воров, специализирующихся на проломах потолков, дверей и полов, и оставили для использования в тех же целях.
– Помоги. Не шарик ведь воздушный. К домкрату прилагалась титановая труба большого диаметра. Домкрат оказывался бесполезным, если напротив двери не было упора в виде стены. Здесь упор был, вход в квартиру располагался очень удачно. Казанцев отметил эту тонкость, поэтому предусмотрительно захватил с собой инструмент.
– Так, так, повыше чуть, напротив замка. Дверь-то хорошая, а косяки дерьмо. Выдавим.
Воровской инвентарь занял исходную позицию, повиснув мостиком от дверей до стены.
259
– Давай, качай! Потихоньку, потихоньку, черт, стенку бы не проломать.
Гончаров заработал рычагом. Поршень медленно пополз вперед.
– Додумаются же, – усмехнулся Петрович. – У нас в отделе как-то группу квартирную задержали. Так они вместо фомки живую бабу использовали. Вернее, ее задницу. Тетка – виртуоз. Подойдет к двери, дрыгнет попкой, дверь так и уходит внутрь. Тридцать процентов за это имела. Прямо золотая задница.
Пока Петрович предавался воспоминаниям, Паша потел, качая рычаг.
Стена задрожала. Дверь не двигалась.
– Во черт! Давай, Паша. Сейчас дом рухнет. Стена оказалась прочнее, и дом не рухнул. Перекошенный ригель треснул и выскочил из запорной планки, домкрат упал вниз, чуть не придавив ноги взломщикам. Вагнер-Бах вырвался из плена квартирных стен.
Костик, осторожно сунув голову в образовавшуюся щель, заботливым голосом изрек:
– Товарищ, у вас дверь не заперта. Сквозняк. Смотрите, чтоб не обокрали.
Слов благодарности в ответ не прозвучало. Выстрелов, слава Богу, тоже. Казанова дернул головой, и ротные, держа пальцы на спусковых крючках, плечом к плечу отправились ловить Спикера.
Беднягу застали в туалете, сориентировавшись на источник музыки. Он был мертв как минимум сутки. Стоял на коленях перед финским унитазом, склонив голову на стульчак. Черная рвотная каша указывала на жуткие предсмертные муки покойного.
Паша, срочно закуривая, трезво оценил ситуацию:
– Больной скончался апоплексическим ударом. Перепил, бедняга. Суррогат. Вовчик покачал головой.
– Сам себе режиссер. Политическое самоубийство. При отягчающих обстоятельствах.
Приехавший врач предположил острую сердечную недостаточность, вызванную, вероятно, алкогольным отравлением. То же самое подтвердило вскрытие, произведенное пару дней спустя в морге. И хотя никаких следов пьянства в квартире не наблюдалось, диагноз был встречен благосклонно. Медицина – штука точная. Сказано – сердце, значит, сердце. То есть отсутствие события преступления, то есть – нет преступления. А раз нет – не надо раскрывать. А дураки, пытающиеся доказать обратное, в милиции долго не задерживались. Да и Спикер в общем-то не голубок. Давно пора.
Зелинский понимал толк в химии и психологии. Потому что в школе учился на одни пятерки.
Неделю спустя Александр Михайлович наблюдал самого себя на экране широкоформатного “Филипса-Мачлайна” в информационной программе Центрального телевидения. Депутат Государственного собрания от партии диабетических реформ Зелинский вдохновенно спорил о необходимости запрещения абортов для увеличения поголовья народонаселения.
Александр Михайлович удовлетворенно похрюкивал перед экраном, рассматривая свою вполне презентабельную политическую личность, дымил сигаретой и тихонько радовался жизни.
А чего бы и не порадоваться? Он теперь власть. Он теперь сила. Первая, вторая, третья? Это не важно. Сила. Процесс пошел. Так, когда там у нас президентские выборы? А почему бы, собственно, и нет? Симсим, откройся! Пора поднимать народ с коленей. Чего он там никак подняться не может? Перепил?
Замена Сереже Бермудину нашлась быстро. Товарищ посолидней. Целый экономический доцент, международного класса. Второго Спикера ищем. Найдем много их, способных и нищих. Один уже есть на примете. Полковник в отставке. Нет, нет. Полковника не возьму. Во-первых, слишком приметный, во-вторых, слишком умный. Слуга не должен быть умнее хозяина. Конец цитаты.