Страница:
Элвин был не рад, что затронул эту тему, и после некоторой внутренней борьбы решил принять ту же тактику — сделать вид, что он не задавал никакого вопроса. Во всяком случае, он был уверен хотя бы в том, что Центральный Компьютер вполне готов справиться со всеми ловушками, которые могли быть расставлены в блоках памяти робота. Элвин совсем не желал, чтобы машина превратилась в груду хлама; тогда он с гораздо большей охотой вернул бы ее в Шалмирану со всеми нетронутыми секретами.
Со всем терпением, на которое он был способен, Элвин ждал окончания безмолвной, неощутимой встречи двух интеллектов. Это был контакт между двумя разумами, сотворенными человеческим гением в золотую эпоху его величайших достижений. Никто из ныне живущих не был в состоянии понять их полностью.
Спустя немало минут снова раздался глухой, безликий голос Центрального Компьютера.
— Я установил частичный контакт, — сказал он. — По крайней мере, я выяснил природу блокировки и догадываюсь о причине ее наложения. Разомкнуть ее можно лишь одним путем. Этот робот заговорит вновь не раньше, чем Великие сойдут на Землю.
— Но это же глупо! — запротестовал Элвин. — Второй приверженец Учителя тоже верил в них и пытался объяснить нам, на что они похожи. Большую часть времени он нес чепуху. Великие никогда не существовали и никогда не будут существовать.
Это казалось полным тупиком, и Элвин ощутил горькое, безысходное разочарование. Воля безумца, умершего миллиард лет назад, отсекала его от истины.
— Ты, возможно, прав, — сказал Центральный Компьютер, — утверждая, что Великие никогда не существовали. Но это не означает, что они никогда не будут существовать.
Последовало новое длительное безмолвие. Сознания обеих машин опять вступили в осторожный контакт, а Элвин раздумывал над смыслом услышанного. А затем, без всякого предупреждения, он оказался в Шалмиране.
Со всем терпением, на которое он был способен, Элвин ждал окончания безмолвной, неощутимой встречи двух интеллектов. Это был контакт между двумя разумами, сотворенными человеческим гением в золотую эпоху его величайших достижений. Никто из ныне живущих не был в состоянии понять их полностью.
Спустя немало минут снова раздался глухой, безликий голос Центрального Компьютера.
— Я установил частичный контакт, — сказал он. — По крайней мере, я выяснил природу блокировки и догадываюсь о причине ее наложения. Разомкнуть ее можно лишь одним путем. Этот робот заговорит вновь не раньше, чем Великие сойдут на Землю.
— Но это же глупо! — запротестовал Элвин. — Второй приверженец Учителя тоже верил в них и пытался объяснить нам, на что они похожи. Большую часть времени он нес чепуху. Великие никогда не существовали и никогда не будут существовать.
Это казалось полным тупиком, и Элвин ощутил горькое, безысходное разочарование. Воля безумца, умершего миллиард лет назад, отсекала его от истины.
— Ты, возможно, прав, — сказал Центральный Компьютер, — утверждая, что Великие никогда не существовали. Но это не означает, что они никогда не будут существовать.
Последовало новое длительное безмолвие. Сознания обеих машин опять вступили в осторожный контакт, а Элвин раздумывал над смыслом услышанного. А затем, без всякого предупреждения, он оказался в Шалмиране.
17
Огромная черная чаша, пожирающая, не отражая, солнечный свет, ничуть не изменилась с того момента, когда Элвин ее покинул. Он стоял среди руин крепости, глядя на озеро, неподвижные воды которого указывали, что гигантский полип был теперь рассеянным облаком простейших организмов, а не объединенным разумным существом.
Робот все еще находился подле него, но Хилвара не было. Элвин не успел подумать, что бы все это значило, и пожалеть об отсутствии друга, ибо почти сразу началось нечто столь фантастическое, что все мысли вылетели у него из головы.
Небо начало раскалываться надвое. Узкий клин мрака протянулся от горизонта до зенита и стал медленно расширяться, словно ночь и хаос обрушились на мир. Клин неумолимо рос, пока не охватил четверть неба. Несмотря на все знание астрономии Элвин не мог отделаться от впечатления, что и он, и весь окружающий мир находятся под огромным голубым куполом — и некие неведомые силы разламывают теперь этот купол снаружи.
Затем клин перестал расширяться. Силы, создавшие его, взирали теперь на обнаруженную ими игрушечную вселенную, возможно, обсуждая между собой, заслуживает ли она их внимания. Под этим космическим взором Элвин не чувствовал страха и тревоги. Он знал, что оказался лицом к лицу с могуществом и мудростью, по отношению к которым человек может испытывать благоговение, но не ужас.
И вот они решили потратить несколько частиц Вечности на Землю и ее народы. И пришли через окно, пробитое ими в небе.
Искры небесной кузницы посыпались на Землю. Поток становился все гуще и гуще, пока не превратился в целый водопад огня, растекающийся по земле лужами жидкого света. И в ушах Элвина, словно благословение, зазвучали слова — впрочем, уже не нужные: «Великие пришли! « Огонь коснулся его, не обжигая. Он охватил все вокруг, заполняя огромную чашу Шалмираны золотым сиянием. Глядя в восторге на открывшееся ему зрелище, Элвин понял, что это не сплошной поток света, что он имеет форму и строение. Свет начал распадаться на отдельные образы, собираться в огненные вихри. Вихри эти все более и более стремительно вращались вокруг своей оси, центры их приподнялись, образуя колонны, внутри которых Элвин смог заметить загадочные, мимолетные фигуры. От этих сияющих идолов исходил слабый музыкальный напев, бесконечно далекий и завораживающе нежный.
«Великие пришли! „ И на этот раз последовал ответ. Услышав слова: «Слуги Учителя приветствуют вас. Мы ждали вашего прихода“, Элвин понял, что барьеры рухнули. И в тот же миг Шалмирана и необычайные пришельцы исчезли, и он вновь стоял в глубинах Диаспара перед Центральным Компьютером.
Все это было иллюзией, не более реальной, чем фантастический мир саг, в котором он провел так много часов своей юности. Но как она была создана, откуда возникли увиденные им удивительные образы?
