Клэнси Том. Охота за «Красным Октябрём»

   – Видишь, что это такое? – спросил Джонсен, крутя ручки настройки телевизионной камеры.
   – Какой-то прибор. Можете выключить прожектор номер один, сэр? Его свет ослепляет меня.
   – Выключаю первый. – Джонсен наклонился вперёд и щёлкнул выключателем. Прожектор номер один, дающий освещение для носовой камеры, погас.
   – О'кей, бэби, постарайся не двигаться… – Левой рукой механик управлял подлодкой, а правая скрывалась в перчатке «уолдо». Теперь только он видел цель. Улыбающееся лицо Овертона отражалось в лексане иллюминатора. Его правая рука быстро двигалась.
   – Готово! – торжествующе воскликнул он. Механическая рука прижала поднятый прибор с циферблатом и стрелкой к мощному магниту, прикреплённому к носу «Сиклиффа», перед тем как подлодка начала погружение из кормовой камеры «Остина». – Можете снова включить прожектор, сэр.
   Джонсен включил прожектор, и Овертон поднёс свой улов к носовой телевизионной камере.
   – Видно, что это?
   – Похоже на глубиномер. Только не такой, как наши, – заметил Джонсен. – Узнаете, капитан?
   – Да, – тут же отозвался Каганович. Он глубоко вздохнул, силясь сделать несчастное лицо. – Это один из наших приборов. Не могу рассмотреть номер, но он изготовлен в Советском Союзе.
   – Положи его в корзину, Джесс.
   – Одну минуту. – Механик повернул механическую руку, положил прибор в корзину, приваренную к корпусу, затем вернул манипулятор в прежнее положение. – Со дна поднимается облако ила. Давайте всплывём немного.
   Когда «Сиклифф» приблизился к самому дну, струя воды, отбрасываемая гребными винтами, разметала тончайший наносный ил. Овертон увеличил питание, подаваемое на моторы, и поднялся на двадцать футов над дном.
   – Сейчас лучше. Видите, какое сильное течение, мистер Джонсен? Добрых два узла. Придётся сократить срок пребывания у дна. – Было заметно, что течение гонит облако ила влево, причём довольно быстро. – А где большая цель?
   – Прямо по курсу, в сотне ярдов. Давайте посмотрим, что это такое.
   – Точно. Идём вперёд… Вот ещё что-то, похожее на нож мясника. Подобрать?
   – Нет, пошли дальше.
   – Расстояние?
   – Шестьдесят ярдов. Скоро увидим её.
   Оба офицера заметили предмет на телевизионном экране в тот же момент, что и Овертон. Сначала это было спектральное изображение, которое исчезало, подобно остаточному изображению на сетчатке глаза. Но тут же оно появилось снова.
   Овертон догадался первым.
   – Чёрт возьми! – воскликнул он.
   Предмет был больше тридцати футов длиной и казался похожим на идеально круглый цилиндр. Подлодка подошла к нему сзади, они увидели кольцо и внутри него четыре конусообразных сопла, выступающих примерно на фут.
   – Это ракета, шкипер, целая гребаная русская атомная ракета!
   – Удерживай лодку на месте, Джесс.
   – Слушаюсь. – Механик снизил скорость.
   – Вы сказали, что это «Виктор», – повернулся к русскому офицеру Джонсен.
   – Я ошибся. – Губы Кагановича дёрнулись.
   – Давай подойдём поближе, Джесс.
   «Сиклифф» двинулся вперёд, к самому корпусу ракеты. Буквы были несомненно кириллицей, хотя лодка находилась слишком далеко, чтобы рассмотреть серийный номер. Это было новое сокровище Морского царя, баллистическая ракета СС-Н-20, «морской ястреб», со своими восемью боеголовками индивидуального наведения, каждая мощностью в пятьсот килотонн.
   Каганович постарался запомнить маркировку на корпусе ракеты. Его проинструктировали перед вылетом с «Киева», поскольку, являясь офицером разведки, он был лучше знаком с американским вооружением, чем с советским.
   Как удачно, подумал он. Американцы позволили ему опуститься в одной из своих новейших исследовательских подлодок, и он уже запомнил расположение приборов в ней. А теперь ещё они сами выполнили порученную ему задачу. «Красный Октябрь» погиб. Оставалось только передать полученную информацию адмиралу Штральбо на «Кирове», и флот сможет уйти от американского побережья. Пусть теперь американцы ходят в Норвежское море и занимаются там своими глупыми играми. Посмотрим, кто окажется там победителем!
