— Это крайне маловероятно. Зачем ей такое устройство? Бомба была изготовлена специально для посылки в глубокий космос. Напротив, ракета, вероятно, битком набита предохранителями, гарантирующими, что она не взорвется без прямой команды из центра. А если риск и существует, то я иду на него — можно устроить так, чтобы «Индевор» был вне опасности.
— Не сомневаюсь, что вы действительно все обдумали, — только и ответил Нортон.
Идея была соблазнительной; особенно прельщала капитана мысль о том, как взбесятся меркуриане, и он дорого дал бы, чтобы увидеть их лица в момент, когда они осознают, что случилось с их игрушкой.
Однако у медали была и оборотная сторона, и она, оказалось, все разрасталась по мере того, как Нортон углублялся в раздумья. Он был поставлен перед необходимостью принять самое трудное решение во всей своей жизни. Но сказать так — значило преуменьшить до смешного. Решение, которое предстояло принять, было самым трудным из всех, с какими когда-либо доводилось сталкиваться любому командиру: от этого решения, возможно, зависело будущее человечества. Что, если меркуриане — допустим на мгновение — хоть отчасти правы?..
Посоветоваться с Землей не представлялось возможным: его уже предупреждали, что любое сообщение будет непременно перехвачено, хотя бы при помощи радиоаппаратуры, обслуживающей бомбу. Вся полнота ответственности ложилась на его плечи.
Он мог бы ничего не предпринимать, просто ждать, пока меркуриане не предложат уносить ноги. Однако как, бы это выглядело в глазах потомков? Нортона не столь уж заботила проблема посмертной славы или бесчестья, но тем не менее ему не улыбалось прослыть в веках соучастником космического преступления, которое он был в силах предотвратить.
А Борис подготовил безупречный план. Как и предполагал капитан, Родриго обдумал все детали, предусмотрел любые возможности вплоть до той, что бомба взорвется при первом прикосновении. Даже в этом случае «Индевор» не пострадает, прикрытый Рамой словно щитом. Что касается самого лейтенанта Родриго, перспектива мгновенного причисления к лику святых не смущала его ни в малейшей степени.
Но и в том случае, если бомбу удается благополучно обезвредить, это, пожалуй, еще далеко не конец. Меркуриане могут сделать новую попытку, если никто не изыщет способа остановить их. И все же будет выиграно две-три недели, и Рама минует перигелий, прежде чем его настигнет новая ракета. К тому времени, надо надеяться, опасения паникеров окажутся несостоятельными. Или наоборот…
Что толку уповать на логику, бесконечно перебирать взаимоисключающие варианты будущего? Так можно ходить по кругу до скончания веков. Пришло время прислушаться к внутреннему голосу.
— Ты прав, капитан, — прошептал он. — Человечество должно сберечь чистую совесть. Что бы ни говорили меркуриане, выжить — это еще не все…
По селектору Нортон вызвал лейтенанта Родриго.
Глава 40. «ДИВЕРСАНТ»
Глава 41. ГЕРОЙ
Глава 42. ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗАМОК
— Не сомневаюсь, что вы действительно все обдумали, — только и ответил Нортон.
Идея была соблазнительной; особенно прельщала капитана мысль о том, как взбесятся меркуриане, и он дорого дал бы, чтобы увидеть их лица в момент, когда они осознают, что случилось с их игрушкой.
Однако у медали была и оборотная сторона, и она, оказалось, все разрасталась по мере того, как Нортон углублялся в раздумья. Он был поставлен перед необходимостью принять самое трудное решение во всей своей жизни. Но сказать так — значило преуменьшить до смешного. Решение, которое предстояло принять, было самым трудным из всех, с какими когда-либо доводилось сталкиваться любому командиру: от этого решения, возможно, зависело будущее человечества. Что, если меркуриане — допустим на мгновение — хоть отчасти правы?..
Посоветоваться с Землей не представлялось возможным: его уже предупреждали, что любое сообщение будет непременно перехвачено, хотя бы при помощи радиоаппаратуры, обслуживающей бомбу. Вся полнота ответственности ложилась на его плечи.
Он мог бы ничего не предпринимать, просто ждать, пока меркуриане не предложат уносить ноги. Однако как, бы это выглядело в глазах потомков? Нортона не столь уж заботила проблема посмертной славы или бесчестья, но тем не менее ему не улыбалось прослыть в веках соучастником космического преступления, которое он был в силах предотвратить.
А Борис подготовил безупречный план. Как и предполагал капитан, Родриго обдумал все детали, предусмотрел любые возможности вплоть до той, что бомба взорвется при первом прикосновении. Даже в этом случае «Индевор» не пострадает, прикрытый Рамой словно щитом. Что касается самого лейтенанта Родриго, перспектива мгновенного причисления к лику святых не смущала его ни в малейшей степени.
Но и в том случае, если бомбу удается благополучно обезвредить, это, пожалуй, еще далеко не конец. Меркуриане могут сделать новую попытку, если никто не изыщет способа остановить их. И все же будет выиграно две-три недели, и Рама минует перигелий, прежде чем его настигнет новая ракета. К тому времени, надо надеяться, опасения паникеров окажутся несостоятельными. Или наоборот…
Что толку уповать на логику, бесконечно перебирать взаимоисключающие варианты будущего? Так можно ходить по кругу до скончания веков. Пришло время прислушаться к внутреннему голосу.
— Ты прав, капитан, — прошептал он. — Человечество должно сберечь чистую совесть. Что бы ни говорили меркуриане, выжить — это еще не все…
По селектору Нортон вызвал лейтенанта Родриго.
Глава 40. «ДИВЕРСАНТ»
Со скутера сняли все, без чего можно было обойтись, осталась голая рама, связывающая двигатели, рули и систему жизнеобеспечения. Выбросили даже сиденье второго пилота — ведь за каждый килограмм лишнего веса пришлось бы расплачиваться драгоценными секундами полетного времени.
Это была одна из причин, хотя и не главная, почему Родриго настаивал на том, чтобы идти в одиночку. Дело, говорил он, такое несложное, что помощники просто не нужны, а полет с пассажиром займет на две-три минуты больше. Облегченный скутер мог развить ускорение свыше одной трети; следовательно, расстояние от «Индевора» до бомбы можно покрыть за четыре минуты. В распоряжении «диверсанта» останется шесть — их хватит с избытком.
