Питер продолжал копать.
Груда земли все росла. Яма становилась все глубже. Но неуловимые клубни скрывались от преследующей их мотыги. От этого можно было сойти с ума. Наверно, под кустом была пещера не меньше, чем залив Зойдер-Зее. Туда еще свалишься вслед за кустом!
Его медленный мозг, проделав такую сложную работу, заставил его на минуту остановиться. Но нет. Десять лет он копает здесь землю и десять лет собирает урожай. Все это было очень странно. Питера мутило, будто с похмелья, но в нем проснулось упрямство. Это все козни черта. Черт пытается затащить его в преисподнюю. А может, весь мир сошел с ума? Или сам Питер?
Питер копал и отбрасывал землю, но заколдованный куст уходил вниз, словно крот. Куча земли превратилась в холм, и Питер оказался в глубокой яме. Картофельный куст зеленел у его ног. Питер уже добрался до слежавшегося песка. Он был зол и по-прежнему упрямился. Од копал, пока не онемели руки. Он сыпал проклятьями по-голландски и ругался по-английски. Он ворчал и чертыхался.
— Кто-то ушел с ума или я есть ушел с ума, — решил он наконец и без особой надежды попытался вырвать из земли убегающий куст.
— Боюсь, что вы столкнулись с какими-то трудностями. Разрешите вам помочь? — услышал он вежливый голос.
На краю ямы стоял незнакомец с живыми серыми глазами. На нем были старые джинсы, грязная ковбойка и помятая шляпа. Короткая трубка торчала во рту. Вокруг указательного пальца он лениво крутил кольцо цепочки, на которой болтался золотой ключик. У него было угловатое лицо и странная отметина — не шрам, а, вернее, след от ожога на левом виске. По этому пятну Питер угадал в нем новичка в этих краях, о котором ему уже приходилось слышать. Это он год назад купил ферму Хоффмана в районе Шоутакского Центра. Он расплачивался наличными и назывался странно — Зеленый Джонс.
— Спасипо, я справлюс, — огрызнулся Питер. — Картофель есть трудно копать в этот год.
У незнакомца от удивления челюсть отвисла.
— Вы хотите сказать, что копаете картошку? Так глубоко под землей?
Питер чувствовал себя крайне несчастным.
— Йа.
— Ну и глубоко вы ее сажаете! А почему бы вам не взяться за те кусты, что растут ближе к поверхности?
Питер мрачно взглянул на Зеленого Джонса, затем перевел взгляд на куст, вершина которого находилась уже в пяти футах от поверхности земли. Будь проклята эта картошка! Будь проклят незнакомец! Будь все проклято!
— Йа, — сказал он. — Помогите мне фыбраться наружу.
Зеленый Джонс протянул ему руку, закашлялся, когда Питер пыхнул ему в лицом дымом, но помог выбраться из ямы.
— Плаготарю за помош, — сказал Питер.
— Не стоит благодарности.
Питер подошел к соседнему кусту, поплевал на руки и врубил мотыгу на фут в землю. Куст тут же ушел на полтора фута вглубь. Питер взревел от гнева.
— Ого! — воскликнул зритель. У Питера молнии сыпались из глаз. Зеленый Джонс хмыкнул себе под нос и выдохнул клуб дыма.
— Как это вам удается, ума не приложу, — сказал он. — Но в жизни не видел ничего подобного.
И Зеленый Джонс ушел в прекрасном настроении, беззаботно вышагивая по дороге, оставив позади аромат табака и разгневанного голландца.
— Картофель! — рычал Питер. — Майн гот, все сошли с ума от шары.
Второй куст картофеля так же быстро уходил под землю. Таинственное погружение доконало Питера. И он побрел к дому, чтобы утопить свои беды в море шнапса.
Инцидент на ферме Лоринга отличался от других своей кратковременностью. Миссис Лоринг пожелала консервировать кукурузу. Лу Лоринг обещал жене привезти столько початков, что ей на всю зиму хватит. Выбрав свободную минутку, он позвал с собой свою дочь Марион и отправился на поле, где росла сладкая кукуруза.
Марион захватила с собой корзину, чтобы идти вслед за отцом и складывать туда початки.
Лу протянул руку и хотел сорвать початок.
Початок спрятался за стеблем. Кукуруза зловеще забормотала, и ее стебли, возвышавшиеся более чем на десять футов, затряслись.
Лу неуверенно последовал за початком. Тот тут же вернулся на старое место. Лу протер глаза. Марион взвизгнула и опрометью бросилась к дому.
Лу выругался и протянул руку к другому початку. Неужели весь стебель крутится? Или только початок отодвигается? А может, это ему мерещится? Зловещие звуки наполнили сердце Лу ужасом.
Между рядами кукурузы росли тыквы, виднелись кое-какие сорняки и кустик степной вишни. Лу наклонился, чтобы сорвать нижний початок, и чуть не наступил на кустик. Тот подпрыгнул и опустился неподалеку. Корни зашевелились, начали ввинчиваться в почву, и куст медленно выпрямился.
Насмотревшись на вертящиеся початки и прыгающие кустики, Лу понял, что ему придется денек отдохнуть и сходить к врачу, чтобы тот проверил его зрение. Так он и сделал.
Обитатели Шоутака проводили немало времени в магазине Энди. По субботам Энди неплохо зарабатывал, торгуя из-под полы минпесотской Чертовой дюжиной — так назывался сорт зерна, из которого он гнал отличный самогон. В остальные дни недели магазин пустовал, особенно в понедельник и во вторник. Но в тот вторник фермеры с утра начали осторожно стекаться к Энди. К полудню их собралось больше десятка. Энди не мог понять, что случилось, но торговля самогоном шла бойко. В магазине было достаточно скрипучих стульев, пустых бочек, поставленных на попа, и ящиков, чтобы усадить всех желающих.
Мрачность посетителей заинтриговала Энди.
— Как дела? — спросил он, когда вошел Эл Мейерс.
— Так себе.
Эл подхватил треснутый стакан, осушил его и поставил на стойку.
— Что-нибудь случилось?
— Ну… да нет.
— Выпей еще, старина.
— Не возражаю, — Эл одним глотком осушил второй стакан.
— Что-то ты плохо выглядишь, Эл.
В магазин ввалился Питер ван Шлюйс.
— Привет, Питер, ты чего не в поле?
Питер мрачно взглянул на Энди.
— Этот картофель, — пробормотал он. — Он есть как черт.
— Чего? — Энди навострил уши. Жгучий интерес охватил остальных присутствовавших.