— Эта задача была не из обычных, — сказал тихий голос Центрального Компьютера. — Я знал, что робот должен хранить в своем сознании визуальное представление о Великих. Важно было убедить робота, что восприятия его органов чувств совпадают с этим образом; остальное не составляло большого труда.
— Как же тебе это удалось?
— В основном путем расспросов о том, на что именно похожи Великие, и перехвата при этом образа, формировавшегося в мыслях робота. Образ был очень неполон, и мне пришлось немало импровизировать. Раз или два созданная мной картина сильно разошлась с представлениями робота. Но когда такое случалось, я чувствовал растущее замешательство робота и подправлял изображение прежде, чем он начинал что-либо подозревать. Сравни: я мог пользоваться сотнями схем, в то время как робот — лишь одной; и мог с неуловимой для него скоростью подменять одно изображение другим. Это было похоже на фокус: я был в состоянии перегрузить сенсорные контуры робота и одновременно подавить его способность к критической оценке ситуации. Ты увидел лишь итоговое, исправленное изображение, наиболее полно соответствующее откровениям Учителя. Оно оказалось грубоватым, но подошло. Робот был убежден в его подлинности достаточно долго, чтобы снять блокировку, и в этот миг я смог установить полный контакт с его сознанием. Он больше не безумен; он ответит на любые вопросы.
Элвин все еще был в ошеломлении; отсвет этого мнимого апокалипсиса горел в его сознании, и он не старался как следует вникнуть в объяснения Центрального Компьютера. Но чудо все равно свершилось, и двери познания распахнулись для Элвина.
Потом он вспомнил предупреждение Центрального Компьютера и беспокойно спросил:
— А как насчет моральных препятствий, стоявших перед тобой при преодолении приказов Учителя?
— Я установил, почему именно они были наложены. Когда ты подробно изучишь его жизнь — а теперь у тебя есть возможность это сделать — ты увидишь, что он изображал из себя чудотворца. Ученики верили ему, и это добавляло Учителю могущества. Но, конечно, все эти чудеса имели простое объяснение — если они вообще не выдумка. Меня удивляет, что вроде бы разумные люди позволяли обманывать себя подобным образом.
— Так что же, Учитель был обманщиком?
— Нет; все не так просто. Если б он был просто мошенником, то никогда не добился бы такого успеха, и его учение не продержалось бы так долго. Он был неплохим человеком, и многое из того, чему он учил, было истинно и справедливо. Приближаясь к своему концу, он и сам уверовал в собственные чудеса; но в то же время он знал, что существует один свидетель, который может их опровергнуть. Робот был посвящен во все его секреты; он был его глашатаем, коллегой, и все же сохранялась опасность, что в результате достаточно подробного допроса он мог бы разрушить основы могущества Учителя. Поэтому Учитель приказал роботу не раскрывать своих воспоминаний до наступления последнего дня Вселенной, когда появятся Великие. Трудно поверить, что в одном человеке обольщение и искренность могут уживаться подобным образом, но в данном случае это было именно так.
Интересно, подумал Элвин, а что робот чувствовал после избавления от древнего обета? Он, без сомнения, являлся достаточно сложной машиной, и вполне мог испытывать такое чувство, как негодование. Он мог быть в обиде как на Учителя, поработившего его, так и на Элвина и Центральный Компьютер, обманом вернувших его в здравое состояние.
Зона молчания была снята: нужда в секретности отпала. Момент, которого ждал Элвин, наступил. Он повернулся к роботу и задал ему вопрос, преследовавший его с того времени, когда он услышал сагу об Учителе.
И робот ответил.
Джезерак и служители терпеливо ожидали возвращения Элвина. Наверху, при входе в коридор, он оглянулся на подземелье. Иллюзия стала еще более явственной. Внизу лежал мертвый город из странных белых зданий, залитый яростным светом, не предназначавшимся для человеческих глаз. Да, этот город мог считаться мертвым, ибо никогда и не жил — но в нем трепетала энергия более могущественная, чем та, что движет органической материей. Пока стоит мир, эти безмолвные машины вечно пребудут здесь, никогда не отклоняясь своим искусственным разумом от мыслей, давным-давно вложенными в них гениальными умами.
Хотя Джезерак и задавал Элвину кое-какие вопросы по пути в Зал Совета, он ничего не узнал о беседе с Центральным Компьютером. Причина заключалась не в особой осторожности со стороны Элвина, а в том, что он был все еще под впечатлением увиденного и слишком опьянен успехом, чтобы поддержать вразумительный разговор. Джезерак должен был собрать остатки терпения и надеяться, что Элвин вскоре выйдет из этой эйфории.
Улицы Диаспара купались в свете, который после сияния машинного города казался бледным и тусклым. Элвин едва замечал окружающее; он пренебрегал как знакомой красотой проплывавших мимо огромных башен, так и любопытными взорами сограждан. Странно, думал он, как все, случившееся с ним до сих пор вело к этому мигу. Со времени встречи с Хедроном события словно автоматически направляли его к предопределенной цели. Мониторы, Лис, Шалмирана — на любой стадии он мог отвернуться, ничего не увидев — но что-то влекло его вперед. Был ли он сам творцом своей судьбы, или Рок особенно возлюбил его? Может быть, все дело заключалось лишь в вероятности, в работе законов случайности? Любой мог отыскать пройденную им тропу, и в прежние века другие люди бессчетное число раз могли зайти по ней почти так же далеко. Эти прежние Уникумы, к примеру — что с ними произошло? Возможно, ему просто первому повезло.
Во время обратного пути по улицам города Элвин устанавливал все более и более тесную связь с машиной, освобожденной им от вечного рабства. Она всегда была в состоянии воспринимать его мысли, но раньше он никогда не знал, подчинится ли она его приказам. Теперь эта неопределенность исчезла: он мог говорить с ней, как с человеком. Сейчас, в присутствии посторонних, он предложил ей не использовать устную речь, а вместо этого направлять ему простые, понятные мысленные изображения. Иногда он негодовал на то обстоятельство, что роботы могут свободно общаться между собой на телепатическом уровне, а человек — если он не житель Лиса — нет. Еще одна способность, которую Диаспар потерял или намеренно отбросил.
