Страница:
То, что произошло, никого особо не удивило. Валун вел себя так же, как магма, выбрав направление к стене, наиболее удаленной от границы с Пустотой. Правда, на этот раз несколько каменных обломков отскочили под разными углами, но и они через мгновение оказались там, где и весь валун.
Таинственная сила явно существовала и действовала не только на жидкости, но и на твердые тела. Следом за глыбой известняка посыпались куски вулканического свода; все, что могло, бежало как можно дальше от Пустоты.
Не говоря ни слова, Деррелл проплыл через известняк, задержавшись у самого входа в пещеру. После чего, сжавшись до минимального объема, принялся поглощать окружающую его породу. Недавно он хотел попасть в место, где находился раздробленный скальный материал, но это оказалось невозможным, поскольку трещины уходили в глубь слоя лавы лишь на несколько десятков сантиметров. Однако сейчас он мог туда пробраться, чтобы проверить, как действует новооткрытая сила на живые организмы. Он накапливал знания!
Порода, в которой он находился, оторвалась, как недавно валун. Деррелл первым из своего вида испытал на себе действие силы тяжести. Он первым же убедился: можно не заметить, что падаешь, но нельзя не заметить собственно удара. Сотрясение не причинило ему никакого вреда, в конце концов, он привык к путешествиям в районах сейсмической активности, а видел именно благодаря доходящим до него сотрясениям. Но все это было весьма удивительно. Во-первых, кусок породы перевернулся в падении, а никто из представителей его расы еще никогда не испытывал резкой смены положения. Лишь через какое-то время Деррелл понял, что это он вдруг изменил свое положение, а не окружающие его породы.
Убедившись в своей догадке, он начал выбираться из куска известняка, в котором проделал свое необычное путешествие. Именно тогда он и получил самый неприятный урок явления гравитации.
Тело Деррелла состояло исключительно из жидкости; в его состав входили в основном углеводороды, отчего оно было легче и, по крайней мере, так же проницаемо, как вода. Сейчас его «скелет» образовывала порода, в которой он в данный момент находился. Деррелл двигался, контролируя свое поверхностное натяжение – как это делает амеба или человек, двигающий мускулом. Вне поддерживающих его пород Деррелл мог быть лишь лужей жидкости, а когда начал вытекать наружу, то уже не мог остановить этого процесса. Его кусок известняка не лежал на самом дне пещеры, поэтому Деррелл стекал все ниже, оказавшись перед выбором: сдаться тянущей его силе или быть разорванным на части. Вторая возможность была для него не привлекательней, чем для любого более прочного организма. Спустя пять секунд он был уже совершенно бессильной лужей живой жидкости, собранной в углублении стеклянистой, непроницаемой лавы, и не мог вызвать даже самого слабого волнения на своей поверхности.
Однако он мог общаться, поскольку лава отлично проводила любые звуки. Впрочем, использовал он эту возможность не лучшим образом. Все, что услышали его студенты, было многократно повторяемое предупреждение держаться подальше от всех пустых мест, оставить в покое страшную силу, уйти и позволить ему спокойно умереть, только не забыть предупредить остальной мир. Короче говоря, у Деррелла началась истерика. Не впади он в такое отчаяние, скоро заметил бы возможность спасения, но трудно винить его за потерю душевного равновесия. Человек, внезапно оказавшийся в глыбе цемента, но продолжающий жить, мог бы представить себе состояние ученого. Однако у человека было бы преимущество, он-то мог хотя бы представить себе такую ситуацию, а никто из соплеменников Деррелла не мог предвидеть того, что произошло.
К счастью, почти все студенты сохранили спокойствие, а один из них предложил способ спасения учителя. Когда мелкие камешки начали падать рядом, а некоторые прямо в него, Деррелл более-менее обрел утраченное было душевное спокойствие. Длилось это довольно долго, но, наконец, жителям глубин удалось достичь того, что много миллионов лет назад не удалось морю, – до самого верха заполнить пещеру раздробленным скальным материалом. Правда, даже теперь передвижение не стало легким, поскольку расстояния между отдельными обломками были довольно велики, а Деррелл испытывал острую неприязнь к любым открытым пространствам. Однако, в конце концов, он снова оказался в нормальной, удобной, пригодной для жизни породе, за пределами страшной пещеры. Долгое время он отдыхал, а когда, наконец, заговорил, слова его были полны глубокой убежденности.
– Что бы мы ни узнали в будущем об этой силе, ясно одно – никто теперь не может сомневаться в ее существовании. Надеюсь, никто из вас никогда не испытает на себе ее воздействие. Те, кто спас меня, обрушивая обломки пород, рисковали более чем солдаты или участники самых безумных авантюр. Я затрудняюсь даже сказать, как сильно им благодарен. Кроме подтверждения существования силы, мы установили еще одно: не всегда направление ее действия перпендикулярно границе Пустоты.
Слушатели удивленно зашептались, но вскоре смолкли, поняв, что ученый прав: в этом месте граница была невероятно извилиста, а в некоторых местах скалы уходили в Пустоту более чем на милю. Невозможно было установить направление, перпендикулярное к ней.
– Итак, остались лишь две возможности. Во-первых, что сила эта действует во всех направлениях, и потому именно в этих, а не иных местах, собрался океан. Если так оно и есть, проект Пентонга совершенно бесполезен; новый океан просто соединится со старым, и мы ничего не добьемся. Вторая возможность такова, что в Пустоте сила эта не существует. В этом случае мы вообще не знаем, что может случиться, за исключением того, что магма, как всегда, разольется по внешней поверхности границы. Как поведет себя растопленный океан, мы не можем даже и предполагать. Мне кажется весьма неудачной мысль ослабить нашу оборону так, как требует этого реализация плана Пентонга, поскольку нет места даже для умеренного оптимизма относительно его результатов. Я отправляюсь в ближайший город, чтобы высказать там свое мнение; слишком велика угроза со стороны племен Азии, чтобы мы могли позволить себе рисковать. Может, у кого-то есть другое мнение или иной план действий?
