Страница:
Она сделала заказ, заскочила еще в три магазина, помеченные в ее списке и, как начало темнеть, отправилась повидаться с дядюшкой Салом.
Демонстрационные залы Энтони делла Сальва были сейчас раскиданы по всему Гарменту: коллекция спортивной одежды располагалась в западной части 37-ой-улицы, украшения и различные аксессуары — на западе 35-ой, а патентная контора на 6-ой авеню. Но Нив знала, где его искать. Она направилась прямо к нему в офис на западе 36-ой улицы. Когда-то он начинал там, снимая две крошечные комнатушки, а сейчас в его распоряжении были роскошно обставленные три этажа. Энтони делла Сальва — Сальваторе Эспозито из Бронкса — котировался как дизайнер уровня Билла Бласса, Келвина Кляйна и Оскара де ла Ренты.
Переходя 37-ую улицу, Нив лицом к лицу столкнулась с Гордоном Стюбером. Она растерялась. Тот выглядел одетым с иголочки: в темном кашемировом пиджаке поверх бежевого с коричневым пуловера, в темно-коричневых брюках и мокасинах от Гуччи. С блестящими каштановыми волосами и открытым лицом, с тонкой талией и широкими плечами, Гордон Стюбер легко мог бы сделать блестящую карьеру модели. Вместо этого, в свои сорок лет, он был расчетливым дельцом с поразительной способностью отыскивать молодых дизайнеров и эксплуатировать их, пока те не сбегали от него.
Это благодаря им, его направление в женском платье и костюмах было свежим и пикантным. «Неужели ему все мало, если он из экономии использует нелегальных рабочих?» — подумала Нив, холодно взглянув на него. И если у него проблемы с налогами, как дал понять Сал, то она очень рада.
Они прошли друг мимо друга молча, но Нив показалось, что ее обдало волной ненависти. Она где-то читала, что каждый человек окружен аурой определенного цвета в зависимости от настроения. Она предпочла бы не знать, какого цвета сейчас аура Стюбера. Нив заспешила к Салу.
Завидев девушку, секретарша тут же позвонила в кабинет шефу. И почти в то же мгновение Энтони делла Сальва, дядюшка Сал, появился собственной персоной. Его пухлое розовощекое лицо осветилось улыбкой, когда он торопливо обнял Нив.
Она тоже улыбнулась, разглядев его наряд. Сал был ходячей рекламой собственной весенней коллекции. Его интерпретация костюма «сафари» являла собой нечто среднее между одеждой парашютиста и лохмотьями Бродяжки Джима в его лучшие времена. "Мне очень нравится. Через месяц это будет носить вест Ист-Хэмптон, " — целуя его, одобрительно сказала Нив.
«Уже носит, дорогая. Даже докатилось до Айова-сити. Меня это слегка пугает. Приходится быть осторожным. Ну ладно, хватит об этом». По дороге в свой кабинет он остановился поприветствовать покупателей из другого города. «Сьюзан помогла вам? Прекрасно. Сьюзан, покажи еще одежду для отдыха. Это, верьте моему слову, хорошо пойдет».
"Дядя Сал, хочется тебе возиться с этими людьми?, " — спросила Нив, когда те покинули демонстрационный зал.
«Совершенно нет. Сьюзан потеряла с ними два часа и в итоге они купили три или четыре вещи, самые дешевые». Со вздохом облегчения он закрыл дверь в свой собственный кабинет. «Сумасшедший день. Откуда у людей деньги? Я снова поднял цены, теперь они стали совершенно безумными, а эти как будто соревнуются, кто раньше мне выложит кругленькую сумму».
Он удовлетворенно улыбнулся. Круглое лицо за последние годы стало одутловатым, и сейчас за тяжелыми веками совсем не было видно глаз. Сал, Майлс и епископ выросли вместе в Бронксе, жили по соседству, вместе играли в футбол, вместе ходили в школу имени Христофора Колумба. Сейчас трудно было поверить, что ему тоже 68 лет.
На столе был хаос из образчиков ткани. "Ну, что ты на это скажешь?
У нас уже три года лежит заказ на оформление внутреннего интерьера для выставочной модели Мерседеса. Когда мне было три года, я игрался стареньким красным фургончиком, и одно из колесиков все время отваливалось. И каждый раз отец лупил меня за то, что я не берегу свои прекрасные игрушки".
Нив почувствовала, что ее настроение поднимается. «Дядюшка Сал, ей Богу, я бы хотела записать тебя на пленку, чтобы потом шантажировать».
«У тебя для этого слишком доброе сердце. Сядь, попей кофе. Я тебя уверяю, он свежий».
«Я знаю, как ты занят, дядя Сал. Только на пять минут». Нив расстегнула пиджак.
«Ты не можешь оставить „дядю“? Я начинаю чувствовать себя слишком старым, мне не доставляет удовольствия такая форма проявления уважения, — Сал окинул ее критическим взглядом. — Ты выглядишь хорошо — как всегда. Как идет бизнес?»
«Замечательно».
«Как Майлс? Я узнал, что в пятницу освободили Сепетти. Надо думать, его это совсем не радует».
«Да, в пятницу он буйствовал, но на выходные успокоился. Сейчас не знаю».
«Пригласи меня на обед на неделе, мы с ним не виделись уже месяц».
«Приглашаю». Нив наблюдала, как Сал сервировал кофе на подносе. Она огляделась. «Я люблю эту комнату».
Стена позади стола была расписана — морской пейзаж с коралловыми рифами в Тихом океане. Именно эта тема и принесла Салу известность.
Сал часто рассказывал, как это было. «Нив, я был в Аквариуме в Чикаго. 1972 год. В мире моды — полный застой. Всех уже тошнило от мини-юбочек. Но модельеры не осмеливались даже попытаться работать в другом направлении. Высокая мода занималась мужскими костюмами, шортами „бермуды“ и тонкими пиджачками без подкладки. Невыразительные, темные цвета. Блузы с оборками, больше для школьниц-пансионерок. Ничего такого, глядя на что женщина могла бы сказать :»Я бы хотела так выглядеть". А я просто гулял по Аквариуму и набрел на этаж, где проводилась выставка «Рифы Тихого океана». Это было, как прогулка по океанскому дну. В бассейнах от пола до потолка сотни экзотических рыб и растений, коралловых деревьев и раковин. И такие цвета, как будто их расписывал сам Микеланджело. Десятки и десятки расцветок — и ни одна не повторяется. Серебристый переходил в голубой; коралловый переплетался с красным. А одна рыба была ярко-желтая, как утреннее солнце, с черными пятнышками. И все скользит в воде, все в движении. Я подумал тогда — как бы здорово это было передать в ткани и начал делать зарисовки прямо там. Я чувствовал, это будет великолепно. В том году меня удостоили премии Коти. Я перевернул мир моды. Раскупали фантастически. Мне дали лицензию на широкую продажу и изготовление аксессуаров. И все только потому, что я не побоялся скопировать саму Природу".
