Я вылез из-за стола, достал сигарету и закурил, надеясь чуть согреться. Инстинкт. Который тянет из кабинета, заставляет забывать всё, кроме одного – найти. Узнать. Достать. Я ненавижу этот инстинкт. Но это ни на что не влияет. Он либо есть, либо его нет. У меня он есть.
   Что же делать? Убийцы гуляют, милиция бумажки пишет, граждане телевизор смотрят, а ты сидишь и голову ломаешь. Ну, придумай что-нибудь. Безвыходных положений не бывает, просто надо получше поискать.

ГЛАВА 5

   На другой день, сделав фотографию перстня, я рванул в центр. Выйдя на Невский, я направился на так называемую Галеру у Гостиного Двора, надеясь встретить кого-нибудь из старых знакомых, ориентирующихся в преступной среде.
   Обычная суета, давка. Центр. Никакой системы. Но это на первый взгляд. На самом деле, всё идёт по написанному сценарию, подчиняясь невидимому режиссёру. Железные законы. Не хочу утомлять вас словесной игрой, возьмите газету и прочитайте про это всё сами. Моя задача – найти знакомое лицо, с которым можно пошептаться. Поэтому я шёл по Га-лёре, пристально всматриваясь в прохожих.
   О, кажется, есть. Замечательная личность. Имею честь быть знакомым с ней лично, ввиду проживания сё на моей территории. Вернее, его. Марк Сергеевич Шварц. Солидный мужчина пятидесяти лет, неизвестно какой национальности, имеющий за спиной десять лет усиленного режима по самой творческой статье – мошенничество. Всего – ходки три на зону.
   Мошенники, кстати, весьма творческие люди. Иногда такие фокусы выкидывают – Кио позавидует. Помню, был у нас один на территории. Снимет в старом доме ручки внутри лифта на первых двух этажах и идёт клиента искать. Изображает покупателя аппаратуры или ещё кого. Видит лоха, предлагает сходить к себе домой за деньгами. Вместе в подъезд входят. Жулик дверь в лифт открывает, коробку с аппаратурой берёт, якобы помочь, а лоха вперёд пропускает. Затем двери захлопывает и бежать. Человек дверь открыть хочет, да не может. Он на второй этаж жмёт, а там тоже ручки нет. Пока до третьего доберётся и вниз по ступенькам сбежит, мошенника и след простыл.
   Но мне больше нравятся разыгрываемые комбинации, где состав преступления и доказать-то практически невозможно. Но это отдельная тема, я опять отвлёкся.
   Марк Сергеевич деловито вышагивал в потёртой дублёнке, держа в руках полиэтиленовый пакет и изображая безобидного рассеянного пенсионера, решившего купить подарок внучке.
   Я незаметно подобрался к Шварцу и, подтолкнув, сделал изумлённое лицо.
   – Ба, Марк Сергеевич! Какими судьбами?
   – Кирилл Андреич? Очень рад видеть. Что вы тут делаете? Это же не ваш участок.
   – Какая осведомлённость, я прямо тронут. Кстати, Марк Сергеевич, вас тут в «600 секунд» показывали, не видели?
   – Не может быть, я всё время смотрю эту замечательную программу, но ни разу себя не заметил.
   – Ну как же? Помните, сюжет с блоками «Мальборо»? Ну, когда кто-то открыл купленный блок сигарет, а там – мятая бумага. Невзоров, конечно, кооператоров обвинил, но мы-то знаем, в чём дело, а?
   – Право, Кирилл Андреевич, я вас не понимаю. При чём тут я и какие-то сигареты?
   Я взял его под руку и медленно пошёл по Галере.
   – Да, можно сказать ни при чём. Ну какие к вам могут быть вопросы, ведь вы же просто рассеянный человек? Подходите к ларьку, даёте продавщице деньги и просите запечатанный блок сигарет. Она, естественно, даёт, вы бросаете его в свой пакет, а потом стучите себя по лбу, мол, старый склеротик, купил ведь уже один. И возвращаете блок назад, требуя вернуть деньги. Продавец без вопросов возвращает их, забирая у вас сигареты. Вот, собственно, и всё. За исключением сущей мелочи: в возвращённом блоке вместо сигарет – бумага, а вы с сигаретами уже отвалили. Всё гениальное просто.
