Страница:
Майлс повернулся и твердо зашагал через парк. Слова Адама Фелтона эхом отдавались у него в голове: «Сейчас тревоги по поводу Сепетти уже остались позади. Семнадцать лет назад ты пережил ужасную трагедию. Вопрос в том, готов ли ты теперь вернуться к жизни?»
Решительно и быстро Майлс прошептал ответ, адресованный Адаму: «Да».
Юджиния одевала манекенов в торговом зале. «Мне нравится, что снова появились гарнитуры, — сказала она, умело расправляя шелковый шоколадного цвета пиджак. — Какая сумочка сюда подойдет?»
Нив остановилась позади нее. «Приложи-ка еще раз. Я думаю, та, что поменьше. Желтая слишком яркая для этого костюма».
Когда Юджиния в силу возраста оставила карьеру модели, она с огромным удовольствием быстро перескочила из четвертого размера в двенадцатый, сохранив тем не менее изящество и грациозность движений, за что и обожали ее дизайнеры. Она повесила сумочку на руку манекена. «Да, ты, как всегда, права, — одобрительно сказала экс-модель. — Сегодняшний день обещает быть напряженным. Нюхом чую».
«Продолжай чуять». — Нив пыталась придать своему голосу веселость, но у нее не очень это получилось.
«Нив, а что с Этель Ламбстон? Она так и не показывалась?»
«Нет. — Нив прошлась взглядом по магазину. — Послушай, я собираюсь скрыться в кабинете, мне надо сесть на телефон. Постарайся, чтобы меня не беспокоили продавцы, если только в этом не будет особой необходимости».
Сначала она позвонила Тони Менделл в «Контемпорари Вумен». У Тони совет редакторов на целый день. Потом она пыталась связаться с Джеком Кэмпбеллом. Тот ушел на собрание. Через его секретаршу она попросила Джека перезвонить, добавив, что это срочно. Нив пробежала глазами список имен дизайнеров, которые наспех переписала из блокнота Этель. Первые три, которым она дозвонилась, заявили, что лично они не виделись с Этель, но по телефону они подтвердили авторство слов, на которые она собиралась сослаться в своей статье. Элке Пирсон, дизайнер спортивной одежды, откровенно высказал раздражение, которое сквозило, хоть и не столь явно, в голосах всех людей, с которыми Нив пришлось говорить: «Я до сих пор не пойму, зачем я дал интервью этой женщине. Она все время задавала такие вопросы, что у меня начала раскалываться голова. Я буквально вытолкал ее за дверь, и я заранее чувствую, что из этой проклятой статьи ничего хорошего не выйдет».
Имя Энтони делла Сальва стояло следующим в списке. Не дозвонившись до него, Нив не стала расстраиваться — они увидятся сегодня вечером. Дальше — Гордон Стюбер. Этель уверяла, что разгромила его в этой статье. Когда же они виделись? С большой неохотой Нив набрала номер его офиса, и ее немедленно соединили с Гордоном.
Тот не стал терять время на расшаркивания. «Что ты хочешь?» — голос его звучал холодно.
Нив сразу представила его себе, откинувшегося в обитом дорогой кожей кресле с затейливыми шляпками медных гвоздиков. Она придала своему голосу такую же холодность. «Я пытаюсь разыскать Этель Ламбстон. Это очень срочно». И наугад добавила: «Я знаю из ее записей в ежедневнике, что вы встречались на прошлой неделе. Она не обмолвилась, куда собирается?»
На несколько секунд зависла мертвая тишина. Нив решила, что Гордон обдумывает ответ. Наконец он заговорил, безразлично и монотонно: «Этель Ламбстон пыталась взять у меня интервью неделю назад для своей статьи. Я с ней не встречался, на подобных сплетниц у меня нет времени. На прошлой неделе она звонила, но я не ответил на ее звонок».
Нив услышала в трубке щелчок.
Она приготовилась уже было набрать номер следующего дизайнера, как телефон сам зазвонил. Это был Джек Кэмпбелл. Он был очень деловит: «Моя секретарша сказала, что ты звонила по срочному делу. Какие-то проблемы, Нив?»
Ей вдруг показалось несеръезным начинать сейчас объяснять по телефону, что она волнуется за Этель Ламбстон, потому что та, видите ли, не забрала свой заказ.
Поэтому она просто сказала: «Я знаю, что ты сейчас очень занят, но не найдется ли у тебя полчасика, чтобы поговорить со мной?»
"Во время ланча у меня назначена встреча с одним из авторов, — сказал он, — Как насчет того, чтобы встретиться в три часа в моем офисе?
Джек Кэмпбелл словно прочитал ее мысли: «Все мои вещи еще стоят запакованными, потому что квартира не готова, и я вынужден был остановиться в „Хэмпшир Хаус“. Так что пока здесь все больше напоминает приемную у зубного врача».
Его пиджак висел на спинке кресла, а сам он остался в коричневом с зеленым вязаном свитере. «Ему идет, — подумала Нив. — Цвета осени». Лицо Джека было слишком худым, а черты лица слишком не правильными, чтобы его можно было назвать красивым, но, несомненно, оно было привлекательным и мужественным. Когда он улыбался, глаза улыбались тоже, и Нив поймала себя на том, что рада, что успела переодеться в один из весенних костюмов из новой коллекции — шерстяное платье цвета бирюзы и длинный жакет свободного покроя.
«Кофе? — предложил Джек. — Я уже выпил много кофе, но все равно с удовольствием выпью еще».
Нив вспомнила, что так и не успела поесть и у нее начинала потихоньку болеть голова. «С удовольствием. Черный, пожалуйста».
В ожидании кофе, Нив обратила внимание на вид из окна: «У тебя не возникает ощущения, что весь Нью-Йорк у твоих ног?»
«Весь месяц, что я здесь, я вынужден бороться с самим собой, чтобы заставить себя думать о работе, — сказал он. — С десяти лет я мечтал жить в Нью-Йорке. Двадцать шесть лет понадобилось, чтобы осуществить это».
Когда принесли кофе, они сели вокруг стеклянного столика, он — на диван, она — на краешек кресла. Нив догадывалась, что ради этой встречи ему пришлось отменить другие, запланированные раньше, поэтому она не стала тянуть, глубоко вздохнула и разом выложила ему все про Этель. «Мой папа говорит, что я ненормальная, — заключила она, — А мне все это кажется странным, и меня не покидает чувство, что с ней что-то приключилось. Я хотела тебя спросить, не имеешь ли ты представления, куда она могла направиться. Если я правильно поняла, то книгу, что она пишет для тебя, Этель должна закончить к осени?»
