А потом этот роман с Чернаковым. Если б не он, Дима никогда не совершил такое. А она? Как она поступила бы, застукай мужа вместе с любовницей? Вряд ли принесла им кофе в постель…Живо вообразив Димин адюльтер, она ощутила болезненный укол ревности. Да она бы эту любовницу по стене размазала…
И не хотел Дима ее убивать, он взрыв то этот дурацкий на эмоциях устроил. Слава сказал, что он не признался. А вдруг его бить будут или пытать? Вон сколько про пытки ментовские пишут. А Слава ее даже от адвоката отговорил. Ну, конечно… Зачем сопернику адвокат?
Юля подняла с пола Димину майку, ощутив легкий запах пота и парфюма. Такой родной запах. Дима всегда любил дорогую туалетную воду. Предпочитал «Кензо». «О Боже, я уже думаю о нем в прошедшем времени…» Юля уткнулась в тельняшку и заплакала.
… А Слава? Он же любит ее. Искренне любит. Из семьи даже ушел. И что она теперь ему скажет? Извини, Славочка, но я решила остаться с Димой?
Но Димы то нет… Он в тюрьме и, скорей всего, не вернется… Господи…Как бы обоих не потерять.
Юля запуталась окончательно.
Вячеслав Андреевич Чернаков, подполковник милиции в отставке очнулся спустя минут десять после воздействия полена на затылочную часть черепной коробки. Коробка жутко болела, но приложить к ней что-нибудь холодненькое он не мог. Руки были четко зафиксированы скотчем за спиной. Ноги оставили свободными. Потому что в темном помещении площадью четыре квадратных метра гулять особо негде.
Помещение, судя по всему не что иное, как парилка деревенской баньки. Такой уютный аромат прокопченной прелой древесины. Деревянная скамья, кирпичная печурка с черной затворкой, металлическая шайка, пара засохших веников на вбитых в бревенчатую стену гвоздях, мочалка. Над дверью тусклая матовая лампочка. Банька не затоплена, температура чуть выше уличной, зуб на зуб не попадает, даже в пальто. Могли бы и подбросить пару полешков. Дверь стопудово закрыта, не стоит и проверять.
Чернаков попробовал определить свое местонахождение в пространстве, приподнял буйну головушку, сморщившись от боли. Положение оказалось горизонтальным. Он возлежал на полатях, где обычно происходит собственно банно-парильный процесс. Попытался принять вертикальное положение. Затылок обожгло огнем, и он опрокинулся обратно.
«А как я тут, вообще-то, оказался?… Что было перед этим? Кажется, я в кого-то стрелял. В кого?»
Память возвращалась хуже чем после доброй попойки. А так как Чернаков почти никогда не допивался до беспамятства, даже в милиции, то и навыка вспоминать прошлое не отработал.
«Так, я выстрелил из «Осы». Попал. В ногу. Кому? Прекрасный вопрос. Начнем плясать от печки, тем более, что она рядом… Я ехал в Левашово. Зачем?… Ага, к хозяину джипа. Хозяин, падла фотографировал отдел красок на мобильник и хотел устроить драку возле кафе. А живет этот пряник с Галиной Красной, которую прихватил Лемешев по наколке Харламова… Ну все, практически вспомнил. Я увидел зеленую куртку, выстелил в Сергея, не помню отчества, потом стал куда-то звонить. И дальше провал и острая головная боль. Щелкнули сзади, спереди я ситуацию контролировал. Кто щелкнул? Увы, не заметил. Пойдем логическим путем. Сам себя я ударить не мог. Ни Галина, ни ее друг тоже. Железная логика, поздравляю. Значит, бил тот, кто стоял за спиной. И кто же это? С кем я приехал?
Толик. Толик Бушуев. Детектив. Но это же бред. Зачем ему меня дубасить? А вдруг его тоже отоварили? Мы ж двор не обыскивали, мало ли кто в сугробах прятался и напал сзади?
Пока из позитива можно отметить только одно. Я жив, стало быть, черепная коробка нагрузку выдержала. Сотрясение, конечно, заработал, но это лечится. В другой раз, вписываясь в подобную авантюру, надену хоккейную форму и обязательно шлем.
– Толя… Ты здесь?
Теоретически Бушуев мог находиться под полатями, поэтому Вячеслав Андреевич и прошептал эти три слова. Ответа не последовало. Ни из-под полатей, ни из-за двери.
Он кое-как перевернулся на бок, чтобы не затекали связанные за спиной руки. Комок подкатил к горлу и его начало тошнить слюной. Ну, точно, сотрясение. Как-то, во время игры он въехал головой в борт, шлем еле выдержал. Тогда тоже подташнивало.
Так, а что дальше? Хотели бы убить, убили бы сразу. Значит, либо струсили, либо что-то из-под меня надо.
Интересно, который час? Не слишком ли долго я в гостях? Пора и совесть знать… У людей хлопоты новогодние, а я отвлекаю.
Водицы бы испить, во рту сплошная кислятина. Не позвать ли официанта? «Минералочки, пожалуйста, два раза…»
Попытался освободиться от пут. Ха-ха-ха… Это только товарищ Бонд играючи делал. А товарищ Чернаков талантом не вышел.
Оставалось одно – смириться с участью и смиренно ждать, накапливая силы. Рано или поздно за ним придут. Не умирать же голодной смертью его здесь оставили, чтобы потом сжечь в печке и попариться.
«Отыскал приключение на свою голову. В прямом смысле… Вместо того, чтобы спокойно искать новую работу и жилье, понесся за правдой с шашкой наголо. Мужа любовницы спасать, надо же… Теперь самого спасать надо»
Он закрыл глаза, расслабил руки. Кисти начали неметь. Как бы гангрену не заработать. Головная боль потихоньку начала отпускать.
Засечь время Вячеслав Андреевич не мог, но не сомневался, что пролежал в таком положении три периода по двадцать минут. Он умел чувствовать время, хотя данное качество не особо помогало в его нынешнем положении. Когда игра перешла в овертайм, и кисти рук уже жили самостоятельной жизнью, за дверью, наконец– то, послышалась человеческая речь. Официант…
– Сюда…
– Как он?
– Был жив.
Пахнуло холодом с улицы. Вошедшего господина Чернаков не знал. Господину было сел сорок-сорок пять, голова практически лишенная растительности, напоминала глобус. Коренастая фигура, степенное брюшко. Гардеробчик не из дешевых. Зимняя кожаная куртка с пушистым воротником, дородная обувка. Под курткой костюм и дорогой галстук. На пальце правой руки печатка с черным квадратным камнем. Белое кашне. Запах Франции. «Шанель», наверное. Не официант, короче.
Но что-то в облике вошедшего показалось Вячеславу Андреевичу знакомым. Где-то он видел его, но вспомнить даже при здоровой памяти вряд ли бы смог. А уж при отшибленной… Мало ли лиц промелькнуло за сорок шесть лет земного существования.