   – Пометь это место, Джесс.
   – Слушаюсь. – Овертон нажал на кнопку и выпустил акустический транспондер, который будет отзываться только на кодированный акустический сигнал американского локатора. Позднее они вернутся обратно с тяжёлым подъёмным оборудованием, захватят тросом ракету и вытащат её на поверхность.
   – Это – собственность Советского Союза, – напомнил Каганович. – Она находится в международных водах и принадлежит моей стране.
   – Тогда забирайте свою долбаную ракету сами – если сможете! – огрызнулся американский моряк. – Извините, мистер Джонсен.
   Он, должно быть, переодетый офицер, решил Каганович.
   – Мы вернёмся за ней, – сказал Джонсен.
   – Вам не удастся поднять её. Она слишком тяжёлая, – возразил капитан.
   – Пожалуй, вы правы, – улыбнулся Джонсен. Каганович был не против того, чтобы американцы считали, будто одержали победу. Все могло обернуться хуже. Намного хуже.
   – Будем продолжать поиски остальных обломков? – спросил он.
   – Думаю, лучше вернуться назад, – решил Джонсен.
   – Но вам приказали…
   – Мне приказали, капитан Каганович, вести поиски погибшей ударной подлодки типа «Виктор». Вместо этого мы нашли место гибели ракетоносца. Вы обманули нас, капитан, и наша любезность на этом заканчивается. Полагаю, вы получили, что вам нужно. Позднее мы вернёмся за тем, что нужно нам.
   Джонсен потянул за ручку и сбросил балласт из железных чушек. Теперь у «Сиклиффа» появилась тысяча фунтов положительной плавучести. Они больше не могли оставаться на глубине, даже если бы захотели.
   – Домой, Джесс.
   – Слушаюсь, шкипер.
   За всё время подъёма к поверхности внутри подлодки никто не произнёс ни звука.

Корабль ВМФ США «Остин»

   Час спустя капитан Каганович поднялся на мостик «Остина» и попросил разрешения послать радиограмму на «Киров». Это было согласовано заранее, в противном случае Каганович получил бы отказ. Скоро всем стало известно, что это за потонувшая подводная лодка. Советский офицер передал серию шифрованных фраз вместе с серийным номером глубиномера. С «Кирова» тут же поступило подтверждение, что донесение получено.
   Овертон и Джонсен наблюдали за тем, как русский офицер поднялся на борт вертолёта, захватив с собой якобы поднятый со дна прибор.
   – Не понравился он мне, мистер Джонсен. Да и фамилия его напоминает о ком-то… Но мы ведь обвели его вокруг пальца?
   – Мне надо помнить, что с тобой никогда не следует играть в карты, Джесс.

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

   Райан проснулся, проспав шесть часов кряду. Он услышал музыку, которая показалась ему очень знакомой. С минуту он лежал на койке, пытаясь вспомнить, где её слышал, затем надел ботинки и пошёл в кают-компанию.
   Это был «Инопланетянин». Райан вошёл как раз в тот момент, когда по тринадцатидюймовому экрану телевизора, стоявшего на переднем краю стола, побежали титры с именами актёров и других участников съёмок. В кают-компании сидели почти все русские офицеры и трое американцев. Кое-кто из русских вытирал глаза. Джек налил себе чашку кофе и присел у края стола.
   – Понравилось?
   – Прекрасный фильм! – заявил Бородин.
   – Мы смотрим его уже второй раз, – усмехнулся Манньон. Один из русских офицеров быстро заговорил что-то на родном языке. Бородин перевёл его слова.
   – Он спрашивает, все ли американские дети ведут себя так.., свободно. Я верно говорю, Бугаев?
   – Раскованно, – перевёл Бугаев, не совсем правильно, но достаточно близко.
   – Я таким не был, – рассмеялся Райан, – но действие фильма происходит в Калифорнии, а жители там немного чокнутые. По правде говоря, дети обычно так себя не ведут, по крайней мере я никогда не видел этого, а у меня их двое. В то же самое время мы стараемся воспитывать детей более самостоятельными, чем это считают нужным делать советские родители.
   Бородин перевёл слова Райана, а затем сообщил ответ русского офицера.
   – Значит, не все американские дети такие хулиганистые?
   – Только некоторые. Америка – не идеальная страна, господа. Мы допускаем немало ошибок. – Райан решил всякий раз, когда это возможно, говорить правду.
   Бородин снова перевёл. На лицах присутствующих отразилось сомнение.