Этот безмолвный и несколько одностороний разговор продолжался во время ожидания в вестибюле Зала Совета. Невозможно было удержаться от сравнения нынешней ситуации с тем, что произошло в Лисе, когда Серанис и ее коллеги пытались подчинить Элвина своей воле. Он надеялся, что нужды в новом конфликте не возникнет, да и подготовлен он был теперь куда лучше.
Взглянув на лица членов Совета, Элвин мгновенно понял, какое именно решение они приняли. Он не был ни особенно удивлен, ни разочарован. Слушая Президента, подводящего итоги, он — возможно, вопреки ожиданиям Советников — не выказал никаких чувств.
— Элвин, — начал Президент, — мы весьма тщательно рассмотрели положение, вызванное твоими открытиями, и пришли к следующему единодушному решению. Поскольку никто не желает перемен в нашем образе жизни, и поскольку лишь раз во много миллионов лет рождается кто-либо, способный покинуть Диаспар даже при наличии соответствующих средств, туннельная система, ведущая в Лис, не нужна. В то же время она представляет опасность. Поэтому вход в помещение движущихся дорог замурован. Более того, поскольку не исключена возможность, что существуют и другие способы покинуть город, поиск таковых будет произведен с помощью мониторов памяти. Этот поиск уже начался. Мы также рассмотрели вопрос о том, какие действия должны быть предприняты в отношении тебя. Учитывая твою молодость, а также необычные обстоятельства твоего происхождения, следует признать, что ты не можешь быть осужден за свои поступки. В сущности, выявив потенциальную опасность для нашего образа жизни, ты оказал услугу городу, и мы выражаем тебе благодарность за это.
Раздался вежливый рокот аплодисментов, и лица Советников удовлетворенно расплылись. Со сложной ситуацией разобрались быстро. Советники избавились от необходимости устраивать Элвину нагоняй и могли теперь заняться своими делами с полным сознанием того, что они, главные граждане Диаспара, выполнили свой долг. При достаточном везении могут пройти века, прежде чем нужда в них возникнет вновь.
Президент выжидательно взглянул на Элвина: возможно, он надеялся, что Элвин отплатит взаимностью, выразив свое восхищение Совету, столь легко отпустившему его. Он был разочарован.
— Могу ли я задать один вопрос? — вежливо обратился Элвин к Президенту.
— Конечно.
— Центральный Компьютер, как я понимаю, одобрил ваши действия?
В обычных обстоятельствах такой вопрос выглядел бы бестактным. Совет не обязан был подтверждать свои решения или объяснять, почему он к ним пришел. Но Элвин был в привилегированном положении, поскольку он уже воспринимался как доверенное лицо Центрального Компьютера.
Вопрос явно вызвал некоторое затруднение, и ответ был дан очень неохотно.
— Естественно, мы консультировались с Центральным Компьютером. Он предоставил нам решать самим.
Элвин ожидал этого. Центральный Компьютер совещался с Советом тогда же, когда разговаривал с ним — и одновременно занимался миллионами других дел в Диаспаре. Как и Элвин, он знал, что любое решение, принятое Советом, уже не будет иметь значения. Будущее полностью ускользнуло из-под контроля Совета в тот самый миг, когда Советники в счастливом неведении решили, что кризис благополучно преодолен.
Элвин не ощущал чувства превосходства и сладостного ожидания триумфа, глядя на этих глупых старцев, мнивших себя правителями Диаспара. Он видел подлинного правителя города и беседовал с ним в угрюмой тишине его тайного сверкающего мира. Благодаря этой встрече высокомерия в душе Элвина поубавилось, но его все равно хватило бы на последнее дерзание, которое должно было превзойти все уже случившееся.
Покидая Совет, он спросил себя — неужели его тихая покорность, полное отсутствие негодования по поводу закрытия пути в Лис не вызвали у Советников удивления. Служители не сопровождали его: он больше не находился под наблюдением, по крайней мере — явным. Только Джезерак последовал за ним из Зала Совета на пестрые, людные улицы города.
— Ну что ж, Элвин, — сказал он. — Ты был примерным мальчиком, но меня ты не проведешь. Что ты задумал?
Элвин улыбнулся.
— Я знал, что у тебя обязательно возникнут подозрения. Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе, почему подземная дорога в Лис потеряла теперь значение. К тому же я хотел бы поставить еще эксперимент: тебе он не повредит, но может оказаться неприятен.
— Отлично. Я все еще считаюсь твоим наставником, но роли, видимо, переменились. Куда ты ведешь меня?
— Мы отправимся к Башне Лоранна, и там я собираюсь показать тебе мир за пределами Диаспара.
Джезерак побледнел, но овладел собой. Затем, словно не доверяя собственным словам, он сдержанно кивнул и шагнул вслед за Элвином на ровно скользящую поверхность движущейся дороги.
Пока они шли вдоль туннеля, через который в Диаспар врывался холодный ветер, Джезерак не ощущал страха. Туннель изменился: каменная решетка, закрывавшая выход во внешний мир, исчезла. Она не несла конструктивных целей, и Центральный Компьютер без возражений убрал ее по просьбе Элвина. Позже он, возможно, прикажет мониторам опять вспомнить решетку и вернуть ее на место. Но в данный момент между туннелем и отвесной стеной города никаких препятствий не было.
Дойдя почти до края воздуховода, Джезерак впервые сообразил, что на него надвигается внешний мир. Он взглянул на ширившийся круг неба, и походка его стала утрачивать уверенность, пока, наконец, Джезерак не застыл в неподвижности. Элвин вспомнил, как Алистра повернулась и убежала прочь с этого самого места, и засомневался, сможет ли он побудить Джезерака идти дальше.
— Я прошу тебя только посмотреть, — упрашивал он, — но не покинуть город. С этим-то ты должен справиться?
Во время своего недолгого пребывания в Эрли Элвин видел, как мать учила ребенка ходить. Он вспомнил эту сцену, пока уговаривал Джезерака двигаться вперед по коридору, делая одобрительные замечания наставнику, едва передвигавшему непослушные ноги. Джезерак, в отличие от Хедрона, не был трусом. Он был готов бороться с предубеждениями, но это была отчаянная борьба. Когда Элвин, наконец, смог довести Джезерака до места, откуда открывался вид на просторы пустыни, он выдохся не меньше старика.