Человек, увидев, что Чернаков в сознании, прикрыл за собой дверь и присел на скамью.
– Здравствуй, Вячеслав Андреевич.
– Добрый вечер.
Чернаков не собирался впиваться в горло господина зубами, не грубить и не грозить возмездием за ушибленную голову, хотя имел на это полное моральное право.
– Не узнаешь?
– Рожа знакомая… Судимый, что ли? Фамилию назовешь, может, вспомню.
Или кликуху.
– Нет, не судимый. И кликухи у меня нет… Мы с тобой, коллеги, в некотором роде. Пенсионеры.
Чернаков повнимательней вгляделся в лицо собеседника. Нет, не вспомнить.
– Мент бывший?
– Более чем верно, старина. Подполковник милиции в отставке. Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Но пересекались мы с тобой не по службе.
– На совещании?
– Стареешь, Вячеслав Андреевич… Шайбу то гоняешь еще?
Чернаков автоматически кивнул. Так, так, так… Хоккей… Мент. В нашей команде его не было… Ну-ка, ну-ка, повернись в профиль…
– А я вот уже не гоняю… Спина. Не рекомендуется. Хотя жаль. Силенки то еще остались. На пару периодов хватит.
«Да, он… Тот, что Моисеева на пику посадил… Как там тебя?…»
– Щербина. Виктор Ильич, – словно угадав мысли Чернакова, представился бывший обэповец.
– Уже ль та самая Щербина? – усмехнулся бывший «убойщик», – помню, помню. Гляжу, серьезным стал. Как инфаркт миокарда.
– Да ты тоже не особо веселишься… На хрена беспредел устроил? Ворвался в чужой дом, хозяина ранил. Это ж статья. Хорошо, Толик тебя осадил. Головушка то цела?
Вячеслав Андреевич не ответил.
– Ты уж на Толика зла не держи… Парень горячий, сам знаешь. Чуть что, сразу за дубинку. Или полено. Да и выхода у него не было. Догадываешься почему?
– Примерно.
– Это ведь он кнопочку на брелочке нажал.
– Неужели?
– Своею собственной рукой… Правда, банку закладывать отказался. Трусоват. Мол, засечь могут. Вот кнопку нажать – это другое дело. Но, заметь, гуманно нажал. Подождал, когда в отделе никого, кроме продавцов не останется, и ба-бах! А продавцам просто не повезло. Не хотел он их калечить. Смягчающее обстоятельство.
– Чего ж он так? – Чернаков попытался подняться.
– Ты лежи, лежи, у тебя травма, – жестом остановил его Щербина, – чего ж нажал, спрашиваешь? Ты даже не представляешь, насколько все банально и скучно. Материальная выгода, выраженная в конкретных денежных знаках. Правда, хороших знаках. Для него, конечно.
– Заплатили хоть? Или только пообещали?
– Обижаешь. Все до цента. Плохо вы, Слава, своих людей проверяете. Тщательнее надо, с интересом, а не для галочки. А Толик еще молодой, жить, да жить. Жену любимую на курорты возить, жилплощадь, обратно, улучшить, кредит за машину возвращать. Не особо долго ломался. Знаешь, бывают условно судимые, а он – условно честный. Увы, честность из моральной категории превращается в сугубо материальную. Ей тоже есть цена.
Чернаков вспомнил, что именно Бушуев предложил установить запись в отделе красок и на паркинге. Никаких вопросов. Инициативный, добросовестный сотрудник, как и написано в его служебной характеристике. Медаль можно вручать. «За долю – к победе».
– Чего ж мне не предложили? Может, я тоже – условно…
– Это было бы не совсем разумно. Слишком рискованно. Говорят, ты правильный. Хоть сейчас в кунсткамеру.
– Спасибо за правду… Попить дай…
– Коньяк подойдет?
– Подойдет.
Щербина достал из кармана плоскую фляжку, открыл ее и осторожно, словно боясь, что Чернаков укусит его, поднес ко рту пленника. Тот сделал пару глотков, поморщился.
– Лимончика не захватил, извини… Тазик под голову положить? Подушки нет.
– Обойдусь. Это ты, значит, на мое место метишь?
– Не совсем я, но направление мыслей правильное. Что делать… Питер, город большой, но тесный. Приходится суетиться, извини за прямоту.
– Как тогда, на игре? Два ребра, между прочим, парню вынес.
– Случайность. Я не хотел. А ребра пустяки, за неделю срастаются.
– Это ты жене рассказывай про нечаянно… В Канаде то, говорят, вы по полной обкакались. Ни одной игры не выиграли.
– Думаю, вы бы тоже не стали чемпионами.
– И с чего ты взял, что вас ждут в «Планете»?
– Ну что ты как маленький, ей Богу… К шестому десятку скоро, а все детские вопросы задаешь. Замолвят за нас словечко. Не волнуйся. Отрекомендуют. Главное, грядка свободна, как говорят господа бандиты.
Чернаков поднял глаза к потолку. Затылок опять заныл. Откровенный больно этот Щербина. И вежливый. Словно киллер, который прежде чем пустить клиенту пулю в лоб, извиняется за возможные неудобства. Не к добру, ох не к добру. Спорить с этим типом по вопросам морали все равно, что с носорогом в лобовую идти. Дерьмо и через десять лет «Шанелем» пахнуть не будет, как его не перерабатывай. А силы лучше беречь. Пригодятся. Врезать напоследок ногой по брюху. Глядишь, почка у урода оторвется, или брезжейка лопнет.
– Ты мне вот что лучше скажи, – Щербина извлек из портсигара папиросу «Беломорканала» и постучал гильзой по крышке, – кроме Толика кто-нибудь знает, где ты?
– Половина Питера. Я провел пресс-конференцию.
– И Юля тоже?
– Причем здесь Юля? – насторожился Чернаков.
– Нет, нет, не причем, – собеседник чиркнул бензиновой «Зиппо» и затянулся ядреным дымом папиросы, – ты бы ей позвонил на всякий случай. Скажи, что на залив поехал. Рыбку половить к новогоднему столу. Пригласили, мол, друзья на рыбалку. Или на снегоходах по льду погонять.
– Это еще зачем?
– Чтоб не волновалась. Не переживала.
– Сам звони, – догадавшись, куда клонит Щербина, прошептал Чернаков.
– Она сейчас дома, – спокойно продолжил конкурент, – одна. Дверь, если помнишь – не дверь. Любой зайдет… Обидно будет, если и любимая твоя станет жертвой кровожадных разбойников. Очень крово и очень жадных.
– Руки развяжи.
– Зачем? Я уж как-нибудь наберу ее номер.
Щербина достал из своего кармана мобильник Чернакова, нацепил очки.