— Йа. Я есть копал за один картошка, и я копал быстро, но картошка уходиль в семля быстрее. Йа. Я думай, што там есть дыра. Польшой, польшой пот эти картошка. А мошет быть, эта картошка есть заколтованный, или я есть сошел с ума, потому что солнце ошень горячий.
— Будь я проклят, — перебил его Эл. — А я-то думал, что мне мерещится. Послушайте!
И он рассказал о яблоневом саде, который ушел от него. Сначала он смущался и почти умолял фермеров поверить ему, по когда этот большой человек понял, что вопреки ожиданию никто над ним не посмеивается, он оживился, как ребенок, рассказывающий волшебную сказку.
— Так это твой парень промчался здесь как молния с пару часов назад в старой телеге? — спросил Энди.
— Ага, Хэнк смотался. Да я его и не виню. Я думаю, он не вернется.
Эд Фогель сидел мрачнее тучи.
— Я сейчас видел доктора Паркера. Он сказал мне, что Гуса утром хватил удар, когда он косил, но Гус выкарабкается. Только он ничего не скосил. Мы так и не смогли скосить ни колоска. Пшеница просто ложилась, а когда комбайн проезжал, снова вставала. Можно подумать, будто она живая и знает, что я хочу делать,
— Грош цена теперь моим яблокам, — сказал Эл, — После того как они разбросались, их так побило, что они и на сидр не годятся.
— Эдак никакого урожая нам не собрать, — задумчиво сказал Эд. — Разорились мы, вот что.
Его слова вызвали сочувственный отклик собравшихся.
До этой минуты ни один из фермеров не осознавал полностью размеров несчастья, обрушившегося на них. Каждый был занят лишь своими тревогами. Фантастический бунт растений казался тайной. Но слова Эда заставили их осознать, с чем им пришлось столкнуться. Если им всем это не померещилось, если они не сошли с ума и видели то, что видели, если им и дальше не удастся собирать урожай, тогда они все разорены. Им не заплатить долгов, не оплатить закладных. Им не купить даже самого необходимого. У них будет нечего есть и не на что купить семена.
— Меня и за миллион долларов не заставишь жрать эти прыгающие яблоки, — заявил Эл Мейерс, и он не притворялся.
— Ну, и как нам быть? — беспомощно спросил Эд. — Ни урожая, ни еды, ни денег. В этом году цены на все хорошие, но продать нечего.
Энди поглядел на них поверх очков в черепаховой оправе.
— А не пойти ли вам к Дэну Кроули?
— Правильная мысль, — согласился Эл, поднимаясь на ноги. — Пойдемте, парни?
— Давайте. Он же агент министерства сельского хозяйства.
К Кроули пришла толпа сумрачных людей.
— Спокойно, ребята, — сказал им Кроули. Он был толст и лыс. Нос его был подобен бугшприту, подбородок покрыт щетиной. Во рту торчала вонючая сигара. Он сидел, возложив ноги на конторский стол, и, выслушивая фермеров, испускал струи ядовитого дыма. Его выцветшие голубые глаза смотрели бесхитростно. Дэн Кроули казался безобидным, беспомощным и недалеким человеком. Но внешность его была обманчива. Голова у Дэна варила неплохо. Однако он не считал нужным утруждать себя без необходимости.
— Такие вот дела, — закончил Эл Мейерс. — Ну прямо хоть жги урожай на корню и сматывайся из графства на все четыре стороны.
— Зачем так, Эл! Ты же знаешь — я здесь для того, чтобы вам помогать.
— Йа, — вмешался Питер ван Шлюйс. — Што есть нам от этого хорошего?
— Немало хорошего. Успокойтесь. Я во всем разберусь. Дэн засунул большие пальцы рук под мышки и откинулся назад.
— У вас есть идея? — с надеждой спросил Питер.
— Конечно. Теперь идите по своим делам, а я подумаю. Все будет в порядке.
Дэн казался уверенным в себе. Фермеры ушли.
По мере того как появлялись все новые фермеры с рассказами о злых шутках, которые сыграла над ними природа, Шоутак Центром все более овладевало беспокойство. Магазин Энди гудел взволнованными и злыми голосами. Графство Шоутак населяют в основном крепкоголовые голландцы, скандинавы и немцы, осевшие на Среднем Западе во время великих переселенческих волн конца девятнадцатого века. Народ это консервативный, работящий и упрямый. Они цепляются за старые обычаи и суеверия, привезенные из Старого Света. В городе носились слухи о ведьмах, колдовстве, гномах, гоблинах и злых духах.
Что заставило взбунтоваться растения в Шоутаке? В других местах ничего подобного не наблюдалось. И что предпримет Дэн? Можно начать хотя бы с обследования полей.
Дэн покинул контору и в служебной машине поехал на поля.
Ярко светило солнце, и земля казалась покинутой — не было видно ни единого фермера. Жатва должна была быть в полном разгаре, но поля были безлюдны и недвижимы. Порой Дэну встречались косилки, жатки, комбайны, повозки, но людей возле них не было.
День был тихим: во время жатвы порой наступают такие спокойные, умиротворенные дни. Но поля, хоть и безлюдные, не были безмолвны. Время от времени Дэну казалось, будто на пшеничных полях, на лужайках что-то шевелится, он видел, как покачиваются головки клевера, и слышал, как бесчисленные слабые голоса несутся из травы и от грядок овощей. Роща словно плакала — это колебалось множество лепестков, листьев и травинок. Кусты сумаха и рябины, росшие вдоль пыльной дороги, раскачивались будто под ветром и трепетали без видимой причины.
Дэну было не по себе. Все лето он подмечал, что в природе происходят изменения, но теперь быстрый и зловещий характер этих изменений поражал своей завершенностью. Деревья, овощи таинственным образом обрели волю и способность к решениям. И отвергли владычество человека.
Всю вторую половину дня Дэн колесил по проселкам, трясся по следам, оставленным телегами, пока не объездил все графство Шоутак. И где бы он ни побывал, везде обнаруживал то же обманчивое спокойствие, шепот невидимых собеседников, трепетание стеблей и колосьев, хотя воздух был недвижим. Когда Дэн повернул обратно, солнце уже опускалось, и ему почудилось, что с заколдованных полей и зачарованных лесов зазвучали новые, более громкие голоса. Но он обратил внимание на одно обстоятельство.
Странные явления ограничивались долиной, окруженной холмами, посредине которой лежал Шоутак Центр.
Подходя к конторе, Дэн миновал группу людей, выслушивавших сагу о сбежавшей картошке Питера ван Шлюйса.
— Вот я там есть стою, на глубина пять фут, йа, и дер шеловек этот миштер Дшонс стоит поверх и смеется. Мошет, это очень смешно на похоронах тоше?