Он проследил за ее взглядом. «Этот дизайн! Прекрасный. Изысканный. Элегантный. Изящный. Манящий. До сих пор лучшее из всего, что я создал. Но пока им за мной не угнаться. Не рассказывай никому: на следующей неделе я сделаю предварительный показ своей осенней коллекции. Она будет вторая по значимости среди всего, что я сделал. Сенсация. А как у тебя дела на любовном фронте?»
«Никак».
«А что тот парень, с которым ты обедала пару месяцев назад? Он был от тебя без ума».
«Сам факт, что ты не можешь вспомнить его имя, говорит сам за себя. Он продолжает делать деньги на Уоллстрит, недавно купил „Чессну“ и квартиру в Вэйл. Забудь. Сам по себе он ни то, ни се. Я все время говорю Майлсу и скажу то же самое тебе: когда появится Мистер — Тот — Который — Надо, я это почувствую».
«Не засиживайся в ожидании. Ты выросла на сказках о волшебной любви твоих родителей. — Сал одним глотком допил кофе. — Для большинства из нас все совсем не так».
Нив развеселило то наблюдение, что когда Сал бывал с близкими друзьями или пытался кого-то в чем-либо убедить, то его вкрадчивый итальянский акцент исчезал и наружу вылезало его природное просторечье.
Сал тем временем продолжал развивать свою мысль. «Мы все с кем-то встречаемся. Поначалу мы интересны друг другу, а потом нам становится скучно. Но мы продолжаем видеться, и в конце концов что-то происходит. Не чудо. Может, просто дружба. Мы вынуждены приспосабливаться. Нам не нравится опера, но мы ходим в оперу. Мы, может, ненавидим спорт, но играем в теннис или бегаем трусцой. То же самое и с любовью. И так живут девяносто процентов людей, Нив, поверь мне».
«С тобой все происходило таким же образом?» — невинно спросила Нив.
«Четыре раза. — Сал расплылся в улыбке. — Не будь такой наивной. Но я оптимист».
Нив допила кофе и почувствовала, что ей полегчало на душе. «Я, действительно, наивная, но с твоей помощью я с этим справлюсь. Так как насчет обеда в четверг?»
«Прекрасно. И запомни, во-первых, в отличие от Майлса я не на диете, а во-вторых, не говори ему, что я приду».
Нив чмокнула его на прощание, вышла из офиса и оглянулась по сторонам, проходя через демонстрационный зал. Опытным глазом, она подмечала фасоны на манекенах. Неплохо, но не блестяще. Нежные цвета, чистые линии, новое, но нельзя сказать, чтобы слишком смелое. Они будут хорошо продаваться. Она подумала об осенней коллекции Сала. Так ли она в самом деле хороша, как он утверждает?
Нив вернулась в свой магазин, у нее была назначена встреча с декоратором; надо было обсудить оформление витрины. В шесть тридцать она закрылась и снова принялась за уже привычное занятие — собирала вещи Этель, чтобы захватить их домой. От той снова ничего не было слышно, на постоянные телефонные звонки по-прежнему никто не отвечал. Но, слава Богу, скоро это закончится. Завтра она вместе с Це-Це зайдет к Этель Ламбстон домой и оставит все эти свертки там.
Размышляя таким образом, Нив поймала себя на том, что в голове у нее крутится одна и та же строчка из жалостливого стихотворения Юджинии Филд «Маленький грустный мальчик»: «Он поцеловал их — и там оставил...»
Когда она подняла охапку скользких пакетов с одеждой, то вспомнила и конец стихотворения, где говорится о том, что Маленький Грустный Мальчик так никогда и не вернулся к своим чудесным игрушкам.
Демонстрационные залы Энтони делла Сальва были сейчас раскиданы по всему Гарменту: коллекция спортивной одежды располагалась в западной части 37-ой-улицы, украшения и различные аксессуары — на западе 35-ой, а патентная контора на 6-ой авеню. Но Нив знала, где его искать. Она направилась прямо к нему в офис на западе 36-ой улицы. Когда-то он начинал там, снимая две крошечные комнатушки, а сейчас в его распоряжении были роскошно обставленные три этажа. Энтони делла Сальва — Сальваторе Эспозито из Бронкса — котировался как дизайнер уровня Билла Бласса, Келвина Кляйна и Оскара де ла Ренты.
Переходя 37-ую улицу, Нив лицом к лицу столкнулась с Гордоном Стюбером. Она растерялась. Тот выглядел одетым с иголочки: в темном кашемировом пиджаке поверх бежевого с коричневым пуловера, в темно-коричневых брюках и мокасинах от Гуччи. С блестящими каштановыми волосами и открытым лицом, с тонкой талией и широкими плечами, Гордон Стюбер легко мог бы сделать блестящую карьеру модели. Вместо этого, в свои сорок лет, он был расчетливым дельцом с поразительной способностью отыскивать молодых дизайнеров и эксплуатировать их, пока те не сбегали от него.
Это благодаря им, его направление в женском платье и костюмах было свежим и пикантным. «Неужели ему все мало, если он из экономии использует нелегальных рабочих?» — подумала Нив, холодно взглянув на него. И если у него проблемы с налогами, как дал понять Сал, то она очень рада.
Они прошли друг мимо друга молча, но Нив показалось, что ее обдало волной ненависти. Она где-то читала, что каждый человек окружен аурой определенного цвета в зависимости от настроения. Она предпочла бы не знать, какого цвета сейчас аура Стюбера. Нив заспешила к Салу.
Завидев девушку, секретарша тут же позвонила в кабинет шефу. И почти в то же мгновение Энтони делла Сальва, дядюшка Сал, появился собственной персоной. Его пухлое розовощекое лицо осветилось улыбкой, когда он торопливо обнял Нив.
Она тоже улыбнулась, разглядев его наряд. Сал был ходячей рекламой собственной весенней коллекции. Его интерпретация костюма «сафари» являла собой нечто среднее между одеждой парашютиста и лохмотьями Бродяжки Джима в его лучшие времена. "Мне очень нравится. Через месяц это будет носить вест Ист-Хэмптон, " — целуя его, одобрительно сказала Нив.
«Уже носит, дорогая. Даже докатилось до Айова-сити. Меня это слегка пугает. Приходится быть осторожным. Ну ладно, хватит об этом». По дороге в свой кабинет он остановился поприветствовать покупателей из другого города. «Сьюзан помогла вам? Прекрасно. Сьюзан, покажи еще одежду для отдыха. Это, верьте моему слову, хорошо пойдет».
"Дядя Сал, хочется тебе возиться с этими людьми?, " — спросила Нив, когда те покинули демонстрационный зал.