«Это я, значит, без вести пропаду, – прикинул Вячеслав Андреевич, – на рыбалку поеду и под лед уйду. Искать не будут, не та птица. Мало ли где провалился? Залив большой… А к весне корюшка схавает. Корюшку выловят и пожарят. Съедят под водочку и переварят. Процесс превращения нормального человека в кучку… Хм, веселая перспективка… С-суки…»
…Рядом с печкой валялась кочерга. Оружие немассового поражения, запрещенное Женевской военной конвенцией как антигуманное. Штучка посерьезней клюшки… Чернаков сжал зубы и потихоньку потянул вверх левую руку, потом рванул вниз. Скотч дал слабину. Щербина, не замечая манипуляций Чернакова, увлеченно изучал телефонную книжку, словно в ней был шифр камеры хранения, где лежал миллион. Еще разок. И… С третьей попытки кисть удалось освободить. Вперед! Здравствуй, песня!
Прыжок, кочерга, удар! Крюком точно в глаз! Н-на! Прямо сквозь очки. Женевская конвенция протестует и грозит санкциями. Глаз вылетел из орбиты и шмякнулся о печь. Потом медленно пополз вниз, словно раненая улитка, оставляя кровавый след… Когда он оказался на полу, Чернаков смачно раздавил его каблуком, забрызгав скамью и ботинки. Тут же поднял кочергу для второго удара.
– Ну, что, позвонишь? – услышал он голос Щербины.
…Навеяло. Зря коньяк пил. Вячеслав Андреевич открыл глаза. Никакой кочерги не было. Руки по-прежнему на замке. Виктор Ильич, прищуриваясь, листал книжку, нажимая джойстик на трубке.
– Сменил бы, что ли, трубку. Совсем древняя… Где тут Юля? Вот. Она, кстати, звонила тебе. Переживает. Значит, любит. А ты ее?
– Не твое дело.
– Любишь, любишь… Как вы на коньках славно катались. Прямо, Навка с Костомаровым21. Хоть на Олимпиаду посылай. Жаль, я запись не прихватил, полюбовались бы. И муженек Юлин, главное, не подкачал, поболеть за вас приехал. Я, если честно, боялся, что он напьется и никуда не поедет. Ан нет, он ее тоже, видно, любит… Да, так все-таки зачем ты к Сереже с Галей пожаловал?
– Дисконтную карту подарить. От «Планеты».
– Ну, не хочешь, говорить, не надо. Мне это не особо и неинтересно.
Щербина нажал кнопку вызова и поднес трубку к уху Чернакова.
– Прошу. Общайтесь. Надеюсь на твою порядочность. Имей в виду, Юлия Эдуардовна не успеет выйти даже из подъезда.
Гудки. Раз, два.
– Алло! Слава?
– Да, малыш… Ты звонила?
– Звонила… Что у тебя с голосом? Как из могилы.
– Воды попил. На морозе. Ты сейчас дома?
– Да.
– Хорошо. Я часов в девять буду. Приятель пригласил на рыбалку, на залив.
Корюшка пошла. Отказать неудобно, я ему обязан. Не скучай…
– Какая рыбалка, какая корюшка, Слава? Ты что?!
– Я потом все объясню. Не переживай, малыш. Все будет хорошо. В субботу снова пойдем в Эрмитаж, на выставку твоего француза. Того, с кляксами.
– Слава, да что с тобой? Выставка давно уехала!
– Ты же помнишь, как он мне понравился. Хочу еще раз посмотреть. До вечера, малыш. Не скучай… Целую…
Щербина нажал отбой.
– Молодец, Вячеслав Андреевич. Очень трогательно.
Бывший обэповец не стал возвращаться на скамью, прихлопнул мобильник каблуком, обломки бросил в печь.
Чернаков рванул руку. Бесполезно. Связан мастерски. Made in Russia.
– Ну, ты извини, если что не так. Играешь ты хорошо, но… Счет на табло.
Виктор Ильич сделал последнюю затяжку, отправил окурок вслед за Чернаковским мобильником и достал собственную трубку.
– Никак от «Беломора» не могу отвыкнуть, понимаешь ли. Как в ментуре начал, так теперь и не бросить. Боюсь, разнесет.
– Ничего. На зоне похудеешь.
– Типун тебе, – Щербина поднес трубку к уху и коротко приказал, – заходи.
Чернаков застонал, выгнулся, пытаясь подняться и на прощанье приложиться к Щербине ботинком. Но тот отошел к дальней стене. Чернаков же в результате телодвижений не удержался, потерял равновесие и свалился на пол, к его ногам. Кое-как поднялся на колени.
Вдруг, как в детском сне, у него выросли крылья, он оттолкнулся от пола и, пробив крышу, взлетел в небо, оставив внизу Щербину, превратившегося в огромную черную собаку. Собака высоко прыгала, но не могла достать улетавшего все выше и выше Чернакова… А под ним раскинулся огромный новогодний город…
Дверь скрипнула. Вячеслав Андреевич поднял глаза.
«А вот и еще один наш работничек… Вся честная компания в сборе, только Лемешева не хватает».
На пороге, улыбаясь, стоял детектив Виктор Сергеевич Харламов. И не с пустыми руками.
Конец сто пятидесятой серии.
Вообще-то, сегодня Стас был выходной, но пришлось выйти. Потому что теперь он И.О. График понапряженней. Про увеличение жалования пока ничего не говорили, придется напоминать. Он даже не знал, радоваться ли неожиданному повышению? С одной стороны, повышение это неплохо – и оклад повыше и уважение. Но с другой стороны, забот прибавится. Да и к Чернакову он относился нормально, и не случись бы этой истории, даже и мыслях не допускал его подсиживать. Сегодня Доценко пришел уже не в форме, а в цивильном костюме.
Рация на поясе зашумела.
– Станислав Олегович, здесь вас спрашивают. На рамке.
– Кто?
– Не представляется. Сначала Чернакова спросил, потом старшего смены.
Мол, Андреич велел обращаться, если его не будет.
– Хорошо, сейчас подойду.
Доценко спустился вниз, миновал зал, нашел вызвавшего его охранника. Тот дубинкой указал на личность, стоявшую перед дверьми «Планеты». На личности была шуба Деда Мороза и красный колпак. На ногах потрепанные кроссовки, явно выпадавшие из ансамбля.
– Что за клоун?
– Говорит, по срочному делу.
Стас вышел на улицу.
– Это ты от Чернакова?
– Да, да… Давайте, чуть в сторонку, чтобы не мешать.
Они сдвинулись вправо от двери, остановившись перед витриной, с выставленной в ней гидромассажной ванной. В мыльной пене сидел манекен девушки с журналом «Мягков» в руке. Манекен был пьян. Перечитал «Мягкова».
– Слушаю.
– Мне Вячеслав Андреевич свой телефон оставил, – торопливо начал Дедушка Мороз, поглядывая в сторону парковки, – позвонить, ежели парней снова увижу. А у меня трубки-то нет, звонить неоткуда.
– Каких еще парней?
– Ну, тех самых, что баб на тачки опускают. Он разве вас не предупреждал?