– Хорошо бы сначала кое-что сделать, – отозвался Талесс, самый уверенный в себе из членов группы. – Думаю, одинаково плохо из-за нашего невежества отказаться от реализации проекта, как и, взявшись за него, растратить значительные силы и средства. По-моему, прежде чем представлять наше мнение Правителям, нужно собрать максимум информации о действии силы по ту сторону границы. Если же обязательно нужно что-то делать уже сейчас, то лучше предложить отсрочку, а не отказ от реализации проекта.
– Каким образом ты собираешься собирать информацию?
– Не знаю, но мне кажется, что мы образуем группу достаточно компетентных ученых. Я не стал бы неудачи предсказывать заранее, сначала нужно хотя бы попробовать.
– Полученные данные должны быть необычайно точны и настолько обильны, чтобы не оставалось даже тени сомнений. Это жизненно важно для всего нашего вида.
– Я знаю. Но разве требования к точности для нас новость?
Деррелл задумался.
– Разумеется, ты прав, – сказал он, наконец. – Мы предложим отсрочку реализации плана Пентонга. Пусть двое из вас отнесут это сообщение в город, а остальные займутся поисками способов, как установить, распространится ли растопленный океан по всей поверхности Земли или нет. Если ответ будет «да», мы покроем обе Америки слоем лавы, если же «нет», скопления магмы останутся на прежних местах; Я жду детальных предложений о способе проведения необходимых экспериментов.
ОТВЕТ
Таинственная сила явно существовала и действовала не только на жидкости, но и на твердые тела. Следом за глыбой известняка посыпались куски вулканического свода; все, что могло, бежало как можно дальше от Пустоты.
Не говоря ни слова, Деррелл проплыл через известняк, задержавшись у самого входа в пещеру. После чего, сжавшись до минимального объема, принялся поглощать окружающую его породу. Недавно он хотел попасть в место, где находился раздробленный скальный материал, но это оказалось невозможным, поскольку трещины уходили в глубь слоя лавы лишь на несколько десятков сантиметров. Однако сейчас он мог туда пробраться, чтобы проверить, как действует новооткрытая сила на живые организмы. Он накапливал знания!
Порода, в которой он находился, оторвалась, как недавно валун. Деррелл первым из своего вида испытал на себе действие силы тяжести. Он первым же убедился: можно не заметить, что падаешь, но нельзя не заметить собственно удара. Сотрясение не причинило ему никакого вреда, в конце концов, он привык к путешествиям в районах сейсмической активности, а видел именно благодаря доходящим до него сотрясениям. Но все это было весьма удивительно. Во-первых, кусок породы перевернулся в падении, а никто из представителей его расы еще никогда не испытывал резкой смены положения. Лишь через какое-то время Деррелл понял, что это он вдруг изменил свое положение, а не окружающие его породы.
Убедившись в своей догадке, он начал выбираться из куска известняка, в котором проделал свое необычное путешествие. Именно тогда он и получил самый неприятный урок явления гравитации.
Тело Деррелла состояло исключительно из жидкости; в его состав входили в основном углеводороды, отчего оно было легче и, по крайней мере, так же проницаемо, как вода. Сейчас его «скелет» образовывала порода, в которой он в данный момент находился. Деррелл двигался, контролируя свое поверхностное натяжение – как это делает амеба или человек, двигающий мускулом. Вне поддерживающих его пород Деррелл мог быть лишь лужей жидкости, а когда начал вытекать наружу, то уже не мог остановить этого процесса. Его кусок известняка не лежал на самом дне пещеры, поэтому Деррелл стекал все ниже, оказавшись перед выбором: сдаться тянущей его силе или быть разорванным на части. Вторая возможность была для него не привлекательней, чем для любого более прочного организма. Спустя пять секунд он был уже совершенно бессильной лужей живой жидкости, собранной в углублении стеклянистой, непроницаемой лавы, и не мог вызвать даже самого слабого волнения на своей поверхности.
Однако он мог общаться, поскольку лава отлично проводила любые звуки. Впрочем, использовал он эту возможность не лучшим образом. Все, что услышали его студенты, было многократно повторяемое предупреждение держаться подальше от всех пустых мест, оставить в покое страшную силу, уйти и позволить ему спокойно умереть, только не забыть предупредить остальной мир. Короче говоря, у Деррелла началась истерика. Не впади он в такое отчаяние, скоро заметил бы возможность спасения, но трудно винить его за потерю душевного равновесия. Человек, внезапно оказавшийся в глыбе цемента, но продолжающий жить, мог бы представить себе состояние ученого. Однако у человека было бы преимущество, он-то мог хотя бы представить себе такую ситуацию, а никто из соплеменников Деррелла не мог предвидеть того, что произошло.
К счастью, почти все студенты сохранили спокойствие, а один из них предложил способ спасения учителя. Когда мелкие камешки начали падать рядом, а некоторые прямо в него, Деррелл более-менее обрел утраченное было душевное спокойствие. Длилось это довольно долго, но, наконец, жителям глубин удалось достичь того, что много миллионов лет назад не удалось морю, – до самого верха заполнить пещеру раздробленным скальным материалом. Правда, даже теперь передвижение не стало легким, поскольку расстояния между отдельными обломками были довольно велики, а Деррелл испытывал острую неприязнь к любым открытым пространствам. Однако, в конце концов, он снова оказался в нормальной, удобной, пригодной для жизни породе, за пределами страшной пещеры. Долгое время он отдыхал, а когда, наконец, заговорил, слова его были полны глубокой убежденности.
– Что бы мы ни узнали в будущем об этой силе, ясно одно – никто теперь не может сомневаться в ее существовании. Надеюсь, никто из вас никогда не испытает на себе ее воздействие. Те, кто спас меня, обрушивая обломки пород, рисковали более чем солдаты или участники самых безумных авантюр. Я затрудняюсь даже сказать, как сильно им благодарен. Кроме подтверждения существования силы, мы установили еще одно: не всегда направление ее действия перпендикулярно границе Пустоты.