Дэн удивился — в самом деле, странно, чтобы нашелся человек, которого развеселило это зрелище. Он задумчиво проследовал в контору и остановился у стола, разглядывая лежавшие на нем бланки и анкеты.
Он отлично представлял себе, что случится, если он сообщит об этих событиях в Вашингтон. «Яблоневый сад Мейерса прошлой ночью покинул положенное место, и деревья спустились к пруду на ферме Хэгстрома, потому что им там больше понравилось». Затем надо будет написать о пшенице братьев Фогелей, которая не хотела, чтобы ее косили. «Какие меры мне следует принять? Жду ваших указаний». Или так: «Арбузы Эмили Тобер не желают, чтобы их срывали. Означает ли это, что она больше не пользуется льготами в соответствии с Программой Содействия Поддержанию Стабильных Цен на Арбузы?»
Нет, подумал Дэн. Как только он отправит такой официальный доклад, его немедленно уволят и заменят другим служащим. Единственное, что ему оставалось, — заняться дальнейшими исследованиями и выяснить, в чем же дело.
Он подошел к стене и принялся рассматривать большую карту графства Шоутак. На ней были показаны размер и расположение каждой фермы, типы и площади посевов различных культур. Он обвел карандашом приблизительные границы феномена. В центре круга оказалась ферма Зеленого Джонса. И Дэн решил нанести Джонсу визит.
Как только Дэн, миновав почтовый ящик с надписью «3. Джонс», свернул на дорожку, он обратил внимание на то, что земли вокруг фермы не обработаны. Джон не был фермером. На его полях росли лишь сорняки.
Дэн затормозил возле старого серого деревянного дома, окруженного вязами и кленами. В окнах нижнего этажа горел свет.
Со вздохом Дэн выбрался из машины и зажег очередную сигару. Он нажал на кнопку звонка, и вскоре высокий худой человек с угловатым лицом открыл стеклянную дверь.
Дэн сказал:
— Я сельскохозяйственный агент графства. Разрешите зайти к вам на несколько минут?
— Простите, — сухо ответил Джонс. — Я очень занят и не смогу вас принять.
— Я тоже занят, — Дэн пыхнул в лицо Зеленому Джонсу облаком едкого дыма. — Не позднее сегодняшней ночи мне надо будет послать в Вашингтон доклад о состоянии посевов.
— А какое это имеет ко мне отношение? У меня нет никаких посевов, — нахмурился Джонс.
— Может, и нет. Может быть, это распространяется только на посевы других людей.
Во взгляде Джонса мелькнула тревога.
— Что вы имеете в виду? Дэн медленно ответил:
— Дело в том, что этим летом в нашей округе происходит что-то странное. Вернее, это тянется весь год, с того дня, как вы здесь появились. Деревья ходят, картошка прыгает, и вообще творится черт знает что.
Джонс сказал голосом человека, которому надоело все на свете:
— До меня долетали кое-какие из этих диких слухов.
— Это не дикие слухи. Сегодня днем я осмотрел посевы. Вся растительность вокруг Шоутак Центра будто сошла с ума. Немного подальше от центра идет полоса примерно в четверть мили, где эти явления прослеживаются слабее, а вне четко очерченного круга не обнаруживается никаких отклонений. Мне было достаточно взглянуть на карту, чтобы понять — центр круга находится именно здесь.
Зеленый Джонс оскорблено взглянул на Дэна и холодно сказал:
— Не хотите ли вы намекнуть, что я имею отношение к этим явлениям?
— Намекнуть? Черта с два! Я в этом уверен.
Джонс разглядывал агента со странным, но явным одобрением. Наконец, будто взвесив все за и против, он пожал плечами и сказал:
— Ваша взяла. Вы оказались неплохим сельским детективом. Видимо, я могу вам довериться. Не хочется, чтобы труд всей моей жизни был погублен за один день.
Он отступил на шаг.
— Заходите.
Гостиная была обставлена весьма скудно. Кроме дивана, нескольких стульев и письменного стола ее украшали лишь два портрета: Бэрбанка и Дарвина.
— Присаживайтесь, — сказал хозяин. Дэн опустился на стул, который тут же рассыпался под ним.
— Ой-ой-ой, как нехорошо, — воскликнул Джонс. — Это был такой хороший стул.
Дэн пересел на более основательный диван и громко высморкался с виноватым, но отнюдь не расстроенным видом. К сожалению, он тут же уронил свою сигару, которая прожгла дырку в толстом голубом ковре.
— О, мой прекрасный ковер! — с прискорбием произнес Джонс.
— Простите, — пробормотал Дэн.
— Ничего, чему быть, того не миновать.
— Тем более это относится к соседским урожаям, — Дэн ловко ввел разговор в прежнее русло. — Джонс, я не знаю, кто вы такой и как этого добились, но вы черт знает что натворили!
Джонс облокотился о камин. Издали доносилось заунывное жужжание. Хозяин дома задумчиво крутил золотой ключик на цепочке. Он казался равнодушным, даже рассеянным, и все же чувствовалось, что он находится во власти одной мысли.
— Мое настоящее имя не играет роли. Я ботаник. Несколько лет назад я пришел к выводу, что растительный мир обладает способностью к элементарным ощущениям, Это еще нельзя назвать разумом. Я обратил внимание на то, как корни деревьев пробираются к отдаленным подземным водосточным трубам. Я вспомнил о росянке, которая действует с почти человеческой изобретательностью. Она привлекает к себе насекомых, заманивает их в ловушку и пожирает.
Я пришел к убеждению, что способность к ощущениям характерна для всего растительного мира. Я понял, что пробуждение разума в растениях или хотя бы способности к движению будет величайшим достижением науки и благодеянием для всего человечества. Тогда растения, подобно животным, сами смогут отыскивать источники воды и, таким образом, не будут бояться засухи. Б этом направлении и развивались мои исследования. Мне не удавалось добиться ничего путного до тех пор, пока другие ученые не открыли, что под влиянием ультрафиолетового излучения и электрического освещения в ночное время зеленые побеги начинают расти вдвое быстрее. Физики обнаружили, что на растения действуют и различные типы космического излучения, вызывающие в них радикальные изменения. Два или три года назад я обнаружил, что универсальное излучение, впервые открытое Диманом, резко увеличивает активность растений. Я построил аппарат, способный улавливать и концентрировать это излучение. А когда я подверг облучению некоторые растения в оранжерее, они принялись расти как сумасшедшие. Тогда я решил поставить эксперимент на более широкой основе и купил эту ферму, потому что она расположена в изолированном районе. И в течение последнего года я бомбардировал растительность вокруг Шоутак Центра излучением Димана. Результаты вам известны — ненормальный рост, движущиеся растения и явное стремление к разумным действиям. Вот и все. Как видите, я раскрыл свои карты.