Джек Кэмпбелл выслушал ее с таким же выражением внимания, какое Нив подметила у него еще на коктейле. "Ничего подобного, " — сказал он.
У Нив широко раскрылись глаза: «Тогда, каким же образом...?»
Кэмпбелл допил кофе. "Пару лет назад я встретил Этель в Эй Би Эй, когда она рекламировала свою первую книгу для «Живонс и Маркс» — ту, которая о женщинах в политике. Книга сразу стала бестселлером, она в самом деле была хороша — интересная, напичканная разными сплетнями. Поэтому, когда Этель захотела увидиться со мной, я заинтересовался. Она дала мне приблизительный набросок статьи, над которой работала, и сказала, что натолкнулась случайно на историю, которая могла бы основательно встряхнуть мир моды. Она спрашивала, захочу ли я купить книгу, которую она об этом напишет и какой аванс я могу ей предложить.
Я заметил, что должен был бы побольше узнать об этой книге, но, основываясь на успехе предыдущей, и при условии, что эта будет такая же сенсационная, сказал, что мы могли бы ее купить. Что касается аванса, то я просто намекнул, что можно будет говорить о какой-нибудь шестизначной цифре. Читая на прошлой неделе «Пост», я нашел на Шестой Странице, что Этель заключила с нами контракт на полмиллиона долларов, и книга выйдет осенью. Телефон трезвонил, не переставая. Все журналы хотели не пропустить это событие. Я связался с консультантом Этель, но тот совершенно не был в курсе. О сроках же вообще не было речи. Она просто сделала себе рекламу, но если эта книга и в самом деле будет хороша, вся эта шумиха мне только на руку".
«И ты не имеешь никакого представления, что это за сенсационная история, которая грозит перевернуть всю индустрию?»
«Ни малейшего».
Нив вздохнула и поднялась. «Я отняла у тебя бездну времени. Мне бы надо теперь угомониться. Этель по всей очевидности запряталась куда-то работать. А я лучше займусь собственными делами». Она протянула ему руку: «Спасибо».
Он немного задержал ее руку в своей и мягко усмехнулся. «Ты всегда так внезапно сбегаешь? — спросил он. — Шесть лет назад ты, как пуля, выскочила из самолета. И тогда на вечере я не успел оглянуться, как ты исчезла».
Нив высвободила руку. «Иногда я замедляю темп и перехожу на шаг, — сказала она. — Но сейчас я, действительно, вынуждена бежать, меня ждет целая куча дел».
Он проводил ее до двери. «Я слышал, что „Нив Плейс“ теперь один из самых популярных магазинов в Нью-Йорке. Можно мне зайти посмотреть?»
«Конечно. Можешь даже ничего не покупать».
«Ну да, моя мама живет в Небраске и предпочитает более практичную одежду».
Спускаясь в лифте, Нив размышляла, не хотел ли Джек Кэмпбелл своей последней фразой дать понять, что у него нет женщины. Выйдя на теплый апрельский воздух и останавливая такси, Нив поймала себя на том, что негромко мурлыкает что-то себе под нос.
Сейчас ему оставалось только надеяться. Конверт не опустился глубоко в ящик, он даже видел его краешек, торчащий из щели. Может, ему удастся вытащить его. Здравый смысл подсказывал Симусу, что если позже в ящик бросали почту, то его письмо проскользнуло вглубь, но оставался малюсенький шанс — один из миллиона, и эта возможность гнала его, заставляя действовать.
Он завернул за угол, на тот квартал, где стоял дом Этель, зорко глядя по сторонам, всей душой желая быть не замеченным кем-нибудь из соседей Этель. По мере того, как он приближался к цели, надежда уступала место отчаянию. Ему не удастся вытащить конверт, не разорвав письмо; кроме того, ему нужен ключ, чтобы попасть в холл, где висят ящики. Вчера вечером та противная девчонка открыла ему, но сегодня придется звонить суперинтенданту, а на глазах у того, естественно, ничего не сделаешь.
Он уже был перед особняком. Вход в квартиру Этель слева, не более дюжины шагов от главного входа. Пока он так стоял, размышляя, что предпринять, открылось окно на четвертом этаже, оттуда высунулась женщина, позади которой он мог разглядеть лицо той вчерашней девчонки.
«Ее нет уже с неделю, — резкий голос обращался к нему. — И вообще, послушайте, я уж собиралась звонить в полицию в прошлый четверг, когда услышала, как вы орали на нее».
Симус предпочел поскорее убраться прочь. Ноги сами несли его по Вест-Енд Авеню, он едва дышал и ничего не видел перед собой. Он ощутил себя в безопасности, лишь когда забежал в свою квартиру и запер дверь. Тут только он почувствовал, как сильно бъется его сердце. Услышав шаги в коридоре, ведущем в спальню, он растерялся — значит, Рут уже дома. Симус поспешно вытер лицо, стараясь взять себя в руки.
Рут не заметила возбужденного состояния мужа. Она держала в руках его коричневый костюм. «Я собиралась сдать его в чистку, — объявила она. — Будь добр, объясни мне, откуда у тебя стодолларовая бумажка в кармане?»
Нив Керни. Интересно, что шесть лет назад он сожалел, что не осмелился спросить ее номер телефона. Он даже искал ее в телефонной книге Манхэттена, когда приехал в Нью-Йорк спустя несколько месяцев после их знакомства в самолете. В справочнике было несколько страниц различных Керни, но ни одной Нив. Позже он вспомнил, что она говорила что-то о магазине, и он искал ее по этому ориентиру. Безуспешно.
Тогда он запретил себе думать о ней, но — он сам не мог понять, почему — это было трудно сделать. Он знал лишь, что она живет с каким-то мужчиной. На коктейле в тот вечер он сразу узнал ее, хотя это уже не была та девчонка в лыжном свитере. Он увидел красивую, модно одетую молодую женщину. Но угольно-черные волосы, матово-белая кожа, огромные глаза и крохотные точечки веснушек на переносице — все это оставалось прежним.
Сейчас Джек поймал себя на том, что думает постоянно, действительно ли Нив так озабочена, или же...