Отчалив от корабля, он оглянулся всего только раз, чтобы удостовериться, что «Индевор» снялся с центральной оси и тихо перемещается к краю северного торца цилиндра. К моменту, когда он доберется до бомбы, между нею и кораблем встанет толще Рамы.
Над полярным диском Родриго летел не торопясь. Спешить пока не было нужды: телекамеры, установленные на бомбе, не могли засечь его здесь, и следовало поберечь горючее. Затем он перевалил за изогнутую кромку цилиндра и увидел ракету.
Программу автоштурману он рассчитал заранее. Осталось лишь ввести ее в действие; скутер стремительно развернулся и через несколько секунд уже шел полным ходом. На миг померещилось, что обретенный заново вес раздробит все кости, но не прошло и минуты, как Родриго привык к нему.
Сто секунд с начала полета; пройдено почти полпути. До бомбы оставалось еще слишком далеко, чтобы различить детали, просто она все ярче горела на фоне черного неба. Небо было непривычным — ни одной звезды, ни блестящей Земли, ни ослепительной Венеры: их гасили темные светофильтры, защищавшие глаза от убийственного солнечного сияния.
Через две минуты десять секунд на контрольной панели зарделся мигающий огонек, тяга упала до нуля, и скутер перевернулся на 180 градусов. Двигатели вновь включились на полную мощность, но уже не разгоняя, а тормозя суденышко в том же сумасшедшем темпе. До бомбы двадцать пять километров — это еще две минуты. Он развил скорость до полутора тысяч километров в час — цифра для космического скутера рекордная. Но и выпавшая на долю Родриго миссия — не какая-нибудь заурядная рекогносцировка, в этом сомневаться не приходилось.
Бомба росла на глазах; он уже видел главную антенну, неотрывно следящую за неразличимой звездочкой Меркурия. Три минуты назад эта антенна со скоростью света послала своим хозяевам изображение приближающегося скутера. Но пройдет еще две минуты, прежде чем изображение достигнет цели.
Что же, спрашивается, предпримут меркуриане, завидя скутер? Разумеется, оцепенеют от ужаса, поняв, что он приблизился к бомбе на несколько минут раньше, чем они узнали о его существовании. Наблюдатель у экрана, вероятно, прежде всего свяжется с властями — на это уйдет еще какое-то время. Но даже в худшем случае, если дежурный офицер уполномочен дать команду на взрыв и нажмет на кнопку тотчас же — понадобится еще пять минут, чтобы сигнал вернулся сюда.
Родриго не стал бы заключать пари, но внутренне он был совершенно уверен, что такой незамедлительной реакции не последует. Меркуриане трижды подумают, прежде чем решиться уничтожить разведчика, посланного «Индевором», даже если догадаются о его намерениях. Вначале они попытаются вступить в переговоры — и это означает новую отсрочку.
Для колебаний есть и другая, еще более веская причина: вряд ли меркуриане захотят извести гигатонную бомбу на какой-то скутер. Взорванная так далеко от Рамы, она не причинит ему ни малейшего вреда. Значит, меркуриане обязательно попытаются пододвинуть ее поближе. Право же, у него, у Родриго, уйма времени… Но рассчитывать все равно следует на самое худшее. Он должен действовать так, словно сигнал к взрыву придет в кратчайший возможный срок — ровно через пять минут.
Бомба представляла собой цилиндр длиной метров десять и диаметром примерно три метра. С ракетой-носителем бомбу связывало переплетение коротких двутавровых балок. Все балки отходили от носителя под прямым углом, и бомба зловеще напоминала молот, поднятый для удара, С обоих концов бомбы свисали связки экранированных кабелей; они убегали под ее корпус и исчезали где-то в недрах носителя. Значит, все управление и контроль осуществлялись оттуда — на самой бомбе не было никаких антенн. Оставалось лишь перерезать эти две связки — и она превратилась в безобидную груду мертвого металла.
В общем-то именно этого он и ожидал, и все-таки задача выглядела слишком уж простой. Бросил взгляды на часы — пройдет еще тридцать секунд, прежде чем меркуриане узнают о его существовании, даже если они не отрывают глаз от экрана и заметят его в тот самый момент,»когда он обогнул торец Рамы. В течение целых пяти минут никто в целом мире не в силах ему помешать — и можно ручаться, что времени в запасе гораздо больше…
Как только скутер окончательно остановился, Родриго прикрепил его к ближайшей балке. На это ушло всего несколько секунд, инструменты давно были наготове, и он выбросился из кресла пилота.
Тяжелые кусачки рассекали кабель без труда. Отделяя первые проволочные пряди, Родриго не задумывался о геенне огненной, запертой в считанных сантиметрах от его рук: если ему суждено выпустить силы ада на волю, он не успеет и узнать об этом…
Он опять взглянул на часы — вся операция заняла меньше минуты, он вполне укладывался в график. Теперь хвостовой кабель — и можно отправляться домой на виду у обескураженных и разгневанных меркуриан.
Но едва он притронулся ко второму пучку кабелей, как ощутил пальцами слабую вибрацию металла. Озадаченный, он оглянулся и ощупал глазами тело ракеты. Один из вспомогательных двигателей, ведающих ее ориентацией в пространстве, был окружен характерным сине-фиолетовым ореолом раскаленной плазмы. Бомба собралась двинуться в путь.
Радиограмма с Меркурия была лаконичной и непререкаемой. Пришла она через две минуты после того, как Родриго скрылся за кромкой цилиндра Рамы.
Командиру корабля «Индевор».
Меркурий-Инферно-Уэст предлагает вам с получением
настоящей радиограммы покинуть окрестности Рамы. В вашем
распоряжении один час. Рекомендуем взлет с максимальным
ускорением в направлении оси вращения. Подтвердите прием.
Конец.
Вначале Нортон просто не поверил своим глазам, потом рассердился. Он поймал себя на ребяческом побуждении радировать в ответ, что весь экипаж работает внутри Рамы и что на эвакуацию потребуются часы и часы. Но этим он, конечно, ничего бы не добился, разве что проверил бы, сильна ли воля и крепки ли нервы у меркуриан.