Дэн насупился.
— Вы уверяете, что лучи заставляют растения думать?
— Не знаю. Я только могу сказать, что излучение Димана всегда было необходимо для роста растений. Я доказал это, пытаясь вырастить цветы в изолированной от излучения теплице. Я понял, что достаточно сильное концентрированное излучение может привести к ненормальному развитию и ускорить эволюцию вида. Я пока только экспериментирую и регистрирую результаты опытов. На мой взгляд, это уже не инстинкты, но, пожалуй, назвать ото разумом еще рано.
— Но почему все произошло именно сегодня, если вы экспериментировали целый год?
Джонс пожал плечами.
— Учтите, я знаю ненамного больше вашего. Мне известно, почему произошли изменения, но, чтобы уяснить себе все факторы, нужны многолетние опыты. Возможно, мы приблизились к пограничной линии, по ту сторону которой находится неразумная растительность, подвергавшаяся постоянному, хоть и слабому воздействию. В растениях под влиянием излучения Димана накапливались изменения, пока вчера ночью они не достигли какого-то предела насыщения и не превратились в разумные.
— Я полагаю, что самое лучшее для вас сейчас — все это прекратить, — сказал Дэн.
Джонс взглянул на него с ужасом:
— Но эксперимент еще только начался! Подумайте о том, что получит человечество в результате моей работы! Возможно, будет изменен весь ход человеческой цивилизации.
— Да, — помрачнел Дэн. — Этого-то я и боюсь. Если это будет дальше продолжаться, никакой цивилизации не останется. Животным придется употреблять в пищу только других животных. Нам тоже не останется ничего, кроме животной пищи, а на этом долго не протянешь. Если урожай ложится на землю или уходит от вас, собрать его невозможно. Как же, по-вашему, мы будем жить?
Это ошеломило Зеленого Джонса. Несмотря ни на что, Дэн почувствовал к нему известную симпатию. Этот человек был явно искренен, и когда начинал свои опыты, наверняка хотел добра людям. Только ли он виноват в том, что результаты эксперимента оказались не такими, как он рассчитывал?
— Я и не предполагал, к чему это может привести.
Ботаник крутил в пальцах ключик, но мысли его были далеко. Дэн поднялся:
— Джонс, вы попали в переделку.
— Да?
— Ван Шлюйс не может похвастаться острым умом, многие другие ребята тоже, но рано или поздно они придут к той же мысли, что и я, вспомнив, как вы хихикали, когда он гонялся за картофельным кустом. Или они догадаются взглянуть на карту, И да поможет вам бог, когда парни явятся сюда, чтобы поговорить с вами всерьез. Вы погубили их урожай, и вам несдобровать.
Только тут ботаник впервые вернулся из мира грез на грешную землю. Он побледнел.
— Да, я вынужден признать, что ошибся. — На лице его блуждала тень улыбки. — И все же это было божественное зрелище, когда голландец гонялся за своей картошкой!
— Послушайтесь моего совета, уезжайте отсюда, пока не поздно, — резко сказал Дэн,
— Вы полагаете, что мои дела так плохи? Но не могу же я бросить, эксперимент, не доведя его до конца! — воскликнул ботаник дрожащим голосом.. — Да и как мне уехать? У меня машина сломалась.
— Если эксперимент вам дороже собственной шкуры, тогда я снимаю с себя всякую ответственность. Но я полагаю, что ваша эвакуация входит в круг моих официальных обязанностей. Если вы решите уехать сегодня ночью, я довезу вас до соседнего города на своей машине.
Джонс в задумчивости положил в карман золотой ключик. Казалось, он борется с самим собой.
— Где находится ваш излучатель? — спросил Дэн из любопытства.
— В соседней комнате. — Ученый больше не колебался. — Да, я попал в переделку. Но жалеть об этом поздно. Я принимаю ваше предложение. Если в моем распоряжении будет часа два, чтобы сложить мои записки и некоторые из личных вещей, я уеду.
— И вы прекратите все это?..
— Разумеется. Я обещаю вам. — Голос его звучал искренне. Дэн разбирался в людях и знал, что Джонс сдержит свое слово.
— Я вернусь ровно в десять. И советую вам больше никого не пускать в дом.
Окрыленный успехом, Дэн уехал. Он понял, что избавил сельское хозяйство графства Шоутак от грозившей ему опасности.
Странно было ехать по зачарованному лесу. Ночь была безлунной и безветренной. Недвижный воздух окутывал осенний мир прохладным сном. Природе не хватало лишь умиротворенности. Шуршали листья, и в черных кронах что-то шевелилось, со всех сторон доносилось непрестанное бормотание. Все растения будто ожили. Слышались голоса, принадлежащие неизвестно кому, непонятное шуршание. На Дэна нахлынули детские воспоминания о легендах про заколдованные леса, обиталища ведьм, про дриад на деревьях, гномов и карликов, которые живут в траве и под шляпками грибов. Может быть, когда-то, очень давно, излучение Димана было сильнее, мир был моложе и растениям были присущи движение и разум. А потом, с веками, способности эти были утеряны, и о них остались лишь туманные воспоминания. Джонс только вернул природе ее древние чары. Пока Дэп ехал через лес, причудливые образы и таинственные силы держали его в своей власти. И когда голоса и плач безликих созданий остались позади, а впереди зажглись огни городка, он почувствовал облегчение.
Вернувшись в контору и плотно затворив дверь, Дэн положил ноги на стол и стал курить сигару за сигарой. Маленькая настольная лампа не могла рассеять полумрак в комнате. Вскоре воздух стал затхлым и голубым от сигарного дыма. Сквозь полуприкрытые шторы Дэн видел тени людей за окном: спорящих фермеров, беспокойных старух, испуганных и потерявших надежду, растерянные лица, сильных и слабых, отупевших и разгневанных, и на всех лицах была печать горя, вызванного бунтом природы. Столкнувшись с событиями, не виданными в их жизни, они не смогли справиться с ними и тем более их понять. Единственное, на что они были способны, — укрыться в толпе себе подобных. Наигранное веселье городка, выпивка могли заглушить беспокойство: казалось, что люди черпали храбрость из общения друг с другом. Это была ночь драк, перебранок и яростных споров, ночь громких песен.
Дэн сложил руки на коленях. Он не хотел встречаться с людьми до тех пор, пока не выполнит своей задачи. Сегодня ночью кончится странная жатва, и завтра он сможет доложить о состоянии уборочных работ. Дэн очень устал. И он задремал, потому что принадлежал к числу тех счастливых смертных, которые могут спать в любой обстановке.