В шесть часов его помощница просунула в дверь голову. «Я ухожу, — объявила она. — Должна тебя предупредить, что никто не будет здесь сидеть допоздна».
Джек отложил так и не прочтенную рукопись и поднялся. «Я иду, — сказал он. — Только один вопрос: что ты можешь сказать о Нив Керни?»
По пути домой он обдумывал то, что услышал в ответ. Магазин Нив Керни стал ужасно популярным. Свои лучшие наряды Джинни покупала там. Сама Нив пользуется симпатией и уважением. Несколько месяцев назад она стала причиной разного рода разговоров, когда фактически объявила войну дизайнеру, использовавшему в своих швейных мастерских детский труд.
Он спросил также и об Этель Ламбстон. Глаза Джинни стали круглыми: «Лучше не спрашивай».
Джек провозился дома достаточно долго, чтобы убедиться, что не имеет ни малейшего желания готовить себе самому обед. Вместо этого он решил поесть «У Николя», который находился на 84-улице между Лексингтон и 3-улицей.
Как всегда, в ожидании столиков образовалась очередь, но не успел он пропустить в баре стаканчик, как почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Лу, его любимая официантка, позвала Джека: «Мистер Кэмпбелл, я для вас накрыла столик». Джек расслабился, сидя над бутылкой Вальполиселлы, салатом из листьев эндива и угрем с маринованными фруктами. Вместе с двойным эспрессо он попросил подать и счет.
Выйдя, он усмехнулся про себя: ведь он весь вечер знал, что пройдет по Мэдисон Авеню именно для того, чтобы взглянуть на магазин Нив Керни. Спустя несколько минут он уже стоял, изучая элегантно оформленные витрины и ежась от пронизывающего ветра, который напомнил ему, что сейчас все же лишь начало весны и что апрельская погода может быть очень переменчивой. То, что он увидел, ему понравилось. Очень женственные, нежных расцветок платья в ансамбле с такого же цвета зонтиками. Позы манекенов уверенные, слегка надменные. Почему-то он был убежден, что Нив не случайно сделала акцент на этом сочетании силы и нежности.
Рассматривая витрину, он постепенно начинал припоминать, что именно говорила ему Этель, и что он непременно должен рассказать Нив. «Сплетни, пересуды — да, это стабильное явление в мире моды, и в моей статье все это есть, — Этель говорила в своей обычной манере, торопясь и задыхаясь. — Но я могу предложить нечто гораздо большее — бомбу! Динамит!»
Он тогда опаздывал на встречу и не дал ей договорить: «Пришлите мне приблизительный план».
Но от Этель не так-то легко было отделаться: «Так во что же может быть оценен грандиозный скандал?»
Не слишком серъезно Джек ответил: «Если это будет достаточно сенсационно, с полмиллиона».
Джек стоял и смотрел на манекены, держащие в руках легкие зонтики. Он мог разглядеть надпись с названием магазина, выведенную по краям зонтов. Завтра же он должен позвонить Нив и рассказать ей про то, что говорила Этель.
Он возвращался по Мэдисон Авеню, желая избавиться от смутного, едва осознанного беспокойства в душе. «Я ищу предлог, — думал он. — Почему я не могу просто пригласить ее куда-нибудь?»
В этот момент он совершенно четко осознал причину своего смятения. И, если бы ему кто-то сказал, что Нив сейчас не одна, он просто не захотел бы об этом слышать.
Еще в колледже она брала курс антропологии, желая стать второй Маргарет Мид. Потом она встретила Майкла. Сейчас, помогая юноше найти копию египетского ожерелья, ей пришло в голову, что неплохо было бы летом записаться в какую-нибудь антропологическую экспедицию. Такая мысль показалась ей очень заманчивой.
Подъезжая к своему дому апрельским вечером, Китти подумала, что становится неприятной самой себе. Пора было бы уже найти себе серъезное занятие. Она свернула с Линкольн Авеню и улыбнулась, увидев свой дом, возвышающийся на повороте Гранд-вью Серкл — весьма впечатляющее строение в колониальном стиле с черными ставнями на окнах.
Дома она прошлась по комнатам нижнего этажа, включая везде свет, потом зажгла газовый камин в гостиной. Когда был жив Майкл, он здорово умел разводить огонь, мастерски укладывая растопку и поленья так, что пламя горело долго и равномерно, и аромат древесины наполнял комнату. Как ни старалась Китти, у нее так не получалось, и, мысленно попросив прощения у Майкла, она установила газовую горелку.
Она поднялась в спальню, которую обставила в абрикосовых и светло-зеленых тонах, подражая сочетанию, увиденному на гобелене в музее. Стащив с себя серый шерстяной костюм, она уже предвкушала, как залезет после душа в удобную пижаму и халат, но тут же оборвала себя, решив, что это дурная привычка, ведь еще только шесть часов.
Вместо этого она вытащила из шкафа синий спортивный костюм и кроссовки. «Сейчас как раз самое время сделать пробежку», — сказала она себе.
У Китти был разработан постоянный маршрут — от Гранд-вью до Линкольн Авеню, одна миля в сторону от центра, поворот у автобусной стоянки и — обратно домой. Ощущая приятное напряжение в теле после пробежки, Китти сбросила в ванной одежду в корзину с грязным бельем, приняла душ, скользнула в пижаму и остановилась перед зеркалом. Она всегда была стройной и поддерживала себя в хорошей форме. Морщинки вокруг глаз не слишком глубокие. Волосы выглядели совершенно естественно, парикмахеру удавалось подобрать оттенок краски в точности соответствующий ее природному, рыжеватому. «Неплохо, — кивнула Китти своему отражению. — Но, Боже мой, через два года мне будет уже шестьдесят».
Семь часов — время для теленовостей и шерри. Китти прошла через спальню к коридору и вспомнила, что оставила в ванной свет. Хочешь — не хочешь надо экономить электричество. Она вернулась и протянула руку к выключателю, и рука ее замерла на полпути. Она заметила синий рукав своего спортивного костюма, который свешивался из корзины. Горло Китти перехватило от страха, губы мгновенно пересохли, она почти почувствовала, как у нее зашевелились волосы. Этот рукав! А в нем — рука. Вчера, когда ее лошадь споткнулась. Летящий обрывок целлофана, коснувшийся ее лица. Промелькнувшая рука в синем рукаве. Она же не ненормальная, она все это на самом деле видела.