   – Я сказал им, что фильм снят для детей и его не следует воспринимать слишком буквально. Это правильно?
   – Да, сэр, – сказал Манкузо, который только что вошёл в кают-компанию. – Это детский фильм, но я смотрел его пять раз. Добро пожаловать обратно, Райан.
   – Спасибо, капитан. Насколько я понимаю, у вас все идёт гладко.
   – Да. Думаю, нам всем нужно было расслабиться и снять напряжение. Придётся объявить Джоунзи ещё одну благодарность. Привезти все это – отличная мысль. – Он сделал жест в сторону телевизора. – У нас масса времени для серьёзных вещей.
   В кают-компанию вошёл Нойз.
   – Как Уилльямз? – спросил Райан.
   – Он выкарабкается. – Нойз наполнил свою чашку. – Пришлось оперировать на открытой грудной клетке. Три с половиной часа. Ранение в голову оказалось поверхностным. Обильное кровотечение, но таковы все головные ранения. А вот рана в груди едва не прикончила лейтенанта. Пуля прошла буквально в миллиметре от околосердечной сумки. Капитан Бородин, кто оказал первую помощь лейтенанту Уилльямзу?
   Старпом показал на молодого офицера.
   – Он не говорит по-английски.
   – Скажите ему, что он спас Уилльямзу жизнь. Дренажная трубка дала лейтенанту шанс выжить. Без неё он умер бы.
   – Вы уверены, что он останется жив? – снова спросил Райан.
   – Разумеется, Райан. В конце концов я зарабатываю этим себе на жизнь. На выздоровление потребуется некоторое время, и будет лучше, если он попадёт в настоящий госпиталь, но сейчас все идёт нормально.
   – А как капитан Рамиус? – спросил Бородин.
   – С ним никаких проблем. Он всё ещё спит, так что я не спешил, зашивая ему рану. Спросите молодого человека, где он освоил правила первой помощи.
   Бородин перевёл вопрос врача.
   – Он говорит, что любит читать книги по медицине.
   – Сколько ему лет?
   – Двадцать четыре.
   – Скажите ему, что, если он захочет стать врачом, я объясню, как за это взяться. Раз он уже и так знает, что нужно делать в такой ситуации, может статься, он сумеет зарабатывать этим на жизнь.
   Молодой офицер выглядел польщённым и спросил, сколько зарабатывают врачи в Америке.
   – Я на военной службе, так что получаю немного. Сорок восемь тысяч долларов в год, включая летнюю надбавку. На гражданке я зарабатывал бы намного больше.
   – В Советском Союзе врачи получают зарплату заводского рабочего, – заметил Бородин.
   – Может быть, этим и объясняется их невысокая квалификация, – пожал плечами Нойз.
   – Когда капитан будет в состоянии принять на себя командование? – спросил Бородин.
   – Я продержу его в постели весь день, – ответил Нойз. – Не хочу, чтобы у него снова началось кровотечение. А вот завтра он сможет двигаться, только осторожно. Нельзя чрезмерно нагружать ногу. С ним все в порядке, господа. Капитан пока ещё слаб от потери крови, но быстро оправится. – Нойз говорил с такой уверенностью, словно цитировал законы физики.
   – Мы очень благодарны вам, доктор, – сказал Бородин.
   – Мне платят за это, – пожал плечами Нойз. – А теперь можно задать вопрос? Что здесь происходит, черт побери?
   Бородин засмеялся и перевёл вопрос врача своим товарищам.
   – Мы все хотим стать американскими гражданами, – ответил он.
   – И привели с собой подводную лодку? Вот это да! Сначала мне казалось, что это какое-то.., не знаю, в общем что-то странное. Да, поразительная история. Впрочем, я вряд ли смогу рассказать её кому-то.
   – Совершенно верно, доктор, – улыбнулся Райан. – Вряд ли.
   – А жаль, – пробормотал Нойз, возвращаясь в медпункт.

Москва

   – Итак, товарищ адмирал, вы докладываете нам о полном успехе? – спросил Нармонов.