«Совершенно нет. Сьюзан потеряла с ними два часа и в итоге они купили три или четыре вещи, самые дешевые». Со вздохом облегчения он закрыл дверь в свой собственный кабинет. «Сумасшедший день. Откуда у людей деньги? Я снова поднял цены, теперь они стали совершенно безумными, а эти как будто соревнуются, кто раньше мне выложит кругленькую сумму».
Он удовлетворенно улыбнулся. Круглое лицо за последние годы стало одутловатым, и сейчас за тяжелыми веками совсем не было видно глаз. Сал, Майлс и епископ выросли вместе в Бронксе, жили по соседству, вместе играли в футбол, вместе ходили в школу имени Христофора Колумба. Сейчас трудно было поверить, что ему тоже 68 лет.
На столе был хаос из образчиков ткани. "Ну, что ты на это скажешь?
У нас уже три года лежит заказ на оформление внутреннего интерьера для выставочной модели Мерседеса. Когда мне было три года, я игрался стареньким красным фургончиком, и одно из колесиков все время отваливалось. И каждый раз отец лупил меня за то, что я не берегу свои прекрасные игрушки".
Нив почувствовала, что ее настроение поднимается. «Дядюшка Сал, ей Богу, я бы хотела записать тебя на пленку, чтобы потом шантажировать».
«У тебя для этого слишком доброе сердце. Сядь, попей кофе. Я тебя уверяю, он свежий».
«Я знаю, как ты занят, дядя Сал. Только на пять минут». Нив расстегнула пиджак.
«Ты не можешь оставить „дядю“? Я начинаю чувствовать себя слишком старым, мне не доставляет удовольствия такая форма проявления уважения, — Сал окинул ее критическим взглядом. — Ты выглядишь хорошо — как всегда. Как идет бизнес?»
«Замечательно».
«Как Майлс? Я узнал, что в пятницу освободили Сепетти. Надо думать, его это совсем не радует».
«Да, в пятницу он буйствовал, но на выходные успокоился. Сейчас не знаю».
«Пригласи меня на обед на неделе, мы с ним не виделись уже месяц».
«Приглашаю». Нив наблюдала, как Сал сервировал кофе на подносе. Она огляделась. «Я люблю эту комнату».
Стена позади стола была расписана — морской пейзаж с коралловыми рифами в Тихом океане. Именно эта тема и принесла Салу известность.
Сал часто рассказывал, как это было. «Нив, я был в Аквариуме в Чикаго. 1972 год. В мире моды — полный застой. Всех уже тошнило от мини-юбочек. Но модельеры не осмеливались даже попытаться работать в другом направлении. Высокая мода занималась мужскими костюмами, шортами „бермуды“ и тонкими пиджачками без подкладки. Невыразительные, темные цвета. Блузы с оборками, больше для школьниц-пансионерок. Ничего такого, глядя на что женщина могла бы сказать :»Я бы хотела так выглядеть". А я просто гулял по Аквариуму и набрел на этаж, где проводилась выставка «Рифы Тихого океана». Это было, как прогулка по океанскому дну. В бассейнах от пола до потолка сотни экзотических рыб и растений, коралловых деревьев и раковин. И такие цвета, как будто их расписывал сам Микеланджело. Десятки и десятки расцветок — и ни одна не повторяется. Серебристый переходил в голубой; коралловый переплетался с красным. А одна рыба была ярко-желтая, как утреннее солнце, с черными пятнышками. И все скользит в воде, все в движении. Я подумал тогда — как бы здорово это было передать в ткани и начал делать зарисовки прямо там. Я чувствовал, это будет великолепно. В том году меня удостоили премии Коти. Я перевернул мир моды. Раскупали фантастически. Мне дали лицензию на широкую продажу и изготовление аксессуаров. И все только потому, что я не побоялся скопировать саму Природу".
Он проследил за ее взглядом. «Этот дизайн! Прекрасный. Изысканный. Элегантный. Изящный. Манящий. До сих пор лучшее из всего, что я создал. Но пока им за мной не угнаться. Не рассказывай никому: на следующей неделе я сделаю предварительный показ своей осенней коллекции. Она будет вторая по значимости среди всего, что я сделал. Сенсация. А как у тебя дела на любовном фронте?»
«Никак».
«А что тот парень, с которым ты обедала пару месяцев назад? Он был от тебя без ума».
«Сам факт, что ты не можешь вспомнить его имя, говорит сам за себя. Он продолжает делать деньги на Уоллстрит, недавно купил „Чессну“ и квартиру в Вэйл. Забудь. Сам по себе он ни то, ни се. Я все время говорю Майлсу и скажу то же самое тебе: когда появится Мистер — Тот — Который — Надо, я это почувствую».
«Не засиживайся в ожидании. Ты выросла на сказках о волшебной любви твоих родителей. — Сал одним глотком допил кофе. — Для большинства из нас все совсем не так».
Нив развеселило то наблюдение, что когда Сал бывал с близкими друзьями или пытался кого-то в чем-либо убедить, то его вкрадчивый итальянский акцент исчезал и наружу вылезало его природное просторечье.
Сал тем временем продолжал развивать свою мысль. «Мы все с кем-то встречаемся. Поначалу мы интересны друг другу, а потом нам становится скучно. Но мы продолжаем видеться, и в конце концов что-то происходит. Не чудо. Может, просто дружба. Мы вынуждены приспосабливаться. Нам не нравится опера, но мы ходим в оперу. Мы, может, ненавидим спорт, но играем в теннис или бегаем трусцой. То же самое и с любовью. И так живут девяносто процентов людей, Нив, поверь мне».
«С тобой все происходило таким же образом?» — невинно спросила Нив.
«Четыре раза. — Сал расплылся в улыбке. — Не будь такой наивной. Но я оптимист».
Нив допила кофе и почувствовала, что ей полегчало на душе. «Я, действительно, наивная, но с твоей помощью я с этим справлюсь. Так как насчет обеда в четверг?»
«Прекрасно. И запомни, во-первых, в отличие от Майлса я не на диете, а во-вторых, не говори ему, что я приду».
Нив чмокнула его на прощание, вышла из офиса и оглянулась по сторонам, проходя через демонстрационный зал. Опытным глазом, она подмечала фасоны на манекенах. Неплохо, но не блестяще. Нежные цвета, чистые линии, новое, но нельзя сказать, чтобы слишком смелое. Они будут хорошо продаваться. Она подумала об осенней коллекции Сала. Так ли она в самом деле хороша, как он утверждает?
Нив вернулась в свой магазин, у нее была назначена встреча с декоратором; надо было обсудить оформление витрины. В шесть тридцать она закрылась и снова принялась за уже привычное занятие — собирала вещи Этель, чтобы захватить их домой. От той снова ничего не было слышно, на постоянные телефонные звонки по-прежнему никто не отвечал. Но, слава Богу, скоро это закончится. Завтра она вместе с Це-Це зайдет к Этель Ламбстон домой и оставит все эти свертки там.