Но почему они решили перейти рубикон за несколько дней до перигелия? Быть может, давление общественного мнения возросло настолько, что они предпочли поставить остальную часть человечества перед свершившимся фактором? Маловероятно; подобная чувствительность не в их натуре…
Отозвать Родриго он не мог, даже если захотел бы: скутер находится в радиотени Рамы, и связи с ним не будет до тех пор, пока не восстановится прямая видимость. А этого не случится до самого завершения» диверсии»— или до ее провала.
Первым чувством Родриго, когда бомба пришла в движение, был не физический страх, а нечто большее. До сих пор он верил, что Вселенная повинуется строгим законам, перед которыми склоняется все и вся, даже бог, а тем паче какие-то меркуриане. Ни один приказ нельзя передать быстрее скорости света; скутер заведомо обогнал на целых пять минут любую встречную акцию, любое решение. Значит, это все-таки совпадение — фантастическое, смертельно опасное, но только совпадение.
А может, это автоматическая коррекция для устранения, какой-нибудь местный перегрев? Температура поверхностных слоев металла местами приближалась к полутора тысячам градусов, и Родриго старался держаться в тени…
Но вслед за первым двигателем заработал и второй, уравновешивая возникшее было вращение. Бомба нацеливалась точно на Раму. Бессмысленно вопрошать, почему это случилось именно в данный момент. Одно обстоятельство играло ему на руку: бомба разгонялась с невысоким ускорением.
Родриго проверил захваты, крепящие скутер к опорным балкам, и собственный страховочный пояс. Означает ли этот маневр, что меркуриане намерены взорвать бомбу без предупреждения, не дав «Индевору» времени на спасение? Это казалось невероятным: совершеннейшее безумие, сознательный вызов всей Солнечной системе. Что заставило их преступить клятву, данную их полномочным послом?
Вторая радиограмма с Меркурия появилась на десять минут позднее: они продлили срок ультиматума — в распоряжении Нортона по-прежнему оставался один час. И очевидно, что они, прежде чем повторить свой приказ, дали «Индевору» время на ответ.
Однако теперь в их расчеты вмешался новый фактор: теперь они уже заметили Родриго и, вероятно, предприняли какие-то решительные действия. Надо думать, их директивы уже в пути. С секунды на секунду радиоволны достигнут ракеты…
Придется готовиться к старту. В любую секунду заполняющая небо громада Рамы может раскалиться по краям и вспыхнуть недолгим яростным сиянием, затмевающим самое Солнце.
Когда заговорил главный двигатель, Родриго был привязан вполне надежно. Двигатель проработал всего двадцать секунд — и смолк. Родриго проделал в уме быстрый подсчет: приращение скорости не могло оказаться больше пятнадцати километров в час. Понадобится час с лишним, чтобы бомба подошла к Раме вплотную; пожалуй, меркуриане просто решили пододвинуть ее поближе, чтобы при необходимости быстрее поразить цель. Если так, то это разумная предосторожность. Разумная, но слишком запоздалая.
Родриго вновь взглянул на часы, хотя за последние минуты чувство времени обострилось у него настолько, что почти не нуждалось в проверке. На Меркурии уже увидели, что он целеустремленно подбирается к бомбе, что их разделяют какие-то полтора-два километра. Насчет его намерений у них наверняка не возникло и тени сомнения; скорее всего там сейчас гадают, осуществил он их или еще не успел…
Второй пучок кабелей подался так же легко, как и первый. Он обезвредил бомбу, чтобы ее нельзя было взорвать дистанционным приказом. Но оставалась иная возможность, которой тоже не следовало пренебрегать. Отсутствие на бомбе внешних взрывателей еще не означало, что нет и взрывателей встроенных, способных на детонацию при ударе.
Пройдет пять минут — ив центре управления, скрытом где-то на Меркурии, увидят, как он сползает по балкам обратно к ракете, сжимая в руке скромных размеров кусачки, обезвредившие мощное оружие. Родриго с трудом преодолевал искушение помахать ими перед телекамерой, но решил, что это ниже его достоинства; в конце концов, он делает историю, и в грядущие годы эту сцену будут наблюдать миллионы и миллионы людей. Если, конечно, меркуриане не уничтожат запись в припадке бессильной злобы, однако он лично вряд ли вправе осуждать их.
Добравшись до антенны дальнего действия, он перебирал руками по стойкам, пока не подплыл к самой ее чаше. Его верные кусачки шутя справлялись со сложной подводкой, с легкостью перерезая кабели и волноводы. Едва он рассек последнюю из стальных нитей, антенна принялась медленно вращаться на оси; вращение испугало его своей неожиданностью, но потом он понял, что нарушил систему автоматической ориентации на Меркурий.
Родриго вернулся на скутер, отпустил захваты и, развернув суденышко, уперся передним бампером в корпус ракеты, ближе к предполагаемому центру массы. Затем дал полную тягу и поддерживал ее добрых двадцать секунд. Потом Родриго сбросил тягу до нуля и замерил параметры движения бомбы. Она, бесспорно, разминется с Рамой, и разминется далеко.
Это была одна из причин, хотя и не главная, почему Родриго настаивал на том, чтобы идти в одиночку. Дело, говорил он, такое несложное, что помощники просто не нужны, а полет с пассажиром займет на две-три минуты больше. Облегченный скутер мог развить ускорение свыше одной трети; следовательно, расстояние от «Индевора» до бомбы можно покрыть за четыре минуты. В распоряжении «диверсанта» останется шесть — их хватит с избытком.
Отчалив от корабля, он оглянулся всего только раз, чтобы удостовериться, что «Индевор» снялся с центральной оси и тихо перемещается к краю северного торца цилиндра. К моменту, когда он доберется до бомбы, между нею и кораблем встанет толще Рамы.
Над полярным диском Родриго летел не торопясь. Спешить пока не было нужды: телекамеры, установленные на бомбе, не могли засечь его здесь, и следовало поберечь горючее. Затем он перевалил за изогнутую кромку цилиндра и увидел ракету.
Программу автоштурману он рассчитал заранее. Осталось лишь ввести ее в действие; скутер стремительно развернулся и через несколько секунд уже шел полным ходом. На миг померещилось, что обретенный заново вес раздробит все кости, но не прошло и минуты, как Родриго привык к нему.