Слушатели удивленно зашептались, но вскоре смолкли, поняв, что ученый прав: в этом месте граница была невероятно извилиста, а в некоторых местах скалы уходили в Пустоту более чем на милю. Невозможно было установить направление, перпендикулярное к ней.
– Итак, остались лишь две возможности. Во-первых, что сила эта действует во всех направлениях, и потому именно в этих, а не иных местах, собрался океан. Если так оно и есть, проект Пентонга совершенно бесполезен; новый океан просто соединится со старым, и мы ничего не добьемся. Вторая возможность такова, что в Пустоте сила эта не существует. В этом случае мы вообще не знаем, что может случиться, за исключением того, что магма, как всегда, разольется по внешней поверхности границы. Как поведет себя растопленный океан, мы не можем даже и предполагать. Мне кажется весьма неудачной мысль ослабить нашу оборону так, как требует этого реализация плана Пентонга, поскольку нет места даже для умеренного оптимизма относительно его результатов. Я отправляюсь в ближайший город, чтобы высказать там свое мнение; слишком велика угроза со стороны племен Азии, чтобы мы могли позволить себе рисковать. Может, у кого-то есть другое мнение или иной план действий?
– Хорошо бы сначала кое-что сделать, – отозвался Талесс, самый уверенный в себе из членов группы. – Думаю, одинаково плохо из-за нашего невежества отказаться от реализации проекта, как и, взявшись за него, растратить значительные силы и средства. По-моему, прежде чем представлять наше мнение Правителям, нужно собрать максимум информации о действии силы по ту сторону границы. Если же обязательно нужно что-то делать уже сейчас, то лучше предложить отсрочку, а не отказ от реализации проекта.
– Каким образом ты собираешься собирать информацию?
– Не знаю, но мне кажется, что мы образуем группу достаточно компетентных ученых. Я не стал бы неудачи предсказывать заранее, сначала нужно хотя бы попробовать.
– Полученные данные должны быть необычайно точны и настолько обильны, чтобы не оставалось даже тени сомнений. Это жизненно важно для всего нашего вида.
– Я знаю. Но разве требования к точности для нас новость?
Деррелл задумался.
– Разумеется, ты прав, – сказал он, наконец. – Мы предложим отсрочку реализации плана Пентонга. Пусть двое из вас отнесут это сообщение в город, а остальные займутся поисками способов, как установить, распространится ли растопленный океан по всей поверхности Земли или нет. Если ответ будет «да», мы покроем обе Америки слоем лавы, если же «нет», скопления магмы останутся на прежних местах; Я жду детальных предложений о способе проведения необходимых экспериментов.
ОТВЕТ
Альвен Уорен повис около прозрачного иллюминатора вспомогательной ракеты и с нескрываемым интересом заглянул в него. Предмет, который привлекал его внимание, висел в нескольких милях и потихоньку дрейфовал им навстречу. На первый взгляд он не производил особого впечатления: простой металлический шар, поблескивающий в солнечных лучах. Блеск его поверхности несколько смягчался второй полупрозрачной оболочкой. На таком расстоянии он даже не выглядел слишком уж большим; ничто не говорило о том, что усилия по созданию внутренней сферы потребовали уже более семидесяти лет и двести миллионов долларов, хотя она и была еще далека до завершения. За это время в среднем она поглощала примерно четверть гигантского «фонда прорыва», основанного путем отчислений от каждого учебного института на Земле и, в отличие от большинства научных проектов, находящихся на столь ранней стадии, уже принесла существенную выгоду.
По мере приближения ракеты начинались вырисовываться более мелкие детали. Внешняя оболочка потеряла свой полупрозрачный ореол и предстала серебряной паутиной, металлическим сетчатым экраном, окружающим более плотное ядро. Уорен знал, что сетка предназначена для того, чтобы защитить деликатные электронные компоненты от потоков электронов, испускаемых солнцем. Это было все, что он знал о структуре данного объекта, так как Альвен Уорен в физике почти не разбирался. Он был психолог и имел достаточно букв после имени, чтобы отмести любые сомнения в его интеллекте, но язык амперов и вольтов, эргов и дин был для него чужд.
Пилот ракеты с пассажиром знаком не был, и его замечания особой пользы никому не принесли.
– Мы войдем в контакт примерно минут через пятнадцать, – сказал пилот. – Нам запрещено использовать ракетные двигатели поблизости от этого устройства, поэтому мы вынуждены начать торможение до безопасной скорости контакта, по крайней мере, за двадцать миль. В связи с этим окончательное приближение и занимает столько времени. Они не любят, когда поблизости от них появляется то, что они не могут учесть заранее. Это относится к потокам электронов и молекул, точно так же как и к атомным конвертерам.
– А какие у них могут быть претензии к ракетным выхлопам, если они не направлены в сторону станции? – спросил Уорен. – Какое влияние может оказать струя газа в миле от станции?
– Никакой непосредственно, но газ расползается, а некоторые элементы отходов ракетного топлива легко ионизируются в солнечных лучах. Мальчики, сидящие внутри, уверяют, что выхлоп ракетных двигателей в пяти милях от внешней сферы приводит у них к сбою в некоторых цепях. Говорят, что это происходит, когда молекулы, просочившиеся через защитный экран, начинают ионизироваться. С моей точки зрения, это выглядит несколько надуманным, но я в этом плохо разбираюсь. Я знаю, что эта машина половину времени не работает по причинам, которые пока точно неизвестны, но это вызвано магнитными отклонениями примерно такого же порядка, как те, что я упомянул. Здесь, вблизи от станции, я очень осторожно обращаюсь с двигателями: причини я неприятности более одного раза, и это мне может стоить работы, а управление в моих бумагах сразу же хлопнет штамп «недостаток профессионализма», и тогда придется покрутиться, прежде чем я смогу найти другую работу.