Размышляя таким образом, Нив поймала себя на том, что в голове у нее крутится одна и та же строчка из жалостливого стихотворения Юджинии Филд «Маленький грустный мальчик»: «Он поцеловал их — и там оставил...»
Когда она подняла охапку скользких пакетов с одеждой, то вспомнила и конец стихотворения, где говорится о том, что Маленький Грустный Мальчик так никогда и не вернулся к своим чудесным игрушкам.
5
На следующее утро ровно в восемь тридцать Нив встретилась в холле с Це-Це. Волосы девушки были завиты в локоны и подколоты над ушами. Черный бархатный плащ доходил до самых лодыжек. Под ним было виднелось черное платье с белым передничком. "Я получила роль горничной в новой пьесе, " — сообщила она, принимая из рук Нив пакеты. «Я подумала, что смогу попрактиковаться. Если Этель там, она придет в восторг, увидев меня в костюме». Ее шведский акцент был бесподобен.
Энергичный звонок в дверь Этель не вызвал никакой реакции по ту сторону двери. Це-Це извлекла из сумки ключ, открыла дверь и, пропустив Нив вперед, зашла в квартиру. Со вздохом облегчения Нив сбросила пакеты с одеждой на диван и выпрямилась. "О, Господи, " — пробормотала она в следующее мгновение, и голос ее осекся.
Молодой мужчина спортивного телосложения стоял в проходе, ведущем в ванную и спальню. В одной руке он держал галстук, а белоснежная рубашка была застегнута лишь наполовину, что явно говорило о том, что они застали его в процессе одевания. Довольно красивые светло-зеленые глаза прищурены от раздражения. Волосы, еще не уложенные, падают на лоб тяжелой волнистой копной. Увидев его, Нив онемела от неожиданности, а в голову ей пришла нелепая мысль о том, что его роскошная грива — результат завивки. За спиной она услышала, как резко выдохнула Це-Це.
«Кто вы? — Нив пришла в себя. — И почему вы не открывали дверь?»
«Думаю, что первый вопрос я должен задать вам, — его тон был насмешливым. — И это мое дело, открывать дверь или нет».
Це-Це огляделась. «Вы племянник мисс Ламбстон, я видела фотографию, — сказала она. Она вышла из образа, забыв про шведский акцент. — Вы Дуглас Браун».
«Кто я, я и сам знаю. Может быть, вы представитесь?» — Ирония в голосе усилилась.
Нив начала терять терпение. «Я Нив Керни, — сказала она. — А это Це-Це. Она прибирает квартиру для мисс Ламбстон. Может, вы скажете мне, где же сама мисс Ламбстон? Она просила подготовить ей эти вещи к пятнице и с тех пор я их таскаю туда-сюда».
«А-а, так вы и есть та самая Нив Керни. — Сейчас его улыбка стала просто нахальной. — Сумочка номер три и туфли номер три одеваются к бежевому костюму, и украшениям из коробки А. Вы это для всех делаете?»
Нив почувствовала, как у нее сжались челюсти. «Мисс Ламбстон очень уважаемый клиент и очень занятый человек. Я тоже очень занятый человек. Ответьте мне, здесь ли она, и если нет, то когда она вернется».
Дуглас Браун пожал плечами. Оставив наконец свою враждебность, он сказал: «Я понятия не имею, где моя тетушка. Она попросила меня быть здесь в пятницу после обеда. У нее было для меня какое-то поручение».
«В пятницу после обеда?» — быстро переспросила Нив.
«Да. Я пришел, а ее нигде нет. Ключ она мне как-то дала, так что я вошел сам, но она так и не появилась до сих пор. Вот я здесь и обосновался. Я, видите ли, как раз повздорил с парнем, с которым делю комнату».
Это объяснение прозвучало весьма правдоподобно, чтобы не сказать слишком правдоподобно. Нив окинула взглядом помещение. На краю дивана, куда она положила одежду, лежали сложенные одеяло и подушка. Перед диваном прямо на полу валялись разбросанные бумаги. Когда бы она ни зашла сюда, этот диван всегда был завален журналами и разными бумагами так, что не видно было обивки. На обеденном столе царил хаос из скрепленных газетных вырезок и бумажного мусора. Поскольку квартира была расположена на уровне улицы, на окнах стояли решетки, и даже эти решетки служили местом, куда прикреплялись разные записки. В противоположном конце комнаты был вход в кухню. И там, как всегда, все было завалено. На стенах, как попало висели наспех забранные в рамки фотографии Этель, вырезанные из журналов и газет. «Этель, получающая ежегодную премию от Американского Общества журналистов и писателей». Это было за ее разгромную статью о гостиницах для бездомных и пустующих многоквартирных домах. «Этель рядом с Линдоном и леди Берд Джонсон». Она принимала участие в его кампании 1964 года. "Этель в Валдорфе на кафедре рядом с мэром в ночь его чевствования журналом «Контемпорари Вумен».
Нив вдруг поразила одна догадка. «Я была здесь в пятницу в начале вечера, — сказала она. — Когда вы говорите, вы приехали?»
«Около трех. Я никогда не поднимаю трубку. Этель не любит, когда отвечают по телефону в ее отсутствие».
«Это так, — вмешалась Це-Це. Вдруг она вспомнила о своем акценте: Я-а, я-а, это правда».
Дуглас Браун повязал галстук. «Я должен идти на работу. Оставьте одежду Этель, мисс Керни». Он повернулся к Це-Це. «Если вы считаете, что здесь надо убрать, это будет прекрасно. Я сложил все свои вещи вместе на тот случай, если Этель решит почтить нас своим присутствием».
Видно было, что он спешит. Он повернулся и направился в спальню.
«Одну минуточку, — попросила Нив. Она подождала, пока он остановился и обернулся. — Вы сказали, что пришли около трех в пятницу. Значит, в то время, когда я привозила покупки вашей тетушки, вы были в квартире? Объясните, пожалуйста, почему же вы не открывали дверь? Это ведь могла быть Этель, которая забыла ключи. Верно?»
«В какое время вы были здесь?»
«Около семи».
«Я выходил что-нибудь перекусить. Прошу прощения». Он вышел в спальню и захлопнул за собой дверь.
Девушки переглянулись. Це-Це пожала плечами. «Мне тоже пора заняться делом». Ее голос вдруг зазвенел, как колокольчик, она запела: «Юмпин Имини, весь Стокгольм легче убрать, чем навести порядок в этом мусорнике». Потом спросила уже без акцента: «Ты же не думаешь, что что-то случилось с Этель, Нив?»
«Мне кажется, что Майлс должен все-таки позвонить, чтобы справится о происшествиях, — ответила Нив. — И еще должна заметить, что любящий племянник не выглядит таким уж сильно обеспокоенным. Я развешу всю одежду Этель в шкафу позже, когда он уйдет».