Необычная красота пустыни, столь чуждая всему, виденному Джезераком в этом и предыдущих существованиях, поборола его страх. Он явно был зачарован впечатляющим видом ползущих дюн и далеких древних холмов. Было далеко за полдень, и вскоре всю эту землю должна была окутать неведомая Диаспару ночь.
— Я просил тебя придти сюда, — заговорил Элвин быстро, словно не в силах сдержать нетерпение, — поскольку считаю, что ты имеешь больше прав, нежели кто-либо, увидеть мою нынешнюю цель. Я хотел, чтобы ты не только взглянул на пустыню, но и стал свидетелем происшедшего. Пусть Совет знает, что я сделал. Этого робота я доставил сюда из Лиса в надежде, что Центральный Компьютер сможет разрушить блокировку, наложенную на его память человеком, известным под именем Учитель. С помощью не вполне понятной мне уловки Компьютер сделал это. Теперь я имею доступ ко всей памяти машины и ко всем встроенным в нее специальным функциям. Одну из них я сейчас хочу использовать. Гляди!
По едва угаданному Джезераком беззвучному приказу робот выплыл из туннеля, набрал скорость и в считанные секунды превратился в далекий металлический отблеск в небе. Он мчался над пустыней на небольшой высоте, проносясь над дюнами, подобными замерзшим волнам. У Джезерака создалось безошибочное впечатление, что робот разыскивает нечто — хотя он не мог представить, что именно.
Затем сверкающая искра вдруг взмыла над пустыней и зависла метрах в трехстах от земли. И тут же Элвин вздохнул — удовлетворенно и радостно. Он мельком взглянул на Джезерака, словно говоря: «Вот оно! « Вначале Джезерак, не зная, чего следует ожидать, стоял в растерянности. Потом, едва веря своим глазам, он увидел, как над пустыней медленно встает облако пыли.
Нет ничего страшнее, чем увидеть движение там, где оно, казалось бы, совершенно невозможно. Но когда песчаные дюны начали расползаться, Джезерак уже потерял способность к удивлению или страху. Под пустыней что-то шевелилось; казалось, то был пробуждающийся от сна гигант. Вскоре до ушей Джезерака донесся грохот падающей земли и скрежет камней, раскалываемых непреодолимой силой. Внезапно, закрыв собою землю, на сотни метров вверх взлетел огромный фонтан песка.
Пыль медленно начала осыпаться обратно в рваную рану на лице пустыни. Но Джезерак и Элвин смотрели не туда, а в открытое небо, где только что находился лишь застывший в ожидании робот. Теперь, наконец, Джезерак понял, почему Элвин столь безразлично отнесся к решению Совета и никак не отреагировал, узнав о закрытии пути в Лис.
Налипшая земля и камни искажали, но не могли скрыть гордых очертаний корабля, все еще поднимавшегося над разодранной пустыней. На глазах Джезерака корабль повернулся к ним, превратившись в круг. Затем, очень неторопливо, круг начал расти.
Элвин заговорил очень быстро, словно стремясь уложиться в отведенные ему мгновения.
— Этот робот был сконструирован как друг и слуга Учителя — и, главное, как пилот его корабля. Перед тем, как попасть в Лис, Учитель приземлился в Диаспарском Порту, который теперь скрыт этими песками. Наверное, Порт почти опустел уже в те времена; думаю, корабль Учителя был одним из последних, достигших Земли. Какое-то время, прежде, чем удалиться в Шалмирану, Учитель прожил в Диаспаре; тогда дорога, должно быть, еще была открыта. Но корабль ему больше не понадобился: все эти века он покоился здесь, под песками. Подобно Диаспару, подобно этому роботу, подобно всему, что строители прошлого считали действительно ценным, он был сохранен своими собственными схемами вечности. Пока звездолет имел источник энергии, он не мог износиться или разрушиться: никогда не тускнеющий образ в ячейках памяти контролировал его физическую структуру.
Корабль был теперь совсем рядом, и управлявший им робот подогнал его к башне. Джезерак сумел различить форму звездолета
— он был заострен с обоих концов и насчитывал метров тридцать в длину. Окон или других отверстий не было видно, но толстый слой земли мешал в этом удостовериться.
Вдруг на них брызнула грязь, часть корпуса раскрылась наружу, и Джезерак заметил небольшое пустое помещение с еще одной дверью на противоположной стенке. Корабль повис в полуметре от отверстия воздуховода, приблизившись к нему осторожно, точно он был живым.
— До свидания, Джезерак, — сказал Элвин. — Я не могу вернуться в Диаспар, чтобы попрощаться с друзьями: пожалуйста, сделай это за меня. Скажи Эристону и Этании, что я надеюсь скоро вернуться; а если не вернусь, то всегда останусь благодарен им за все. И я признателен тебе — хотя ты можешь и не одобрить то, как я использовал твои уроки. Что же касается Совета, передай им, что дорогу, открывшуюся один раз, нельзя закрыть вновь простой резолюцией.
Корабль стал едва видимым пятнышком в небе, и вскоре Джезерак вообще потерял его из виду. Он не уловил момента старта, но с небес вдруг обрушился самый грандиозный из всех звуков, сотворенных Человеком — несмолкающий грохот воздуха, падающего в неожиданно прорезавший небо многокилометровый туннель вакуума.
Джезерак не пошевелился даже когда последние отзвуки стихли в пустыне. Он думал об ушедшем мальчике — для Джезерака Элвин всегда оставался ребенком, единственным, явленным Диаспару с тех пор, как в бесконечно давние времена разорвался круг рождения и смерти. Элвин никогда не вырастет; вся Вселенная для него — лишь место для игр, головоломка, которую следует разгадать для собственного развлечения. В своих забавах он отыскал последнюю, смертельно опасную игрушку, способную разрушить все, что еще оставалось от человеческой цивилизации — но любой исход для Элвина все равно оставался игрой.
Солнце клонилось к горизонту, и холодный ветер пронесся над пустыней. Но Джезерак все еще ждал, одолевая свой страх; и вскоре впервые в жизни он увидел звезды.