   – Да, товарищ генеральный секретарь, – кивнул Горшков, обводя взглядом тех, кто собрались в подземном командном пункте. Это был узкий круг лиц, правда, к ним присоединились командующие родами войск и председатель КГБ. – Начальник разведки флота адмирала Штральбо сообщил, что капитан первого ранга Каганович получил разрешение американцев спуститься к месту взрыва на борту их глубоководной исследовательской подлодки. Американцы сумели взять со дна один из приборов, уцелевших при взрыве, – глубиномер. Все приборы на лодке имели маркировку и номер поднятого глубиномера немедленно сообщили в Москву. Нет никаких сомнений, что он с «Красного Октября». Каганович увидел также баллистическую ракету, силой взрыва выброшенную из ракетоносца. Это несомненно СС-20. «Красный Октябрь» потоплен, так что мы выполнили поставленную перед нами задачу.
   – По чистой случайности, товарищ адмирал, а не в соответствии с планом, – напомнил Михаил Александров. – Ваш флот не сумел обнаружить и уничтожить ракетоносец. Насколько я понимаю, у товарища Герасимова есть информация для нас.
   Николай Герасимов был новым председателем КГБ. Он уже проинформировал членов Политбюро и теперь намерен был ошеломить этих павлинов в расшитых золотом мундирах. Ему хотелось увидеть их реакцию. У КГБ были свои счёты с ними. Герасимов вкратце изложил донесение, полученное от агента Кассия.
   – Этого не может быть! – раздражённо произнёс Горшков.
   – Не исключаю, – вежливо согласился Герасимов. – У нас тоже есть подозрение, что это – тщательно продуманная дезинформация. Сейчас наши оперативные агенты ведут её проверку. Тем не менее, есть любопытные подробности, подтверждающие эту гипотезу. Позвольте мне изложить их, товарищ адмирал.
   Начнём с того, почему американцы допустили нашего офицера на борт одной из своих самых совершенных исследовательских субмарин? Затем, почему они вообще согласились сотрудничать с нами, спасли нашего матроса с «Политовского» и, более того, сообщили нам об этом? Они тут же допустили к нему наших людей. Почему? Почему не спрятать этого матроса, не использовать в своих целях и затем не избавиться от него? Сентиментальность? Не думаю. Третье. До того времени, когда они нашли матроса, их морские и воздушные силы мешали нашему флоту самым агрессивным и подчёркнутым образом. И вдруг все прекратилось, а через сутки они стали лезть из кожи вон, чтобы оказать помощь в этой операции по «поиску и спасению».
   – Потому что Штральбо принял умное и смелое решение воздержаться от ответных мер, несмотря на их провокации, – ответил Горшков.
   – Может быть, – вежливо кивнул Герасимов. – Это было действительно разумное решение адмирала. Для кадрового военного не так-то просто подавить свою гордость. С другой стороны, мне кажется вполне возможным, что примерно в это же время американцы получили информацию, переданную нам Кассием. Далее, я думаю, что американцы испугались нашей реакции, если бы мы заподозрили, что вся операция осуществлена Центральным разведывательным управлением. Теперь нам известно, что несколько спецслужб империалистических стран пытаются докопаться до причины действий нашего флота.
   За последние два дня мы тоже с максимальной быстротой провели собственное расследование. Нам удалось выяснить, – Герасимов заглянул в лежащие перед ним документы, – что на верфи базы подводных лодок в Полярном работают двадцать девять польских инженеров, занятых главным образом в отделах технического контроля, что проверка переписки ведётся крайне слабо и что капитан Рамиус не повёл свой ракетоносец в Нью-Йорк, как он угрожал в письме, якобы написанном им товарищу Падорину, а находился в момент взрыва в тысяче километров к югу.
   – Очевидно, Рамиус хотел дезинформировать нас, – возразил Горшков. – Он одновременно бросил вызов и намеренно ввёл нас в заблуждение. По этой причине мы и расположили корабли нашего флота у всех американских портов.
   – И не сумели обнаружить его, – негромко бросил Александров. – Продолжайте, товарищ Герасимов.
   – Независимо от того, в какой порт он якобы направлялся, – продолжил Герасимов, – в момент взрыва он находился в пятистах километрах от ближайшего, и мы уверены, что он мог добраться до любого из них, если бы отправился прямиком. Согласитесь, товарищ адмирал, вы сами проинформировали нас в своём первоначальном сообщении, что «Красный Октябрь» в состоянии достичь американского побережья за семь дней после выхода в море.
   – Для этого, как я подробно объяснил на прошлой неделе, ему нужно было идти на предельной скорости. Командиры подводных ракетоносцев предпочитают поступать иначе, – сказал Горшков.
   – Принимая во внимание судьбу «Политовского», я понимаю это, – заметил Александров. – Но разумнее предположить, что человек, который предал родину, бросится бежать прочь, как вор с места преступления.