   Марк Сергеевич натужно улыбнулся.
   – Хорошая история. Только поверьте, Кирилл Андреевич, она про кого-то другого.
   – А в вашем пакетике сейчас, конечно, настоящие сигареты?
   – Не знаю, я только что купил.
   – Так давайте покурим за компанию.
   – Я вообще-то в подарок приобрёл.
   – Понимаю. Подарки – дело нужное. Только, Марк Сергеевич, мы ведь старые знакомые, и я бы не стал рассказывать вам всю эту историю, если б хотел, к примеру, вас посадить. Слово даже какое-то неприятное. А может, хватит притворяться джентльменами, поговорим попроще? Матюги не забили, сэр?
   Мы остановились.
   – А можно спросить, откуда вам про эти сигареты известно? – поинтересовался Шварц.
   – Я вообще много чего знаю. Если б не знал, то на этом месте долго бы не задержался. Я имею в виду, в ментуре.
   – Понимаю. Настучали.
   – Угу. Ну, как насчёт поговорить?
   – Смотря о чём. Если кого вломить, то это не по адресу – я одиночка. Да и по характеру не стукач.
   – Это только так кажется. Припрёт – кого угодно сдашь, и брата, и свата. Но я не об этом. Мне нужна всего лишь консультация. Мне помнится, Марк Сергеевич, вторую свою ходку вы получили за аферу с ювелирными изделиями? Сколько влепили?
   – Я не помню.
   – Зато я помню – пятерик. Я всё помню, а что делать – без этого нельзя. Пойдёмте отсюда куда-нибудь в тишину. Не нравится мне тут, в давке и суете, беседовать с интеллигентным человеком. Может, в Катькин садик?
   Марк Сергеевич, посмотрев незаметно по сторонам, кивнул, и мы, как два старых друга, спустились вниз.
   Возле подземного перехода, увидев нищего, Шварц вынул из кармана червончик и сунул тому в протянутую руку. При этом прослезился, покачал головой и посетовал:
   – Боже мой, до чего дожили?! Старичкам кушать нечего. Может, лет через пять я также буду стоять с протянутой рукой, и какой-нибудь благородный человек поделится со мной последним.
   – Гражданин Шварц, перестаньте бить на жалость. Где было ваше благородство, когда вы у «Альбатроса» валюту ломали?
   – То было застойное время, и я лишь боролся с существующим положением. Что за ерунда – статья 87 – незаконные валютные операции! Человек не мог пойти и свободно купить валюту. Я был против и пытался таким образом привлечь общественное мнение. Но, увы, общество не оценило моих порывов.
   – Бедняга.
   Продолжая мирно беседовать, мы дошли до садика и сели на скамеечку за памятником Екатерине.
   – Слушаю, – прокашлявшись, сказал Шварц. Я достал фотографию перстня и показал.
   – Знакомая штучка? Марк Сергеевич внимательно рассмотрел фото.
   – Это не старинная вещь, вот всё, что я могу сказать. Такого ширпотреба сейчас полно. Ничего особенного. А собственно, что вы хотите знать?
   – Кто владелец?
   – Ну, молодой человек, это нереально. С такими инициалами полгорода ходит.
   – Не исключено, что он имеет отношение к кое-каким кругам.
   – Каким?
   – Как это сейчас принято называть – организованная преступность. Возможно, из-за этой вот гайки убили уже двоих.
   – Тогда дайте подумать. Нет, Кирилл Андреевич, вы поймите, я не профессор Мориарти и всё знать не могу.
   – Естественно. А я и не тороплю. Но всё же ваше нахождение на Галере вовсе не случайно.
   – Да бросьте. Что я, воротила какой или кидала? Да, с сигаретами балуюсь, но не больше.
   – Хорошо, хорошо.
