Ничто, кроме звезд, созданных человеком. Почти прямо над головой сверкал сигнальный огонь «Ашоки», вечно парящей над Индостаном всего в нескольких сотнях километров от комплекса башни. Ближе к востоку находился «Конфуций», еще ниже «Камехамеха», а высоко на западе светились «Кинте» и «Имхотеп». Это лишь самые яркие вехи, расставленные вдоль экватора, существовали еще десятки других, гораздо более ярких, чем Сириус. Как изумился бы астроном былых времен при виде этого небесного ожерелья, как был бы он озадачен, когда, понаблюдав около часа, понял бы, что эти светила совершенно неподвижны – не восходят и не заходят – между тем как знакомые человеку звезды продолжают свой извечный путь. Глядя на алмазное ожерелье, протянутое по небу, Морган мысленно увидел нечто еще более величественное. Небольшое усилие воображения, и эти рукотворные звезды превратились в фонари колоссального моста… Фантазии становились все безумнее. Как назывался мост в Валгаллу, по которому герои скандинавских легенд переходили из этого мира в мир иной? Он не мог вспомнить, но какая это была прекрасная мечта! А другие существа задолго до появления человека! Быть может, и они тщетно пытались перебросить мост в небеса своей вселенной? Морган подумал о великолепных кольцах Сатурна, о призрачных арках Нептуна и Урана… Хотя он отлично знал, что ни на одной из этих планет никогда не было ни малейших следов жизни, его забавляла мысль, что их кольца – лишь развалины древних мостов. Ему очень хотелось спать, но воображение ухватилось за эту мысль и, как собака, нашедшая кость, ни за что ее не выпускало. Идея не была абсурдной – она не была даже оригинальной. Размеры синхронных станций уже составляли десятки километров, многие были соединены кабелями, простиравшимися на значительную часть их орбиты. Соединить их все и создать таким образом кольцо вокруг Земли было бы технически гораздо проще, чем построить башню, и на это потребовалось бы гораздо меньше материала. Нет, не кольцо, а колесо. Эта башня – всего лишь первая спица. За ней последуют другие (четыре? шесть? двенадцать?) с определенными интервалами вдоль экватора. Когда их все соединят друг с другом на орбите, проблема устойчивости, докучавшая строителям отдельной башни, исчезнет. Африка, Южная Америка, острова Гильберта, Индонезия – все они, если нужно, смогут предоставить места для конечных станций на Земле, ибо настанет время, когда благодаря усовершенствованным материалам башни станут неуязвимыми даже для самых сильных ураганов и необходимость в высокогорных станциях отпадет. Если бы строительство началось через сто лет, возможно, не пришлось бы изгонять монахов…
Пока Морган предавался мечтам, на востоке незаметно поднялся серп убывающей Луны, уже порозовевшей в первых лучах рассвета. Морган напряг зрение, чтобы насладиться неведомым в прежние века дивным зрелищем – звездой в объятиях лунного серпа. Хотя Луна светилась так ярко, что можно было разглядеть многие подробности этой ночной страны, ни один из городов второй родины человека сегодня не был виден.
Осталось двести километров – меньше часа пути. Можно спокойно уснуть – «паук» снабжен автоматической программой приземления и совершит посадку, не нарушая его сон…
Сначала Моргана разбудила боль, спустя какую-то долю секунды – КОРА.
– Не двигайтесь, – невозмутимо сказала она. – Я вызвала по радио «Скорую помощь». Она уже в пути.
Забавно. Но не надо смеяться, сказал себе Морган, Она лишь выполняет свой долг. Он не ощущал страха, хотя боль в груди была очень сильной, она не лишала его способности мыслить. Он попытался сосредоточиться на боли, и это заметно ее облегчило.
Уоррен вызывал его к телефону, но слова казались далекими и лишенными смысла. Он почувствовал тревогу в голосе друга, и ему очень хотелось его утешить, но у него не осталось сил, чтобы обдумать эту или какую-нибудь другую задачу. Теперь он уже не слышал слов: слабый, но непрерывный гул заглушил все остальные звуки. Хотя Морган понимал, что гул этот существует только у него в мозгу или в ушах, ему казалось, будто он стоит у огромного водопада…
Гул становился тише, слабее, музыкальнее. И наконец, Морган. его узнал. Как приятно в немых пределах космоса снова услышать звук, который запомнился ему с первого посещения Яккагалы!