– Нет. Не успел, наверное. Он уволился.
– О как! Так вы позвоните ему, спросите. Скажите, Василий пришел.
Стас достал мобильник, нашел в книжке бывшего начальника.
– Отключен или вне зоны…
– Вот, ведь…
– Погоди. Ты чего, парней этих увидел?
Доценко, разумеется, слышал про нападения на женщин, но насчет этого странного деда Мороза Чернаков ему действительно ничего не говорил.
– Вон они, – Василий осторожно показал на темно-вишневую «девятку», – только на тачке другой. Но рожи эти же. Минут двадцать уже высиживают.
Доценко посмотрел в указанном направлении. Грязная машина, с такими же немытыми номерами и тонированными стеклами пускала дым на дальнем конце парковки.
Словно увидев взгляд старшего смены, водитель газанул, и машина плавно вырулила на покрытую снегом дорожку.
Доценко быстро оглядел парковку. На проспект выруливал паркетный серебристый джип, кажется, «тойота». По плюшевому мишке, висящему на заднем стекле, можно было догадаться, что за рулем дамочка. Мужики на заднее стекло обычно вообще ничего не вешают – затруднен обзор. Теткам по барабану. Машина застряла перед красным светофором.
– Черт!
Вызывать милицию? Долго. Пока объяснишь, пока приедут… Если вообще приедут.
Его старенький «ниссан» стоял во дворе, за воротами. Доценко бросился к дверям. Пробежит через магазин, так короче. Заодно, подмогу захватит.
– Погодите, – остановил его дед Мороз.
– Что?!
– Вы Андреичу передайте, если, вдруг, не увидимся… Я не стукачок, вообще-то. Просто, – Василий явно испытывал неловкость, – у меня последняя ходка не по хулиганке была… Теперь вот, искупить хочу… Он поймет, о чем я.
Доценко посмотрел в глаза маркетологу. Тот не отвел взгляда.
– Хорошо, передам, – кивнул Стас.
Через минуту он уже садился в «ниссан». По пути никого из охранников не подвернулось, а вызывать не было времени. Джип мог свернуть на любом перекрестке, и тогда искать его можно только с вертолета.
Доценко выскочил из ворот, протаранив сугроб и опрокинув брошенную кем-то корзину, подлетел к светофору. По тротуару обошел автомобильную очередь. Стоявший первым «бумер» недовольно прохрюкал.
До первого перекрестка метров пятьсот. Запас небольшой, но поток движется медленно, есть шанс догнать «девятку».
Конечно, в отличие от ветеранов «наружки», Доценко не обладал навыками автомобильной слежки. Карманника в трамвае или торговом зале пропасти мог, бульдожью хватку еще не потерял, но за машинами никогда не гонялся. Хотя ощущения примерно одинаковые. Но есть надежда, что ребята сами увлечены преследованием и вряд ли обратят внимание на его «ниссан».
Хорошо, утром получил в оружейке своего «ИЖа». Для психологического воздействия сгодится. Со стрельбой сложнее. Черта с два потом отпишешься. Ты не на объекте, возникнут вопросы – на каком основании применил? Как на каком? Случайно проходил мимо, увидел, что жизни и здоровью гражданки угрожает опасность, и был вынужден открыть огонь на поражение. Минуточку. Что значит, случайно проходил? Согласно инструкции, если вы получили служебное оружие, имеете право следовать исключительно по заданному маршруту. Это вы со своим личным где угодно можете гулять. Да, огонь лучше не открывать. Лицензию у конторы отберут как минимум. Особенно учитывая, что разрешительная система третий день с пристрастием обследует «Заботу».
Зеленый. Низкий старт. Соленая каша из-под колес летит на мирно гуляющую старушку. Старушка грозит вслед палочкой и матерится, словно Серега Шнуров на концерте.
Скорость, скорость. Опять тротуар, опять грязные слова.
Есть! «Девятка» притормозила на перекрестке, включив правый поворотник. Впереди, метрах в тридцати от нее «тойота» с мишкой. Тоже собирается повернуть. И это прекрасное совпадение означает, что Чернаковский стукачок не ошибся.
Стас пристроился за маршрутным «икарусом», грязным, как черный пиар, прикинул, куда дальше поедет джип. Дорога вела в спальный район. Это не очень хорошо, сейчас час пик, можно потерять «объект» в темноте, застряв на каком-нибудь светофоре.
Минут десять последующей погони не принесли особых проблем. Доценко, соблюдая разумную дистанцию, прицепился к «девятке», скорость которой зависела от скорости «тойоты». А дамочка, похоже, дружила с правилами дорожного движения. Молодец. Все бы так. Зря говорят, что легче научить кота кататься на роликах, чем женщину водить машину.
Происходящее напоминало Стасу гонялку, установленную на его служебном компьютере. Когда выдавалась свободная минута, он, втайне от начальства устраивал заезды и добился неплохих результатов в гонке преследования. Правда, если таранил соперника или сворачивал столб, мог повторить заезд. Здесь не получится. Хотя было бы неплохо.
Он угадал – «тойота» держала курс в спальный район. Не факт, кстати, что на хозяйку нападут именно сегодня. Могли просто отслеживать. А если ее, например, мужик встретит, то и вообще обломятся. Джип, кстати ничего, из последних моделей. Губа у ребят не дура.
На него пока внимания не обращали. Уйти в отрыв или свернуть не пытаются. У них задача поважней – добычу не упустить. Или просто оборзели от безнаказанности. Дамочка их тоже не замечает. Ребята опытные, висят на хвосте грамотно, не хуже профессиональной «наружки».
На следующем перекрестке Стасу пришлось проскочить на красный. Едва разминулись с грузовиком, поворачивавшим налево. Гаишник, несший нелегкую службу по взиманию штрафов, в погоню не бросился, но посмотрел с укоризной.
Доценко еще раз позвонил Чернакову. Результат тот же. Абонент вне зоны. Свое бывшее милицейское ведомство беспокоить не стал. Не разберутся в ситуации, объявят план «Перехват до получки» и тупо тормознут «девятку». Хорошо, если бейсболистов раскрутят на прошлые эпизоды, но гораздо сподручней это сделать, взяв их с поличным. Иначе адвокаты отбить могут.
Только сейчас он заметил, что не включил обогреватель. Но холодно не было, даже без куртки. Скорее наоборот – жарковато.
Очередной поворот. Что он нам несет? Только никаких железнодорожных составов или играющих на дороге детишек! Это будет форменным издевательством! На крайняк, можно собачку сбить. Справа, словно горы, усеянные кострами первобытных людей, возвышались громады многоэтажек, слева парковая зона. Над дорогой и на деревьях веселая новогодняя подсветка. Этот район Стас знал неплохо, они с женой по молодости два года снимали здесь недорогую квартирку у дальней родственницы.