Китти не вспомнила о вечерних новостях, она сидела на диване перед камином, подавшись вперед и потягивая шерри. Но ни огонь, ни шерри не могли унять охвативший ее озноб. Надо бы позвонить в полицию, но, может, она ошибается. Тогда она будет выглядеть полной идиоткой.
«Я не ошибаюсь, — твердила себе Китти, — но подождем до завтра». Она приняла решение на обратном пути заехать в парк и подняться на холм. «Конечно, я видела руку, но кому бы она ни принадлежала, тому уже вряд ли можно помочь».
И снова, слушая убедительные объяснения Майлса, Нив чувствовала себя глупо; такими же нелепыми после разговора с отцом казались Нив все ее соображения по поводу исчезновения Этель, а позже — по поводу ее зимней одежды. Теперь вот — история со стодолларовыми купюрами. Она была рада, что хоть не рассказала Майлсу о том, что встречалась с Джеком Кэмпбеллом. Придя домой, она переоделась в голубые шелковые брюки и такого же цвета блузку с длинными рукавами. Нив ожидала, что Майлс выскажет что-то вроде: «Весьма изысканно. В самый раз для того, чтобы обслуживать гостей во время трапезы». Но вместо этого увидев дочь, входящую на кухню, его глаза потеплели. «Твоей матери всегда очень шел голубой цвет, — сказал он. — Ты с возрастом все больше становишься на нее похожа».
Нив заканчивала последние приготовления, тоненько нарезая ветчину с дыней, выкладывая макароны с соусом «песто», палтус, фаршированный креветками, овощи, салат из листьев эндива и аругулы, сыр и пирожные. Она достала кулинарную книгу Ренаты и листала ее, пока не наткнулась на страничку с набросками. Избегая рассматривать рисунки, Нив сосредоточила свое внимание на написанные от руки указания Ренаты по поводу приготовления палтуса.
Удостоверившись, что все сделано подобающим образом, Нив достала из холодильника банку с икрой. Майлс наблюдал, как она раскладывает тосты на блюде. «Я все-таки плебей — никогда не понимал изысканности вкуса этой штуки», — сказал он.
«Вряд ли это признак плебейства, — Нив вынимала ложечкой икру на кружочки тостов. — Просто ты многого был лишен». Она внимательно взглянула на отца. На Майлсе был темно-синий пиджак, серые брюки, светло-голубая рубашка и красивый красный с синим галстук, который она подарила ему на Рождество. «Интересный мужчина, — подумала Нив. — И ни за что не скажешь, что он так тяжело болел». Она высказала это вслух.
Майлс с некоторой опаской протянул руку к тостам и быстро засунул один в рот. «Нет, все равно мне не нравится, — прокомментировал он, а потом добавил, — Я, действительно, прекрасно себя чувствую, и моя бездеятельность начинает меня раздражать. Я зондирую почву относительно места начальника Отдела по борьбе с наркотиками в Вашингтоне. Эта работа будет занимать все мое время. Что ты думаешь по этому поводу?»
Нив вздохнула и обняла его: «Это замечательно. Действуй. Это как раз для тебя».
Она напевала, неся икру и блюдо с бри в гостиную. Если бы еще объявилась Этель Ламбстон. Она как раз размышляла, как скоро может позвонить ей Джек Кэмпбелл, как раздался звонок в дверь. Оба гостя явились одновременно.
Епископ Дэвин Стэнтон относился к числу тех немногих прелатов, которые даже в мирской жизни уютнее чувствуют себя в одежде священника, нежели в спортивном пиджаке. Пряди когда-то медного цвета волос смешались с сединой; добрые синие глаза за стеклами очков в серебряной оправе излучали тепло и ум. Его высокая и тонкая фигура при движении производила впечатление очень гибкой и подвижной. Нив всегда испытывала при нем неловкость, считая, что Дэв может читать мысли, и одновременно удовлетворение, потому что была уверена, что Дэву должно нравится то, что он читает. Она сердечно поцеловала его.
Энтони делла Сальва, одетый в свое новое детище, был, как всегда, ослепителен. Элегантный покрой темно-серого из итальянского шелка костюма позволял скрывать излишнюю полноту, которая становилась все более и более внушительной, хотя дядя Сал и так никогда не отличался худобой. Нив вспомнила, как Майлс подметил однажды, что Сал напоминает ему сытого кота. Сравнение и в самом деле было очень точным. Его черные волосы, которых совершенно не коснулась седина, соревновались в блеске с такими же черными мягкими кожаными мокасинами от Гуччи. У Нив появилась профессиональная привычка тут же подсчитывать стоимость наряда; костюм Сала она оценила не меньше, чем в пять сотен долларов.
Как обычно, Сал начал с беззлобного подтрунивания. «Дэв, Майлс, Нив! Мои самые близкие люди, не считая, конечно, моей теперешней подружки и всех моих бывших жен. Дэв, как ты думаешь, примет меня наша церковь обратно в свое лоно, когда я стану совсем старым?»
Решительно и быстро Майлс прошептал ответ, адресованный Адаму: «Да».
* * *
Вернувшись от Этель к себе в магазин, Нив застала на месте почти всех своих работников. Кроме Юджинии, помощника менеджера, она наняла на постоянную работу еще семерых продавщиц и трех женщин для работы в швейной мастерской.Юджиния одевала манекенов в торговом зале. «Мне нравится, что снова появились гарнитуры, — сказала она, умело расправляя шелковый шоколадного цвета пиджак. — Какая сумочка сюда подойдет?»
Нив остановилась позади нее. «Приложи-ка еще раз. Я думаю, та, что поменьше. Желтая слишком яркая для этого костюма».
Когда Юджиния в силу возраста оставила карьеру модели, она с огромным удовольствием быстро перескочила из четвертого размера в двенадцатый, сохранив тем не менее изящество и грациозность движений, за что и обожали ее дизайнеры. Она повесила сумочку на руку манекена. «Да, ты, как всегда, права, — одобрительно сказала экс-модель. — Сегодняшний день обещает быть напряженным. Нюхом чую».
«Продолжай чуять». — Нив пыталась придать своему голосу веселость, но у нее не очень это получилось.
«Нив, а что с Этель Ламбстон? Она так и не показывалась?»