Сила тяжести влекла его к дому. Точно так же ее невидимая рука, протянувшись сквозь столетия, определила траекторию Райских фонтанов. Но он создал нечто, чем сила тяжести уже не завладеет вновь, пока у людей останется мудрость и желание это сохранить.
Звезды стали меркнуть – гораздо быстрее, чем им полагалось. Как странно – хоть день уже почти наступил, все вокруг погружается в темноту. А фонтаны падают на Землю, и голоса их звучат все слабее… слабее… слабее… Потом раздался другой голос, но Ванневар Морган его не услышал. Перемежая свои возгласы короткими пронзительными сигналами, КОРА кричала разгоравшейся заре:
Помогите! Это сигнал тревоги КОРЫ! Все, кто меня слышит, пожалуйста, спешите сюда! Помогите!
Она все еще продолжала кричать, когда взошло Солнце, и его первые лучи ласково коснулись вершины горы, которая прежде была священной. Далеко внизу тень Шри Канды взметнулась в облака, и ее идеальный конус все еще был безупречен, несмотря на все то, что сделал с ней человек. Теперь здесь не было пилигримов, которые могли бы созерцать этот символ вечности, осенивший чело пробуждающейся земли. Но пройдут века, и его увидят миллионы, в безопасности и комфорте совершающие путь к звездам.
Глава 53
Пока Морган предавался мечтам, на востоке незаметно поднялся серп убывающей Луны, уже порозовевшей в первых лучах рассвета. Морган напряг зрение, чтобы насладиться неведомым в прежние века дивным зрелищем – звездой в объятиях лунного серпа. Хотя Луна светилась так ярко, что можно было разглядеть многие подробности этой ночной страны, ни один из городов второй родины человека сегодня не был виден.
Осталось двести километров – меньше часа пути. Можно спокойно уснуть – «паук» снабжен автоматической программой приземления и совершит посадку, не нарушая его сон…
Сначала Моргана разбудила боль, спустя какую-то долю секунды – КОРА.
– Не двигайтесь, – невозмутимо сказала она. – Я вызвала по радио «Скорую помощь». Она уже в пути.
Забавно. Но не надо смеяться, сказал себе Морган, Она лишь выполняет свой долг. Он не ощущал страха, хотя боль в груди была очень сильной, она не лишала его способности мыслить. Он попытался сосредоточиться на боли, и это заметно ее облегчило.
Уоррен вызывал его к телефону, но слова казались далекими и лишенными смысла. Он почувствовал тревогу в голосе друга, и ему очень хотелось его утешить, но у него не осталось сил, чтобы обдумать эту или какую-нибудь другую задачу. Теперь он уже не слышал слов: слабый, но непрерывный гул заглушил все остальные звуки. Хотя Морган понимал, что гул этот существует только у него в мозгу или в ушах, ему казалось, будто он стоит у огромного водопада…
Гул становился тише, слабее, музыкальнее. И наконец, Морган. его узнал. Как приятно в немых пределах космоса снова услышать звук, который запомнился ему с первого посещения Яккагалы!
Сила тяжести влекла его к дому. Точно так же ее невидимая рука, протянувшись сквозь столетия, определила траекторию Райских фонтанов. Но он создал нечто, чем сила тяжести уже не завладеет вновь, пока у людей останется мудрость и желание это сохранить.
Звезды стали меркнуть – гораздо быстрее, чем им полагалось. Как странно – хоть день уже почти наступил, все вокруг погружается в темноту. А фонтаны падают на Землю, и голоса их звучат все слабее… слабее… слабее… Потом раздался другой голос, но Ванневар Морган его не услышал. Перемежая свои возгласы короткими пронзительными сигналами, КОРА кричала разгоравшейся заре:
Помогите! Это сигнал тревоги КОРЫ! Все, кто меня слышит, пожалуйста, спешите сюда! Помогите!
Она все еще продолжала кричать, когда взошло Солнце, и его первые лучи ласково коснулись вершины горы, которая прежде была священной. Далеко внизу тень Шри Канды взметнулась в облака, и ее идеальный конус все еще был безупречен, несмотря на все то, что сделал с ней человек. Теперь здесь не было пилигримов, которые могли бы созерцать этот символ вечности, осенивший чело пробуждающейся земли. Но пройдут века, и его увидят миллионы, в безопасности и комфорте совершающие путь к звездам.