В это мгновение Дуглас Браун вылетел из спальни. Надо признать, что выглядел он весьма импозантно в темно-синем костюме, с плащом, переброшенным через руку; его волосы сейчас лежали легкими волнами. Заметно было, что он удивлен и не слишком доволен тем, что Нив еще здесь.
«Я полагаю, вы очень заняты, — сказал он ей. — Или вы собираетесь помогать в уборке?»
Нив сжала губы, что не предвещало ничего хорошего. «Я собираюсь развесить одежду в шкафу вашей тетушки, чтобы она могла взять ее, когда понадобится, а потом я уйду». Она бросила ему свою визитную карточку. «Дайте мне знать, как только услышите что-нибудь от нее. Меня в отличии от вас ее отсутствие беспокоит».
Дуглас Браун, взглянув на карточку, спрятал ее в карман. «Я не вижу причин для волнений. За два года, что я живу в Нью-Йорке она исчезала по крайней мере трижды и обычно заставляла меня терять время, ожидая ее то в ресторане, то здесь. Я начинаю сомневаться, в порядке ли у нее с головой».
«Вы намереваетесь пробыть здесь до ее возвращения?»
«Возможно, да. Хотя это вас не касается, мисс Керни».
«У вас есть визитка с номером, по которому я могла бы с вами связаться в рабочее время?» Терпение Нив истощилось.
«К сожалению, в Космик Ойл Билдинг секретарей не снабжают визитками. Видите ли, как и моя тетя, я писатель. К несчастью, в отличии от нее я еще не пробил себе дорогу к издателям, поэтому вынужден поддерживать свою душу в бренном теле, просиживая за столом клерка в холле Космик и назначать встречи посетителям. Это не работа для гиганта мысли, но, насколько мне помнится, и Герман Мелвилл работал клерком в Эллис Айленд».
«Вы сравниваете себя с Германом Мелвиллом?» — Нив не сдерживала нотки сарказма в голосе.
«Нет. Я пишу книги другого рода. Моя последняя называется „Духовная жизнь Хуга Хефнера“. Но никто из издателей не усматривает в этом юмора».
Он ушел. Нив и Це-Це переглянулись. «Еще тот подарочек! Бедная Этель. — Резюмировала Це-Це. — У нее это, по-моему, единственный родственник».
Нив попыталась припомнить: «Кажется, она никогда не упоминала при мне о нем».
«Две недели назад, когда я была здесь, она разговоривала с ним по телефону и была расстроена. Этель припрятывет деньги по всей квартире и заметила, что часть из них пропала. Она практически была уверена, что это его рук дело».
Захламленная пыльная квартира внезапно вызвала у Нив приступ клаустрофобии. Ей захотелось поскорее уйти отсюда. «Давай вынем вещи».
Если Дуглас Браун и спал первую ночь на диване, то потому что было совершенно очевидно, он оккупировал спальню Этель. На ночном столике стояла пепельница, полная окурков. Этель не курила. Белая антикварная мебель в стиле Провинции была дорогой, но требовала ухода, как и все в квартире. Духи и потускневший серебряный набор со щеткой, расческой и зеркалом в беспорядке валялись на комоде. Записки на память, написанные рукой Этель, были засунуты за позолоченную раму зеркала. Несколько мужских костюмов, спортивный пиджак и брюки в художественном беспорядке валялись, раскиданные по розовому дамасту шезлонга. Под него был засунут мужской «дипломат».
"Но залезть в шкаф у него все-таки не хватило наглости, " — заметила Нив. Вдоль стены довольно большой спальни, размером во всю длину комнаты, стоял шкаф. Четыре года назад, когда Этель попросила Нив просмотреть ее гардероб, Нив заметила ей, что нет ничего удивительного в том, что Этель не может содержать свои туалеты в порядке, что ей нужно больше места. Спустя три недели Этель снова пригласила Нив. Она отвела ее в комнату и с гордостью указала на свое новое приобретение — сделанный на заказ гардероб, который обошелся хозяйке в 10 тысяч долларов. Там была перекладина для вешалок с блузами, перекладина для вешалок с вечерними платьями, требующими больше места в длину; отдельная секция для пальто, отдельная для костюмов и отдельная для платьев на каждый день; полки для свитеров и сумочек; подставки для обуви; отдельная часть, отведенная под украшения, была снабжена медными проволочками, напоминающими ветки дерева, на которые вешились бусы и браслеты. В довершение там имелась пара гипсовых рук, до отвращения напоминающих окоченевшие руки покойника, воздетые в последней молитве со слегка растопыренными пальцами.
Этель указала на них. "Мне кажется, что они могут задушить, тебе так не кажется? — весело спросила она. — Это для колец. Я говорила тому парню, который делал шкаф, что я лучше буду держать все в надписанных ящичках, но он настоял на том, что мне эти руки просто необходимы. "Когда-нибудь вы пожалеете, что не сделали этого, « — сказал он мне».
В отличие от всей остальной квартиры в шкафу царил идеальный порядок. Одежда была аккуратно развешана на плечиках, обтянутых атласом. «Молнии» закрыты снизу доверху, пиджаки застегнуты на все пуговицы. «С тех пор, как Этель начала одеваться у тебя, люди стали обсуждать ее туалеты, — заметила Це-Це. — Этель это нравится». С обратной стороны дверцы шкафа Этель приклеила списки, которыми ее снабжала Нив. В них подробно объяснялось, к каким туалетам носить те или иные аксессуары.
«Месяц назад мы с Этель все просматривали, — пробормотала Нив, — Мы освобождали место для ее новых вещей». Она положила покупки на кровать и стала вынимать одежду из пакетов. «Я просто сделаю то, что должна была бы сделать вместе с Этель. Вот сюда и прикрепи список».
Разобрав и развесив все вещи, она скользнула взглядом по содержимому шкафа. Манто из соболей. Жакет из куницы. Красное кашемировое пальто. «Барберри». Плащ «в елочку». Широкое белое пальто с каракулевым воротником. Кожаные пояса. Далее шли костюмы: от Донны Каран, Бинс, из Ультрасьюдс... Нив запнулась и застыла, держа в руках вешалки с двумя новыми костюмами.
"Погоди-ка минутку, " — пробормотала она. Нив внимательно исследовала верхнюю полку. Она знала, что у Этель был набор гобеленовых дорожных сумок и чемоданов от Вайтон, куда входили большой мешок для одежды с карманами на молниях, огромная сумка и два чемодана — большой и поменьше. Мешка для одежды и обоих чемоданов не было. "Дорогуша Этель, действительно, улизнула. Исчез бежевый костюм с норковым воротником, " — сообщила Нив, размещая новую одежду в шкафу. Она принялась перебирать вешалки. Белый шерстяной костюм, зеленый вязаный, черный с белым рисунком. «Помоги-ка мне. Она просто сложила вещи и удрала. Честное слово, я бы ее удушила собственными руками». Девушка откинула волосы со лба. "Посмотри, — она указала на список на двери и на пустые места на полках, — Она взяла все самое нарядное. И погода была такая мерзкая, что она, видимо, и не подумала, что ей понадобятся более легкие вещи. Но где бы она ни находилась, я надеюсь, что температура поднимется не меньше, чем до девяносто градусов. Che noiosa spera che muore di caldo — "
«Спокойно, Нив, — охладила ее Це-Це. — Когда ты переходишь на итальянский, это значит, что ты на пределе».