   Марк Сергеевич извлёк блок сигарет, по привычке со-рвал обёртку, но потом вдруг опомнился и резко вернул всё назад в пакет, после чего извлёк из кармана мятую пачку «Аэрофлота».
   – Да не волнуйтесь. Бросайте курить, и хлопот меньше будет.
   – Вы слышали о Климовской группировке? Они курируют пару районов в городе.
   – Разумеется. Что-то среднее между малышевцами и тамбовцами. Хотя лично ни с кем из представителей не сталкивался.
   – А кто возглавляет эту группировку, знаете?
   – Ну, Климов.
   – Его имя Михаил. Усекаете? «МК».
   – Что, это его гайка?
   – Не знаю, я всего лишь говорю о совпадении инициалов. Но есть одно маленькое «но». Я на днях на Галере слышал пулю, что он исчез. Пропал. В принципе, ничего удивительного, могли грохнуть, сейчас война среди групп идет, а Миша последнее время зарываться стал.
   – Стало быть, Марк Сергеевич, вы знаете не только о его исчезновении, да? Может, поделитесь по старой дружбе, что там ещё за слухи на Галере летают о его персоне?
   – Этот разговор между нами?
   – Нет, я сейчас плакат на грудь повешу с надписью, что Марк Сергеевич Шварц рассказал милиции о Михаиле Климове кучу гадостей, и по Невскому пойду.
   – Вы поймите, мне лишние заморочки не нужны, и рассказываю я только потому, что раньше имел с вами дело и знаю о вашей порядочности.
   – Не просто порядочности, а о большой порядочности, – уточнил я. (Я – скромный человек.)
   – Так вот, Клим – человек серьёзный. И как любой серьёзный человек овеян всякими легендами и слухами. Поэтому за достоверность информации не ручаюсь, так как лично с ним не знаком. Рассказывают, что несмотря на спокойную внешность и балагурный характер, человек он весьма суровый. Если кто-то случайно обзовёт его в людном месте козлом или мудаком, то он вместе со всеми посмеётся и даже похлопает обидчика по плечу, так что тот к вечеру уже и забудет об этом. А Клим – нет, И можете быть уверены, человек тот долго не протянет.
   – Что, его убьют?
   – Нет, просто пропадёт без вести. И в лучшем случае найдутся одни ботинки. Милиция дело-то, конечно, заведёт, но на этом всё и закончится.
   – Что, по ботинкам дело возбудят?
   – Ах да, забыл сказать. Ботинки-то вместе со ступнями найдутся.
   – Понятно.
   – Но вместе с тем он – человек сентиментальный. Примерно как я. Может нищему пару сотен баксов отстегнуть. Хотя не исключено, авторитет завоёвывает этим. Говорят, может помочь абсолютно незнакомому человеку. А если обещал, расшибётся, но сделает.
   – Игра на публику. А его профиль?
   – Можно подумать, они профилируются. Если бы он бутылки собирал, я бы удивился. Профиль-то везде одинаковый – рэкет, наркота, разбои, оружие. Ну, что вам объяснять?
   – Вы знаете кого-нибудь из его группировки?
   – Кое-кого. Но, пардон, также мне известно и о границах дозволенного. Поэтому ничем помочь не могу.
   – Паника большая из-за его пропажи?
   – Да, все бегают и спрашивают: «Где Миша Климов? Где Миша Климов? К вам, случайно, не заходил?» Вы же не глупый человек, Кирилл Андреевич. О таких вещах не слишком спешат рассказывать. Я уверен, что в милиции даже заявления о его пропаже нет. И возможно, не будет. Эти разборки наружу не выставляются. Если у вас вопросов больше нет, я, пожалуй, пойду, надо кое-что купить.
   – Подарок внучке?
   – Не понял?
   – Это мысли вслух. Задержитесь ещё на секунду. Я хочу попросить вас об одной услуге.
   – Какой?
   – Вы можете свести меня с кем-нибудь из климовских бойцов, желательно рангом повыше?
   – Вы меня что, за крейзанутого держите? Я после этого больше часа не протяну.