   – Прямо в одну из ловушек, которые мы расставили, – огрызнулся Горшков.
   – Ни одна из них не принесла желаемого результата, – произнёс Нармонов.
   – Я не утверждаю, что все это соответствует действительности, равно как и не говорю в данный момент, что донесение Кассия не является дезинформацией, – закончил Герасимов, стараясь говорить бесстрастно и спокойно, – но у нас достаточно косвенных доказательств для того, чтобы провести тщательное расследование всех аспектов этого дела Комитетом государственной безопасности.
   – Проблемой безопасности на моих верфях занимается морская разведка и ГРУ, – сказал Горшков.
   – Теперь всё будет по-другому. – Нармонов огласил решение, принятое два часа назад. – КГБ проведёт расследование этого позорного случая по двум направлениям. Одна группа проверит информацию, полученную от нашего агента в Вашингтоне. Вторая будет исходить из того, что письмо, написанное Рамиусом – якобы написанное Рамиусом, – подлинное. Если это был заговор предателей, он мог осуществиться лишь в том случае, если Рамиус сумел при существующих инструкциях и правилах сам выбирать офицеров для своего корабля. Комитет государственной безопасности доложит нам о желательности продолжать – или нет – подобную политику, о существующем уровне влияния командиров на карьеру своих офицеров и о влиянии командования на партийный контроль на флоте. Думаю, наши реформы нам следует начать с того, что надо чаще переводить офицеров с одного корабля на другой. Если офицер остаётся на одном корабле в течение длительного времени, совершенно ясно, что трудно разобраться с его лояльностью, с тем, кто на деле руководит его судьбой.
   – То, что вы предлагаете, подорвёт боеготовность моего флота! – стукнул кулаком по столу адмирал Горшков. И эти слова были его ошибкой.
   – Речь идёт о флоте советского народа, товарищ адмирал, – поправил его Александров. – Партийном флоте.
   Горшков знал, как возникла эта идея. Нармонов все ещё нуждался в поддержке Александрова. Это укрепляло позицию генерального секретаря и ослабляло позиции многих, сидящих вокруг стола. Но чьи именно?
   Падорина возмутило предложение председателя КГБ. Какое дело этим паршивым шпионам до военно-морского флота? Или до партии? Все они коррумпированные оппортунисты. Андропов продемонстрировал, чего хочет КГБ, и теперь этот щенок Герасимов нападает на вооружённые силы, которые защитили страну от империалистов, спасли от клики Андропова и всегда преданно стояли на страже интересов партии. Но разве такого не случалось и раньше? Подобно тому как Хрущёв сместил Жукова, человека, сделавшего Хрущёва генеральным секретарём, когда покончили с Берией, вот и теперь эти мерзавцы противопоставят КГБ военным, тем самым военным, что обеспечили их собственную безопасность…
   – Что касается вас, товарищ Падорин… – продолжал Александров.
   – Слушаю вас, товарищ академик, – встрепенулся адмирал. У Падорина не было выхода. Главное политическое управление дало окончательное согласие на назначение Рамиуса, что и решило исход дела. Если Рамиус действительно оказался предателем, то Падорин совершил грубейшую ошибку, но если Рамиус всего лишь пешка в чьих-то руках, то Падорин вместе с Горшковым виноваты в том, что предприняли поспешные и непродуманные действия.
   Нармонов подхватил мысль Александрова:
   – Товарищ адмирал, мы считаем, что меры, принятые вами в тайне от всех и направленные на то, чтобы обеспечить безопасность подводного ракетоносца «Красный Октябрь», были успешными – если только, разумеется, капитан Рамиус ни в чём не виновен и лично потопил корабль вместе с офицерами и теми американцами на борту, которые, несомненно, пытались похитить наш новейший ракетоносец. В любом случае, пока КГБ не проведёт осмотр приборов, изъятых с места катастрофы, будем исходить из того, что подлодка не попала в руки противника.
   Падорин несколько раз растерянно моргнул. Его сердце учащённо билось, и в левой половине груди он чувствовал острую боль. Неужели его оправдали? Но почему? Причину он понял лишь через несколько секунд. Он ведь политработник, в конце концов. Если партия хочет установить над флотом партийный контроль – вернее, усилить его, потому что флот всегда находился под контролем партии, – то Политбюро не может позволить себе устранить высшего представителя партии в командовании флотом. Теперь он превратится в вассала этих людей, и в особенности Александрова. Падорин решил, что с этим можно примириться.