Нив пожала плечами. «Пропади оно все пропадом. Я пошлю счет ее бухгалтеру. В конце концов, хоть у него с головой все в порядке, он не забудет заплатить вовремя». Она посмотрела на Це-Це. «А ты как? Ты рассчитывала, что она сегодня тебе заплатит?»
Це-Це помотала головой: «Со мной все в порядке, прошлый раз она дала мне аванс».
«Ты должна вычесть у нее за такси и за персональное обслуживание на дому, — сказала Бетти. — Эта дама переходит все границы».
Днем, разговаривая с Майлсом по телефону, Нив поделилась своими опасениями: "А я уж собиралась просить тебя справиться о несчастных случаях, " — сказала она.
"Послушай, если эта дама будет лежать на рельсах, то поезд сойдет с пути, только чтобы не иметь с ней дела, " — ответил Майлс.
Но — Нив сама не могла себе этого объяснить — какая-то смутная тревога не покидала ее. Наоборот, она испытывала неотвязное ощущение, что с Этель что-то не так. Это ощущение продолжало преследовать ее, когда она, закрыв в шесть тридцать магазин, спешила на коктейль, который журнал «Вуменс Веар Дэйли» давал в Сент — Реджис. В роскошно одетой толпе она заметила Тони Менделл, главного редактора «Контемпорари Вумен» и направилась к ней.
«Ты не знаешь, как долго не будет Этель?» — Нив пыталась перекричать гул голосов.
«Я удивлена, что ее здесь нет, — сказала Тони. — Она говорила, что придет. Но мы же все знаем Этель».
«Когда появится ее статья?»
"Она отдала ее в четверг утром. Я должна была показать ее адвокатам, чтобы быть уверенной, что на нас потом не подадут в суд. Они кое-что убрали, но все равно написано здорово. А ты слышала о большом контракте «Живонс и Маркс»?
«Нет».
Официант предложил канапе — копченый лосось и икра на крошечных тостах. Нив взяла один. Тони горестно покачала головой. «Сейчас, когда снова вошло в моду приталенное, я не могу позволить себе даже оливку». Тони была шестого размера. «В общем, эта статья — обзор моды за последние пятьдесят лет и о дизайнерах этого периода. Тема, если честно, говорена-переговорена, но ты же знаешь Этель. Она все сделает так, что это будут обсуждать, и это будет ново, и это будет интересно. А две недели назад она вдруг стала ужасно загадочной. Насколько я располагаю сведениями, на следующий день она взяла штурмом кабинет Джека Кэмпбелла и уговорила его подписать контракт на книгу о моде с шестизначным авансом. Теперь, небось, скрылась где-то, чтобы писать».
«Дорогая, ты выглядишь прелестно!» Голос раздался где-то у Нив за спиной.
Тони продемонстрировала в улыбке все свои безупречные зубы. «Кармен, я оставила на твоем автоответчике с дюжину сообщений, где ты скрываешься?»
Нив начала бочком протискиваться назад, но Тони остановила ее. «Нив, Джек Кемпбелл пришел. Вон тот высокий парень в сером костюме. Может, он знает, где ты можешь найти Этель».
Пока Нив протискивалась к середине комнаты, Джека уже окружили. Она стояла и пережидала поток поздравлений и из разговоров успела уловить, что его только недавно выбрали президентом и издателем «Живонс и Маркс», что он купил квартиру в восточной части 52-ой-улица и что он вполне доволен жизнью в Нью-Йорке.
Энергичный звонок в дверь Этель не вызвал никакой реакции по ту сторону двери. Це-Це извлекла из сумки ключ, открыла дверь и, пропустив Нив вперед, зашла в квартиру. Со вздохом облегчения Нив сбросила пакеты с одеждой на диван и выпрямилась. "О, Господи, " — пробормотала она в следующее мгновение, и голос ее осекся.
Молодой мужчина спортивного телосложения стоял в проходе, ведущем в ванную и спальню. В одной руке он держал галстук, а белоснежная рубашка была застегнута лишь наполовину, что явно говорило о том, что они застали его в процессе одевания. Довольно красивые светло-зеленые глаза прищурены от раздражения. Волосы, еще не уложенные, падают на лоб тяжелой волнистой копной. Увидев его, Нив онемела от неожиданности, а в голову ей пришла нелепая мысль о том, что его роскошная грива — результат завивки. За спиной она услышала, как резко выдохнула Це-Це.
«Кто вы? — Нив пришла в себя. — И почему вы не открывали дверь?»
«Думаю, что первый вопрос я должен задать вам, — его тон был насмешливым. — И это мое дело, открывать дверь или нет».
Це-Це огляделась. «Вы племянник мисс Ламбстон, я видела фотографию, — сказала она. Она вышла из образа, забыв про шведский акцент. — Вы Дуглас Браун».
«Кто я, я и сам знаю. Может быть, вы представитесь?» — Ирония в голосе усилилась.
Нив начала терять терпение. «Я Нив Керни, — сказала она. — А это Це-Це. Она прибирает квартиру для мисс Ламбстон. Может, вы скажете мне, где же сама мисс Ламбстон? Она просила подготовить ей эти вещи к пятнице и с тех пор я их таскаю туда-сюда».
«А-а, так вы и есть та самая Нив Керни. — Сейчас его улыбка стала просто нахальной. — Сумочка номер три и туфли номер три одеваются к бежевому костюму, и украшениям из коробки А. Вы это для всех делаете?»
Нив почувствовала, как у нее сжались челюсти. «Мисс Ламбстон очень уважаемый клиент и очень занятый человек. Я тоже очень занятый человек. Ответьте мне, здесь ли она, и если нет, то когда она вернется».
Дуглас Браун пожал плечами. Оставив наконец свою враждебность, он сказал: «Я понятия не имею, где моя тетушка. Она попросила меня быть здесь в пятницу после обеда. У нее было для меня какое-то поручение».
«В пятницу после обеда?» — быстро переспросила Нив.
«Да. Я пришел, а ее нигде нет. Ключ она мне как-то дала, так что я вошел сам, но она так и не появилась до сих пор. Вот я здесь и обосновался. Я, видите ли, как раз повздорил с парнем, с которым делю комнату».