   – Не стоит краски сгущать. Мы не в Чикаго. От вашей скоропостижной кончины никому никакой выгоды не будет. Так что не спешите себя хоронить. И я ведь не прошу вас представлять меня как сотрудника милиции. Объясните, мол, есть человек, который может помочь с исчезнувшим Мишей. И всё. Если клюнут, забейте стрелку. Это, по-моему, не трудно. Тем более, с вашим опытом судимого.
   – Мой опыт никого не волнует. Это раньше судимые в авторитете были, а сейчас молодёжь резвая, борзая, никого не признаёт. Ничего обещать не могу.
   – Я не прошу обещаний. Мы же интеллигентные люди, мать вашу. Я прошу только попробовать.
   – Хорошо, я постараюсь, но только из уважения к вам. Как вам позвонить?
   Я продиктовал номер, который Шварц записал на пачке «Аэрофлота».
   – Как скоро вы мне позвоните?
   – Не знаю, Кирилл Андреевич. Я не бюро добрых услуг. Может, и вовсе не позвоню.
   – Хорошо, жду звонка.
   Я поднялся, сунул руки в карманы и, не попрощавшись со Шварцем, пошёл к метро. Только этого не хватало – мафиозные разборки. Тут может и жареным запахнуть. Заказные убийства каждый день. Вон, в Москве уже настоящая война идёт. Надо завязывать с самодеятельностью. Отдать гайку в Главк, и пускай ковыряются. Ладно, подожду немного, если Шварц не позвонит, так и сделаю.
***
   Вернувшись в отделение, я позвонил в адресное бюро и уточнил данные Климова. Сторожевого листка на него не стояло, стало быть, не в розыске, то есть о его пропаже в милицию действительно не заявили. Самое смешное, что прописан он был в какой-то общаге. Ну, это и понятно. Такие люди в нормальной прописке не нуждаются – они-то всегда найдут, где пожить.
   Зашёл Мухомор.
   – Кирилл, у тебя материал по шапке просрочен. Отказывать думаешь?
   – А как его отказать? Шапочка, знаете, сколько стоит?
   – Кончай дурака валять. От того, что мы «глухарь» возбудим, шапка не найдётся. А так: как бесхозную, отказать можно. Давай садись и печатай. И про долги не забудь.
   Мухомор вышел, «Садись, печатай». Ну, орёл. Таким тоном сказано, будто у меня тут пять машинок стоит. Пасты, и той нет.
   Я вообще печатать не люблю, особенно отказники. Их лучше писать от руки и очень корявым почерком. Прокурор помучается, а потом плюнет и подписывает материал. Во, Женька Филиппов отказники левой рукой пишет, как Штирлиц. Наловчился.
   Я достал материал из сейфа, почитал, не нашёл никаких лазеек для отказа и вернул его на прежнее место. Сезонная преступность. Зимой воруют шубы из раздевалок и гардеробов, летом – колёса с машин, велосипеды. Причём в таких количествах, что успеваешь только заявления принимать, на какое-то там раскрытие и времени не остаётся. И народ какой-то наивный. Вещи без присмотра бросают, домой кого ни попадя водят, деньгами сверкают. Ну и пускай кругом воровство и грабежи, меня это не касается. Э, нет, товарищ, а когда ты в милицию прибегаешь, то по-другому рассуждать начинаешь. Я бы статью в кодексе ввёл: сам виноват – сам и ищи. А то он проворонит, а ты хоть тресни, хоть из-под земли, да обидчика достань и добро верни. А не вернёшь – жалобы идут: плохо работаете, мол, даром хлеб едите, жируете тут на государственной шее.