   А вот положение Горшкова станет весьма уязвимым. Пусть пройдёт несколько месяцев, но Падорин не сомневался, что у советского флота появится новый главнокомандующий, человек, личная власть которого будет недостаточной, чтобы принимать важные решения и формулировать политику развития флота без одобрения Политбюро. Горшков приобрёл слишком большой авторитет, стал слишком крупной фигурой, и партийные вожди не захотели, чтобы такой могущественный человек стоял во главе военно-морского флота.
   Меня не тронут, подумал Падорин, поражённый таким везением.
   – Товарищ Герасимов будет работать совместно с отделом политической безопасности вашего управления, проверять методы вашей работы и давать советы, направленные на её улучшение.
   Итак, он становится агентом КГБ с адмиральскими звёздами? Ну что ж, ему сохранили жизнь, должность, дачу, а через два года он уйдёт в отставку. Цена не столь уж высока. Падорин остался вполне доволен.

День шестнадцатый Суббота, 18 декабря

Восточное побережье США

   «Пиджен» ошвартовался у своего причала в Чарлстоне в четыре часа утра. Советские моряки, размещённые в кают-компании рядового состава, доставили всем массу хлопот. Как ни пытались русские офицеры ограничить контакты между своими подчинёнными и их американскими спасителями, это оказалось невозможным. Попросту говоря, офицеры были бессильны перед физиологией. На «Пиджене» русских матросов хорошо кормили, а ближайший гальюн находился в нескольких ярдах на корме. И по пути туда и обратно моряки «Красного Октября» не могли не встречаться с американскими матросами. Некоторые из них были переодетыми офицерами и говорили по-русски, некоторые – специалистами по русскому языку, хотя и рядовыми, и прилетели сюда как раз в то время, когда на борт судна доставили последнюю группу русских. Тот факт, что русские, оказавшись на борту враждебного корабля, встретили столько дружески настроенных моряков, говорящих на их родном языке, обезоружил многих матросов, особенно новобранцев. Их разговоры записывались на скрытые магнитофоны для дальнейшего изучения в Вашингтоне. Петров и три младших офицера обратили внимание на ситуацию со значительным опозданием, а заметив, стали сопровождать матросов в гальюн посменно, подобно заботливым родителям. Тем не менее офицер разведки, переодетый боцманом, сумел сообщить некоторым, что каждому, кто пожелает остаться в Соединённых Штатах, будет предоставлено политическое убежище. Петров и остальные офицеры не смогли этого предотвратить. И десяти минут не прошло, как новость облетела всю команду.
   Когда пришло время обеда, а он был совместным, русские офицеры снова оказались бессильны воспрепятствовать контактам, и в результате сами остались голодными, так как беспрестанно расхаживали между столами. К весёлому изумлению офицеров «Пиджена», русские офицеры отказывались и от приглашений в офицерскую кают-компанию.
   «Пиджен» ошвартовался с осторожностью. Спешить было некуда. Когда поставили трап, оркестр на причале начал играть американские и советские мелодии, отдавая дань совместному духу операции по спасению русских моряков. Советские моряки предполагали, что их прибытие пройдёт тихо и незаметно, принимая во внимание ранний час. Но ошиблись. Как только первый советский офицер ступил на трап, его ослепили десятки софитов и оглушили крики репортёров, которые до света поднялись с постелей, чтобы встретить спасательное судно. У них появилась возможность оживить утренние репортажи событием в рождественском духе, и никто не преминул воспользоваться ею. Русским ещё не доводилось встречаться с западными журналистами, и происходящее их просто ошарашило. Несмотря на все усилия морских пехотинцев, репортёры оттеснили офицеров и перекрыли им путь. Офицеры, как один, прикинулись, что не знают ни слова по-английски, но тут оказалось, что один предприимчивый телерепортёр привёл с собой профессора русского языка из университета Южной Каролины. Петров, оказавшись перед полудюжиной телевизионных камер, пытался выдавить какие-то политически приемлемые фразы, надеясь, что все это – дурной сон. Понадобился целый час, чтобы рассадить всех русских моряков по трём автобусам и отправить в аэропорт. По пути рядом с автобусами мчались машины с фото– и телерепортёрами, не давая русским покоя фотовспышками и вопросами, которые выкрикивались, хотя никто их не понимал. Картина в аэропорту мало отличалась от сцены в гавани. ВВС выделили транспортный самолёт VC-135, но прежде чем подняться на борт, русским снова пришлось пробиваться через репортёрское море. Посадка на самолёт потребовала лишние полчаса.