Глава 53
Эпилог: триумф Калидасы
В последние дни последнего короткого лета, перед тем как челюсти льдов сомкнулись на экваторе, на Яккагалу прибыл один из посланников родины Звездолета.
Повелитель Материи, он лишь недавно воплотился в человеческий облик. Сходство, если не считать ничтожной детали, было поразительным, но десяток ребят, сопровождавших пришельца, беспрерывно хихикали.
– Почему вы смеетесь? – вопрошал он почти без акцента. Но они упорно не желали объяснять пришельцу, чье зрение целиком лежало в инфракрасной области спектра, что человеческая кожа отнюдь не является хаотической мозаикой из зеленых, красных и синих пятен. Даже когда он пригрозил, что сейчас превратится в тираннозавра и проглотит их всех до единого, ребята все равно отказались удовлетворить его любопытство. Они даже указали ему – существу, преодолевшему десятки световых лет и вобравшему в себя знания тридцати веков! – что массы в какую-то сотню килограммов вряд ли хватит на внушительного динозавра.
Пришелец не спорил – он был терпелив, а биология и психология земных детей были бесконечно занимательны. Впрочем, таковы дети всех живых существ – тех, конечно, у которых бывают дети. Изучив девять таких биологических видов, пришелец почти представлял себе, что значит расти, достигать зрелости, умирать… Почти, но не до конца.
Перед десятком человечков и одним нечеловеком простиралась пустая земля, ее некогда роскошные поля и леса погубило холодное дыхание севера и юга. Изящные кокосовые пальмы давно исчезли, и даже могучие сосны, занявшие их место, превратились в скелеты, чьи корни сковала вечная мерзлота. Жизнь отступила с земной поверхности, лишь в океанской пучине, где внутренний жар еще сдерживал образование льда, ползали и плавали, пожирая друг друга, немногочисленные слепые изголодавшиеся твари. Но существу, чья родная планета вращалась вокруг тусклого красного карлика, свет Солнца, лившийся с ясного небосвода, казался невыносимо ярким. Хотя болезнь, поразившая сердце звезды тысячу лет назад, отняла у нее все тепло, ее свирепые холодные лучи озаряли поле брани, блистая на наступающих льдах.
На детей, пробуждавшиеся души которых пировали на празднике жизни, отрицательные температуры действовали возбуждающе. Они голышом плясали в сугробах, вздымая босыми ногами сверкающие облака снега и вынуждая своих электронных симбиотов то и дело бить тревогу: «Не заглушайте температурных рецепторов!» Ведь ребята были еще слишком юны, чтобы восстанавливать конечности без помощи взрослых…
Самый старший из мальчиков устроил целое представление: он пошел в атаку на холод, объявив себя стихией огня. (Пришелец отметил этот термин для дальнейшего изучения, которое позже, впрочем, привело его в тупик.) На месте маленького хвастунишки виден был лишь столб пара и пламени, скачущий по древней кладке, другие дети подчеркнуто игнорировали этот не слишком серьезный спектакль.
Для пришельца, однако, он был связан с одним крайне любопытным парадоксом. Почему все-таки эти люди отступили на внутренние планеты, вместо того чтобы, подобно своим братьям на Марсе, противопоставить холоду те силы, которыми они теперь обладают? На этот вопрос он еще не получил удовлетворительного ответа. Он вспомнил загадочное заявление АРИСТОТЕЛЯ, с которым ему было здесь проще всего общаться.
– Всему свое время, – объяснил всемирный мозг. – Иногда нужно бороться с природой, иногда – покориться ей. Истинная мудрость заключается в правильном выборе. Когда зима закончится, человек возвратится на обновленную Землю.
И вот в течение нескольких последних веков все население Земли поднялось по экваториальным башням в небо и улетело в сторону Солнца, к юным океанам Венеры и плодородным равнинам умеренной зоны Меркурия. Через пятьсот лет, когда Солнце оправится от болезни, изгнанники вернутся домой. Меркурий – за исключением полярных районов – опустеет, тогда как Венера останется постоянным пристанищем человека. Угасшее Солнце дало стимул и возможность для покорения этого адского мира.
Сами по себе важные, все эти вещи касались гостя лишь косвенно, его главные интересы лежали в области более тонких аспектов человеческой культуры и человеческого общества. Каждый разумный вид уникален, каждому присущи собственные достоинства и недостатки. В солнечной системе пришелец ознакомился с обескураживающим понятием отрицательной информации. По местной терминологии – Юмор, Фантазия, Миф.