Робот все еще находился подле него, но Хилвара не было. Элвин не успел подумать, что бы все это значило, и пожалеть об отсутствии друга, ибо почти сразу началось нечто столь фантастическое, что все мысли вылетели у него из головы.
Небо начало раскалываться надвое. Узкий клин мрака протянулся от горизонта до зенита и стал медленно расширяться, словно ночь и хаос обрушились на мир. Клин неумолимо рос, пока не охватил четверть неба. Несмотря на все знание астрономии Элвин не мог отделаться от впечатления, что и он, и весь окружающий мир находятся под огромным голубым куполом — и некие неведомые силы разламывают теперь этот купол снаружи.
Затем клин перестал расширяться. Силы, создавшие его, взирали теперь на обнаруженную ими игрушечную вселенную, возможно, обсуждая между собой, заслуживает ли она их внимания. Под этим космическим взором Элвин не чувствовал страха и тревоги. Он знал, что оказался лицом к лицу с могуществом и мудростью, по отношению к которым человек может испытывать благоговение, но не ужас.
И вот они решили потратить несколько частиц Вечности на Землю и ее народы. И пришли через окно, пробитое ими в небе.
Искры небесной кузницы посыпались на Землю. Поток становился все гуще и гуще, пока не превратился в целый водопад огня, растекающийся по земле лужами жидкого света. И в ушах Элвина, словно благословение, зазвучали слова — впрочем, уже не нужные: «Великие пришли! « Огонь коснулся его, не обжигая. Он охватил все вокруг, заполняя огромную чашу Шалмираны золотым сиянием. Глядя в восторге на открывшееся ему зрелище, Элвин понял, что это не сплошной поток света, что он имеет форму и строение. Свет начал распадаться на отдельные образы, собираться в огненные вихри. Вихри эти все более и более стремительно вращались вокруг своей оси, центры их приподнялись, образуя колонны, внутри которых Элвин смог заметить загадочные, мимолетные фигуры. От этих сияющих идолов исходил слабый музыкальный напев, бесконечно далекий и завораживающе нежный.
«Великие пришли! „ И на этот раз последовал ответ. Услышав слова: «Слуги Учителя приветствуют вас. Мы ждали вашего прихода“, Элвин понял, что барьеры рухнули. И в тот же миг Шалмирана и необычайные пришельцы исчезли, и он вновь стоял в глубинах Диаспара перед Центральным Компьютером.
Все это было иллюзией, не более реальной, чем фантастический мир саг, в котором он провел так много часов своей юности. Но как она была создана, откуда возникли увиденные им удивительные образы?
— Эта задача была не из обычных, — сказал тихий голос Центрального Компьютера. — Я знал, что робот должен хранить в своем сознании визуальное представление о Великих. Важно было убедить робота, что восприятия его органов чувств совпадают с этим образом; остальное не составляло большого труда.
— Как же тебе это удалось?
— В основном путем расспросов о том, на что именно похожи Великие, и перехвата при этом образа, формировавшегося в мыслях робота. Образ был очень неполон, и мне пришлось немало импровизировать. Раз или два созданная мной картина сильно разошлась с представлениями робота. Но когда такое случалось, я чувствовал растущее замешательство робота и подправлял изображение прежде, чем он начинал что-либо подозревать. Сравни: я мог пользоваться сотнями схем, в то время как робот — лишь одной; и мог с неуловимой для него скоростью подменять одно изображение другим. Это было похоже на фокус: я был в состоянии перегрузить сенсорные контуры робота и одновременно подавить его способность к критической оценке ситуации. Ты увидел лишь итоговое, исправленное изображение, наиболее полно соответствующее откровениям Учителя. Оно оказалось грубоватым, но подошло. Робот был убежден в его подлинности достаточно долго, чтобы снять блокировку, и в этот миг я смог установить полный контакт с его сознанием. Он больше не безумен; он ответит на любые вопросы.
Элвин все еще был в ошеломлении; отсвет этого мнимого апокалипсиса горел в его сознании, и он не старался как следует вникнуть в объяснения Центрального Компьютера. Но чудо все равно свершилось, и двери познания распахнулись для Элвина.
Потом он вспомнил предупреждение Центрального Компьютера и беспокойно спросил:
— А как насчет моральных препятствий, стоявших перед тобой при преодолении приказов Учителя?
— Я установил, почему именно они были наложены. Когда ты подробно изучишь его жизнь — а теперь у тебя есть возможность это сделать — ты увидишь, что он изображал из себя чудотворца. Ученики верили ему, и это добавляло Учителю могущества. Но, конечно, все эти чудеса имели простое объяснение — если они вообще не выдумка. Меня удивляет, что вроде бы разумные люди позволяли обманывать себя подобным образом.
— Так что же, Учитель был обманщиком?
— Нет; все не так просто. Если б он был просто мошенником, то никогда не добился бы такого успеха, и его учение не продержалось бы так долго. Он был неплохим человеком, и многое из того, чему он учил, было истинно и справедливо. Приближаясь к своему концу, он и сам уверовал в собственные чудеса; но в то же время он знал, что существует один свидетель, который может их опровергнуть. Робот был посвящен во все его секреты; он был его глашатаем, коллегой, и все же сохранялась опасность, что в результате достаточно подробного допроса он мог бы разрушить основы могущества Учителя. Поэтому Учитель приказал роботу не раскрывать своих воспоминаний до наступления последнего дня Вселенной, когда появятся Великие. Трудно поверить, что в одном человеке обольщение и искренность могут уживаться подобным образом, но в данном случае это было именно так.
Интересно, подумал Элвин, а что робот чувствовал после избавления от древнего обета? Он, без сомнения, являлся достаточно сложной машиной, и вполне мог испытывать такое чувство, как негодование. Он мог быть в обиде как на Учителя, поработившего его, так и на Элвина и Центральный Компьютер, обманом вернувших его в здравое состояние.
Зона молчания была снята: нужда в секретности отпала. Момент, которого ждал Элвин, наступил. Он повернулся к роботу и задал ему вопрос, преследовавший его с того времени, когда он услышал сагу об Учителе.
И робот ответил.