– Коли вы регулярно совершаете такие полеты, то, полагаю, вас не особо затрудняют все эти хитрости.
– Я уже привык. Я делаю такие полеты по доставке сюда необходимых запасов каждую неделю вот уже почти три года, а в промежутках бывают еще и специальные рейсы. На этом корабле доставляется все, что нужно им там, на станции, а иногда из дома едут еще и умники, которым надо решить какие-то свои задачи, они не верят, что машина сможет справиться с этим без их присутствия, – пилот искоса взглянул на Уорена. – Большинство из этих парней могли рассказать мне про компьютеры такое, о чем я и не подозревал. Вы первый экскурсант за мою практику. Я никак не думал, что университеты отважатся на такое. Вы журналист?
Уорен улыбнулся
– Не могу осуждать вас за такие идеи. И должен признаться, что я ни бельмеса не понимаю в современных компьютерах. Эта станция, к которой мы подлетаем, для меня всего лишь название. Но у меня возникли некоторые трудности. Не знаю, можно ли выразить мою проблему в тех терминах, которые используются здесь. Я плохо разбираюсь в математике и все же решил проконсультироваться с местными операторами, чтобы выяснить, могут ли они мне помочь, – он кивнул головой в сторону огромной серебряной сети, которая теперь закрывала уже весь иллюминатор. – Мы уже подошли совсем близко, да?
Пилот, не говоря ни слова, кивнул головой и повернулся к сиденью перед пультом управления, оставив на время свое любопытство. На самом деле, так как было запрещено пользоваться двигателями, он мало что и мог сделать во время этой «посадки», но чувствовал себя увереннее, сидя перед панелью управления в то время, как монолитный корпус корабля дрейфовал вдоль упругой металлической сети статического щита до момента, пока не будет схвачен металлическими захватами. Захватами, которые приводились в действие электромоторами, сконструированными и спаренными таким образом, чтобы магнитное поле, сопровождающее их работу, невозможно было определить уже в нескольких футах. Захваты сомкнулись, и качка корабля, по мере того как кинетическая энергия поглощалась упругой металлической сетью, постепенно успокоилась. Пилот отключил систему управления и с улыбкой поднялся.
– Мне рассказывали, – сказал он, – что когда экран был еще только построен, а это было примерно сорок лет назад, какой-то умник решил, что корпус ракеты, доставляющей сюда все необходимое, должен быть изолирован, чтобы не изменять уравновешенный заряд внешнего экрана, для этого они покрыли корпус гидроокисью алюминия. Полагаю, что на самом деле это был очень тонкий слой, хотя и вполне хороший изолятор. Ракета пошла на сближение как раз в то время, когда на станции была запущена задача, – его улыбка расплылась шире. – Я уж не знаю, какова была емкость образовавшегося таким образом конденсатора, но на станции есть один оператор, у которого самое любимое ругательство – это имя одного из членов правления. Подозреваю, после этого им пришлось поменять несколько тысяч элементов. Теперь они рассматривают обеспечивающие корабли как неизбежное зло и приостанавливают работу, пока накопившийся в экране заряд стекает к нам в корпус.
– А как я попаду в главный отсек? – перебил его Уорен, которого не очень-то интересовали местные исторические анекдоты.
– Недалеко от нас в сетке будет открыто входное отверстие. Сейчас появятся люди для разгрузки, они и покажут вам дорогу. Вам надо будет надеть скафандр. Пройдемте со мной, я вам помогу с ним управиться.
Они прошли из кабины управления в небольшую комнатку, расположенную между кабиной и грузовым отсеком, и через короткое время психолог был уже облачен в громоздкий, но гибкий костюм. Человек должен его надевать, чтобы выйти наружу из металлического пузыря, который унес так далеко от родной среды. Пилот тоже надел скафандр и проводил пассажира до главного воздушного шлюза.
Уорен уже более или менее привык к невесомости за время своего полета к станции, но соприкосновение с таким бесконечным пространством на какое-то мгновение вывело его из равновесия, и он схватился за руку фигуры, парящей рядом с ним. Пилот, поняв его состояние, придержал своего спутника, и через несколько мгновений они уже смогли оттолкнуться от выхода из шлюзовой камеры по направлению к металлической трубе, вход в которую, отмеченный зажженной табличкой, маячил примерно в тридцати ярдах от них. Когда они приблизились ко входу, оттуда выплыли четыре человека, также одетые в космические скафандры. Появившиеся; люди заметили их и подождали, чтобы поймать парящие тела посетителей. Уорен увидел, что он «приземлился» в пределах досягаемости толстого жгута серебряных кабелей и, повинуясь жесту одного из космонавтов, ухватился за него. Радиостанция в его скафандре, очевидно, не была настроена на дежурную частоту, а как он узнал после, она вообще не была включена. За это время пилот перелетел обратно к открытому люку своего корабля и исчез внутри.
Через несколько мгновений открылась большая дверь, находящаяся ближе к корме, недалеко от воздушного шлюза, которым воспользовались пилот и Уорен, и четыре космонавта полетели к ней. За дверью сразу же начинался грузовой отсек: на станции для удобства пользования все запасы паковались в герметичные контейнеры, а во время разгрузки эта дверь открывались как раз напротив отверстия в защитном экране. Психолог с интересом наблюдал, как один из космонавтов полетел обратно ко входу в тоннель, держа в руках, защищенных перчатками скафандра, веревку. Он закрепился рядом с Уореном и начал тащить веревку, за которой в тоннель последовала, казалось, бесконечная вереница запечатанных металлических ящиков. Первый ящик сопровождал еще один космонавт, который принял веревку из рук поджидавшего его товарища и исчез с ней в глубине тоннеля. После короткой паузы цепочка контейнеров проследовала за ним в глубину металлической трубы.