Груда земли все росла. Яма становилась все глубже. Но неуловимые клубни скрывались от преследующей их мотыги. От этого можно было сойти с ума. Наверно, под кустом была пещера не меньше, чем залив Зойдер-Зее. Туда еще свалишься вслед за кустом!
Его медленный мозг, проделав такую сложную работу, заставил его на минуту остановиться. Но нет. Десять лет он копает здесь землю и десять лет собирает урожай. Все это было очень странно. Питера мутило, будто с похмелья, но в нем проснулось упрямство. Это все козни черта. Черт пытается затащить его в преисподнюю. А может, весь мир сошел с ума? Или сам Питер?
Питер копал и отбрасывал землю, но заколдованный куст уходил вниз, словно крот. Куча земли превратилась в холм, и Питер оказался в глубокой яме. Картофельный куст зеленел у его ног. Питер уже добрался до слежавшегося песка. Он был зол и по-прежнему упрямился. Од копал, пока не онемели руки. Он сыпал проклятьями по-голландски и ругался по-английски. Он ворчал и чертыхался.
— Кто-то ушел с ума или я есть ушел с ума, — решил он наконец и без особой надежды попытался вырвать из земли убегающий куст.
— Боюсь, что вы столкнулись с какими-то трудностями. Разрешите вам помочь? — услышал он вежливый голос.
На краю ямы стоял незнакомец с живыми серыми глазами. На нем были старые джинсы, грязная ковбойка и помятая шляпа. Короткая трубка торчала во рту. Вокруг указательного пальца он лениво крутил кольцо цепочки, на которой болтался золотой ключик. У него было угловатое лицо и странная отметина — не шрам, а, вернее, след от ожога на левом виске. По этому пятну Питер угадал в нем новичка в этих краях, о котором ему уже приходилось слышать. Это он год назад купил ферму Хоффмана в районе Шоутакского Центра. Он расплачивался наличными и назывался странно — Зеленый Джонс.
— Спасипо, я справлюс, — огрызнулся Питер. — Картофель есть трудно копать в этот год.
У незнакомца от удивления челюсть отвисла.
— Вы хотите сказать, что копаете картошку? Так глубоко под землей?
Питер чувствовал себя крайне несчастным.
— Йа.
— Ну и глубоко вы ее сажаете! А почему бы вам не взяться за те кусты, что растут ближе к поверхности?
Питер мрачно взглянул на Зеленого Джонса, затем перевел взгляд на куст, вершина которого находилась уже в пяти футах от поверхности земли. Будь проклята эта картошка! Будь проклят незнакомец! Будь все проклято!
— Йа, — сказал он. — Помогите мне фыбраться наружу.
Зеленый Джонс протянул ему руку, закашлялся, когда Питер пыхнул ему в лицом дымом, но помог выбраться из ямы.
— Плаготарю за помош, — сказал Питер.
— Не стоит благодарности.
Питер подошел к соседнему кусту, поплевал на руки и врубил мотыгу на фут в землю. Куст тут же ушел на полтора фута вглубь. Питер взревел от гнева.
— Ого! — воскликнул зритель. У Питера молнии сыпались из глаз. Зеленый Джонс хмыкнул себе под нос и выдохнул клуб дыма.
— Как это вам удается, ума не приложу, — сказал он. — Но в жизни не видел ничего подобного.
И Зеленый Джонс ушел в прекрасном настроении, беззаботно вышагивая по дороге, оставив позади аромат табака и разгневанного голландца.
— Картофель! — рычал Питер. — Майн гот, все сошли с ума от шары.
Второй куст картофеля так же быстро уходил под землю. Таинственное погружение доконало Питера. И он побрел к дому, чтобы утопить свои беды в море шнапса.
Инцидент на ферме Лоринга отличался от других своей кратковременностью. Миссис Лоринг пожелала консервировать кукурузу. Лу Лоринг обещал жене привезти столько початков, что ей на всю зиму хватит. Выбрав свободную минутку, он позвал с собой свою дочь Марион и отправился на поле, где росла сладкая кукуруза.
Марион захватила с собой корзину, чтобы идти вслед за отцом и складывать туда початки.
Лу протянул руку и хотел сорвать початок.
Початок спрятался за стеблем. Кукуруза зловеще забормотала, и ее стебли, возвышавшиеся более чем на десять футов, затряслись.
Лу неуверенно последовал за початком. Тот тут же вернулся на старое место. Лу протер глаза. Марион взвизгнула и опрометью бросилась к дому.
Лу выругался и протянул руку к другому початку. Неужели весь стебель крутится? Или только початок отодвигается? А может, это ему мерещится? Зловещие звуки наполнили сердце Лу ужасом.
Между рядами кукурузы росли тыквы, виднелись кое-какие сорняки и кустик степной вишни. Лу наклонился, чтобы сорвать нижний початок, и чуть не наступил на кустик. Тот подпрыгнул и опустился неподалеку. Корни зашевелились, начали ввинчиваться в почву, и куст медленно выпрямился.
Насмотревшись на вертящиеся початки и прыгающие кустики, Лу понял, что ему придется денек отдохнуть и сходить к врачу, чтобы тот проверил его зрение. Так он и сделал.
Обитатели Шоутака проводили немало времени в магазине Энди. По субботам Энди неплохо зарабатывал, торгуя из-под полы минпесотской Чертовой дюжиной — так назывался сорт зерна, из которого он гнал отличный самогон. В остальные дни недели магазин пустовал, особенно в понедельник и во вторник. Но в тот вторник фермеры с утра начали осторожно стекаться к Энди. К полудню их собралось больше десятка. Энди не мог понять, что случилось, но торговля самогоном шла бойко. В магазине было достаточно скрипучих стульев, пустых бочек, поставленных на попа, и ящиков, чтобы усадить всех желающих.
Мрачность посетителей заинтриговала Энди.
— Как дела? — спросил он, когда вошел Эл Мейерс.
— Так себе.
Эл подхватил треснутый стакан, осушил его и поставил на стойку.
— Что-нибудь случилось?
— Ну… да нет.
— Выпей еще, старина.
— Не возражаю, — Эл одним глотком осушил второй стакан.
— Что-то ты плохо выглядишь, Эл.
В магазин ввалился Питер ван Шлюйс.
— Привет, Питер, ты чего не в поле?
Питер мрачно взглянул на Энди.
— Этот картофель, — пробормотал он. — Он есть как черт.
— Чего? — Энди навострил уши. Жгучий интерес охватил остальных присутствовавших.