И не хотел Дима ее убивать, он взрыв то этот дурацкий на эмоциях устроил. Слава сказал, что он не признался. А вдруг его бить будут или пытать? Вон сколько про пытки ментовские пишут. А Слава ее даже от адвоката отговорил. Ну, конечно… Зачем сопернику адвокат?
Юля подняла с пола Димину майку, ощутив легкий запах пота и парфюма. Такой родной запах. Дима всегда любил дорогую туалетную воду. Предпочитал «Кензо». «О Боже, я уже думаю о нем в прошедшем времени…» Юля уткнулась в тельняшку и заплакала.
… А Слава? Он же любит ее. Искренне любит. Из семьи даже ушел. И что она теперь ему скажет? Извини, Славочка, но я решила остаться с Димой?
Но Димы то нет… Он в тюрьме и, скорей всего, не вернется… Господи…Как бы обоих не потерять.
Юля запуталась окончательно.
***
А в это тяжелое для страны время…Вячеслав Андреевич Чернаков, подполковник милиции в отставке очнулся спустя минут десять после воздействия полена на затылочную часть черепной коробки. Коробка жутко болела, но приложить к ней что-нибудь холодненькое он не мог. Руки были четко зафиксированы скотчем за спиной. Ноги оставили свободными. Потому что в темном помещении площадью четыре квадратных метра гулять особо негде.
Помещение, судя по всему не что иное, как парилка деревенской баньки. Такой уютный аромат прокопченной прелой древесины. Деревянная скамья, кирпичная печурка с черной затворкой, металлическая шайка, пара засохших веников на вбитых в бревенчатую стену гвоздях, мочалка. Над дверью тусклая матовая лампочка. Банька не затоплена, температура чуть выше уличной, зуб на зуб не попадает, даже в пальто. Могли бы и подбросить пару полешков. Дверь стопудово закрыта, не стоит и проверять.
Чернаков попробовал определить свое местонахождение в пространстве, приподнял буйну головушку, сморщившись от боли. Положение оказалось горизонтальным. Он возлежал на полатях, где обычно происходит собственно банно-парильный процесс. Попытался принять вертикальное положение. Затылок обожгло огнем, и он опрокинулся обратно.
«А как я тут, вообще-то, оказался?… Что было перед этим? Кажется, я в кого-то стрелял. В кого?»
Память возвращалась хуже чем после доброй попойки. А так как Чернаков почти никогда не допивался до беспамятства, даже в милиции, то и навыка вспоминать прошлое не отработал.
«Так, я выстрелил из «Осы». Попал. В ногу. Кому? Прекрасный вопрос. Начнем плясать от печки, тем более, что она рядом… Я ехал в Левашово. Зачем?… Ага, к хозяину джипа. Хозяин, падла фотографировал отдел красок на мобильник и хотел устроить драку возле кафе. А живет этот пряник с Галиной Красной, которую прихватил Лемешев по наколке Харламова… Ну все, практически вспомнил. Я увидел зеленую куртку, выстелил в Сергея, не помню отчества, потом стал куда-то звонить. И дальше провал и острая головная боль. Щелкнули сзади, спереди я ситуацию контролировал. Кто щелкнул? Увы, не заметил. Пойдем логическим путем. Сам себя я ударить не мог. Ни Галина, ни ее друг тоже. Железная логика, поздравляю. Значит, бил тот, кто стоял за спиной. И кто же это? С кем я приехал?
Толик. Толик Бушуев. Детектив. Но это же бред. Зачем ему меня дубасить? А вдруг его тоже отоварили? Мы ж двор не обыскивали, мало ли кто в сугробах прятался и напал сзади?
Пока из позитива можно отметить только одно. Я жив, стало быть, черепная коробка нагрузку выдержала. Сотрясение, конечно, заработал, но это лечится. В другой раз, вписываясь в подобную авантюру, надену хоккейную форму и обязательно шлем.
– Толя… Ты здесь?
Теоретически Бушуев мог находиться под полатями, поэтому Вячеслав Андреевич и прошептал эти три слова. Ответа не последовало. Ни из-под полатей, ни из-за двери.
Он кое-как перевернулся на бок, чтобы не затекали связанные за спиной руки. Комок подкатил к горлу и его начало тошнить слюной. Ну, точно, сотрясение. Как-то, во время игры он въехал головой в борт, шлем еле выдержал. Тогда тоже подташнивало.
Так, а что дальше? Хотели бы убить, убили бы сразу. Значит, либо струсили, либо что-то из-под меня надо.
Интересно, который час? Не слишком ли долго я в гостях? Пора и совесть знать… У людей хлопоты новогодние, а я отвлекаю.
Водицы бы испить, во рту сплошная кислятина. Не позвать ли официанта? «Минералочки, пожалуйста, два раза…»
Попытался освободиться от пут. Ха-ха-ха… Это только товарищ Бонд играючи делал. А товарищ Чернаков талантом не вышел.
Оставалось одно – смириться с участью и смиренно ждать, накапливая силы. Рано или поздно за ним придут. Не умирать же голодной смертью его здесь оставили, чтобы потом сжечь в печке и попариться.
«Отыскал приключение на свою голову. В прямом смысле… Вместо того, чтобы спокойно искать новую работу и жилье, понесся за правдой с шашкой наголо. Мужа любовницы спасать, надо же… Теперь самого спасать надо»
Он закрыл глаза, расслабил руки. Кисти начали неметь. Как бы гангрену не заработать. Головная боль потихоньку начала отпускать.
Засечь время Вячеслав Андреевич не мог, но не сомневался, что пролежал в таком положении три периода по двадцать минут. Он умел чувствовать время, хотя данное качество не особо помогало в его нынешнем положении. Когда игра перешла в овертайм, и кисти рук уже жили самостоятельной жизнью, за дверью, наконец– то, послышалась человеческая речь. Официант…
– Сюда…
– Как он?
– Был жив.
Пахнуло холодом с улицы. Вошедшего господина Чернаков не знал. Господину было сел сорок-сорок пять, голова практически лишенная растительности, напоминала глобус. Коренастая фигура, степенное брюшко. Гардеробчик не из дешевых. Зимняя кожаная куртка с пушистым воротником, дородная обувка. Под курткой костюм и дорогой галстук. На пальце правой руки печатка с черным квадратным камнем. Белое кашне. Запах Франции. «Шанель», наверное. Не официант, короче.
Но что-то в облике вошедшего показалось Вячеславу Андреевичу знакомым. Где-то он видел его, но вспомнить даже при здоровой памяти вряд ли бы смог. А уж при отшибленной… Мало ли лиц промелькнуло за сорок шесть лет земного существования.
Человек, увидев, что Чернаков в сознании, прикрыл за собой дверь и присел на скамью.
– Здравствуй, Вячеслав Андреевич.
– Добрый вечер.
Чернаков не собирался впиваться в горло господина зубами, не грубить и не грозить возмездием за ушибленную голову, хотя имел на это полное моральное право.