Это объяснение прозвучало весьма правдоподобно, чтобы не сказать слишком правдоподобно. Нив окинула взглядом помещение. На краю дивана, куда она положила одежду, лежали сложенные одеяло и подушка. Перед диваном прямо на полу валялись разбросанные бумаги. Когда бы она ни зашла сюда, этот диван всегда был завален журналами и разными бумагами так, что не видно было обивки. На обеденном столе царил хаос из скрепленных газетных вырезок и бумажного мусора. Поскольку квартира была расположена на уровне улицы, на окнах стояли решетки, и даже эти решетки служили местом, куда прикреплялись разные записки. В противоположном конце комнаты был вход в кухню. И там, как всегда, все было завалено. На стенах, как попало висели наспех забранные в рамки фотографии Этель, вырезанные из журналов и газет. «Этель, получающая ежегодную премию от Американского Общества журналистов и писателей». Это было за ее разгромную статью о гостиницах для бездомных и пустующих многоквартирных домах. «Этель рядом с Линдоном и леди Берд Джонсон». Она принимала участие в его кампании 1964 года. "Этель в Валдорфе на кафедре рядом с мэром в ночь его чевствования журналом «Контемпорари Вумен».
Нив вдруг поразила одна догадка. «Я была здесь в пятницу в начале вечера, — сказала она. — Когда вы говорите, вы приехали?»
«Около трех. Я никогда не поднимаю трубку. Этель не любит, когда отвечают по телефону в ее отсутствие».
«Это так, — вмешалась Це-Це. Вдруг она вспомнила о своем акценте: Я-а, я-а, это правда».
Дуглас Браун повязал галстук. «Я должен идти на работу. Оставьте одежду Этель, мисс Керни». Он повернулся к Це-Це. «Если вы считаете, что здесь надо убрать, это будет прекрасно. Я сложил все свои вещи вместе на тот случай, если Этель решит почтить нас своим присутствием».
Видно было, что он спешит. Он повернулся и направился в спальню.
«Одну минуточку, — попросила Нив. Она подождала, пока он остановился и обернулся. — Вы сказали, что пришли около трех в пятницу. Значит, в то время, когда я привозила покупки вашей тетушки, вы были в квартире? Объясните, пожалуйста, почему же вы не открывали дверь? Это ведь могла быть Этель, которая забыла ключи. Верно?»
«В какое время вы были здесь?»
«Около семи».
«Я выходил что-нибудь перекусить. Прошу прощения». Он вышел в спальню и захлопнул за собой дверь.
Девушки переглянулись. Це-Це пожала плечами. «Мне тоже пора заняться делом». Ее голос вдруг зазвенел, как колокольчик, она запела: «Юмпин Имини, весь Стокгольм легче убрать, чем навести порядок в этом мусорнике». Потом спросила уже без акцента: «Ты же не думаешь, что что-то случилось с Этель, Нив?»
«Мне кажется, что Майлс должен все-таки позвонить, чтобы справится о происшествиях, — ответила Нив. — И еще должна заметить, что любящий племянник не выглядит таким уж сильно обеспокоенным. Я развешу всю одежду Этель в шкафу позже, когда он уйдет».
В это мгновение Дуглас Браун вылетел из спальни. Надо признать, что выглядел он весьма импозантно в темно-синем костюме, с плащом, переброшенным через руку; его волосы сейчас лежали легкими волнами. Заметно было, что он удивлен и не слишком доволен тем, что Нив еще здесь.
«Я полагаю, вы очень заняты, — сказал он ей. — Или вы собираетесь помогать в уборке?»
Нив сжала губы, что не предвещало ничего хорошего. «Я собираюсь развесить одежду в шкафу вашей тетушки, чтобы она могла взять ее, когда понадобится, а потом я уйду». Она бросила ему свою визитную карточку. «Дайте мне знать, как только услышите что-нибудь от нее. Меня в отличии от вас ее отсутствие беспокоит».
Дуглас Браун, взглянув на карточку, спрятал ее в карман. «Я не вижу причин для волнений. За два года, что я живу в Нью-Йорке она исчезала по крайней мере трижды и обычно заставляла меня терять время, ожидая ее то в ресторане, то здесь. Я начинаю сомневаться, в порядке ли у нее с головой».
«Вы намереваетесь пробыть здесь до ее возвращения?»
«Возможно, да. Хотя это вас не касается, мисс Керни».
«У вас есть визитка с номером, по которому я могла бы с вами связаться в рабочее время?» Терпение Нив истощилось.
«К сожалению, в Космик Ойл Билдинг секретарей не снабжают визитками. Видите ли, как и моя тетя, я писатель. К несчастью, в отличии от нее я еще не пробил себе дорогу к издателям, поэтому вынужден поддерживать свою душу в бренном теле, просиживая за столом клерка в холле Космик и назначать встречи посетителям. Это не работа для гиганта мысли, но, насколько мне помнится, и Герман Мелвилл работал клерком в Эллис Айленд».
«Вы сравниваете себя с Германом Мелвиллом?» — Нив не сдерживала нотки сарказма в голосе.
«Нет. Я пишу книги другого рода. Моя последняя называется „Духовная жизнь Хуга Хефнера“. Но никто из издателей не усматривает в этом юмора».
Он ушел. Нив и Це-Це переглянулись. «Еще тот подарочек! Бедная Этель. — Резюмировала Це-Це. — У нее это, по-моему, единственный родственник».
Нив попыталась припомнить: «Кажется, она никогда не упоминала при мне о нем».
«Две недели назад, когда я была здесь, она разговоривала с ним по телефону и была расстроена. Этель припрятывет деньги по всей квартире и заметила, что часть из них пропала. Она практически была уверена, что это его рук дело».
Захламленная пыльная квартира внезапно вызвала у Нив приступ клаустрофобии. Ей захотелось поскорее уйти отсюда. «Давай вынем вещи».
Если Дуглас Браун и спал первую ночь на диване, то потому что было совершенно очевидно, он оккупировал спальню Этель. На ночном столике стояла пепельница, полная окурков. Этель не курила. Белая антикварная мебель в стиле Провинции была дорогой, но требовала ухода, как и все в квартире. Духи и потускневший серебряный набор со щеткой, расческой и зеркалом в беспорядке валялись на комоде. Записки на память, написанные рукой Этель, были засунуты за позолоченную раму зеркала. Несколько мужских костюмов, спортивный пиджак и брюки в художественном беспорядке валялись, раскиданные по розовому дамасту шезлонга. Под него был засунут мужской «дипломат».
"Но залезть в шкаф у него все-таки не хватило наглости, " — заметила Нив. Вдоль стены довольно большой спальни, размером во всю длину комнаты, стоял шкаф. Четыре года назад, когда Этель попросила Нив просмотреть ее гардероб, Нив заметила ей, что нет ничего удивительного в том, что Этель не может содержать свои туалеты в порядке, что ей нужно больше места. Спустя три недели Этель снова пригласила Нив. Она отвела ее в комнату и с гордостью указала на свое новое приобретение — сделанный на заказ гардероб, который обошелся хозяйке в 10 тысяч долларов. Там была перекладина для вешалок с блузами, перекладина для вешалок с вечерними платьями, требующими больше места в длину; отдельная секция для пальто, отдельная для костюмов и отдельная для платьев на каждый день; полки для свитеров и сумочек; подставки для обуви; отдельная часть, отведенная под украшения, была снабжена медными проволочками, напоминающими ветки дерева, на которые вешились бусы и браслеты. В довершение там имелась пара гипсовых рук, до отвращения напоминающих окоченевшие руки покойника, воздетые в последней молитве со слегка растопыренными пальцами.