Джезерак и служители терпеливо ожидали возвращения Элвина. Наверху, при входе в коридор, он оглянулся на подземелье. Иллюзия стала еще более явственной. Внизу лежал мертвый город из странных белых зданий, залитый яростным светом, не предназначавшимся для человеческих глаз. Да, этот город мог считаться мертвым, ибо никогда и не жил — но в нем трепетала энергия более могущественная, чем та, что движет органической материей. Пока стоит мир, эти безмолвные машины вечно пребудут здесь, никогда не отклоняясь своим искусственным разумом от мыслей, давным-давно вложенными в них гениальными умами.
Хотя Джезерак и задавал Элвину кое-какие вопросы по пути в Зал Совета, он ничего не узнал о беседе с Центральным Компьютером. Причина заключалась не в особой осторожности со стороны Элвина, а в том, что он был все еще под впечатлением увиденного и слишком опьянен успехом, чтобы поддержать вразумительный разговор. Джезерак должен был собрать остатки терпения и надеяться, что Элвин вскоре выйдет из этой эйфории.
Улицы Диаспара купались в свете, который после сияния машинного города казался бледным и тусклым. Элвин едва замечал окружающее; он пренебрегал как знакомой красотой проплывавших мимо огромных башен, так и любопытными взорами сограждан. Странно, думал он, как все, случившееся с ним до сих пор вело к этому мигу. Со времени встречи с Хедроном события словно автоматически направляли его к предопределенной цели. Мониторы, Лис, Шалмирана — на любой стадии он мог отвернуться, ничего не увидев — но что-то влекло его вперед. Был ли он сам творцом своей судьбы, или Рок особенно возлюбил его? Может быть, все дело заключалось лишь в вероятности, в работе законов случайности? Любой мог отыскать пройденную им тропу, и в прежние века другие люди бессчетное число раз могли зайти по ней почти так же далеко. Эти прежние Уникумы, к примеру — что с ними произошло? Возможно, ему просто первому повезло.
Во время обратного пути по улицам города Элвин устанавливал все более и более тесную связь с машиной, освобожденной им от вечного рабства. Она всегда была в состоянии воспринимать его мысли, но раньше он никогда не знал, подчинится ли она его приказам. Теперь эта неопределенность исчезла: он мог говорить с ней, как с человеком. Сейчас, в присутствии посторонних, он предложил ей не использовать устную речь, а вместо этого направлять ему простые, понятные мысленные изображения. Иногда он негодовал на то обстоятельство, что роботы могут свободно общаться между собой на телепатическом уровне, а человек — если он не житель Лиса — нет. Еще одна способность, которую Диаспар потерял или намеренно отбросил.
Этот безмолвный и несколько одностороний разговор продолжался во время ожидания в вестибюле Зала Совета. Невозможно было удержаться от сравнения нынешней ситуации с тем, что произошло в Лисе, когда Серанис и ее коллеги пытались подчинить Элвина своей воле. Он надеялся, что нужды в новом конфликте не возникнет, да и подготовлен он был теперь куда лучше.
Взглянув на лица членов Совета, Элвин мгновенно понял, какое именно решение они приняли. Он не был ни особенно удивлен, ни разочарован. Слушая Президента, подводящего итоги, он — возможно, вопреки ожиданиям Советников — не выказал никаких чувств.
— Элвин, — начал Президент, — мы весьма тщательно рассмотрели положение, вызванное твоими открытиями, и пришли к следующему единодушному решению. Поскольку никто не желает перемен в нашем образе жизни, и поскольку лишь раз во много миллионов лет рождается кто-либо, способный покинуть Диаспар даже при наличии соответствующих средств, туннельная система, ведущая в Лис, не нужна. В то же время она представляет опасность. Поэтому вход в помещение движущихся дорог замурован. Более того, поскольку не исключена возможность, что существуют и другие способы покинуть город, поиск таковых будет произведен с помощью мониторов памяти. Этот поиск уже начался. Мы также рассмотрели вопрос о том, какие действия должны быть предприняты в отношении тебя. Учитывая твою молодость, а также необычные обстоятельства твоего происхождения, следует признать, что ты не можешь быть осужден за свои поступки. В сущности, выявив потенциальную опасность для нашего образа жизни, ты оказал услугу городу, и мы выражаем тебе благодарность за это.
Раздался вежливый рокот аплодисментов, и лица Советников удовлетворенно расплылись. Со сложной ситуацией разобрались быстро. Советники избавились от необходимости устраивать Элвину нагоняй и могли теперь заняться своими делами с полным сознанием того, что они, главные граждане Диаспара, выполнили свой долг. При достаточном везении могут пройти века, прежде чем нужда в них возникнет вновь.
Президент выжидательно взглянул на Элвина: возможно, он надеялся, что Элвин отплатит взаимностью, выразив свое восхищение Совету, столь легко отпустившему его. Он был разочарован.
— Могу ли я задать один вопрос? — вежливо обратился Элвин к Президенту.
— Конечно.
— Центральный Компьютер, как я понимаю, одобрил ваши действия?
В обычных обстоятельствах такой вопрос выглядел бы бестактным. Совет не обязан был подтверждать свои решения или объяснять, почему он к ним пришел. Но Элвин был в привилегированном положении, поскольку он уже воспринимался как доверенное лицо Центрального Компьютера.
Вопрос явно вызвал некоторое затруднение, и ответ был дан очень неохотно.
— Естественно, мы консультировались с Центральным Компьютером. Он предоставил нам решать самим.
Элвин ожидал этого. Центральный Компьютер совещался с Советом тогда же, когда разговаривал с ним — и одновременно занимался миллионами других дел в Диаспаре. Как и Элвин, он знал, что любое решение, принятое Советом, уже не будет иметь значения. Будущее полностью ускользнуло из-под контроля Совета в тот самый миг, когда Советники в счастливом неведении решили, что кризис благополучно преодолен.
Элвин не ощущал чувства превосходства и сладостного ожидания триумфа, глядя на этих глупых старцев, мнивших себя правителями Диаспара. Он видел подлинного правителя города и беседовал с ним в угрюмой тишине его тайного сверкающего мира. Благодаря этой встрече высокомерия в душе Элвина поубавилось, но его все равно хватило бы на последнее дерзание, которое должно было превзойти все уже случившееся.