– Не узнаешь?
– Рожа знакомая… Судимый, что ли? Фамилию назовешь, может, вспомню.
Или кликуху.
– Нет, не судимый. И кликухи у меня нет… Мы с тобой, коллеги, в некотором роде. Пенсионеры.
Чернаков повнимательней вгляделся в лицо собеседника. Нет, не вспомнить.
– Мент бывший?
– Более чем верно, старина. Подполковник милиции в отставке. Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Но пересекались мы с тобой не по службе.
– На совещании?
– Стареешь, Вячеслав Андреевич… Шайбу то гоняешь еще?
Чернаков автоматически кивнул. Так, так, так… Хоккей… Мент. В нашей команде его не было… Ну-ка, ну-ка, повернись в профиль…
– А я вот уже не гоняю… Спина. Не рекомендуется. Хотя жаль. Силенки то еще остались. На пару периодов хватит.
«Да, он… Тот, что Моисеева на пику посадил… Как там тебя?…»
– Щербина. Виктор Ильич, – словно угадав мысли Чернакова, представился бывший обэповец.
– Уже ль та самая Щербина? – усмехнулся бывший «убойщик», – помню, помню. Гляжу, серьезным стал. Как инфаркт миокарда.
– Да ты тоже не особо веселишься… На хрена беспредел устроил? Ворвался в чужой дом, хозяина ранил. Это ж статья. Хорошо, Толик тебя осадил. Головушка то цела?
Вячеслав Андреевич не ответил.
– Ты уж на Толика зла не держи… Парень горячий, сам знаешь. Чуть что, сразу за дубинку. Или полено. Да и выхода у него не было. Догадываешься почему?
– Примерно.
– Это ведь он кнопочку на брелочке нажал.
– Неужели?
– Своею собственной рукой… Правда, банку закладывать отказался. Трусоват. Мол, засечь могут. Вот кнопку нажать – это другое дело. Но, заметь, гуманно нажал. Подождал, когда в отделе никого, кроме продавцов не останется, и ба-бах! А продавцам просто не повезло. Не хотел он их калечить. Смягчающее обстоятельство.
– Чего ж он так? – Чернаков попытался подняться.
– Ты лежи, лежи, у тебя травма, – жестом остановил его Щербина, – чего ж нажал, спрашиваешь? Ты даже не представляешь, насколько все банально и скучно. Материальная выгода, выраженная в конкретных денежных знаках. Правда, хороших знаках. Для него, конечно.
– Заплатили хоть? Или только пообещали?
– Обижаешь. Все до цента. Плохо вы, Слава, своих людей проверяете. Тщательнее надо, с интересом, а не для галочки. А Толик еще молодой, жить, да жить. Жену любимую на курорты возить, жилплощадь, обратно, улучшить, кредит за машину возвращать. Не особо долго ломался. Знаешь, бывают условно судимые, а он – условно честный. Увы, честность из моральной категории превращается в сугубо материальную. Ей тоже есть цена.
Чернаков вспомнил, что именно Бушуев предложил установить запись в отделе красок и на паркинге. Никаких вопросов. Инициативный, добросовестный сотрудник, как и написано в его служебной характеристике. Медаль можно вручать. «За долю – к победе».
– Чего ж мне не предложили? Может, я тоже – условно…
– Это было бы не совсем разумно. Слишком рискованно. Говорят, ты правильный. Хоть сейчас в кунсткамеру.
– Спасибо за правду… Попить дай…
– Коньяк подойдет?
– Подойдет.
Щербина достал из кармана плоскую фляжку, открыл ее и осторожно, словно боясь, что Чернаков укусит его, поднес ко рту пленника. Тот сделал пару глотков, поморщился.
– Лимончика не захватил, извини… Тазик под голову положить? Подушки нет.
– Обойдусь. Это ты, значит, на мое место метишь?
– Не совсем я, но направление мыслей правильное. Что делать… Питер, город большой, но тесный. Приходится суетиться, извини за прямоту.
– Как тогда, на игре? Два ребра, между прочим, парню вынес.
– Случайность. Я не хотел. А ребра пустяки, за неделю срастаются.
– Это ты жене рассказывай про нечаянно… В Канаде то, говорят, вы по полной обкакались. Ни одной игры не выиграли.
– Думаю, вы бы тоже не стали чемпионами.
– И с чего ты взял, что вас ждут в «Планете»?
– Ну что ты как маленький, ей Богу… К шестому десятку скоро, а все детские вопросы задаешь. Замолвят за нас словечко. Не волнуйся. Отрекомендуют. Главное, грядка свободна, как говорят господа бандиты.
Чернаков поднял глаза к потолку. Затылок опять заныл. Откровенный больно этот Щербина. И вежливый. Словно киллер, который прежде чем пустить клиенту пулю в лоб, извиняется за возможные неудобства. Не к добру, ох не к добру. Спорить с этим типом по вопросам морали все равно, что с носорогом в лобовую идти. Дерьмо и через десять лет «Шанелем» пахнуть не будет, как его не перерабатывай. А силы лучше беречь. Пригодятся. Врезать напоследок ногой по брюху. Глядишь, почка у урода оторвется, или брезжейка лопнет.
– Ты мне вот что лучше скажи, – Щербина извлек из портсигара папиросу «Беломорканала» и постучал гильзой по крышке, – кроме Толика кто-нибудь знает, где ты?
– Половина Питера. Я провел пресс-конференцию.
– И Юля тоже?
– Причем здесь Юля? – насторожился Чернаков.
– Нет, нет, не причем, – собеседник чиркнул бензиновой «Зиппо» и затянулся ядреным дымом папиросы, – ты бы ей позвонил на всякий случай. Скажи, что на залив поехал. Рыбку половить к новогоднему столу. Пригласили, мол, друзья на рыбалку. Или на снегоходах по льду погонять.
– Это еще зачем?
– Чтоб не волновалась. Не переживала.
– Сам звони, – догадавшись, куда клонит Щербина, прошептал Чернаков.
– Она сейчас дома, – спокойно продолжил конкурент, – одна. Дверь, если помнишь – не дверь. Любой зайдет… Обидно будет, если и любимая твоя станет жертвой кровожадных разбойников. Очень крово и очень жадных.
– Руки развяжи.
– Зачем? Я уж как-нибудь наберу ее номер.
Щербина достал из своего кармана мобильник Чернакова, нацепил очки.
«Это я, значит, без вести пропаду, – прикинул Вячеслав Андреевич, – на рыбалку поеду и под лед уйду. Искать не будут, не та птица. Мало ли где провалился? Залив большой… А к весне корюшка схавает. Корюшку выловят и пожарят. Съедят под водочку и переварят. Процесс превращения нормального человека в кучку… Хм, веселая перспективка… С-суки…»
…Рядом с печкой валялась кочерга. Оружие немассового поражения, запрещенное Женевской военной конвенцией как антигуманное. Штучка посерьезней клюшки… Чернаков сжал зубы и потихоньку потянул вверх левую руку, потом рванул вниз. Скотч дал слабину. Щербина, не замечая манипуляций Чернакова, увлеченно изучал телефонную книжку, словно в ней был шифр камеры хранения, где лежал миллион. Еще разок. И… С третьей попытки кисть удалось освободить. Вперед! Здравствуй, песня!