«Нет. — Нив прошлась взглядом по магазину. — Послушай, я собираюсь скрыться в кабинете, мне надо сесть на телефон. Постарайся, чтобы меня не беспокоили продавцы, если только в этом не будет особой необходимости».
Сначала она позвонила Тони Менделл в «Контемпорари Вумен». У Тони совет редакторов на целый день. Потом она пыталась связаться с Джеком Кэмпбеллом. Тот ушел на собрание. Через его секретаршу она попросила Джека перезвонить, добавив, что это срочно. Нив пробежала глазами список имен дизайнеров, которые наспех переписала из блокнота Этель. Первые три, которым она дозвонилась, заявили, что лично они не виделись с Этель, но по телефону они подтвердили авторство слов, на которые она собиралась сослаться в своей статье. Элке Пирсон, дизайнер спортивной одежды, откровенно высказал раздражение, которое сквозило, хоть и не столь явно, в голосах всех людей, с которыми Нив пришлось говорить: «Я до сих пор не пойму, зачем я дал интервью этой женщине. Она все время задавала такие вопросы, что у меня начала раскалываться голова. Я буквально вытолкал ее за дверь, и я заранее чувствую, что из этой проклятой статьи ничего хорошего не выйдет».
Имя Энтони делла Сальва стояло следующим в списке. Не дозвонившись до него, Нив не стала расстраиваться — они увидятся сегодня вечером. Дальше — Гордон Стюбер. Этель уверяла, что разгромила его в этой статье. Когда же они виделись? С большой неохотой Нив набрала номер его офиса, и ее немедленно соединили с Гордоном.
Тот не стал терять время на расшаркивания. «Что ты хочешь?» — голос его звучал холодно.
Нив сразу представила его себе, откинувшегося в обитом дорогой кожей кресле с затейливыми шляпками медных гвоздиков. Она придала своему голосу такую же холодность. «Я пытаюсь разыскать Этель Ламбстон. Это очень срочно». И наугад добавила: «Я знаю из ее записей в ежедневнике, что вы встречались на прошлой неделе. Она не обмолвилась, куда собирается?»
На несколько секунд зависла мертвая тишина. Нив решила, что Гордон обдумывает ответ. Наконец он заговорил, безразлично и монотонно: «Этель Ламбстон пыталась взять у меня интервью неделю назад для своей статьи. Я с ней не встречался, на подобных сплетниц у меня нет времени. На прошлой неделе она звонила, но я не ответил на ее звонок».
Нив услышала в трубке щелчок.
Она приготовилась уже было набрать номер следующего дизайнера, как телефон сам зазвонил. Это был Джек Кэмпбелл. Он был очень деловит: «Моя секретарша сказала, что ты звонила по срочному делу. Какие-то проблемы, Нив?»
Ей вдруг показалось несеръезным начинать сейчас объяснять по телефону, что она волнуется за Этель Ламбстон, потому что та, видите ли, не забрала свой заказ.
Поэтому она просто сказала: «Я знаю, что ты сейчас очень занят, но не найдется ли у тебя полчасика, чтобы поговорить со мной?»
"Во время ланча у меня назначена встреча с одним из авторов, — сказал он, — Как насчет того, чтобы встретиться в три часа в моем офисе?
* * *
«Живонс и Маркс» занимали верхние шесть этажей здания на юго-западном углу Парк Авеню и 41-ой улицы. Кабинет Джека Кэмпбелла представлял собой колоссальных размеров угловое помещение с потрясающим видом на Манхэттен. Огромных размеров черный лакированный письменный стол; книжные полки вдоль стены позади стола, заваленные рукописными текстами; вокруг стеклянного столика для коктейлей — черный кожаный диван и такие же кресла. Нив удивилась, обратив внимание на то, что, несмотря на роскошную обстановку, комната лишена какой-либо индивидуальности.Джек Кэмпбелл словно прочитал ее мысли: «Все мои вещи еще стоят запакованными, потому что квартира не готова, и я вынужден был остановиться в „Хэмпшир Хаус“. Так что пока здесь все больше напоминает приемную у зубного врача».
Его пиджак висел на спинке кресла, а сам он остался в коричневом с зеленым вязаном свитере. «Ему идет, — подумала Нив. — Цвета осени». Лицо Джека было слишком худым, а черты лица слишком не правильными, чтобы его можно было назвать красивым, но, несомненно, оно было привлекательным и мужественным. Когда он улыбался, глаза улыбались тоже, и Нив поймала себя на том, что рада, что успела переодеться в один из весенних костюмов из новой коллекции — шерстяное платье цвета бирюзы и длинный жакет свободного покроя.
«Кофе? — предложил Джек. — Я уже выпил много кофе, но все равно с удовольствием выпью еще».
Нив вспомнила, что так и не успела поесть и у нее начинала потихоньку болеть голова. «С удовольствием. Черный, пожалуйста».
В ожидании кофе, Нив обратила внимание на вид из окна: «У тебя не возникает ощущения, что весь Нью-Йорк у твоих ног?»
«Весь месяц, что я здесь, я вынужден бороться с самим собой, чтобы заставить себя думать о работе, — сказал он. — С десяти лет я мечтал жить в Нью-Йорке. Двадцать шесть лет понадобилось, чтобы осуществить это».
Когда принесли кофе, они сели вокруг стеклянного столика, он — на диван, она — на краешек кресла. Нив догадывалась, что ради этой встречи ему пришлось отменить другие, запланированные раньше, поэтому она не стала тянуть, глубоко вздохнула и разом выложила ему все про Этель. «Мой папа говорит, что я ненормальная, — заключила она, — А мне все это кажется странным, и меня не покидает чувство, что с ней что-то приключилось. Я хотела тебя спросить, не имеешь ли ты представления, куда она могла направиться. Если я правильно поняла, то книгу, что она пишет для тебя, Этель должна закончить к осени?»
Джек Кэмпбелл выслушал ее с таким же выражением внимания, какое Нив подметила у него еще на коктейле. "Ничего подобного, " — сказал он.
У Нив широко раскрылись глаза: «Тогда, каким же образом...?»
Кэмпбелл допил кофе. "Пару лет назад я встретил Этель в Эй Би Эй, когда она рекламировала свою первую книгу для «Живонс и Маркс» — ту, которая о женщинах в политике. Книга сразу стала бестселлером, она в самом деле была хороша — интересная, напичканная разными сплетнями. Поэтому, когда Этель захотела увидиться со мной, я заинтересовался. Она дала мне приблизительный набросок статьи, над которой работала, и сказала, что натолкнулась случайно на историю, которая могла бы основательно встряхнуть мир моды. Она спрашивала, захочу ли я купить книгу, которую она об этом напишет и какой аванс я могу ей предложить.