Покидая Совет, он спросил себя — неужели его тихая покорность, полное отсутствие негодования по поводу закрытия пути в Лис не вызвали у Советников удивления. Служители не сопровождали его: он больше не находился под наблюдением, по крайней мере — явным. Только Джезерак последовал за ним из Зала Совета на пестрые, людные улицы города.
— Ну что ж, Элвин, — сказал он. — Ты был примерным мальчиком, но меня ты не проведешь. Что ты задумал?
Элвин улыбнулся.
— Я знал, что у тебя обязательно возникнут подозрения. Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе, почему подземная дорога в Лис потеряла теперь значение. К тому же я хотел бы поставить еще эксперимент: тебе он не повредит, но может оказаться неприятен.
— Отлично. Я все еще считаюсь твоим наставником, но роли, видимо, переменились. Куда ты ведешь меня?
— Мы отправимся к Башне Лоранна, и там я собираюсь показать тебе мир за пределами Диаспара.
Джезерак побледнел, но овладел собой. Затем, словно не доверяя собственным словам, он сдержанно кивнул и шагнул вслед за Элвином на ровно скользящую поверхность движущейся дороги.
Пока они шли вдоль туннеля, через который в Диаспар врывался холодный ветер, Джезерак не ощущал страха. Туннель изменился: каменная решетка, закрывавшая выход во внешний мир, исчезла. Она не несла конструктивных целей, и Центральный Компьютер без возражений убрал ее по просьбе Элвина. Позже он, возможно, прикажет мониторам опять вспомнить решетку и вернуть ее на место. Но в данный момент между туннелем и отвесной стеной города никаких препятствий не было.
Дойдя почти до края воздуховода, Джезерак впервые сообразил, что на него надвигается внешний мир. Он взглянул на ширившийся круг неба, и походка его стала утрачивать уверенность, пока, наконец, Джезерак не застыл в неподвижности. Элвин вспомнил, как Алистра повернулась и убежала прочь с этого самого места, и засомневался, сможет ли он побудить Джезерака идти дальше.
— Я прошу тебя только посмотреть, — упрашивал он, — но не покинуть город. С этим-то ты должен справиться?
Во время своего недолгого пребывания в Эрли Элвин видел, как мать учила ребенка ходить. Он вспомнил эту сцену, пока уговаривал Джезерака двигаться вперед по коридору, делая одобрительные замечания наставнику, едва передвигавшему непослушные ноги. Джезерак, в отличие от Хедрона, не был трусом. Он был готов бороться с предубеждениями, но это была отчаянная борьба. Когда Элвин, наконец, смог довести Джезерака до места, откуда открывался вид на просторы пустыни, он выдохся не меньше старика.
Необычная красота пустыни, столь чуждая всему, виденному Джезераком в этом и предыдущих существованиях, поборола его страх. Он явно был зачарован впечатляющим видом ползущих дюн и далеких древних холмов. Было далеко за полдень, и вскоре всю эту землю должна была окутать неведомая Диаспару ночь.
— Я просил тебя придти сюда, — заговорил Элвин быстро, словно не в силах сдержать нетерпение, — поскольку считаю, что ты имеешь больше прав, нежели кто-либо, увидеть мою нынешнюю цель. Я хотел, чтобы ты не только взглянул на пустыню, но и стал свидетелем происшедшего. Пусть Совет знает, что я сделал. Этого робота я доставил сюда из Лиса в надежде, что Центральный Компьютер сможет разрушить блокировку, наложенную на его память человеком, известным под именем Учитель. С помощью не вполне понятной мне уловки Компьютер сделал это. Теперь я имею доступ ко всей памяти машины и ко всем встроенным в нее специальным функциям. Одну из них я сейчас хочу использовать. Гляди!
По едва угаданному Джезераком беззвучному приказу робот выплыл из туннеля, набрал скорость и в считанные секунды превратился в далекий металлический отблеск в небе. Он мчался над пустыней на небольшой высоте, проносясь над дюнами, подобными замерзшим волнам. У Джезерака создалось безошибочное впечатление, что робот разыскивает нечто — хотя он не мог представить, что именно.
Затем сверкающая искра вдруг взмыла над пустыней и зависла метрах в трехстах от земли. И тут же Элвин вздохнул — удовлетворенно и радостно. Он мельком взглянул на Джезерака, словно говоря: «Вот оно! « Вначале Джезерак, не зная, чего следует ожидать, стоял в растерянности. Потом, едва веря своим глазам, он увидел, как над пустыней медленно встает облако пыли.
Нет ничего страшнее, чем увидеть движение там, где оно, казалось бы, совершенно невозможно. Но когда песчаные дюны начали расползаться, Джезерак уже потерял способность к удивлению или страху. Под пустыней что-то шевелилось; казалось, то был пробуждающийся от сна гигант. Вскоре до ушей Джезерака донесся грохот падающей земли и скрежет камней, раскалываемых непреодолимой силой. Внезапно, закрыв собою землю, на сотни метров вверх взлетел огромный фонтан песка.
Пыль медленно начала осыпаться обратно в рваную рану на лице пустыни. Но Джезерак и Элвин смотрели не туда, а в открытое небо, где только что находился лишь застывший в ожидании робот. Теперь, наконец, Джезерак понял, почему Элвин столь безразлично отнесся к решению Совета и никак не отреагировал, узнав о закрытии пути в Лис.
Налипшая земля и камни искажали, но не могли скрыть гордых очертаний корабля, все еще поднимавшегося над разодранной пустыней. На глазах Джезерака корабль повернулся к ним, превратившись в круг. Затем, очень неторопливо, круг начал расти.
Элвин заговорил очень быстро, словно стремясь уложиться в отведенные ему мгновения.