Прыжок, кочерга, удар! Крюком точно в глаз! Н-на! Прямо сквозь очки. Женевская конвенция протестует и грозит санкциями. Глаз вылетел из орбиты и шмякнулся о печь. Потом медленно пополз вниз, словно раненая улитка, оставляя кровавый след… Когда он оказался на полу, Чернаков смачно раздавил его каблуком, забрызгав скамью и ботинки. Тут же поднял кочергу для второго удара.
– Ну, что, позвонишь? – услышал он голос Щербины.
…Навеяло. Зря коньяк пил. Вячеслав Андреевич открыл глаза. Никакой кочерги не было. Руки по-прежнему на замке. Виктор Ильич, прищуриваясь, листал книжку, нажимая джойстик на трубке.
– Сменил бы, что ли, трубку. Совсем древняя… Где тут Юля? Вот. Она, кстати, звонила тебе. Переживает. Значит, любит. А ты ее?
– Не твое дело.
– Любишь, любишь… Как вы на коньках славно катались. Прямо, Навка с Костомаровым21. Хоть на Олимпиаду посылай. Жаль, я запись не прихватил, полюбовались бы. И муженек Юлин, главное, не подкачал, поболеть за вас приехал. Я, если честно, боялся, что он напьется и никуда не поедет. Ан нет, он ее тоже, видно, любит… Да, так все-таки зачем ты к Сереже с Галей пожаловал?
– Дисконтную карту подарить. От «Планеты».
– Ну, не хочешь, говорить, не надо. Мне это не особо и неинтересно.
Щербина нажал кнопку вызова и поднес трубку к уху Чернакова.
– Прошу. Общайтесь. Надеюсь на твою порядочность. Имей в виду, Юлия Эдуардовна не успеет выйти даже из подъезда.
Гудки. Раз, два.
– Алло! Слава?
– Да, малыш… Ты звонила?
– Звонила… Что у тебя с голосом? Как из могилы.
– Воды попил. На морозе. Ты сейчас дома?
– Да.
– Хорошо. Я часов в девять буду. Приятель пригласил на рыбалку, на залив.
Корюшка пошла. Отказать неудобно, я ему обязан. Не скучай…
– Какая рыбалка, какая корюшка, Слава? Ты что?!
– Я потом все объясню. Не переживай, малыш. Все будет хорошо. В субботу снова пойдем в Эрмитаж, на выставку твоего француза. Того, с кляксами.
– Слава, да что с тобой? Выставка давно уехала!
– Ты же помнишь, как он мне понравился. Хочу еще раз посмотреть. До вечера, малыш. Не скучай… Целую…
Щербина нажал отбой.
– Молодец, Вячеслав Андреевич. Очень трогательно.
Бывший обэповец не стал возвращаться на скамью, прихлопнул мобильник каблуком, обломки бросил в печь.
Чернаков рванул руку. Бесполезно. Связан мастерски. Made in Russia.
– Ну, ты извини, если что не так. Играешь ты хорошо, но… Счет на табло.
Виктор Ильич сделал последнюю затяжку, отправил окурок вслед за Чернаковским мобильником и достал собственную трубку.
– Никак от «Беломора» не могу отвыкнуть, понимаешь ли. Как в ментуре начал, так теперь и не бросить. Боюсь, разнесет.
– Ничего. На зоне похудеешь.
– Типун тебе, – Щербина поднес трубку к уху и коротко приказал, – заходи.
Чернаков застонал, выгнулся, пытаясь подняться и на прощанье приложиться к Щербине ботинком. Но тот отошел к дальней стене. Чернаков же в результате телодвижений не удержался, потерял равновесие и свалился на пол, к его ногам. Кое-как поднялся на колени.
Вдруг, как в детском сне, у него выросли крылья, он оттолкнулся от пола и, пробив крышу, взлетел в небо, оставив внизу Щербину, превратившегося в огромную черную собаку. Собака высоко прыгала, но не могла достать улетавшего все выше и выше Чернакова… А под ним раскинулся огромный новогодний город…
Дверь скрипнула. Вячеслав Андреевич поднял глаза.
«А вот и еще один наш работничек… Вся честная компания в сборе, только Лемешева не хватает».
На пороге, улыбаясь, стоял детектив Виктор Сергеевич Харламов. И не с пустыми руками.
Конец сто пятидесятой серии.
***
Старший смены Стас Доценко, временно исполняющий обязанности начальника службы безопасности супермаркета «Планета-Хауз», сидел в бывшем Чернаковском кабинете и следил за обстановкой, глядя в монитор. Фильм был скучноват, словно авторское кино. Ни стрельбы, ни погонь, ни мордобоя. Не блокбастер, одним словом. Ну, и, Слава Богу. Хватило уже одного блокбастера.Вообще-то, сегодня Стас был выходной, но пришлось выйти. Потому что теперь он И.О. График понапряженней. Про увеличение жалования пока ничего не говорили, придется напоминать. Он даже не знал, радоваться ли неожиданному повышению? С одной стороны, повышение это неплохо – и оклад повыше и уважение. Но с другой стороны, забот прибавится. Да и к Чернакову он относился нормально, и не случись бы этой истории, даже и мыслях не допускал его подсиживать. Сегодня Доценко пришел уже не в форме, а в цивильном костюме.
Рация на поясе зашумела.
– Станислав Олегович, здесь вас спрашивают. На рамке.
– Кто?
– Не представляется. Сначала Чернакова спросил, потом старшего смены.
Мол, Андреич велел обращаться, если его не будет.
– Хорошо, сейчас подойду.
Доценко спустился вниз, миновал зал, нашел вызвавшего его охранника. Тот дубинкой указал на личность, стоявшую перед дверьми «Планеты». На личности была шуба Деда Мороза и красный колпак. На ногах потрепанные кроссовки, явно выпадавшие из ансамбля.
– Что за клоун?
– Говорит, по срочному делу.
Стас вышел на улицу.
– Это ты от Чернакова?
– Да, да… Давайте, чуть в сторонку, чтобы не мешать.
Они сдвинулись вправо от двери, остановившись перед витриной, с выставленной в ней гидромассажной ванной. В мыльной пене сидел манекен девушки с журналом «Мягков» в руке. Манекен был пьян. Перечитал «Мягкова».
– Слушаю.
– Мне Вячеслав Андреевич свой телефон оставил, – торопливо начал Дедушка Мороз, поглядывая в сторону парковки, – позвонить, ежели парней снова увижу. А у меня трубки-то нет, звонить неоткуда.
– Каких еще парней?