   Помню, мадам одна поселила мужичка, он у неё полгода жил. Даже пожениться собирались. А потом приходит она как-то раз домой, а жениха нет, и полквартиры вынесено. Она туда-сюда, потом – в милицию. А там выясняется, что кроме того, что он – Саша из Донецка, она про него больше – ничего и не знает. Здорово. Саша, видать, парень с головой – полгода мозги пудрить и ничего про себя не рассказать. Женька тогда дамочке намекнул, что, прежде чем в кровать ложиться, надо паспорт спрашивать на всякий случай. Та – в крик: это не ваше дело, он меня любил, может, и не он вовсе меня обокрал. Потом на Литейный побежала, накатала жалобу, которая, правда, так к нам назад и не вернулась. Сашу этого месяцев через пять на другой краже тормознули. Так оказалось, что он одновременно нескольких баб – ой! – женщин охмурял. По поточному методу трудился. Даже блокнотик имел, чтобы не перепутать имена и кому что говорить. Это, наверно, любовью и называется.
   Жалобы, конечно, небольшая беда, но нервотрепки из-за них хватает, особенно когда ты ни в чём не виноват. Да и времени много на отписки уходит.
   Писать бумаги для меня было пыткой, не говоря уже об этих отписках.
   Я встал из-за стола и начал приседать, чтобы чуть согреться. Зараза, надо сюда на пару дней начальника жилкон-торы посадить, чтобы отопление, паразит, наладил.
   Я набрал номер телефона Максимова. Надо было поговорить с матерью. С ней, наверно, уже говорили ребята с Литейного, но я знал всё-таки немного больше и хотел кое-что уточнить. И потом, если при жизни человека родственники о нём не очень-то любят распространяться, то чтобы найти убийцу – скажут всё.
   Самый главный вопрос, на который я хотел бы найти ответ – каким образом мастера резни по телу узнали, что Максимов в больнице. Может, и к матери под видом ментов приходили?
   – Алло, – раздался тихий женский голос.
   – Простите, я не знаю ваше имя-отчество, это Ларин из милиции. Я был у вас дома.
   – Ирина Борисовна. Что вам опять надо?
   – Я хочу подъехать поговорить, вы будете дома?
   – Я не хочу вас видеть. Зачем вы пришли тогда? Зачем я сказала, что Серёжа в больнице? Вы же обещали никому не говорить. Ведь никто, кроме вас, не знал! Как вам не стыдно звонить после такого!
   – Подождите. Вы точно никому не говорили?
   – Нет! – голос перешёл в плач. – Нет!
   В трубке раздались короткие гудки.
   «Чёрт, действительно неудобно получилось», – подумал я.
   Я перезвонил в больницу и спросил у заведующего отделением, не сообщали ли они куда-либо, что Максимов находится в больнице. Ответ был таким, как я и ожидал. Разумеется, нет. Такой же ответ я получил и в регистратуре. Чертовщина какая-то. Ведь даже если бы кто и узнал, что Сергей влетел в дурдом, то скорей всего бросился бы в районную больницу, а не на Пряжку. Может, кто видел, как его увозили? В любом случае надо поговорить с матерью Максимова. Что-то тут не так.
   Я застегнул тулупчик и вышел на улицу. Завтра день, потом дежурство, и вот уже и выходные. Недели летят незаметно.
   На метро я добрался до знакомого мне дома, вошёл в подъезд, постоял немного у дверей и, набравшись духа, позвонил. Да, лучше уж отказники писать, чем объяснять абсолютно уверенному в твоей виновности человеку, что ты тут совершенно ни при чём.
   – Кто там?
   – Ларин. Дверь открылась.
   – Вы всё-таки пришли? Зачем? Мне и без вас тошно.
   – Я ненадолго. Мне крайне необходимо поговорить с вами.
   – Вы уже поговорили. Кого теперь убьют? Меня?
   – Поверьте, я не имею к смерти вашего сына ни малейшего отношения. Вы успокойтесь, эмоции – плохая опора. Неужели бы у меня хватило наглости заявиться сюда, если б я в чём-то был виноват?
   Ирина Борисовна немного помолчала, потом, вздохнув, произнесла:
   – Ладно, проходите, всё равно ничего не исправишь.
   Я зашёл в коридор и сел на стул в прихожей.
   – Ирина Борисовна, вы не знаете, почему его убили? Не удивляйтесь вопросу. Тем более, что вам его уже наверняка задавали,
   – Не знаю.