— Этот робот был сконструирован как друг и слуга Учителя — и, главное, как пилот его корабля. Перед тем, как попасть в Лис, Учитель приземлился в Диаспарском Порту, который теперь скрыт этими песками. Наверное, Порт почти опустел уже в те времена; думаю, корабль Учителя был одним из последних, достигших Земли. Какое-то время, прежде, чем удалиться в Шалмирану, Учитель прожил в Диаспаре; тогда дорога, должно быть, еще была открыта. Но корабль ему больше не понадобился: все эти века он покоился здесь, под песками. Подобно Диаспару, подобно этому роботу, подобно всему, что строители прошлого считали действительно ценным, он был сохранен своими собственными схемами вечности. Пока звездолет имел источник энергии, он не мог износиться или разрушиться: никогда не тускнеющий образ в ячейках памяти контролировал его физическую структуру.
Корабль был теперь совсем рядом, и управлявший им робот подогнал его к башне. Джезерак сумел различить форму звездолета
— он был заострен с обоих концов и насчитывал метров тридцать в длину. Окон или других отверстий не было видно, но толстый слой земли мешал в этом удостовериться.
Вдруг на них брызнула грязь, часть корпуса раскрылась наружу, и Джезерак заметил небольшое пустое помещение с еще одной дверью на противоположной стенке. Корабль повис в полуметре от отверстия воздуховода, приблизившись к нему осторожно, точно он был живым.
— До свидания, Джезерак, — сказал Элвин. — Я не могу вернуться в Диаспар, чтобы попрощаться с друзьями: пожалуйста, сделай это за меня. Скажи Эристону и Этании, что я надеюсь скоро вернуться; а если не вернусь, то всегда останусь благодарен им за все. И я признателен тебе — хотя ты можешь и не одобрить то, как я использовал твои уроки. Что же касается Совета, передай им, что дорогу, открывшуюся один раз, нельзя закрыть вновь простой резолюцией.
Корабль стал едва видимым пятнышком в небе, и вскоре Джезерак вообще потерял его из виду. Он не уловил момента старта, но с небес вдруг обрушился самый грандиозный из всех звуков, сотворенных Человеком — несмолкающий грохот воздуха, падающего в неожиданно прорезавший небо многокилометровый туннель вакуума.
Джезерак не пошевелился даже когда последние отзвуки стихли в пустыне. Он думал об ушедшем мальчике — для Джезерака Элвин всегда оставался ребенком, единственным, явленным Диаспару с тех пор, как в бесконечно давние времена разорвался круг рождения и смерти. Элвин никогда не вырастет; вся Вселенная для него — лишь место для игр, головоломка, которую следует разгадать для собственного развлечения. В своих забавах он отыскал последнюю, смертельно опасную игрушку, способную разрушить все, что еще оставалось от человеческой цивилизации — но любой исход для Элвина все равно оставался игрой.
Солнце клонилось к горизонту, и холодный ветер пронесся над пустыней. Но Джезерак все еще ждал, одолевая свой страх; и вскоре впервые в жизни он увидел звезды.
18
Даже в Диаспаре Элвину редко доводилось видеть роскошь, подобную той, что предстала его глазам, когда внутренняя дверь воздушного шлюза сползла в сторону. Неизвестно, кем был Учитель на самом деле, но уж во всяком случае — не аскетом. Лишь позднее до Элвина дошло, что весь этот комфорт не мог быть пустой экстравагантностью: ведь этот мирок являлся единственным домом Учителя в долгих странствиях среди звезд.
Внешние органы управления отсутствовали; лишь большой овальный экран, полностью занимавший дальнюю стенку, указывал, что эта комната не совсем обычна. Перед экраном в виде полукруга были расставлены три низкие кушетки; остальную часть кабины занимали два столика и несколько мягких кресел, причем некоторые из них явно предназначались не для людей.
Усевшись перед экраном поудобнее, Элвин поискал взглядом робота. К его удивлению, тот исчез; затем Элвин увидел, что робот уютно пристроился в нише под вогнутым потолком. Он доставил Учителя на Землю и, как верный слуга, последовал за ним в Лис. Теперь он снова готов был принять на себя прежние обязанности, словно и не было прошедших тысячелетий.
Элвин для пробы дал ему команду — и огромный экран ожил. Перед ним была Башня Лоранна, странно искаженная, словно лежащая на боку. Дальнейшие пробы показали ему виды неба, города и пустынных просторов. Четкость была изумительной, почти неестественной, хотя масштаб оставлял впечатление нормального, без дополнительного увеличения. Элвин еще немного поэкспериментировал, пока не научился получать тот или иной вид по своему желанию; теперь он был готов к старту.
— Доставь меня в Лис.
Команда была простой, но как мог корабль ей повиноваться, если и сам Элвин не имел понятия о направлении? Он не учел этого, а когда наконец сообразил, в чем дело, машина уже мчалась над пустыней с колоссальной скоростью. Он пожал плечами, с благодарностью отметив то обстоятельство, что располагает теперь слугами, которые умнее его самого.
Внешние органы управления отсутствовали; лишь большой овальный экран, полностью занимавший дальнюю стенку, указывал, что эта комната не совсем обычна. Перед экраном в виде полукруга были расставлены три низкие кушетки; остальную часть кабины занимали два столика и несколько мягких кресел, причем некоторые из них явно предназначались не для людей.
Усевшись перед экраном поудобнее, Элвин поискал взглядом робота. К его удивлению, тот исчез; затем Элвин увидел, что робот уютно пристроился в нише под вогнутым потолком. Он доставил Учителя на Землю и, как верный слуга, последовал за ним в Лис. Теперь он снова готов был принять на себя прежние обязанности, словно и не было прошедших тысячелетий.
Элвин для пробы дал ему команду — и огромный экран ожил. Перед ним была Башня Лоранна, странно искаженная, словно лежащая на боку. Дальнейшие пробы показали ему виды неба, города и пустынных просторов. Четкость была изумительной, почти неестественной, хотя масштаб оставлял впечатление нормального, без дополнительного увеличения. Элвин еще немного поэкспериментировал, пока не научился получать тот или иной вид по своему желанию; теперь он был готов к старту.
— Доставь меня в Лис.
Команда была простой, но как мог корабль ей повиноваться, если и сам Элвин не имел понятия о направлении? Он не учел этого, а когда наконец сообразил, в чем дело, машина уже мчалась над пустыней с колоссальной скоростью. Он пожал плечами, с благодарностью отметив то обстоятельство, что располагает теперь слугами, которые умнее его самого.