Вся разгрузка заняла менее четверти часа. Уорен вместе с остальными космонавтами уцепился за последний контейнер, проплыл в глубину тоннеля и оказался в просторном помещении, способном, очевидно, вместить весь груз. Как только закрылась дверь, ведущая в тоннель, один из космонавтов нажал находящуюся рядом с ней зеленую кнопку, и через несколько секунд уши постепенно начали различать звонок, который сообщал о возрастающем воздушном давлении.
С небольшой помощью со стороны Уорен освободился от скафандра, когда увидел, что это начали делать другие, а, раздевшись, сразу подлетел к одному из членов разгрузочной команды.
– Вы не подскажите мне, как найти доктора Вайнсера? – спросил он. – Доктор должен ожидать меня, я с ним несколько раз связывался еще с Земли.
Человек, к которому он обратился, взглянул на него своими бледно-голубыми глазами, находившимися на целых семь дюймов выше психолога, рост которого составлял пять и девять десятых фута.
– Вы, должно быть, доктор Уорен. Вайнсер говорил мне, что вы, возможно, прибудете с этой ракетой. Сейчас я вас отведу к нему. Кстати, меня зовут Радд. Здесь есть что-нибудь ваше? – спросил он, махнув рукой в сторону парящих по обширному помещению ящиков.
Остальные члены разгрузочной команды, не торопясь, ловили ящики и для удобства вскрытия пристегивали их к стенкам отсека. Уорен утвердительно кивнул головой.
– То, что относится к моей проблеме, занимает несколько кубических ярдов в багаже. Ящики аккуратно маркированы, поэтому трудностей с поисками не будет. Послушайте, вы не можете включить какое-нибудь вращение для центробежной гравитации? Я все еще не очень уверенно себя чувствую в невесомости.
– Полагаю, можно, хотя будет очень трудно сохранять сферическим экран уже с одной единицей гравитации на его краях. Но мы уже давно пришли к тому выводу, что намного проще нянчится с посетителем, чем включать систему вращения. Так что вам придется находиться в невесомости все время вашего пребывания здесь, – он вдруг посерьезнел. – На самом деле, я сомневаюсь, что Вайнсер сможет вынести хоть какое-то ускорение. Сами увидите, когда встретитесь с ним.
На это замечание Уорен вопросительно поднял брови, но белокурый гигант не стал больше вдаваться в подробности. Он резко отвернулся от психолога и, даже не извинившись, оставил его, присоединившись к остальной команде, чтобы помочь закреплять оставшиеся ящики. Эта работа заняла значительно больше времени, чем сама разгрузка. И Уорену ничего не оставалось, как сдержать свое нетерпение и любопытство до окончания работ.
Однако, в конце концов, Радд повернулся к своему гостю и, не удосужившись сказать даже слова, сделал знак следовать за ним. Они проследовали через круглый люк, находящийся напротив внешнего входа, и оказались в ярко освещенном коридоре с металлическими стенками, который, по-видимому, вел к центру сферического сооружения. Уорен и его проводник какое-то время двигались вдоль этого прохода, потом повернули в другой, потом в еще один, все коридоры, как и первый, были ярко освещены. В конце концов, Радд затормозил около закрытой двери и постучал, на такие вещи, как электрические звонки или зуммеры стенах в станции было наложено строгое табу.
Голос, прозвучавший за панелью и приглашающий их войти дал Уорену первый намек на разгадку загадочного замечания, сделанного Раддом несколько минут назад. Это был высокий, еле различимый шепот, который достиг их ушей только благодаря вентиляционной решетке в двери. По голосу можно было предположить, что его обладатель раздавлен либо тяжелой болезнью, либо усталостью, либо возрастом. Исходя из этого, Уорен оказался слегка подготовленным к тому, с чем должны были столкнуться его глаза после того, как Радд открыл дверь, и они вошли в кают;
Вайнсер действительно не мог бы вынести и частицы земной гравитации. То, что когда-то было сильным телом атлета, сжалось так, что его вес вряд ли превышал восемьдесят футов. Обтянутые кожей запястья и коленки, напоминающая трубку шея торчали одежды, не оставляя никаких сомнений в физическом состояни их обладателя. Уорен даже примерно не смог представить его возраст, но как бы он ни был велик, глаза, выделявшиеся на сморщенном смуглом старческом лице, были живыми, как у человека расцвете сил. На Земле это тело давно бы уже прекратило свое существование, но в условиях невесомости, царившей на станции от слабого сердца требовалось только одно: поддерживать кровообращение все еще живого и проницательного мозга.
Уорен постарайся, насколько смог, спрятать изумление и переключил все внимание на шепот приветствия, который слете с губ старца.
– Как я полагаю, вы – доктор Уорен. Мне кажется, что вас хорошо узнал во время наших сеансов связи, но тем не мене я очень рад встретиться с вами лично. Ваша задача меня очень заинтересовала, и я с огромным удовольствием сделаю все возможное, чтобы подготовить ваши данные для машинной обработки. Судя по тому, что вы мне уже написали, решение вашей задачи займет значительное время. Я еще не упоминал о ваших проблемах остальным сотрудникам, но уверен, что потребуется их помощь, поэтому, может быть, вы будете так добры и объясните свою задачу Радду прямо здесь. А я послушаю и, возможно, услышу что-то новое вдобавок к тому, что вы мне уже рассказали. Когда вы закончите, ваш портфель с данными будет уже в кабинете, который я попросил отвести для вас, и мы сможем начать серьезную работу, как только вы посчитаете нужным.
Уорен согласился с предложением и попробовал расслабиться, не сходя с места, так как, естественно, стульев в кабинете не было. Остальные безмолвно зависли в воздухе. Он начал говорить, их молчаливое внимание подчеркивало интерес, который они проявляли к словам психолога.