   – И всё-таки вспомните последние недели. Может, в поведении сына было что-нибудь необычное? Мать задумалась.
   – Да нет, вроде. Весёлый какой-то был, я говорю ему один раз: «Что ты веселишься? Еле концы с концами сводим, устроился бы на нормальную работу, денег бы побольше получал, а то сторожем в какой-то бане». А он в ответ: «Ничего, мать, скоро разбогатеем». Разбогател.
   – Девушки у него не было?
   – С его характером-то? Никого не слушался. Девушки максимум пару дней с ним гуляли, а потом убегали.
   – Что так?
   – Да я ж говорю, никого ни во что не ставил. Это с детства у него. Будет по-моему, и всё тут.
   – Вы не припомните, когда он в больницу попал, его никто не спрашивал, ну, кроме того-парня, что на серебристой иномарке приезжал?
   – Кажется, с работы звонили, женский голос, но я ответила, что его нет дома.
   – А что спрашивали?
   – Да почему он на работу не вышел. Я ответила, что не знаю.
   – Понятно, это, наверно, заведующая была.
   – Да, ещё парень какой-то звонил, я тоже сказала, что его нет.
   – Когда звонок был, вспомните поточнее?
   – В субботу вечером, кажется.
   – Интересно. Вы точно никому не рассказывали, где сын, кроме меня? Соседям, подругам?
   – Точно нет.
   – Когда его машина забирала, посторонних на улице или во дворе не было?
   – Я не помню.
   – Жаль. Вы говорите, он жил только на одну зарплату?
   – Уверена. Мы хоть и не в ладах были, но кошелёк общий имели. А если б у него лишние деньги появились, я бы сразу заметила.
   – Хорошо. Сын когда-нибудь при вас оружие доставал? Разобрать, почистить?
   – Нет, не помню.
   – Ну ладно, извините за беспокойство. Поверьте, я никому не говорил, что Сергей на Пряжке.
   – Но чудес не бывает.
   – Согласен. Поэтому вспомните получше, без суеты. Если что, перезвоните, телефон мой есть.
   Я поднялся, попрощался и, надев шапку, вышел на улицу. До конца рабочего дня оставалось полчаса, поэтому возвращаться в отделение не имело смысла. Правда, Мухомор завтра прицепится, куда я нырнул. У него вообще какая-то странная политика – чтобы все всегда под рукой находились. Можно бездельничать, кроссворды решать, но всегда быть на месте. И это при нашей-то работе, где, не бегая, ничего не узнаешь. Можно подумать, я Шерлок Холмс или Ниро Вульф, которые, сидя в кресле, преступников вычисляли. Но мне до них далеко, поэтому приходится бегать, а тебя тут же по рукам вяжут. Я бы на месте начальника всех оперов из отделения на территорию гнал, а в стулья гвоздей понавтыкал бы, чтобы не засиживались.
   Да, так о рабочем времени. К примеру, любимец Мухомора Антонов Шурик рабочее время строго блюдёт, где бы ни находился. Если, например, в засаде сидит, то ровно в полседьмого объявляет, что рабочий день завершён и что он отваливает, а завтра в полдесятого будет на месте снова. Может, он и прав – за переработку-то никто не платит, у нас рабочий день ненормирован.
   Поэтому я позволил себе задвинуть полчаса и направился к любимой, благо жила она рядом.

ГЛАВА 6

   На другой день мне чертовски не хотелось идти на работу. Во-первых, потому что я проспал, а во-вторых, потому что четверг – это хуже понедельника. Целый день я буду ходить как варёная муха, из-за бессонной ночи. Ну, не спалось, и всё. Бессонница. А если вдруг опять Мокруха приключится, тогда точно – труба.
   Я доехал до отделения, получил законный втык от начальства и заперся в кабинете, в душе рассчитывая вздремнуть с полчасика над каким-нибудь материалом. Но планам моим не суждено было сбыться, потому что позвонил гражданин Шварц Марк Сергеевич. Честно говоря, я не очень-то и надеялся на этот звонок, поэтому был зело удивлён.