Столкнувшись с этим странным явлением, пришелец неоднократно говорил себе: «Нам никогда не понять людей». Сначала он был настолько расстроен, что даже испугался случайного перевоплощения, со всеми неприятными последствиями. Однако с тех пор он далеко продвинулся вперед, он все еще хорошо помнил свое удовлетворение, когда впервые пошутил – и все дети смеялись.
Работать с детьми предложил ему опять-таки АРИСТОТЕЛЬ. «Есть старая пословица, дитя – отец человека. Хотя биологическая концепция отцовства одинаково чужда нам обоим, в данном контексте это слово имеет двойной смысл…»
Поэтому пришелец надеялся, что дети помогут ему понять взрослых, в которых они постепенно превращались, Иногда они говорили правду; но даже когда они веселились (опять очень непростое понятие) и производили отрицательную информацию, пришельца это уже не обескураживало. Но были случаи, когда ни дети, ни взрослые, ни даже АРИСТОТЕЛЬ не знали правды. Получалось, что имеется непрерывный спектр между абсолютной фантазией и непреложным фактом, со всеми мыслимыми промежуточными оттенками. На одном конце спектра стояли такие исторические фигуры, как Колумб, Леонардо, Эйнштейн, Ленин, Ньютон, Вашингтон, от которых во многих случаях остались даже голоса и изображения. На другом полюсе находились Зевс, Алиса, Кинг Конг, Гулливер, которые никак не могли существовать в реальном мире. Но куда отнести Робина Гуда, Тарзана, Христа, Шерлока Холмса, Одиссея, Франкенштейна? Ведь все они, с некоторой натяжкой, вполне могли бы существовать в реальности…
Слоновий Трон за три тысячи лет почти не изменился, но никогда еще ему не доводилось держать на себе столь чуждого гостя. Глядя на юг, пришелец сравнивал колонну полукилометровой толщины, уходившую ввысь с горы, с техническими достижениями других миров. Для столь юной расы колонна, пожалуй, достаточно внушительна. Она, хотя и кажется, что вот-вот обрушится с неба, стоит уже пятнадцать веков.
Разумеется, не в своей нынешней форме. Первые сто километров теперь представляют собой вертикальный город (частично его просторные этажи все еще заселены), через который 16 пар рельсовых путей провозили когда-то по миллиону пассажиров в день. Теперь действуют только две из этих дорог, через несколько часов пришелец вместе со своей жизнерадостной свитой вознесется по этой огромной рифленой колонне назад в Кольцевой Город, опоясывающий земной шар.
Пришелец настроил глаза на телескопическое зрение и пристально всмотрелся в зенит. Да, вот она – днем разглядеть ее нелегко, но ночью, когда солнечный свет, льющийся мимо земной тени, все еще ярко ее освещает, она хорошо видна. Светящаяся полоска, разрезающая небо на два полушария, сама по себе – целый мир, где полмиллиарда человеческих существ выбрали жизнь в условиях вечной невесомости.
И там, возле Кольцевого Города, стоял звездолет, который перенес посланника и всех остальных Членов Роя через межзвездные бездны. Сейчас его готовили к новому старту – без особой спешки, но все же на несколько лет раньше срока, – в очередной шестисотлетний отрезок пути. Конечно, для пришельца этого времени все равно что не будет: до конца путешествия он не собирался вновь воплощаться. Однако у цели ему предстоит, пожалуй, наиболее критический момент всей его долгой жизни. Ведь Звездный Зонд погиб – по крайней мере умолк, – едва достиг планетной системы. Такое произошло впервые. Возможно, зонд наконец вошел в контакт с таинственными Ловцами Зари, оставившими следы своего пребывания на столь многих мирах, в такой непостижимой близости к Началу начал. Если бы пришелец был способен испытывать благоговение или страх, то, представив свое будущее через шесть веков, он, несомненно, ощутил бы и то и другое. Но сейчас он стоял на заснеженной вершине Яккагалы, неподалеку от подножия дороги человечества к звездам. Он подозвал ребят (они всегда знали, когда он действительно требует послушания) и показал на возвышающуюся на юге вершину.
– Вам хорошо известно, – произнес он с раздражением, которое лишь частично было притворным, – что Первый Земной Порт построен на две тысячи лет позже этого разрушенного дворца…
Дети все как один согласно кивнули.
– Так почему же, – спросил пришелец, скользнув взглядом по линии, протянувшейся от зенита к вершине горы, – почему вы называете эту колонну Башней Калидасы?