Я заметил, что должен был бы побольше узнать об этой книге, но, основываясь на успехе предыдущей, и при условии, что эта будет такая же сенсационная, сказал, что мы могли бы ее купить. Что касается аванса, то я просто намекнул, что можно будет говорить о какой-нибудь шестизначной цифре. Читая на прошлой неделе «Пост», я нашел на Шестой Странице, что Этель заключила с нами контракт на полмиллиона долларов, и книга выйдет осенью. Телефон трезвонил, не переставая. Все журналы хотели не пропустить это событие. Я связался с консультантом Этель, но тот совершенно не был в курсе. О сроках же вообще не было речи. Она просто сделала себе рекламу, но если эта книга и в самом деле будет хороша, вся эта шумиха мне только на руку".
«И ты не имеешь никакого представления, что это за сенсационная история, которая грозит перевернуть всю индустрию?»
«Ни малейшего».
Нив вздохнула и поднялась. «Я отняла у тебя бездну времени. Мне бы надо теперь угомониться. Этель по всей очевидности запряталась куда-то работать. А я лучше займусь собственными делами». Она протянула ему руку: «Спасибо».
Он немного задержал ее руку в своей и мягко усмехнулся. «Ты всегда так внезапно сбегаешь? — спросил он. — Шесть лет назад ты, как пуля, выскочила из самолета. И тогда на вечере я не успел оглянуться, как ты исчезла».
Нив высвободила руку. «Иногда я замедляю темп и перехожу на шаг, — сказала она. — Но сейчас я, действительно, вынуждена бежать, меня ждет целая куча дел».
Он проводил ее до двери. «Я слышал, что „Нив Плейс“ теперь один из самых популярных магазинов в Нью-Йорке. Можно мне зайти посмотреть?»
«Конечно. Можешь даже ничего не покупать».
«Ну да, моя мама живет в Небраске и предпочитает более практичную одежду».
Спускаясь в лифте, Нив размышляла, не хотел ли Джек Кэмпбелл своей последней фразой дать понять, что у него нет женщины. Выйдя на теплый апрельский воздух и останавливая такси, Нив поймала себя на том, что негромко мурлыкает что-то себе под нос.
* * *
Пока она сидела у Джека, ей звонила Це-Це и оставила сообщение с просьбой немедленно перезвонить ей в квартиру Этель. Це-Це схватила трубку после первого же гудка. «Нив, слава богу, ты позвонила. Я бы хотела убраться отсюда, пока этот племянничек не вернулся. Нив, тут происходит что-то очень странное. У Этель есть привычка припрятывать по всей квартире стодолларовые купюры. Вот так она мне и аванс заплатила в прошлый раз. Когда я была здесь во вторник, я видела одну купюру под ковром. А сегодня утром я нашла одну в посудном шкафу и еще три в разных местах. Нив, я абсолютно точно уверена, что их не было во вторник».* * *
Симус ушел из бара в половине пятого. Не обращая внимания на толчки пешеходов, он прокладывал себе дорогу в толпе, наводнившей Коламбус Авеню. Он шел к Этель, и Рут не должна была узнать об этом. С тех пор, как он вчера обнаружил, что опустил в ящик и чек, и письмо в одном конверте, он чувствовал себя загнанным зверем, бросающимся из стороны в сторону в поисках пути к спасению.Сейчас ему оставалось только надеяться. Конверт не опустился глубоко в ящик, он даже видел его краешек, торчащий из щели. Может, ему удастся вытащить его. Здравый смысл подсказывал Симусу, что если позже в ящик бросали почту, то его письмо проскользнуло вглубь, но оставался малюсенький шанс — один из миллиона, и эта возможность гнала его, заставляя действовать.
Он завернул за угол, на тот квартал, где стоял дом Этель, зорко глядя по сторонам, всей душой желая быть не замеченным кем-нибудь из соседей Этель. По мере того, как он приближался к цели, надежда уступала место отчаянию. Ему не удастся вытащить конверт, не разорвав письмо; кроме того, ему нужен ключ, чтобы попасть в холл, где висят ящики. Вчера вечером та противная девчонка открыла ему, но сегодня придется звонить суперинтенданту, а на глазах у того, естественно, ничего не сделаешь.
Он уже был перед особняком. Вход в квартиру Этель слева, не более дюжины шагов от главного входа. Пока он так стоял, размышляя, что предпринять, открылось окно на четвертом этаже, оттуда высунулась женщина, позади которой он мог разглядеть лицо той вчерашней девчонки.
«Ее нет уже с неделю, — резкий голос обращался к нему. — И вообще, послушайте, я уж собиралась звонить в полицию в прошлый четверг, когда услышала, как вы орали на нее».
Симус предпочел поскорее убраться прочь. Ноги сами несли его по Вест-Енд Авеню, он едва дышал и ничего не видел перед собой. Он ощутил себя в безопасности, лишь когда забежал в свою квартиру и запер дверь. Тут только он почувствовал, как сильно бъется его сердце. Услышав шаги в коридоре, ведущем в спальню, он растерялся — значит, Рут уже дома. Симус поспешно вытер лицо, стараясь взять себя в руки.
Рут не заметила возбужденного состояния мужа. Она держала в руках его коричневый костюм. «Я собиралась сдать его в чистку, — объявила она. — Будь добр, объясни мне, откуда у тебя стодолларовая бумажка в кармане?»
* * *
После ухода Нив Джек Кэмпбелл просидел в своем офисе еще часа два. Перед ним лежала рукопись, отправленная ему одним из агентов журнала и сопровожденная запиской, что на нее следует обратить внимание. Джек предпринимал поистине героические усилия, чтобы заставить себя вдуматься в смысл рассказа, но в конце концов, ужасно раздраженный, отложил его в сторону. Он был зол на самого себя. Невозможно пытаться дать оценку чьей-то работе, если твой мозг полностью занят другими мыслями.Нив Керни. Интересно, что шесть лет назад он сожалел, что не осмелился спросить ее номер телефона. Он даже искал ее в телефонной книге Манхэттена, когда приехал в Нью-Йорк спустя несколько месяцев после их знакомства в самолете. В справочнике было несколько страниц различных Керни, но ни одной Нив. Позже он вспомнил, что она говорила что-то о магазине, и он искал ее по этому ориентиру. Безуспешно.