   Как всегда, Марк Сергеевич был демонстративно вежлив.
   – Кирилл Андреевич? Я постарался выполнить вашу просьбу, и сегодня в два часа вас будут ждать.
   – Где?
   – Там же, где мы беседовали.
   – Понял. Как вы меня отрекомендовали?
   – А никак. Один человек, который слишком много знает.
   – Ничего рекомендация. Вы заодно венок мне не заказали? Если заказали, то в четырнадцать ноль одну можете поднести к месту встречи.
   – Кстати, советую не опаздывать. Ребята там серьёзные, за минуту ожидания пять баксов снимают. А так как с вас-то они вряд ли что снимут, то расплачиваться придётся мне. Всего доброго.
   – До свиданья.
   Я повесил трубку. Чёрт, в два часа самый сон. А ребята поспать не дадут. Я раскрыл бумажник и достал оттуда рисунок перстня, сделанный Викой с фотографии, посмотрел на него и положил обратно. Оригинал лежал у меня в сейфе.
   Я вышел в коридор и встал у окна. Комаров и Максимов владели перстнем сгинувшего без вести мафиозника Климова. С интервалом в три дня обоих убивают. Следующим владельцем гайки являюсь я. Значит… Ну, ни фига себе пер-спективка. Быть следующим-то. Кольцо, может, конечно, и не Климова, просто совпадение, но судя по тому, что оно хранилось в грелке, весь сыр-бор из-за него. И владельцев убивают почём зря.
   Отсидев в отделении положенный срок, отсвечивая периодически перед глазами руководства, я оставил в сейфе пистолет, ксиву и ментовский галстук и рванул на стрелку. В транспорте чуть было не произошёл конфуз, так как по привычке я не купил талонов и поехал бесплатно. И когда прицепился контролёр, пришлось выкладывать пару сотен. А что было делать? Можно, конечно, было пойти в ближайшее отделение, установить мою личность и избежать штрафа, но тогда бы я опоздал и Марку Сергеевичу было бы не рассчитаться до конца своих дней.
   В полвторого я был на месте. Приехал чуть раньше я специально, намереваясь произвести небольшую рекогносцировку. Это крутое слово я запомнил после одного задержания рэкетиров в парке. Мы тогда расселись по кустам, а Женьку Филиппова поставили на крышу ближайшего от парка дома, торжественно вручив ему палку с белой простыней. При появлении бандитов Женька должен был замахать флагом, указывая направление движения гангстеров. Способ индейцев и аборигенов Австралии. Раций-то нормальных у нас нет. Но зато это нам и помогло, потому что у вымогателей они были. Японские, настроенные на милицейскую волну. Естественно, при таком раскладе смотреть на крыши у них просто фантазии не хватило. Это их и сгубило. Ничего не слыша в своих фирменных рациях, они спокойно явились за деньгами и были без особых хлопот задержаны с поличным. Так что отсутствие техники – это иногда тоже плюс. Но я опять заболтался, простите.
   Осмотревшись и не заметив ничего необычного, я сел на знакомую скамейку и стал ждать, внимательно изучая памятник Екатерине.
   Ребятки были профессионалами, потому что зашли со спины, абсолютно незаметно, не опоздав ни на секунду, так что в один прекрасный момент я оказался зажатым с двух сторон крепкими мужичками, а третий остановился передо мной.
   – Это ты насчёт Клима?
   – Угу. Просьба – переложите свой револьвер из кармана в кобуру. Наверно, раз я назначил встречу один, то уж никак не собирался при этом устраивать пальбу, да ещё в таком людном месте.
   – Что ты хотел?
   – Поболтать. Я слышал, что Клим пропал?
   – Кто ты такой?
   – Зовите меня просто – Ильич. Шучу. Давайте условимся – вы хотите найти Клима, я, возможно, могу вам помочь, поэтому не я в вас заинтересован, а вы во мне, так что рассказывать я буду то, что сочту нужным.