Сто секунд с начала полета; пройдено почти полпути. До бомбы оставалось еще слишком далеко, чтобы различить детали, просто она все ярче горела на фоне черного неба. Небо было непривычным — ни одной звезды, ни блестящей Земли, ни ослепительной Венеры: их гасили темные светофильтры, защищавшие глаза от убийственного солнечного сияния.
Через две минуты десять секунд на контрольной панели зарделся мигающий огонек, тяга упала до нуля, и скутер перевернулся на 180 градусов. Двигатели вновь включились на полную мощность, но уже не разгоняя, а тормозя суденышко в том же сумасшедшем темпе. До бомбы двадцать пять километров — это еще две минуты. Он развил скорость до полутора тысяч километров в час — цифра для космического скутера рекордная. Но и выпавшая на долю Родриго миссия — не какая-нибудь заурядная рекогносцировка, в этом сомневаться не приходилось.
Бомба росла на глазах; он уже видел главную антенну, неотрывно следящую за неразличимой звездочкой Меркурия. Три минуты назад эта антенна со скоростью света послала своим хозяевам изображение приближающегося скутера. Но пройдет еще две минуты, прежде чем изображение достигнет цели.
Что же, спрашивается, предпримут меркуриане, завидя скутер? Разумеется, оцепенеют от ужаса, поняв, что он приблизился к бомбе на несколько минут раньше, чем они узнали о его существовании. Наблюдатель у экрана, вероятно, прежде всего свяжется с властями — на это уйдет еще какое-то время. Но даже в худшем случае, если дежурный офицер уполномочен дать команду на взрыв и нажмет на кнопку тотчас же — понадобится еще пять минут, чтобы сигнал вернулся сюда.
Родриго не стал бы заключать пари, но внутренне он был совершенно уверен, что такой незамедлительной реакции не последует. Меркуриане трижды подумают, прежде чем решиться уничтожить разведчика, посланного «Индевором», даже если догадаются о его намерениях. Вначале они попытаются вступить в переговоры — и это означает новую отсрочку.
Для колебаний есть и другая, еще более веская причина: вряд ли меркуриане захотят извести гигатонную бомбу на какой-то скутер. Взорванная так далеко от Рамы, она не причинит ему ни малейшего вреда. Значит, меркуриане обязательно попытаются пододвинуть ее поближе. Право же, у него, у Родриго, уйма времени… Но рассчитывать все равно следует на самое худшее. Он должен действовать так, словно сигнал к взрыву придет в кратчайший возможный срок — ровно через пять минут.
Бомба представляла собой цилиндр длиной метров десять и диаметром примерно три метра. С ракетой-носителем бомбу связывало переплетение коротких двутавровых балок. Все балки отходили от носителя под прямым углом, и бомба зловеще напоминала молот, поднятый для удара, С обоих концов бомбы свисали связки экранированных кабелей; они убегали под ее корпус и исчезали где-то в недрах носителя. Значит, все управление и контроль осуществлялись оттуда — на самой бомбе не было никаких антенн. Оставалось лишь перерезать эти две связки — и она превратилась в безобидную груду мертвого металла.
В общем-то именно этого он и ожидал, и все-таки задача выглядела слишком уж простой. Бросил взгляды на часы — пройдет еще тридцать секунд, прежде чем меркуриане узнают о его существовании, даже если они не отрывают глаз от экрана и заметят его в тот самый момент,»когда он обогнул торец Рамы. В течение целых пяти минут никто в целом мире не в силах ему помешать — и можно ручаться, что времени в запасе гораздо больше…
Как только скутер окончательно остановился, Родриго прикрепил его к ближайшей балке. На это ушло всего несколько секунд, инструменты давно были наготове, и он выбросился из кресла пилота.
Тяжелые кусачки рассекали кабель без труда. Отделяя первые проволочные пряди, Родриго не задумывался о геенне огненной, запертой в считанных сантиметрах от его рук: если ему суждено выпустить силы ада на волю, он не успеет и узнать об этом…
Он опять взглянул на часы — вся операция заняла меньше минуты, он вполне укладывался в график. Теперь хвостовой кабель — и можно отправляться домой на виду у обескураженных и разгневанных меркуриан.
Но едва он притронулся ко второму пучку кабелей, как ощутил пальцами слабую вибрацию металла. Озадаченный, он оглянулся и ощупал глазами тело ракеты. Один из вспомогательных двигателей, ведающих ее ориентацией в пространстве, был окружен характерным сине-фиолетовым ореолом раскаленной плазмы. Бомба собралась двинуться в путь.
Радиограмма с Меркурия была лаконичной и непререкаемой. Пришла она через две минуты после того, как Родриго скрылся за кромкой цилиндра Рамы.
Командиру корабля «Индевор».
Меркурий-Инферно-Уэст предлагает вам с получением
настоящей радиограммы покинуть окрестности Рамы. В вашем
распоряжении один час. Рекомендуем взлет с максимальным
ускорением в направлении оси вращения. Подтвердите прием.
Конец.
Вначале Нортон просто не поверил своим глазам, потом рассердился. Он поймал себя на ребяческом побуждении радировать в ответ, что весь экипаж работает внутри Рамы и что на эвакуацию потребуются часы и часы. Но этим он, конечно, ничего бы не добился, разве что проверил бы, сильна ли воля и крепки ли нервы у меркуриан.
Но почему они решили перейти рубикон за несколько дней до перигелия? Быть может, давление общественного мнения возросло настолько, что они предпочли поставить остальную часть человечества перед свершившимся фактором? Маловероятно; подобная чувствительность не в их натуре…
Отозвать Родриго он не мог, даже если захотел бы: скутер находится в радиотени Рамы, и связи с ним не будет до тех пор, пока не восстановится прямая видимость. А этого не случится до самого завершения» диверсии»— или до ее провала.
Первым чувством Родриго, когда бомба пришла в движение, был не физический страх, а нечто большее. До сих пор он верил, что Вселенная повинуется строгим законам, перед которыми склоняется все и вся, даже бог, а тем паче какие-то меркуриане. Ни один приказ нельзя передать быстрее скорости света; скутер заведомо обогнал на целых пять минут любую встречную акцию, любое решение. Значит, это все-таки совпадение — фантастическое, смертельно опасное, но только совпадение.