Тогда он запретил себе думать о ней, но — он сам не мог понять, почему — это было трудно сделать. Он знал лишь, что она живет с каким-то мужчиной. На коктейле в тот вечер он сразу узнал ее, хотя это уже не была та девчонка в лыжном свитере. Он увидел красивую, модно одетую молодую женщину. Но угольно-черные волосы, матово-белая кожа, огромные глаза и крохотные точечки веснушек на переносице — все это оставалось прежним.
Сейчас Джек поймал себя на том, что думает постоянно, действительно ли Нив так озабочена, или же...
В шесть часов его помощница просунула в дверь голову. «Я ухожу, — объявила она. — Должна тебя предупредить, что никто не будет здесь сидеть допоздна».
Джек отложил так и не прочтенную рукопись и поднялся. «Я иду, — сказал он. — Только один вопрос: что ты можешь сказать о Нив Керни?»
По пути домой он обдумывал то, что услышал в ответ. Магазин Нив Керни стал ужасно популярным. Свои лучшие наряды Джинни покупала там. Сама Нив пользуется симпатией и уважением. Несколько месяцев назад она стала причиной разного рода разговоров, когда фактически объявила войну дизайнеру, использовавшему в своих швейных мастерских детский труд.
Он спросил также и об Этель Ламбстон. Глаза Джинни стали круглыми: «Лучше не спрашивай».
Джек провозился дома достаточно долго, чтобы убедиться, что не имеет ни малейшего желания готовить себе самому обед. Вместо этого он решил поесть «У Николя», который находился на 84-улице между Лексингтон и 3-улицей.
Как всегда, в ожидании столиков образовалась очередь, но не успел он пропустить в баре стаканчик, как почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Лу, его любимая официантка, позвала Джека: «Мистер Кэмпбелл, я для вас накрыла столик». Джек расслабился, сидя над бутылкой Вальполиселлы, салатом из листьев эндива и угрем с маринованными фруктами. Вместе с двойным эспрессо он попросил подать и счет.
Выйдя, он усмехнулся про себя: ведь он весь вечер знал, что пройдет по Мэдисон Авеню именно для того, чтобы взглянуть на магазин Нив Керни. Спустя несколько минут он уже стоял, изучая элегантно оформленные витрины и ежась от пронизывающего ветра, который напомнил ему, что сейчас все же лишь начало весны и что апрельская погода может быть очень переменчивой. То, что он увидел, ему понравилось. Очень женственные, нежных расцветок платья в ансамбле с такого же цвета зонтиками. Позы манекенов уверенные, слегка надменные. Почему-то он был убежден, что Нив не случайно сделала акцент на этом сочетании силы и нежности.
Рассматривая витрину, он постепенно начинал припоминать, что именно говорила ему Этель, и что он непременно должен рассказать Нив. «Сплетни, пересуды — да, это стабильное явление в мире моды, и в моей статье все это есть, — Этель говорила в своей обычной манере, торопясь и задыхаясь. — Но я могу предложить нечто гораздо большее — бомбу! Динамит!»
Он тогда опаздывал на встречу и не дал ей договорить: «Пришлите мне приблизительный план».
Но от Этель не так-то легко было отделаться: «Так во что же может быть оценен грандиозный скандал?»
Не слишком серъезно Джек ответил: «Если это будет достаточно сенсационно, с полмиллиона».
Джек стоял и смотрел на манекены, держащие в руках легкие зонтики. Он мог разглядеть надпись с названием магазина, выведенную по краям зонтов. Завтра же он должен позвонить Нив и рассказать ей про то, что говорила Этель.
Он возвращался по Мэдисон Авеню, желая избавиться от смутного, едва осознанного беспокойства в душе. «Я ищу предлог, — думал он. — Почему я не могу просто пригласить ее куда-нибудь?»
В этот момент он совершенно четко осознал причину своего смятения. И, если бы ему кто-то сказал, что Нив сейчас не одна, он просто не захотел бы об этом слышать.
* * *
Для Китти Конвей четверг был очень насыщенным днем. С девяти утра до полудня она развозила стариков на приемы к врачам. Потом она работала, на волонтерских началах, разумеется, в небольшом магазинчике при Гарден-Стэйт Музее. Все это позволяло ей чувствовать себя не совсем бесполезной.Еще в колледже она брала курс антропологии, желая стать второй Маргарет Мид. Потом она встретила Майкла. Сейчас, помогая юноше найти копию египетского ожерелья, ей пришло в голову, что неплохо было бы летом записаться в какую-нибудь антропологическую экспедицию. Такая мысль показалась ей очень заманчивой.
Подъезжая к своему дому апрельским вечером, Китти подумала, что становится неприятной самой себе. Пора было бы уже найти себе серъезное занятие. Она свернула с Линкольн Авеню и улыбнулась, увидев свой дом, возвышающийся на повороте Гранд-вью Серкл — весьма впечатляющее строение в колониальном стиле с черными ставнями на окнах.
Дома она прошлась по комнатам нижнего этажа, включая везде свет, потом зажгла газовый камин в гостиной. Когда был жив Майкл, он здорово умел разводить огонь, мастерски укладывая растопку и поленья так, что пламя горело долго и равномерно, и аромат древесины наполнял комнату. Как ни старалась Китти, у нее так не получалось, и, мысленно попросив прощения у Майкла, она установила газовую горелку.
Она поднялась в спальню, которую обставила в абрикосовых и светло-зеленых тонах, подражая сочетанию, увиденному на гобелене в музее. Стащив с себя серый шерстяной костюм, она уже предвкушала, как залезет после душа в удобную пижаму и халат, но тут же оборвала себя, решив, что это дурная привычка, ведь еще только шесть часов.
Вместо этого она вытащила из шкафа синий спортивный костюм и кроссовки. «Сейчас как раз самое время сделать пробежку», — сказала она себе.