Повелитель Материи, он лишь недавно воплотился в человеческий облик. Сходство, если не считать ничтожной детали, было поразительным, но десяток ребят, сопровождавших пришельца, беспрерывно хихикали.
– Почему вы смеетесь? – вопрошал он почти без акцента. Но они упорно не желали объяснять пришельцу, чье зрение целиком лежало в инфракрасной области спектра, что человеческая кожа отнюдь не является хаотической мозаикой из зеленых, красных и синих пятен. Даже когда он пригрозил, что сейчас превратится в тираннозавра и проглотит их всех до единого, ребята все равно отказались удовлетворить его любопытство. Они даже указали ему – существу, преодолевшему десятки световых лет и вобравшему в себя знания тридцати веков! – что массы в какую-то сотню килограммов вряд ли хватит на внушительного динозавра.
Пришелец не спорил – он был терпелив, а биология и психология земных детей были бесконечно занимательны. Впрочем, таковы дети всех живых существ – тех, конечно, у которых бывают дети. Изучив девять таких биологических видов, пришелец почти представлял себе, что значит расти, достигать зрелости, умирать… Почти, но не до конца.
Перед десятком человечков и одним нечеловеком простиралась пустая земля, ее некогда роскошные поля и леса погубило холодное дыхание севера и юга. Изящные кокосовые пальмы давно исчезли, и даже могучие сосны, занявшие их место, превратились в скелеты, чьи корни сковала вечная мерзлота. Жизнь отступила с земной поверхности, лишь в океанской пучине, где внутренний жар еще сдерживал образование льда, ползали и плавали, пожирая друг друга, немногочисленные слепые изголодавшиеся твари. Но существу, чья родная планета вращалась вокруг тусклого красного карлика, свет Солнца, лившийся с ясного небосвода, казался невыносимо ярким. Хотя болезнь, поразившая сердце звезды тысячу лет назад, отняла у нее все тепло, ее свирепые холодные лучи озаряли поле брани, блистая на наступающих льдах.
На детей, пробуждавшиеся души которых пировали на празднике жизни, отрицательные температуры действовали возбуждающе. Они голышом плясали в сугробах, вздымая босыми ногами сверкающие облака снега и вынуждая своих электронных симбиотов то и дело бить тревогу: «Не заглушайте температурных рецепторов!» Ведь ребята были еще слишком юны, чтобы восстанавливать конечности без помощи взрослых…
Самый старший из мальчиков устроил целое представление: он пошел в атаку на холод, объявив себя стихией огня. (Пришелец отметил этот термин для дальнейшего изучения, которое позже, впрочем, привело его в тупик.) На месте маленького хвастунишки виден был лишь столб пара и пламени, скачущий по древней кладке, другие дети подчеркнуто игнорировали этот не слишком серьезный спектакль.
Для пришельца, однако, он был связан с одним крайне любопытным парадоксом. Почему все-таки эти люди отступили на внутренние планеты, вместо того чтобы, подобно своим братьям на Марсе, противопоставить холоду те силы, которыми они теперь обладают? На этот вопрос он еще не получил удовлетворительного ответа. Он вспомнил загадочное заявление АРИСТОТЕЛЯ, с которым ему было здесь проще всего общаться.
– Всему свое время, – объяснил всемирный мозг. – Иногда нужно бороться с природой, иногда – покориться ей. Истинная мудрость заключается в правильном выборе. Когда зима закончится, человек возвратится на обновленную Землю.
И вот в течение нескольких последних веков все население Земли поднялось по экваториальным башням в небо и улетело в сторону Солнца, к юным океанам Венеры и плодородным равнинам умеренной зоны Меркурия. Через пятьсот лет, когда Солнце оправится от болезни, изгнанники вернутся домой. Меркурий – за исключением полярных районов – опустеет, тогда как Венера останется постоянным пристанищем человека. Угасшее Солнце дало стимул и возможность для покорения этого адского мира.
Сами по себе важные, все эти вещи касались гостя лишь косвенно, его главные интересы лежали в области более тонких аспектов человеческой культуры и человеческого общества. Каждый разумный вид уникален, каждому присущи собственные достоинства и недостатки. В солнечной системе пришелец ознакомился с обескураживающим понятием отрицательной информации. По местной терминологии – Юмор, Фантазия, Миф.