– Ну, тех самых, что баб на тачки опускают. Он разве вас не предупреждал?
– Нет. Не успел, наверное. Он уволился.
– О как! Так вы позвоните ему, спросите. Скажите, Василий пришел.
Стас достал мобильник, нашел в книжке бывшего начальника.
– Отключен или вне зоны…
– Вот, ведь…
– Погоди. Ты чего, парней этих увидел?
Доценко, разумеется, слышал про нападения на женщин, но насчет этого странного деда Мороза Чернаков ему действительно ничего не говорил.
– Вон они, – Василий осторожно показал на темно-вишневую «девятку», – только на тачке другой. Но рожи эти же. Минут двадцать уже высиживают.
Доценко посмотрел в указанном направлении. Грязная машина, с такими же немытыми номерами и тонированными стеклами пускала дым на дальнем конце парковки.
Словно увидев взгляд старшего смены, водитель газанул, и машина плавно вырулила на покрытую снегом дорожку.
Доценко быстро оглядел парковку. На проспект выруливал паркетный серебристый джип, кажется, «тойота». По плюшевому мишке, висящему на заднем стекле, можно было догадаться, что за рулем дамочка. Мужики на заднее стекло обычно вообще ничего не вешают – затруднен обзор. Теткам по барабану. Машина застряла перед красным светофором.
– Черт!
Вызывать милицию? Долго. Пока объяснишь, пока приедут… Если вообще приедут.
Его старенький «ниссан» стоял во дворе, за воротами. Доценко бросился к дверям. Пробежит через магазин, так короче. Заодно, подмогу захватит.
– Погодите, – остановил его дед Мороз.
– Что?!
– Вы Андреичу передайте, если, вдруг, не увидимся… Я не стукачок, вообще-то. Просто, – Василий явно испытывал неловкость, – у меня последняя ходка не по хулиганке была… Теперь вот, искупить хочу… Он поймет, о чем я.
Доценко посмотрел в глаза маркетологу. Тот не отвел взгляда.
– Хорошо, передам, – кивнул Стас.
Через минуту он уже садился в «ниссан». По пути никого из охранников не подвернулось, а вызывать не было времени. Джип мог свернуть на любом перекрестке, и тогда искать его можно только с вертолета.
Доценко выскочил из ворот, протаранив сугроб и опрокинув брошенную кем-то корзину, подлетел к светофору. По тротуару обошел автомобильную очередь. Стоявший первым «бумер» недовольно прохрюкал.
До первого перекрестка метров пятьсот. Запас небольшой, но поток движется медленно, есть шанс догнать «девятку».
Конечно, в отличие от ветеранов «наружки», Доценко не обладал навыками автомобильной слежки. Карманника в трамвае или торговом зале пропасти мог, бульдожью хватку еще не потерял, но за машинами никогда не гонялся. Хотя ощущения примерно одинаковые. Но есть надежда, что ребята сами увлечены преследованием и вряд ли обратят внимание на его «ниссан».
Хорошо, утром получил в оружейке своего «ИЖа». Для психологического воздействия сгодится. Со стрельбой сложнее. Черта с два потом отпишешься. Ты не на объекте, возникнут вопросы – на каком основании применил? Как на каком? Случайно проходил мимо, увидел, что жизни и здоровью гражданки угрожает опасность, и был вынужден открыть огонь на поражение. Минуточку. Что значит, случайно проходил? Согласно инструкции, если вы получили служебное оружие, имеете право следовать исключительно по заданному маршруту. Это вы со своим личным где угодно можете гулять. Да, огонь лучше не открывать. Лицензию у конторы отберут как минимум. Особенно учитывая, что разрешительная система третий день с пристрастием обследует «Заботу».
Зеленый. Низкий старт. Соленая каша из-под колес летит на мирно гуляющую старушку. Старушка грозит вслед палочкой и матерится, словно Серега Шнуров на концерте.
Скорость, скорость. Опять тротуар, опять грязные слова.
Есть! «Девятка» притормозила на перекрестке, включив правый поворотник. Впереди, метрах в тридцати от нее «тойота» с мишкой. Тоже собирается повернуть. И это прекрасное совпадение означает, что Чернаковский стукачок не ошибся.
Стас пристроился за маршрутным «икарусом», грязным, как черный пиар, прикинул, куда дальше поедет джип. Дорога вела в спальный район. Это не очень хорошо, сейчас час пик, можно потерять «объект» в темноте, застряв на каком-нибудь светофоре.
Минут десять последующей погони не принесли особых проблем. Доценко, соблюдая разумную дистанцию, прицепился к «девятке», скорость которой зависела от скорости «тойоты». А дамочка, похоже, дружила с правилами дорожного движения. Молодец. Все бы так. Зря говорят, что легче научить кота кататься на роликах, чем женщину водить машину.
Происходящее напоминало Стасу гонялку, установленную на его служебном компьютере. Когда выдавалась свободная минута, он, втайне от начальства устраивал заезды и добился неплохих результатов в гонке преследования. Правда, если таранил соперника или сворачивал столб, мог повторить заезд. Здесь не получится. Хотя было бы неплохо.
Он угадал – «тойота» держала курс в спальный район. Не факт, кстати, что на хозяйку нападут именно сегодня. Могли просто отслеживать. А если ее, например, мужик встретит, то и вообще обломятся. Джип, кстати ничего, из последних моделей. Губа у ребят не дура.
На него пока внимания не обращали. Уйти в отрыв или свернуть не пытаются. У них задача поважней – добычу не упустить. Или просто оборзели от безнаказанности. Дамочка их тоже не замечает. Ребята опытные, висят на хвосте грамотно, не хуже профессиональной «наружки».
На следующем перекрестке Стасу пришлось проскочить на красный. Едва разминулись с грузовиком, поворачивавшим налево. Гаишник, несший нелегкую службу по взиманию штрафов, в погоню не бросился, но посмотрел с укоризной.
Доценко еще раз позвонил Чернакову. Результат тот же. Абонент вне зоны. Свое бывшее милицейское ведомство беспокоить не стал. Не разберутся в ситуации, объявят план «Перехват до получки» и тупо тормознут «девятку». Хорошо, если бейсболистов раскрутят на прошлые эпизоды, но гораздо сподручней это сделать, взяв их с поличным. Иначе адвокаты отбить могут.
Только сейчас он заметил, что не включил обогреватель. Но холодно не было, даже без куртки. Скорее наоборот – жарковато.
Очередной поворот. Что он нам несет? Только никаких железнодорожных составов или играющих на дороге детишек! Это будет форменным издевательством! На крайняк, можно собачку сбить. Справа, словно горы, усеянные кострами первобытных людей, возвышались громады многоэтажек, слева парковая зона. Над дорогой и на деревьях веселая новогодняя подсветка. Этот район Стас знал неплохо, они с женой по молодости два года снимали здесь недорогую квартирку у дальней родственницы.