У Китти был разработан постоянный маршрут — от Гранд-вью до Линкольн Авеню, одна миля в сторону от центра, поворот у автобусной стоянки и — обратно домой. Ощущая приятное напряжение в теле после пробежки, Китти сбросила в ванной одежду в корзину с грязным бельем, приняла душ, скользнула в пижаму и остановилась перед зеркалом. Она всегда была стройной и поддерживала себя в хорошей форме. Морщинки вокруг глаз не слишком глубокие. Волосы выглядели совершенно естественно, парикмахеру удавалось подобрать оттенок краски в точности соответствующий ее природному, рыжеватому. «Неплохо, — кивнула Китти своему отражению. — Но, Боже мой, через два года мне будет уже шестьдесят».
Семь часов — время для теленовостей и шерри. Китти прошла через спальню к коридору и вспомнила, что оставила в ванной свет. Хочешь — не хочешь надо экономить электричество. Она вернулась и протянула руку к выключателю, и рука ее замерла на полпути. Она заметила синий рукав своего спортивного костюма, который свешивался из корзины. Горло Китти перехватило от страха, губы мгновенно пересохли, она почти почувствовала, как у нее зашевелились волосы. Этот рукав! А в нем — рука. Вчера, когда ее лошадь споткнулась. Летящий обрывок целлофана, коснувшийся ее лица. Промелькнувшая рука в синем рукаве. Она же не ненормальная, она все это на самом деле видела.
Китти не вспомнила о вечерних новостях, она сидела на диване перед камином, подавшись вперед и потягивая шерри. Но ни огонь, ни шерри не могли унять охвативший ее озноб. Надо бы позвонить в полицию, но, может, она ошибается. Тогда она будет выглядеть полной идиоткой.
«Я не ошибаюсь, — твердила себе Китти, — но подождем до завтра». Она приняла решение на обратном пути заехать в парк и подняться на холм. «Конечно, я видела руку, но кому бы она ни принадлежала, тому уже вряд ли можно помочь».
* * *
«Ты говоришь, в квартире Этель хозяйничает племянник?» — спросил Майлс, наполняя ведерко для льда. «Ну, так он взял деньги, а потом положил их обратно. Что же здесь такого?»И снова, слушая убедительные объяснения Майлса, Нив чувствовала себя глупо; такими же нелепыми после разговора с отцом казались Нив все ее соображения по поводу исчезновения Этель, а позже — по поводу ее зимней одежды. Теперь вот — история со стодолларовыми купюрами. Она была рада, что хоть не рассказала Майлсу о том, что встречалась с Джеком Кэмпбеллом. Придя домой, она переоделась в голубые шелковые брюки и такого же цвета блузку с длинными рукавами. Нив ожидала, что Майлс выскажет что-то вроде: «Весьма изысканно. В самый раз для того, чтобы обслуживать гостей во время трапезы». Но вместо этого увидев дочь, входящую на кухню, его глаза потеплели. «Твоей матери всегда очень шел голубой цвет, — сказал он. — Ты с возрастом все больше становишься на нее похожа».
Нив заканчивала последние приготовления, тоненько нарезая ветчину с дыней, выкладывая макароны с соусом «песто», палтус, фаршированный креветками, овощи, салат из листьев эндива и аругулы, сыр и пирожные. Она достала кулинарную книгу Ренаты и листала ее, пока не наткнулась на страничку с набросками. Избегая рассматривать рисунки, Нив сосредоточила свое внимание на написанные от руки указания Ренаты по поводу приготовления палтуса.
Удостоверившись, что все сделано подобающим образом, Нив достала из холодильника банку с икрой. Майлс наблюдал, как она раскладывает тосты на блюде. «Я все-таки плебей — никогда не понимал изысканности вкуса этой штуки», — сказал он.
«Вряд ли это признак плебейства, — Нив вынимала ложечкой икру на кружочки тостов. — Просто ты многого был лишен». Она внимательно взглянула на отца. На Майлсе был темно-синий пиджак, серые брюки, светло-голубая рубашка и красивый красный с синим галстук, который она подарила ему на Рождество. «Интересный мужчина, — подумала Нив. — И ни за что не скажешь, что он так тяжело болел». Она высказала это вслух.
Майлс с некоторой опаской протянул руку к тостам и быстро засунул один в рот. «Нет, все равно мне не нравится, — прокомментировал он, а потом добавил, — Я, действительно, прекрасно себя чувствую, и моя бездеятельность начинает меня раздражать. Я зондирую почву относительно места начальника Отдела по борьбе с наркотиками в Вашингтоне. Эта работа будет занимать все мое время. Что ты думаешь по этому поводу?»
Нив вздохнула и обняла его: «Это замечательно. Действуй. Это как раз для тебя».
Она напевала, неся икру и блюдо с бри в гостиную. Если бы еще объявилась Этель Ламбстон. Она как раз размышляла, как скоро может позвонить ей Джек Кэмпбелл, как раздался звонок в дверь. Оба гостя явились одновременно.
Епископ Дэвин Стэнтон относился к числу тех немногих прелатов, которые даже в мирской жизни уютнее чувствуют себя в одежде священника, нежели в спортивном пиджаке. Пряди когда-то медного цвета волос смешались с сединой; добрые синие глаза за стеклами очков в серебряной оправе излучали тепло и ум. Его высокая и тонкая фигура при движении производила впечатление очень гибкой и подвижной. Нив всегда испытывала при нем неловкость, считая, что Дэв может читать мысли, и одновременно удовлетворение, потому что была уверена, что Дэву должно нравится то, что он читает. Она сердечно поцеловала его.
Энтони делла Сальва, одетый в свое новое детище, был, как всегда, ослепителен. Элегантный покрой темно-серого из итальянского шелка костюма позволял скрывать излишнюю полноту, которая становилась все более и более внушительной, хотя дядя Сал и так никогда не отличался худобой. Нив вспомнила, как Майлс подметил однажды, что Сал напоминает ему сытого кота. Сравнение и в самом деле было очень точным. Его черные волосы, которых совершенно не коснулась седина, соревновались в блеске с такими же черными мягкими кожаными мокасинами от Гуччи. У Нив появилась профессиональная привычка тут же подсчитывать стоимость наряда; костюм Сала она оценила не меньше, чем в пять сотен долларов.
Как обычно, Сал начал с беззлобного подтрунивания. «Дэв, Майлс, Нив! Мои самые близкие люди, не считая, конечно, моей теперешней подружки и всех моих бывших жен. Дэв, как ты думаешь, примет меня наша церковь обратно в свое лоно, когда я стану совсем старым?»