— Йа. Я есть копал за один картошка, и я копал быстро, но картошка уходиль в семля быстрее. Йа. Я думай, што там есть дыра. Польшой, польшой пот эти картошка. А мошет быть, эта картошка есть заколтованный, или я есть сошел с ума, потому что солнце ошень горячий.
— Будь я проклят, — перебил его Эл. — А я-то думал, что мне мерещится. Послушайте!
И он рассказал о яблоневом саде, который ушел от него. Сначала он смущался и почти умолял фермеров поверить ему, по когда этот большой человек понял, что вопреки ожиданию никто над ним не посмеивается, он оживился, как ребенок, рассказывающий волшебную сказку.
— Так это твой парень промчался здесь как молния с пару часов назад в старой телеге? — спросил Энди.
— Ага, Хэнк смотался. Да я его и не виню. Я думаю, он не вернется.
Эд Фогель сидел мрачнее тучи.
— Я сейчас видел доктора Паркера. Он сказал мне, что Гуса утром хватил удар, когда он косил, но Гус выкарабкается. Только он ничего не скосил. Мы так и не смогли скосить ни колоска. Пшеница просто ложилась, а когда комбайн проезжал, снова вставала. Можно подумать, будто она живая и знает, что я хочу делать,
— Грош цена теперь моим яблокам, — сказал Эл, — После того как они разбросались, их так побило, что они и на сидр не годятся.
— Эдак никакого урожая нам не собрать, — задумчиво сказал Эд. — Разорились мы, вот что.
Его слова вызвали сочувственный отклик собравшихся.
До этой минуты ни один из фермеров не осознавал полностью размеров несчастья, обрушившегося на них. Каждый был занят лишь своими тревогами. Фантастический бунт растений казался тайной. Но слова Эда заставили их осознать, с чем им пришлось столкнуться. Если им всем это не померещилось, если они не сошли с ума и видели то, что видели, если им и дальше не удастся собирать урожай, тогда они все разорены. Им не заплатить долгов, не оплатить закладных. Им не купить даже самого необходимого. У них будет нечего есть и не на что купить семена.
— Меня и за миллион долларов не заставишь жрать эти прыгающие яблоки, — заявил Эл Мейерс, и он не притворялся.
— Ну, и как нам быть? — беспомощно спросил Эд. — Ни урожая, ни еды, ни денег. В этом году цены на все хорошие, но продать нечего.
Энди поглядел на них поверх очков в черепаховой оправе.
— А не пойти ли вам к Дэну Кроули?
— Правильная мысль, — согласился Эл, поднимаясь на ноги. — Пойдемте, парни?
— Давайте. Он же агент министерства сельского хозяйства.
К Кроули пришла толпа сумрачных людей.
— Спокойно, ребята, — сказал им Кроули. Он был толст и лыс. Нос его был подобен бугшприту, подбородок покрыт щетиной. Во рту торчала вонючая сигара. Он сидел, возложив ноги на конторский стол, и, выслушивая фермеров, испускал струи ядовитого дыма. Его выцветшие голубые глаза смотрели бесхитростно. Дэн Кроули казался безобидным, беспомощным и недалеким человеком. Но внешность его была обманчива. Голова у Дэна варила неплохо. Однако он не считал нужным утруждать себя без необходимости.
— Такие вот дела, — закончил Эл Мейерс. — Ну прямо хоть жги урожай на корню и сматывайся из графства на все четыре стороны.
— Зачем так, Эл! Ты же знаешь — я здесь для того, чтобы вам помогать.
— Йа, — вмешался Питер ван Шлюйс. — Што есть нам от этого хорошего?
— Немало хорошего. Успокойтесь. Я во всем разберусь. Дэн засунул большие пальцы рук под мышки и откинулся назад.
— У вас есть идея? — с надеждой спросил Питер.
— Конечно. Теперь идите по своим делам, а я подумаю. Все будет в порядке.
Дэн казался уверенным в себе. Фермеры ушли.
По мере того как появлялись все новые фермеры с рассказами о злых шутках, которые сыграла над ними природа, Шоутак Центром все более овладевало беспокойство. Магазин Энди гудел взволнованными и злыми голосами. Графство Шоутак населяют в основном крепкоголовые голландцы, скандинавы и немцы, осевшие на Среднем Западе во время великих переселенческих волн конца девятнадцатого века. Народ это консервативный, работящий и упрямый. Они цепляются за старые обычаи и суеверия, привезенные из Старого Света. В городе носились слухи о ведьмах, колдовстве, гномах, гоблинах и злых духах.
Что заставило взбунтоваться растения в Шоутаке? В других местах ничего подобного не наблюдалось. И что предпримет Дэн? Можно начать хотя бы с обследования полей.
Дэн покинул контору и в служебной машине поехал на поля.
Ярко светило солнце, и земля казалась покинутой — не было видно ни единого фермера. Жатва должна была быть в полном разгаре, но поля были безлюдны и недвижимы. Порой Дэну встречались косилки, жатки, комбайны, повозки, но людей возле них не было.
День был тихим: во время жатвы порой наступают такие спокойные, умиротворенные дни. Но поля, хоть и безлюдные, не были безмолвны. Время от времени Дэну казалось, будто на пшеничных полях, на лужайках что-то шевелится, он видел, как покачиваются головки клевера, и слышал, как бесчисленные слабые голоса несутся из травы и от грядок овощей. Роща словно плакала — это колебалось множество лепестков, листьев и травинок. Кусты сумаха и рябины, росшие вдоль пыльной дороги, раскачивались будто под ветром и трепетали без видимой причины.
Дэну было не по себе. Все лето он подмечал, что в природе происходят изменения, но теперь быстрый и зловещий характер этих изменений поражал своей завершенностью. Деревья, овощи таинственным образом обрели волю и способность к решениям. И отвергли владычество человека.
Всю вторую половину дня Дэн колесил по проселкам, трясся по следам, оставленным телегами, пока не объездил все графство Шоутак. И где бы он ни побывал, везде обнаруживал то же обманчивое спокойствие, шепот невидимых собеседников, трепетание стеблей и колосьев, хотя воздух был недвижим. Когда Дэн повернул обратно, солнце уже опускалось, и ему почудилось, что с заколдованных полей и зачарованных лесов зазвучали новые, более громкие голоса. Но он обратил внимание на одно обстоятельство.
Странные явления ограничивались долиной, окруженной холмами, посредине которой лежал Шоутак Центр.
Подходя к конторе, Дэн миновал группу людей, выслушивавших сагу о сбежавшей картошке Питера ван Шлюйса.
— Вот я там есть стою, на глубина пять фут, йа, и дер шеловек этот миштер Дшонс стоит поверх и смеется. Мошет, это очень смешно на похоронах тоше?