Столкнувшись с этим странным явлением, пришелец неоднократно говорил себе: «Нам никогда не понять людей». Сначала он был настолько расстроен, что даже испугался случайного перевоплощения, со всеми неприятными последствиями. Однако с тех пор он далеко продвинулся вперед, он все еще хорошо помнил свое удовлетворение, когда впервые пошутил – и все дети смеялись.
Работать с детьми предложил ему опять-таки АРИСТОТЕЛЬ. «Есть старая пословица, дитя – отец человека. Хотя биологическая концепция отцовства одинаково чужда нам обоим, в данном контексте это слово имеет двойной смысл…»
Поэтому пришелец надеялся, что дети помогут ему понять взрослых, в которых они постепенно превращались, Иногда они говорили правду; но даже когда они веселились (опять очень непростое понятие) и производили отрицательную информацию, пришельца это уже не обескураживало. Но были случаи, когда ни дети, ни взрослые, ни даже АРИСТОТЕЛЬ не знали правды. Получалось, что имеется непрерывный спектр между абсолютной фантазией и непреложным фактом, со всеми мыслимыми промежуточными оттенками. На одном конце спектра стояли такие исторические фигуры, как Колумб, Леонардо, Эйнштейн, Ленин, Ньютон, Вашингтон, от которых во многих случаях остались даже голоса и изображения. На другом полюсе находились Зевс, Алиса, Кинг Конг, Гулливер, которые никак не могли существовать в реальном мире. Но куда отнести Робина Гуда, Тарзана, Христа, Шерлока Холмса, Одиссея, Франкенштейна? Ведь все они, с некоторой натяжкой, вполне могли бы существовать в реальности…
Слоновий Трон за три тысячи лет почти не изменился, но никогда еще ему не доводилось держать на себе столь чуждого гостя. Глядя на юг, пришелец сравнивал колонну полукилометровой толщины, уходившую ввысь с горы, с техническими достижениями других миров. Для столь юной расы колонна, пожалуй, достаточно внушительна. Она, хотя и кажется, что вот-вот обрушится с неба, стоит уже пятнадцать веков.
Разумеется, не в своей нынешней форме. Первые сто километров теперь представляют собой вертикальный город (частично его просторные этажи все еще заселены), через который 16 пар рельсовых путей провозили когда-то по миллиону пассажиров в день. Теперь действуют только две из этих дорог, через несколько часов пришелец вместе со своей жизнерадостной свитой вознесется по этой огромной рифленой колонне назад в Кольцевой Город, опоясывающий земной шар.
Пришелец настроил глаза на телескопическое зрение и пристально всмотрелся в зенит. Да, вот она – днем разглядеть ее нелегко, но ночью, когда солнечный свет, льющийся мимо земной тени, все еще ярко ее освещает, она хорошо видна. Светящаяся полоска, разрезающая небо на два полушария, сама по себе – целый мир, где полмиллиарда человеческих существ выбрали жизнь в условиях вечной невесомости.
И там, возле Кольцевого Города, стоял звездолет, который перенес посланника и всех остальных Членов Роя через межзвездные бездны. Сейчас его готовили к новому старту – без особой спешки, но все же на несколько лет раньше срока, – в очередной шестисотлетний отрезок пути. Конечно, для пришельца этого времени все равно что не будет: до конца путешествия он не собирался вновь воплощаться. Однако у цели ему предстоит, пожалуй, наиболее критический момент всей его долгой жизни. Ведь Звездный Зонд погиб – по крайней мере умолк, – едва достиг планетной системы. Такое произошло впервые. Возможно, зонд наконец вошел в контакт с таинственными Ловцами Зари, оставившими следы своего пребывания на столь многих мирах, в такой непостижимой близости к Началу начал. Если бы пришелец был способен испытывать благоговение или страх, то, представив свое будущее через шесть веков, он, несомненно, ощутил бы и то и другое. Но сейчас он стоял на заснеженной вершине Яккагалы, неподалеку от подножия дороги человечества к звездам. Он подозвал ребят (они всегда знали, когда он действительно требует послушания) и показал на возвышающуюся на юге вершину.
– Вам хорошо известно, – произнес он с раздражением, которое лишь частично было притворным, – что Первый Земной Порт построен на две тысячи лет позже этого разрушенного дворца…
Дети все как один согласно кивнули.
– Так почему же, – спросил пришелец, скользнув взглядом по линии, протянувшейся от зенита к вершине горы, – почему вы называете эту колонну Башней Калидасы?