А может, это автоматическая коррекция для устранения, какой-нибудь местный перегрев? Температура поверхностных слоев металла местами приближалась к полутора тысячам градусов, и Родриго старался держаться в тени…
Но вслед за первым двигателем заработал и второй, уравновешивая возникшее было вращение. Бомба нацеливалась точно на Раму. Бессмысленно вопрошать, почему это случилось именно в данный момент. Одно обстоятельство играло ему на руку: бомба разгонялась с невысоким ускорением.
Родриго проверил захваты, крепящие скутер к опорным балкам, и собственный страховочный пояс. Означает ли этот маневр, что меркуриане намерены взорвать бомбу без предупреждения, не дав «Индевору» времени на спасение? Это казалось невероятным: совершеннейшее безумие, сознательный вызов всей Солнечной системе. Что заставило их преступить клятву, данную их полномочным послом?
Вторая радиограмма с Меркурия появилась на десять минут позднее: они продлили срок ультиматума — в распоряжении Нортона по-прежнему оставался один час. И очевидно, что они, прежде чем повторить свой приказ, дали «Индевору» время на ответ.
Однако теперь в их расчеты вмешался новый фактор: теперь они уже заметили Родриго и, вероятно, предприняли какие-то решительные действия. Надо думать, их директивы уже в пути. С секунды на секунду радиоволны достигнут ракеты…
Придется готовиться к старту. В любую секунду заполняющая небо громада Рамы может раскалиться по краям и вспыхнуть недолгим яростным сиянием, затмевающим самое Солнце.
Когда заговорил главный двигатель, Родриго был привязан вполне надежно. Двигатель проработал всего двадцать секунд — и смолк. Родриго проделал в уме быстрый подсчет: приращение скорости не могло оказаться больше пятнадцати километров в час. Понадобится час с лишним, чтобы бомба подошла к Раме вплотную; пожалуй, меркуриане просто решили пододвинуть ее поближе, чтобы при необходимости быстрее поразить цель. Если так, то это разумная предосторожность. Разумная, но слишком запоздалая.
Родриго вновь взглянул на часы, хотя за последние минуты чувство времени обострилось у него настолько, что почти не нуждалось в проверке. На Меркурии уже увидели, что он целеустремленно подбирается к бомбе, что их разделяют какие-то полтора-два километра. Насчет его намерений у них наверняка не возникло и тени сомнения; скорее всего там сейчас гадают, осуществил он их или еще не успел…
Второй пучок кабелей подался так же легко, как и первый. Он обезвредил бомбу, чтобы ее нельзя было взорвать дистанционным приказом. Но оставалась иная возможность, которой тоже не следовало пренебрегать. Отсутствие на бомбе внешних взрывателей еще не означало, что нет и взрывателей встроенных, способных на детонацию при ударе.
Пройдет пять минут — ив центре управления, скрытом где-то на Меркурии, увидят, как он сползает по балкам обратно к ракете, сжимая в руке скромных размеров кусачки, обезвредившие мощное оружие. Родриго с трудом преодолевал искушение помахать ими перед телекамерой, но решил, что это ниже его достоинства; в конце концов, он делает историю, и в грядущие годы эту сцену будут наблюдать миллионы и миллионы людей. Если, конечно, меркуриане не уничтожат запись в припадке бессильной злобы, однако он лично вряд ли вправе осуждать их.
Добравшись до антенны дальнего действия, он перебирал руками по стойкам, пока не подплыл к самой ее чаше. Его верные кусачки шутя справлялись со сложной подводкой, с легкостью перерезая кабели и волноводы. Едва он рассек последнюю из стальных нитей, антенна принялась медленно вращаться на оси; вращение испугало его своей неожиданностью, но потом он понял, что нарушил систему автоматической ориентации на Меркурий.
Родриго вернулся на скутер, отпустил захваты и, развернув суденышко, уперся передним бампером в корпус ракеты, ближе к предполагаемому центру массы. Затем дал полную тягу и поддерживал ее добрых двадцать секунд. Потом Родриго сбросил тягу до нуля и замерил параметры движения бомбы. Она, бесспорно, разминется с Рамой, и разминется далеко.
Глава 41. ГЕРОЙ
— Дорогая, — начал диктовать Нортон, — вся эта чепуха задержала нас на сутки с лишним, зато наконец-то дала мне возможность потолковать с тобой… Я все еще на корабле, но он уже возвращается к своей стоянке у полярной оси. Час назад мы подобрали Бориса, вид у него был такой, словно он просто вернулся с дежурства после спокойной вахты, Думаю, что на Меркурии ни мне, ни ему теперь никогда не бывать, и могу только гадать, как нас встретит Земля — как героев или как негодяев. Совесть моя чиста: я уверен, что мы поступили правильно. Интересно, дождемся ли мы хоть когда-нибудь благодарности от самих раман?..
Задерживаться здесь мы можем теперь не дольше, чем на два дня: у нас нет километровой брони, оберегающей нас от Солнца. Корпус корабля местами уже раскален до опасных пределов, и нам пришлось выставить защитные экраны. Извини, не хочу докучать тебе своими заботами…
Времени осталось как раз на один последний поход в глубь Рамы, и я намерен выжать из этого похода максимум. Не волнуйся — я ничем не рискую…
Он остановил запись. По правде сказать, такое заявление можно было принять разве что с натяжкой. В пределах Рамы опасность и неуверенность неизбежно сопровождали каждый шаг, перед лицом недоступных пониманию сил ни один человек не смел чувствовать себя, как дома. А в этом последнем походе он решил рискнуть чуть больше, чем прежде.
— Через сорок восемь часов наша миссия будет завершена. Что потом, до сих пор неясно: на пути сюда мы сожгли фактически все свое топливо. Я не знаю, успеет ли танкер встретиться с нами вовремя, чтобы мы сумели вернуться на Землю, или нам придется садиться на Марс. Так или иначе, к Новому году буду с вами. Передай малышу, что не могу, к сожалению, привезти ему детеныша биота — таких, увы, в природе не существует…
Чувствуем себя хорошо, только очень устали, Я заслужил продолжительный отпуск, и мы с тобой постараемся наверстать потерянное время. Можешь смело считать, что вышла замуж за героя. Многие ли жены вправе утверждать, что их мужьям довелось спасти целый мир?..