– Моя задача проистекает из очень старого вопроса, на который я и не надеюсь получить полного ответа. Если вы не погружены в свои профессиональные проблемы больше, чем я в свои, то вам, наверное, известно, что за последние несколько столетий был пролит свет на многие гипотезы, касающиеся мозга и мыслительного процесса. Это, вне всякого сомнения, является основным фундаментом в моей профессии. Впервые действительно научный подход к этому вопросу был сделан в конце девятнадцатого столетия такими учеными, как Торндайк, Эббингхауз и Павлов. Было выдвинуто много теорий, но одна из самых ранних, как я полагаю, появилась в работах Павлова, так как он попытался объяснить процессы мышления и познания развитием и усилением связей между раздражителями и ответами на них. Появилось утверждение, что количество клеток в коре головного мозга достаточно велико, чтобы образовать множество различных комбинаций для описания реакций и мыслей в человеческой жизни. Предположительно было подсчитано количество комбинированных связей этих клеток, которое оказалось равным примерно десяти в трехмиллиардной степени.
Услышав эту цифру, Радд удивленно поднял брови.
– Если эта цифра верна, то сюда входит всякая реакция или поступок любого живого существа, жившего на Земле с момента образования планеты. Эта цифра поражает даже меня, хотя я возился здесь с проблемой, которая включала в себя количество электронов во Вселенной, а это всего лишь десять в сороковой или пятидесятой. Насколько я помню. И что же не сходится в теории?
– Простое формирование используемых связей и реакций, похоже, недостаточно. Если я буду держать электрод у вашей левой руки и наносить вам небольшой, но достаточно чувствительный электрический удар, который каждый раз будет сопровождаться звоном колокольчика, то очень быстро вы будете реагировать на звук колокольчика, отдергивая руку. Это условный рефлекс, не то, чтобы не имеющий отношения к вашему сознанию, но определенно не зависимый от него. После того как рефлекс будет выработан, я кладу электрод в вашу правую руку и звоню в колокольчик. Какую руку вы отдернете? Конечно, правую. И в то же время рефлекторная связь была сформирована между чувствительными и двигательными нервами левой руки. Очевидно, связи не являются однозначно адекватными, по крайне мере, в первом приближении.
По мере приближения ракеты начинались вырисовываться более мелкие детали. Внешняя оболочка потеряла свой полупрозрачный ореол и предстала серебряной паутиной, металлическим сетчатым экраном, окружающим более плотное ядро. Уорен знал, что сетка предназначена для того, чтобы защитить деликатные электронные компоненты от потоков электронов, испускаемых солнцем. Это было все, что он знал о структуре данного объекта, так как Альвен Уорен в физике почти не разбирался. Он был психолог и имел достаточно букв после имени, чтобы отмести любые сомнения в его интеллекте, но язык амперов и вольтов, эргов и дин был для него чужд.
Пилот ракеты с пассажиром знаком не был, и его замечания особой пользы никому не принесли.
– Мы войдем в контакт примерно минут через пятнадцать, – сказал пилот. – Нам запрещено использовать ракетные двигатели поблизости от этого устройства, поэтому мы вынуждены начать торможение до безопасной скорости контакта, по крайней мере, за двадцать миль. В связи с этим окончательное приближение и занимает столько времени. Они не любят, когда поблизости от них появляется то, что они не могут учесть заранее. Это относится к потокам электронов и молекул, точно так же как и к атомным конвертерам.
– А какие у них могут быть претензии к ракетным выхлопам, если они не направлены в сторону станции? – спросил Уорен. – Какое влияние может оказать струя газа в миле от станции?
– Никакой непосредственно, но газ расползается, а некоторые элементы отходов ракетного топлива легко ионизируются в солнечных лучах. Мальчики, сидящие внутри, уверяют, что выхлоп ракетных двигателей в пяти милях от внешней сферы приводит у них к сбою в некоторых цепях. Говорят, что это происходит, когда молекулы, просочившиеся через защитный экран, начинают ионизироваться. С моей точки зрения, это выглядит несколько надуманным, но я в этом плохо разбираюсь. Я знаю, что эта машина половину времени не работает по причинам, которые пока точно неизвестны, но это вызвано магнитными отклонениями примерно такого же порядка, как те, что я упомянул. Здесь, вблизи от станции, я очень осторожно обращаюсь с двигателями: причини я неприятности более одного раза, и это мне может стоить работы, а управление в моих бумагах сразу же хлопнет штамп «недостаток профессионализма», и тогда придется покрутиться, прежде чем я смогу найти другую работу.
– Коли вы регулярно совершаете такие полеты, то, полагаю, вас не особо затрудняют все эти хитрости.
– Я уже привык. Я делаю такие полеты по доставке сюда необходимых запасов каждую неделю вот уже почти три года, а в промежутках бывают еще и специальные рейсы. На этом корабле доставляется все, что нужно им там, на станции, а иногда из дома едут еще и умники, которым надо решить какие-то свои задачи, они не верят, что машина сможет справиться с этим без их присутствия, – пилот искоса взглянул на Уорена. – Большинство из этих парней могли рассказать мне про компьютеры такое, о чем я и не подозревал. Вы первый экскурсант за мою практику. Я никак не думал, что университеты отважатся на такое. Вы журналист?
Уорен улыбнулся
– Не могу осуждать вас за такие идеи. И должен признаться, что я ни бельмеса не понимаю в современных компьютерах. Эта станция, к которой мы подлетаем, для меня всего лишь название. Но у меня возникли некоторые трудности. Не знаю, можно ли выразить мою проблему в тех терминах, которые используются здесь. Я плохо разбираюсь в математике и все же решил проконсультироваться с местными операторами, чтобы выяснить, могут ли они мне помочь, – он кивнул головой в сторону огромной серебряной сети, которая теперь закрывала уже весь иллюминатор. – Мы уже подошли совсем близко, да?
Пилот, не говоря ни слова, кивнул головой и повернулся к сиденью перед пультом управления, оставив на время свое любопытство. На самом деле, так как было запрещено пользоваться двигателями, он мало что и мог сделать во время этой «посадки», но чувствовал себя увереннее, сидя перед панелью управления в то время, как монолитный корпус корабля дрейфовал вдоль упругой металлической сети статического щита до момента, пока не будет схвачен металлическими захватами. Захватами, которые приводились в действие электромоторами, сконструированными и спаренными таким образом, чтобы магнитное поле, сопровождающее их работу, невозможно было определить уже в нескольких футах. Захваты сомкнулись, и качка корабля, по мере того как кинетическая энергия поглощалась упругой металлической сетью, постепенно успокоилась. Пилот отключил систему управления и с улыбкой поднялся.