Этель указала на них. "Мне кажется, что они могут задушить, тебе так не кажется? — весело спросила она. — Это для колец. Я говорила тому парню, который делал шкаф, что я лучше буду держать все в надписанных ящичках, но он настоял на том, что мне эти руки просто необходимы. "Когда-нибудь вы пожалеете, что не сделали этого, « — сказал он мне».
В отличие от всей остальной квартиры в шкафу царил идеальный порядок. Одежда была аккуратно развешана на плечиках, обтянутых атласом. «Молнии» закрыты снизу доверху, пиджаки застегнуты на все пуговицы. «С тех пор, как Этель начала одеваться у тебя, люди стали обсуждать ее туалеты, — заметила Це-Це. — Этель это нравится». С обратной стороны дверцы шкафа Этель приклеила списки, которыми ее снабжала Нив. В них подробно объяснялось, к каким туалетам носить те или иные аксессуары.
«Месяц назад мы с Этель все просматривали, — пробормотала Нив, — Мы освобождали место для ее новых вещей». Она положила покупки на кровать и стала вынимать одежду из пакетов. «Я просто сделаю то, что должна была бы сделать вместе с Этель. Вот сюда и прикрепи список».
Разобрав и развесив все вещи, она скользнула взглядом по содержимому шкафа. Манто из соболей. Жакет из куницы. Красное кашемировое пальто. «Барберри». Плащ «в елочку». Широкое белое пальто с каракулевым воротником. Кожаные пояса. Далее шли костюмы: от Донны Каран, Бинс, из Ультрасьюдс... Нив запнулась и застыла, держа в руках вешалки с двумя новыми костюмами.
"Погоди-ка минутку, " — пробормотала она. Нив внимательно исследовала верхнюю полку. Она знала, что у Этель был набор гобеленовых дорожных сумок и чемоданов от Вайтон, куда входили большой мешок для одежды с карманами на молниях, огромная сумка и два чемодана — большой и поменьше. Мешка для одежды и обоих чемоданов не было. "Дорогуша Этель, действительно, улизнула. Исчез бежевый костюм с норковым воротником, " — сообщила Нив, размещая новую одежду в шкафу. Она принялась перебирать вешалки. Белый шерстяной костюм, зеленый вязаный, черный с белым рисунком. «Помоги-ка мне. Она просто сложила вещи и удрала. Честное слово, я бы ее удушила собственными руками». Девушка откинула волосы со лба. "Посмотри, — она указала на список на двери и на пустые места на полках, — Она взяла все самое нарядное. И погода была такая мерзкая, что она, видимо, и не подумала, что ей понадобятся более легкие вещи. Но где бы она ни находилась, я надеюсь, что температура поднимется не меньше, чем до девяносто градусов. Che noiosa spera che muore di caldo — "
«Спокойно, Нив, — охладила ее Це-Це. — Когда ты переходишь на итальянский, это значит, что ты на пределе».
Нив пожала плечами. «Пропади оно все пропадом. Я пошлю счет ее бухгалтеру. В конце концов, хоть у него с головой все в порядке, он не забудет заплатить вовремя». Она посмотрела на Це-Це. «А ты как? Ты рассчитывала, что она сегодня тебе заплатит?»
Це-Це помотала головой: «Со мной все в порядке, прошлый раз она дала мне аванс».
* * *
В магазине Нив рассказала Бетти, что произошло.«Ты должна вычесть у нее за такси и за персональное обслуживание на дому, — сказала Бетти. — Эта дама переходит все границы».
Днем, разговаривая с Майлсом по телефону, Нив поделилась своими опасениями: "А я уж собиралась просить тебя справиться о несчастных случаях, " — сказала она.
"Послушай, если эта дама будет лежать на рельсах, то поезд сойдет с пути, только чтобы не иметь с ней дела, " — ответил Майлс.
Но — Нив сама не могла себе этого объяснить — какая-то смутная тревога не покидала ее. Наоборот, она испытывала неотвязное ощущение, что с Этель что-то не так. Это ощущение продолжало преследовать ее, когда она, закрыв в шесть тридцать магазин, спешила на коктейль, который журнал «Вуменс Веар Дэйли» давал в Сент — Реджис. В роскошно одетой толпе она заметила Тони Менделл, главного редактора «Контемпорари Вумен» и направилась к ней.
«Ты не знаешь, как долго не будет Этель?» — Нив пыталась перекричать гул голосов.
«Я удивлена, что ее здесь нет, — сказала Тони. — Она говорила, что придет. Но мы же все знаем Этель».
«Когда появится ее статья?»
"Она отдала ее в четверг утром. Я должна была показать ее адвокатам, чтобы быть уверенной, что на нас потом не подадут в суд. Они кое-что убрали, но все равно написано здорово. А ты слышала о большом контракте «Живонс и Маркс»?
«Нет».
Официант предложил канапе — копченый лосось и икра на крошечных тостах. Нив взяла один. Тони горестно покачала головой. «Сейчас, когда снова вошло в моду приталенное, я не могу позволить себе даже оливку». Тони была шестого размера. «В общем, эта статья — обзор моды за последние пятьдесят лет и о дизайнерах этого периода. Тема, если честно, говорена-переговорена, но ты же знаешь Этель. Она все сделает так, что это будут обсуждать, и это будет ново, и это будет интересно. А две недели назад она вдруг стала ужасно загадочной. Насколько я располагаю сведениями, на следующий день она взяла штурмом кабинет Джека Кэмпбелла и уговорила его подписать контракт на книгу о моде с шестизначным авансом. Теперь, небось, скрылась где-то, чтобы писать».
«Дорогая, ты выглядишь прелестно!» Голос раздался где-то у Нив за спиной.
Тони продемонстрировала в улыбке все свои безупречные зубы. «Кармен, я оставила на твоем автоответчике с дюжину сообщений, где ты скрываешься?»
Нив начала бочком протискиваться назад, но Тони остановила ее. «Нив, Джек Кемпбелл пришел. Вон тот высокий парень в сером костюме. Может, он знает, где ты можешь найти Этель».
Пока Нив протискивалась к середине комнаты, Джека уже окружили. Она стояла и пережидала поток поздравлений и из разговоров успела уловить, что его только недавно выбрали президентом и издателем «Живонс и Маркс», что он купил квартиру в восточной части 52-ой-улица и что он вполне доволен жизнью в Нью-Йорке.