Как всегда, прежде чем снимать с пленки копию, он внимательно прослушал ее и удостоверился, что текст приемлем для обеих семей. Он даже приблизительно не знал, какую из них увидит первой: обычно его личное расписание составлялось по крайней мере на год вперед в соответствии с неумолимым движением самих планет.
Задерживаться здесь мы можем теперь не дольше, чем на два дня: у нас нет километровой брони, оберегающей нас от Солнца. Корпус корабля местами уже раскален до опасных пределов, и нам пришлось выставить защитные экраны. Извини, не хочу докучать тебе своими заботами…
Времени осталось как раз на один последний поход в глубь Рамы, и я намерен выжать из этого похода максимум. Не волнуйся — я ничем не рискую…
Он остановил запись. По правде сказать, такое заявление можно было принять разве что с натяжкой. В пределах Рамы опасность и неуверенность неизбежно сопровождали каждый шаг, перед лицом недоступных пониманию сил ни один человек не смел чувствовать себя, как дома. А в этом последнем походе он решил рискнуть чуть больше, чем прежде.
— Через сорок восемь часов наша миссия будет завершена. Что потом, до сих пор неясно: на пути сюда мы сожгли фактически все свое топливо. Я не знаю, успеет ли танкер встретиться с нами вовремя, чтобы мы сумели вернуться на Землю, или нам придется садиться на Марс. Так или иначе, к Новому году буду с вами. Передай малышу, что не могу, к сожалению, привезти ему детеныша биота — таких, увы, в природе не существует…
Чувствуем себя хорошо, только очень устали, Я заслужил продолжительный отпуск, и мы с тобой постараемся наверстать потерянное время. Можешь смело считать, что вышла замуж за героя. Многие ли жены вправе утверждать, что их мужьям довелось спасти целый мир?..
Как всегда, прежде чем снимать с пленки копию, он внимательно прослушал ее и удостоверился, что текст приемлем для обеих семей. Он даже приблизительно не знал, какую из них увидит первой: обычно его личное расписание составлялось по крайней мере на год вперед в соответствии с неумолимым движением самих планет.
Глава 42. ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗАМОК
— А ты совсем-совсем не боишься, — задумчиво спросил Карл Мерсер, — что биоты попробуют остановить нас?
— Не исключено. Собственно, это один из вопросов, на которые я хотел бы найти ответ. Слушай, что ты на меня так уставился?..
Мерсер смотрел на Нортона с затаенной усмешкой: такая усмешка появлялась у Карла на лице всякий раз, когда ему на ум приходило какое-то острое словцо, — иногда он изрекал это словцо, а иногда и нет…
— Уж не вообразил ли ты, шкипер, что стал на Раме владыкой? До сих пор ты категорически пресекал все попытки проникнуть в здание. Чему мы обязаны переменой в твоем настроении? Меркуриане подсказали новую тактику?
Нортон расхохотался, но тут же сдержал себя. Вопрос с подвохом, и он не был уверен, что самый очевидный из ответов окажется самым правильным.
— Это наш последний шанс, если даже нас вынудят к отступлению, мы ничего не теряем… Биоты никогда не проявляли к нам вражды. Если уж придется драпать, кроме пауков, нас никто и не догонит.
— Ты можешь драпать, если хочешь, а я намерен удалиться с достоинством. Я понял, почему биоты ведут себя с нами так вежливо.
— Тебе не кажется, что для новой теории у нас уже нет времени?
— Тем не менее выслушай. Они считают нас раманами. Просто-напросто не видят разницы между одним существом, поглощающим кислород, и другим.
— Может, ты и прав. Но без набега на Лондон этого тоже не выяснить…
Пустынные улицы Лондона казались полными угроз, хотя он прекрасно осознавал, что страхи порождены его собственной совестью. Он не думал, что в строениях без окон прячутся настороженные обитатели, которые хлынут свирепыми ордами, едва пришельцы поднимут руку на их собственность. Всем было ясно, что Лондон — как и остальные «города»— представляет собой лишь своеобразный склад.
Но возникали и страхи иного рода, однако более обоснованные. Резкий запах окиси азота — в луче лазерного ножа горело все — затем пронзительное шипение, как только огненное лезвие коснулось металла. За минуты нож вырезал плиту в рост человека.
Майрон повременил, но плита не шелохнулась; постучал по ней сначала легонько, потом сильнее, наконец ударил изо всех сил. Плита рухнула внутрь с гулким раскатистым звоном. И вновь, как и в первые дни знакомства с Рамой, Нортон представил себя археологом, вскрывающим древнеегипетскую гробницу. Он не ждал увидеть груды золота, но ему не терпелось шагнуть в отверстие с фонарем в руке.
Хрустальный замок — таково было первое впечатление. Ряды прозрачных вертикальных колонн, толщиной около метра каждая, а высотой от пола до потолка, убегали от него в темноту, куда не мог проникнуть луч фонаря. Нортон подошел к ближайшей колонне и посветил в ее глубину.
— Очень красиво, — заявил практичный Мерсер, — но кому нужен лес стеклянных столбов?
Добравшись до соседней колонны, которая выглядела точно так же, как и предыдущая, он услышал удивленное восклицание Мерсера;
— Колонна была пуста, а теперь там что-то есть…
Нортон стремительно обернулся.
— Где? Ничего не вижу…
Он смотрел в направлении, куда указывал Мерсер, но по-прежнему видел только совершенно прозрачную колонну.
— Не видишь? — недоверчиво спросил Мерсер. — Обойди с этой стороны. Дьявол, теперь и я потерял его из виду…
— Что здесь происходит? — осведомился Колверт.
Прошло несколько минут, прежде чем что-то для них прояснилось.
Колонны казались прозрачными не при любом освещении и не под всяким углом. Стоило, не торопясь, обойти любую из них, и перед вашим взором возникали странные предметы, утопленные, словно насекомые в янтаре, — они появлялись и тут же исчезали опять. Там было множество разных предметов. Выглядели они вполне реальными и вещественными, но порой занимали, казалось, одно и то же место в пространстве.