Дэн удивился — в самом деле, странно, чтобы нашелся человек, которого развеселило это зрелище. Он задумчиво проследовал в контору и остановился у стола, разглядывая лежавшие на нем бланки и анкеты.
Он отлично представлял себе, что случится, если он сообщит об этих событиях в Вашингтон. «Яблоневый сад Мейерса прошлой ночью покинул положенное место, и деревья спустились к пруду на ферме Хэгстрома, потому что им там больше понравилось». Затем надо будет написать о пшенице братьев Фогелей, которая не хотела, чтобы ее косили. «Какие меры мне следует принять? Жду ваших указаний». Или так: «Арбузы Эмили Тобер не желают, чтобы их срывали. Означает ли это, что она больше не пользуется льготами в соответствии с Программой Содействия Поддержанию Стабильных Цен на Арбузы?»
Нет, подумал Дэн. Как только он отправит такой официальный доклад, его немедленно уволят и заменят другим служащим. Единственное, что ему оставалось, — заняться дальнейшими исследованиями и выяснить, в чем же дело.
Он подошел к стене и принялся рассматривать большую карту графства Шоутак. На ней были показаны размер и расположение каждой фермы, типы и площади посевов различных культур. Он обвел карандашом приблизительные границы феномена. В центре круга оказалась ферма Зеленого Джонса. И Дэн решил нанести Джонсу визит.
Как только Дэн, миновав почтовый ящик с надписью «3. Джонс», свернул на дорожку, он обратил внимание на то, что земли вокруг фермы не обработаны. Джон не был фермером. На его полях росли лишь сорняки.
Дэн затормозил возле старого серого деревянного дома, окруженного вязами и кленами. В окнах нижнего этажа горел свет.
Со вздохом Дэн выбрался из машины и зажег очередную сигару. Он нажал на кнопку звонка, и вскоре высокий худой человек с угловатым лицом открыл стеклянную дверь.
Дэн сказал:
— Я сельскохозяйственный агент графства. Разрешите зайти к вам на несколько минут?
— Простите, — сухо ответил Джонс. — Я очень занят и не смогу вас принять.
— Я тоже занят, — Дэн пыхнул в лицо Зеленому Джонсу облаком едкого дыма. — Не позднее сегодняшней ночи мне надо будет послать в Вашингтон доклад о состоянии посевов.
— А какое это имеет ко мне отношение? У меня нет никаких посевов, — нахмурился Джонс.
— Может, и нет. Может быть, это распространяется только на посевы других людей.
Во взгляде Джонса мелькнула тревога.
— Что вы имеете в виду? Дэн медленно ответил:
— Дело в том, что этим летом в нашей округе происходит что-то странное. Вернее, это тянется весь год, с того дня, как вы здесь появились. Деревья ходят, картошка прыгает, и вообще творится черт знает что.
Джонс сказал голосом человека, которому надоело все на свете:
— До меня долетали кое-какие из этих диких слухов.
— Это не дикие слухи. Сегодня днем я осмотрел посевы. Вся растительность вокруг Шоутак Центра будто сошла с ума. Немного подальше от центра идет полоса примерно в четверть мили, где эти явления прослеживаются слабее, а вне четко очерченного круга не обнаруживается никаких отклонений. Мне было достаточно взглянуть на карту, чтобы понять — центр круга находится именно здесь.
Зеленый Джонс оскорблено взглянул на Дэна и холодно сказал:
— Не хотите ли вы намекнуть, что я имею отношение к этим явлениям?
— Намекнуть? Черта с два! Я в этом уверен.
Джонс разглядывал агента со странным, но явным одобрением. Наконец, будто взвесив все за и против, он пожал плечами и сказал:
— Ваша взяла. Вы оказались неплохим сельским детективом. Видимо, я могу вам довериться. Не хочется, чтобы труд всей моей жизни был погублен за один день.
Он отступил на шаг.
— Заходите.
Гостиная была обставлена весьма скудно. Кроме дивана, нескольких стульев и письменного стола ее украшали лишь два портрета: Бэрбанка и Дарвина.
— Присаживайтесь, — сказал хозяин. Дэн опустился на стул, который тут же рассыпался под ним.
— Ой-ой-ой, как нехорошо, — воскликнул Джонс. — Это был такой хороший стул.
Дэн пересел на более основательный диван и громко высморкался с виноватым, но отнюдь не расстроенным видом. К сожалению, он тут же уронил свою сигару, которая прожгла дырку в толстом голубом ковре.
— О, мой прекрасный ковер! — с прискорбием произнес Джонс.
— Простите, — пробормотал Дэн.
— Ничего, чему быть, того не миновать.
— Тем более это относится к соседским урожаям, — Дэн ловко ввел разговор в прежнее русло. — Джонс, я не знаю, кто вы такой и как этого добились, но вы черт знает что натворили!
Джонс облокотился о камин. Издали доносилось заунывное жужжание. Хозяин дома задумчиво крутил золотой ключик на цепочке. Он казался равнодушным, даже рассеянным, и все же чувствовалось, что он находится во власти одной мысли.
— Мое настоящее имя не играет роли. Я ботаник. Несколько лет назад я пришел к выводу, что растительный мир обладает способностью к элементарным ощущениям, Это еще нельзя назвать разумом. Я обратил внимание на то, как корни деревьев пробираются к отдаленным подземным водосточным трубам. Я вспомнил о росянке, которая действует с почти человеческой изобретательностью. Она привлекает к себе насекомых, заманивает их в ловушку и пожирает.
Я пришел к убеждению, что способность к ощущениям характерна для всего растительного мира. Я понял, что пробуждение разума в растениях или хотя бы способности к движению будет величайшим достижением науки и благодеянием для всего человечества. Тогда растения, подобно животным, сами смогут отыскивать источники воды и, таким образом, не будут бояться засухи. Б этом направлении и развивались мои исследования. Мне не удавалось добиться ничего путного до тех пор, пока другие ученые не открыли, что под влиянием ультрафиолетового излучения и электрического освещения в ночное время зеленые побеги начинают расти вдвое быстрее. Физики обнаружили, что на растения действуют и различные типы космического излучения, вызывающие в них радикальные изменения. Два или три года назад я обнаружил, что универсальное излучение, впервые открытое Диманом, резко увеличивает активность растений. Я построил аппарат, способный улавливать и концентрировать это излучение. А когда я подверг облучению некоторые растения в оранжерее, они принялись расти как сумасшедшие. Тогда я решил поставить эксперимент на более широкой основе и купил эту ферму, потому что она расположена в изолированном районе. И в течение последнего года я бомбардировал растительность вокруг Шоутак Центра излучением Димана. Результаты вам известны — ненормальный рост, движущиеся растения и явное стремление к разумным действиям. Вот и все. Как видите, я раскрыл свои карты.