– Мне рассказывали, – сказал он, – что когда экран был еще только построен, а это было примерно сорок лет назад, какой-то умник решил, что корпус ракеты, доставляющей сюда все необходимое, должен быть изолирован, чтобы не изменять уравновешенный заряд внешнего экрана, для этого они покрыли корпус гидроокисью алюминия. Полагаю, что на самом деле это был очень тонкий слой, хотя и вполне хороший изолятор. Ракета пошла на сближение как раз в то время, когда на станции была запущена задача, – его улыбка расплылась шире. – Я уж не знаю, какова была емкость образовавшегося таким образом конденсатора, но на станции есть один оператор, у которого самое любимое ругательство – это имя одного из членов правления. Подозреваю, после этого им пришлось поменять несколько тысяч элементов. Теперь они рассматривают обеспечивающие корабли как неизбежное зло и приостанавливают работу, пока накопившийся в экране заряд стекает к нам в корпус.
– А как я попаду в главный отсек? – перебил его Уорен, которого не очень-то интересовали местные исторические анекдоты.
– Недалеко от нас в сетке будет открыто входное отверстие. Сейчас появятся люди для разгрузки, они и покажут вам дорогу. Вам надо будет надеть скафандр. Пройдемте со мной, я вам помогу с ним управиться.
Они прошли из кабины управления в небольшую комнатку, расположенную между кабиной и грузовым отсеком, и через короткое время психолог был уже облачен в громоздкий, но гибкий костюм. Человек должен его надевать, чтобы выйти наружу из металлического пузыря, который унес так далеко от родной среды. Пилот тоже надел скафандр и проводил пассажира до главного воздушного шлюза.
Уорен уже более или менее привык к невесомости за время своего полета к станции, но соприкосновение с таким бесконечным пространством на какое-то мгновение вывело его из равновесия, и он схватился за руку фигуры, парящей рядом с ним. Пилот, поняв его состояние, придержал своего спутника, и через несколько мгновений они уже смогли оттолкнуться от выхода из шлюзовой камеры по направлению к металлической трубе, вход в которую, отмеченный зажженной табличкой, маячил примерно в тридцати ярдах от них. Когда они приблизились ко входу, оттуда выплыли четыре человека, также одетые в космические скафандры. Появившиеся; люди заметили их и подождали, чтобы поймать парящие тела посетителей. Уорен увидел, что он «приземлился» в пределах досягаемости толстого жгута серебряных кабелей и, повинуясь жесту одного из космонавтов, ухватился за него. Радиостанция в его скафандре, очевидно, не была настроена на дежурную частоту, а как он узнал после, она вообще не была включена. За это время пилот перелетел обратно к открытому люку своего корабля и исчез внутри.
Через несколько мгновений открылась большая дверь, находящаяся ближе к корме, недалеко от воздушного шлюза, которым воспользовались пилот и Уорен, и четыре космонавта полетели к ней. За дверью сразу же начинался грузовой отсек: на станции для удобства пользования все запасы паковались в герметичные контейнеры, а во время разгрузки эта дверь открывались как раз напротив отверстия в защитном экране. Психолог с интересом наблюдал, как один из космонавтов полетел обратно ко входу в тоннель, держа в руках, защищенных перчатками скафандра, веревку. Он закрепился рядом с Уореном и начал тащить веревку, за которой в тоннель последовала, казалось, бесконечная вереница запечатанных металлических ящиков. Первый ящик сопровождал еще один космонавт, который принял веревку из рук поджидавшего его товарища и исчез с ней в глубине тоннеля. После короткой паузы цепочка контейнеров проследовала за ним в глубину металлической трубы.
Вся разгрузка заняла менее четверти часа. Уорен вместе с остальными космонавтами уцепился за последний контейнер, проплыл в глубину тоннеля и оказался в просторном помещении, способном, очевидно, вместить весь груз. Как только закрылась дверь, ведущая в тоннель, один из космонавтов нажал находящуюся рядом с ней зеленую кнопку, и через несколько секунд уши постепенно начали различать звонок, который сообщал о возрастающем воздушном давлении.
С небольшой помощью со стороны Уорен освободился от скафандра, когда увидел, что это начали делать другие, а, раздевшись, сразу подлетел к одному из членов разгрузочной команды.
– Вы не подскажите мне, как найти доктора Вайнсера? – спросил он. – Доктор должен ожидать меня, я с ним несколько раз связывался еще с Земли.
Человек, к которому он обратился, взглянул на него своими бледно-голубыми глазами, находившимися на целых семь дюймов выше психолога, рост которого составлял пять и девять десятых фута.
– Вы, должно быть, доктор Уорен. Вайнсер говорил мне, что вы, возможно, прибудете с этой ракетой. Сейчас я вас отведу к нему. Кстати, меня зовут Радд. Здесь есть что-нибудь ваше? – спросил он, махнув рукой в сторону парящих по обширному помещению ящиков.
Остальные члены разгрузочной команды, не торопясь, ловили ящики и для удобства вскрытия пристегивали их к стенкам отсека. Уорен утвердительно кивнул головой.
– То, что относится к моей проблеме, занимает несколько кубических ярдов в багаже. Ящики аккуратно маркированы, поэтому трудностей с поисками не будет. Послушайте, вы не можете включить какое-нибудь вращение для центробежной гравитации? Я все еще не очень уверенно себя чувствую в невесомости.
– Полагаю, можно, хотя будет очень трудно сохранять сферическим экран уже с одной единицей гравитации на его краях. Но мы уже давно пришли к тому выводу, что намного проще нянчится с посетителем, чем включать систему вращения. Так что вам придется находиться в невесомости все время вашего пребывания здесь, – он вдруг посерьезнел. – На самом деле, я сомневаюсь, что Вайнсер сможет вынести хоть какое-то ускорение. Сами увидите, когда встретитесь с ним.