— Голограммы, — догадался Колверт. — В точности как в земных музеях.
Объяснение представлялось вполне приемлемым, но Нортон отнесся к нему с подозрением. Сомнения крепли по мере того, как капитан осматривал колонну за колонной и сопоставлял образцы, замурованные в их недрах.
Инструменты (для рук огромной величины и диковинной формы), сосуды, какие-то маленькие машинки с клавиатурой, требующей не пяти, а гораздо большего числа пальцев, научные приборы и предметы домашнего обихода, до неправдоподобия заурядные, например, ножи и тарелки, вполне уместные, если бы не их размеры, в любой земной квартире, — там было все и еще сотни вещей менее понятного назначения, чаще всего сваленные вместе, в одной куче.
Они принялись ряд за рядом фотографировать ускользающие образы в хрустальных колоннах, и тогда полнейшая разнородность предметов наконец навела Нортона на догадку. Что, если это не коллекция, а каталог, составленный в соответствии с внешне произвольной, но по-своему логичной системой? Он подумал о том, какие дикие сочетания рядом стоящих понятий встречаются в словаре или в алфавитном инвентаризационном списке, и поделился своей идеей с товарищами.
— Мысль понятна, — ответил Мерсер — Рамане пришли бы в не меньшее удивление, обнаружив, что мы ставим рядом, ну, скажем, кинжал с кинокамерой.
— Именно, — подтвердил Нортон. — Перед нами что-то вроде каталога стереоизображений, вернее пространственных лекал или трехмерных схем, если вам так больше нравится.
— Итак, — произнес Мерсер задумчиво, — если раманину понадобилась какая-нибудь редкостная безделушка, он набирает определенный кодовый номер, и она изготавливается по припасенному здесь шаблону?
— Что-то в этом роде.
Колонны, среди которых они шли, все увеличивались в размерах и теперь диаметр их превышал два метра. Изображения стали соответственно крупнее — не составляло труда догадаться, что по каким-то, несомненно, серьезным причинам рамане неукоснительно придерживались масштаба один к одному. «Но если так, — заинтересовался Нортон, — как же они хранят что-то по-настоящему громоздкое?..»
Чтобы охватить как можно большую площадь, четверо людей рассыпались среди хрустальных колонн и снимали, едва успевая наводить свои камеры на образы-привидения. «Нам удивительно повезло, — твердил себе Нортон, хотя и чувствовал, что заслужил удачу, — даже имея выбор, мы не могли бы представить себе ничего лучшего, чем этот иллюстрированный каталог раманских изделий». И в то же время трудно было вообразить себе что-нибудь более досадное. Ведь там, в толще колонн, не было ничего, кроме неосязаемой игры света и тени: предметы, такие реальные на вид, в действительности не существовали…
Он снимал какое-то, по-видимому, оптическое устройство, когда громкий зов Колвера заставил его броситься сквозь строй хрустальных колонн.
— Шкипер! Карл! Уилл! Взгляните-ка вот на это…
Внутри одной из двухметровых колонн прятались замысловатые доспехи — или мундир, — созданные, вне всякого сомнения, для прямоходящего существа ростом значительно выше человека. От узкого металлического пояса, предназначенного для талии, торса или чего-то вовсе неведомого земной анатомии, кверху отходили три легких стержня, на которых держался внушительный обруч метрового диаметра и идеально круглой формы. Вдоль обруча равномерно размещались петли, предназначенные явно для верхних конечностей — для рук. Для трех рук… И еще на обруче были бесчисленные кармашки, хомутики, подсумки с торчащими из них инструментами (или оружием?), патрубки, контакты и даже маленькие черные коробочки, которые вполне пришлись бы ко двору в любой электронной лаборатории на Земле. Доспехи по сложности конструкции напоминали космический скафандр, хотя и защищали своего хозяина только частично.
«Каков же этот хозяин? — спросил себя Нортон. — Этого мы, вероятно, никогда не узнаем. Но кто бы он ни был, он наделен разумом — иначе не справиться с такой сложной аппаратурой…»
— Метра два с половиной, — произнес вслух Мерсер, — это без головы. Интересно, на что она похожа? Рук три, ног, должно быть, тоже три. Вроде пауков, только много массивнее. Ты думаешь, совпадение?
— Может, и нет. Мы конструируем роботов по собственному образу и подобию. Почему не допустить, что рамане поступают так же?
— Не исключено. Собственно, это один из вопросов, на которые я хотел бы найти ответ. Слушай, что ты на меня так уставился?..
Мерсер смотрел на Нортона с затаенной усмешкой: такая усмешка появлялась у Карла на лице всякий раз, когда ему на ум приходило какое-то острое словцо, — иногда он изрекал это словцо, а иногда и нет…
— Уж не вообразил ли ты, шкипер, что стал на Раме владыкой? До сих пор ты категорически пресекал все попытки проникнуть в здание. Чему мы обязаны переменой в твоем настроении? Меркуриане подсказали новую тактику?
Нортон расхохотался, но тут же сдержал себя. Вопрос с подвохом, и он не был уверен, что самый очевидный из ответов окажется самым правильным.
— Это наш последний шанс, если даже нас вынудят к отступлению, мы ничего не теряем… Биоты никогда не проявляли к нам вражды. Если уж придется драпать, кроме пауков, нас никто и не догонит.
— Ты можешь драпать, если хочешь, а я намерен удалиться с достоинством. Я понял, почему биоты ведут себя с нами так вежливо.
— Тебе не кажется, что для новой теории у нас уже нет времени?
— Тем не менее выслушай. Они считают нас раманами. Просто-напросто не видят разницы между одним существом, поглощающим кислород, и другим.
— Может, ты и прав. Но без набега на Лондон этого тоже не выяснить…
Пустынные улицы Лондона казались полными угроз, хотя он прекрасно осознавал, что страхи порождены его собственной совестью. Он не думал, что в строениях без окон прячутся настороженные обитатели, которые хлынут свирепыми ордами, едва пришельцы поднимут руку на их собственность. Всем было ясно, что Лондон — как и остальные «города»— представляет собой лишь своеобразный склад.
Но возникали и страхи иного рода, однако более обоснованные. Резкий запах окиси азота — в луче лазерного ножа горело все — затем пронзительное шипение, как только огненное лезвие коснулось металла. За минуты нож вырезал плиту в рост человека.