Дэн насупился.
— Вы уверяете, что лучи заставляют растения думать?
— Не знаю. Я только могу сказать, что излучение Димана всегда было необходимо для роста растений. Я доказал это, пытаясь вырастить цветы в изолированной от излучения теплице. Я понял, что достаточно сильное концентрированное излучение может привести к ненормальному развитию и ускорить эволюцию вида. Я пока только экспериментирую и регистрирую результаты опытов. На мой взгляд, это уже не инстинкты, но, пожалуй, назвать ото разумом еще рано.
— Но почему все произошло именно сегодня, если вы экспериментировали целый год?
Джонс пожал плечами.
— Учтите, я знаю ненамного больше вашего. Мне известно, почему произошли изменения, но, чтобы уяснить себе все факторы, нужны многолетние опыты. Возможно, мы приблизились к пограничной линии, по ту сторону которой находится неразумная растительность, подвергавшаяся постоянному, хоть и слабому воздействию. В растениях под влиянием излучения Димана накапливались изменения, пока вчера ночью они не достигли какого-то предела насыщения и не превратились в разумные.
— Я полагаю, что самое лучшее для вас сейчас — все это прекратить, — сказал Дэн.
Джонс взглянул на него с ужасом:
— Но эксперимент еще только начался! Подумайте о том, что получит человечество в результате моей работы! Возможно, будет изменен весь ход человеческой цивилизации.
— Да, — помрачнел Дэн. — Этого-то я и боюсь. Если это будет дальше продолжаться, никакой цивилизации не останется. Животным придется употреблять в пищу только других животных. Нам тоже не останется ничего, кроме животной пищи, а на этом долго не протянешь. Если урожай ложится на землю или уходит от вас, собрать его невозможно. Как же, по-вашему, мы будем жить?
Это ошеломило Зеленого Джонса. Несмотря ни на что, Дэн почувствовал к нему известную симпатию. Этот человек был явно искренен, и когда начинал свои опыты, наверняка хотел добра людям. Только ли он виноват в том, что результаты эксперимента оказались не такими, как он рассчитывал?
— Я и не предполагал, к чему это может привести.
Ботаник крутил в пальцах ключик, но мысли его были далеко. Дэн поднялся:
— Джонс, вы попали в переделку.
— Да?
— Ван Шлюйс не может похвастаться острым умом, многие другие ребята тоже, но рано или поздно они придут к той же мысли, что и я, вспомнив, как вы хихикали, когда он гонялся за картофельным кустом. Или они догадаются взглянуть на карту, И да поможет вам бог, когда парни явятся сюда, чтобы поговорить с вами всерьез. Вы погубили их урожай, и вам несдобровать.
Только тут ботаник впервые вернулся из мира грез на грешную землю. Он побледнел.
— Да, я вынужден признать, что ошибся. — На лице его блуждала тень улыбки. — И все же это было божественное зрелище, когда голландец гонялся за своей картошкой!
— Послушайтесь моего совета, уезжайте отсюда, пока не поздно, — резко сказал Дэн,
— Вы полагаете, что мои дела так плохи? Но не могу же я бросить, эксперимент, не доведя его до конца! — воскликнул ботаник дрожащим голосом.. — Да и как мне уехать? У меня машина сломалась.
— Если эксперимент вам дороже собственной шкуры, тогда я снимаю с себя всякую ответственность. Но я полагаю, что ваша эвакуация входит в круг моих официальных обязанностей. Если вы решите уехать сегодня ночью, я довезу вас до соседнего города на своей машине.
Джонс в задумчивости положил в карман золотой ключик. Казалось, он борется с самим собой.
— Где находится ваш излучатель? — спросил Дэн из любопытства.
— В соседней комнате. — Ученый больше не колебался. — Да, я попал в переделку. Но жалеть об этом поздно. Я принимаю ваше предложение. Если в моем распоряжении будет часа два, чтобы сложить мои записки и некоторые из личных вещей, я уеду.
— И вы прекратите все это?..
— Разумеется. Я обещаю вам. — Голос его звучал искренне. Дэн разбирался в людях и знал, что Джонс сдержит свое слово.
— Я вернусь ровно в десять. И советую вам больше никого не пускать в дом.
Окрыленный успехом, Дэн уехал. Он понял, что избавил сельское хозяйство графства Шоутак от грозившей ему опасности.
Странно было ехать по зачарованному лесу. Ночь была безлунной и безветренной. Недвижный воздух окутывал осенний мир прохладным сном. Природе не хватало лишь умиротворенности. Шуршали листья, и в черных кронах что-то шевелилось, со всех сторон доносилось непрестанное бормотание. Все растения будто ожили. Слышались голоса, принадлежащие неизвестно кому, непонятное шуршание. На Дэна нахлынули детские воспоминания о легендах про заколдованные леса, обиталища ведьм, про дриад на деревьях, гномов и карликов, которые живут в траве и под шляпками грибов. Может быть, когда-то, очень давно, излучение Димана было сильнее, мир был моложе и растениям были присущи движение и разум. А потом, с веками, способности эти были утеряны, и о них остались лишь туманные воспоминания. Джонс только вернул природе ее древние чары. Пока Дэп ехал через лес, причудливые образы и таинственные силы держали его в своей власти. И когда голоса и плач безликих созданий остались позади, а впереди зажглись огни городка, он почувствовал облегчение.
Вернувшись в контору и плотно затворив дверь, Дэн положил ноги на стол и стал курить сигару за сигарой. Маленькая настольная лампа не могла рассеять полумрак в комнате. Вскоре воздух стал затхлым и голубым от сигарного дыма. Сквозь полуприкрытые шторы Дэн видел тени людей за окном: спорящих фермеров, беспокойных старух, испуганных и потерявших надежду, растерянные лица, сильных и слабых, отупевших и разгневанных, и на всех лицах была печать горя, вызванного бунтом природы. Столкнувшись с событиями, не виданными в их жизни, они не смогли справиться с ними и тем более их понять. Единственное, на что они были способны, — укрыться в толпе себе подобных. Наигранное веселье городка, выпивка могли заглушить беспокойство: казалось, что люди черпали храбрость из общения друг с другом. Это была ночь драк, перебранок и яростных споров, ночь громких песен.
Дэн сложил руки на коленях. Он не хотел встречаться с людьми до тех пор, пока не выполнит своей задачи. Сегодня ночью кончится странная жатва, и завтра он сможет доложить о состоянии уборочных работ. Дэн очень устал. И он задремал, потому что принадлежал к числу тех счастливых смертных, которые могут спать в любой обстановке.