На это замечание Уорен вопросительно поднял брови, но белокурый гигант не стал больше вдаваться в подробности. Он резко отвернулся от психолога и, даже не извинившись, оставил его, присоединившись к остальной команде, чтобы помочь закреплять оставшиеся ящики. Эта работа заняла значительно больше времени, чем сама разгрузка. И Уорену ничего не оставалось, как сдержать свое нетерпение и любопытство до окончания работ.
Однако, в конце концов, Радд повернулся к своему гостю и, не удосужившись сказать даже слова, сделал знак следовать за ним. Они проследовали через круглый люк, находящийся напротив внешнего входа, и оказались в ярко освещенном коридоре с металлическими стенками, который, по-видимому, вел к центру сферического сооружения. Уорен и его проводник какое-то время двигались вдоль этого прохода, потом повернули в другой, потом в еще один, все коридоры, как и первый, были ярко освещены. В конце концов, Радд затормозил около закрытой двери и постучал, на такие вещи, как электрические звонки или зуммеры стенах в станции было наложено строгое табу.
Голос, прозвучавший за панелью и приглашающий их войти дал Уорену первый намек на разгадку загадочного замечания, сделанного Раддом несколько минут назад. Это был высокий, еле различимый шепот, который достиг их ушей только благодаря вентиляционной решетке в двери. По голосу можно было предположить, что его обладатель раздавлен либо тяжелой болезнью, либо усталостью, либо возрастом. Исходя из этого, Уорен оказался слегка подготовленным к тому, с чем должны были столкнуться его глаза после того, как Радд открыл дверь, и они вошли в кают;
Вайнсер действительно не мог бы вынести и частицы земной гравитации. То, что когда-то было сильным телом атлета, сжалось так, что его вес вряд ли превышал восемьдесят футов. Обтянутые кожей запястья и коленки, напоминающая трубку шея торчали одежды, не оставляя никаких сомнений в физическом состояни их обладателя. Уорен даже примерно не смог представить его возраст, но как бы он ни был велик, глаза, выделявшиеся на сморщенном смуглом старческом лице, были живыми, как у человека расцвете сил. На Земле это тело давно бы уже прекратило свое существование, но в условиях невесомости, царившей на станции от слабого сердца требовалось только одно: поддерживать кровообращение все еще живого и проницательного мозга.
Уорен постарайся, насколько смог, спрятать изумление и переключил все внимание на шепот приветствия, который слете с губ старца.
– Как я полагаю, вы – доктор Уорен. Мне кажется, что вас хорошо узнал во время наших сеансов связи, но тем не мене я очень рад встретиться с вами лично. Ваша задача меня очень заинтересовала, и я с огромным удовольствием сделаю все возможное, чтобы подготовить ваши данные для машинной обработки. Судя по тому, что вы мне уже написали, решение вашей задачи займет значительное время. Я еще не упоминал о ваших проблемах остальным сотрудникам, но уверен, что потребуется их помощь, поэтому, может быть, вы будете так добры и объясните свою задачу Радду прямо здесь. А я послушаю и, возможно, услышу что-то новое вдобавок к тому, что вы мне уже рассказали. Когда вы закончите, ваш портфель с данными будет уже в кабинете, который я попросил отвести для вас, и мы сможем начать серьезную работу, как только вы посчитаете нужным.
Уорен согласился с предложением и попробовал расслабиться, не сходя с места, так как, естественно, стульев в кабинете не было. Остальные безмолвно зависли в воздухе. Он начал говорить, их молчаливое внимание подчеркивало интерес, который они проявляли к словам психолога.
– Моя задача проистекает из очень старого вопроса, на который я и не надеюсь получить полного ответа. Если вы не погружены в свои профессиональные проблемы больше, чем я в свои, то вам, наверное, известно, что за последние несколько столетий был пролит свет на многие гипотезы, касающиеся мозга и мыслительного процесса. Это, вне всякого сомнения, является основным фундаментом в моей профессии. Впервые действительно научный подход к этому вопросу был сделан в конце девятнадцатого столетия такими учеными, как Торндайк, Эббингхауз и Павлов. Было выдвинуто много теорий, но одна из самых ранних, как я полагаю, появилась в работах Павлова, так как он попытался объяснить процессы мышления и познания развитием и усилением связей между раздражителями и ответами на них. Появилось утверждение, что количество клеток в коре головного мозга достаточно велико, чтобы образовать множество различных комбинаций для описания реакций и мыслей в человеческой жизни. Предположительно было подсчитано количество комбинированных связей этих клеток, которое оказалось равным примерно десяти в трехмиллиардной степени.
Услышав эту цифру, Радд удивленно поднял брови.
– Если эта цифра верна, то сюда входит всякая реакция или поступок любого живого существа, жившего на Земле с момента образования планеты. Эта цифра поражает даже меня, хотя я возился здесь с проблемой, которая включала в себя количество электронов во Вселенной, а это всего лишь десять в сороковой или пятидесятой. Насколько я помню. И что же не сходится в теории?
– Простое формирование используемых связей и реакций, похоже, недостаточно. Если я буду держать электрод у вашей левой руки и наносить вам небольшой, но достаточно чувствительный электрический удар, который каждый раз будет сопровождаться звоном колокольчика, то очень быстро вы будете реагировать на звук колокольчика, отдергивая руку. Это условный рефлекс, не то, чтобы не имеющий отношения к вашему сознанию, но определенно не зависимый от него. После того как рефлекс будет выработан, я кладу электрод в вашу правую руку и звоню в колокольчик. Какую руку вы отдернете? Конечно, правую. И в то же время рефлекторная связь была сформирована между чувствительными и двигательными нервами левой руки. Очевидно, связи не являются однозначно адекватными, по крайне мере, в первом приближении.