Майрон повременил, но плита не шелохнулась; постучал по ней сначала легонько, потом сильнее, наконец ударил изо всех сил. Плита рухнула внутрь с гулким раскатистым звоном. И вновь, как и в первые дни знакомства с Рамой, Нортон представил себя археологом, вскрывающим древнеегипетскую гробницу. Он не ждал увидеть груды золота, но ему не терпелось шагнуть в отверстие с фонарем в руке.
Хрустальный замок — таково было первое впечатление. Ряды прозрачных вертикальных колонн, толщиной около метра каждая, а высотой от пола до потолка, убегали от него в темноту, куда не мог проникнуть луч фонаря. Нортон подошел к ближайшей колонне и посветил в ее глубину.
— Очень красиво, — заявил практичный Мерсер, — но кому нужен лес стеклянных столбов?
Добравшись до соседней колонны, которая выглядела точно так же, как и предыдущая, он услышал удивленное восклицание Мерсера;
— Колонна была пуста, а теперь там что-то есть…
Нортон стремительно обернулся.
— Где? Ничего не вижу…
Он смотрел в направлении, куда указывал Мерсер, но по-прежнему видел только совершенно прозрачную колонну.
— Не видишь? — недоверчиво спросил Мерсер. — Обойди с этой стороны. Дьявол, теперь и я потерял его из виду…
— Что здесь происходит? — осведомился Колверт.
Прошло несколько минут, прежде чем что-то для них прояснилось.
Колонны казались прозрачными не при любом освещении и не под всяким углом. Стоило, не торопясь, обойти любую из них, и перед вашим взором возникали странные предметы, утопленные, словно насекомые в янтаре, — они появлялись и тут же исчезали опять. Там было множество разных предметов. Выглядели они вполне реальными и вещественными, но порой занимали, казалось, одно и то же место в пространстве.
— Голограммы, — догадался Колверт. — В точности как в земных музеях.
Объяснение представлялось вполне приемлемым, но Нортон отнесся к нему с подозрением. Сомнения крепли по мере того, как капитан осматривал колонну за колонной и сопоставлял образцы, замурованные в их недрах.
Инструменты (для рук огромной величины и диковинной формы), сосуды, какие-то маленькие машинки с клавиатурой, требующей не пяти, а гораздо большего числа пальцев, научные приборы и предметы домашнего обихода, до неправдоподобия заурядные, например, ножи и тарелки, вполне уместные, если бы не их размеры, в любой земной квартире, — там было все и еще сотни вещей менее понятного назначения, чаще всего сваленные вместе, в одной куче.
Они принялись ряд за рядом фотографировать ускользающие образы в хрустальных колоннах, и тогда полнейшая разнородность предметов наконец навела Нортона на догадку. Что, если это не коллекция, а каталог, составленный в соответствии с внешне произвольной, но по-своему логичной системой? Он подумал о том, какие дикие сочетания рядом стоящих понятий встречаются в словаре или в алфавитном инвентаризационном списке, и поделился своей идеей с товарищами.
— Мысль понятна, — ответил Мерсер — Рамане пришли бы в не меньшее удивление, обнаружив, что мы ставим рядом, ну, скажем, кинжал с кинокамерой.
— Именно, — подтвердил Нортон. — Перед нами что-то вроде каталога стереоизображений, вернее пространственных лекал или трехмерных схем, если вам так больше нравится.
— Итак, — произнес Мерсер задумчиво, — если раманину понадобилась какая-нибудь редкостная безделушка, он набирает определенный кодовый номер, и она изготавливается по припасенному здесь шаблону?
— Что-то в этом роде.
Колонны, среди которых они шли, все увеличивались в размерах и теперь диаметр их превышал два метра. Изображения стали соответственно крупнее — не составляло труда догадаться, что по каким-то, несомненно, серьезным причинам рамане неукоснительно придерживались масштаба один к одному. «Но если так, — заинтересовался Нортон, — как же они хранят что-то по-настоящему громоздкое?..»
Чтобы охватить как можно большую площадь, четверо людей рассыпались среди хрустальных колонн и снимали, едва успевая наводить свои камеры на образы-привидения. «Нам удивительно повезло, — твердил себе Нортон, хотя и чувствовал, что заслужил удачу, — даже имея выбор, мы не могли бы представить себе ничего лучшего, чем этот иллюстрированный каталог раманских изделий». И в то же время трудно было вообразить себе что-нибудь более досадное. Ведь там, в толще колонн, не было ничего, кроме неосязаемой игры света и тени: предметы, такие реальные на вид, в действительности не существовали…
Он снимал какое-то, по-видимому, оптическое устройство, когда громкий зов Колвера заставил его броситься сквозь строй хрустальных колонн.
— Шкипер! Карл! Уилл! Взгляните-ка вот на это…
Внутри одной из двухметровых колонн прятались замысловатые доспехи — или мундир, — созданные, вне всякого сомнения, для прямоходящего существа ростом значительно выше человека. От узкого металлического пояса, предназначенного для талии, торса или чего-то вовсе неведомого земной анатомии, кверху отходили три легких стержня, на которых держался внушительный обруч метрового диаметра и идеально круглой формы. Вдоль обруча равномерно размещались петли, предназначенные явно для верхних конечностей — для рук. Для трех рук… И еще на обруче были бесчисленные кармашки, хомутики, подсумки с торчащими из них инструментами (или оружием?), патрубки, контакты и даже маленькие черные коробочки, которые вполне пришлись бы ко двору в любой электронной лаборатории на Земле. Доспехи по сложности конструкции напоминали космический скафандр, хотя и защищали своего хозяина только частично.
«Каков же этот хозяин? — спросил себя Нортон. — Этого мы, вероятно, никогда не узнаем. Но кто бы он ни был, он наделен разумом — иначе не справиться с такой сложной аппаратурой…»
— Метра два с половиной, — произнес вслух Мерсер, — это без головы. Интересно, на что она похожа? Рук три, ног, должно быть, тоже три. Вроде пауков, только много массивнее. Ты думаешь, совпадение?
— Может, и нет. Мы конструируем роботов по собственному образу и подобию. Почему не допустить, что рамане поступают так же?